Текст книги "И грянул гром, услышь крик мой…"

– Поговаривают, будто кое-кто из здешних ищет связей с магазином в Виксберге, – начал он.

Ба бросила взгляд на папу и дядю Хэммера, но они не заметили ее взгляда, потому что их глаза были прикованы к мистеру Джемисону.

– Также поговаривают, почему именно здешние люди собираются делать свои покупки там. – Он замолчал, встретился глазами с папой, потом с дядей Хэммером и продолжал: – Как вы знаете, моя семья родом из Виксберга, и у нас там много друзей. Один из них наведывался ко мне нынешним утром. Сказал, вы искали, кто бы дал кредит примерно тридцати семействам.

Ни папа, ни дядя Хэммер не подтвердили и не отрицали этих слов.

– Но уж коли вы надеетесь что-то получить, то должны дать какие-то гарантии.

– Мы, разумеется, принимаем это во внимание.

Мистер Джемисон внимательно посмотрел на дядю Хэммера и кивнул.

– Я так и предполагал. И насколько я понимаю, единственная гарантия под этот кредит, какую вы все можете предложить, – ваша земля… и мне бы очень не хотелось, чтобы вы рискнули ею.

– Но почему? – спросил дядя Хэммер, насторожившись: отчего это мистер Джемисон выказывает такую заинтересованность.

– Потому что вы ее потеряете.

Огонь в очаге вдруг погас, и в комнате воцарилось молчание. Чуть погодя папа спросил:

– К чему вы клоните?

– Кредит дам я.

Снова молчание. Мистер Джемисон дал папе и дяде Хэммеру несколько минут, чтобы они попытались отгадать истинные намерения, какие прятались за маской бесстрастности на его лице.

– Я южанин, по рождению и воспитанию. Но это не значит, что я одобряю все, что творится здесь. И кроме меня, здесь есть другие белые, кто думает так же.

– Но если вы и другие белые думают так, – сказал дядя Хэммер с презрительной усмешкой, – почему же тогда Уоллесы еще не в тюрьме?

– Хэммер… – начала было Ба.

– Потому, – отвечал мистер Джемисон терпеливо, – что не так много белых, которые позволят дать волю своим чувствам, а если и дадут, то не настолько, чтобы повесить белого за убийство черного.

Все очень просто.

Дядя Хэммер чуть заметно усмехнулся и покачал головой, но в глазах его против воли зажглось уважение к мистеру Джемисону.

– Субсидировать заем – процедура чисто деловая. Осенью, когда урожай будет собран, все, кто покупал продукты в Виксберге, сами выплатят за них полностью. Конечно, как человек деловой, я надеюсь, что мне не придется платить ни пенни – моя касса ведь не переполнена, – так что кредит будет ограниченный. А вдобавок ко всему я получу великое удовольствие от сознания, что есть и моя доля участия в этом деле. – Он оглядел всех. – Что вы на это скажете?

– Вы же сами знаете, – сказал папа, – вряд ли после окончательных расчетов у них останутся деньги, чтобы выплачивать еще какие-нибудь долги, кроме долга магазину Уоллесов.

Мистер Джемисон понимающе кивнул:

– И все же предложение мое остается в силе.

Папа сделал глубокую затяжку.

– Ну что ж, тогда, я думаю, все будет зависеть от людей, которые станут делать покупки на ваше имя. Если они выразят согласие, больше не о чем говорить. Наличными мы всегда готовы расплатиться.

– Но вы, конечно, понимаете, если вы подпишете этот кредит, – сказал дядя Хэммер, – то не будете среди самых популярных людей здесь. Об этом вы подумали?

– Как же, – мистер Джемисон был очень серьезен, – мы с женой обсуждали это со всех сторон. И представляем, как все может обернуться… А вот представляете ли вы себе это, вот что мне интересно. И так многие из здешних белых возмущены, что вы владеете этой землей, да и вашим независимым поведением тоже, но есть еще Харлан Грэйнджер. Уж я-то знаю Харлана всю мою жизнь, ему это сильно не понравится.

Я хотела было спросить, какое ко всему этому имеет отношение мистер Грэйнджер, но здравый смысл подсказал мне, что если спрошу, то буду изгнана, и все. К счастью, мистер Джемисон продолжал и объяснил все без моего вмешательства.

