Текст книги "Война и миф. Расширенное и дополненное издание"

Глава 3. Все заново

Спустя много лет после начала киргизских революций, даже не верится, что все это правда случилось. Политика Киргизии сейчас кажется просто карикатурой политику. Трагическая притча про убийцу дракона, который сам превращается в дракона, стала фарсом. Сначала «демократ» Курманбек Бакиев сверг «диктатора» Аскара Акаева. Потом он сам стал диктатором, и с ним начал бороться его бывший товарищ, «демократ» Алмаз Атамбаев. Потом «диктатор» Бакиев назначил Атамбаева премьер-министром – и тот стал поддерживать диктатора. Потом уволил – и он перестал. Потом «диктатора» Бакиева свергли. Вскоре Атамбаев, который снова стал «демократом», избрался президентом и тоже стал «диктатором». Звучит как нелепость. Только внутри этой нелепости живут сотни тысяч людей.

Ала-Тоо, центральная площадь Бишкека, с утра воскресенья выглядела почти как киевский майдан Незалежности в период «оранжевой революции».

В глубине площади установлена сцена, по бокам эмблемы и лозунги оппозиционного движения «За реформы!». Здесь же палаточный городок (около 200 двухместных палаток), а слева от сцены – с десяток больших киргизский юрт. Полтора года назад, во время «революции тюльпанов», такого не было.

Накануне, осматривая юрты, я заглянул в одну из них – с металлической дверью. Там, в углу, за компьютером сидела Роза Отунбаева, несколько раз занимавшая пост главы МИД Киргизии, в том числе в первые полгода правления Курманбека Бакиева.

В углу юрты лежала большая красочная книга об «оранжевой революции» на Украине.

– Это я принесла, – радостно сообщила Роза Отунбаева, – мне подарил украинский министр.

Мы уселись на пластиковые стулья посреди юрты, и она стала рассказывать, чего добивается киргизская оппозиция.

– Мы хотим не просто смены власти. Мы хотим изменения политической парадигмы! А то Бакиев захватил всю власть, которая была у Акаева, и кайфует, – втолковывала мне экс-глава МИДа.

Единственным способом вентиляции и освещения в юрте является большая дырка в потолке.

Сквозь нее пробивался луч солнца, который бил Розе Отунбаевой прямо в глаза.

– Нам нужно изменить весь алгоритм власти, – продолжала она, – многие наши соседи выбрали парламентскую форму правления: Монголия, Турция, Индия. Мы докажем, что даже в Центральной Азии можно быть демократической страной.

Карьер в горах близ села Орок. Полчаса езды от Бишкека. На траве лежит обезглавленная туша козла. К ней срываются двадцать всадников, которые, остервенело толкая друг друга, начинают кружить над козлом – каждый стремится его схватить. Минут пять над тушей царит хаос. Кони кусают друг друга, всадники лупят хлыстами. Один из наездников, пригнувшись, хватает тушу с земли и вырывается из гущи. Остальные бросаются вслед. Еще чуть-чуть, и они его догонят – но вот он подлетает к краю поляны и сбрасывает козла в очерченный круг. Судья свистит. Всадник ликует, но человек с микрофоном объявляет, что победа не засчитана – туша вылетела за пределы круга.

Это козлодрание, национальный киргизский спорт. Его первое правило – если игра началась, ее уже не остановить. Всадники в борьбе входят в такой азарт, что не могут остановиться, даже если один из них падает под копыта.

Революции проходят по похожим правилам.

– Мы с командой приехали бороться, – говорит Каныбек, один из участников соревнований.

– А завтра в Бишкеке начнутся митинги. Присоединитесь?

– Если команда решит поехать в Бишкек, я пойду с ними.

– Не думаешь, что вас здесь собрали именно для этого? Обычно праздники козлодрания проводят осенью или зимой, а не весной во время сева.

– Да. Наверное, так, – лаконично говорит Каныбек. В одной из юрт на краю поля сидит Болот Шерниязов, депутат и миллионер, один из лидеров оппозиции. Это он организовал нынешний конный праздник, а также основал национальную и даже международную федерацию такого удивительного вида спорта, как козлодрание.

