Текст книги "Нострадамус"

С помощью Наполеона, освещавшего дорогу, Жозефину перенесли на ее половину. Император позвонил, и в комнату вошли женщины – приближенные императрицы. Со слезами на глазах, в глубоком волнении Наполеон удалился. Вскоре Жозефину посетили д-р Корвизар и ее дочь – Гортензия. Тяжела и беспокойна была эта ночь для императрицы.

Наполеон тоже не сомкнул глаз в эту ночь. Он неоднократно поднимался, чтобы лично узнать о состоянии здоровья Жозефины. За ночь Наполеон не произнес ни одного слова. Слуги никогда не видали его таким печальным.

Несмотря на страдания коронованных супругов, они вынуждены были присутствовать на всех официальных церемониях до тех пор, пока развод еще не был объявлен.

Наступил день 3 декабря 1809 г. – пятая годовщина коронации Наполеона. На торжественном богослужении в соборе Парижской Богоматери присутствовали также император и императрица: затем императорский кортеж направился в законодательный корпус, чтобы с необычным великолепием открыть сессию. Еще никогда появление Наполеона в парламенте не было встречено с таким энтузиазмом.

Две недели спустя, на 15 декабря, назначили день церемонии развода. Императорская семья была вся в сборе, одетая как в день большого праздника. Жозефина появилась в простом белом платье без украшений. Императрица была бледна, но спокойна и опиралась на руку Гортензии, столь же бледной и еще более взволнованной, чем ее мать. Сын Жозефины, принц Богарне, стоял со скрещенными руками около императора и так сильно дрожал от внутреннего волнения, что казалось, он каждую минуту готов грохнуться о землю. При появлении императрицы граф Реньо де Сан Жан д’Анжели прочел акт о разводе. Чтение было выслушано в глубоком волнении. Лица всех присутствовавших выражали явный испуг. Жозефина казалась спокойнее всех, хотя по щекам ее беспрестанно текли слезы; она сидела в кресле, стоявшем посредине зала, и опиралась локтем о стол. Гортензия плакала, стоя за ее спиною. По окончании чтения императрица поднялась, вытерла глаза и почти твердым голосом произнесла слова согласия на развод. Затем Жозефина снова села в кресло, взяла перо из рук графа Реньо и подписала документ. Сделав это, бывшая императрица, опираясь на руку Гортензии, покинула залу. Одновременно вышел принц Богарне, который, едва переступив порог, упал в глубоком обмороке.

Во время всей процедуры Наполеон не произнес ни одного слова и не сделал ни одного жеста. Он был неподвижен как статуя, а отсутствующие глаза его были устремлены в одну точку. Молчаливым и мрачным он оставался весь день. Вечером, когда Наполеон лежал уже в постели, вдруг распахнулись двери, и вошла Жозефина, с растрепанными волосами в беспорядке и совершенно изменившимся лицом. Вид ее был страшен. Шатающейся походкой Жозефина подошла к кровати императора. Приблизившись, она остановилась и заплакала. Жозефина бросилась на постель, обвила руками шею Наполеона, трогательно лаская его. Заплакал также и император. Он приподнялся в постели и прижал Жозефину к своей груди, утешая ее. Задыхаясь в слезах, императрица не могла произнести ни слова. В течение нескольких минут их слезы и плач смешались. Целый час оставалась Жозефина наедине с императором. Выйдя из спальни, Жозефина все еще была печальна и заплакана.

Император, оставшись в постели, был молчалив, как труп, и настолько глубоко зарылся в подушки, что лица его не было видно. Назавтра Наполеон встал больной и подавленный. Из груди его вырвалось несколько плохо скрываемых вздохов. В этот день Жозефина должна была покинуть дворец Тюильри.

Жозефина появилась в дверях Тюильрийского дворца вся завуалированная. Одна рука ее лежала на плече ее фрейлины, другою она придерживала платок около своих губ. Во время ее короткого перехода от дворца до кареты ее провожал громкий плач оставшихся близких и слуг. Не поворачивая головы, Жозефина села в карету, шторы которой были немедленно приспущены. Лошади тотчас же тронулись и помчались с быстротою молнии.

