Текст книги "Самоучитель танцев для лунатиков"

Глава 2

Через два дня после того, как Томас официально объявил, что сонливость Акила – всего лишь признак скачка роста, Камала принялась искать волшебное лекарство самостоятельно. Амина удобно устроилась в кресле с «Сердцем тьмы» в руках и лишь мельком заметила, как мать приподняла ноги Акила, села на диван, положила их к себе на колени, а затем открыла первый том Британской энциклопедии и, откашлявшись, провозгласила:

– Ангилья!

– Что-что? – переспросила Амина.

– «Самый северный из Британских Подветренных островов, – водя средним пальцем по строчкам, читала Камала. – Площадь около шестидесяти квадратных миль».

– Ты что делаешь? – спросила дочь, и Камала кивнула на спящего Акила. – А-а-а-а, – протянула Амина.

Мать, поморщившись, принялась искать, где остановилась, и вскоре в комнате раздалось:

– «Первыми обитателями островов были…»

– Погоди, – остановила ее Амина, – а почему Ангилья?

– Потому что я с буквы «А» начала.

– А ты все подряд будешь ему читать?

– Да нет, дурочка, только полезные вещи! «Акротири» и «Афганистан» я пропустила! Итак, – откашлявшись, продолжила чтение Камала, – «американские индейцы поселились на Ангилье около трех с половиной тысяч лет назад. Археологические находки говорят о том, что остров являлся региональным центром для индейцев племени араваков, владевших обширными деревнями в Сэнди-Граунд, Мидз-Бей, Рандеву-Бей и Айленд-Харбор. Карибские индейцы, впоследствии вытеснившие араваков, дали острову имя Маллиуана. Ранние испанские завоеватели назвали остров Ангилья, что означает „угорь“».

– Думаешь, он от этого проснется?

– Конечно нет! – Мать удивленно посмотрела на нее поверх очков для чтения.

– Он же тебя не слышит!

– А вот и неправда! Я прочитала, что они все слышат, все понимают, и это их успокаивает!

– Их?

– Пациентов в коме.

– Но Акил не в коме!

– Какая разница, все равно мозг стимулируется!

– Рассказами об Ангилье?

– Амина, я не могу тут целый день сидеть! Кому-то надо еще ужин готовить и на стол накрывать, поэтому либо ты помолчишь, либо марш в свою комнату! – крикнула Камала, и веки Акила приподнялись.

Глаза дважды моргнули – сознание медленно возвращалось к бодрствованию, словно морское животное всплывало на поверхность океана, – но тут же закрылись снова. Камала посмотрела на сына и с удвоенным рвением продолжила чтение энциклопедии:

– «Британцы основали первую постоянную европейскую колонию на острове Ангилья в тысяча шестьсот пятидесятом году».

Амина посмотрела на глянцевую зеленую обложку «Сердца тьмы». К себе в комнату ей идти не хотелось. Слушать, как мама читает про остров Ангилья, впрочем, тоже.

– «Несмотря на несколько попыток вторжения со стороны французов, с тех пор остров Ангилья оставался колонией короны. Затем в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году силами Британского королевского флота было решено захватить остров и перебить всех жителей». Свершилось кровопролитие, однако люди считают этот день Днем независимости, да еще парады устраивают!

– Там так и написано?

– Нет, это я сама вспомнила!

Амина отложила «Сердце тьмы» в сторону и стала слушать краткую историю Ангильи в исполнении матери, лицо которой внезапно разгладилось, на щеках заиграл румянец, и они словно слегка раздулись от сознания значимости того, что она делает.

– «Национальной валютой является восточнокарибский доллар, однако американские доллары принимают практически повсюду», – закончила Камала и с глухим стуком захлопнула книгу.

– И все? – взглянула на нее Амина.

– Пока все, – ответила мать, попыталась перегнуться через ноги Акила и со стуком опустила неподъемный фолиант на диван.

– Ноги! – скомандовала она.

Амина встала, подошла к дивану, подсунула ладони под ноги Акила и приподняла их. Камала отодвинулась и, слегка пошатнувшись, встала. Потом сняла очки для чтения, разгладила помявшееся сари, потуже затянув его на одном плече.

