Текст книги "Книга Надежды. Утро наступает всегда"

Глава двадцать первая
Надежда

Я живу короткими перебежками от препарата к препарату. Знаете, когда на улице сильная гроза, с неба льет как из ведра, а вы без зонта, но вам непременно нужно попасть домой. И вы бежите, по колено мокрые, от одного козырька до другого, потом до большого дерева, а оттуда – в булочную обсохнуть и погреться.

Все мое лечение – вот такие перебежки.

После наступления рецидива я осознала это четко.

Врачи находят новый препарат, который должен мне помочь, и никто не скрывает, что это будет временный эффект, никто не знает, сработает ли он вообще. Все без гарантий, но с большой надеждой. Я начинаю принимать новые таблетки или капать «химию», зажмуриваю глаза, как маленькая девочка, которая очень верит в чудеса, сжимаю кулачки и твержу: «Мне поможет, мне поможет!»

Всегда говорю себе: «Надя, XXI век на дворе, пока ты держишься на этих таблетках, уже изобретут что-то новое, и это будет помогать тебе еще какое-то время».

Ни разу у меня не возникало мысли: «Ну все, это мой последний шанс». Конечно, нет! Мир добр ко мне и точно готовит приятные сюрпризы. Мне нравится думать именно так, и, что удивительно, именно так оно и получается по сей день.

Один из препаратов, о котором хочется рассказать, – олапариб. Я начала принимать эти противоопухолевые таблетки в качестве терапии после того страшного разговора в больнице, где меня уравняли со статистикой смертности и вынесли мне приговор. Это особый препарат, который помогает именно при трижды негативном раке с мутацией. Я не собиралась умирать, как вы понимаете, что еще за глупости.

Поэтому новое лекарство, эти маленькие упаковки космической стоимости, ждала с большим оптимизмом.

Первые дни это был тот еще аттракцион: меня мучила сильная слабость, тошнота, рвота, головокружение, хотелось все время лежать. Но лежала я не просто так: я знакомилась с историями людей, которым олапариб помог продержаться несколько месяцев или даже лет. Значит, и мне поможет, говорила я себе, никаких сомнений.

Через несколько дней я стала ненадолго выбираться в парк вместе с Димой. Тяжело дыша, переходила от скамеечки к скамеечке, а он присматривал за мной и совершал легкую пробежку. Однажды мы вернулись с прогулки, и я сразу отправилась полежать – было ощущение, что я вагон разгрузила.

И тут позвонила подруга.

– Сегодня мой учитель из Индии будет проводить медитацию, в ней принимает участие огромное количество людей со всего мира, приходи обязательно.

– Аня, мне не до этого, я лежу без сил, не хочу никуда.

Я поблагодарила ее и повесила трубку. И тут подумала: «И что, это все? Я теперь вот такая простокваша, так и буду лежать, пока жизнь проходит мимо?» Собрать себя в кучу в таком состоянии действительно трудно, но каждый раз убеждаюсь: это стоило того. Я ни разу не пожалела и всегда была благодарна за эти усилия.

Позвонила Ане.

– Я приду. Выгляжу ужасно, но ты не обращай внимания.

У меня, признаться, не было никаких ожиданий, просто в очередной раз я выбрала сказать жизни: «Да».

Я собралась потихоньку, стараясь не замечать слабости и недомогания, и поехала в студию. Аня меня обняла, зажгла «пало санто», предложила удобно сесть и отдышаться.

Мы были готовы к медитации, и совсем скоро она началась. Индийский монах, учитель Ани, начал со слов о мире и добре, о том, как важно жить в любви, благодарить за все, что у тебя есть. Он говорил про открытое сердце и важность помощи другим. Все это было мне очень близко.

Медитация прошла на одном дыхании и помогла мне почувствовать себя спокойнее, расслабленнее, унять внутреннюю панику. Я как будто стала сильнее, свободнее, счастливее. Приехала домой и легла спать в хорошем настроении.