– Это соревнование как-то связано с тем, что завтра в Бишкеке начнется антипрезидентская акция?

– Если я отвечу по-другому, вы ведь не поверите?

Он говорит, что всадники вмешаются, только если в Бишкеке начнутся беспорядки. Он показывает карту столицы, которая прислонена к стенке юрты, – на ней размечено, где можно разместить всадников:

– Мы все распланировали, но я боюсь вести их в город. Сюда, на соревнования, приедут 500 спортсменов-наездников. Это хорошо обученные, сплоченные команды. Ими можно эффективно руководить, и за их действия я могу отвечать. Но за ними же увяжутся и простые люди на конях. Этих контролировать уже будет невозможно.

Поэтому Болот Шерниязов несколько раз повторяет, что сделает все, чтобы всадники не отправились в город, – хотя многим из них этого хочется. Всадники – это как силы ядерного сдерживания, которых в городе очень боятся, поэтому, наверное, сделают все, чтобы не допустить их появления. Депутат раскуривает «Парламент». Вокруг юрты слышится конское ржание. – Безнаказанность развращает. Наш президент имеет неограниченную власть, а страной управляют его родственники: братья, сын. К тому, что мы делаем, можно относиться по-разному. Вот у нас национальный вид спорта – козлодрание. Еще один национальный вид спорта – принимать новые конституции. Мы это делаем постоянно. Но, может, это не так и плохо? Политическая культура киргизов на голову, а то и на две выше, чем у соседей. Наша страна развивается как демократическое государство. И знаете почему? У нас есть еще одна народная игра. Называется ордо – в нее играют костями. Очень сложная, интеллектуальная. Главный ее смысл – выбить хана! Ни у одного соседнего народа такой игры нет. А у киргизов демократия заложена на генетическом уровне! Наши люди понимают, что президенты и министры – это слуги народа.

В центре Бишкека уже все готово к началу масштабной акции. На площади возле парламента уже стоит с десяток юрт – в них живут участники голодовки, требующие досрочных выборов президента. На площадь заезжает огромный грузовик, полный разобранных юрт – их в кузове не меньше пятнадцати. Главный вдохновитель акции – Феликс Кулов, долго работавший с президентом Бакиевым в тандеме в качестве премьера, спасший его во время выступлений оппозиционного движения «За реформы!» в ноябре прошлого года. В начале этого года он лишился поста главы кабинета и перешел в оппозицию. Теперь он лидер объединенного фронта «За достойное будущее Кыргызстана!», который вместе с движением «За реформы!» выступает против президента.

– Я не настаиваю на немедленной отставке президента. Но люди этого требуют и готовы стоять до конца, – рассказывает он. По его словам, оппозиционерам уже некуда отступать.

– Нашим активистам звонят и угрожают убийством. За себя я не боюсь. Но мои сторонники переживают – говорят, что, если мы не будем действовать, нас по одному перебьют.

– А вы не думаете, что власть применит силу?

– Нет, потому что силовые структуры на нашей стороне, – отрезает Феликс Кулов.

Бывший милиционер Феликс Кулов и правда пользуется среди силовиков почти безграничным влиянием.

– Вы не требуете немедленной отставки Бакиева. Какова же ваша цель? – спрашиваю я.

– Досрочные выборы президента и конституционная реформа. Мы должны разработать новую конституцию и назначить дату досрочных выборов. Другой вопрос – когда. Одни говорят – осенью. Я думаю, не успеем. Скорее всего, в следующем году.

Выступления сторонников Феликса Кулова должны начаться сегодня в два часа дня.

Власти давно ждут выступления оппозиции. Говорят, что в столицу привезли несколько подразделений милиционеров из Оша. С другой стороны, Курманбек Бакиев пошел на серьезные уступки. Сначала подписал закон о создании общественного телевидения. Потом назначил новым премьером одного из самых видных оппозиционеров из движения «За реформы!» Алмаза Атамбаева. Еще недавно господин Атамбаев яростно боролся против тандема Бакиев – Кулов, но после отставки последнего стал ратовать за компромисс с президентом, не желая работать на своего давнего недруга Феликса Кулова. Вчера рабочая группа во главе с премьером Атамбаевым разработала новый вариант конституции, который президент немедленно подписал и внес на рассмотрение парламента. Недавние оппозиционеры проводят презентацию нового варианта основного закона в киргизском Белом доме. Представляя новый проект, премьер Атамбаев смеется.

