Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга седьмая: ноябрь, декабрь"

Город Святой Софии ужаснулся – и отправил послом в Москву святителя Иону. По пути он молился великому заступнику Русской земли, преподобному Сергию Радонежскому, и дал обет – в случае примирения с государем воздвигнуть в Новгороде храм в честь Радонежского Чудотворца.

Новгородского святителя приняли в Москве с небывалым почетом. Еще за пять верст от столицы его встретили знатные бояре и игумены московских монастырей и проводили гостя до великокняжеского терема. У крыльца два сына государя подхватили святого старца под руки и так провели по лестнице в покои Василия III. Великий князь весьма обрадовался приезду святителя, принял доставленную им новгородскую подать, но все же не удержался от того, чтобы попенять на неверность новгородцев, за которую надобно бы и наказать. Святой Иона ответил увещанием, в котором звучали кротость, мудрость и прозорливость:

– Великий государь, не позволяй гневу овладевать твоим сердцем, не внимай клеветникам и завистникам. Не карай многих невинных из-за горсти виновных, но отечески вразуми жителей нашего города и окажи им свою любовь и милость. Если же ты презришь старческую мольбу нашу и строго станешь взыскивать с жителей Новгорода, то опасайся, чтобы и между твоими сыновьями не возникло разделения. Нет, князь, не подвигнись по клевете на твою отчину, но милостиво воззри на народ твой. Знай, что уже дни твои принижаются к концу. Сын твой Иоанн воссядет на престоле великокняжеском после тебя. Вместе со своей паствой я буду возносить о нем молитвы Господу, да избавит его Всесильная десница Божия от насилия безбожной Орды, да возвысит его над всеми врагами и укрепит его державу, если он будет соблюдать заповеди Господни и с кротостью будет управлять Русской землей.

Из всего сказанного Новгородским святителем Василия Темного, пылко любившего Отечество, особенно поразило и осчастливило предсказание близкого избавления Руси от ордынского гнета. Ради такой вести государь готов был простить и помиловать Новгород, в чем он поклялся тотчас же. Услышав это, святитель Иона горько-прегорько зарыдал. Великий князь в изумлении спросил святого старца: ведь прошения его исполнены, Новгороду дарован мир, откуда же такая скорбь вместо радости? Утирая слезы, Новгородский печальник сказал:

– Кто в состоянии смирить и унизить вольный город мой, такой сильный и многолюдный? Междоусобие самих сограждан, зависть и раздоры их низложат Великий Новгород. Лишь о том молю Господа, чтобы не было сего во дни мои.

Святитель-миротворец вернулся к своей новгородской пастве с благим известием о том, что государь сменил гнев на милость. Он исполнил данный в пути обет: вскоре в Новгороде по его велению был воздвигнут храм в честь преподобного Сергия.

Добродетели святого Ионы вызывали всеобщее восхищение, и сам образ его жития пробуждал во многих уснувшую совесть. Милосердный архипастырь не только сам посещал сирых, бедных, страдающих и раздавал им все что мог. Святитель Иона неустанно взывал к своей пастве: стыдно городу Святой Софии иметь в своих пределах обездоленных, позорно Господину Великому Новгороду швырять золото на пиры и забавы, когда сиротам и вдовам, калекам и старикам недостает хлеба насущного: стыд и позор это для тех новгородцев, которые называют себя «лучшими людьми», и, слушая доброго архипастыря, «лучшие люди», то есть бояре и купцы, действительно становились лучше, научались сострадать бедам ближних и благотворить неимущим.

