Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга четвертая. Август"

Слово на Собор Самарских святых
(30 июля / 12 августа)

Приидите возрадуйтеся вернии, небесные силы ликовствуйте, собори святых светло торжествуйте, яко днесь наста память святых земли Самарския, подвигом веры путь ко спасению нам указующих и заступниками земли нашея пред Господом являющих.

Тропарь Собору Самарских святых

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Православная Церковь восхваляет Собор Самарских святых, то есть празднует память угодников Божиих, просиявших своими подвигами в старинном русском городе Самаре и так или иначе связанных с ним. Праздник этот был установлен Церковью относительно недавно – в 2004 году, но включенные в Собор праведники уже давно почитаются всеми православными христианами.

Собор Самарских святых – это святитель Алексий Московский († 1378), преподобный Варсонофий Оптинский († 1913), мученики Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский († 1918), Константин Сухов († 1918), Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский († 1922), Александр Медем († 1931), Нифонт Выблов († 1931), Алексий (Орлов), архиепископ Омский († 1937), Августин (Беляев), архиепископ Калужский († 1937), Александр Иванов († 1938), Александр Органов († 1938), Александр (Трапицын), архиепископ Самарский († 1938), Иоанн Смирнов († 1938), Иоанн Сульдин († 1938), Трофим Мячин († 1938), Анатолий (Грисюк), митрополит Одесский († 1938), Василий Витевский († 1938), Вячеслав Инфантов († 1938) и Иаков Алферов († 1938). Все они дают нам замечательные примеры подлинного пребывания со Христом и во Христе – а также и верности избранному ими пути, несмотря ни на какие, даже самые страшные трудности и испытания.

Небесным покровителем своего города православные христиане Самары почитают святителя Алексия Московского (1292–1378) – даже День города современные самарцы отмечают в день его памяти. На первый взгляд этот выбор может показаться странным: ведь святой Алексий никогда не жил в этих местах, и деятельность его никак не была связана не только с Самарой (которая в XIV веке не была еще даже построена), но и вообще с этим краем. Однако если приглядеться к житию святителя внимательнее, многое становится понятно.

Говоря о святителе Алексии и Самаре, чаще всего вспоминают старинное предание, согласно которому святитель во время одной из своих дипломатических поездок в ставку ордынского хана остановился на отдых в том самом месте, где река Самара впадает в Волгу, и предсказал, что однажды на этом месте построят «град великий, в котором просияет благочестие и град сей вовеки разорен не будет». Трудно сказать, действительно ли все произошло именно так или это просто благочестивая легенда. Вполне возможно, что Господь по какой-то причине решил открыть святителю Алексию будущие события; но если даже этот рассказ – легенда, выбор самарцами именно святителя Алексия в качестве своего небесного покровителя совершенно понятен. Ведь жизнь этого праведника была целиком посвящена служению ближним, пастве, родной стране – причем служению многогранному. Святитель Алексий неустанно заботился и о духовном просвещении своей паствы, и о ее жизненных нуждах; усердно занимался упорядочением церковной жизни, принимал самое деятельное участие в политических делах Руси и немало сделал для ее блага, выступая порой в роли фактического правителя Московского княжества, а также и ближайшего советника русских князей… И одновременно, как парадоксально это ни прозвучит, святитель достиг немалых высот и на ином поприще – поприще уединенной монашеской жизни. В течение целых сорока лет, прошедших со дня его пострига и до того времени, когда Богу было угодно сделать его помощником и наместником митрополита Московского, будущий святитель, отпрыск знатного, богатого и влиятельного рода московских бояр Бяконтов, вел тихую и неприметную жизнь простого монаха, подвизаясь в молитве и изучении Священного Писания. Он отнюдь не стремился к почестям и «карьере», хотя имел все возможности с легкостью получить и то, и другое; и именно потому, что не стремился, а желал лишь со всем усердием «работать Господу», Господь и вознес его на небывалую высоту, доверив ему весь Свой удел в Русской земле. Сорок лет уединенной иноческой жизни стали достойной духовной подготовкой для пастыря всея Руси.

