Текст книги "Навеки твой, Лео"

Она сушит руки и оборачивается.

– На самом деле это очень мило. Только ничего себе не воображайте, ладно? Ночью он будет в моей постели, и это я буду трахаться с ним до посинения.

С этими словами она проходит мимо, едва не сбив меня с ног, и выскакивает за дверь.

Не стану плакать. Не стану плакать.

Блин, Лео, ну зачем ты послал его ко мне? Он выставил меня полной идиоткой. А туда же: «ты ведь это чувствуешь, Эви», «ты удивительная, Эви», и вот те на! У него есть девица! От этой мысли мне снова хочется плакать. Я стою у стены ванной, глубоко вздыхаю и пытаюсь подавить эмоции, прежде чем выйти.

Я возвращаюсь на кухню. Лэндон уже там, он отводит меня в сторону и шепчет:

– Черт возьми, Эви, это он и есть, верно? Ну, в смысле этот самый. Хрен собачий, ты бы видела, как он рыскал по залу, когда ты увела в сортир Сучку-Барби. Целая трагедия на морде. Что происходит?

Я вздыхаю, беру его за руку и тяну к стойке с чистыми подносами.

– Похоже, у него имеется подружка, Лэндон. Он, наверное, писал кипятком от злости, что мы обе узнали, какой он придурок. Очевидно, я просто идиотка, потерявшая голову из-за парня после одного свидания и нескольких сладких слов. А он все это время просто… Даже не знаю, что он там делал. Вот поэтому-то мне не нужны такие фокусы. Боже, как это было унизительно! – Я нахмурилась и на миг закрыла глаза, прежде чем снова взглянуть на Лэндона.

Он с грустью смотрит на меня и сжимает мою руку.

– Эви, не забывай то, что я тебе сказал. Неважно, чем это закончится, я, блин, просто в восторге, что ты ввязалась в этот роман. Слышишь, Мордуленция? – Он обхватывает мое лицо ладонями, с минуту разглядывает меня и шепчет:

– Боже, какая же ты красивая. Неудивительно, что Дьяволица в красном готова была убить тебя взглядом.

Я искренне улыбаюсь Лэндону – он такой милый! – и сжимаю его руку в ответ.

– Слушай-ка, ничего, если я буду здесь нагружать подносы вместо того, чтобы работать в зале?

– Да, думаю, все будет в порядке. К тому же час коктейля почти закончился. Обед уже накрыт. Для меня загадка, почему некоторым нужно обедать именно в девять вечера, но, думаю, люди, которые могут позволить себе обувь за четырнадцать сотен долларов, вольны устанавливать собственные правила.

– О боже мой! Ты услышал? – недоверчиво говорю я, уставляя поднос восхитительными на вид слоеными булочками.

– Услышал, но, душа моя, я тут на прошлой неделе видел в магазине «Обувь за бесценок» сандалеты покрасивее и всего за двадцать девять долларов. Хотел купить, да размер не подошел.

Я хохочу. Лэндон подмигивает мне и направляется к двери.

Остаток вечера я провожу на кухне, комплектуя подносы с обеденными блюдами для других сотрудников.

Когда я занимаюсь десертами, в кухню впархивает Тина:

– Эви, дорогая! Я слышала, ты уронила икру на ногу той высокой блондинке в красном!

Я цепенею. Только не это. Медленно поворачиваюсь к Тине и съеживаюсь.

– Так оно и было, Тина. Просто недоразумение. Я помогла ей почиститься, пятно сошло полностью.

– Дорогая, – продолжает она, улыбаясь озорной улыбкой, – по-твоему, я выгляжу расстроенной? У этой девки особенно дурацкий вид. Жаль, что ты не обсыпала ей икрой обе ноги. – Тина сжимает мне плечо, и ее как ветром сдувает.

Я облегченно вздыхаю. Боже, Тина просто чудо.

После того как обед, включая кофе, подан, мы, сотрудники, можем спокойно уйти. Есть еще одна команда – по уборке, на кухне сейчас заправляют они.

Я мою руки в промышленной кухонной раковине, и тут входит Лэндон. Я замечаю, что он слегка хмурится, и спрашиваю:

– Что еще стряслось?