По молитвам святителя Ионы совершалось поистине дивное, невиданное и неслыханное, небывалое чудо. Нет, кроткий старец не сводил на землю громов и молний, не останавливал движение светил и не обращал вспять течение рек. Велик пред Господом был святой Иона, и Всевышний слушал его, но об одном молил Новгородский архипастырь – чтобы хотя бы во дни его жития не совершилось неминуемое падение столь многогрешного и столь возлюбленного им города Святой Софии. По молитвам святого архиепископа совершилось предивное – на буйный Новгород снизошла «великая тишина»: не «ковались крамолы» и не вскипали мятежи против великого князя, прекратились побоища на Великом мосту, не сражались между собою враждующие «концы», не собирались «дикие» вечевые сходки, спокойно и степенно решало все вопросы ко общему благу «правильное» Новгородское вече.

По молитвам святителя Ионы многогрешному городу было даровано редчайшее на земле благо, о котором молит для верных Православная Церковь: «Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». Это дивное, невиданное во всей новгородской истории чудо благословенного мира совершалось без ярких знамений – силой духа и влияния одного человека, который и на архиепископском престоле оставался смиренным монахом. По свидетельству его жития: «Не было во всем Новгороде грешника столь нечестивого, который дерзнул бы дурно отозваться о святителе; все любили его и желали его видеть, все, кто слышал его, получали наслаждение и поучение. Всем он спешил сделать добро: кому – милостыней, кому – утешением в скорби, кому – мудрым советом… К утешению паствы своей, сей святой муж Иона показывал в судах столько же правосудия, не взирающего на знатность и богатство, сколько снисхождения к немощам и бедности. Новгородская паства, исстари буйная и непокорная, любила сего святителя и слушалась. Он умел властным словом своим прекращать распри между новгородцами, и при нем вся земля их пользовалась миром и Божиим покровительством чрез его молитвы. Не только одни новгородцы чтили своего владыку, но даже и Московские князья почитали сего святого отца и нередко посылали ему послания и получали от него совет. Ибо часто святитель пророчески предсказывал будущее, и слово его в точности исполнялось. Пользуясь таким уважением у великих князей, святой Иона защищал пред ними своих сограждан и отводил движимый на них гнев царский. Во все время святительства сего блаженного мужа соседи не тревожили Новгородских пределов, и сами граждане не заводили междоусобий. Новгород наслаждался миром и особым покровительством Свыше; граждане, внимая сладостным поучениям владыки, имели любовь друг к другу; даже самая земля отличалась тогда особенным плодородием. Все сие было по молитвам святого».

За все эти двенадцать лет покоя Всевышний лишь однажды попустил Новгороду и святому его архипастырю суровое испытание. В конце 1466 года началась эпидемия бубонной чумы, от которой люди умирали тысячами в страшных мучениях. Дьяки вели точный счет жертвам бедствия: во всей земле Святой Софии умерло от мора 220 тысяч 652 человека, в том числе 7650 монахов и монахинь и 306 приходских священников. В самом Новгороде у оставшихся в живых не хватало сил на то, чтобы хоронить отдельно каждого умершего; в Неревском конце на кладбище Покровского девичьего монастыря была устроена скудельница (братская могила), к которой свозили и где погребали покойников со всего города. Великая скорбь и смятение охватили жителей. Сердце их любвеобильного архипастыря терзала невыносимая боль сострадания: святитель Иона молился и плакал, плакал и молился, – но казалось, что Всевышний забыл и его паству, и его самого. Наконец, во время ночной молитвы святой старец услышал глас Свыше: «Ступай с крестами в сопровождении всего Освященного Собора в Неревский конец, в монастырь Покрова Пресвятыя Богородицы на кладбище. Ступай туда, где явился образ святого праведного Симеона Богоприимца. Поставь там в честь его храм, и мор прекратится». Наступило утро 1 октября 1467 года – утро праздника Покрова Царицы Небесной: по милости Владычицы Богородицы в тот день горе сменилось радостью. Святитель Иона поведал пастве о ночном Божественном знамении и во главе игуменов и священников Крестным ходом направился в Неревский конец к скорбной скудельнице, там упал на колени перед явленной иконой, запечатлевшей поклонение праведного Симеона Богомладенцу Христу, и стал со слезами молиться об утолении гнева небесного. Тем временем воодушевившийся народ начал отовсюду сносить бревна и доски, и уже через несколько часов над скудельницей был построен деревянный храм во имя праведного Богоприимца Симеона, который святитель Иона тотчас же освятил. После этого мор закончился, не было больше ни одного умершего от чумы, выздоравливали даже те, кто успел заразиться, их тела очищались от смертоносных «бубонов». В летописях эта эпидемия названа «Симоновым мором» – по имени праведного Симеона, чей храм остановил бедствие.