Разве можно найти лучший пример для подражания, лучший символ – символ не умозрительный, но живой – для подвига всех без исключения святых земли Самарской? Ведь каждый из них, несмотря на разницу в обстоятельствах жизни, дает нам удивительный пример самоотверженного служения ближним, которое, при всей своей самоотверженности, отнюдь не становится препятствием для возделывания сада собственной души. В житиях Самарских святых, как и в житии святителя Московского Алексия, одно неотделимо от другого. Ибо подлинно служить Богу и ближним может лишь тот, кто в собственном сердце собрал хоть немного сокровищ духовных; а собрать и тем более сохранить и приумножить эти сокровища невозможно без деятельной любви к Богу и людям…

И православные христиане Самары всем сердцем и всей душой восприняли этот благой пример. Вряд ли можно считать случайностью сходство жизненного пути одного из святых уроженцев Самары – преподобного Варсонофия, старца Оптинского, – с житием самого святителя Московского Алексия.

Будущий старец, как и святитель Алексий, был сыном весьма обеспеченной семьи. Как и в случае святителя Алексия, первые две трети жизни его, казалось бы, не давали никакого основания предполагать, какое важное место впоследствии займет этот человек в жизни Церкви, какое великое дело доверит ему Господь, поручив пасти народ Свой.

Преподобный Варсонофий (в миру Павел Плиханков; 1845–1913) с юности служил в армии, сделал блестящую военную карьеру, дослужившись до чина полковника. Вероятно, дослужился бы он и до генеральского чина – но в возрасте сорока семи лет, сразу после выздоровления от воспаления легких, едва не сведшего его в могилу, полковник Плиханков оставил мир и все открывавшиеся перед ним блестящие перспективы и принял монашеский постриг в Оптиной пустыни.

Удивительно, но этот новоначальный монах, едва начав подвизаться в обители, вскоре достиг таких духовных высот, до которых сумели подняться далеко не все из тех, кто вступил на монашеский путь в ранней юности. По словам другого Оптинского преподобного, старца Нектария, «из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божию, он [Варсонофий] стал старцем».

Почему же это произошло, как стало возможным? Да потому, что, как и для святителя Алексия, эти первые две трети жизни стали для преподобного Варсонофия временем духовной подготовки к будущему служению, временем потаенной, но от того не менее серьезной работы над собственной душой. Блестящий офицер, он жил жизнью праведника; в отличие от многих своих сослуживцев, не предавался бездумным развлечениям и разврату, а посвящал свободное время изучению Священного Писания и духовных книг, молитве и добрым делам. Как и святителю Алексию на Московской кафедре, многочисленные обязанности офицера и вообще жизнь среди «мирской суеты» нисколько не помешали ему взращивать сад своей души; и последующие монашество и старчество стали не некой неожиданной переменой в его жизни, но закономерным ее результатом. Как ни парадоксально это прозвучит, преподобный Варсонофий, известный всему православному миру как подвижник-аскет и монастырский духовник, оставил нам замечательный пример того, что жизнь в миру отнюдь не препятствует праведности и святости.

Недаром во многих наставлениях старца, бережно сохраненных для нас его многочисленными духовными детьми, говорится именно об этом.

«Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других в миру. Святитель Николай Мирликийский ушел в пустыню, чтобы подвизаться там в посте и молитве, но Господь приказал идти в мир. “Это не та нива, на которой ты принесешь Мне плод”, – сказал Спаситель. Святые Таисия, Мария Египетская, Евдокия также не жили в монастырях. Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову – и Христос не оставит вас».

«Под словом “мир” подразумевается не вселенная, а все низменное, пошлое, скверное, греховное. Можно жить и в миру вне мира».

«Можно спастись и в богатстве, и в бедности. Сама по себе бедность не спасет. Можно обладать миллионами, но сердце иметь у Бога и спастись. Можно привязаться к деньгам и в бедности погибнуть».