Утром произошло невероятное. Я проснулась бодрой, без слабости, тошноты, недомогания. Это произошло просто одномоментно! Если бы постепенно, я бы, наверное, не удивилась. Но тут было сложно не заметить прямую связь с медитацией. Для меня это из области чуда. Как это работает, не возьмусь судить, но – работает.

Я надеялась, что олапариб мне помогает, чувствовала, что стало лучше, волосы больше не собирались покидать голову, я была полна энергии и сил, занималась своими проектами, много времени уделяла семье. Впереди была очередная МРТ, и я начала испытывать легкую тревогу в какой-то момент: раз меня не мутит, не тошнит, может, олапариб просто уже перестал работать? Я же привыкла, что действенная «химия» = ужасное самочувствие.

Я прошла обследование, Дима меня забрал, и мы пошли гулять по центру Берлина. Просто сидеть и томиться в ожидании результатов дома не было никаких сил.

Как всегда неожиданно раздался звонок из клиники: «Надя, все стабильно, метастазы уменьшились на один миллиметр, лекарство работает».

Я прыгала на месте, обнимала Диму, плакала от радости и кричала в небо: «Спасибо!»

Один миллиметр – это много или мало? Уверяю, когда у вас рак, любая, даже самая крошечная, победа становится чудом. Допускаю, что это лишь мое восприятие, но у меня его никто не отнимет.

Уже через несколько минут я покупала новые туфли в магазине.

Я решила записаться на танцы, отметить и закрепить это ощущение надежды: я буду жить, даже могу покупать себе новые вещи, в этом есть смысл!

В скором времени я приняла решение обучаться у Тони Роббинса – почувствовала, какой большой потенциал для меня в его знаниях и энергии.

Как много я слышала об этом человеке! Тони Роббинс давно стал легендой, он собирает полные стадионы по десять тысяч человек, заряжает людей своей невероятной энергией, заставляет задуматься каждого о том, что он уникален и неповторим. Что каждый из нас сам создает свою жизнь, счастье, успех, несмотря ни на какие обстоятельства и сложности.

Он был коучем Энтони Хопкинса, Серены Уильямс, Андре Агасси, Леонардо Ди Каприо, Нельсона Манделы, Хью Джекмана, Ларри Кинга, Майка Тайсона, Билла Клинтона и десятков других выдающихся людей. Значит, есть в нем что-то особенное, значит, он умеет «качать энергию» как никто другой. Конечно, я мечтала попасть к нему на обучение.

Да, я знаю, что у него противоречивая репутация и кому-то совсем не нравится то, о чем он вещает. И да, я даже в таком состоянии очень избирательна и не пойду слепо за каждым «гуру». Но репутация Тони Роббинса как лучшего «лайф-коуча» в мире шагает впереди него.

Мне нужна была подпитка, потому что иногда я чувствую, как начинаю сдуваться, словно воздушный шарик, в который больно ткнули булавкой. Из-за пандемии коронавируса семинары Тони перешли в онлайн-формат, и мне удалось записаться на поток, который он проводил, будучи в Австралии. Можно было получить русский перевод за отдельные деньги, я воспользовалась этой опцией, оплатила и принялась с нетерпением ждать начала обучения. За несколько дней до старта мне на почту пришло письмо с расписанием. Открыв его, я ахнула: учеба начиналась каждый день в два часа ночи по берлинскому времени и продолжалась двенадцать часов подряд. Такой график стоял на все дни семинара, который затрагивал темы здоровья, бизнеса, отношений и так далее.

Я была в шоке. Как перекроить свое расписание под эту учебу? У меня же дети, лечение, режим. Как я выдержу?

Настал тот самый день. Я легла спать пораньше, завела будильник. Диму перезвоны тоже разбудили. Я протерла глаза, еле вытащила себя из теплой кровати и отправилась в соседнюю комнату со словами: «Кажется, скоро вернусь». Так сильно хотелось спать, что я едва попадала по кнопкам ноутбука, пока включала его.

Сложно поверить, но уже через десять минут я забыла о времени, усталости и сне. На экране был человек, чья энергия ощущалась через двенадцать часовых поясов! Его знания наполняли бодростью и силой.

