Текст книги "Советские разведчики в нацистской Германии"

ТОВАРИЩ «СТАРШИНА»

Харро Шульце-Бойзен родился в 1909 году и к моменту прихода Гитлера к власти был еще совсем молодым человеком. Окончив юридический университет Берлинского университета, он принялся за издание антифашистского журнала «Противник». В 1933 году «Противник», естественно, был запрещен, а его издатель брошен в подвалы гестапо, где подвергся жестоким пыткам. На свободу Харро вышел еще более озлобленным, но понимавшим, что с открытым забралом бороться с нацизмом бесполезно.

С этой минуты он начинает играть роль «осознавшего» и «перевоспитавшегося». Оканчивает училище транспортной авиации, поступает на службу в Министерство авиации, которым руководил в ту пору сам Геринг. Одновременно он женится на Либертас Хаас-Хайе, девушке аристократического происхождения, которая стала для него не только спутницей жизни, но и боевым товарищем. Под влиянием мужа Либертас, сначала разделявшая нацистские идеи, перешла на прямо противоположные позиции.

Харро тем временем получил доступ к важной информации военного характера. Сомнений не было: этими сведениями надо как-то распорядиться. Вернее, как раз не «как-то», а как можно грамотнее. В 1938 году Харро впервые бросает в почтовый ящик советского посольства в Берлине письмо – предупреждение о готовящемся троцкистском мятеже в Барселоне и о связях его руководителей с немцами. Одновременно он делает успехи на служебном поприще. В 1939 году ему присваивается звание лейтенанта, два года спустя – старшего лейтенанта. В 1935 году Шульце-Бойзен впервые знакомится с Харнаком. Оба тайных антифашиста сначала долго и осторожно присматривались друг к другу. Лишь пять лет спустя после первой встречи они договорились о совместных действиях. В начале 1941 года «Корсиканец» организовал прямой контакт Харро с резидентом советской разведки Александром Коротковым, присвоившим ему кодовое имя «Старшина». Об этой встрече Коротков докладывал в Центр:

В четверг встретился со «Старшиной» и беседовал исключительно об имевшихся у него данных относительно антисоветских планов. Впечатление такое, что он готов полностью информировать нас о всем ему известном, на наши вопросы отвечал без уверток и намерений что-либо скрыть. Более того, как видно, он готовился к встрече и на клочке бумаги записал вопросы для передачи нам. «Старшина» произвел вполне серьезное и солидное впечатление. Мы надеемся наладить с ним тесные отношения. Но пока он находится на казарменном положении, в город может вырваться только от случая к случаю, в непредвиденные дни, часто еще засветло и даже в форме, как это было в первый раз. По словам «Корсиканца», «Старшина» читает в Высшей школе НСДАП лекции по проблемам внешней политики. При ответах на инспирированные вопросы протаскивает враждебные национал-социализму мысли. Это может показаться парадоксальным, но, по-видимому, близко к истине. «Старшина» – это «пылкий декабрист», как заметил «Корсиканец».

Впрочем, пылкость Харро была скорее его слабой стороной. Настоящий разведчик должен быть хладнокровным и не рисковать по мелочам, что советская разведка постаралась довести до сведения своего нового агента.

Одновременно со «Старшиной» в оперативных документах появился еще один псевдоним – «Старик». За ним скрывался не кто иной, как известный немецкий драматург Адам Кукхоф – по возрасту действительно едва ли не самый старший из всей группы.

ДРАМАТУРГ НА СЛУЖБЕ РАЗВЕДКИ

Адам Кукхоф появился на свет в 1887 году в семье рейнского фабриканта. Путь его был достаточно обычный для представителя творческой интеллигенции: в 1912 году стал доктором философии, потом вступил в Литературное общество. Писал в первую очередь пьесы, хотя не брезговал и журналистикой. В 1930 году достигает пика своей карьеры: становится первым драматургом Берлинского государственного театра. О таком можно было только мечтать!