Спокойные времена святитель Иона использовал для просвещения паствы: учреждал училища, заботился о переписывании духовных книг, поручил ученому иноку – святогорцу Пахомию Логофету († 1484) составление житий и служб Новгородским и Псковским чудотворцам. После обетного воздвижения храма преподобного Сергия Радонежского святой архипастырь позаботился о возобновлении другого храма русской славы, носившего имя святого мученика Димитрия Солунского, – поставленного в память победы благоверного Димитрия Донского над Мамаевым полчищем.

Государь Василий III так неколебимо верил в истинность предсказаний Новгородского архипастыря, что написал в духовном завещании своему сыну-наследнику: «Сбирай дань для татар, только покуда имеют они власть над Русской землей. Но наступит время, когда власть их рухнет, и Господь избавит русских князей от их ига: тогда князья уже не должны более вносить великому князю дани для уплаты ордынскому хану».

После кончины великого князя Василия Темного, когда на Московский престол вступил его сын Иоанн III (1440–1505), по призыву нового государя святитель Иона должен был еще раз побывать в столице. Молодой правитель напомнил святому старцу о его предсказании скорого избавления от ордынского гнета, на что святитель ответствовал:

– Не презрит Господь слезные молитвы угнетенных, рассеет Орду неисповедимыми Своими судьбами, если только государь пребудет в твердом благочестии и будет надзирать тихими очами за своей державой.

Иоанну III предстояло долгое и блистательное царствование, а дни святителя Ионы уже клонились к закату. У нового государя святой старец уже не просил помилования для всего Новгорода, выхлопотал лишь подтверждение дарованных его отцом льгот Отнему (или Отенскому) монастырю.

Отнюю пустынь, колыбель своих иноческих подвигов и обитель воспитанной им боголюбивой братии, святитель Иона никогда не оставлял своими заботами. На келейное свое жалованье святой архиепископ приобрел поблизости пахотные угодья и рыбные озера и присоединил их к монастырским владениям. Его попечением в обители было построено три каменных храма; в одном из них, освященном в честь святого Иоанна Предтечи, имя коего святитель Иона носил в миру, он собственными руками выкопал могилу и завещал похоронить в ней его тело.

7 ноября 1470 года, причастившись Животворящих Христовых Таин, святой архиепископ Иона Новгородский мирно и светло отошел ко Господу. Согласно завещанию святителя, хоронили его в Иоанно-Предтеченском храме Отней пустыни. Монастырская братия, уверенная, что Всевышний прославит честные мощи их духовного отца, медлила с погребением. Прошло сорок дней: вместо обычного запаха смерти и тления от гроба почившего святителя по храму разносилось благоухание. Тогда решили не засыпать гроб землей, лишь устроили над могилой деревянное возвышение.

Спустя сто лет Всевышний прославил честные мощи святителя Ионы огненным чудом. Пожар начался в Отней обители с монастырской пекарни; от сильного ветра пламя быстро распространялось, вскоре заполыхал и Иоанно-Предтеченский храм. Два благочестивых паломника («простецы», как называет их сказание) решили спасти из огня хотя бы гроб чтимого святителя Ионы. Рискуя собой, они бросились в горящий храм, разобрали надмогильный настил и вынесли дубовый гроб, показавшийся им необычайно легким, на монастырскую площадь. Пожар полыхал и там, но когда «простецы» уже вместе с множеством иноков попытались гроб святителя унести дальше в безопасное место, он оказался настолько тяжек, что его не смогли ни поднять, ни даже сдвинуть. Взорам предстало изумительное зрелище: вокруг гроба образовалось огненное кольцо, высокое пламя со всех сторон словно бы тянулось к святыне, но не смело ее коснуться. Тогда все поняли, что Сам Всевышний невидимой Своею силою хранит честные мощи святителя от огненного запаления. Со времени этого знамения у гробницы святителя Ионы стало получать исцеление множество болящих, какими бы тяжкими недугами ни были одержимы те, кто с верою и надеждой притекал к чудотворной святыне.