Каждый час мы должны были танцевать, чтобы наполниться энергией. Кстати, когда вы танцевали последний раз? Я проверила: если пританцовывать, когда, например, варишь кашу, уже чувствуешь себя гораздо легче и счастливее. Это удивительно работает: воздействуем на мозг через тело, а через тело – на мозг и настроение. Попробуйте!

Проснувшись, Дима удивился: «Ты что, не ложилась?» У меня горели глаза, я сняла наушники и сказала мужу и сыновьям: «Слушайте вместе со мной! Это должен услышать каждый». Я все записывала в блокнот, чтобы потом возвращаться и перечитывать.

Тони Роббинс – невероятно талантливый оратор, искренний, с блестящим чувством юмора. Он плакал, когда вспоминал трогательные истории из своего детства, и заставлял хохотать тысячи людей, когда искрометно шутил. Я была в восторге. Это такое ценное чувство, когда болезнь тебя хлещет по щекам каждый день.

Этому человеку Бог подарил талант зажигать сердца людей, а сам он довел его до совершенства большим трудом и практикой.

Спать в тот день я отправилась только в два часа дня, перестроила на дни семинара весь график и ни минуты не пожалела об этом. День, посвященный здоровью, был самым интересным и полезным для меня. Я увидела много людей, которые рассказывали, как победили страшные диагнозы, как научились жить после потери конечностей, с инвалидностью, которым врачи вынесли приговор, но они были счастливы вопреки всему.

Была интересная практика: нас разделили на группы, и каждый рассказывал свою историю и цели, и мы обсуждали, зачем пришли сюда.

Многие сказали, что благодаря моей истории осознали: их проблемы, которые казались им безысходными, это лишь задачи, которые можно решить.

Даже если это задачи со звездочкой, такие, где надо подумать и потрудиться, их все равно можно решить.

Вот такая я печальная «звезда» получилась, хотя не собиралась и, конечно, не хотела бы ей быть.

Я жадно впитывала все, что говорил этот яркий, удивительный человек. Хочу поделиться его цитатами, которые меня особенно тронули. За каждой фразой – целый пласт мыслей, осознаний и работы над собой. Люблю такое, чтобы просто, но вглубь! Главное, как и во всем, – брать и делать, а не просто прочитать, улыбнуться, внутренне поспорить или согласиться и пойти дальше по своим делам. Так это не работает. Почему мы так странно устроены: вроде все знаем, но не делаем?

Хотелось бы обсудить с вами каждую из цитат, услышать чувства и мнения, что они меняют внутри вас.

Где фокус, там и энергия.

Всегда делай больше, чем от тебя ждут.

Успех всегда оставляет подсказки.

Ясность – это сила.

Чем яснее ты говоришь о том, чего хочешь, тем быстрее добьешься своей цели.

Если хочешь увидеть закат, не нужно бежать на восток.

Самая главная инвестиция – это инвестиция в самого себя.

Чем больше ты благодарен, тем больше ты получишь.

Успех без неудовлетворенности = неудача.

Чтобы добиваться больших высот, голод не должен покидать тебя.

Никогда не соглашайся на меньшее.

Забота и любовь – два нескончаемых ресурса, с помощью которых ты можешь изменить свою жизнь.

Смысл нашей жизни не в том, чтобы получить, а в том, чтобы отдать.

Твой доход – это твой выбор, а не экономические проблемы в мире.

Если продолжишь делать то, что всегда делал, то продолжишь получать столько, сколько получал.

Одни сдаются, другие берут под контроль.

Деньги усиливают то, чем ты являешься. Если ты идиот, будешь еще большим идиотом.

Если милосердный, помогаешь другим, будешь еще больше помогать.

Люби семью, выбирай окружение.

Страх – это иллюзия, придуманные сценарии, неконтролируемое воображение.

Выражай себя! Танцуй, пой, делай то, что приносит удовольствие. Это необходимо.

Решения, принятые в состоянии страха, самые ошибочные.