Но мечты развеяла суровая реальность. Кукхоф, который в молодости был националистически настроенным мистиком, под влиянием обстоятельств стал непримиримым противником нацизма и сблизился с коммунистами. Правда, открытым борцом он так и не стал, что позволило ему после 1933 года не попасть в гестаповские застенки, а продолжить свою работу драматурга.

Помимо всего прочего, Адам пользовался потрясающим успехом у женщин, был трижды женат. Именно его третья жена Грета свела его с Арвидом Харнаком, с которым они, несмотря на разницу в возрасте, быстро нашли общий язык. Харнак убедил драматурга, что пассивная нелюбовь к нацизму немногим лучше, чем его открытая поддержка. Чтобы считать себя антифашистом, надо бороться активно, в противном случае ты всего лишь пособник нацистов.

И Кукхоф создает подпольный кружок примерно из двадцати человек. Через некоторых участников он имел устойчивую связь с оппозиционерами в рядах генералитета и правительственных структур. Речь идет, в частности, о группе «Бека»-Герделера. Именно этими его контактами и заинтересовалась, с подачи «Корсиканца», советская разведка. В 1941 году Кукхоф под именем «Старик» начинает постоянно фигурировать в оперативных документах. Кружок Харнака разрастается настолько, что Коротков рекомендует «Корсиканцу» ограничить контакты со «Старшиной» и «Стариком», чтобы при провале одного из них не «погорела» вся группа.

Дело в том, что разведывательная работа по неписаным канонам строится по «вертикальному» принципу. Резидент знает своих агентов, но никто из них, как правило, не знает ничего друг о друге. Во-первых, это помогает избежать крупных провалов. Во-вторых, позволяет проверять одних агентов с помощью других, чтобы в ряды разведки не закрался предатель. Впрочем, от наличия таких предателей не застрахован никто. В том числе и советская резидентура в Берлине. Хорошим подтверждением этому служит история агента «Лицеиста», не слишком радостная, но весьма и весьма поучительная.

АМАЯК-НЕ МАЯК…

И здесь нам снова придется вернуться к печальной теме репрессий. В сентябре 1940 года в Берлин был направлен после долгих кадровых перестановок новый резидент внешней разведки – Амаяк Захарович Кобулов, он же «Захар». Амаяк был ничем не примечательным человеком, за исключением того, что приходился братом одному из ближайших помощников Берии. Начав свою карьеру мелким бухгалтером, он в 1927 году устроился в органы госбезопасности, но ничем особым себя не проявил. Стремительный взлет ему принесла «большая чистка». В течение буквально одного года Кобулов-младший взлетел в кресло замнаркома внутренних дел Украины, затем скакнул в Москву и оттуда – в Берлин. Немецкого «Захар» не знал, опыта разведывательной работы не имел никакого, зато был весьма высокого мнения о себе. Сотрудников советской резидентуры он пытался «поставить на место», демонстрируя свое над ними мнимое превосходство. Особенно невзлюбил он своего помощника Александра Короткова и даже пытался строить против него козни, но в Москве понимали, что успех этих козней станет концом успешной работы в Германии. Закончилось дело тем, что Кобу лов спровоцировал ссору с торговым представителем СССР в Берлине и влепил ему пощечину. Это было уже слишком серьезно: несмотря на протекцию брата, из Москвы от Берии «Захару» было направлено весьма жесткое письмо, предостерегавшее против повторения подобных инцидентов.

Но даже не это было самое страшное. Кобулов, как и всякий выскочка, мечтал оставить свой след в истории разведки. Не понимая как необходимых правил конспирации, так и того, что за ним следит гестапо, он попытался встретиться с «Корсиканцем». Но, к своему удивлению, получил вместо благодарности из Москвы жесткий выговор от наркома госбезопасности Меркулова. Работать с ценными источниками разрешалось только Короткову, а Амаяку, цену которому прекрасно знали, это было строжайше запрещено.

И тогда Кобулов решил обзавестись собственным ценным источником информации. Получив соответствующее указание из Москвы, он завербовал Ореста Берлинкса, получившего кодовое имя «Лицеист».