И с небесных высот святитель Иона не оставлял забот о возлюбленной своей Отней пустыни, благословляя ее процветание, охраняя ее иноков от бед и напастей. Об одном таком его чудесном заступничестве в житии повествуется:

«Инок Отенской обители Сильвестр с послушником Климом был однажды послан в Москву для подтверждения прежних царских грамот, кои он вез с собою. От Вышнего Волочка они отправились далее на лодке. Вместе с ними ехал один богатый купец. Кормчий, побуждаемый диаволом, решил воспользоваться деньгами, кои имел при себе купец. В бурном месте реки он направил лодку на камень. Лодка опрокинулась, все бывшие в ней упали в воду. Кормчий за свой умысел был наказан праведным судом Божиим: он потонул, все же прочие стали один за другим выплывать на берег. Спасся и послушник Клим. Наконец, все собрались на берегу, не видно было только одного инока Сильвестра. Он не умел плавать. Все уже были уверены, что он погиб, как вдруг увидели свою лодку, прибитую волнами к берегу, и в ней старца Сильвестра. Сие чудо поразило всех. Радовались иноки о своем спасении; одно печалило их: царские грамоты вместе с другими вещами пропали при крушении. Немало горевали они о том и взывали к святителю Ионе, прося его помочь им, и молитвы их были услышаны: при вечернем сумраке они заметили на поверхности реки какой-то плывший к берегу предмет. Осенив себя Крестным знамением, Клим бросился в волны и, подплыв, к великой своей радости, увидел кожаную сумку, в коей они везли царские грамоты. Вода чудным образом не испортила грамот, даже подписи царские были в полной сохранности. Возблагодарив Господа и Его угодника святого Иону, они отправились в дальнейший путь и, прибыв в Москву, скоро с успехом исполнили возложенное на них поручение».

Смиренный подвижник, святой архиепископ Иона стяжал Небесную славу в пресветлых чертогах Божиих. Но на земле после его кончины Новгород осиротел: уже не было в нем столь любвеобильного отца духовного, могущего хранить чад своих в священном братолюбии, не было Духоносного миротворца, умеющего смирять крамолы и мятежи, не стало Богоносного заступника, могущего отвести от мятежного города гнев царский.

VII. Падение Господина Великого Новгорода

Великий и державный князь Иоанн III Васильевич обладал истинной государственной мудростью: по слову святителя Ионы он «тихими очами надзирал за своей державой». Умеренностью, вдумчивостью, разумной осторожностью запечатлевались все решения и деяния этого государя. Святой Иона Новгородский предсказал, что при нем Русь освободится от ордынского властвования; блаженный Михаил Клопский предрек, что он станет покорителем вольного Новгорода. Однако сам Иоанн III отнюдь не пытался торопить исполнение этих предназначенных ему свершений. Личную свою храбрость он не раз являл в битвах, однако снаряжался в военные походы и вступал в сражения лишь при крайней необходимости, не обращая никакого внимания на сыпавшиеся на него со всех сторон обвинения в трусости. Иоанн III был правитель бережный: он берег жизни своих подданных, берег Русскую землю от потрясений, а для свершений назревших и необходимых – выжидал урочного срока, чтобы свершения эти были добыты малой кровью или, еще лучше, вообще без кровопролитий. Впрочем, когда «тихие» меры оказывались исчерпаны, бывал он и быстр, и решителен, и беспощаден в наказании злоумышленников.