Не сдерживай свою любовь!

Твоей жизнью управляют не факты, а восприятие тобой этих фактов.

Пользуйся смыслами, которые тебя окрыляют.

Нужно постоянно открывать двери!

Если 299 дверей не открылось, 300-я обязательно откроется.

Почему люди не двигаются вперед?

Потому что они смотрят в прошлое.

Я боюсь это делать, ведь в прошлом у меня не получилось.

Прошлое не равно будущее.

Изменения не вопрос способности, а вопрос мотивации.

Место под солнцем мы создаем сами!

Создавай яркие воспоминания со своими детьми.

Они не будут помнить всю жизнь вместе с тобой, но будут помнить самые яркие моменты!

Не воспринимай хорошее отношение к себе как должное, благодари и цени.

Для больших результатов нужна команда. Ни один «Оскар», медаль, самый большой успех не достигается без команды. Найди команду, которая бросит тебе вызов, а не только даст поддержку. Ты будешь расти и чувствовать себя живым.

Чем сильнее ветра, тем сильнее древесина.

Улыбайся людям, и 80 процентов улыбнутся тебе в ответ.

Если у тебя нет десяти минут на себя, у тебя нет жизни.

Жизнь слишком коротка, чтобы страдать.

Стабильности не существует.

Люби жизнь во всех ее проявлениях.

То, что ты говоришь себе снова и снова, становится твоей истиной и реальностью.

Инвалидность существует… но только инвалидность разума. Не ведись на свою собственную байку.

Ключей к счастью нет, двери открыты всегда.

Эти слова многое перевернули внутри меня. Сознание стало еще более гибким, химиотерапия работала, и я была счастлива! Бог подарил мне еще время пожить на земле, разве это не чудо?

Глава двадцать вторая
Полный крах

Последние три года много раз за день я слышу слово «надежда». Так уж вышло, что это не только мое имя, но и мой маяк. Может, поэтому я все еще здесь? Не покладая рук ищу опоры для себя внутри, в своем сознании, изучаю веру, познаю, насколько сильной и глубокой она может быть.

Кажется, без веры в себя ни одно лекарство не будет помогать достаточно долго.

Необязательно лично посещать коучей, если нет такой возможности, есть ведь книги и статьи, а рядом всегда найдутся нужные люди, стоит лишь внимательно оглядеться вокруг. Работа с сознанием помогает мне держаться бодро и воодушевленно, не жить исключительно в страхе и ожидании очередных новостей, не впадать в тотальное уныние, когда перестает помогать один препарат и приходится браться за следующий. А еще она помогла не сойти с ума после объявления смертного приговора. Я живу, обнимаю детей, покупаю платья, немного путешествую, много работаю – иной раз со стороны никто и не догадывается, что у меня довольно тяжелая форма рака.

Главное, не забыть надеть парик, тогда окружающим и в голову не придет, что я серьезно больна.

Я общаюсь, смеюсь, шучу, наслаждаюсь жизнью, порой более страстно, чем кто-то из здоровых людей… Новости от врачей, особенно плохие, обычно падают как кирпич на голову. Но на этот раз я знала, что олапариб мне помогает, и надеялась, что его чудотворное действие продлится как можно дольше. У меня почти не было волнений на этот счет, единственное, вызывало тревогу то, что я переболела коронавирусом и понимала: он бьет в самые слабые места. Однако самочувствие было прекрасным, я была полна энергии и жила полной жизнью.

Обследования в любом случае я должна проходить по расписанию. Очередная КТ, на которую я уже приходила как к себе домой, прошла совершенно обычно, и мне уже не терпелось поскорее уйти из больницы: я планировала сразу поехать гулять в город, пройтись по любимым магазинам с домашним декором и найти что-то милое в нашу берлинскую квартиру. Помню, набрала несколько пакетов в Zara Home: симпатичный коврик в ванную, рамочки, чтобы поставить наши с Димой детские фотографии, вазочку, свечи. Вечно как ребенок радуюсь таким покупкам, потому что, дай мне волю, я бы наводила дома уют бесконечно.