– И что дальше? – спросила Амина, отпуская ноги брата.

Тот лишь перевернулся на другой бок и уткнулся лицом в спинку дивана.

– А дальше – ужин! Иди накрывать на стол!

Следующими на очереди оказались астероиды. Потом – Афины. На «Австралии» Амина ушла в свою комнату (в четвертом классе она делала доклад на эту тему, пользуясь той же энциклопедией), однако на другой день вечером вернулась, вооружившись камерой.

– «Согласно ацтекскому календарю, в году двести шестьдесят дней, а временной цикл составляет пятьдесят два года», – читала мать, и Амина изогнулась так, чтобы запечатлеть брата во всю длину – его ноги казались какими-то диковинными корнями, растущими прямо из-под сари Камалы.

Когда Камала добралась до Джона Уилкса Бута, Амина сменила уже шестую пленку, а семейные отношения вступили в совершенно новую стадию. Вспоминая об этом времени, девочка впоследствии ощущала удивительную умиротворенность. И дело было не в том, что летом Акил перестал извергать потоки злобы и в доме наконец-то воцарился покой, а в журчащем голосе читающей Камалы, в победоносном блеске, появлявшемся в ее глазах всякий раз, когда она дочитывала до конца очередной абзац. Вскоре начались январские метели, накрывшие тополиные рощи тонким белым одеялом и затянувшие канавы ледяной пленкой, а Амина все ходила в гостиную фотографировать брата и мать, которые уютно устроились на диване. Дни становились все длиннее и длиннее, Камала уже дошла до «католицизма» и «кузнечиков», а глаза Акила, словно подчиняясь читаемому нараспев заклинанию, открывались на все более длительные периоды времени. Он слушал мать, не произнося ни слова и просто глядя в потолок, как будто видел там другую галактику.

Глава 3

Акил очнулся от Большого сна во время рассказа о Леонардо да Винчи. Не успела Камала начать трагическое повествование о быстро разрушающейся «Тайной вечере», как он впервые за долгое время произнес относительно длинную, связную фразу.

– Я хочу нарисовать фреску, – сказал он, быстро облизнув языком пересохшие губы.

Фреску?! Амина наклонилась, чтобы убедиться в том, что брат действительно открыл глаза. И правда, не спит!

– На потолке, – объяснил он, – в моей комнате.

Начинался февраль. За окном клубки перекати-поля уже превратились в серо-желтую массу, северный ветер бился о жестяную крышу с такой силой, что скрипел, казалось, весь дом. Камала отложила книгу и повернулась к сыну.

– Можно? – взглянул на нее Акил.

– Ладно.

– Правда?

Камала медленно кивнула. Он улыбнулся матери, та потрепала его по ногам, и Акил спустил их с дивана. Сезам, откройся! Камала встала и пошла в коридор, словно лунатик, ничего не замечающий на своем пути, и бросила через плечо:

– Так поехали!

– Сейчас?! – спросил Акил.

– Сейчас?! – эхом повторила за ним Амина.

– «Бен Франклин» в восемь закрывается.

В освещенном резким светом флуоресцентных ламп магазине Камала и Амина толкали вперед тележку, пока Акил набирал большие банки с порошковой темперой. Он шел по проходу впереди матери и сестры, брюки висели мешком, открывая носки сантиметров на семь-восемь.

– Так много белого? – спросила Камала, заглядывая в тележку.

– Это для смешивания.

– А-а-а, – отозвалась она и перекинула косу на плечо, разглядывая тюбики с масляными красками, свисавшие с обеих сторон стойки гроздьями, словно стая летучих мышей.

– Я пошел за кисточками, – сказал Акил, резко свернул налево, и его фигура вскоре растаяла в резком свете ламп.

– Мам… – встревоженно начала Амина, когда брат отошел.

– Мм? – откликнулась Камала, взяв один из тюбиков и положив его на раскрытую ладонь. – Желтый кадмий! Берем?

– Что?! Нет! Это же масляная краска! Она очень дорогая!

