Текст книги "Неудобные вопросы о религии и Церкви"

62. Если священник может ошибиться, дать неправильный совет, зачем вообще ходить к нему за советом? Не правильнее ли самостоятельно принимать решения?

Ключевые решения в своей жизни человек должен принимать сам. Это касается таких решений, как выбор учебного заведения, выбор профессии, выбор между браком и монашеством, выбор жениха или невесты. За подобного рода решения человек должен нести полную ответственность и не пытаться переложить ее на другого, в том числе на духовника.

При этом он может советоваться с духовником как человеком, обладающим опытом в духовной жизни. Духовник способен взглянуть на ситуацию со стороны, вникнуть в детали, поделиться собственным опытом и своими размышлениями. Но он не должен навязывать свою волю тому, кто пришел за советом. Конечное решение должно остаться за самим человеком, который встал перед тем или иным выбором.

Священник может ошибиться. Но и в медицинской практике возможна врачебная ошибка, что, однако, не заставляет пациентов отказываться от помощи врача. Священник – врачеватель духовных болезней. Нередко Сам Бог подсказывает ему, что посоветовать пришедшему к нему человеку. В других случаях он опирается на собственный духовный и житейский опыт. Ни один священник не обладает безошибочностью, но если это опытный священник, полагающийся на Бога, а не на себя, возможность такой ошибки минимальна.

63. Почему в храмах висят прейскуранты? Разве благодать можно продавать за деньги?

Благодать продавать за деньги нельзя. Иисус Христос заповедал Своим апостолам: «Даром получили – даром давайте» (Мф. 10:18). Церковные каноны строго осуждают «симонию» – взимание денег за совершение священнодействий. Само это понятие произошло от Симона-волхва, который принес апостолам деньги, чтобы получить от них чудотворную способность через возложение рук передавать другим дары Святого Духа. Апостол Петр ответил: «Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги» (Деян. 8:18–20).

Церковь не торгует благодатью. Если в каких-то храмах имеются «прейскуранты», то это печальное наследие советского прошлого, над искоренением которого Церковь работает. Еще в 2004 году Патриарх Алексий, выступая на Епархиальном собрании города Москвы, говорил: «Во многих храмах действует определенный “прейскурант цен”, и заказать какую-либо требу можно, лишь уплатив означенную в нем сумму. В храме, таким образом, идет открытая торговля, только вместо обычного продается “духовный товар”, то есть, не побоюсь сказать прямо, – благодать Божия». По словам Патриарха Алексия, «сегодняшняя практика “церковной торговли” возникла после 1961 года, когда контроль за материальным состоянием храма был полностью передан в ведение “исполнительного органа”, чей состав формировался властями. Эти времена, к счастью, прошли, а злая привычка “торговать” требами осталась».

С тех пор, как были произнесены эти слова, многое изменилось – и изменилось в лучшую сторону. Во многих храмах вы сегодня вообще не увидите никаких ценников. Церковь – это не бюро ритуальных услуг, и само понятие цены за панихиду, молебен, поминовение на Литургии, за крещение или венчание сейчас уходит в прошлое. Цены устанавливаются только на те предметы, которые человек может приобрести в церковной лавке: крестики, иконы, духовную литературу. Различные цены могут быть установлены также на свечи в зависимости от их размера, качества, материала, из которого они изготовлены.

Что же касается совершения треб, то в отношении них может существовать только такое понятие, как «рекомендуемое пожертвование». На практике это означает следующее: если вы пришли покрестить ребенка и вам нечем заплатить, священник обязан покрестить его бесплатно. Если он вам откажет, вы можете пожаловаться на него епархиальному архиерею. Если же вы желаете внести свою лепту, но не знаете, сколько пожертвовать, вам могут рекомендовать пожертвовать ту или иную сумму.

К сожалению, такая практика существует пока еще не везде. С другой стороны, во многих храмах даже само понятие «рекомендуемое пожертвование» ушло из практики. Просто люди жертвуют столько, сколько хотят, и на что хотят. И опыт многих приходов, отказавшихся сначала от прейскурантов, а потом даже от каких-либо рекомендаций по суммам пожертвований, показывает, что они от этого не беднеют. Наоборот, люди охотнее жертвуют на храм, когда их никто к этому не принуждает, чем когда перед их глазами появляется ценник.

