Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга четвертая. Август"

Говоря о Тамбовских святых, стоит вспомнить и еще одну православную подвижницу, прославившую своими подвигами этот край, – хотя во время своей земной жизни она всячески избегала славы. Это преподобная Марфа Тамбовская († 1800), основательница женского монастыря в городе Кирсанове. Жизнь ее – прекрасный, удивительный и в то же время очень редкий пример монашества в миру.

Марфа, старшая дочь многодетной вдовы-дворянки из Тамбовской губернии, с ранних лет мечтала о монашеской жизни, так как горячо любила Господа и всей своей юной и чистой душой желала полностью посвятить жизнь безраздельному служению Ему. Девочка много молилась, по мере сил упражнялась в посте, изучала Священное Писание и все, что могла найти о монашеской жизни у святых отцов и подвижников прежних лет. Достигнув надлежащего возраста, Марфа стала просить мать отпустить ее в монастырь – но строгая вдова неожиданно ответила дочери решительным отказом. Чем объяснялся этот отказ, нам неизвестно – возможно, она, как это часто бывает со строгими матерями, уже распланировала в уме будущую жизнь дочери, как она сама, мать, хотела бы ее видеть, и монашество не вписывалось в этот образ. Увы, родители нередко считают, что они в силу своего возраста и жизненного опыта всегда все знают лучше детей – в том числе и то, какой жизненный путь детям лучше избрать, – забывая о том непреложном факте, что никто из людей, даже самый старый и опытный, не всеведущ и Промысл Божий о конкретном человеке может в корне отличаться от планов его родителей. Я не говорю уже о том, что наши дети – не бездушные куклы, способные лишь слепо исполнять наши указания, и даже не наше с вами продолжение (как уверяла нас в прошлом советская атеистическая идеология), а самостоятельные, уникальные личности, которые могут быть и похожи, и непохожи на нас в своих склонностях, талантах, желаниях. Сам Господь – Творец мира дал каждому человеку, в том числе и нашим детям, свободную волю, и высочайшей гордыней со стороны родителей было бы пытаться отобрать у них эту богоданную свободу. Конечно, если наши дети хотят совершить нечто греховное, мы должны постараться удержать их от этого. Но если их выбор в той или иной сфере жизни противоречит не Божиим заповедям, а всего лишь нашим собственным планам, желаниям, вкусам – нужно просто принять его, как выбор взрослого человека, взрослого христианина. Возможно, именно в этом и состоит их истинное призвание, следуя которому они смогут послужить Богу.

Впрочем, вполне возможно, что мать Марфы в своем отказе руководствовалась более разумными соображениями – опасениями, что стремление дочери к монашеству коренится, скорее, в юношеском романтизме и не имеет прочного основания. Ведь сколько таких случаев – и в старину, и особенно в наше торопливое время, – когда молодые люди принимают скоропалительное решение о монашестве, еще не представляя себе толком сути этого пути (одного лишь чтения Патериков и святоотеческих наставлений здесь недостаточно!), не разобравшись в себе, своем характере и склонностях, не узнав ни мирской, ни монастырской жизни – да и попросту уповая больше на себя и свои желания, чем на волю Божию… Потом эти юноши и девушки понимают, что жестоко ошиблись, но уже поздно – нельзя отказаться от произнесенных обетов… Результатом юношеской горячности становятся поломанные судьбы, а иногда и погубленные души. Поэтому вполне понятно желание многих родителей, сознающих всю опасность такого исхода, чтобы их стремящиеся к монашеству дети вначале должным образом испытали себя, свою готовность к иноческому пути и твердость принятого решения. Нелишним здесь будет напомнить, что по той же причине ни в коем случае нельзя торопить и тем более принуждать детей к вступлению в брак, что, к сожалению, также не редкость: ведь брачный путь не менее труден и серьезен, чем монашеский, а брачные обеты христианина столь же необратимы.

Как бы то ни было, мать Марфы наотрез отказалась дать дочери благословение на постриг, несмотря на все ее просьбы. «Ходи в Церковь, молись Богу – тот же будет монастырь для тебя», – отвечала она девушке. И Марфа, справедливо рассудив, что это станет для нее первым упражнением в смирении и послушании – весьма важных монашеских добродетелях, – начала прилежно исполнять материнский наказ.