Камала перевернула тюбик, посмотрела на ценник, и брови тут же поползли вверх от удивления.

– О господи, и правда! – воскликнула она и положила краску на полку. – Ну ладно.

– Мам, чем мы занимаемся?

– Покупаем краски для фрески Акила.

– Но у него же нет фрески!

– Это потому, что у него красок нет!

Амина отодвинула тележку влево, чтобы пропустить женщину, у которой корзина была наполовину завалена мотками розовой пряжи.

– Но он же никогда в жизни не рисовал!

– Ну и что? Все когда-нибудь случается в первый раз, да?

– Ну а можно мне еще пленку купить? – спросила Амина, откусывая кончик ногтя на большом пальце и сплевывая его на пол.

– Мы тебе на прошлой неделе покупали.

– Всего одну! А мне надо больше!

– Ты слишком быстро ее расходуешь!

– Вот и нет! Мам, ну пожалуйста! – уговаривала Амина, катя тележку по проходу с авиамоделями. – Кстати, откуда ты знаешь, что он вообще будет этим заниматься? А вдруг он завтра снова заснет и проспит до июня?!

Камала ничего не ответила, заглядевшись на корзину с морскими губками.

На кассу они прибыли с полным набором порошковой темперы, тремя дополнительными тюбиками белого цвета, шестью кистями разных размеров, комплектом трафаретов и морской губкой.

– Мам, она мне правда не нужна! – запротестовал Акил, увидев губку.

– А вдруг понадобится?

– Для чего? – спросила Амина, сердито посмотрев на содержимое тележки.

– Для спецэффектов, глупышка!

Камала протянула кассиру кредитную карту и заговорщически улыбнулась ему:

– Мой сын – художник!

– Я же тебе объяснил, почему Гевара, да?

– Да-да.

На обратном пути они на умопомрачительной скорости промчались по западной меса, машина подскакивала на ухабах пыльной дороги, отчего голос Акила вибрировал, когда он с жаром говорил матери:

– Понимаешь, в пророчестве не было точно сказано, кого выбрать. Это я сам могу решить. Я понимаю, что портрет Че – дело сложное, но мне важно почтить память истинного революционера!

«Пророчеством» Акил называл некое откровение, которое он получил во время Большого сна. Будто бы судьба уготовила ему грандиозное будущее – стать великим лидером среди других великих. «Как Мадонна?» – спросила у него Амина. «Как Мандела!» – ответил ей брат. Акил никогда не рассказывал подробностей этого сна (ходил ли он по зданию ООН? летал на ультразвуковом истребителе? сидел в дорогом кожаном кресле, которое можно было крутить?), однако четко знал, как ему достичь своей цели: он нарисует фреску с изображением Великих, и вот тогда-то начнутся настоящие перемены! Спустя неделю он уже составил коллаж, который должен был лечь в основу фрески. Она была задумана автором в стиле мемориала на горе Рашмор, но посвящалась Ганди, Че Геваре, Мартину Лютеру Кингу, Нельсону Манделе и Робу Хэлфорду.

– А я тебе говорил, почему Мандела?

– Говорил.

– То, что они сделали с ним, – настоящее преступление! Ты только подумай…

– Ты мне уже говорил. Я уже подумала.

Вопреки опасениям Амины, что Акил купит краски и вырубится от переутомления, брат проснулся окончательно: стал снова ходить в математический кружок, агитировать всех за свои политические убеждения и размашисто вышагивать по территории школьного городка своими новообретенными ногами. Он стал ростом со взрослого мужчину, и первой внимание на это обратил не кто иной, как Минди Луян.

– Эй, Амина, это твой брат? – спросила она как-то вечером, когда они сидели на скамейках на спортплощадке.

Амина вздрогнула. Минди впервые за целый год обратилась к ней лично, поэтому она сначала даже не поняла вопроса. Потом посмотрела в сторону, куда та показывала. Акил вышел из корпуса естественных наук в джинсах, которые наконец-то подходили ему по размеру (этого пришлось дожидаться с самого ноября), и в кожаной куртке-бомбере – обновки на радостях подарила сыну Камала.

– Ага, – нерешительно отозвалась девочка.