Пришла я к Диме на парковку, он ждал меня в машине. Открыла багажник, убрала туда все пакеты и, счастливая, расположилась на переднем сиденье.

Дима сидел очень бледный, на нем лица не было. Внутри тут же взметнулось неприятное чувство.

– Любимая, звонила Виктория…

Если Виктория звонит Диме – пиши пропало. С хорошими новостями она всегда звонит мне напрямую. А вот если новости тяжелые, сначала набирает Диму, давая ему возможность преподнести мне эти новости максимально мягко и бережно, подобрать момент.

– Родная, олапариб не помогает, мы будем искать другое лечение.

Он всегда говорит «мы». Мы будем лечиться, мы будем бороться, мы поедем, мы сможем. Это «мы», кажется, составляет половину моей веры в себя. Я не одна. Он готов есть этот «горький пирог» вместе со мной. Мой муж, мой любимый человек. Он и в тот момент был рядом.

Город был уже украшен к Рождеству, весь в огнях и волшебном сиянии. Я сидела, смотрела в одну точку, и эти огни медленно расплывались, размазывались перед глазами, превращаясь в однородные пятна на темном фоне ночных улиц. Я размазывалась тоже.

– Значит, это все. Та женщина в «Шарите» была права.

Мне вдруг стало очень холодно и страшно. Сколько раз я уже вот так падала, когда внутри ломалось что-то важное?

Мы приехали домой, я ушла в комнату, спрятала лицо в подушку и начала выть как раненое животное. Это все, это конец. Я ощущала полное бессилие и непонимание. Пришел Дима, стал успокаивать меня, сказал, что уже послезавтра мы поедем к врачу, послушаем, что он скажет, подберем новое лечение. Постепенно я овладела собой и подумала: не буду так переживать, ведь правда – ничего еще не потеряно, доктор обязательно что-нибудь придумает, а я ведь даже толком не знаю, что именно там у меня ухудшилось. И чего бы плохого мне там ни говорили, я иду по своему пути, а не по чьему-то расписанному сценарию.

На прием к доктору Шмидтелю я уже шла собранной и решительной.

Знала, что меня ждет что-то гораздо более тяжелое, что я снова потеряю волосы, меня опять будет тошнить и придется пожить как будто в чужом теле. Но я готова терпеть любые мучения, чтобы подольше побыть здесь, со своей семьей.

Доктор уже ждал меня с расшифрованными результатами КТ и готовым вариантом лечения. Олапариб действительно перестал помогать, и рак снова начал чувствовать себя в моем организме как дома.

– Надя, метастазов стало больше, мы меняем лечение.

– Сколько?

Он начал считать. Мне показалось, что прошла вечность.

– Двадцать восемь. В печени.

Сколько?! Двадцать восемь?! Это что за число вообще такое? И я все еще здесь? Ого!

Позже я узнала, что бывают ситуации гораздо хуже, когда метастазов намного больше, но люди живут и борются.

Мне назначили препарат «Китруда», это довольно тяжелая иммунотерапия. Я начала ее незамедлительно и так же быстро ощутила все «побочки». Совсем не было энергии, я ощущала себя очень слабой, иногда даже случались легкие галлюцинации. Стало путаться сознание. Я могла прийти в парк и перестать понимать, где нахожусь и куда идти дальше, а асфальт казался мягким, как облако. Это пугало меня. Вместе с «Китрудой» я принимала карбоплатин и гемцитабин. Гремучий коктейль, скажу я вам. Но если врач говорит, что есть шанс, схвачусь за него руками, зубами и буду бороться. «Китруда» – хороший препарат для многих видов рака, и на него возлагались особенно большие надежды. Волосы, кстати, предполагалось, выпадут не все, но станут редкими.

Через три месяца мне сделали новое обследование, которое показало, что и это лечение не помогает. Метастазы увеличились в размерах, а иммунотерапия дала серьезный побочный эффект на щитовидную железу.

Думала ли я о смерти? Думаю ли о ней сейчас? Да.