Берлинкс родился в Российской империи в Риге в 1913 году в семье врача. После Первой мировой войны Латвия стала независимым государством, и повзрослевший Орест избрал профессию журналиста. В 1939 году его направили корреспондентом в Берлин. Здесь Берлинкс и познакомился с Кобуловым. После нескольких бесед с молодым журналистом «Захар» решил, что перед ним потенциально весьма ценный агент, имеющий доступ ко многим важным источникам информации в силу своей профессии. После этого с грацией слона в посудной лавке Кобулов завербовал Берлинкса. Из Москвы по этому поводу поступило предупреждение:

Мы получили сведения, что «Лицеист» во время пребывания в Латвии был настроен антисоветски. Старался распространять среди населения идеи национал-социализма. Вам следует иметь это в виду.

Но окрыленный успехом «Захар» имел это, равно как и другие предупреждения из Москвы, в виду в совершенно другом смысле. «Лицеист» стал платным агентом советской разведки. Впрочем, почему я называю его Лицеистом? Для разнообразия можно было бы упомянуть его кодовое имя в картотеке гестапо – «Петер». Сотрудничать с гитлеровскими спецслужбами он начал сразу после прибытия в Берлин. Именно гестапо специально «подвело» его к Кобулову, за которым уже давно и пристально наблюдали; его болтливость и честолюбие ни для кого не были секретом. Рыбка заглотила предложенную наживку. Через «Лицеиста» в Москву полился поток дезинформации.

Главной задачей гестапо было убедить Москву в том, что Германия вовсе не собирается нападать на Советский Союз. Интересы Берлина, сообщал «Петер», направлены на Ближний и Средний Восток, а также Северную Африку. Четырнадцатого октября 1940 года, накануне визита Молотова в Берлин, «Лицеист» сообщил: немцы заинтересованы в подписании нового соглашения с Россией, возможно, о тесном и прочном союзе. Сам визит Молотова, после которого Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР (поскольку было ясно, что восточный сосед не собирается становиться добровольным помощником Третьего рейха), Берлинкс освещал как «эпохальное событие», в ходе которого были исключены все существовавшие советско-германские противоречия. Более того, в правящих кругах Германии якобы лелеют планы совместного с Россией раздела Ближнего Востока. Рефреном звучала мысль о том, что немцы постараются любой ценой избежать войны на два фронта, которую считают гибельной. Вдобавок ко всему в Германии намечаются экономические трудности, так что не до войны сейчас, к тому же многие члены НСДАП против нападения на Россию и в партии может случиться раскол. Концентрация немецких войск на востоке, с честными глазами вдохновенно врал «Лицеист», объясняется исключительно желанием оказать на Россию политическое давление, и больше ничем. Впоследствии он заявлял, что это лишь маскировка готовящегося нападения на Англию.

Как расценивали эти данные в Москве? Вот что писал заместитель начальника I управления НКГБ (т. е. внешней разведки) Павел Судоплатов Кобулову:

Вы просили сообщить оценку сведений «Лицеиста». Из имеющихся у вас агентов «Лицеист» дает, несомненно, наиболее ценную общественно-политическую информацию. Однако наряду с ценными сообщениями его информация содержит много неточностей, противоречий и сомнительных данных, а также изобилует общими местами. Это объясняется тем, что «Лицеист» является журналистом и черпает свою информацию у лиц, предназначенных германским государственным аппаратом для подпитывания прессы. Об этом мы вам пишем не для того, чтобы охаять источник, а для того, чтобы отвести ему в нашей сети должное место и понять перспективы правильного его использования. Надо отдать себе отчет в том, что это еще далеко не то, что нам нужно. «Лицеиста» необходимо воспитывать, и в итоге из него может получиться ценный агент.

Как видим, Центр не склонен был безоговорочно верить информации Берлинкса. Впрочем, безоговорочным доверием не пользовался, по сути дела, ни один агент – таково правило разведки. Но подозревать в нем немецкого шпиона больше, чем в остальных, особых оснований тоже пока не было. И дезинформация из гестапо спокойно шла в Москву. Только перед самой войной связь с «Лицеистом» прервалась, и то по инициативе немецкой стороны: Берлинкса арестовали, а затем отправили в Швецию.

