Текст книги "Последний год"

…И НОЖ С ДОЛЛАРОМ НА РУКОЯТКЕ

Он сунул руку в карман куртки, вытащил кожаный кисет и высыпал на стол золотой песок. Сразу глаза всех опустились на золотую горку, поднявшуюся на грязном столе, залитом вином и засыпанном табачным пеплом.

– Я хотел бы знать, мистер Гагарин и мистер Мак-Эдон, откуда у вас это золото? – спросил Пинк. – С какого конца Аляски? Вот теперь у нас пошел настоящий деловой разговор! Правильно?

Македон Иванович поправил для чего-то повязку на глазу и задумчиво провел концами пальцев по золотой горке, разравнивая ее.

– Ты, шкипер, всегда нюхаешь деньги, которыми тебе платят?

– Не виляйте, сэр! – зло отшвырнул Пинк руку капитана от золота. – Я аляскинский ольд-таймер… Как это по-русски?

– Старожил, – перевел спокойно Сукачев. Он хорошо знал английский, научившись у Джейн.

– Спасибо, сэр! – иронически поклонился Пинк. – Да, я старый аляскинский волк. И я знаю, что нигде на Аляске нет такого золота, кроме одного местечка. Это золото чистое, без всякой примеси. Чище даже калифорнийского! Я уже сделал анализ. Говорю вам, сэр, я знаю место с таким золотом. А где вы взяли это золото?

Андрей молчал, глядя в сторону. Капитан опять равнял пальцами золотую кучку и непонятно вздыхал.

– Отвечайте же! Джону Петельке нельзя не отвечать!

Македон Иванович, по-прежнему вздыхая, снял руку с золота и сунул ее за голенище сапога. Зорко следивший за ним Пинк положил руку на свой кольт, маркиз опустил руку во внутренний карман сюртука, а Живолуп потянулся к кушаку, где у него висело сразу два ножа.

Капитан поднял руку. В ней была трубка-носогрейка. По солдатской привычке он носил ее за голенищем. Пинк снял руку с кольта, Шапрон вытащил из кармана надушенный носовой платок, Живолуп снял с кушака копалку, железный коготь для выскабливания трубки, и начал чистить свою медную алеутскую трубочку.

– Вот это правильно! – сказал весело и дружески Андрей. – Давайте, господа, покурим и тогда поговорим.

– О, с удовольствием! – весело откликнулся маркиз и протянул Андрею толстую зеленую гавану. – Прошу.

– Благодарю. Я привык к махорке, – ответил Андрей вытащил из кармана папушу листового табака, затем вытащил нож с золотым долларом на рукоятке и начал крошить табак.

В комнате стало как-то особенно тихо. Все удивленно смотрели на Пинка. Глаза шкипера, не отрывавшиеся от ножа, сверкавшего в руке Андрея, выпучились еще больше, будто невидимая петля сдавила его горло.

Искрошив папушу, Андрей положил нож на стол и принялся тщательно растирать табак меж ладонями. Уголком глаза он увидел, как к ножу протянулась рука и схватила его. Андрей поднял глаза. Шкипер разглядывал нож. По лицу его было видно, что он ничуть не испуган, а только удивлен.

– Вам знаком этот нож, Пинк? – спросил Андрей и начал собирать со стола в ладонь искрошенный и перетертый табак.

Пинк бросил нож на стол и проурчал что-то непонятное. Он встретился со взглядом Андрея и медленно опустил глаза, сдаваясь.

– Этот нож торчал меж ребер мертвеца. Вот здесь, под сердцем, – Андрей взял нож и приставил его острием к груди. – Этим ножом совершено убийство. А какая причина? На двоих не хватило провианта? Или убийца не хотел делить что-то с убитым? Как вы думаете, Пинк? – шел Андрей напролом. – И кто убийца? Если вы ответите на мой вопрос, я отвечу на ваш. Согласны? Баш на баш, как у нас говорят.