– Еще когда мы были мальчишками, Харлан всегда витал где-то в прошлом. Его прабабка забила ему голову всякими сказками о процветании Юга до Гражданской войны. Вы же знаете, в те времена Грэйнджеры владели самыми большими плантациями в этом штате, практически весь округ Спокан принадлежал им, и они полагали, так оно и должно быть. Все, что происходило на этой земле, не обходилось без их ведома, они считали, это их забота следить, чтобы все решалось правильно, по закону – по закону для белых, конечно. Так вот, Харлан и сейчас так считает, как внушила ему когда-то его прабабка. Он очень горячо печется о своей земле, и потому его бесит, что вы не собираетесь продавать ее назад ему. И если вы возьмете под нее кредит, он непременно воспользуется случаем и оттягает ее у вас. Уж будьте уверены.

Мистер Джемисон помолчал немного, потом снова заговорил, но так тихо, что мне пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать следующие его слова:

– И если вы будете и дальше подбивать людей не покупать ничего в магазине Уоллесов, вы тоже ее потеряете. Не забывайте, это Харлан сдает в аренду землю, на которой стоит магазин Уоллесов, и он получает большие проценты с их годового дохода. До того как он позволил Уоллесам завести эту торговлю, он получал деньги только от своих испольщиков. А теперь он получает денежки еще и с испольщиков Монтьера и Гаррисона, потому как обе эти плантации не столь велики, чтобы заводить свой магазин. Так что он достаточно твердо стоит на ногах, чтобы не позволить вам вмешиваться в его дела.

Но есть еще более важное обстоятельство: своим бойкотом вы указываете пальцем на Уоллесов. Этим самым вы не только обвиняете их в убийстве, что в данном случае не считалось бы великим преступлением, потому что убитый был черным, но говорите, что они должны понести наказание. Понести наказание, как если бы они убили белого, а наказать белого за зло, причиненное черному, – это же означает равенство. Вот чего Харлан Грэйнджер ни за что не допустит.

Мистер Джемисон молча ждал, но никто не произнес ни слова, и он продолжал.

– То, в чем обвиняют Джона Генри – что он заигрывал с белой женщиной, – противно натуре Харлана Грэйнджера, да и для большинства белых в этой части страны это обвинение хуже, чем любое другое, сами знаете. Харлан может не одобрять действия Уоллесов, но он всегда встанет на их защиту. Поверьте мне.

Мистер Джемисон взял с пола свой портфель, провел рукой по седеющим вискам и тут встретился взглядом с папой.

– Самое грустное заключается в том, что, вы сами знаете, в конечном итоге вам не побить ни его, ни Уоллесов.

Папа посмотрел на мальчиков, на меня, ожидавших его ответа, кивнул слегка головой, словно соглашаясь, и сказал:

– А все-таки я хочу, чтобы мои дети знали, что мы пытались это сделать, и, что не удалось нам сейчас, может быть, однажды удастся им.

– Я тоже надеюсь, что так будет, Дэвид, – прошептал мистер Джемисон, направляясь к двери. – Искренне надеюсь, что это сбудется.

День за днем после посещения мистера Джемисона папа, мама и дядя Хэммер обошли те дома, хозяева которых собирались отныне делать свои покупки в Виксберге. На четвертый день папа и дядя Хэммер снова поехали в Виксберг, но на этот раз в фургоне и вместе с мистером Моррисоном. Путешествие заняло два дня, и вернулись они с полным фургоном покупок из магазина.

– Кому все это? – спросила я папу, когда он соскочил с фургона. – Нам?

– Нет, Кэсси, что ты, девочка. Все эти покупки для тех, кто заказал их в Виксберге.

Я хотела задать еще кучу вопросов про их путешествие, но папа спешил снова уехать, и мои вопросы остались бы без ответа. Мы с Кристофером-Джоном как раз доставали воду из колодца, когда по подъездной дорожке плавно подкатил серебристый «пакард» и из него вышел мистер Грэйнджер. Он сердито уставился на «пакард» дяди Хэммера, стоявший в конюшне, потом распахнул калитку в палисадник и быстро зашагал через лужайку к дому.

Мы с Кристофером-Джоном приналегли на колодезную веревку, вытащили поскорей бадью с водой и перелили ее в ведро. Потом, взявшись за ручку тяжелого ведра с двух сторон, поспешили к заднему крыльцу, где наконец поставили его на пол, а сами на цыпочках молча прошли через пустую кухню к двери, ведущей в мамину и папину комнату.