Золотая Орда, некогда грозная и могущественная благодаря своему внутреннему единству, теперь сама раздиралась междоусобицами претендентов на ханский престол, распадалась и разлагалась, слабела и дичала. При этом, подобно больному хищнику, Орда делалась все более жадной и кровожадной, мучая Русь поборами и набегами. Казалось, победить такого недруга можно с легкостью. Уже не только бояре, а и православное духовенство, даже архиереи, прониклись воинственным пылом, бросали в лицо Иоанну III упреки в малодушии; архиепископ Вассиан Ростовский писал государю: «Что слышим? Ахмат губит христианство, грозит тебе и Отечеству; ты же пред ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов; а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление?… Повернуть ли щиты, обратиться ли в бегство? И куда бежать? Где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти?. Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его!» Но Иоанн III не слушал призывов чрезмерно пылких патриотов: он мешкал, неторопливо собирал войско и, даже выступив в поход против золотоордынского хана Ахмата, всячески уклонялся от сражения. Эта «странная война» закончилась Стоянием на реке Угре в 1480 году двух неприятельских станов: битва так и не началась, ордынцы побежали прочь, гонимые ниспосланным Свыше ужасом. Так в одночасье пало трехвековое иго – без пролития и единой капли русской крови. Исполнилось предсказание святителя Ионы Новгородского в его точном звучании: «Господь рассеет Орду неисповедимыми Своими судьбами».

В Новгороде после кончины святителя Ионы опять разгорелось прежнее буйство. Уже выборы нового архиепископа сопровождались разграблением церковной казны. То, что внутриполитическая борьба велась посредством массовых побоищ, грабежа имущества и убийства политических противников; то, что решения веча определялись воплями подкупленных «мужиков-горланов» и размерами мошны их нанимателей; то, что сильные и богатые, не боясь никаких законов, творили произвол и насилие, – все это давно стало кромешной традицией» вольного города. Однако в очередной смуте проявилось некое новшество. Прежде Новгород всегда гордился своей преданностью Православной Церкви, не раз отражал иноверные западные нашествия с кличем: «Умрем за Святую Софию!» Теперь же созревал заговор, предательский по отношению к святой вере: примкнуть к Польско-Литовскому королевству, где римо-католические фанатики уже не раз воздвигали гонения на православных. По словам летописца: «Новгородцы взбесновались, как пьяные, и захотели под польского короля».

Новгородская «элита» посылала ушкуйников и просто разбойников на грабеж Руси, присваивала чужие имения, взимала беззаконные поборы с «меньших людей», утаивала львиную долю причитавшейся великому князю подати. И чем больше укреплялась власть государей Московских, тем больше страшила этих самоуправцев мысль о том, что придется отвечать за свои преступления: ведь при всех «правах и свободах» Новгорода великий князь имел неоспоримое право верховного суда. Заговорщики надеялись, что польский король Казимир IV (1427–1492) обеспечит их безнаказанность, предоставит им больше льгот, привилегий и выгод. Ради такой корысти они готовы были предать Русскую Церковь, поставить под угрозу вечное спасение собственных душ и душ всех своих сограждан.

Неслыханным для Святой Руси, где женщины отличались смирением, было то, что во главе заговора встала женщина – пожилая Марфа Борецкая († 1503), вдова посадника Исака, по нему прозванная Посадницей. Эта богатейшая властная боярыня «держала под пятой» своих взрослых сыновей, для одного из которых подкупом добыла посадничество, а остальных также провела на видные должности и с их помощью сумела сплотить вокруг себя многих мятежных бояр и богатеев. Пока был жив святой архиепископ Иона, истинный духовный отец народа, заговорщики не осмеливались выступать открыто, лишь посылали тайных гонцов к королю Казимиру, чтобы подготовить почву для переговоров. И уже через несколько дней после кончины святителя Ионы в Новгород явился представитель короля, литовский князь Михаил Олелькович. Престарелая Марфа Посадница оказалась не только властолюбива, но и сластолюбива. Олелькович окончательно прельстил ее, посулив Марфе в мужья молодого статного пана, намеченного на должность королевского наместника: вместе с ним она собиралась править в Новгороде.