«Ищущие Христа обретают Его, по неложному Евангельскому слову: Толцыте и отверзется вам, ищите и обрящете (Мф. 7, 7–8); В дому Отца Моего обители многи суть (Ин. 14, 20). И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних».

И разумеется, ни в жизни, ни в поучениях преподобного Варсонофия – этого строгого монаха – не было и тени того отрицания всего земного, понимания христианской жизни как «отказа от любой радости и удовольствия», какие мы нередко встречаем у современных (да и не только современных) «ревнителей не по разуму», не постигших еще, в отличие от старца Варсонофия, подлинной жизни во Христе на собственном опыте. Старец, напротив, понимал христианскую жизнь как радость, свет и счастье; просто источник и основу этой радости он видел не в бездумном прожигании жизни (которое в конечном итоге приводит не к радости и довольству, а к душевному опустошению), а в следовании Христу.

«Жизнь есть блаженство… Блаженством станет для нас жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять неизреченным светом Солнце Правды – Господь… Все Евангельские заповеди начинаются словами: Блаженны – блаженны кроткие, блаженны милостивые, блаженны миротворцы (Мф. 5, 3–11)… Отсюда вытекает, как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье».

Старец Варсонофий скончался в 1913 году, то есть ему не довелось увидеть ни ужасов Первой мировой войны, ни братоубийственной бойни, последовавшей за Октябрьским переворотом, ни безбожных гонений на Церковь Христову в России. Но Господу было угодно открыть ему будущие события, дабы он мог предупредить о них своих духовных детей, многим из которых предстояло эти события пережить, – предупредить и наставить заранее, дабы в эти страшные времена они не остались без поддержки и пастырского совета.

«В страшное время мы живем. Людей, исповедующих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет, нет, – это скоро наступит. Я до этого не доживу, а некоторые из вас и увидят. И начнутся опять пытки и мучения, но благо тем, которые останутся верны Христу Богу».

«Мне приходится слышать жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врагов, и страшно за нее становится, что одолеют ее эти мутные волны неверия и ересей. Я всегда отвечаю: “Не беспокойтесь! За Церковь не бойтесь! Она не погибнет: врата адовы не одолеют ее до самого Страшного Суда. За нее не бойтесь, а вот за себя бояться надо, и правда, что наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – гибель”».

«Деточки, берегите святую веру, это неоцененное сокровище, с ним войдете в Царство: ведь не для малого мы трудимся, а для завоевания Царства, да еще какого – Небесного!»

Этот последний призыв преподобного Варсонофия воплотил в жизнь еще один самарский праведник – священномученик Александр (Трапицын), архиепископ Самарский (1862–1938).

Святитель Александр взошел на Самарскую кафедру в очень непростое время. На дворе был 1928 год, безбожные гонения на веру развернулись во всю мощь, и уже немало христиан претерпели мученическую кончину за верность Господу. Епископы же и священники были в глазах гонителей «главными врагами», а потому уже только в силу сана представляли собой самую удобную мишень… Стоит ли удивляться, что в те годы многие клирики, испугавшись преследований и мук, отказывались от сана?

Но тем большее восхищение на этом фоне вызывает мужество тех, кто, несмотря ни на какие опасности, не только не отрекся от сана, но и продолжал самоотверженно трудиться на ниве Христовой, противопоставляя безбожной пропаганде и угрозам свое пастырское слово, дабы ободрить братьев и сестер и удержать их от впадения в соблазн. Одним из таких мужественных пастырей был архиепископ Самарский Александр.