Пинк взял кольт и начал вертеть рассеянно его барабан.

– Положите револьвер, Пинк! – жестко сказал Андрей. – Капсюльные револьверы часто дают осечку!

Шкипер бросил кольт на стол.

– Не хотите ли вы притянуть Джона Петельку к суду? – Он вдруг взвыл от хохота. – Джон Петелька даже на страшный суд не явится! Пусть господь-бог судит его заочно! – Смех его внезапно смолк. – Но вам я отвечу. Слушайте. У нас, моряков, есть примета. Если ветер был, но ушел, почеши мачту, и он вернется. И я почешу кое-кого, кто не хочет проложить мне курс к моим самородкам! Понятно?

Македон Иванович провел крепко ладонью по седому солдатскому ежику и встал:

– Вот теперь все понятно! Сделка наша поломалась. Задаток ты, Пинк, знаю, не вернешь. Лопай, акула, дьявол с тобой! А засим, судари мои, чувствительно благодарим за угощение, и до свидания. Пошли, Андрей Федорович.

Уже за тоненькой дощатой дверью Македон Иванович и Андрей услышали твердое урчание Пинка:

– Я должен рассчитаться с индейцами за два моих пальца. И я рассчитаюсь, клянусь библией! Я обещал вымотать грязным дикарям кишки и повесить их на этих кишках. И я сделаю это, клянусь второй раз библией!

Шапрон захохотал в ответ визгливо и возбужденно, высоким женским смехом.

– Так значит, это Пинк убил того парня в зимовке, про которого вы рассказывали? – спросил Македон Иванович, когда они вышли из трактира на улицу.

– Он. Их было только двое. А может быть, я напрасно показал ему нож? – виновато посмотрел Андрей на капитана.

– Это неважно! – отмахнулся капитан. – Они знают уже, какая игра у нас на руках. Но откуда они знают, от кого?

– Это и для меня задача со многими неизвестными, – ответил Андрей.

Они перешли на противоположную сторону улицы, к собору, и около Женщины Туманов капитан остановился.

– Постойте-ка! Давайте разберемся. Кто знает, кроме вас, конечно, об этом золоте? Я говорю о русских, индейцы не в счет.

– Только два человека. Первый – вы.

– Я Пинку об индейском золоте не рассказывал.

– Разумеется! Второй человек – женщина. На вашем редуте я написал ей письмо.

Андрей рассказал Македону Ивановичу о письме к Лизаньке и о посещении почтовой конторы. Капитан покачал головой:

– С этой стороны все чисто. Она в Петербурге, а ваше письмо, сами же говорите, еще не отправлено. И все-таки они знают о золоте. Знают, что и вы бывали в этом золотом ущелье.

– Точно знают! Теперь я в этом убедился.

– Вот видите? А самое главное – знают ли они, что у вас есть карта золотого месторождения? Вот где главная опасность! Теперь держитесь, ангелуша! Сегодня они только шипели да тявкали, а завтра бросятся на нас, как бешеные!

– Что ж, горжусь! Пинк и маркиз – враги сильные!

– Ох, а мне этой гордости не надо. Лучше бы недруги наши послабее были. Вы заметили, как Джон Петелька все время за пистолет хватался? Он и в трактире мог пальбу открыть. Его на съезжую не стащишь, он, вишь, даже на страшный суд не явится!

– Не успел бы, я бы ему в лицо табак бросил, – вытащил Андрей из кармана накрошенную и растертую махорку. – Я ее все время в кулаке наготове держал.

– Умно! А с ружьями как? – пытливо посмотрел капитан на Андрея. – Отказаться от этого дела?

– Ни в коем случае! – твердо ответил тот. – Наоборот, особенно энергично будем продолжать поиски оружия!

– Вот добре! Мы под пушкой рождены, на барабане пеленуты!.. А золото где у вас? Под диваном валяется? Надо его немедленно перепрятать! – двинулся было капитан, но сзади крикнули:

– Мосье Гагарин, прошу на одну минуту!