Благочестивая девушка продолжала жить вместе со своей семьей – матерью, братом и незамужней сестрой, – внешне ничем не отличаясь от прочих домашних, за исключением того, что одевалась преимущественно в темное и с позволения матери посещала различные монашеские обители в качестве паломницы. Но это была лишь внешняя сторона, на деле же Марфа жила в миру, как монахиня. Она старалась исполнять все просьбы и наказы старших так же, как в обители исполняла бы возложенные на нее игуменией послушания; со всеми была неизменно добра и приветлива; жила напряженной духовной жизнью, много молилась, часто посещала храм Божий и прибегала к Таинствам, творила милостыню, не позволяла себе предаваться праздности. Помимо обычных для девушки ее круга домашних занятий – рукоделия, заботы о хозяйственных вопросах, чтения душеполезной литературы, – Марфа нередко втайне от родных выполняла работу, порученную слугам. Если же кому-нибудь из прислуги случалось провиниться – например, разбить посуду, – Марфа брала вину на себя и тем избавляла виновного от наказания. За это слуги очень любили и уважали свою молодую хозяйку и готовы были на все, чтобы только угодить ей. А Марфе ничего не нужно было, кроме того, чтобы окружающие ее люди стремились жить по-христиански.

Так жила преподобная Марфа до самой кончины своей матери. Так она продолжала жить и после ее кончины, хотя теперь могла бы свободно уйти в монастырь, – но к этому времени благочестивая деятельность подвижницы распространилась далеко за пределы ее дома, и она решила не отказываться от этого послушания. Дело в том, что молва о подвижнице привлекала в ее дом немало женщин и особенно молодых девушек, нуждавшихся в духовном и житейском совете. Марфа принимала всех приходивших к ней с неизменной любовью, для каждой находила нужные слова. Некоторые из них впоследствии, вдохновленные примером преподобной Марфы, принимали монашеский постриг, а некоторые, по тем или иным причинам не имевшие возможности это сделать, но также устремившиеся всей душой к монашеству, оставались в доме подвижницы, проводя свои дни в трудах и молитве под руководством Марфы. Вместе с Марфой начала подвизаться и ее младшая сестра Пелагея. Постепенно в доме сестер образовалась небольшая община «монахинь в миру».

Преподобная Марфа мирно, с молитвой на устах отошла ко Господу в 1800 году. После кончины на ее теле были найдены тяжелые железные вериги и крест, которые подвижница носила тайно от всех для усмирения плоти. Хоронили ее, как монахиню, хотя до сих пор доподлинно неизвестно, была ли она пострижена. По одному из преданий, Марфа приняла тайный постриг во время одной из своих паломнических поездок, но прямых подтверждений этому нет. Вся жизнь преподобной Марфы была подлинно монашеской, прошедшей в неустанном служении Богу и ближним, наполненной светом Христовой любви. А потому и Церковь прославила ее в лике преподобных.

Дорогие отцы, братья и сестры! Житие преподобной Марфы Тамбовской – замечательный урок всем нам, так часто сетующим на то, что, дескать, обстоятельства мешают нам жить по-христиански. Но ведь Евангельские заповеди универсальны, они рассчитаны не только на какой-то определенный образ жизни. Исполнять их можно, с Божией помощью, в любых обстоятельствах – нужно лишь приложить некоторые усилия, чтобы выбрать наиболее подходящий путь, и уповать не только на собственные – ограниченные – человеческие силы, но и на Божественную благодать. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4, 13), – сказал еще апостол Павел. Преподобная Марфа преуспела в духовной жизни даже несмотря на то, что ей выпала крайне сложная задача – совмещать сразу два образа жизни, мирской и монашеский. Большинству из нас не приходится заниматься таким сложным совмещением, в основном люди следуют лишь одному пути, избранному ими на определенном этапе жизни, – так неужели же на этом единственном пути мы будем оправдывать свое несоответствие ему «житейскими обстоятельствами»?

Итак, вспомнив столько замечательных примеров православной святости, воссиявших на Тамбовской земле, мы можем убедиться, что явление здесь миру такого великого святого, как преподобный Серафим Саровский, вовсе не было неожиданным, не было исключением, но стало, скорее, естественным следствием благословенных трудов чад Православной Церкви в этом краю в течение долгих лет и веков. Не оскудела в Тамбове святость и после отшествия преподобного Серафима ко Господу – история последующих лет также связывает с Тамбовским краем немало славных имен православных подвижников.