Прибыв в Самару, святитель сразу же столкнулся с проблемой острой нехватки священнослужителей. Кто-то из клириков был убит безбожниками, кто-то сидел в тюрьме за «религиозную пропаганду», а кто-то сам снял с себя сан… Как бы то ни было, священников не хватало, и это означало, что огромная часть самарской паствы оставалась без пастырского слова, без постоянного пастырского окормления и поддержки. Это и в мирное-то время нелегко; а в те тяжкие для верующих времена, когда отовсюду лились потоки безбожной пропаганды, было и подавно опасно. Кроме того, в Самарской епархии в те годы имели большую силу так называемые «обновленцы», или «живоцерковники», – раскольническая группировка, активно поддерживаемая безбожными властями (и в значительной степени созданная ими самими), призывавшая к полному подчинению Церкви «интересам революции». Души православных христиан подвергались опасности сразу с двух сторон, а пастырей, которые могли бы поддержать и направить, не было…

И святитель Александр взялся за дело. Он начал объезжать вверенную ему епархию и «на местах» рукополагать в священный сан людей из числа грамотных крестьян хотя и не имевших специального богословского образования, но хорошо знавших основы христианской веры и живших добродетельно. Эти клирики, остававшиеся в тех же селах и небольших городках, где были рукоположены владыкой, немало преуспели в деле проповеди и удержания паствы от впадения в неверие или раскол; ведь кому, как не им, было знать жизнь и душу простого человека, уметь находить нужные слова для разговора с ним? Кроме того, владыка Александр постоянно наводил справки о священнослужителях, возвращавшихся по отбытии срока из тюрем и ссылок, находил их и помогал получить разрешение на возобновление служения. Тем же священникам, кому получить такое разрешение все же не удавалось, владыка посылал антиминсы с благословением тайно совершать Божественную литургию и проповедовать в домах верных христиан.

Самоотверженные труды святителя Александра приносили свои плоды. Несмотря на то что в самой Самаре большинство храмов все еще находилось в руках раскольников-обновленцев (власти не разрешали возвращать ранее захваченные ими храмы православным), на деле обновленчество окончательно сдало позиции. Большинство населения хранило верность канонической Церкви, и большинство приходов за пределами непосредственно Самары принадлежало к ней.

Разумеется, безбожные власти не могли спокойно смотреть на подобное смелое противодействие им. Святителю Александру неоднократно угрожали, а затем и осудили по ложному обвинению в «пропаганде против колхозов», отправив на три года в ссылку…

Но преследования не сломили святителя. Едва вернувшись из ссылки, он тут же возобновил свою прежнюю деятельность и даже расширил ее: помимо рукоположения грамотных крестьян, организовал тайную семинарию, так называемый «институт научного духовенства», в котором вместе с помощниками готовил образованных священнослужителей из числа интеллигенции. Святитель понимал, что одной лишь «простецкой верой» не обойтись и что такая вера слишком уязвима для безбожной пропаганды, которая чем дальше, тем больше набиралась опыта и начинала апеллировать к науке, противопоставлявшейся «церковному мракобесию». Пастве были нужны не только простые, знающие народ священники, но и образованные интеллигенты-богословы.

В 1937 году святитель Александр был снова арестован и, осужденный по ложному обвинению в «организации террористических групп», расстрелян. Безбожникам казалось, что они победили. Но ведь человеческая душа бессмертна, как бы ни хотелось некоторым думать иначе; и мученическая кончина не есть конец, но начало – начало новой, беспечальной и вечной жизни праведника со Христом в Его Царстве. На земле же продолжало жить дело святителя Александра; продолжали служить и проповедовать подготовленные им священники, а в душах паствы вера Христова и решимость всегда быть с Богом и Его Церковью еще больше укреплялись воспоминаниями о мужественном владыке-мученике…

Впрочем, не только священнослужители, но и миряне Самарской епархии являли миру подлинные чудеса христианской праведности и христианского мужества – чудеса порой незаметные для окружающих в суете повседневности, но от того не менее удивительные. Пример тому – житие сызранского мученика Александра Медема (1877–1931).