Андрей узнал голос Шапрона и, не оборачиваясь, спросил капитана:

– Как быть? Оставаться?

– Оставайтесь. Но ухо востро держите. Был волчий зуб, теперь лисий хвост будет. Шерстка-то у француза что у лисы-огневки! А я побегу золото прятать.

Македон Иванович торопливо зашагал. Андрей обернулся, глядя на быстро подходившего Шапрона.

ЛИСИЙ ХВОСТ

Маркиз поверх сюртука накинул короткий плащ, подбитый дорогим мехом. В нем француз был бы окончательно похож на римского патриция, если бы не прозаический зонт, на который он опирался. Шапрон остановился у подножия Женщины Туманов, вскинул в глаз монокль и начал молча разглядывать Андрея. В глазах маркиза появилась холодная брезгливость.

Андрей покраснел. Он знал, что его оленья куртка с пятнами звериной крови и с рубцами от собачьих когтей пестрит заплатками разных цветов и размеров из различных кусков меха, что его кожаные штаны, обшарканные о кусты и скалы, побелели и залоснились и что недавно еще щеголеватые, сшитые Айвикой из белого оленя мокасины, а теперь растоптанные, были похожи на опорки. В Петербурге его приняли бы за нищего.

– Вам не нравится мой костюм, господин маркиз? – улыбаясь, но начиная уже сердиться, спросил Андрей.

Шапрон моргнул, выбросив монокль из глазной орбиты.

– Очень не нравится. И зачем вам эта разбойничья борода? Фи! Вы же человек нашего круга. – Он сожалеюще покачал головой. – Пять лет животной жизни! Я знаю, что вы прожили на Аляске пять лет. Не дешево вам это стоило!

– Животная жизнь? – весело засмеялся Андрей. – Однако жить этой жизнью очень легко. Я всех понимаю и меня все понимают. Люди здесь честные и бесхитростные, а это главное, маркиз!

– Нет, нет, не оправдывайте эту жизнь. Скотская жизнь! И я думаю, что после этой каторги цивилизованная жизнь, красивая, удобная, полная наслаждений, покажется вам очень приятной. Vive le vin, vive 1'amour! [57]57
  Да здравствует вино, да здравствует любовь! (франц.)


[Закрыть] – игриво прищурившись, пропел маркиз и значительно добавил: – Особенно, если в средствах не стесняешься. Какая сказочная может быть жизнь!

– Маркиз, говорите прямо! – помрачнел Андрей. – Довольно экивоков!

– Хорошо, буду говорить прямо. Вступаю в открытый бой с поднятым забралом! – изящно взмахнул маркиз рукой около лица. – Вы мальчик, мосье Андрэ. Вы всего лишь храбрый и чистый мальчик, несмотря на вашу пышную бороду. – В углах безгубого рта маркиза появилась умная, холодная усмешка. – Вы не умеете хитрить.

Андрей выжидательно молчал.

– Где-то на притоках Медной, на маленьком ручье есть богатое золотое месторождение. Настоящее Эльдорадо! Открыл его Джон Пинк! Но индейцы выбросили оттуда шкипера, и он приполз на побережье на четвереньках. Попасть снова на свое Эльдорадо он не может, хотя ищет его два года. Дорога запутана. И вот он узнает, что после него на золотом ручье побывал еще один человек – вы!

Андрей молчал, давя пяткой сырую землю. Он тревожно думал: «О золоте, и о том, что и я был там, они знают. Ну и черт с ними! Это еще полгоря. А знают ли они о карте?.. »

– Гагарин, я поднял забрало. Вы джентльмен, и вы должны тоже открыться. И не будьте, в конце концов, дураком, если только сможете.