Первым из этих подвижников, несомненно, каждому вспомнится святитель Феофан Затворник (1815–1894), чьи труды и по сей день одни из самых читаемых и авторитетных во всем православном мире, как в России, так и далеко за ее пределами. Как известно, святитель в течение многих лет подвизался на кафедре Тамбовской епархии, неустанно заботясь о должном устроении духовной и повседневной жизни своей паствы, о ее образовании и просвещении. Его трудами в епархии было создано множество церковно-приходских училищ, воскресных школ и школ грамотности, а также открыто женское епархиальное училище – достаточно смелое новшество по тем временам, когда к женскому образованию в обществе и государстве еще относились весьма скептически. Когда же в 1866 году, уже будучи епископом Владимирским, святитель Феофан ушел на покой, он предпочел вернуться в горячо любимый им Тамбов, в Вышенскую пустынь, которую, по его собственным словам, «можно променять только на Царство Небесное».

Стоит отметить, что этот уход на покой после двадцатипятилетнего служения Церкви вовсе не был попыткой убежать от архипастырских забот – хотя эти заботы и трудны, и подчас весьма утомительны. «Я ищу покоя, – писал сам святитель Феофан своему духовному отцу, – чтобы покойнее предаться занятиям желаемым, с тем непременным намерением, чтобы был и плод трудов, и полезный, и нужный для Церкви Божией». Другими словами, святитель отнюдь не ушел от дел, но лишь избрал новый способ служения Богу и ближним. Как необходимы подобные примеры в наши дни, когда, увы, даже люди церковные зачастую стремятся жить и трудиться лишь для себя одних!

Как и некогда преподобный Серафим, святитель Феофан принял на себя трудный подвиг затворничества и оставался в затворе до конца своей земной жизни. Однако и тут этот добрый пастырь не оставил неусыпных забот о пастве. Никого не принимая в своей келье и не покидая ее пределов, святитель, тем не менее, вел обширную переписку со своими духовными чадами, преподавая им мудрые, вдумчивые советы и наставления по самым разным вопросам – от духовных до бытовых. Много времени и сил отдавал епископ-затворник и богословско-литературной деятельности и переводу на русский язык интересных и полезных книг зарубежных авторов. «Писать – это служба, Церкви нужная», – говорил святитель.

Даже в строгом затворе святитель Феофан не переставал живо интересоваться жизнью Церкви и родной страны, выписывал различные журналы, имел обширную библиотеку на различных языках. Причем интересовало его не только богословие: святитель обладал глубокими познаниями в сфере естественных, исторических и прочих светских наук и продолжал интересоваться этой тематикой, даже будучи в затворе. Так, например, в одном из его писем мы находим рассуждения о том, может ли быть жизнь на других планетах. Имелись в келье святителя и естественнонаучные приборы (например, микроскоп), с помощью которых он ставил небольшие опыты. Эти интересы святителя нашли свое отражение и в его духовных трудах – ведь, например, знакомство с устройством Вселенной помогает лучше понимать некоторые места Священного Писания, касающиеся сотворения мира, а знание исторических реалий тем паче необходимо для правильного толкования Священных текстов и творений древних святых.

Это весьма поучительный пример для тех «не в меру у нас православных» (по меткому выражению святителя Григория Богослова), кто считает любые светские знания не только ненужными, но даже вредными для христианина. Ведь Господь сказал исследуйте Писания (Ин. 5, 39). Мы – православные христиане, а не еретики-манихеи и верим в то, что материальный мир сотворен не диаволом, а Самим Богом, сотворен для человека. А раз этот мир сотворен для нас – вполне естественно исследовать его, познавая тайны Божия творения. Занятия науками имеют весьма большое значение и для духовной жизни: человека образованного гораздо труднее ввести в заблуждение лжепророкам, еретикам и всяческим шарлатанам. Так, например, человек, знакомый с астрономией, вряд ли увлечется астрологией, тогда как простец может и поддаться на уловки астрологов с их псевдонаучными «изысканиями». Недаром многие великие православные святые – как древние отцы Церкви, так и подвижники Новейшего времени, в чем мы только что убедились на примере святителя Феофана Затворника, – были людьми образованными в самом широком смысле этого слова и отнюдь не чурались «светских» наук, тогда как отрицание знания и стремления к знаниям было осуждено отцами как ересь гносеомахии (под таким названием это явление описывается, например, в известном произведении преподобного Иоанна Дамаскина «О ста ересях вкратце»). Будем же и мы подражать в своем отношении к наукам святым угодникам Божиим, а не еретикам, даже если ересь прикрывается внешне благочестивыми словами!