– Мы долго спорили, ругались. Но, как говорил Чебурашка в мультфильме, мы строили, строили и наконец построили.

Новая разработанная бывшими оппозиционерами конституция почти совпадает с ноябрьской, принятой в прошлом году на волне выступлений движения «За реформы!». Она ограничивала полномочия президента. Курманбек Бакиев сначала подписал ее, но потом повернул все вспять и принял декабрьскую конституцию, сделавшую его хозяином страны. Теперь же ноябрьскую конституцию хотят вернуть.

– Президент осознал свою ошибку и хочет ее исправить, – объясняет премьер Атамбаев.

Согласно новому проекту правительство уйдет в отставку, а парламент в течение пяти дней изберет нового премьера.

– Я совершенно не держусь за свое кресло, – хвастается Алмаз Атамбаев.

Премьер уверяет, что все требования оппозиции учтены и «дальше о чем-либо кричать несерьезно».

Превратившись из оппозиционера в госчиновника, Алмаз Атамбаев вдруг полюбил легенду о рыцаре, который, победив дракона, сам в него превращается. Правда, он уверяет, что ему повезло, ибо он драконом не стал. Более того, новый вариант конституции станет «путами для любых новых драконов».

– Про нашу страну говорят, что у нас нестабильность. Но мне кажется, что это нестабильность текущей воды, которая вымывает всю грязь. Вот у наших соседей – стабильность. Но это стабильность мины! Она лежит тихо-мирно, а завтра может так рвануть, что всей страны не будет.

Еще он обещает, что власти применят против участников акции спецсредства только в том случае, если «какие-нибудь горячие головы начнут захватывать здания».

– Тогда у них потекут слезы. И все, – все так же радостно говорит премьер.

Мы выходим из Белого дома. Прямо у выхода буквой «П» выстроились спецназовцы.

– Так, проходите быстро. Не снимайте, уходите, уходите, – командует их начальник всем журналистам.

Однако оппозиционеры радости премьера не разделяют.

– На самом деле Атамбаев – точно как тот дракон, о котором он так часто говорит, – уверяет Феликс Кулов. – Пришел, увидел власть и ничего не стал менять.

Феликс Кулов, кстати, и сам недавно был премьером. И тоже не стал ничего менять.

IV. Андижан. Репортаж с того света

Андижан является, наверное, самой страшной страницей в истории постсоветского пространства. И точно самым страшным эпизодом моей журналистской работы. Так вышло, что мы (я и фотокор «Коммерсанта» Вася Шапошников, светлая ему память) были одними из немногих журналистов, находившихся в Андижане после расстрела и считавших лежавшие на площади трупы горожан.

После той трагедии для меня кое-что стало более ясным – но не «кто?», «почему?» и «зачем?». Я уяснил, пожалуй, только то, что я обязан вспоминать об Андижане, говорить и писать о нем снова и снова. А еще бороться с мифами и призраками – в первую очередь с мифом о международном терроризме, который якобы виноват в произошедшем. Вовсе не мифический терроризм расстреливал разбегающихся по городу людей, и не он отправил в тюрьму полгорода – по крайней мере всех, с кем я разговаривал в те дни. Призрак терроризма виноват только в одном – в том, что Андижан благополучно забыли.

«Отдохнули и хватит»

Иностранных журналистов в Андижане нет. По крайней мере, об этом сообщают все официальные узбекские органы власти. Уже на следующий день после расстрела на главной площади в Андижане тех журналистов, кто был в городе во время митинга в пятницу, эвакуировали.

– В семь утра в субботу мы были на площади, – рассказывает мне немецкий журналист Маркус, – нас арестовали, три часа продержали в участке и сказали, что если мы не уедем в течение получаса, то на нас будут нападать. Сейчас мы в Фергане. Мы подождем и попробуем вернуться, хотя это, конечно, вряд ли. Сейчас они уже никого внутрь не впускают.

Правда, мне попасть в Андижан все-таки удалось.