– Думаю, что смогу! – улыбнулся весело Андрей. – Откуда у вас эти нелепые сведения, что я был на каком-то золотом ручье, открытом Пинком? Какие у вас основания для этого? Анализ Пинка, после которого он узнал свое золото? Может быть, он и прав. Но я выменял это золото у индейцев на два ружья, одеяло и два топора.

– А нож? – крикнул Шапрон.

– Не кричите, держите себя прилично, – холодно одернул его Андрей. – А что нож? Я раскрыл одно из преступлений Пинка, вот и все. Там, где я нашел этот нож, и не пахло никаким золотом на сотни верст вокруг. Спросите у Пинка.

– Вы сильны в диалектике, Гагарин! – покачал головой Шапрон. Он снял для чего-то серую лайковую перчатку, опять надел и долго тщательно натягивал ее на пальцы. Андрей понял, что француз не может на что-то решиться.

– А карта? Что вы про это скажете? – наконец тихо, осторожно сказал он, искоса глядя на Андрея.

«Все известно!» – невольно вздрогнул Андрей.

– Какая карта? – с удивлением спросил он и поразился искренности своего тона.

– Карта, нанесенная шкипером Пинком на кусок парусины! – опять раздраженно повысил голос француз. – Предупреждаю еще раз, не валяйте дурака, Гагарин!

– Валяете дурака вы, Шапрон. Кто вам сказал про эту карту? Пинк? Он видел ее в моих руках? Говорите, кто вам сказал про карту?

Маркиз отвел глаза. Заметно было, что он не ждал такого вопроса или не хотел на него отвечать. Шапрона выручил внезапно пошедший снег, густой и мокрый. Француз поспешно раскрыл зонт и пригласил Андрея.

– Что же вы мокнете? Идите сюда, под зонт.

Андрей брезгливо поморщился, не двигаясь с места. Маркиз недобро нахмурился:

– Жаль! А я был уверен, что мы, два джентльмена, великолепно пойдем в одной упряжке.

– В одной упряжке с вами и Джоном Петелькой? Целых три джентльмена! Кстати, спросите у этого пирата, приятно, когда жгут бересту на ладони?

– Спрошу. Уверен, что Джонни очень обрадует ваш вопрос. И он постарается поблагодарить вас за это, – с недобрым намеком ответил маркиз.

– Вы, видимо, хорошо знаете Джонни. Друзья?

– Пожалуй, нет. От Джонни за версту несет виселицей. Но козырей из игры не выбрасывают. А Джонни – козырный туз. Без него я в аляскинских условиях ничто.

– Понятно. А теперь разрешите откланяться, – наклонил Андрей голову.

– О нет! Давайте продолжим наш разговор. Мы остановились на самом интересном месте.

«Что еще нужно от меня этому мерзавцу?» – подумал раздраженно Андрей.

Снег так же внезапно перестал, как и начался. Медленно закрывая зонт, Шапрон сказал:

– И продолжим мы наш деловой разговор с того места, где он оборвался. По глазам вашим я вижу, что вы дорого дали бы за то, чтобы узнать, откуда у меня сведения о карте. Но я не скажу. Мне доставляет огромное удовольствие помучить вас неизвестностью. В последний раз говорю вам, Гагарин, не валяйте дурака. Карта у вас, вы это знаете, и мы это знаем! Ваша игра уже проиграна. Согласны?

Андрей собрал все силы, чтобы и теперь, под прямым ударом, сохранить спокойствие. Глядя в глаза Шапрона, он недоумевающе пожал плечами:

– Какая игра? Я ничего не понимаю!

– Вот наши условия, – продолжал торопливо француз. – У американских властей будет сделана заявка на золотое месторождение от имени компании из четырех лиц. Четвертым будет ваш друг, старый офицер. Все прилично, все законно! А даже четвертая часть – это миллионный куш!

– Четыре джентльмена в одной упряжке! – засмеялся зло Андрей.

Маркиз яростно взмахнул зонтом:

– Вы думаете, я не знаю причину вашего глупого упрямства? Вот, вот причина! – начал он злобно тыкать зонтом в Женщину Туманов. – Ваша глупая, недостойная белого человека, любовь к дикарям, индейцам!