Четыре месяца спустя – 1 апреля 1810 г. – Наполеон, которому исполнился тогда 41 год, женился на 19-летней Марии Луизе, племяннице казненных Марии Антуанетты и Людовика XVI.

Император делал все возможное, чтобы его юная супруга не скучала во дворце Тюильри. Празднества и развлечения чередовались одно за другим, пока бал, данный в честь Наполеона и Марии Луизы австрийским посланником, принцем Шварценбергом, не закончился ужасным несчастьем.

Наполеон, как бы предчувствуя перелом в своей судьбе, предсказанный 255 лет тому назад Нострадамусом, стал необычайно задумчив после своего бракосочетания с Марией Луизой. Тотчас после свадьбы с австрийской принцессой на большом вечернем приеме в Компьенском дворце, где присутствовали министры, маршалы, иностранные послы и короли, Наполеон вышел из игорной залы в гостиную. Вся огромная свита кинулась за ним по пятам.

«Дойдя до середины комнаты, – вспоминает очевидец генерал Тьебо, – Император остановился, скрестил руки на груди, уставился глазами на пол, шагов на шесть перед собой, и застыл не двигаясь. Все тоже остановились, окружив его большим кругом, и замерли в глубоком молчании, не смея даже взглянуть друг на друга, но потом мало-помалу начали переглядываться в недоумении, ожидая, чем это кончится. Так прошло пять, шесть, семь, восемь минут. Недоумение росло; никто не понимал, что это значит. Наконец, маршал Массена, стоявший в первом ряду, подошел к нему потихоньку, как бы крадучись, и что-то сказал ему так тихо, что никто не расслышал. Но только что он это сделал, Император, все еще не поднимая глаз и не двигаясь, отчеканил громовым голосом: «А вам какое дело!» и оробелый маршал вернулся на свое место, почтительно пятясь. А Наполеон продолжал стоять не двигаясь. Наконец, как бы пробуждаясь от сна, он поднял голову, разнял скрещенные руки, обвел всех испытующим взором, повернулся молча и пошел назад в игорную залу».

Когда, некоторое время спустя, австрийский посланник, принц Шварценберг, давал свой бал на улице Шоссе д’Антан, принц пристроил к существовавшим уже залам еще одно помещение и хоры из дерева, обильно украсив пристройку сукном, канделябрами и цветами. Когда, после трехчасового пребывания на балу, император собирался уезжать, занавески, отодвинутые сквозняком, приблизились к горевшим свечам, и в мгновение ока воспламенились бумажные гирлянды и деревянный остов наспех построенной залы. Наполеон, приблизившись к императрице, вышел с нею из залы не без некоторых трудностей из-за давки у дверей. Император проводил Марию Луизу до Елисейских Полей. Там он попрощался с нею и возвратился на место пожара. Только в 4 часа утра Наполеон прибыл по дворец Сан-Клу. Он пришел глубоко утомленный, с одеждою в беспорядке и с обожженным пламенем лицом. Его руки, туфли и чулки почернели от дыма. Прежде всего Наполеон направился к императрице. Затем он вошел в свою спальню и, бросив шляпу на постель, тяжело опустился в кресло, воскликнув: «Боже, какое празднество!». Наполеон находился в состоянии глубокой печали. Очевидец этого душевного состояния Наполеона, Констан, пишет:

«Я вспоминаю, что Наполеон выразил боязнь, чтобы ужасное несчастье этой ночи не было предзнаменованием гибельных событий, и он долго сохранил эту боязнь».

Когда два года спустя (в 1812 г.) во время русской кампании Наполеону объявили о гибели полка, находившегося под командой хозяина того памятного бала, принца Шварценберга, и о том, что сам принц погиб (впоследствии это оказалось ложным слухом), император воскликнул, как бы отвечая на мысли, издавна занимавшие его ум: «Значит, ему угрожало это скверное предзнаменование! На сердце мне всегда давили события того бала, как мрачное предсказание… Теперь очевидно, что это предзнаменование относилось к нему».