– Охренеть, какой он сексуальный! Типа индийский Джеймс Дин!

Акил засунул руки поглубже в карманы, что-то бормоча себе под нос.

– Круто! – вмешалась Димпл.

– Что?

– Он мой двоюродный брат.

– Значит, ты можешь нас познакомить? – Минди закинула ногу на ногу.

– Ни за что!

– Решила его себе оставить?

– Какая га-а-адость! – фыркнула Димпл.

– А в чем тогда проблема?

– В том, что я не буду этого делать!

– Ладно-ладно…

Спустя три дня Амина обнаружила их на крыше универсала: Димпл скрестила руки на груди и уселась по-турецки, а Минди вытянула голые ноги перед собой, как будто на дворе был вовсе не февраль и зимнее солнце грело по-настоящему. Увидев Амину, Минди помахала ей:

– Привет! Ты где была?

– Забирала фото из печати, – буркнула Амина и, нахмурившись, покосилась на Димпл.

– Ах да, твоя сестра говорила, что ты вся по уши в своей фотографии, – сказала Минди, не сводя глаз с тетради в руках Амины. – А посмотреть можно?

– Амина никому не показывает свои работы, – перебила ее Димпл, наградив Амину многозначительным взглядом. – Даже мне, правда, Ами?

– Вот, – ответила Амина, протягивая Минди тетрадь.

– Класс! – Минди немного отодвинулась от Димпл, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке, и освободила место для Амины. – Залезай, давай посмотрим!

Капот машины нагрелся сильнее, чем предполагала Амина, по ее бедрам разлилось приятное тепло, обещавшее скорый приход весны и молодую травку. Она открыла тетрадь. На первом фото были только руки и ноги: искривленные пальцы матери, сжимающие том «Б – Би», ножищи Акила, вывернутые под странным углом, как будто он исполнял балетные па в каком-то ином мире. На последнем снимке Акил был запечатлен в позе, которую Камала называла «Наш Господь и Спаситель»: голова свисает с дивана, рот приоткрыт, спина дугой изогнута на подлокотнике, а руки раскинуты в стороны, словно он обнимает потолок. Впалый живот исчезал под джинсами, и Амина только сейчас заметила, что у брата расстегнута ширинка.

– А-а-а-хренеть! – выдохнула Минди.

– У него изо рта пахнет, – сказала Димпл.

– А можно мне ее взять? – спросила Минди, помахивая фотографией.

У Амины на сердце потеплело, но она не поняла отчего: то ли было приятно, что у нее попросили фотографию, то ли не хотелось ее отдавать. Минди наклонилась к ней, в ее глазах отражались бордовый капот машины и тень головы Амины. Блестящие губы приоткрылись, обнажая ряд до смешного маленьких зубов, и Амина, к своему удивлению, ощутила желание потереться с ней носами, заурчать или перевернуться на спину.

– Охренеть, ну наконец-то! – произнесла Димпл.

Амина обернулась и увидела, что по парковке, глядя под ноги и засунув одну руку глубоко в карман джинсов, идет Акил. Внезапно он поднял голову и резко остановился.

– А вы что тут делаете? – спросил он, обращаясь непонятно к кому и переводя взгляд с Амины на Минди, потом на Димпл и снова на Амину.

– Смотрим фото, где ты голый, – ответила Минди.

– Не голый, а просто спишь, – быстро поправила ее Амина. – У меня тут еще мамины фотографии есть. И папины, – соврала она.

– Фотографии?

Не успела Амина и слова сказать, как Минди схватила лежавший у нее на коленях снимок и бросила его Акилу. Девочка с ужасом наблюдала, как брат берет фото и хмурит лоб. Потом он взглянул на нее, но ничего не сказал, открыл дверь машины и закинул книжки на заднее сиденье.

– Я ж тебе говорила, что он фрик! – шепнула Димпл, кивнув Минди. – Все время бесится без причины!

Как только заработал двигатель, Минди изящным движением спрыгнула с капота, потянула дверь с пассажирской стороны и, наклонившись, спросила:

– Подвезешь меня?