– Сейчас мы будем проезжать через перевал, но на блокпосту ты говори, что турист и едешь в Коканд, – инструктировал меня таксист. – Это древний город, они обязаны пропускать. Говори, что на экскурсию. А там уже, около Андижана, как-нибудь проберусь сельскими тропами.

Дорога в Андижан просто сказочная. Сначала белые вершины гор, потом залитые солнцем хлопковые поля и сочная зелень деревьев, почти на каждом телеграфном столбе аисты.

К городу мы подъезжаем проулками, долго петляя.

В Андижане мало людей. Половина города перекрыта – улицы, ведущие в старый город, перегорожены грузовиками. Повсюду люди с автоматами: и в камуфляже, и в штатском. Они держат стволы так, как будто целятся по ногам, а когда подходишь к ним ближе чем на 50 метров, вскидывают оружие и смотрят на тебя через мушку.

В центр, в старый город, большинство таксистов ехать отказываются.

– Вот вчера один таксист взял подвезти беременную женщину, – жалуется мне шофер, – повез ее как можно быстрее, через старый город. Военные обоих расстреляли – и ее, и его.

Такси доезжает только до вокзала, а дальше стоят автоматчики. Идем пешком. Где-то в километре от главной площади я вновь замечаю такси.

– Вам на площадь? Я все равно туда еду, подвезу. Проезжаем недолго. Впереди появляются человек шесть, которые на белом полотнище несут тело.

– Прости, брат, – извиняется таксист, – высажу тебя. Я тут сейчас трупы вожу. Так что мне надо его погрузить.

Мы выходим из машины, и тело пытаются втащить на заднее сиденье.

Такси в Андижане очень маленькие – это автомобили TICO, производимые на здешнем заводе «Уз-Дэу», по размерам – не больше «Оки». Тело полностью на заднее сиденье не помещается, и шофер открывает заднюю дверь. Труп затаскивают через нее. Но ноги, завернутые в белую материю, все равно остаются торчать.

Мы идем дальше на площадь.

– Вы из Москвы? Идите туда, посмотрите. Ваша программа «Время» говорит, что убитых всего девять человек. Да их же там были тысячи! – говорят мне идущие навстречу прохожие.

На площади сначала я вижу обгорелый кинотеатр. Его подожгли в пятницу, он горел целый день, и только ночной ливень его погасил. От кинотеатра начинается газон, он тянется вдоль здания областного хокимията (администрации), напротив – памятник средневековому правителю Узбекистана Бабуру. Там и разложены трупы. Сейчас их не больше 50. В основном молодые парни. Тела лежат в ряд и до плеч накрыты тряпками. У многих лица в крови. Один из них как будто все еще пытается закрыться рукой от выстрела. Еще у одного почему-то связаны руки.

– Это только те, кого не опознали, а так почти что всех уже забрали. А вообще, вы знаете, утром сюда приезжали грузовики, пять или шесть, они забрали тела всех женщин и детей. Их были сотни. Их отвезли вон туда, за город, там, где холмы. И там сбросили в одну общую яму. Прямо как мусор! – кричат в толпе.

– А кто это сделал? – спрашиваю я.

– А кто все это сделал? Власть!!!

В это время около памятника Бабуру, метрах в двадцати от трупов, продолжается митинг. Выступает русскоязычный пенсионер.

– После того, что здесь шло, после того, как пролито столько крови, Каримов больше не имеет морального права оставаться президентом!

Не все в толпе понимают по-русски, но последнюю фразу все поддерживают.

Я отхожу от трупов. Они хотя и лежат в тени, из-за жары уже начинают издавать ощутимый запах. К тому же вокруг них продолжают толпиться люди, пытающиеся кого-то опознать.

Один из митингующих отправляется вслед за мной и начинает рассказывать историю произошедшего.

– Вот по телевидению говорят, что боевики прикрывались женщинами и детьми. Это неправда! Они вообще не брали в заложники женщин и детей. Это же были их собственные семьи, этих осужденных, их сторонников. Мы были вчера на площади. Тут женщины сели в круг, а мужчины вокруг них, прикрывая их собой. Но потом вечером приехали бэтээры и стали стрелять во всех без разбора: и в женщин, и в детей, и в стариков.