Малыш и Стейси как раз вышли из этой комнаты по указанию мамы, неплотно прикрыв за собой дверь, так что осталась узкая щель, и мы все четверо прильнули к этой щели, изобразив из себя что-то вроде живой лестницы.

– С этой своей машиной, Хэммер, вы ж даете людям повод болтать всякое, – ворчливо сказал Грэйнджер, усаживаясь напротив папы. – Чем это они заставляют вас заниматься там, у себя на Севере? Контрабандой виски? – Он коротко рассмеялся, давая понять, что не всерьез задал вопрос, однако глаза его так и впились в дядю Хэммера, и было ясно, что он ждет ответа.

Дядя Хэммер прислонился к каминной доске, но не рассмеялся в ответ.

– Нам незачем незаконно продавать спиртное, – сказал он угрюмо. – Там у меня мужская работа, и получаю я за нее мужскую зарплату.

Мистер Грэйнджер внимательно изучал дядю Хэммера. На дяде Хэммере, как в первый день его приезда и как во все другие дни, были брюки с хорошо отглаженной складкой, жилет поверх белоснежной рубашки и начищенные ботинки чернее ночи:

– Поди ж ты, стал вовсе горожанином, а? Да чего там, ты и всегда-то считал, что работа на поле не для таких, как ты. Пусть другие гнут спину, а?

– Нет, не в этом дело, – отвечал дядя Хэммер. – Просто я всегда считал, что пятьдесят центов за день – это детская зарплата, а никак уж не для мужчины.

Больше дядя Хэммер не прибавил ни слова. И не надо было. Все знали, что пятьдесят центов – самая высокая цена, какую платили за день работы на полях Грэйнджера мужчине, женщине или ребенку без разбору.

Мистер Грэйнджер обвел языком зубы, отчего губы его сложились в смешные полукружья, потом повернулся от дяди Хэммера к папе.

– Некоторые люди говорили мне, вы частенько ездите в дальний магазин. Слышь, будто любой может достать что хочет в магазине Тэйта в Виксберге, стоит им дать знать вам об этом.

Папа встретился глазами с мистером Грэйнджером, но ничего не сказал. Мистер Грэйнджер покачал головой.

– Сдается мне, вы тут мутите воду. Ну и народ! Ведь вы всеми корнями в этой общине. Вон даже заем получили, то бишь Поль Эдвард, выходит, для вас его получил в Первом Национальном банке, что в Стробери, чтоб купить двести акров с восточной стороны. А по теперешним временам в любую минуту может статься – плати сполна по закладной, и все тут… Да-а, вот придет срок платить, а у вас хоть шаром покати – нету денег, чтоб заплатить. Так недолго и потерять свою землицу-то, а?

– Я не собираюсь ее терять, – в лоб отрезал дядя Хэммер.

Мистер Грэйнджер глянул на дядю Хэммера, потом снова обратился к папе. Вынул из кармана сигару и нож, чтобы срезать у нее кончик.

Бросив кончик в огонь, он вернулся на свое место и раскурил сигару, а папа, мама, дядя Хэммер и Ба ждали, пока он продолжит разговор.

Наконец он сказал:

– Наша община – прекрасная община. И люди в ней прекрасные, что белые, что черные. Если вас что беспокоит, только скажите мне. Мы живо все уладим, самим не надо предпринимать разных серьезных дел.

Дядя Хэммер открыто рассмеялся. Мистер Грэйнджер тут же вскинулся на него, но встретил вызывающий взгляд дяди Хэммера и улыбку, которую он больше не прятал. Не сводя с него глаз, мистер Грэйнджер строго предупредил:

– Непорядков здесь я не допущу. Это тихое, мирное место… Уж я позабочусь, чтоб оно таким и оставалось. – И, снова повернувшись к папе, продолжал: – Какие б ни возникли проблемы, мы сами можем разрешить их. И я вам прямо говорю, прятаться мне нечего, вы оказываете дурную услугу и общине и себе, что ездите в Виксберг за покупками. Это выглядит не по-добрососедски…

– Зато поджог выглядит по-добрососедски, – сказал дядя Хэммер.

Мистер Грэйнджер глубоко затянулся сигарой и на дядю Хэммера даже не посмотрел. Следующие слова он уже сказал для Ба. Голос его теперь звучал жестко, но на замечание дяди Хэммера он так и не ответил.