– В Корралес?! – воскликнула Димпл.

– Ага, – покачивая бедрами, отозвалась Минди.

Акил не сводил с нее глаз, не в силах оторваться от ложбинки декольте. Минди улыбнулась и поймала его взгляд.

– Делай что хочешь, – ответил он наконец.

Минди скользнула на пассажирское сиденье и открыла заднюю дверь Амине. Та уселась, чувствуя, как ее слегка подташнивает от странности всего происходящего. Димпл осталась на парковке, и Амина заметила, что губы сестры сжались в тонкую линию.

Амина не знала точно, где стоит находиться младшей сестре, когда ее брата соблазняют, но, разумеется, не на заднем сиденье его автомобиля. В зеркале заднего вида она пыталась поймать взгляд Акила, но брат не смотрел ни на нее, ни на Минди. Склонившись над рулем, он согнул правое колено под странным углом, как будто его притянуло магнитом к пассажирскому сиденью.

Не прошло и двух минут, как Минди открыла сумочку и достала сигарету.

– Ты не против? – спросила она, повернувшись к Акилу.

– Это что, косяк? – взглянув на сигарету, поинтересовался он.

– Да. Употребляешь?

– Ага.

– А вот и нет! – запротестовала Амина, но если они ее и услышали, то никак не отреагировали.

Минди достала зажигалку и затянулась, слегка облизнув кончик косяка перед тем, как протянуть его Акилу. Он взял сигарету.

– Корралес, значит? Охренеть! – выдохнула Минди, наполнив машину густым дымом со странным запахом, и Амина закашлялась.

Акил сделал небольшую затяжку и, задержав дыхание, кивнул, а потом передал косяк обратно.

– Хочешь? – обернулась к Амине Минди.

– Нет! – остановил ее Акил. – Она же еще маленькая, на хрен!

– Ой-ой, прошу прощения!

– Воняет! – возмутилась Амина.

– Травка всегда попахивает, – отозвалась Минди, и Амина в шоке откинулась обратно на сиденье. – И давно вы живете в Корралесе?

– Не знаю… лет девять.

– Прикольно, а у меня тетя живет в Рио-Ранчо!

– А-а-а…

– Рио-Ранчо – отстой, – вмешалась Амина.

Минди обернулась, посмотрела на нее и рассмеялась, незаметно кладя руку Акилу на колено.

– И правда! Настоящий дом престарелых для всего штата!

– Для выживших после туберкулеза, – поправил ее Акил, забирая косяк.

– Что?

– Многие из них болели туберкулезом. Местный климат полезен для легких.

– Ничего себе, – протянула Минди, облокачиваясь на пассажирскую дверь и разворачиваясь всем телом к Акилу. – А что еще ты знаешь?

– Насчет чего?

– Ну о всяком разном.

– О всяком разном?

– О всякой там Индии, например.

– Всякой там Индии?!

– Ну типа Камасутры? – сжала его колено Минди.

Акил поморщился, как будто ему в нос ударил неприятный запах, оттолкнул руку Минди, и у Амины заныло под ложечкой. Он остановится прямо здесь, на Коорс-роуд? Наорет на нее или, наоборот, будет говорить очень спокойно и медленно, подчеркивая каждое грубое слово? Будет проповедовать о расизме или о неправильном распределении бюджета либо просто скажет Минди, что она жирное ничтожество? Все варианты возможны. Амина представила себе, как подрагивающий в жарком мареве силуэт Минди стремительно уменьшается в зеркале заднего вида и та остается на обочине в ожидании какого-нибудь парня на спортивной машине, который сжалится над ней и подбросит обратно до школы.

Акил промолчал. Минди передвинула руку выше по его бедру и снова сжала. Он не пошевелился.

Минут через сорок Камала спросила у Амины:

– А где твой брат?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Я читаю, – соврала Амина.

На самом деле она просто перелистывала страницы книги. Читать она была не в состоянии, только водила пальцем по словам «Куртц», «зеленый» и «река».

– Он куда-то поехал? – нахмурилась Камала.

– Ага, поехал.

– Куда?