(Кроме жениха для Марфы, в свите литовского князя был еще и «знаток тайных наук» – иудейский каббалист Схария. Учение, которое ему удалось насадить среди новгородских «вольнодумцев», было даже не иудаизмом – а черной магией, сатанизмом. За хулу на Христа Спасителя и Пречистую Богородицу, за чудовищное глумление над православными святынями – Схария обещал своим последователям знание будущего и власть над стихиями, колдовское могущество. Впоследствии Схария исчез из Новгорода и объявился в Крыму, где караимы провозгласили его «князем Таманским». Насажденную им сатанинскую доктрину, названную «ересью жидовствующих», начали распространять дальше по Русской земле уже русские ученики Схарии. Среди главных ересиархов оказался протопоп Гавриил, ключарь того самого собора Святой Софии, которым так гордился Новгород: «вольность нравов» доводила до «вольности» богохульства и диаволопоклонничества. «Жидовствующие» сделались страшной угрозой для самого существования Русской державы: сатанистская секта не только устраивала жуткие тайные шабаши, но и рвалась к политическому господству – Руси готовилась участь Хазарского каганата. Но нашлись на Святой Руси доблестные воины Христовы: «ересь жидовствующих» разоблачили и добились ее ниспровержения святитель Геннадий Новгородский (1410–1505) и преподобный Иосиф Волоцкий (1440–1515), а на последышей «жидовствующих», ересиархов Феодосия Косого и Матвея Башкина, ополчился с духовным обличением инок Зиновий Отенский († 1568), «питомец гнезда» святителя Ионы.)

Нужно отдать должное народу Новгорода: большинство поняло, что отложиться от православного государя Московского и перейти к монарху-католику есть измена Святому Православию, и воспротивилось планам заговорщиков. Новгород разделился уже не на Софийскую и Торговую стороны, а на «московскую» и «литовскую» партии. Тех, кто не желал изменять великому князю, точнее было бы назвать не «московскими», а просто православными. Партия Марфы Борецкой, звавшая под польского короля, предпочитала именовать себя «литовской», поскольку ненависть польских папистов к Православию была общеизвестна. «Литовская сторона», хоть и немногочисленная, прокладывала себе путь к успеху богатством и коварством. По присловью: «медведь дерет и сам орет», – наемные провокаторы повсюду разглагольствовали о каких-то «московских притеснениях», грабили московских купцов, устраивали перед домом великокняжеского наместника «митинги», на которых выкрикивали оскорбления в адрес государя. Из подкупленных «худых мужиков-вечников» формировались «штурмовые отряды». На решающее вече эти боевики явились с торбами, набитыми камнями. «Горланы» вопили: «Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да сгинет Москва!» – а каждого, кто осмеливался возражать, забрасывали камнями. Так «литовская сторона» одержала победу: был составлен позорный договор с королем Казимиром, под которым бояре-предатели поставили по обычаю гордую подпись: «Господин Великий Новгород». (Хотя в этом документе и оговаривалась неприкосновенность Православия, цена подобным обещаниям монархов-папистов была известна. Среди многих бежавших в свое время из владений Польши от латинских насилий был и архимандрит Харитон – основатель Отней пустыни, духовный отец святителя Ионы.)