– Твой предел мечтаний сунул это мне в руку и попросил передать тебе. И чтобы я сказал тебе, что они теперь его любимые. Должен сказать, Эви, он, конечно, крутой, но какой-то чудной. – С этими словами он протягивает мне мятный леденец. Я его узнаю – он взят из корзины в ванной. Нахмурив брови, я гляжу на простую белую обертку леденца в моей руке. Потом я переворачиваю его, и моя хмурая гримаса невольно превращается в улыбку. На другой стороне маленькой упаковки написано жирным шрифтом «Лучшие в мире мятные леденцы».

Я смотрю на это несколько секунд, не зная, что и думать. Наконец бросаю леденец в мусорное ведро и возвращаюсь к работе.

Глава 11

Эви двенадцать, Лео тринадцать

Я лежу на крыше над окном своей комнаты и смотрю в ясное летнее небо. Я люблю смотреть на звезды – они заставляют меня верить, что некоторые вещи в этом мире постоянны.

Я переехала в эту приемную семью год назад, и мне здесь очень нравится. У моих новых приемных родителей нас трое, но у меня своя комната, потому что две другие девочки – сестры, и у них одна комната на двоих. Пространство у меня небольшое – комната переделана из старой прачечной – но здесь есть окно, которое открывается на очень покатую часть крыши, и я люблю вылезать сюда и лежать под небом.

Приемные родители явно принимают детей исключительно ради денег, которые получают за уход за нами, но они не злые люди, просто им до нас нет дела, и это меня устраивает. Просто идеально.

На крышу рядом со мной падает камешек, и я улыбаюсь. Это Лео, знак того, что он близко. Я слышу, как он взбирается по решетке, потом ползет по крыше и наконец плюхается рядом со мной, плашмя, как и я. На нем мешковатые спортивные шорты, и я смотрю на его угловатые мальчишеские коленки.

Я смотрю на него, и он хмурится.

– Что случилось, Лео? – спрашиваю я.

– Что я такого сделал, что он так ненавидит меня, Эви?

Я перекатываюсь к нему, сгибаю руку и подпираю голову ладонью.

– Лео…

Но он перебивает меня:

– Он отослал моего брата в эту адскую дыру только для того, чтобы насолить мне. Дело даже не в Сете, а во мне. Он причинил вред невинному маленькому мальчику, потому что он ненавидит меня так сильно, что не может на меня смотреть.

Мои глаза наполняются слезами, потому что я знаю, что он прав. За те два года, что я знаю Лео, я поняла, что его отец – дьявол во плоти. Главной ошибкой Лео было то, что его мать когда-то изменила отцу и забеременела от другого. И из-за того, что Лео тяжко согрешил самим своим появлением на свет, его отец поставил себе цель – сделать его жизнь невыносимой. Вторая ошибка Лео заключалась в том, что он любил своего младшего брата Сета, у которого были диагностированы тяжелая форма аутизма и задержка развития. Поскольку отец знал, что Лео любит Сета, он использовал его, чтобы навредить Лео. Он швырял пивные банки в голову Сета, оставлял его валяться в собственных экскрементах весь день, пока Лео был в школе и не мог позаботиться о нем, он жестоко обращался с Сетом, чтобы причинить боль Лео. Самым отвратительным было то, что Сет был его собственной плотью и кровью, но он видел в нем только пешку, которую можно было использовать против олицетворения собственного гнева и унижения.

– Они отправили Сета в государственный приют. – Я слышу слезы в его голосе, поэтому придвигаюсь ближе, прижимаюсь к нему всем телом и беру его руку в свою. – Он там не выживет.

Лео попал в приемную семью из-за того, что отец избил его по полусмерти после того, как Лео попытался задушить его во сне за то, что отец угрожал отослать Сета в приют. Лео признался мне, что знал, что из этого ничего не выйдет, но был слишком переполнен страхом и яростью из-за того, что Сета могут отослать, и хотел отвлечь отцовский гнев на себя. Я тысячу раз говорила Лео, какой он храбрый, но он мне не верит.

– Мне плевать, что будет со мной. Я просто не хочу, чтобы за все расплачивался Сет, а он теперь расплачивается, потому что мать подписала бумаги, чтобы Сета забрали, хотя я знаю, что это была идея этого придурка – отправить его в приют. И я уверен, что то, что все свалили на меня, было удачным побочным эффектом.