Амина пожала плечами. Они высадили ее у подъезда к дому, а потом проехали ярдов пятьдесят вперед по пыльной дороге.

– Эй! Приди в себя! – Камала щелкнула у нее перед лицом пахнущими луком пальцами. – Куда он поехал?

– Господи! – раздраженно вздохнула Амина.

– При чем тут Господь? Я задаю тебе простой вопрос, а ты тупо смотришь на меня, как глухонемая!

– Я пытаюсь читать! – повысила голос Амина, и Камала тут же схватила ее за левое ухо и с силой вывернула. – Ай! Черт! Да он отправился в «Бен Франклин» за краской! Скоро вернется!

– А почему ты сразу не сказала? – отпустив ухо дочери, спросила Камала.

– Какая, на хрен, разница? Он может делать что хочет, и мы не обязаны следить за ним каждую хренову секунду! – потирая ухо, огрызнулась Амина.

– Это еще что за выражения?!

– Отстань!

Камала поморщилась, поднесла ко лбу Амины прохладную ладонь и констатировала:

– У тебя гормоны играют!

Три часа спустя Акил сидел за обеденным столом. Вид у него был такой, как будто его засосало в пылесос промышленного назначения. Волосы торчали в разные стороны, вокруг рта все распухло и покраснело, левое ухо багровело. Капюшон толстовки подозрительно аккуратно прикрывал горло, как будто он готовился выйти на улицу под удары порывистого ветра, граничащего с ураганом. Камала передала сыну блюдо с картофелем и спросила:

– Значит, ты снова капитан команды?

– Ага, – промычал Акил и положил себе на тарелку ложку овощей.

Камала добавила еще две ложки овощей, куриную ножку, три ложки капусты с йогуртовым соусом и две чапати.

– И сколько человек у тебя в команде? – поинтересовалась она у сына.

– А мне можно? – перебила их Амина.

– Десять? Двенадцать? – не унималась Камала, наливая им воды из кувшина.

– Шесть, – ответил Акил, дотронувшись до уха, а потом до губ.

– И все полуфиналисты государственной олимпиады?

– Да, – потерев нос, сказал Акил и вдруг понюхал свои пальцы. – Я же тебе говорю, в Индии у нас все время проводились конкурсы по математике, но настоящего турнира ни разу не было, а это отличная идея! Спортивное соревнование по умственным способностям!

– Ну это не совсем спорт! – встряла Амина.

– Неправда! А шахматы, по-твоему, что такое?

– Тоже не спорт!

– Придержи язык, дурочка! Твой дедушка был чемпионом по шахматам христианского колледжа в Мадрасе, а потом вышел…

– …в полуфинал чемпионата Индии по шахматам! Да-да, ты сто раз рассказывала!

– Настроение у тебя сегодня что надо, мисс Меня-Ничем-Не-Удивишь! Может, попробуешь использовать мозг не для критики всех и вся, а для чего-то еще? Думаю, тебе стоит стать капитаном команды по… Акил! Что у тебя с ухом? – воскликнула Камала, показывая на сына поварешкой.

– Ничего.

– А что ты его все время теребишь? У тебя воспаление? Иди сюда, я посмотрю!

– Нет, – отодвинулся Акил, – не надо, все в порядке!

– Но оно же распухло!

Акил отрицательно замотал головой, и капюшон съехал вниз, открыв расплывающийся на шее багровый синяк.

– О господи! – вскочила Камала. – Господи, тебя избили!

– Что?! – удивился Акил, искоса взглянув на Амину, и та показала пальцем себе на шею. – А-а-а, это. – Он быстро прикрыл рукой синяк. – Да ерунда, мам!

– Кто это сделал? – не унималась Камала. – Те мальчишки?

– Да никто, мам, пустяки!

– Пустяки?! Тебя избили! Те же парни, что и в прошлом году? Мистер Плохинес-Мартинес и его лбы?

– Да нет, клянусь тебе…

– У нас в школе «Меса» есть кодекс чести! А они об него ноги вытирают! – вылетела из-за стола Камала. – Они клялись, что это не повторится, и вот пожалуйста! Почему ты ничего не сказал? Когда это случилось? Я звоню отцу!