Даже получив известия о новгородской измене, Иоанн III еще пытался действовать кроткими увещаниями. Он отправил в отступнический город послание, «чтобы отчина его, новгородцы, от Православия не отступали, лихую мысль из сердца выкинули, к латинству не приставали и ему бы, великому князю, челом били да исправились, а он, великий государь, жалует их и в старине держит». («Старина» означала времена твердого единовластия великих князей – святого равноапостольного Владимира Крестителя, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Впрочем, Иоанн III поначалу отнюдь не собирался лишать новгородцев тех «прав и вольностей», которые они успели себе присвоить.) Писал к новгородцам, пытаясь их усовестить, и Первосвятитель Русской Церкви митрополит Филипп I: «Сами знаете, дети, с какого времени государи православные, великие князья русские начались; начались они со святого князя Владимира, продолжаются до нынешнего Иоанна Васильевича; они господари христианские русские и ваши господа, отчичи и дедичи, а вы их отчина из старины, мужи вольные. Господин и сын мой князь великий сказывает, что жаловал вас и в старине держал и вперед жаловать хочет, а вы, сказывает, своих обещаний ему не исполняете… О том, дети, подумайте: царствующий град Константинополь до тех пор непоколебимо стоял, пока соблюдал Православие; а когда оставил истину, то и впал в руки ворогов. Сколько лет ваши прадеды святой веры держались неотступно; а вы теперь, оставя старину, хотите за латинского господаря закладываться?!» Но доводы веры и разума уже не действовали на «взбесновавшийся» Новгород. Когда закоснелость измены стала очевидна, Иоанн III собрал на совет своих бояр и удельных князей: решение было единодушным – идти карать отступников. Православная Русь уже была едина, и все видели в отпадении Новгорода преступление против Святой Церкви. «Неверные изначала не знают Бога; а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычников и на отступников от Православия; отступили они не только от своего государя – и от Самого Господа Бога; как прежде прадед его, великий князь Димитрий, вооружился на безбожного Мамая, так и благоверный великий князь Иоанн пошел на этих отступников» – так писал даже не московский, а ростовский летописец.

Всевышний в те времена посылал Новгороду грозные предостерегающие знамения. Буря сломила крест на куполе Софийского собора, сами собой звонили заупокойным звоном колокола Хутынского монастыря, по кладбищам над могилами стала проступать кровь. Преподобный Зосима Соловецкий, побывав на пиру у Марфы Посадницы, прозрел многих из сидевших там знатнейших бояр обезглавленными: предвестие ожидавшей их позорной казни. Но и свидетельства движимого на город гнева Божия не вразумляли нечестивцев. Один из приспешников Марфы дерзнул явиться в Клопскую обитель, где прозвучало предсказание блаженного Михаила о падении Новгорода, и начал там похваляться перед монастырскими старцами: мол, «на князя Московского есть у нас свой князь Литовский». – «То, сынок, не князь, a грязь, – ответили ему старцы. – Шлите-ка скорей послов на Москву, добивайте челом великому князю за свою вину, а не то он придет на Новгород со всеми своими силами. Выйдете вы против него, и не будет вам Божия пособия, и перебьет он многих из вас и еще больше того в Москву сведет. А литвин ваш князь от вас в Литву уедет и ни в чем вам не поможет».

Исполнилось и это предсказание. Услышав о приближении великокняжеских войск, князь Михаил Олелькович со своей свитой тотчас бежал восвояси, по пути еще ограбив одну из новгородских «пятин» – Старую Руссу. Новгородские изменники дошли до того, что стали взывать о помощи не только к польскому королю Казимиру, но и к Ливонскому ордену – тому самому, чьих «псов-рыцарей» некогда разгромил святой князь Александр Невский в Ледовом побоище. Однако девиз «Не в силе Бог, а в правде», под которым Невский герой с малой дружиной спасал православный Новгород от могучих шведов и ливонцев, на сей раз обернулся против новгородских отступников: в битве на реке Шелонь в 1471 году четырехтысячный великокняжеский отряд наголову разбил сорокатысячное новгородское полчище. Но и этот разгром не угомонил буйного города: новгородцы сожгли свои предместья и «сели в осаду крепкую». Иоанн III просто «стоял» под стенами Новгорода так же, как «стоял на Угре». Через некоторое время в осажденном городе кончилась пшеничная мука, осталась только ржаная; изнеженным новгородским богатеям это лишение показалось настолько ужасным, что они запросили мира. Иоанн III уже тогда мог отменить пресловутые «вольности» и окончательно смирить Новгород под свою руку. Но государь и на сей раз явил кротость: потребовал лишь клятвы в том, что никаких крамол и шашней с иноверной Польшей более не будет, и даже, по прошению архиепископа Новгородского Феофила, помиловал попавших к нему в плен главарей заговора.