Внутри себя я снимаю скрепы с этой темы. Я не хочу ее табуировать. Смерть – это часть жизни, и это то, что случится даже с лучшими из нас.

Глава двадцать третья
Идеальные похороны: честный разговор о смерти

Скорее всего, многих шокирует название этой главы. Несколько лет назад и я бы не поняла, как можно говорить о таком.

Тема смерти стигматизирована на всем постсоветском пространстве. Говорить о смерти считается страшным, болезненным, неприличным, в конце концов. Но все меняется, когда вы ясно понимаете: смерть всегда идет рядом. Она естественное явление и логичный итог для всего живого на земле.

Возможно, кажется диким, что я всерьез размышляю: а какими должны быть мои похороны? Но задумайтесь об этом еще раз, когда улягутся первые эмоции.

В Германии я побывала на похоронах, которые смело могу назвать идеальными. Сдержанные. Светлые. Печальные. Спокойные. Красивые. Именно так нужно провожать достойных людей.

Его звали Даниэль. Он был прекрасным человеком, семьянином, многодетным отцом и довольно известным бизнесменом в Берлине. С женой Наташей они воспитывали четверых детей, а пятого ребенка, самую старшую дочь, они потеряли, когда та была малышкой.

Мы дружили с ними: легкими на подъем, позитивными, приветливыми, веселыми. Вместе проводили время, ели пиццу, гуляли. Дети легко нашли общий язык и интересы. И все бы замечательно, кроме одного: у Даниэля был совсем неутешительный диагноз – рак головного мозга. Он таял на глазах, но боролся, продолжал помогать людям с такой же болезнью. Мы поддерживали друг друга как могли, обсуждали лечение, бодрились.

Когда Даниэль попал в хоспис с терминальной стадией рака, он стал готовиться к тому, чтобы уйти. Как мог, старался закончить все дела, написал завещание, разобрался с документами.

Знаете, ведь не зря говорят: рак – гуманная болезнь. Он забирает медленно. У болеющего человека и его близких есть возможность подготовиться, попрощаться, попытаться принять эту реальность.

Совсем другое дело, когда смерть внезапная. Был человек – и словно растворился в пространстве. Вот с этим почти невозможно смириться.

Даниэля не стало. Мы знали, что к этому шло, но все равно было очень больно. Как друзей семьи, нас пригласили проводить его в последний путь, и я была удивлена, что хоронить человека можно так.

Все в черном, выдержанно-элегантном, держатся благородно и спокойно, никто не бросается на пол в истерике, не кричит и не убивается. Играет скрипка и саксофон, Даниэль их очень любил. Музыка создает душевную и печальную атмосферу, но без надрыва и трагедии.

В тот момент, когда урну с прахом опускали в могилу, начал петь его любимый певец, которого семья пригласила, чтобы почтить память дорогого им человека. Знаете, в этом было столько достоинства, трепета, красоты, уважения к ушедшему человеку, что я невольно думала: если уйду, хочу сделать это так же красиво.

Конечно, люди плакали. Дети плакали. Жена не могла сдержать слез, несмотря на то, что все были готовы к такому исходу. Но к смерти никогда нельзя быть готовым на 100 процентов. Признаюсь, когда я смотрела на Наташу и их детей на кладбище, плакала от беспомощности и боли, хорошо, что лицо скрывали огромные темные очки.

Священник говорил добрые слова о Даниэле, его жизни и поступках, обо всем хорошем, что сделал этот мужчина за свою жизнь.

После похорон нам раздали красивые карточки с приглашением на прощальный ужин. И снова – приглушенная музыка, шведский стол и огромный экран со слайд-шоу о Даниэле: вот он еще совсем малыш со своими родителями, вот его студенческие годы, друзья, семья, дети. Все говорили добрые искренние слова, вспоминали его с теплом и сердечностью.

На выходе из церкви произошло нечто странное. До сих пор у меня мурашки, когда вспоминаю это. Я увидела его. Увидела Даниэля, но словно в тумане. Зато голос его прозвучал очень чисто и ясно: «Тебя там не ждут, тебе еще рано».