Святейший Патриарх Кирилл говорит: «У нас нет цены за требы. Но, поскольку деятельность прихода является главным источником дохода для всей церкви, когда совершаются требы, например, крещение или отпевание, то люди вносят свои пожертвования». По словам Патриарха, «любой человек может быть крещен в храме без всяких денег и повенчан без всяких денег».

64. Зачем вообще Церкви денежные пожертвования? Евангелие призывает искать Царства Божьего, а Церковь заставляет верующих платить деньги, развивает собственный бизнес, превращаясь в коммерческую организацию

Иисус Христос так говорил о материальных благах: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). В то же время, посылая учеников на проповедь, Он напоминал им, что «трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10:10). Это означает, что они должны были получать пропитание в обмен на свою миссионерскую и проповедническую деятельность.

Апостол Павел писал коринфским христианам: «Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9:13–14). В этих словах отражен принцип, на котором жизнь христианской общины строилась с самого начала: священнослужители и проповедники получают за свой труд из церковной казны, которая, в свою очередь, складывается из добровольных пожертвований (Деян. 2:44–45).

Церковь не «заставляет» верующих платить деньги. Весь смысл пожертвований – в их добровольном характере. Но именно на пожертвования строятся, восстанавливаются и содержатся храмы, именно на пожертвования живут священнослужители и приходские сотрудники.

В разных странах материальная база Церквей выстроена по-разному. В некоторых странах существует «церковный налог»: какая-то доля процента от подоходного налога верующих, по их желанию, перечисляется в церковные общины, к которым они принадлежат. У этой системы есть как положительные, так и отрицательные стороны. С одной стороны, при большом количестве верующих даже незначительная доля процента в совокупности дает церковным общинам многомиллионные доходы. С другой стороны, «церковный налог» – одна из причин существенного сокращение прихожан в некоторых католических и протестантских общинах Запада. Люди выходят из общин, чтобы его не платить.

В других странах Церковь обладает собственностью, которая накапливалась веками. Например, в той или иной стране католический монашеский орден может владеть комплексом зданий, рассчитанным на пятьсот монахов, где сейчас их проживает пятнадцать. Свободные площади можно сдавать в аренду под школы, госпитали, благотворительные учреждения. А доход от аренды идет на содержание монастыря.

В некоторых странах, например в Греции, священнослужители получают зарплату от государства. Это, опять-таки, система, имеющая как достоинства, так и недостатки. Ее достоинством является то, что священнику не нужно думать о заработке. Недостатком – то, что государство определяет и размер зарплаты, и количество священнослужителей, которые такой зарплатой могут быть обеспечены. Несколько лет назад правительство Греции приняло решение сократить количество выделяемых священнослужителям зарплат в десять раз, и Церковь вынуждена к этому приспосабливаться.

В ряде стран, где когда-то церковная собственность была экспроприирована, произошла ее реституция. И теперь возвращенные Церкви здания сдаются в аренду, принося ей доход.

В России вся накопленная веками церковная собственность была у Церкви отнята после революции 1917 года. Многие храмы и монастыри были разрушены до основания, другие перестроены до неузнаваемости и использовались не по назначению. Начиная с 1988 года ведется восстановление старых храмов и строительство новых. Однако никакой реституции церковной собственности не произошло.

В отличие от тех стран, где церковное имущество не было национализировано (как в Австрии) или где произошла реституция собственности (как в Литве), в России у Церкви нет недвижимости, которую она могла бы использовать в качестве источника дохода. В отличие от государств, где (как в Германии) существует церковный налог, в России Церковь сама облагается различными налогами. Главным источником дохода для Церкви остаются добровольные пожертвования верующих.

Создание стабильной финансовой базы – задача, которую в общецерковном масштабе еще предстоит решить. Но на епархиальном и приходском уровне она уже решается, причем решается по-разному, в том числе за счет деятельности, приносящей доход. При некоторых приходах существуют швейные мастерские, магазины ювелирных изделий, книжные магазины, причем создаются они нередко по почину самих прихожан, которые вкладывают в их создание и развитие свое время и свои ресурсы.

Эта деятельность не противоречит призыву Христа искать прежде всего Царства Божия, тогда как «это все» должно само приложиться верующим (Мф. 6:33). Наоборот, именно этот принцип фактически и воплощается в жизнь в тех приходах, где уделяется должное внимание миссионерской и просветительской работе. Каждый такой приход создается и существует для того, чтобы вести людей к Царству Небесному. И сами же люди работают над созданием материальной базы прихода. Таким образом, деятельность по финансовой поддержке общины естественным образом прилагается к тому, что составляет основную задачу и настоятеля, и клириков, и прихожан – открывать людям Царство Небесное.