– Не думаю, чтобы ваш Поль Эдвард сквозь пальцы посмотрел на такие затеи, вы же рискуете потерять такую прекрасную землю! Как это вы разрешаете своим сыновьям подобные поступки?

Ба разгладила ладонями платье на коленях.

– Они взрослые, и земля ихняя. Я им больше не указ.

Взгляд мистера Грэйнджера не выдал удивления, однако он снова поджал губы.

– Цена на хлопок сильно упала, сами знаете, – пустил он в ход последнее средство. – Очень может статься, на следующее лето я потребую с моих испольщиков большую долю урожая, чтоб свести концы с концами… Видит бог, мне этого не хочется, потому что, сделай я это, мои люди еле наскребут денег на зимние запасы, куда им еще долги выплачивать.

Наступило напряженное молчание, полное ожидания, потом взгляд мистера Грэйнджера снова обратился к папе.

– Мистер Джо Хиггинс из Первого Национального банка говорил мне, что не может выплачивать заем людям, которые мутят воду в своей общине и возбуждают у других те же чувства…

– Ну да, особенно у цветных – чувство привязанности к своей земле, с которой они не хотят, чтобы их согнали, – спокойно вставил дядя Хэммер.

Мистер Грэйнджер побледнел, но не обернулся к дяде Хэммеру.

– Денег часто не хватает, – продолжал он, словно ничего не слышал, – и эти люди сильно рискуют. Неужели, Дэвид, ты согласен потерять свою землю из-за всего этого?

Папа стал разжигать трубку. Он не поднимал глаз, пока огонь не охватил табак и трубка не разгорелась. Только тогда он повернулся к мистеру Грэйнджеру.

– Двести акров этой земли принадлежат Логанам вот уже почти пятьдесят лет, и еще двести – пятнадцать. На нашу долю выпадали и тяжелые времена, и удачные, но ни клочка этой земли мы не потеряли.

Не собираемся и впредь.

Мистер Грэйнджер тихо заметил:

– Это была земля Грэйнджеров, прежде чем стать землей Логанов.

– Земля рабов, – сказал папа.

Мистер Грэйнджер кивнул.

– Никогда мы не потеряли бы этот участок земли, если бы после войны ее не украли у нас эти янки-«саквояжники»[10]10
  Так южане презрительно называли северян, хлынувших после Гражданской войны на Юг в надежде разбогатеть.


[Закрыть]. Но если вы и дальше будете изображать из себя доброго Санта Клауса[11]11
  Санта Клаус – Дед Мороз в странах английского языка.


[Закрыть], я ее у вас отберу, и даже очень просто. И запомните, я намерен сделать все, что будет необходимо, ради того чтобы здесь сохранился мир.

Папа вынул изо рта трубку и долго смотрел на огонь. Когда он снова заговорил с Грэйнджером, голос его звучал очень спокойно, очень ясно и очень уверенно:

– Вы белый и можете делать, что захотите. Но я вам вот что скажу: если вы намерены оттягать у нас эту землю – это пустые намерения.

Мамина рука незаметно встретилась с папиной.

Мистер Грэйнджер посмотрел на них не без затаенного коварства.

– Есть много способов остановить вас, Дэвид, – сказал он.

Папа обдал мистера Грэйнджера ледяным взглядом.

– Ну так, значит, остается только испробовать их, – сказал он.

Мистер Грэйнджер встал, чтобы уйти, самонадеянная улыбка искривила его губы, словно он знал что-то, но не хотел говорить. Он бросил взгляд на дядю Хэммера, повернулся и вышел, оставив за собой общее молчание.

8

– Ой… мисс Лилиан Джин, пожалста, обождите минутку.

– Кэсси, ты что, спятила? – закричал Стейси. – Ты куда… Кэсси?

Вернись сейчас же! Кэсси!

Но призывы Стейси растворились в сером безмолвии январского утра, а я тем временем, притворившись глухой, спешила вслед за Лилиан Джин.

– Спасибо, что подождали, – сказала я, догнав ее.

Она сверху вниз посмотрела на меня с явным раздражением.

– Знаешь, – начала я, идя с нею бок о бок, – я все думала о том, что произошло в Стробери прошлым месяцем.

– Ну и что? – откликнулась Лилиан Джин, полная подозрений.