После московского отступления был момент, когда императору Наполеону пришлось решать: где дать сражение, около Берлина или Лейпцига?

Тогда произошло то, что еще никогда не случалось при Наполеоне. Собрался весь штаб и в полном составе отправился к императору, умоляя его оставить свой план идти на Берлин и двинуться на Лейпциг. Два дня Наполеон колебался. После двух дней мучительной боязни он уступил, и с тех пор все погибло. За время этих двух дней нерешительности Наполеон изменился до неузнаваемости. Почти весь день император лежал на кушетке, около стола, покрытого картами и бумагами, в которые он даже не заглядывал. Все его занятие во время этих часов нерешительности, когда его воля колебалась между собственным желанием и мольбами генералов, состояло в том, что Наполеон медленно чертил одной рукой большие буквы на белых листках бумаги.

Много раз император затем повторял: «Я бы избежал многих несчастий, если бы я следовал моему первому импульсу. Я погиб, лишь только я уступил чужим советам».

Если бы Наполеон внимательно читал книгу Нострадамуса, он понял бы, что это к нему относятся строки, в которых пророк за 259 лет до этого называл его, как и в других пророческих четверостишиях, «обритой головой».

К походу Наполеона в Россию и его последствиям, по мнению исследователя С. Робба, относится блок из трех катренов (IV, 82; II, 91; II, 99).

IV, 82:

Орава ⁄ толпа/ надвигается из Славонии,

Олестан древний город,

В великой горести будет Румыния

⁄ Очень опечаленной он увидит свою Румынию ⁄,

Великого пожара погасить не сможет.

II,91:

Когда взойдет солнце, увидят громадное пламя,

Дебош и свет помчатся к Аквилону.

Внутри круга услышат вопли и [увидят] смерть,

От меча, пламени, голода вечный покой их ожидает.

II, 99:

Римская земля, которая объяснила знамение,

Будет потревожена жильцами Таллии,

Но кельтская держава будет опасаться того времени,

Когда Борей излишне далеко отнесет ее флот.

«Орава» – это, без сомнения, войско Наполеона. А пожар Москвы был центральным событием войны 1812 г., с точки зрения как русских, так и французских исследователей. В первых двух катренах явно говорится о великом пожаре.

Если допустить, что под Славонией Нострадамус имел в виду не нынешнюю Словению, а в более широком смысле – славянскую землю, а латинское слово «Аквилон» и греческое слово «Борей» (оба они означают «северный ветер») символизируют у Нострадамуса Россию (к этому склоняются большинство комментаторов), то связь описанных здесь событий с походом Наполеона на Россию, может быть, отчасти обоснована.

В этом блоке, как считает С. Робб, предсказано трагическое отступление армии Наполеона из России. Нострадамус пишет: «Орава /толпа/ надвигается из Славонии», но Робб полагает, что слово «надвигается» надо заменить словом «возвращается». Такой перевод допустим. Действительно, если бы Нострадамус имел в виду русскую армию, он скорее всего со свойственным ему лаконизмом написал бы: «Приближается войско из славянской земли». Вторая строчка в этом случае называет причину, вызвавшую отступление Наполеона, – пожар Москвы («древнего города»), вина за который возлагается на Наполеона.

Далее мы читаем о Наполеоне в 60 катрене V центурии:

От бритой головы явятся дрянные выборы,

Его налет преодолеет преграды,

Это породит такое негодование и ярость,

Что огнем и мечом все ⁄ всякий пол/ будут убиты.