Я молчу, но, возможно, правда в том, что с уходом Лео им стало слишком трудно заботиться о Сете. Ведь до того, как Лео отправили в приемную семью, он делал для брата все: менял подгузники, играл, купал и укладывал спать.

– Сегодня в суде этот сукин сын прошел мимо меня по коридору и прошептал: «Сет отвалил, парень. Надеюсь, выживет». Расхохотался и пошел прочь. Он смеялся, Эви! И мамаша не лучше. Просто таскается за ним, как будто загипнотизирована его неотразимой личностью.

Слезы стекают по его щекам, и я сжимаю его руку, будто это мой спасательный трос.

– Знаешь, они только затем и появились сегодня в суде – чтобы поныть, как им не повезло в жизни: один ребенок, то есть я, совсем пропащий, а второй – умственно отсталый. Наверное, решили, что судье станет их так жалко, что он отправит их в отпуск в тропики. – Лео смеется невеселым, глухим смехом. – Понимаешь, Эви, я так старался защитить Сета, но, по правде говоря, я такой никудышник, что ничего не вышло. Этот ублюдок прав насчет меня. Я всегда все порчу. Тем, кого я люблю, от меня только вред. Вот и тут я все испортил, потому что такой уж я есть.

Все, с меня хватит.

– Постой, – говорю я мягко, потом уже тверже повторяю: – Постой! Это неправда, Лео. И я не позволю, чтобы из-за этого жалкого подобия человека ты так думал о себе. Ты храбрый, сильный и благородный. Ты мой, Лео.

Лео успокоился, дышит ровно, но его тело все еще напряжено.

– Расскажи мне сказку, Эви, – наконец говорит он. Я делаю глубокий вдох и придвигаюсь еще ближе к нему, хотя ближе уже некуда. На дворе жаркая летняя ночь, и я уже вся потная от нашей близости, но не отодвигаюсь.

Мы оба молчим несколько минут, и наконец я перекатываюсь на спину и начинаю:

– Жила-была одна красавица, и, хотя у нее было ангельское личико, внутри она была пуста. Прямо в том месте, где должно было находиться ее сердце, зияла огромная дыра. Из-за этого недостатка людоед, такой же уродливый внутри, как и снаружи, смог ухаживать за ней, и она вышла за него замуж.

Но в конце концов красавица решила убежать от людоеда, потому что ей надоели его уродливое лицо и уродливый характер. Как оказалось, даже пустым людям трудно вынести столько уродства.

Она шла и шла, пока не вышла на тихий луг. Она легла посреди этого луга, впитывая в себя тишину ночи. Но она не знала, что поблизости скрывался огромный зверь, огромный лев с золотой гривой и громоподобным ревом. Пустая красавица лежала в поле, и зверь тихо приблизился к ней, и, когда она открыла глаза и увидела его, она была очарована, потому что никогда не видела ничего подобного. Он держал женщину одной тяжелой лапой, а ей, как ни странно, вовсе не было страшно, а только любопытно. Когда рассвело, красавица проснулась и подумала, что все это было только сном.

Но теперь женщина несла в себе ребенка, сына. И у этого прекрасного мальчика будут дары от обоих его родителей – красота его матери и сердце его отца, сердце Льва.

Мы оба молчим несколько долгих минут.

Затем Лео поворачивается ко мне и смотрит на меня горящими глазами.

– Я люблю тебя, Эви, – шепчет он.

– Я тоже люблю тебя, мой Лео, – шепчу я в ответ.

Глава 12

Лэндон подвозит меня домой. Он несколько раз спрашивает, не хочу ли я зайти куда-нибудь выпить, но мне хочется одного: заползти в свою постель и спрятаться от мира.

После истории с икрой я больше не видела Джейка, но, думаю, это к лучшему. Смотреть на него и Гвен было бы еще обиднее и унизительнее.

И это снова напомнило бы мне, насколько я доверчива.

Лэндон высадил меня, обнял и велел позвонить ему завтра.

– У меня по всей квартире пыль и куча грязного белья, но, если тебе понадобится компания, я с радостью откажусь от этой развлекухи. – Он улыбается, и я улыбаюсь в ответ.

– Люблю тебя, подруга, – тихо говорит он.

– И я люблю тебя, Лэн, – отвечаю я, выходя из машины.