– Даю честное слово, я очень переживала из-за того, что случилось. Но папа сказал мне, что толку сидеть сложа руки и так уж убиваться. И я вдруг все поняла. Понимаешь, мне бы давно можно было догадаться. В конце концов я – это я, а ты – это ты.

Лилиан Джин поглядела на меня в полном изумлении, что я так четко сообразила, в чем собака зарыта.

– Что ж, я очень рада, что ты наконец поняла свое место.

– Да, конечно, – согласилась я поскорей. – И чтобы ты убедилась, вот что, давай я понесу твои книги, мисс Лилиан Джин! Вот, видишь, я теперь знаю, каждый должен делать то, что ему положено. И с сегодняшнего дня я так и буду делать. Что мне положено.

– Очень неглупо с твоей стороны, Кэсси, – согласилась Лилиан Джин в полном восторге. – Бог наградит тебя за это.

– Ты думаешь?

– Ну конечно! – воскликнула она. – Бог любит, чтобы все его дети поступали правильно.

– Я так рада, что вы так думаете… мисс Лилиан Джин.

Когда мы достигли перекрестка, я помахала на прощание Лилиан Джин и подождала своих. Еще не дойдя до меня, Малыш закричал:

– Эй! Вот я скажу маме! Носить книжки этой вонючке Лилиан Джин!

– Кэсси, зачем ты это? – спросил Кристофер-Джон; видно было, как он огорчен.

– Фу, чепуха, – засмеялся Т. Дж. – Просто наша старушка Кэсси поняла наконец, как ей выгодней себя вести, чтоб больше не вспоминать, какая у мистера Симмза тяжелая рука.

Я сжала кулаки, спрятав руки за спину, глаза у меня по-логановски сузились, стали как щелки, но свой язычок я попридержала.

Стейси поглядел на меня в недоумении, потом отвернулся, заметив:

– Лучше пошли-ка в школу.

Я послушалась, но тут Джереми легонько тронул меня за плечо.

– К-Кэсси, ты не должна была так. Наша… противная Лилиан Джин… она не стоит того.

Я с удивлением посмотрела на Джереми, пытаясь понять его. Но он пугливо отступил от меня и побежал по дороге за сестрой.

– Вот увидишь, мама задаст тебе порку, – сказал Малыш, полный чувства собственного достоинства, все еще кипя от негодования, когда мы подошли к школе. – Я ей обязательно скажу.

– Нет, не скажешь, – вмешался Стейси.

Все головы повернулись к Стейси, и настала внезапная тишина.

– Это касается только Кэсси и Лилиан Джин. Это их дело. И никто никому ничего не скажет, понятно? – он посмотрел прямо на Т. Дж., встретился с ним взглядом и повторил: – Никто.

– О чем ты говоришь! – воскликнул Т. Дж. – Какое мне до этого дело. – И, минуту помолчав, добавил: – У меня своих забот хватает, чтоб волноваться, что Кэсси унижается перед этой Лилиан Джин. Тоже мне, дядя Том в юбке.

Я чуть было не взорвалась, но вовремя сжала губы и не позволила гневу возмущенно вырваться наружу.

– Скоро ж выпускные экзамены, через две недели, сам знаешь, старик. На этот раз я никак не могу на них провалиться, – продолжал Т. Дж.

– Не можешь, так не провалишься, – сказал Стейси.

– Чушь, в прошлом году я тоже так думал. Но твоей маме трудней всего сдавать экзамены. – Он замолчал, вздохнул и рискнул: – Вот если бы ты был хорошим другом и спросил у нее, какие вопросы она будет…

– Ти-Джей, не подбивай меня больше ни на какой обман! – сердито воскликнул Стейси. – После всех неприятностей, какие я из-за тебя вытерпел в прошлой четверти, сам доставай вопросы, сам спрашивай маму! И если ты еще хоть заикнешься про контрольные и прочее, я знаешь что сделаю…

– Ладно, ладно, – улыбнулся Т. Дж., прикидываясь виноватым. – Просто я собирался кое-что выяснить.

– У меня предложение, – сказала я, не в состоянии удержаться от «дружеского» совета.

– Какое?

– Попробуй позаниматься.

После того как в первый же день нового года дядя Хэммер уехал от нас, я с папой отправилась в лес – по коровьей тропе в укрытую туманом ложбину, где лежали поваленные деревья. Мы постояли, посмотрели еще раз на эту разруху, потом сели на поваленного друга – одного из многих – и обсудили все спокойно, достойно, наблюдая тихую скорбь леса.