Почему я так подробно остановился на этой истории? Во-первых, чтобы показать, что были у нашей разведки не только успехи, но и ошибки, которые, впрочем, случаются у всех. Во-вторых, потому, что она поможет нам найти ответ на очень важный вопрос: почему Сталин не верил предупреждениям разведки о предстоящем нападении на СССР?

Глава 3
А РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО?

НАЧНЕМ С МИФА

Каюсь: в начале книги я перечислил далеко не все мифы, связанные с советской разведкой. Потому что перечислить их довольно трудно, чтобы не сказать невозможно. Но один, самый главный миф, достоин того, чтобы рассказать о нем в отдельной главе. Это миф о том, что мудрая и могущественная разведка докладывала в Москву точную информацию о гитлеровских планах по нападению на СССР, а глупый и подозрительный Сталин ей почему-то не верил. Ну не верил, и все. Странный такой человек стоял во главе наглей страны.

Впервые такие данные стали предаваться огласке при Хрущеве, когда основной задачей было выливание на товарища Сталина как можно большего количества помоев по любому поводу и даже без оного. Вроде того, что немца мы б за три месяца одолели, только Сталин нам мешал. Потом эту версию подхватили и дополнили очень многие, включая самих разведчиков. Их можно понять – кому ж не хочется почувствовать себя всезнающим и всемогущим? Так, бессменный глава внешней разведки в брежневские годы генерал П. И. Ивашутин писал о том, что «основное содержание плана „Барбаросса" было известно через одиннадцать дней после утверждения его Гитлером», что «советской разведке удалось раскрыть замысел германского командования и своевременно вскрыть политические и стратегические замыслы Германии». Исследователь А. Г. Павлов писал, что на основе имеющихся у разведки данных «можно было сделать твердые выводы: о принятии Германией решения напасть на СССР; о политических и стратегических планах немцев; о конкретных мероприятиях на всех этапах подготовки войны; о силах и средствах, подготовленных для войны; о замысле и способе развязывания войны; о группировке и боевом составе сил, развертывавшихся у границ СССР; о конкретных сроках нападения». Поневоле мы опять возвращаемся к Гитлеру, который все свои документы заботливо отсылал по факсу в Москву.

Кроме того, очень любят говорить о Рихарде Зорге, который-де неоднократно предупреждал и даже называл точную дату нападения. Более того, о том же кричали на разные голоса все агенты советской разведки. Но Сталин им не верил. Без всяких разумных на то оснований, просто потому, что он верил Гитлеру и не хотел войны. Такой был порочный человек – своим людям не верил, а Гитлеру – пожалуйста, как влюбленный юнец ветреной девушке. Да еще и грозил репрессиями тем, кто осмеливался докладывать ему правду, а их источники в своих резолюциях посылал «к такой-то матери». Некультурный был человек вдобавок ко всему.

Насколько правдиво это мнение? Чтобы найти ответ на этот вопрос, давайте сперва посмотрим, какие донесения в реальности разведка отправляла Сталину и какие выводы из них можно сделать.

О ПЛАНЕ «БАРБАРОССА»

Начнем с гитлеровских планов. До лета 1940 года конкретных военных планов нападения на СССР в Генеральном штабе не было. Только в июле месяце, после того, как Францию поставили на колени, Гитлер отдал распоряжение создать проект плана такой операции. Пока еще только проект! Им занялся не кто иной, как Паулюс, ставший впоследствии знаменитым «сталинградским сидельцем». Будущий генерал-фельдмаршал составил вполне добротный, хотя и тривиальный проект: удар следовало наносить двумя группами армий: к северу от Припятских болот на Москву и к югу – на Украину. Проект был доложен фюреру, который его одобрил, но окончательного решения пока не принял.