Я открываю подъезд, и конечно же, мои мысли устремляются прямиком к Джейку. Представляю, что они сейчас делают с Гвен, и меня передергивает.

Дома я быстро принимаю душ. Чищу зубы, натягиваю старую футболку и шорты и забираюсь в кровать.

Могла бы и понимать, что такой красивый, уверенный в себе, успешный мужчина, как Джейк Мэдсен, который может получить любую девушку, какую захочет, не выберет такую, как я.

Я обнимаю подушку и наконец позволяю себе расплакаться.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь рано и сразу встаю. Принимаю душ, влезаю в форму «Хилтона» и сушу волосы перед тем, как собрать их в пучок. Кое-как накрасившись, выхожу и спешу на автобус.

На работе время проходит быстро, как обычно, и к полудню мое настроение улучшается. Все ведь было в порядке, пока в мою жизнь не встрял Джейк Мэдсен, и впредь все будет в порядке. Я переживала и худшее, гораздо худшее.

Выйдя через служебную дверь, я иду по улице к автобусной остановке, и тут рядом со мной останавливается серебристый «БМВ». Обернувшись, я вижу Джейка: он улыбается и тянется ко мне через пассажирское сиденье. Мое сердце обрывается и начинает колотиться со скоростью миля в минуту, но я стараюсь, чтобы лицо оставалось равнодушным.

– Девушка, не желаете прокатиться? – спрашивает он, подняв брови.

– Смешно. Нет, Джейк. Мой автобус ходит по расписанию. – Я продолжаю идти к остановке.

– Эви, нам нужно поговорить, – делает он новую попытку, но я не останавливаюсь.

Под кайфом он, что ли?

– Нет, Джейк, не нужно, – говорю я, не глядя в его сторону; поскольку вся улица отсюда и до конца заставлена припаркованными машинами, Джейку, чтобы продолжать говорить со мной, придется съехать в сторону и выйти из машины. Что он и делает. Черт его дери.

На остановке я сажусь на скамейку, и Джейк подбегает ко мне.

– Эви! – Он хмурится. – Послушай, вчера вечером… это не то, что ты думаешь.

– Джейк! – перебиваю я. – У меня был трудный день. Пожалуйста, просто оставь меня в покое. Ты должен был сказать мне, что у тебя есть девушка. Ты не сказал. Все. Проваливай. – Я отворачиваюсь. Автобус на подходе.

– Гвен не моя девушка, Эви. Ты провела со мной достаточно времени, чтобы быть лучшего мнения обо мне.

Да ладно, девушка, подруга, подстилка, какая разница. Стану я в этом разбираться.

– Джейк, иди отсюда.

– И не подумаю, Эви, – тихо говорит он, стоя позади меня.

Вот теперь я разозлилась. Я так чертовски устала, я просто в ярости. Целый день убирала за неряхами, которые считают, что могут свинячить в свое удовольствие, потому что кто-то, стоящий ниже на общественной лестнице, обязательно придет и ликвидирует их бардак, и этот кто-то – я. Черт бы их побрал. Я устала. И меня бесит сам факт, что Джейк Мэдсен однажды встретился мне на пути. Все ведь было в порядке! И вот он опять тут в своей дурацкой «бэхе», в своем дурацком костюме, со своей дурацкой подружкой-подстилкой в туфлях за четырнадцать сотен долларов, которая думает, что может говорить со мной, как с грязью. И какого дьявола ему нужно именно от меня? Все, больше никаких вопросов. С Джейком Мэдсеном покончено.

Я встаю и поворачиваюсь к нему лицом, потому что вдруг прихожу в бешенство.

– Слушай меня внимательно, Джейк, – шиплю я. – Ты не знаешь меня. Ты думаешь, что знаешь, но ничего подобного. Воображаешь, что видишь меня насквозь, но понятия не имеешь, какая я. Поэтому хватит. Хватит влезать в мою жизнь снова и снова и думать, что я скажу тебе спасибо за то, что ты украшаешь мое существование одним своим присутствием. После вчерашнего вечера, думаю, совершенно ясно, что тебе здесь делать нечего. Поэтому, может быть, перенесем наш разговор на другое время, например, на «никогда»?

Я пытаюсь отойти, но не тут-то было – Джейк хватает меня за руку и осторожно дергает.