Когда я описала папе всю строберийскую историю, он медленно произнес:

– Ты же знаешь, библия учит нас прощать?

– Да, папа, – сказала я, ожидая, что он скажет дальше.

– И если тебя ударили по одной щеке, подставь другую?

– Да, папа.

Папа пригладил рукой усы и посмотрел вверх на деревья, стоявшие, как часовые, на краю ложбины, словно прислушиваясь.

– Но на самом-то деле, я думаю, библия вовсе не учит тебя быть дурой. Когда-нибудь, может статься, я смогу простить Джону Андерсену, что он погубил эти деревья, но я не собираюсь забывать, что он это сделал. Как я представляю себе, прощать вовсе не значит подставить себя под удар, позволить себя погубить. И если бы я не сделал того, что сделал, вот тогда я бы себе не простил этого, в этом истина.

Я мрачно кивнула. Папа перевел взгляд с деревьев на меня.

– Ты очень похожа на меня, Кэсси, но у тебя вспыльчивый характер, как у дяди Хэммера. Такой характер может втянуть тебя в беду.

– Да, папа.

– А теперь про эту твою историю с Лилиан Джин, ведь многие сочли бы, что ты должна была выполнить, что она потребовала… Может, ты и должна была…

– Папа!

– Кэсси, тебе придется не раз столкнуться с этим в жизни: например, тебе не хочется чего-то делать, а надо, иначе ты не выживешь, понимаешь? Поверь мне, этот случай с Чарли Симмзом, как он поступил с тобой, мне ненавистен не меньше, чем дяде Хэммеру, но мне пришлось взвесить тот вред, какой нанесли тебе, и вред, какой могли бы нанести, если бы я добрался до Симмза. Если бы я добрался до Чарли Симмза и отделал его хорошенько, как мне того очень хотелось, вред для нас всех был бы куда больше, что тот, какой нанесли тебе. И я решил не вмешиваться. Мне очень горько это невмешательство, но я могу жить дальше, приняв такое решение.

Но, видишь ли, Кэсси, все могло обернуться иначе: я бы не вмешался, а они все равно взъелись бы на меня и, в конце концов, дожали. То же самое в твоем случае, детка. Иногда ты просто не можешь уступить, сдаться, напротив, ты должна непременно выстоять. Но это решать тебе самой, уступить или бороться. В этой жизни ты должна завоевать уважение к себе, никто его тебе не подарит. Уметь держать себя, знать, чего добиваешься – вот как завоевывают уважение других.

Но помни, моя малышка, ничье уважение не сравнится с самоуважением.

Понимаешь меня?

– Да, папа.

– И вот еще что, никогда не надо биться головой об стенку, нет смысла. Выкинь лишнее из головы и постарайся трезво все обдумать.

Советую особенно хорошо обдумать, стоит ли сводить счеты с Лилиан Джин. Стоит ли она того? При этом помни, скорей всего, Лилиан Джин не единственная белая, которая так обойдется с тобой.

Он повернулся ко мне так, чтобы видеть мое лицо, и тревога в его глазах испугала меня. Он взял меня под подбородок своей широкой загрубелой ладонью.

– Что ты решишь – это очень важно. Понимаешь, Кэсси, очень важно. Ну, я думаю, ты и сама это соображаешь. Вся штука в том, если ты примешь неверное решение и в дело вмешается Чарли Симмз, то, само собой, придется и мне вмешаться, а тогда будут серьезные неприятности.

– С-серьезные неприятности? – пробормотала я. – Как с этими деревьями?

– Не знаю, – сказал папа. – Но будет худо.

Я взвесила его слова, потом дала обещание:

– Мистер Симмз никогда ни о чем не узнает, слово даю, папа.

Папа изучающе посмотрел на меня.

– Я буду на это рассчитывать, Кэсси, дочка моя. Я буду твердо на это рассчитывать.