В ноябре 1940 года в Берлин с официальным визитом прибыл Молотов. Руководство рейха встретило его с распростертыми объятиями. Перед советским гостем развернули чарующие перспективы раздела мира, особенно колоний Британской империи, которая-де уже проиграла войну. Иран, Афганистан, Индия – вот куда надо направить свои взоры русским! И тогда они смогут омыть свои сапоги в Индийском океане, как об этом станет мечтать полвека спустя герр Жириновский, и ходить в пробковых шлемах, и есть бананы и кокосы…

Возможно, другой государственный деятель после этого впал бы в эйфорию, но Вячеслава Михайловича бананы и кокосы почему-то не вдохновили. Может, он предпочитал соленые огурцы и квашеную капусту – не знаю. В любом случае Молотов, деликатно прервав собеседника, который уже расписывал в подробностях обустройство русских чайных плантаций на Цейлоне, начал задавать неудобные и некорректные вопросы. Зачем немецкие войска ошиваются в Румынии? Что они забыли в Финляндии? И вообще, Цейлон далеко и там крокодилы водятся да всякие змеи ядовитые. А вот Болгария русскому человеку гораздо приятнее – ни тебе тигров, ни акул, ни электрических скатов… Риббентроп при упоминании Болгарии отчего-то притих и снова попытался перевести разговор на другую тему. Но Молотова не зря прозвали «министром Нет». Свернуть с дороги своему собеседнику он не позволил и продолжил неприятный разговор. Когда на следующий день русские уехали из Берлина, Гитлер уже понимал: воевать придется, Советский Союз никогда не станет немецким сателлитом.

Восемнадцатого декабря 1940 года была подписана Директива № 21, знаменитый план «Барбаросса». Пересказывать его в подробностях не имеет смысла, думаю, все и так его себе представляют. Три немецкие группы армий должны были наносить удары одновременно на Ленинград, Москву и Киев. Ставка делалась на быстрый разгром русской армии в приграничных сражениях и беспрепятственное продвижение до линии Архангельск – Астрахань. Начать кампанию нужно было до того, как начнет созревать хлеб, чтобы русские не могли уничтожить посевы, и закончить до осенних холодов. Поэтому в качестве срока начала кампании было обозначено 15 мая.

Естественно, срок этот не выдержали. Во-первых, потому, что потребовалась скоротечная кампания на Балканах в апреле 1941 года. Во-вторых, весной того же года реки разлились настолько, что нападение на Россию впору было поручать не армии, а флоту. Нападение переносили на 1 июня, 15 июня и, наконец, 22 июня. Впоследствии это обстоятельство тоже сыграет свою роль.

Как же реагировала на все это советская разведка?

«МЕТЕОР» ДОКЛАДЫВАЕТ

Сбором информации о военных планах нацистов занимался в первую очередь военный атташе в Германии генерал-майор В. И. Тупиков (кодовое имя «Метеор»). Именно он впервые доложил еще 9 июля 1940 года о подозрительной переброске частей немецкой армии на восток:

СООБЩЕНИЕ «МЕТЕОРА» ИЗ БЕРЛИНА

ОТ 9.07.1940 ГОДА

НАЧАЛЬНИКУ 5-ГО УПРАВЛЕНИЯ

КРАСНОЙ АРМИИ

В беседе со многими атташе подтверждается, что немцы перебросили ряд частей с запада на восток, в том числе и механизированные. Однако большинство считает, что это не есть сосредоточение сил против СССР. Некоторые увязывают с активизацией СССР.

Сама по себе эта информация, разумеется, еще совершенно ни о чем не говорила. Тем более что сам Тупиков писал: это вряд ли концентрация против СССР, скорее отвод войск на отдых после французской кампании. В следующем своем донесении он привел информацию, исходившую от сотрудника немецкого Министерства иностранных дел Рудольфа фон Шелиа (о нем я еще расскажу подробно). Кодовое имя фон Шелиа было «Ариец». Двадцать девятого сентября «Метеор» докладывал в Москву:

«Ариец» провел беседу со Шнурре (руководитель хозяйственной делегации немцев в СССР). Шнурре передал:

1. Налицо существует ухудшение отношений СССР с немцами.

2. По мнению многочисленных лиц, кроме Министерства иностранных дел, причинами этого являются немцы.

3. Немцы уверены, что СССР не нападет на немцев.

4. Гитлер намерен весной разрешить вопросы на востоке военными действиями.