65. Если женщина придет в церковь без платка или в брюках, ее выгонят. Неужели для Бога важно, что у человека на голове?

Для Бога не важно, что у человека на голове. Бог смотрит на сердце человека, а не на его одежду. Традиция, согласно которой женщины должны приходить на службу в юбке и платке, не является общеправославной. Она существует в таких странах, как Россия, Украина, Белоруссия, но во многих других странах ее нет. Во Франции или в Америке женщина может прийти в православный храм в брюках и без головного убора, и ее никто за это не осудит.

В то же время, чтобы не обращать на себя повышенное внимание, чтобы не стать невольной причиной соблазна для окружающих, всегда лучше присматриваться, как люди одеваются и как себя ведут. И стараться своей одеждой и поведением не выделяться перед другими. Ведь в храм приходят не для того, чтобы себя показать и на людей посмотреть, а чтобы пообщаться с Богом. Чем менее заметной, вызывающей и отличающейся от других будет одежда пришедшего в храм, тем более комфортно и ему самому будет в храме, и окружающим.

66. Некоторые православные враждебно относятся к верующим других конфессий, говорят, что они «не спасутся». Но откуда такая уверенность? Разве можно за Бога решать, кто спасется, а кто нет?

Принадлежность к православной вере, уверенность в истинности Православной Церкви не должны становится источником гордыни и превозношения над людьми других вероисповеданий. Решать, кто спасется, а кто нет, может только Бог.

В связи с этим можно вспомнить слова святителя Феофана Затворника: «Я не знаю, спасутся католики или нет. Знаю только, что я вне Православной Церкви не спасусь». Это подход истинно православного человека, который знает о себе, что для него нет иного пути спасения, кроме как в Православной Церкви, а спасение других оставляет на суд Божий.

Подходя к Причастию, мы читаем молитву: «Верую, Господи, и исповедую, что Ты воистину Христос, пришедший в мир спасти грешников, из которых я первый». Если я первый из грешников, то как я могу говорить, что я спасусь, а другие нет? Если я имею надежду на спасение, то я войду в Царствие Божие последним, после всех, именно потому, что я – первый из грешников. И если я думаю о вечных муках, которые кому-то уготованы, то думаю прежде всего о том, что именно я за свои грехи достоин вечных мучений, а не о том, что другие будут мучиться, пока я буду наслаждаться райским блаженством.

Нельзя ограничивать милость Божию, ставя Богу рамки, вне которых Он не может спасать людей. Когда святителя Филарета Московского спросили, считает ли он ересью лютеранство, он ответил: «Я не говорю ни то, что это ересь, ни то, что это не ересь. Для того чтобы решить, ересь это или нет, нужен Вселенский Собор». Но сегодня есть немало людей, которые считают, что всё знают лучше, чем Филарет Московский или Феофан Затворник, для них все ответы ясны: они «знают», где ересь, где не ересь, кто спасется, кто не спасется. И уверены, что если кто и спасется, то первыми будут они.

К счастью, это явление в Церкви маргинальное, и такое отношение характерно для меньшинства. В большинстве случаев верующие понимают, что православие несовместимо с оскорбительным, уничижительным отношением к другим людям, даже к еретикам, врагам Церкви, атеистам.

Все сказанное не отменяет того, что Православная Церковь считает себя Церковью, основанной Самим Христом. А значит, именно она – «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3:15), именно она ведет людей ко спасению. Этой убежденностью проникнута вся церковная проповедь. Но эта убежденность не должна превращаться в безоговорочное осуждение всех остальных. Мы вправе говорить о различиях между православием и иными конфессиями, указывать на ошибки и заблуждения инославных, но не вправе осуждать их на вечную погибель. Конечный суд о судьбе каждого человека принадлежит Богу.

Разбойник, распятый вместе с Иисусом, не был ни крещеным, ни православным, ни праведным, ни благочестивым. Но за одно лишь покаянное обращение к Спасителю был немедленно введен в рай (Лк. 23:39–43). Никто, даже Церковь, не вправе запретить Богу спасать людей так, как Он хочет, и там, где Он хочет.