Мне ничего не остается, кроме как снова повернуться к нему, и я вижу в его глазах сосредоточенность. Он притягивает меня вплотную к себе и ворчит как бы про себя:

– Я не собирался делать этого посреди улицы, но эта упрямая девчонка меня вынуждает. – Он вздыхает, и я смотрю на него широко раскрытыми глазами, потому что, честно говоря, что еще я могу сделать, не закатывая безобразной сцены. И, повторяю, я устала.

Пару секунд он смотрит на меня, его лицо немного смягчается, и он продолжает:

– Это я-то не знаю тебя, Эви? Сейчас расскажу, что я знаю о тебе. На той неделе, когда я следил за тобой, я видел, как ты села на автобус и поехала к старичку, чтобы отвезти ему печенье.

Я ошеломлена и в замешательстве качаю головой.

– К мистеру Куперу? – Я морщу лоб. – Он живет по соседству с домом, где я провела четыре года. Он всегда был добр ко мне. Он вдовец. Одинокий. И ему очень нравится мое печенье с шоколадной крошкой.

– Эви, два часа автобусом в один конец, – мягко говорит он.

Я глубоко вздыхаю.

– Джейк, наверное, в этом есть какой-то смысл, но…

– Тот парень на лестничной площадке, похоже, был готов убить меня прежде, чем я успел сообразить, что заставляю тебя чувствовать себя неловко.

– Морис? – переспрашиваю я, наморщив лицо в полной растерянности. – Ну да, он настоящий рыцарь.

– Ну а тот, другой, парень, который так и стрелял в меня глазами, как из лазерных пушек, чуть не растопил меня своими злыми взглядами, потому что подумал, что я неуважительно отношусь к тебе на публике? – снова с нежностью спрашивает Джейк.

– Лэндон? Это один из моих лучших друзей, он…

– Эви, по-моему, ты не понимаешь, о чем я, и я сейчас все тебе объясню прямо здесь, детка.

Детка? Он только что назвал меня деткой? По моему позвоночнику пробегает дрожь – не очень-то мне по душе такие острые ощущения. «Не давай ему снова покорить тебя, Эви».

Лицо Джейка все еще сосредоточенно, с почти мучительной гримасой он продолжает:

– Ты говоришь «спасибо» и «пожалуйста» абсолютно всем, Эви. Ты чуть не наткнулась на кокер-спаниеля, гулявшего с хозяином, и, обходя его, сказала «извините». Ты сказала «извините» собаке. И, держу пари, даже этого не заметила. Потому что твоя манера поведения так глубоко укоренилась в тебе, что стала второй натурой. А из того, что я знаю о твоем прошлом, я догадываюсь, что никто, блин, не учил тебя этому. Это сама Эви, такая от рождения.

Я онемела, уставившись на него, слишком ошеломленная, чтобы говорить.

– Я знаю, что люди, которым повезло завоевать твое доверие и дружбу, понимают: ты всегда рядом и готова поддержать, потому что ты отдаешь им всю себя, и если у них есть ты, значит, у них есть очень много. И еще, Эви, когда ты уходишь от людей, даже незнакомых, они провожают тебя взглядами. И я скажу тебе почему, я ведь и сам это чувствовал. Потому что они не хотят, чтобы свет, называемый Эвин свет, который излучаешь ты, уходил от них. Они хотят видеть, как он приближается к ним и остается с ними.

– Э-э…

– Так что пусть я не знаю, какое у тебя любимое блюдо, не знаю даже, когда у тебя день рождения. Но то, что я знаю, прекрасно, и того, что я знаю, Эви, достаточно, чтобы хотеть узнать о тебе больше.

Он замолкает, мы смотрим друг другу в глаза, стоя посреди тротуара, на автобусной остановке, и, насколько я понимаю, мы находимся на Луне.

– Ой, Джейк, – говорю я.

– Что, Эви?

– Я опоздала на автобус. Желаю прокатиться.

Он смотрит на меня с минуту, после чего его дивное лицо расплывается в широкой улыбке.

Ух ты.

Пока он ведет меня к своей машине, мы не произносим ни слова, Он открывает пассажирскую дверь и помогает мне устроиться. Потом обходит машину и садится на водительское место – воплощенное изящество.