В течение всего января я была верным рабом Лилиан Джин; ей это доставляло огромное удовольствие. Она даже взяла за привычку дожидаться меня по утрам вместе с Джереми, чтобы я потом несла ее книги. Когда с нами шли ее подружки, она хвасталась перед ними своей маленькой цветной подругой и приходила просто в восторг, когда я называла ее «мисс Лилиан Джин». А когда мы бывали одни, она поверяла мне свои секреты: про мальчика, в которого была безумно влюблена в прошлом году, и про то, что она проделывала, чтобы привлечь его внимание (могу добавить – безуспешно); про секреты девчонок, которых она терпеть не могла, ну и которых могла терпеть; и даже пикантные подробности романтических историй ее старших братьев. Все, что от меня требовалось, чтобы работал без перебоя этот источник сплетен, было мило улыбаться и шептать то и дело: «о мисс Лилиан Джин». Я наблюдала, как быстро истощается этот источник, и даже испытывала некоторую неловкость.

В конце дня экзаменов я вылетела пулей из класса мисс Крокер и поспешила в школьный двор. Я горела нетерпением поскорее добраться до перекрестка, чтобы встретиться с Лилиан Джин; я дала себе обещание сначала разделаться с экзаменами, а уж потом…

– Малыш! Клод! Кристофер-Джон! Пошли скорей! – закричала я. – Стейси вон уже где!

И мы вчетвером кинулись через весь двор вслед за Стейси и Т. Дж.

Когда мы нагнали их на дороге, то сразу увидели, что обычная веселая маска, за которой любил прятаться Т. Дж., сорвана.

– Она назло все это подстроила! – обвинял кого-то Т. Дж., и отвратительная гримаса перекосила его лицо.

– Да ты же опять подглядывал, умник! – выдал ему Стейси. – Что ты тогда от нее хочешь?

– Могла бы посмотреть сквозь пальцы. И было-то всего ничего, два жалких листочка. Они и не нужны мне были.

– Зачем же ты тогда взял их?

– Да отвяжись ты, болван! Все вы Логаны такие, думаете, только на вас свет клином сошелся со всеми вашими новыми пальто, книгами, блестящими «пакардами»! – Он бросил взгляд туда-сюда и уставился на меня, на Кристофера-Джона и на Малыша. – Меня аж тошнит от вас всех.

И от вашей мамы, и от вашего папы, от всех!

Потом повернулся и сердито зашагал по дороге.

– Ти-Джей! Эй, герой, куда ты направился? – крикнул Стейси ему вдогонку.

Но Т. Дж. не ответил. Дорога шла в гору, и вскоре он скрылся по другую сторону невысокого холма. Когда мы достигли перекрестка на южной дороге, что вела к дому, его не было видно, и Стейси спросил Клода:

– Куда же он делся?

Было видно, что Клоду неловко: он потер одним поношенным башмаком о другой.

– Наверно, в этот проклятый магазин.

Стейси вздохнул.

– Тогда пошли, чем скорее доберемся домой, тем лучше. До завтра с ним ничего не случится.

– Вы все идите, – сказала я. – А я должна подождать Лилиан Джин.

– Кэсси…

– Я догоню вас, – поспешила я сообщить, чтобы Стейси не успел прочитать мне нотацию. – На, понеси мои книги, ладно?

Он поглядел на меня так, словно собирался что-то добавить, но, видимо, раздумал и, подтолкнув младших мальчиков вперед, пошел сам за ними.

Когда показалась Лилиан Джин, я с облегчением вздохнула, потому что с нею был один Джереми; сегодня оно так и должно было быть. Так как Джереми разочаровался во мне, так же как Малыш, он ускорил шаг, чтобы догнать Стейси. Тем лучше; собственно, я знала, что он так сделает. Я взяла у Лилиан Джин книги, и, пока мы медленно шли под гору, я слушала ее лишь вполуха; я окинула взглядом дорогу, выискивая густо заросшую лесную тропу, которую я присмотрела еще на неделе.

Найдя ее, я с извинениями прервала Лилиан Джин.

– Звините меня, мисс Лилиан Джин, но у меня для вас приготовлен хорошенький сюрприз… приготовила его на днях, там в лесу.

– Для меня? – переспросила Лилиан Джин. – Ах, какая ты душка, Кэсси. Где, как ты сказала?

– Пошли, покажу.

Я спустилась в высохший овраг, потом вскарабкалась на другой его склон. Но Лилиан Джин не решилась.

– Ничего страшного, – уверила я ее. – Это недалеко. Но вы должны все сами увидеть, мисс Лилиан Джин.

Мои слова помогли. Улыбаясь, как чеширский кот[12]12
  Чеширский кот – здесь намек на персонаж из сказочной повести английского классика Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес» – чеширского кота, от которого, когда он уходит, остается в воздухе его улыбка.