Мытарь из притчи Иисуса Христа (Лк. 18:10–13) тоже не был ни православным, ни праведником. Он сознавал, что перед лицом правды Божией и справедливости Божией он не выстоит, что единственная надежда для него – милость Божия, не знающая границ, не имеющая пределов. Мытарь не смел даже взглянуть на фарисея, который молился в нескольких шагах от него, потому что был уверен, что тот во много раз лучше него, тогда как первый из грешников – он, мытарь. Именно потому он и был оправдан Богом.

Подлинно православный человек – это тот, кто, как мытарь, входя в храм, не смеет поднять глаза к небу, потому что сознает, что если есть на этой земле самый грешный человек, то это – он сам. Вопрос о спасении или неспасении такой человек ставит только применительно к самому себе: спасусь я или нет? А спасение других предоставляет Богу.

67. Многие пожилые люди не ходят на службу из-за того, что не могут долго стоять. Почему бы в православных храмах не поставить скамейки, как у католиков и протестантов?

Стояние прямо является тем положением тела, которое с библейских времен считается нормативным при молитве. Известный духовный писатель архимандрит Гавриил (Бунге), бывший католик, хорошо знающий традиции богослужения на Западе, размышляет: «Современный западный человек, высоко ценящий спорт и движение, в духовной жизни своей стал существом сидящим. Он проводит сидя не только бо́льшую часть времени общего богослужения, но и во время личной “медитации” пребывает в сидячем положении, в спокойной и ненапряженной позе… Сколь отлично от этого отношение к молитвенной позе, свойственное людям Библии или отцам! Не спокойное сидение, но напряженное стояние характеризует молящегося. О нем говорится как о “стоящем в доме Господнем, во дворах Господа Бога нашего” (Пс. 133:1), как о том, кто “станет на святом месте Его” (Пс. 23:3), будь то самодовольный фарисей или сокрушенный мытарь, который едва осмеливается стоять поодаль (Лк. 18:11, 13). Совершенно очевидно, что и Христос призывал Своих учеников: “Встаньте и молитесь” (Лк. 22:46)… Также и евангелист Марк, когда говорит о молитве, не пишет просто “когда вы молитесь”, но самым конкретным образом: “когда стоите на молитве” (Мк.11:25)».

В то же время известно, что в древности за богослужением не только стояли, но и сидели. В частности, сидя слушали псалмы, чтения из Ветхого Завета и из Апостола, чтения из творений отцов Церкви, а также некоторые песнопения, например «седальны» (само название песнопения указывает на то, что слушали его сидя). Вставать было принято в наиболее важные моменты богослужения, например при чтении Евангелия, при начале Евхаристического канона. Возгласы «Премудрость, прóсти», буквально означающий «Встаньте, ибо услышите мудрость», был именно приглашением диакона встать для совершения определенных молитв после сидения во время предыдущих молитв. То же значение имеет возглас на Литургии «Станем добре, станем со страхом…».

Широко распространено мнение, согласно которому характерным отличием православного храма от католического или протестантского является отсутствие в нем сидений. На самом деле древние богослужебные уставы в своих рекомендациях исходят из наличия в храме сидений. Отсутствие сидений в храме не характерно для греческих храмов, где, как правило, предусмотрены скамьи для всех, кто участвует в богослужении.

В Русской Церкви нет обычая садиться во время чтений и вставать только в наиболее важные моменты богослужения. Он сохраняется лишь в монастырях, где для монахов вдоль стен храм устанавливаются стасидии – высокие деревянные кресла с откидным сиденьем и высокими подлокотниками. В стасидиях можно как сидеть, так и стоять, опираясь руками на подлокотники, спиной на стену.

В некоторых современных русских храмах есть сидения, расположенные вдоль стен и предназначенные для пожилых и немощных прихожан, а также для матерей с детьми.

Святителю Филарету Московскому приписывают изречение: «Лучше сидя думать о Боге, чем стоя о ногах». Стояние на молитве возможно для тех, кто способен его физически переносить. Но оно не должно превращаться в пытку для тех, кто не может долго стоять в силу возраста или физического состояния. Для таких людей в храмах должны быть предусмотрены сидячие места.

68. Поклонение иконам – это идолопоклонство. Бог в Библии запретил поклонение идолам, а иконы – не что иное, как идолы

Это неверно. В Ветхом Завете запрещается поклонение идолам, но иконы от идолов отличаются коренным образом. В VIII–IX веках, когда на Церковь обрушилась иконоборческая ересь, вопрос этот был детально разработан, и почитание икон из благочестивой традиции превратилось в церковный догмат.