Когда мы выходим из машины, Джейк смотрит на меня и говорит:

– Я хочу, чтобы ты выслушала, что было вчера вечером.

Я покусываю щеку, ловлю себя на этом, прекращаю и нервно смотрю на него, пока он продолжает. Все-таки он снова покорил меня. Но я все еще настороже.

– Отец Гвен – финансовый директор в компании моего отца. «Компания моего отца» на самом деле значит «моя компания», сейчас это именно так, но я еще не привык к этой мысли. – Он на секунду замолкает. – Так или иначе я уже сто лет знаю Гвен и ее отца, и уже сто лет мы с Гвен временами где-то бываем вместе, хотя я всегда давал ей понять, что не заинтересован в большем, чем то, что между нами есть, а между нами, собственно, ничего и нет. А вот Гвен заинтересована в большем, и ее приучили верить, что она имеет право на все, чего хочет, и если она подольше поноет, то и получит все. Переехав сюда, я попытался наладить с ней хорошие отношения, хотя Гвен – поверхностная сучка, и я много лет обращался с ней пренебрежительно, отчасти потому, что это имело побочный эффект: трахая ее, я мог насолить отцу, которому было бы неловко, что я так обхожусь с дочерью его сотрудника. – Джейк снова замолкает и слегка хмурится; мне любопытно, о чем он думает, но я молчу.

– Этот вчерашний выход с Гвен был запланирован несколько месяцев назад, и я уже не мог пойти на попятный. Дело было для меня важным, и я решил, что не будет ничего страшного, если я приведу с собой Гвен, как и планировал. Но уже три секунды спустя понял, что тут я ошибся, – еще до того, как увидел там тебя.

Мне вовсе не хочется радоваться этому, но я радуюсь. Радуюсь, и все тут. Но потом все же хмурюсь.

– А Гвен разговаривала так, будто у тебя с ней все на мази, – говорю я, глядя прямо перед собой.

– Гвен же видела, как я смотрю на тебя, видела, какая ты красивая, и вела себя так, как считала нужным, чтобы удержать тебя подальше от меня. Понимаю, что она пыталась тебя унизить, – это она отлично умеет, но, Эви, ты могла бы надеть на себя мешок из-под картошки, вываляться в грязи, и все равно в одном твоем мизинце было бы больше шика, чем во всей Гвен с ее дизайнерскими шмотками. Гвен это знает. И она это ненавидит. Именно поэтому она старалась изо всех сил, чтобы ты почувствовала ее превосходство. А я просто с ума сходил от того, что не могу ворваться в эту кухню, отыскать тебя и объяснить ситуацию, но ты была на работе, и я боялся тебе навредить.

Я вспоминаю, каково мне было, когда Гвен вышла из того туалета, все свое унижение и обиду. И думаю: ведь Джейк чуть было не заставил меня гордиться тем, как усердно я работаю, чтобы быть самостоятельной, а в тот момент мне было стыдно не только за то, что я делаю, но и за себя саму. Именно с этим жгучим стыдом я прожила почти все свое детство. Я оглядываю свою униформу «Хилтона», свои поношенные туфли, а потом перевожу взгляд на роскошный салон машины Джейка.

– Джейк, – начинаю я, – может быть, я не…

Но Джейк въезжает на парковку перед моим домом, глушит мотор, и снова мне сияет все обаяние его лица.

– Нет, Эви. Не знаю, что ты собираешься сказать, но, если это идет вразрез с тем, о чем я говорил тебе последние полчаса, просто забудь об этом, хорошо? – Его лицо полно нежности, и мое сердце переворачивается.

Я с минуту смотрю на него, а затем говорю:

– Хорошо.

Он снова сверкает своей чудесной улыбкой:

– Вот и молодец.

Затем он садится в машину, отпускает меня и говорит:

– Я заеду за тобой в восемнадцать тридцать, сегодня я готовлю тебе ужин. Ты ешь стейки?

– Да, – шепчу я.

– Ты завтра работаешь?

– Нет, у меня выходной.

Он ведет меня к подъезду и, поскольку я стою столбом и только пялюсь на него, забирает у меня ключи, открывает дверь и слегка подталкивает меня внутрь. И говорит, закрывая за собой дверь:

– Увидимся вечером. Да, Эви, и собери сумку для ночевки.