Будучи возделываема в течение многих лет такими великими святыми, Тамбовская земля не только сама процветала духовно, но и являлась как бы рассадником христианской духовности для всего Православного мира. Многие ее чада волею Божией отправлялись жить и подвизаться в другие края, даже в другие страны, продолжая и там следовать заветам своих духовных предшественников – угодников земли Тамбовской. В числе таких благочестивых тамбовчан, украсивших своими подвигами на ниве Христовой иные края, нельзя не упомянуть преподобных Амвросия Оптинского (1812–1891) и Силуана Афонского (1866–1938) – подлинных духовных наследников преподобного Серафима Саровского.

Преподобный Амвросий, уроженец Тамбовской губернии, с молодости подвизался в Оптиной пустыни, много лет был ее духовником, имел множество духовных чад – как монахов, так и мирян, – с которыми неустанно вел назидательные беседы и обширную переписку, несмотря на тяжкие телесные немощи, приковавшие его к постели. К преподобному Амвросию можно с полным правом приложить известные слова преподобного Серафима: «Стяжи дух мирен – и тысячи вокруг тебя спасутся». Действительно, Оптинскому подвижнику обязаны своим исправлением и спасением немало людей, и все знавшие его единодушно вспоминают о нем как о светлом, кротком старце, как бы сиявшем изнутри любовью и благодатью Христовой. Вот, например, что пишет одна из духовных дочерей преподобного Амвросия: «Приходили сюда, обливаясь слезами скорби, а выходили со слезами радости; отчаявшиеся – утешенными и ободренными; неверующие и сомневающиеся – верными чадами Церкви. Здесь жил батюшка – источник стольких благодеяний и утешений. Ни звание человека, ни состояние не имели никакого значения в его глазах. Ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что он, забывая себя, всеми силами старался спасти ее, поставить на истинный путь».

Несмотря на свой высочайший духовный авторитет и почтение, которое испытывали к нему православные христиане всех возрастов и сословий, старец Амвросий, как истинный пастырь, никогда не пренебрегал свободной волей человека, позволяя каждому самостоятельно решать – послушать мудрого совета или же поступить по-своему. «Насильно никого не приведешь ко спасению, – говорил старец. – Воли человека и Сам Господь не понуждает, хотя многими способами и вразумляет». Превыше всего в духовной жизни преподобный Амвросий ставил молитву, покаяние и смирение, а на вопрос о том, как следует жить, отвечал назиданием-прибауткой: «Надо жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение».

Преподобный Силуан Афонский, также родившийся и выросший в Тамбовской губернии, ушел на Святую Гору Афон, в Свято-Пантелеимонов монастырь, сразу после прохождения военной службы и посвятил свою жизнь Богу. Так же как преподобные Серафим Саровский и Амвросий Оптинский, превыше всего в духовной жизни он ставил молитву, общение с Богом Живым, но в течение многих лет подвижничества не мог достигнуть чистой непрестанной молитвы – различные бесовские искушения отвлекали его ум, мешали сосредоточиться полностью на богообщении. Однажды Силуан – уже будучи к тому времени пострижен в схиму – со слезами взмолился Богу: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне! Научи меня, что я должен делать, чтобы смирилась моя душа!» И Господь ответил ищущему Его подвижнику: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Иными словами, преподобному Силуану был указан «царский путь»: непрестанное смирение и покаяние, не переходящие, однако, в самоуничижение и отчаяние. И подвижник начал ревностно следовать Господнему наказу, достигнув на этом благодатном пути «меры святых отцов» (по выражению знавших его афонских старцев). А вот что вспоминает о преподобном Силуане его духовный сын архимандрит Софроний (Сахаров): «Редкой силы воля – без упрямства; простота, свобода, бесстрашие и мужество – с кротостью и мягкостью; смирение и послушание – без униженности и человекоугодия – это был подлинно человек, образ и подобие Бога».