Я смутилась, немного испугалась и, конечно, обрадовалась – я и сама никуда отсюда не собиралась, не ждите меня там скоро.

Кому-то может показаться, что такие похороны – неправильно, это не праздник, и музыка тут неуместна, что нужно только плакать, кричать от ужаса. Я не буду говорить, как правильно горевать и отпускать своих родных людей. Знаю лишь, что не хотела бы, чтобы мои близкие убивались горем, лучше, чтобы они верили и знали: однажды, когда будет Богу угодно, мы наверху встретимся. И что смерть – это естественно.

Нам всем нужно чуть-чуть перестать табуировать это.

В конце концов, зачем бояться смерти, если ты прожил удивительную жизнь и ни о чем не жалеешь?

Мне было важно разместить в пространстве свои мысли и тревоги относительно собственной смерти. Найти того, кто сможет выдержать такой разговор.

Но когда я узнала, что у меня было два метастаза, а стало двадцать восемь, то поняла, что откладывать этот важный разговор больше некуда. Все время эти цифры, как молоточки, стучали в голове.

Меня придавило этой новостью как бетонной плитой, я поняла, что, возможно, права была доктор, которая отмерила мне год и сказала: «Расставьте приоритеты, у вас немного времени». Я не собиралась ей верить. У меня свой путь. Но в тот момент сомнения накрыли меня волной. Мне отчаянно нужен был этот разговор о смерти. Или о жизни, которая останется без меня. Уже после…

Мне не все равно, где меня похоронят и как. Даже есть дело до моей последней «аватарки», которая будет на надгробии. Роем кружились десятки мыслей, тяжелых и тревожных. Я не могла держать их в себе и пришла к мужу. Меня не учили вести подобных диалогов, и я начала максимально мягко и деликатно:

– Ты понимаешь, что может случиться все что угодно, я могу не выздороветь, и тогда…

Дима не дослушал. Просто не смог.

– Что ты такое говоришь? Я даже слушать не хочу об этом! Ты мой самый любимый человек на свете, я в тебя верю, ты поправишься!

Я поняла, что ему слишком больно. Больно было и мне, но я знала тогда и знаю теперь, что близкие не могут и не должны вмещать столько ужаса и страданий за меня, я берегла их как могла.

О том, чтобы поговорить о своих страхах с мамой, не могло быть и речи, она бы не выдержала. Я вообще все преподносила ей чуть мягче, спокойнее, сбавляя для нее градус своего состояния после химиотерапии.

Может, попробовать поделиться с сестрой, подумала я. Аня очень сильная, стойкая, храбрая. Я позвонила ей и начала говорить о прогнозах врачей и своем состоянии, что прежняя «химия» больше не помогает и, возможно, я не выкарабкаюсь. Сестра стала запинаться, забывать слова, а я ведь знаю ее как облупленную. Она старалась быть сильной в тот момент, но у нее не выходило.

Тогда я увела разговор в позитивное русло, мол, мы надеемся на лучшее – и поняла, что останусь наедине со своими страшными мыслями. Было невыносимо. Абсолютно все вокруг ранило, пугало, и я не могла перестать думать о том, какую бурную жизнь рак развернул в моем теле. Помню, как сказала Диме: «Нужно сменить картинку, мне срочно надо как-то отвлечься».

Прежнюю химиотерапию отменили, потому что она не помогала, а новый препарат только заказали, его нужно было ждать.

Я за то, чтобы всегда пользоваться моментом, и мы поехали в красивый отель в горах. Совершенно неожиданно моя близкая подруга Маша тоже захотела прилететь. У нее была виза, возможность, а главное, чуткое сердце, которое почувствовало, как остро она нужна мне.

В тот вечер мы поужинали, пообщались на отвлеченные темы, я выпила шампанского (все равно терять уже было нечего). И как-то плавно переместились в номер.