– Не сметь! – враждебно крикнул Андрей. – Этот тотем – слава и честь целого народа!

Шапрон опустил зонт и засмеялся нервно.

– Орда дикарей – народ? Странное и нелепое понятие! Нелепы и ваши принципы. Золото найдено на земле индейцев, и вы, как верный пес, охраняете его! Принципы – вещь неплохая, достойная уважения, но они хороши на своем месте, а на Аляске принципы надо забыть! Хотите, я докажу это? Давайте пройдем вон туда, на площадь. Вы знаете, почему там стоит могильный крест?

– Когда я бываю в Ново-Архангельске, я прихожу поклониться лежащим под этим крестом, – ответил Андрей.

Они говорили о памятнике свирепых русско-колошенских войн, о братской могиле русских, погибших в 1802 и 1804 годах при осаде, а затем штурме города. Когда они подошли к скромной деревянной ограде, окружавшей невысокий холм с большим деревянным крестом, Андрей снял шапку. Маркиз посмотрел на него и тоже снял цилиндр.

– В местном музеуме, – сказал он, – есть картина «Осада Ново-Архангельска». На ней эта трагедия выписана в деталях. Над крышами домов молодого города поднимается высокое пламя. Пылает дом правителя, крепость, склады, корабли, стоящие у пристани. Вожди колошей, ложные друзья русских, Скаутлельт и его племянник Котелян, в красных суконных кафтанах, подаренных им русскими, и с большими почетными медалями на груди стоят вон на том, может быть, пригорке, – указал Шапрон снятым цилиндром на далекий холм. – А их воины врываются в казармы промысловых, в дома, в церковь, разбивают томагавками черепа всем без разбору Русским, даже женщинам и детям. Скальпы сдирают с живых еще людей! А на Кекур-Камне стоит под дождем индейских стрел комендант города славный Медведников. Он сам наводит пушки на толпы воющих дикарей, но поздно! – Шапрон надел цилиндр и победоносно прихлопнул его. – Русские пушкари падают замертво под копьями и топорами индейцев. Убит храбрый комендант. Все русское население перебито. Уцелели очень немногие, работавшие в лесу. С опушки они смотрели на горящий город, на гибель своих братьев. Так платят индейцы русским за их благодеяния! – с пафосом закончил Шапрон. – А вы играете с ними в глупое благородство!

– Вы нарисовали неполную картину, Шапрон, – сдержанно сказал Андрей. – Вы не сказали, что за несколько дней до резни в Ситкинский залив пришел черный корабль «Юникорн». Шкипер «Юникорна» американец Барбер несколько дней вел тайные переговоры с Котеляном и Скаутлельтом. А когда началась резня, в толпе колошей видны были белые матросы с «Юникорна». Они бросали зажженные пыжи на крыши домов, хватали окровавленными руками бобровые и собольи шкурки. Белые пираты бросились в первую очередь на склады пушнины. А Барбер подвел свой черный корабль вплотную к берегу и нацелил на город двадцать пушек. Потом, когда город был разграблен и сожжен, Барбер вызвал на «Юникорн» Скаутлельта и Котеляна на победный пир. Связав перепившуюся охрану вождей, Барбер потребовал от них выдачи всего награбленного ими в русском городе. Он указал при этом красноречиво на две петли на ноке реи. А затем Барбер ушел на Гавайи, пьянствовал там и хвалился, что в следующий раз выгонит своими пушками русских из Аляски. Кто же виновник зверских убийств? Кто убил тех, кто лежит под этим холмом? И не напоминает ли вам пират Барбер вашего приятеля Джона Петельку? Удивительно схожая метода! А я верю, что индеец и русский могут жить в дружбе, если между ними не стоят барберы и пинки!

– О русские! Какое благородное сердце! – поднял маркиз к небу блудливые глаза.