[Закрыть], она пересекла овраг и выпрыгнула на другую его сторону. Следуя за мной по заросшей тропе в чащу леса, она спросила:

– А ты уверена, что это та дорога, крошка Кэсси?

– Еще немного… во-он там… Всё, пришли.

Мы вступили на небольшую затененную прогалину, по бокам которой свисали тяжелые ветви деревьев, совсем незаметную с дороги.

– Но где же сюрприз?

– Вот он, – сказала я и швырнула книги Лилиан Джин на землю.

– Ой, зачем ты это сделала? – спросила Лилиан Джин, скорее сильно удивившись, чем рассердившись.

– Я устала от них, – сказала я.

– Ты только для этого затащила меня сюда? Ну, раз ты устала их бросать, то, чтоб отдохнуть, подними их теперь.

И, полагая, что ее желание будет без промедления исполнено, она повернулась и пошла прочь с лужайки.

– А ты прикажи мне, – сказала я спокойно.

– Что? – возмущение на ее лице выглядело просто комично.

– Скажи, что приказываешь.

Она побледнела. Затем вспыхнула от злобы, осторожненько пересекла лужайку и, размахнувшись изо всех сил, ударила меня по лицу. Так что прошу записать и запомнить, она первая ударила меня.

Дожидаться, чтобы она ударила меня снова, я была не намерена. Я налетела на нее и так крепко обхватила, что мы обе упали. Придя в себя от первого потрясения, что я позволила себе пустить руки в ход, она принялась сражаться, как умела, но куда ей было до меня. Я держалась спокойно и знала, как надо бороться. Я отпихнула ее, потом дала как следует под зад и наконец вцепилась ей в волосы, но к лицу ее я не притрагивалась; она же, израсходовав всю свою энергию на злобу и на всякие поганые прозвища, впилась мне ногтями в лицо и расцарапала его, точнее, нанесла две царапины. Она пыталась оттаскать меня за волосы, но не сумела, потому что я предусмотрительно попросила Ба заплести их в прямые косички вокруг всей моей головы.

Когда мне наконец удалось уложить Лилиан Джин на обе лопатки и для безопасности сесть на нее верхом, я безжалостно оттаскала ее за прекрасные распущенные волосы и потребовала, чтобы она извинилась, во-первых, за все клички, какими меня обзывала, а во-вторых, за ту историю в Стробери. Сначала она попыталась вывернуться.

– Не собираюсь просить прощения у ниггера! – заявила она.

– Ты что, хочешь остаться лысой, крошка?

Пришлось ей извиниться. Сначала за себя, потом за своего папочку. Потом за братьев и за мамочку. За Стробери и за Миссисипи. В общем, пока я держала ее, она так наизвинялась, что, если бы я ей велела, она бы извинилась за то, что земля круглая. Но как только я выпустила ее и она быстро и благополучно добралась до противоположной стороны оврага, где начиналась лесная тропа, она пригрозила мне, что обо всем расскажет отцу.

– Давай, давай, рассказывай, мисс Лилиан Джин. Если ты это сделаешь, уж будь уверена, я постараюсь, чтобы твои любимые друзья все узнали, как ты умеешь хранить их секреты. Могу побиться об заклад, больше ты от них ни одного секретика не выведаешь.

– Нет, Кэсси, ты этого не сделаешь! И это после того, что я тебе так доверяла…

– Проболтайся кому-нибудь хоть единым словом о нашей встрече здесь, – сказала я, стараясь прищуриться, как делает папа, – хоть кому-нибудь, и все в твоей школе узнают, по ком ты сходила с ума и все твои остальные тайны… сама знаешь, что я имею в виду. А вообще-то, пожалуйста, говори! Расскажи, как мы тут с тобой дрались, и все до самого Джексона обсмеют тебя: почти что тринадцатилетнюю дылду побила девятилетняя крошка.

Я тоже перебралась на лесную тропу, очень довольная собой, и вдруг Лилиан Джин, совсем сбитая с толку, спрашивает меня:

– Но, Кэсси, почему вдруг? Ты же была такая милая девочка…

Я так и вылупилась на нее. Потом повернулась и пошла вон из леса. Ну и ну, я просто поверить не могла, что до Лилиан Джин так и не дошло, что я ведь ее разыгрывала.