Описанное в катрене можно отнести к истории, произошедшей с Наполеоном в 1814 г. по дороге к месту первого изгнания на остров Эльбу. 25 апреля Наполеон приехал в Авиньон, где ребенком учился Нострадамус. Когда кортеж остановился, чтобы переменить лошадей, многочисленная толпа окружила экипаж императора, угрожая ему саблями. Жизнь Наполеона была спасена солдатами Национальной гвардии. В городе Ороне разъяренная толпа женщин на южнофранцузском диалекте кричала прямо в лицо Бонапарту: «Разбойник, отдай нам наших сыновей! Мы тебе вырвем внутренности, ибо ты вывернул их у нас». Толпа окружила экипаж императора, сорвала с его груди крест почетного легиона, им основанного, камнями разбила стекла его экипажа и плевала ему в лицо. Жители этого департамента называли Бонапарта кровавым корсиканцем. А во всей Франции крылатой стала фраза: «Бесчисленные войны Наполеона погубили всех мужчин Франции!».

32 четверостишие I центурии говорит о первом изгнании Наполеона на остров Эльбу, о скором расширении его власти до пределов старой империи и последнем пленении Бонапарта на острове Св. Елены.

Великая Империя будет вскоре перенесена

На незначительную площадь, которая вскоре увеличится,

Посреди маленького, тесного герцогства

Он скоро поставит свой скипетр.

Империей Наполеона стал скалистый берег с роскошной, как во всей Италии, растительностью. Как подарок Почетного Легиона Бонапарту принадлежали железные рудники острова.

Вскоре на Эльбу прибыл батальон из 400 солдат. Он составлял священную гвардию личной охраны императора. На острове Эльба Наполеон не был пленником, но императором, как это предвидел Нострадамус в первой строфе своего четверостишия: «Великая Империя будет вскоре перенесена на незначительную площадь…» Следующая строка гласит: «…которая вскоре увеличится», ибо прошло только десять месяцев, как Бонапарт снова возвратился во Францию, в течение 100 знаменитых наполеоновских дней еще раз превратившуюся в его империю.

Сейчас же после упомянутой строки следует другая, внешне противоречащая ей, но которую объяснила история: «Посреди маленького, тесного герцогства он скоро поставит свой скипетр».

Убежав из своего плена с острова Эльба и возвратившись в Париж в марте 1815 г., Бонапарт старался использовать патриотические и революционные чувства французского народа в борьбе против реставрации Бурбонов. В своих прокламациях Наполеон объяснил, «почему он явился во Францию? Чтобы защитить интересы и идеи 1789-го года… Его целью является признание и расширение всех прав, приобретенных 25-ю годами революции».

В предисловии ко второму изданию «Пророчеств», помеченном 14 марта 1557 г., можно прочитать строки, напоминающие цитированную прокламацию Бонапарта и предшествовавшие события.

«Я в этом месте, – говорит Нострадамус, – не называю себя пророком, это не угодно Богу. Я свидетельствую, что все это от Бога и возношу Ему вечную хвалу, благодарность и честь… большая часть пророчеств сопровождалась движением небесного свода и я видел как бы в блестящем зеркале в туманном видении великие, печальные, удивительные и несчастные события и авантюры, которые приближались к главнейшим культурам… Еще в последний раз будут дрожать все христианские королевства, а также неверных; на протяжении 25-ти лет будут происходить тяжелые войны и битвы; города, селения, замки и другие здания будут сожжены, опустошены, разрушены с великим пролитием крови; жены и вдовы изнасилованы, грудные дети будут разбиты о стены городов, и все это зло произойдет при посредстве Сатаны, адского принца, благодаря которому почти весь свет будут находиться в состоянии разрушения и опустошения…»

После падения Наполеона, «когда в последний раз дрожали все христианские королевства», в парижской газете «Gazette de France» от 21 ноября 1814 г. был напечатан рассказ Евгения Лабома о русской кампании 1812 г., повторяющий 257 лет спустя картины и образы пророческого видения Нострадамуса.