– И я признаюсь вам, Шапрон, что я действительно нашел у индейцев неоценимые золотые сокровища!

Маркиз ошеломленно откинулся. На щеках его заиграли желваки. Он до боли стиснул зубы.

– Я нашел там золото дружбы, доброты, верности и чести, которые даже в диких сердцах неискоренимы!

Шапрон устало вздохнул и ничего не ответил.

– А вы мне так отвратительны, господин маркиз, – брезгливо отодвинулся Андрей, – мне так гадка мысль снова встретиться с вашим сиятельством, что я прошу впредь даже не подходить ко мне близко. Иначе я не отвечаю за себя!

– Хорошо, исполню ваше желание, – равнодушно ответил Шапрон, учтиво поклонившись. – Но завтра, например, я вынужден буду с вами встретиться. Разве вы не будете завтра на балу в замке? Прощальный grand bal pare! [58]58
  Большой парадный бал (франц.)


[Закрыть] Говорят, княгиня Максутова решила напоследок повторить великолепие и пышность петербургских придворных балов. Будет много хорошеньких дам. Я говорю не о местных чиновницах и креолках. Петербургские дамы! Прибыли на «Бородине». Кругосветное hartie de plaisir [59]59
  Увеселительная прогулка (франц.)


[Закрыть]. Пассажиры «Бородина» пожелали заглянуть в Ново-Архангельск Кому не лестно быть очевидцем исторического события! Среди Петербургских дам одна изумительная красавица Баронесса Штакельдорф.

– Штакельдорф? – отшатнулся Андрей и тотчас метнулся к маркизу. – Баронесса Штакельдорф, сказали вы?

– Такая ажиотация? – удивился Шапрон, а в глазах его забегали мышки. – Вам знакома эта фамилия? Говорят, она вдова. Барон умер три года назад.

– Имя ее?.. Вы знаете ее имя? – схватил Андрей француза за борт плаща.

Шапрон плавно развел руки:

– К сожалению.. Я видел прелестную баронессу всего один раз, вчера, на приеме у княгини Максутовой. – Его глаза были снова спокойны, мышки спрятались. – Меня, правда, представили баронессе, но имя… Тысячу извинений! Имя либо не было названо, либо я его забыл.

В синих глазах Андрея было страдание. Маркиз сочувственно вздохнул.

– Очень сожалею, но… Постойте! – Он вдруг по-приягельски хлопнул Андрея по плечу. – В почтовой конторе висит список пассажиров «Бородина». Контора еще открыта…

Маркиз смотрел вслед бегущему Андрею, пока тот не скрылся за поворотом. В глазах француза прыгали, плясали мышки.

СБОРЫ НА БАЛ И В ЦЕРКОВЬ

От фрака, хранившегося в сундуках мадам Печонкиной густо несло нафталином. Андрей поморщился: «Несет, как от бедного чиновника!»

Надевать галстук он подошел к зеркалу и удивился, увидев голое лицо, без бороды, только с небольшими гусарскими усиками. Ему хотелось явиться перед Лизой в таком виде, в каком она привыкла видеть его в Петербурге. Македон Иванович, увидев в зеркале лицо Андрея, ghобормотал:

– Эка обезобразился! Вылитый польский ксендз или комедиант из театра!

Капитан стоял у окна. Совсем рядом, камнем можно докинуть, торчали за окном мачты и виднелась высокая корма большой морской джонки. Ее владелец и шкипер, китаец Ванька, был хорошим знакомым Македона Ивановича, не раз заходившим на редут. Джонка и сейчас шла на Север, мимо Якутата, и капитан думал, глядя на ее мачты, не уехать ли им подобру-поздорову из города? Теперь Пинк натравит на них свою банду. Джон Петелька пойдет на самые крайние средства, на любое преступление, лишь бы вырвать у Андрея свою карту. Но капитан знал, что для его молодого друга сохранить, особенно от белых людей, тайну индейского золота – дело чести, что у Андрея и пыткой не вырвешь эту тайну.