В Ветхом Завете существовал строжайший запрет на изображение Бога. Первая заповедь закона Моисеева гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог Ревнитель» (Исх. 20:4-5). Запрет на изображение Бога сохраняется в иудейской и мусульманской традициях. В синагогах и мечетях нет даже изображений людей: эти культовые здания украшаются только орнаментом или символами.

Ветхозаветный запрет на изображения был направлен против идолопоклонства, что разъясняет автор Второзакония, говоря о том, почему нельзя изготовлять кумиры и подобия: «Дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада… какой-либо рыбы… и дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звезды и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им» (Втор. 4:16-19).

Любое изображение невидимого Бога было бы плодом человеческой фантазии. Однако Новый Завет был откровением Бога, Который стал Человеком, то есть сделался видимым для людей. С той же настойчивостью, с какой Моисей говорит о том, что люди не видели Бога, а только слышали Его голос (Втор. 4:11–15), апостолы говорят о том, что они видели Его: «И мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца» (Ин. 1:14); «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали… о Слове жизни» (1 Ин. 1:1).

То, что невидимо, то и неизобразимо, а что видимо, то можно изображать, так как это уже не плод фантазии, но реальность. Эта богословская установка была окончательно сформулирована в ходе борьбы против иконоборческой ереси VIII–IX веков, однако она присутствовала в Церкви с первых веков ее существования.

Отцы Церкви подчеркивали, что, поклоняясь иконе, верующий поклоняется не доске с красками, а тому, что на ней изображен. «Честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу», – говорили они. В этом коренное отличие иконы от идола. Также подчеркивалось, что поклонение иконе отлично от того почитания, которое может воздаваться только Богу и Его святым.

Каждая икона для православного христианина имеет богословский, антропологический, литургический и нравственный смыслы.

Богословская значимость иконы обусловлена тем, что она живописным языком говорит о тех догматических истинах, которые открыты людям в Священном Писании и церковном Предании. Икона напоминает о Боге как Первообразе, по образу и подобию Которого создан каждый человек.

Святые Отцы называли икону Евангелием для неграмотных. «Изображения употребляются в храмах, дабы те, кто не знает грамоты, по крайней мере глядя на стены, читали то, что не в силах прочесть в книгах», – писал святитель Григорий Великий (V век). Иконы в православном храме играют катехизическую роль. «Если к тебе придет один из язычников, говоря: покажи мне твою веру… ты отведешь его в церковь и поставишь перед разными видами святых изображений», – говорит преподобный Иоанн Дамаскин (VIII век).

По своему содержанию каждая икона антропологична. Нет ни одной иконы, на которой не был бы изображен человек, будь то Богочеловек Иисус Христос, Пресвятая Богородица или кто-либо из святых. Исключение составляют лишь символические изображения, а также образы ангелов (впрочем, даже ангелы на иконах изображаются человекоподобными). Не существует икон-пейзажей, икон-натюрмортов. Ландшафт, растения, животные, бытовые предметы – все это может присутствовать в иконе, если того требует сюжет, но главным героем любого иконописного изображения является человек.

Икона – не портрет, она не претендует на точную передачу внешнего облика того или иного святого. Мы не знаем, как выглядели древние святые, но в нашем распоряжении имеется множество фотографий людей, которых Церковь прославила в лике святых в недавнее время. Сравнение фотографии святого с его иконой наглядно демонстрирует стремление иконописца сохранить лишь самые общие характерные особенности внешнего облика святого. На иконе он узнаваем, однако он иной, его черты утончены и облагорожены, им придан иконный облик.

Икона являет человека в его преображенном, обо́женном состоянии. Христианская аскеза есть путь к духовному преображению. И именно преображенного человека являет нам икона. Православная икона в той же мере является учительницей аскетической жизни, в какой она научает догматам веры. Иконописец сознательно делает руки и ноги человека более тонкими, чем в реальной жизни, черты лица (нос, глаза, уши) более удлиненными. В некоторых случаях изменяются пропорции человеческого тела: туловище удлиняется, а голова становится меньше, чем в реальности. Все эти и многие другие художественные приемы призваны передать то духовное изменение, которое претерпевает человеческая плоть благодаря аскетическому подвигу и преображающему воздействию на нее Святого Духа.

Икона святого показывает не столько процесс, сколько результат, не столько путь, сколько пункт назначения, не столько движение к цели, сколько саму цель. На иконе перед нами предстает человек не борющийся со страстями, но уже победивший страсти, не взыскующий Царства Небесного, но уже достигший его. Поэтому икона не динамична, а статична. Главный герой иконы никогда не изображается в движении: он или стоит, или сидит.