На первый взгляд в жизни будущего мученика не было абсолютно ничего выдающегося, ничего, что отличало бы его от тысяч других людей. Сын чиновника, он окончил юридический факультет, занимался сельским хозяйством, был женат, воспитывал нескольких детей… Единственным не вполне рядовым событием в его жизни было то, что Александр Оттонович, воспитанный в лютеранстве, уже во взрослом возрасте сознательно принял Православие; в остальном же это была обычная жизнь благополучного человека.

Но праведность не обязательно должна выражаться во впечатляющих внешних подвигах. Мы уже убедились в этом на примерах святителя Алексия Московского и преподобного Варсонофия Оптинского; все то же самое можно с полным правом сказать и о мученике Александре. Его жизнь, внешне такая обычная, была жизнью праведника. В семье его царил дух любви, которая щедро изливалась и на всех, кто так или иначе с этой семьей соприкасался. И на первом, и главном, месте в этой семье всегда был Христос.

Когда началась гражданская война, Александр Оттонович и два его брата договорились, что не поднимут руку на своих соотечественников и не будут участвовать в этой братоубийственной бойне ни на какой войне и ни при каких обстоятельствах. А ведь Медемам было за что не любить большевиков: например, Александра Оттоновича, талантливого сельско-хозяйственника, новая власть лишила принадлежавшей ему земли. Кроме того, большевики несколько раз арестовывали его как представителя «помещиков», едва не расстреляли, угрожали расправой его семье… Иными словами, у Медемов были все основания встать на сторону белых. Однако любовь к родной стране и ее народу – вообще христианская любовь к собрату-человеку – перевесила в их душах все личные обиды. Открыто высказывая свое несогласие с политикой большевиков, Александр Оттонович, тем не менее, не пожелал вносить и свой вклад в гражданскую смуту, воцарившуюся в те годы в России. Кроме того, как профессиональный юрист, он прекрасно понимал, что даже власть большевиков лучше безвластия, когда единственным действующим законом остается звериное право сильного. Много позже, после очередного ареста, отвечая на прямой вопрос следователя о политических убеждениях и отношении к советской власти, Александр Оттонович ответил так: «Определенных политических убеждений я не имею, поскольку я не занимался политикой. К существующему строю мое отношение лояльное. С программой коммунистической партии и советской власти я не согласен».

Неправда ли, дорогие отцы, братья и сестры, эта позиция праведника совсем не похожа на то, что мы так часто видим вокруг себя (да и в себе самих): когда из-за политических разногласий, даже гораздо менее значимых, чем во времена Александра Оттоновича, люди готовы «загрызть» друг друга? когда несогласных с собственной политической позицией объявляют «нелюдьми» и «недочеловеками» и горят желанием немедленно стереть их с лица земли, одобряют их убийство? А ведь эти люди тоже нередко именуют себя «христианами»… Но какая разница между ними – и кротким, полным любви, но в то же время мужественным сердцем мученика Александра!

В 1922 году Александр Оттонович писал своему сыну Федору в Германию: «Одна только вера, что не все здесь заканчивается земным существованием, дает нам силу не цепляться во что бы то ни стало за свою малозначащую жизнь и ради ее сохранения идти на всякую подлость, низость и унижение. Действительно свободным может быть только человек глубоко и искренне верующий. Зависимость от Господа Бога – единственная зависимость, которая человека не унижает и не превращает в жалкого раба, а, наоборот, возвышает. Верь твердо, без колебаний, молись всегда горячо и с верой, что Господь тебя услышит. Ничего на свете не бойся, кроме Господа Бога и руководимой Им своей совести, – больше ни с чем не считайся; никогда никого не обидь (конечно, я говорю о кровной, жизненной обиде, которая остается навсегда) – и думаю, что благо ти будет».

А в 1925 году супруга Александра Оттоновича, Мария Федоровна, так писала сыну об отце и муже: «…еще хочется про папу тебе сказать, но не знаю, поймешь ли ты меня… За эти годы он необыкновенно вырос нравственно. Такой веры, такого мира и спокойствия душевного, такой истинной свободы и силы духа я в жизни не видела. Это не только мое мнение, могущее быть пристрастным. Все это видят. И этим мы живы – больше ничем, ибо самый факт, что мы такой семьей существуем, не имея ничего, кроме надежды на Господа Бога, это доказывает».