– Нет! Не надо! – крикнул Акил, но Камала уже ринулась на кухню, размахивая поварешкой, как орудием убийства.

– Сделай что-нибудь! – шепнул сестре Акил, бросаясь вдогонку за матерью.

– Что?! – побежала за ним Амина.

На кухне мать уже нажимала кнопки на трубке средним пальцем, который затем воздела в воздух и провозгласила:

– Бандиты! Я все видела в новостях! В Альбукерке приезжают банды, проводят посвящения, дурят подросткам голову! Да-да, оператор, попросите, пожалуйста, доктора Ипена перезвонить домой! Его сына в кровь…

– Это не мальчишки! – крикнула вдруг Амина.

Камала запнулась, недоуменно надув губы.

– Не мальчишки! – повторила Амина.

– Девочка? – повесив трубку, спросила мать, посмотрела на сына, и тот кивнул. – Тебя девочка побила?

– Его не побили, – ответила за брата Амина. – Это засос.

– Что?! – уставилась на нее Камала.

– Ну эта штука у него на шее. Это типа как поцелуй, только очень крепкий. Как будто целуют и засасывают. Он был с Минди Луян. Ну когда ты спросила, где он. Поэтому…

Камала замахала на нее руками, и Амина замолчала. Мать стояла, не шелохнувшись, опершись руками о кухонный стол, будто пыталась удержать его на месте. Она посмотрела на детей, губы искривились, и Амина поняла, что та пытается не расплакаться.

– Мам, послушай… – начал Акил, но Камала сжала губы в тонкую, плоскую полоску, словно боялась, что они раздвинутся.

Потом мать обогнула стойку, взяла сумочку под мышку, вышла в коридор, открыла дверь на улицу, села в машину и с треском хлопнула дверью. Брат и сестра смотрели вслед отъезжающему автомобилю.

– Охрененное тебе спасибо, Амина!

– Ты сказал «сделай что-нибудь»!

– Заткнись!

Домой Камала вернулась только через четыре часа. Амина знала это точно, потому что не могла заснуть и все думала, можно ли потерять обоих родителей из-за трудностей проживания в Америке. Неужели и мама тоже оставит их?! Неужели достаточно одной ссоры, и все члены ее семьи просто садятся за руль и уезжают восвояси?!

Но тут во дворе раздался шум двигателя, потом на кухне о стойку звякнули ключи. Камала тихо шикнула на воющую собаку, сказав ей что-то на малаялам. Затем послышались шаги и топот лап, заскрипела лестница – Камала поднималась к детям на второй этаж. Амина быстро привела себя в такой вид, который, по ее мнению, понравился бы матери, ровно вытянулась на спине и разгладила ночную рубашку: хорошая девочка, отличница. Камала не постучалась ни к ней, ни к Акилу. Амина посмотрела на латунную дверную ручку и тут уловила легкое шуршание, как будто кто-то старался поскорее скрыться. Зашаркали тапочки по ступенькам.

Амина встала и на цыпочках, почти бесшумно, подкралась к двери. Выглянула в коридор: никого! Ни Камалы, ни Королевы Виктории – храбрость демонстрировать не перед кем. Постойте-ка! Девочка прищурилась. Ага! Перед дверью Акила на полу стоял бумажный пакет, банальный и при этом загадочный, словно садовый гном. Амина в носках заскользила к пакету и заглянула в него. Там лежала маленькая аккуратная коробочка размером чуть меньше ладони, на ней был изображен силуэт обнимающейся пары на фоне заката. «Латекс» – гласила рядом надпись жирным шрифтом, и тут Амина поняла, что в эти дела ей лезть не стоит. Положив коробочку обратно в пакет, она бросилась к себе в комнату и шмыгнула под одеяло.

На следующее утро пакет исчез. Акил ничего не сказал о нем сестре, когда они вдвоем завтракали на кухне. Они помыли посуду и стали собираться в школу, но Камала так и не вышла из своей комнаты. Правда, Амине показалось, что она заметила темноволосую голову матери, выглядывавшую из окна столовой, когда машина отъезжала от дома.