Икона по своему назначению литургична, она является неотъемлемой частью литургического пространства – храма – и непременным участником богослужения. Каждая икона связана с тем или иным церковным праздником. Абстрактных икон, не привязанных тематически к богослужению, не существует.

Некоторые иконы являются чудотворными. От этих икон происходят чудеса и исцеления. К числу таких икон, в частности, относятся многие почитаемые иконы Богородицы – Владимирская, Казанская, Смоленская и иные.

Каждая икона имеет нравственный смысл. Это нравственное значение иконы особенно возрастает в наши дни, когда в мире господствуют индивидуализм и эгоизм. Люди разобщены, каждый живет сам для себя, одиночество стало хронической болезнью многих. Современному человеку чуждо представление о жертвенности, чужда готовность отдать жизнь за жизнь другого. Чувство взаимной ответственности друг за друга и друг перед другом у людей притупляется, его место занимает инстинкт самосохранения.

Христианство же говорит о человеке как члене единого соборного организма, несущем ответственность не только перед собой, но также перед Богом и другими людьми. Церковь скрепляет людей в единое тело, Главой которого является Богочеловек Иисус Христос. Единство церковного тела – прообраз того единства, к которому в эсхатологической перспективе призвано все человечество. В Царстве Божием люди будут соединены с Богом и между собою той же любовью, что соединяет Три Лица Святой Троицы. Образ Святой Троицы являет человечеству то духовное единство, к которому оно призвано. И Церковь будет неустанно – вопреки всякой разобщенности, всякому индивидуализму и эгоизму – напоминать миру и каждому человеку об этом высоком призвании.

Противостояние между христианством и дехристианизированным миром особенно очевидно в области нравственности. Секулярная мораль дезавуировала традиционное представление о браке и супружеской верности, десакрализовала идеалы материнства и чадородия. Этим исконным идеалам она противопоставила «свободную любовь», гедонизм, пропаганду порока и греха. Раскрепощение женщины, ее стремление во всем уравняться с мужчиной привело к резкому снижению рождаемости и острому демографическому кризису во многих странах.

Вопреки современным тенденциям Церковь, как и столетия назад, продолжает проповедовать целомудрие и брачную верность. Высшим призванием женщины Церковь считает материнство. Образ Матери с Младенцем на руках, нежно прильнувшим щекой к Ее щеке, – вот тот идеал, который Православная Церковь предлагает всякой христианской женщине. Этот образ, в бесчисленном количестве вариантов присутствующий во всех православных храмах, обладает величайшей духовной притягательностью и нравственной силой. И до тех пор, пока Церковь существует, она будет – вопреки любым веянием времени – напоминать женщине о ее призвании к материнству и чадородию.

Современная мораль десакрализовала смерть, превратила ее в унылый, лишенный всякого положительного содержания обряд. Люди, прожившие жизнь без Бога, умирают так же бесцельно и бессодержательно, как они жили, – в такой же духовной пустоте и богооставленности.

Православный верующий за каждым богослужением просит у Бога христианской кончины, безболезненной, непостыдной, мирной, он молится об избавлении от внезапной смерти, дабы успеть принести покаяние и умереть в мире с Богом и ближними. Кончина христианина – это не смерть, а переход к вечной жизни. Видимым напоминанием об этом является икона Успения Пресвятой Богородицы, на которой Матерь Божия изображена благолепно распростертой на смертном одре, в окружении апостолов и ангелов, а пречистую душу Ее, символизируемую младенцем, принимает на Свои руки Христос. Смерть есть переход к новой жизни, более прекрасной, чем земная, и за порогом смерти душу христианина встречает Христос – вот та весть, которую несет в себе образ Успения. И Церковь всегда – вопреки всем материалистическим представлениям о жизни и смерти – будет возвещать эту истину человечеству.

Можно было бы привести множество других примеров икон, возвещающих те или иные нравственные истины. Каждая икона несет в себе мощный нравственный заряд. Икона напоминает современному человеку о том, что, помимо того мира, в котором он живет, есть еще иной мир; помимо ценностей, проповедуемых безрелигиозным гуманизмом, есть еще иные духовные ценности; помимо тех нравственных стандартов, которые устанавливает секулярное общество, есть еще иные стандарты и нормы.