Итак, здесь о войне говорится уже с большей уверенностью. Назван и срок нападения – весна. Двадцать девятого декабря Тупиков сообщил в Москву дополнительную информацию (именно на нее, к слову сказать, и ссылаются многие авторы, утверждающие, что советская разведка была целиком и полностью в курсе плана «Барбаросса»):

«Альта» сообщил, что «Ариец» от высокоинформированных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 г. Дано задание о проверке и уточнении этих сведений.

Итак, информация не оценивается как абсолютно надежная. Хотя в ней фигурирует более или менее конкретная дата – март 1941 года, – ничего общего с реальностью она не имеет. Немцы были не настолько идиотами, чтобы со своими моторизованными подразделениями соваться на русские, с позволения сказать, дороги в тот момент, когда тающий снег превратит их в кашу. Очевидно, понимал это и «Метеор», почему и выдал задание на проверку поступивших сведений.

Подтверждение пришло 4 января 1941 года.

«Альта» запросил у «Арийца» подтверждения правильности сведений о подготовке наступления весной 1941 г. «Ариец» подтвердил, что эти сведения он получил от знакомого ему военного лица, причем это основано не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам. В подтверждение этого он приводит еще некоторые основные доводы:

1. Его беседы с руководителем Восточного отдела Министерства иностранных дел Шлиппе, который ему сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с посещением «Бека». Единомыслия не было достигнуто ни по одному важному вопросу – ни в вопросе о Финляндии, ни в вопросе о Болгарии.

2. Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке.

3. Несмотря на то, что Германия продает СССР военные материалы, предано забвению занятие Буковины, «не замечает» пропаганды СССР в Болгарии, Гитлером враждебные отношения к СССР не были изменены.

Гитлер считает:

1) состояние Красной Армии именно сейчас настолько низким, что весной он будет иметь несомненный успех;

2) рост и усиление германской армии продолжаются.

Вот так подтверждение! Вместо марта фигурирует более расплывчатое «весна». К тому же четко указано, что нападение на СССР состоится только после того, как Третий рейх поставит на колени Британию, а это уже дезинформация, пусть и неосознанная. В плане «Барбаросса» черным по белому написано: напасть на СССР «еще до того, как будет закончена война против Англии». Ситуация осложнялась тем, что Шелиа не видел самого плана и мог судить о нем только по слухам. А это сильно «смазывало» общую картину.

Тем не менее Тупиков продолжает слать в Центр донесения. Вот, к примеру, одно из них, отправленное в апреле 1941 года:

За 3,5 месяца моего пребывания здесь я послал Вам до полусотни телеграмм и несколько десятков письменных донесений различного характера, различной достоверности и различной ценности. Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос:

Стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом?

Я привел количество посланных донесений. Вы не заподозрите, что я плодовитость на донесения отождествляю с чем-то положительным в работе. Но изучение всего, что за 3,5 месяца оказалось допустимым, привело меня к определенному выводу, который и докладываю Вам.

Если окажется, что с изложением этих моих выводов я ломлюсь в открытую дверь, – меня это никак не обескуражит.

Если я в них ошибаюсь и Вы меня поправите – я буду очень благодарен…

Вывод:

Все эти данные приводят меня к убеждению, что:

1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник.

Сроки начала столкновения – возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года…

2. Очередные, ближайшие мероприятия немцев мне представляются такими:

1) Оседлание Турции пактом трех или каким-либо ему аналогичным.

2) Присоединение к пакту трех Швеции, а следовательно, и Финляндии, так как последняя давно готова к нему присоединиться.

3) Усиление перебросок войск на наш театр.

4) Планируют ли немцы широкие операции на Ближнем Востоке и в Африке с применениемтакого количества войск, которое ослабило бы их европейскую группировку, сказать трудно, хотя официально прокламируются такие цели, как Суэц, Моссул, разгром англичан в Абиссинии.

Многие авторы склонны выдергивать из этих донесений только то, что соответствовало истине. Во многом, как мы видим, «Метеор» ошибался. К тому же не он один докладывал в Центр о готовящемся нападении. Ошибки и неточности одних источников накладывались на другие и создавали совершенно размытую картину.