– И сколько же погибло? – спрашиваю я.

– Тысяча, а то и две.

– Да нет, поменьше. Наверное, около пятисот, – вступает в разговор еще один мужчина.

– Да нет, ты сам подумай! – возражает первый. – Здесь только, на площади, было тел около семисот, еще несколько сотен на улице Чулпан. Ведь в пятницу вечером военные из мегафона пообещали, что дадут людям уйти с площади и не будут их трогать. И тогда часть толпы одной колонной отправилась на улицу Чулпан. С собой же они взяли и заложников. Но там их ждала засада, их всех положили.

– А кто у них был в заложниках?

– Несколько милиционеров, прокурор города, несколько сотрудников налоговой полиции и несколько человек из хокимията. Человек 20. Их всех расстреляли. Свои же, военные.

– Неужели власти расстреливали своих же?

– Это в других странах заложников пытаются спасти, а у нас открывают шквальный огонь. Кстати, и на площади очень многие милиционеры погибли, потому что их по ошибке застрелили военные.

– Хотите, я вам покажу, где тут что происходило, там еще во многих местах трупы лежат. Могу провести экскурсию по городу, – предлагает один хорошо говорящий по-русски митингующий. Его зовут Ахмад, он студент, провел здесь всю пятницу.

Мы сворачиваем на проспект Навои. Машин здесь нет. Прохожие жмутся к стенам. Под ногами звенят гильзы.

– Лучше давай пойдем с краю, по тротуару, а то они могут открыть огонь без предупреждения. Да, если нас остановят, скажи им, что я просто ваш гид, из гостиницы, – просит Ахмад.

Мы подходим к зданию Службы национальной безопасности. Сюда мятежники пытались прорваться – таранили железную ограду на пожарной машине. Но занять здание им не удалось. Сейчас оно окружено бэтээрами, и это место лучше обходить по противоположной стороне дороги.

– Хотите, я вам тюрьму покажу, которую мятежники брали штурмом, чтобы освободить своих родственников, она отсюда недалеко.

Но до тюрьмы мы не доходим. Дальше по проспекту Навои находится здание УВД. Автоматчики показывают знаками, что проход к нему закрыт, и мы останавливаемся прямо около моста, на котором висит большой транспарант: «Гуманность – основной принцип узбекского народа».

Мы сворачиваем в махаллю – жилой квартал, пытаясь пройти к тюрьме дворами. Но и здесь нас останавливают. Около тюремной ограды сооружена баррикада, из-за которой выглядывают несколько десятков автоматчиков.

В жилых кварталах на глаза то и дело попадаются маленькие машины TICO. У всех из задних дверей торчат завернутые в саван ноги. Одна такая машина глохнет прямо перед нами, и мы помогаем ей тронуться. Сидящий рядом с шофером мужчина начинает причитать.

– Трое погибших в одной семье, – переводит Ахмад, – трое сыновей. Прямо как в «Спасти рядового Райана». Сегодня вообще будет много похорон. Как видишь, сегодня Андижан – мертвый город. Ни машин, ни прохожих. Все сидят по домам. Кто-то боится, кто-то готовится к похоронам.

Вскоре похороны начинаются даже на главной площади. Поскольку по мусульманской традиции покойника надо предать земле в течение суток, неопознанных решили похоронить прямо там. Могилы вырыли на газоне перед хокимиятом. Мужчины совершают все положенные ритуалы. Женщины стоят поодаль и причитают.

– А кто же планировал весь этот мятеж?

– Как кто?! Их было 23 бизнесмена, которых еще с февраля судили за создание подпольной организации «Акромийя». Все это время родственники приходили к зданию суда и требовали справедливости. Но на этой неделе процесс должен был закончиться. Всем было ясно, что их посадят и вряд ли они когда-нибудь выйдут из тюрьмы. Вот вечером в четверг они и поднялись, – объясняет мне Ахмад.

– Но чего они хотели, чего добивались?