На душе Македона Ивановича было тяжело. Ведь это он втянул Андрея в сделку с Пинком! Он навлек на него беду! А тяжелее всего то, что Андрей Федорович, ангельская душа, не кинул капитану ни единого упрека, даже утешал его: «Не расстраивайтесь, вы ни в чем не виноваты. Дело случая!» А какой там случай, какое там «ни в чем не виноват!» Кругом виноват! Значит, он, старый ржавый шомпол, и должен думать о том, чтобы спасти друга из западни, которая вот-вот захлопнется! Не поговорить ли с ним сейчас об отъезде? Ванька уходит завтра ночью и пойдет в Кенайский залив.

Македон Иванович осторожно, через плечо посмотрел на Андрея. Тот, удивляясь, почему стали малы петербургские бальные перчатки, с трудом и страхом натягивал их на ставшие большими и тяжелыми, как гири, руки. «Нет, не надо сейчас его тревожить, – решил капитан. – У него через несколько часов встреча с любимой женщиной после пятилетней разлуки. Он только виду не показывает, умеет, ангелуша, в руках себя держать, а у самого, поди, внутри все огнем горит. Что-то принесет ему эта встреча? Дал бы бог ему счастья! Золотой же человек!»

Андрей, натянув, наконец, перчатку, оглянулся и только теперь заметил подавленное настроение капитана.

– Что с вами, Македон Иванович? – участливо спросил он. – Вы чем-то расстроены?

– А отчего бы мне расстраиваться? Это вам показалось. Кавказский ревматизм разыгрался, всего и дела. К погоде, чай.

– От меня вы, родной мой, ничего не скроете! – обнял Андрей капитана за плечи – Вижу, есть у вас что-то на душе. Знаете что? Пойдемте вместе в замок! Для дворян вход открыт. Вот и развлечетесь. А для меня какая это радость будет! Хочется показать вам ее… Лизу. Боюсь я этой встречи. Что найду я в ней? Идемте, Македон Иванович.

– Не пойду, не обижайтесь, Андрей Федорович. Кавказскому офицеру и смотреть-то зазорно, как наши чиновные будут выплясывать у янков хозяйскую улыбку. Новый барин появился – старого долой! Холопы! А на встречу эту вам лучше одному идти. Как на медведя! Ничего, справитесь! А я лучше в собор ко всеношной схожу. Помолюсь архангелу Михаилу. Он ведь тоже офицер, архистратиг! [60]60
  Архистратиг – военачальник.


[Закрыть] Должен он помочь старому кавказскому офицеру. Угадали вы, на сердце у меня что-то неспокойно. А мое сердце – вещун!

Счастливо-возбужденное настроение Андрея сразу пропало. Он понуро опустился на стул.

– А вы идите, идите! Вам непременно надо идти! – подал ему Македон Иванович охотничью куртку в разноцветных заплатах. – Эх, шуба-то у вас не по фраку. Хламида! Извольте одеваться, сударь мой!

Когда, одевшись, Андрей шел к выходу, тихо открылась дверь и на пороге встала Айвика. Он внезапно смутился и опустил глаза. Потом, пересилив себя, несмело улыбнулся ей. Девушка ответила ликующим взглядом.

Македон Иванович вышел на крыльцо, провожая. Андрея. И когда тот подошел уже к калитке, вдруг тревожно сказал:

– Погодите!.. Слышите?

Андрей остановился и прислушался. На улице раздался свист, долгий и резкий, как плач чайки в бурю. Настоящий матросский свист. Вдали, видимо, в конце улицы, ответил второй такой же свист.

– Матросы рассвистелись Мало ли их теперь по улицам шляется, – сказал Андрей, открывая калитку.

– Может, и так, – согласился капитан, но долго еще стоял на крыльце, прислушиваясь к удаляющимся шагам Андрея.