«Каждую ночь, – пишет автор статьи, – при плохом свете костра и температуре от 20-ти до 22-х градусов ниже нуля, окруженный мертвыми и умирающими людьми, я записывал события дня…

Жестоко были обмануты французы в их желаниях и надеждах. Они пришли сюда искать изобилие и мир, а нашли голод и опасности, более страшные, чем случайности сражений; они рассчитывали на покорность и, может быть, на унижение побежденных, а москвичи им показали пример добродетели великого народа, издавна готового пожертвовать всем, чтобы только сохранить независимость и честь…

Как описать то шумное движение, которое возникло, как только разрешено было грабить на всем пространстве необъятного города? Солдаты, каторжники и проститутки, разбегаясь по всем улицам, проникали в покинутые дворцы, вытаскивая оттуда все, что им только нравилось. Одни – кутались в сукно, вытканное золотом и серебром; другие без всякого разбора – в драгоценнейшие и редчайшие меха; многие оделись в женские и даже в детские шубы, а каторжники скрывали свои рубища под одеждами вельмож; остальные толпами направились к погребам, выламывали двери и напивались драгоценнейшими сортами вина, унося на шатающихся ногах дорогую добычу… Не уважались ни благородство крови, ни наивность возраста, ни слезы красавиц. Я полагал, что тени ночи скроют эту ужасную картину, но, напротив, ночь сделала пожар еще более ужасным. Раздуваемое ветром, пламя лизало небо, ставшее от густого дыма коричневым. Крики несчастных, которых убивали, плач молодых девушек, напрасно искавших от бешенства своих палачей убежища у матери, леденило душу ужасом.

Ко всем этим раздирающим крикам присоединился вой собак, которые по московскому обычаю прикреплялись цепями к воротам дворцов и не могли избегнуть гибели в окружавшем их пламени…»

Л. Н. Толстой, в течение пяти лет изучавший эпоху наполеоновских войн для романа «Война и мир», не выдумывал там, где в романе говорят и действуют исторические лица, а пользовался материалами, из которых у него во время работы образовалась целая библиотека. 29-летний Толстой в 1857 г., т. е. за девять лет до того, как он начал писать «Войну и мир», на полтора месяца приехал в Париж. В опубликованном в 1928 г. дневнике Толстого, относящемся к этому времени, ничего не говорится о том, что писатель знал пророчества Нострадамуса, подлинность которых можно было проверить только в Парижской Национальной библиотеке.

Тем не менее автор «Войны и мира» упоминает в романе, что «Пьеру было открыто одним из братьев масонов выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова пророчество относительно Наполеона». Это доказывает то, что при близком изучении той эпохи Толстой наткнулся на глухое эхо пророчеств о Наполеоне, источником которых, вероятно, служила книга Нострадамуса.

В ней же можно найти, подобно приведенному пророчеству о пожаре Москвы, и другие четверостишия, относящиеся к Французской революции, незамеченные – вольно или невольно – современником этих событий – Федором Буи.

В предисловии ко второму изданию «Пророчеств» имеются строки, являющиеся, по нашему мнению, предсказанием о Робеспьере и его публичных казнях. «И один из страшных временных королей, – говорится в этом предисловии, – тем больше будет восхвален своими приверженцами, чем больше он пролил человеческую кровь невинных священников… этот король совершит по отношению к церкви невероятные преступления, он будет проливать человеческую кровь на улицах, храмах, как воду во время бурного дождя, и ближайшие реки окрасятся кровью» (что действительно имело место в некоторых провинциях во времена террора. В Париже казнили иной раз до 65 человек в день. Так говорят материалы следственной комиссии Конвента, учрежденной после 9 термидора).

Вспомним о святотатственном, с клерикальной точки зрения, празднике Богини Разума, происходившем во времена Робеспьера в соборе Парижской Богоматери, площадь которой была переименована в площадь Разума.

То, что Нострадамус говорит в этом предисловии о «короле», не должно нас удивлять и вводить в заблуждение. В 1555 г. пророк не мог иначе высказываться о революционном диктаторе и герое террора, стремившемся уничтожить монархию на всем земном шаре; но описание этого «короля» у Нострадамуса, кажется, не оставляет сомнения, о ком здесь идет речь.