Через год Иоанн III вновь приехал в Новгород – на сей раз с миром, однако в сопровождении сильной дружины. Затевать мятеж уже никто не осмеливался, но произошло непредвиденное: к великому князю со всех сторон стали стекаться «жалобщики» – слабые и угнетаемые жертвы новгородского «беспредела» почувствовали в государе своего защитника. Среди таких обиженных были не только «меньшие люди», но и благочестивые бояре и купцы, которых дотоле грабила и разоряла «литовская сторона». Даже выборный посадник Ананьин на поверку оказался главарем разбойничьей шайки, терзавшей мирных жителей. Псковская летопись сообщает, что «житьи и младшие люди сами призвали великого князя, ибо много обид чинили им посадник и великие бояре… Земля эта давно уже в своей воле жила, о великих князьях небрегла и не слушала их, и много зла было в ней: убийства, татьба, домам разорение напрасное; кто кого мог, тот того и обижал». Иоанн III видел, сколько преступлений, сколько вопиющих злодейств творилось в вольном разнуздавшемся Новгороде. Суд он вершил снисходительно: лишь четверо наихудших преступников было отправлено в темницу, остальным велено деньгами возместить ущерб жертвам их разбоев.

Великий князь уехал в Москву, но и туда к нему потянулись новгородские «жалобщики»: люди видели справедливость и милость судов государевых и при обидах от своих буйных земляков – надеялись на его помощь.

Но невозможно было по-настоящему смирить произвол Новгородской «вольницы» при сохранении ее «прав и свобод», без твердой, из столицы осуществляемой власти, без действительного вхождения Новгорода в состав единого Русского государства. В 1477 году приехавшие в Москву новгородские послы обратились к Иоанну III с титулом «государь» (дотоле новгородцы называли великих князей лишь «господами», полагая, что их город «сам себе государь»). То ли решив, что новгородцы, наконец, одумались и признали его верховную власть, то ли использовав этот титул как предлог, Иоанн отправил в Новгород послов с вопросом: «Какого они хотят государства? Хотят ли, чтоб в Новгороде был один суд государя, чтобы тиуны его сидели по всем улицам, хотят ли двор Ярославов очистить для великого князя?» Ответом стал мятеж, не только грабежи, но и зверские убийства бояр «московской стороны» (одного из них, Василия Никифорова, «иссекли топорами на части»). Иоанн III пошел на мятежников с огромным войском и на сей раз привел Новгород к полной покорности. С 13 по 18 января 1478 года вся новгородская знать, включая боярских жен и детей, целовала Крест Господень на верность государю всея Руси. Упразднено вече, упразднена должность посадника, полнота власти над городом переходила к великокняжескому наместнику. У вечевого колокола был вырван язык, так часто возвещавший начало смуты; сам колокол, под всхлипывания «свободолюбцев», сняли и увезли в Москву. Казней не было; лишь Марфа Посадница вместо брака с пригожим польским паном получила ссылку; ее внук Василий и еще шестеро главных крамольников изгнаны. Иоанн III вновь явил милость, заповедав новгородцам: «Отчина наша, на чем добили нам челом, и грамоту записали, и Крест целовали, то бы все исполняли; а мы вас вперед хотим жаловать по вашему исправлению к нам». «Господин Великий» пал, остался только Новгород – один из крупных городов единого Российского государства.