– Они думали, что весь город, все силовики пойдут за ними. Как это было в Киргизии. Там ведь милиция и армия не пошли против народа, не стали стрелять. Сначала сторонники этих акромистов взяли полицейский участок, где хранилось оружие. Потом воинскую часть. Те дежурные, которые стояли на посту у входа, еще сопротивлялись. А остальные не стали. Потом вся толпа пошла к тюрьме. Там ведь они тоже были уверены, что охранники перейдут на их сторону, но знаешь, как у нас устроено, все боятся. Если я против власти пойду, то всех моих родственников с работы повыгоняют. Поэтому их никто из силовиков поддерживать не стал. Они мне сами об этом вчера на площади говорили, – переходя на шепот, признается Ахмад, – в тюрьме они отпустили всех заключенных.

– А сколько их было?

– Человек 600-800.

– Заключенным они предложили выбор: кто хочет, идите с нами или делайте, что хотите. Некоторые разбежались по домам, но большая часть присоединилась к мятежникам. Им раздали оружие, и они отправились к хокимияту.

– Так что, они хотели делать революцию?

– Наверное, да. Вообще, неправду говорят, что «Акромийя» – это религиозная организация. Нет, с самого начала они хотели бороться против государственного строя, за свободу.

– И для этого они стали захватывать оружие?

– Иначе бы их никто не выпустил из тюрьмы. У нас же силовики дурные.

– И что они хотели делать, когда захватили хокимият?

– Не знаю. Но уже вечером, когда повсюду началась стрельба, они хотели уйти в Киргизию, но им не дали.

– Их всех расстреляли?

– Ну, почти. Хотя сегодня я на площади видел одного человека, который в пятницу ходил с оружием и выступал на митинге, призывал. Раз сейчас живой, значит, вовремя спрятался. А из-за него люди погибли.

Чтобы побольше узнать о зачинщиках восстания, я отправляюсь к Саиджахону Зейнабитдинову, известному и, наверное, единственному в Андижане правозащитнику. Во время суда над акромистами он был их адвокатом. Ему уже отключили все телефоны, он в эти дни старается не выходить из дома.

– Я понимаю, что местные силовики меня не очень сильно любят, поэтому, воспользовавшись этой ситуацией, они запросто могут меня шлепнуть, – объясняет он.

Зейнабитдинов рассказывает, что акромисты на самом деле в политику не лезли, а занимались только бизнесом и благотворительностью. Например, строительная фирма одного из них даже возводила дом для хокима (губернатора) области. Все преследования против них начались с того момента, как в Андижане сменился хоким. Новый глава области хотел прибрать к рукам их бизнес, поэтому против них и возбудили дело по статьям, которые предусматривают конфискацию имущества. Однако правозащитник добавляет, что все акромисты были очень религиозными, а своим учителем считали Лкрома Юлдашева, уже шесть лет сидящего в тюрьме. Юлдашев тоже был известным андижанским предпринимателем, его обвинили в религиозном экстремизме после того, как он написал книгу «Путь к вере».

– Обвинения были просто бредом, притянутым за уши. С самого начала суда, с февраля, их близкие, друзья собирались около суда. А в эту среду завершились прения и судья объявил, что время и место оглашения приговора будет объявлено дополнительно. Но, по моим данным, приговор акромистам прочитали прямо в тюрьме еще в четверг. Именно это и подвигло их на бунт.

– А когда вы с ними последний раз разговаривали? – спрашиваю я.

– Утром в пятницу они мне звонили из здания хокимията. Просили, чтобы я организовал им пресс-конференцию. Но я уже ничего не мог сделать.

– А что сейчас с ними стало? Их всех расстреляли?

– Я не исключаю, что кто-то из них мог выжить.

У меня нет никакой точной информации, но вполне возможно, что сейчас будет продолжаться партизанская война. Вы сами видели, сколько здесь убитых. И не только акромистов, их друзей. Это и простые люди, митинговавшие на площади против правительства, да и случайные прохожие тоже. Сейчас у многих есть причина мстить.

Я выхожу от Зейнабитдинова. По дороге в гостиницу таксист рассказывает мне, что у его соседки на площади погиб сын. Утром он, уходя из дома, сказал жене: вот возьмем хокимият, и нам каждому дадут по $3000. А утром привезли его труп. Сейчас мать плачет: «Зачем нам нужны были эти доллары?»