Даже героические действия Старой гвардии не смогли принести Наполеону победу в битве под Ватерлоо

Остров Св. Елены, куда был вторично изгнан Наполеон после поражения при Ватерлоо, принадлежал в те времена Вест-Индской компании, что Нострадамус четко охарактеризовал словами «маленькое тесное герцогство».

К событиям периода реставрации Бурбонов на французском престоле (3 мая 1814 г.) некоторые толкователи (в частности, А. Лепелетье) относят катрен X, 86:

Как грифон ⁄гриф ⁄ явится Монарх Европы

В сопровождении людей с Севера,

Двинет великую армию красных и белых

И выйдут против государя Вавилона.

Аквилоном, по мнению большинства комментаторов, Нострадамус называл Россию. Англичане в начале XIX в. носили красные мундиры, а австрийцы – белые. Россия, Англия и Австрия были основными участниками коалиции, которая разгромила Наполеона. А поскольку Париж часто сравнивали с Вавилоном, именование Наполеона «государем Вавилона» вполне допустимо. Впрочем, у Нострадамуса имеется и другое предсказание, которое иногда относят к тому же событию. Помещено оно почти рядом с предыдущим (X, 90):

Сто раз издохнет безжалостный деспот,

Помещен на его место грамотный и добродушный.

Весь сенат будет в его власти.

Будет разъярен нахальным лукавцем.

Известно, что французский сенат 3 апреля 1814 г. низложил Наполеона (который в глазах сената внезапно стал «безжалостным деспотом»), а 6 апреля пригласил на царствование Людовика XVIII. Тот действительно отличался большой образованностью и добродушным характером. Отчаянный негодяй в таком случае – террорист Лувель.

Вслед за А. Лепелетье исследователь Теодор Буи относит к королю Людовику XVIII катрен X, 16:

Счастливо властвует во Франции, доволен в жизни,

Не ведая крови, смерти, буйства, разбоя.

Ему принесут бедствия те, кто не пожелает угодничать.

Из-за излишнего легковерия государя похитят ⁄ограбят/ /государь притаится/ на кухне.

А. Лепелетье считает, что весь катрен относится к Людовику XVIII. Тот действительно мог считаться счастливым, поскольку избежал якобинского террора и умер, оставаясь монархом, а не на гильотине и не в изгнании, как его братья. Более того, он получил прозвище «Желанный». А четвертую строчку Т. Буи относит к Людовику XVI, который также слыл большим обжорой и кончил прескверно.

К царствованию Людовика XVIII А. Лепелетье, по-видимому, впервые привязал катрен III, 96:

Предводителю Фоссана перережет глотку

Тот, кто будет вести псов: ищейку и борзую.

Данному деянию будет дан отпор жильцами Тарпейского холма,

Сатурн в [созвездии] Льва 13 февраля.

Здесь, как мы видим, один из немногих случаев, когда Нострадамус дает точную дату, по крайней мере число и месяц, год указывает косвенно, через астрологическую ситуацию. Для комментатора решающую роль играет дата. 13 февраля 1820 г. ремесленник Лувель заколол племянника Людовика XVIII – герцога Карла Беррийского, надежду легитимистской партии. По идее он должен был наследовать корону Франции после не имевшего сыновей Людовика XVIII или, по крайней мере, руководить политикой страны при своем политически несостоятельном отце (тоже Карле). Но герцог был убит. Людовик XVIII через четыре года умер, а сменивший его туповатый Карл V за шесть лет настолько надоел французам, что они устроили в июле 1830 г. революцию и навсегда изгнали из страны старшую ветвь династии Бурбонов. По мнению Лепелетье и многих других легитимистов, всего этого не произошло бы, если бы на троне Франции сидел молодой Карл.

На вопрос, почему герцога Беррийского следует называть «предводителем Фоссано», А. Лепелетье отвечает так: Фоссано находится в Савойе, а Карл Беррийский по женской линии был потомком одного из савойских герцогов.