Я устала, поэтому мы с Машей завалились на кровать, как в детстве, когда ночуешь у подружки. Она крепко обняла меня и каким-то другим тоном спросила еще раз:

– Ну как ты, милая?

Я тихо и горько расплакалась. Плотину чувств прорвало, со слезами вытекал страх, отчаяние и безнадежность моего положения.

– Хочешь поговорить? – Маша ласково гладила меня по голове.

– Хочу! – Я начала смеяться сквозь слезы. – Маш, но у меня для тебя много заданий. Если меня не станет…

Но Маша прервала меня и сказала:

– Этого не может быть, все будет хорошо!

– Маша! Мне больше не с кем поговорить об этом! Никто не может меня выслушать, вообще никто. Только с тобой я могу поделиться всем этим.

Подруга серьезно на меня посмотрела и произнесла:

– Я слушаю. Все запомню, говори.

И я начала. С самого больного, сокровенного, режущего сердце на части.

– Маша, мои мальчики могут остаться одни, как они будут без меня? Я для них нежность, ласка, поддержка, добрый совет. Где они смогут это найти?

Слезы катились по щекам, говорить было тяжело, но остановиться я уже не могла.

– Ты давно их знаешь, мы дружим много лет, они тебя любят и прислушиваются к тебе, ты им звони иногда сама, спрашивай, как у них дела, какое настроение, говори с ними так, словно это были бы твои сыновья.

Маша вытерла слезы и с серьезными глазами кивнула. Я знала, что если она говорит «да», то это железное, стопроцентное «да». Она пообещала, что не оставит моих сыновей.

Я набрала воздуха и сказала:

– Не хочу, чтобы Дима всю жизнь держал по мне траур, чтобы горевал и был несчастным. Хочу, чтобы он однажды встретил женщину, которая искренне полюбит его, с которой ему не будет одиноко, которая полюбит наших детей и будет заботиться о них.

С этим подруга, конечно, мало могла помочь, но мне было важно все проговорить. Это давило изнутри и жаждало быть услышанным. Мне становилось легче с каждой минутой, с каждым словом.

– Дальше. Хочу, чтобы меня кремировали здесь, в Германии, но прах чтобы покоился в Беларуси, чтобы на Центральном кладбище была могилка, куда близкие смогут прийти и поговорить со мной, побыть рядом, излить душу.

Меня пробрал смех, и я сказала:

– Кладбище только Центральное! Мне нужна хорошая компания, вдруг духи по ночам там ходят, общаются друг с другом.

Не могу жить совсем без юмора.

Идеальные похороны я уже видела и знала точно, что хочу, чтобы со мной прощались без надрыва, обо мне вспоминали с теплотой, говорили светлые слова и относились к моему уходу философски.

И зачем я говорила об этом? Да само как-то думалось, а я не нашла в душе сил на то, чтобы заткнуть этот фонтан, он бы разорвал меня изнутри. Мне хочется вывести тему смерти из табуированных, ведь это часть жизни, и, может, если мы будем помнить о ней, то начнем больше ценить сегодняшний день?

Но в дебри планирования своих похорон я все же не полезла, потому что еще собиралась пожить.

Мне стало легко на душе. Каждый человек со смертельным диагнозом должен иметь право проговорить это, выпустить из себя, чтобы выдохнуть и убрать напряжение. На себе я ощутила, что, лишь выплеснув страх наружу, вы можете от него освободиться. Иначе он разъест ваше существо как ржавчина.

Когда вы свободны, вы снова можете вернуться в жизненный цикл, планировать и мечтать, быть в повседневных делах, чувствовать себя нужным и важным, идти к чему-то, думать не об уходе, а о процветании.

Маша обняла меня крепко-крепко и сказала:

– Надя, какая ты сильная! Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю!

В тот момент я ответила ей, что у меня просто нет выбора. А сейчас задумалась: быть сильным и стойким в сложной ситуации – ведь это тоже выбор.

Тем более меня всегда держит на плаву мысль, что я нужна людям, и пока я нужна, мир меня никуда не отпустит. Как и всегда, я продолжала черпать силы в работе.