Старец Силуан со всеми был неизменно приветлив и кроток, никто не слышал от него ни слова осуждения. При этом он вовсе не избегал обличения грехов, но делал это так, чтобы не оскорбить грешника, а кротко, с любовью направить его на истинный путь. Так, например, встретив однажды курящего человека, заявлявшего, что курение негреховно и даже «полезно для здоровья», преподобный не разразился гневной обличительной речью, а мягко предложил курильщику, прежде чем закурить, попробовать помолиться. Курильщик задумался и смутился: «Как-то не идет перед курением молиться!» «Итак, всякое дело, перед которым не идет несмущенная молитва, лучше не делать», – заключил подвижник. Важный урок для всех нас, немирных духом и тем не менее дерзающих «обличать»! Не приносят ли наши обличения, не растворенные подлинной христианской любовью, больше вреда, чем пользы?

Тот же смиренный и светлый дух Тамбовского Православия проявился и в страшные времена безбожных гонений на Церковь Христову после 1917 года. Немало уроженцев Тамбова – священнослужителей, монахов и мирян – пострадало в те годы от рук безбожников за отказ отречься от Христа. О новомучениках Тамбовских написано немало книг и статей, и вряд ли возможно рассказать о всех них в одном лишь слове. Но несомненно необходимо упомянуть хотя бы о двух из них, чей подвиг достоин стать своего рода символом всего тамбовского мученичества Новейшего времени. Это священномученики иереи Николай Пробатов и Михаил Богословский.

Отец Николай из тамбовского села Агламазово был расстрелян в 1918 году за «пособничество» местным крестьянам, не желавшим участвовать в братоубийственной гражданской войне. Уже будучи выведен на расстрел, отец Николай не проклинал своих убийц, но, напротив, вслух молился о них: «Господи, прости им, они не знают, что делают!» Более того, когда первый залп расстрельной команды не убил, а лишь тяжело ранил его, этот мужественный воин Христов нашел в себе силы подняться и продолжить молитву. Вторым залпом он был убит; тело его так и застыло с руками, поднятыми в последней молитве и благословении…

Протоиерей Михаил, уроженец Тамбова, служивший в Бердянске, был арестован в 1937 году за «антисоветскую агитацию», а на деле – за христианскую проповедь, перенес множество пыток и издевательств и был осужден на заключение в лагере в суровом Красноярском крае. Испытания не озлобили и не сломили благочестивого священника: он оставался все таким же, как и прежде, – мудрым, добрым и смиренным пастырем. И это смирение, эта христианская любовь оказывали на окружавших его куда более сильное воздействие, чем вся мощь государственной пропаганды. Так, например, соисповедники отца Михаила по лагерю вспоминают следующий эпизод: над кротким священником начал было жестоко издеваться какой-то уголовник, выдирая у него волосы по одному, брови и ресницы. Увидев отца Михаила после такой пытки, даже лагерный надзиратель пришел в негодование и потребовал назвать имя злодея, чтобы соответствующим образом наказать его. Но отец Михаил, к удивлению всех, отказался выдать своего мучителя. Пораженный добротой и вместе с тем внутренней силой праведника, уголовник-садист раскаялся, тайно пришел к отцу Михаилу в барак и на коленях, со слезами просил у него прощения. Так христианская любовь оказалась сильнее насилия, жестокости и злобы.

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры! Будем же стараться уподобиться святым угодникам земли Тамбовской в их смирении, не переходящем в самоуничижение, в их искренней любви ко всем людям без исключения – как братьям по вере, так и иноверцам и инородцам, и самым страшным грешникам – в их готовности пожертвовать всем ради служения Господу и ближним, в их верности Христу даже до смерти (Флп. 2, 8), в их стремлении соединиться с Возлюбленным Господом. Будем выполнять и их наказы, стараясь изучать собственную веру, жить по Христовым заповедям, учить основам христианского учения своих детей и не поступаться верностью Христу ради угождения власть имущим или духу века сего. В нелегком духовном делании будем просить помощи и укрепления Божия, а также и молитвенного предстательства за нас всего Собора Тамбовских угодников, взывая к ним:

«Радуйтеся, в иерарсех всечестнии; радуйтеся, в преподобных богомудрии; радуйтеся, в мучинецех пресветлии. Радуйтеся, вси святии Тамбовстии! Вас ни земля потаила есть, но небо прият вы, и отверзошася вам райския двери, и древа животнаго ныне наслаждающеся, молите непрестанно о спасении душ наших» Милостивого Бога, во Святой Троице славимого – Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков.

Аминь.