Александр Оттонович понимал, что ему, не только «помещику», но и активному члену канонической Церкви, возможно, придется пострадать за Христа, подобно сотням и тысячам других мучеников. Но смерти он не боялся. Отношение его к происходящему мы знаем из писем к сыну, в которых будущий мученик писал, в частности, следующее: «На Кавказе… отбирают последние церкви у православных и передают “живым” – этим антихристовым слугам. У нас пока тихо, “живых” у нас нет. Но, вероятно, и до нас это докатится. В этом случае, конечно, первым полечу я. Я нисколько этого не боюсь, я даже буду очень рад… На все воля Божия. Мы свое дело делаем, и, конечно, наша кровь, если ей суждено пролиться, зря не пропадет… Благословляю тебя, мой мальчик, на жизнь. Живи просто, честно, по-Божески. Унынию никогда не поддавайся…»

В 1930 году Александр Оттонович был снова арестован по обвинению в якобы участии в «контрреволюционной церковно-монархической организации». Разумеется, никакой организации на самом деле не существовало, а для Александра Оттоновича неучастие ни в какой «революционной» или «контрреволюционной» борьбе было делом принципа. Но следствию очень хотелось такую организацию «найти», и потому на арестованного оказывалось всевозможное давление, дабы вынудить его назвать хотя бы несколько имен соратников – или хотя бы просто знакомых. Однако Александр Оттонович держался с присущим ему спокойным мужеством и на все уговоры и угрозы отвечал однозначным отказом: «Из лиц, которых я знаю по имени, отчеству и фамилии, я некоторых в данное время помню, но назвать и этих отказываюсь по той причине, что выдвигать людей, которых я случайно вспомнил, этим самым совершая по отношению к ним несправедливость, – не нахожу возможным».

Он так никого и не назвал, хотя, вероятно, мог бы спасти этим свою жизнь. Но Александр Оттонович, этот истинный христианин, предпочел временной жизни, которую можно было «купить» ценой предательства и смерти других, – жизнь вечную, которую уже никто не сможет у него отнять. Он умер как мученик – и присоединился к славному сонму тех, кто славит Господа и жизнью своей, и кончиной.

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры! В наше время, когда с одной стороны раздаются призывы «жить только для себя», с другой – ненавидеть «чужих», «несогласных», «противников революции», с третьей – немедленно бросить этот «лежащий во зле мир» и бежать «спасаться» в глухие леса, – нам как никогда необходимы такие благие примеры, какие мы обретаем в житиях святых Самарского Собора. Святых, которые без всякого внутреннего противоречия совмещали общественную деятельность и жизнь в миру с напряженной духовной работой; святых, для которых на первом месте всегда стояла Христова любовь и служение ближним, кем бы эти ближние ни были; святых, которые действительно «работали Господу», а не просто красиво рассуждали о Нем.

Будем же подражать Собору Самарских святых в этой искренней и деятельной христианской любви к Богу и людям, в их мужестве и стойкости, в неколебимой верности Христу и самоотверженном следовании Его заповедям в любом месте и в любых обстоятельствах. Будем усердно изучать свою веру, и не только изучать, но и жить по ней, следуя за Христом всегда и во всем, несмотря ни на какие трудности. В нелегких, но благословенных трудах христианского делания будем просить помощи и укрепления Божия, а также и молитвенного предстательства за нас всего Собора Самарских святых, взывая:

«Днесь пророческое о тебе, граде славный, совершишися, еже рече святитель Алексий, яко град велий, и мы яко старец приклоньше молимся за благодать, яже излиял на землю нашу Господь, явив славу Свою в людех Своих, их же память ныне совершаем».

Богу же нашему слава подобает всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.