Текст книги "Исповедь. Мистический роман. Книга первая"

Наташа 12

«Мы всё ближе друг другу, всё нужнее. Мы очень разные и живём, будто в параллельных мирах, но меня это нисколько не смущает. Более того, нет ни малейшего желания её переделать или что-то исправить. Я люблю в ней буквально всё: её полудетскую неуклюжесть, умение смущаться и краснеть, а если больно, плакать; её естественность и душевную оголённость, беззащитность и слабость… Со мной происходит что-то непостижимое, когда Наташа рядом.

Девочка моя, как же вырвать тебя из сердца, если ты уже проросла в нём корнями?! Понимаю, что должен остановиться, но увожу тебя всё дальше в глубь отношений, неизведанный лес человеческих чувств. Веду тебя за руку, не зная, как выбраться обратно и оставить одну. Страшно даже думать об этом. Не знаю, как сказать тебе… Что будет с нами? Отказаться от встреч с тобою мне не хватает сил. Наши отношения дружеские и не выходят за рамки, но я чувствую, как нас обоих влечёт, затягивает в этот омут любви. И я, всё чаще, смотрю на твои нежные губы, мечтая прикоснуться к ним хоть на мгновение. А это уже становится опасным.

Ведь знаю свой путь, знаю, что мне предначертано! Но, как же тогда: «мы в ответе за тех, кого приручили», как быть с этим? Не хочу причинять тебе боль. Хотя теперь, мне кажется, это неизбежно.

Гусар не даёт советов. Он сам – жертва любви. Говорит лишь, что я должен слушать своё сердце, но не забывать о долге: «Она тебе дана Богом. Зачем? Для чего? Не знаю… Возможно, это твой крест, испытание. Тебе, мой друг, его нести». А как совместить несовместимое? Что я могу сделать?! Туда, куда я иду, пускают по одному. Без права на человеческую любовь и семью. Как же мне тяжело, родная! Родная, ведь именно так переводится твоё имя! Наташа, Наташенька, Натали… я теперь понимаю Пушкина – это особенное имя. По крайней мере, для меня, точно».

Отложила дневник, слёзы мешают читать. Стало невыносимо больно за него, за себя, за нас. В этом огромном мире, оказалось, нет места для двоих. «Почему? За что? Для чего это всё? Неужели мало того, что он всю свою жизнь посвятил Богу? Зачем тогда вся эта любовь? Чтобы он страдал? Чтобы через мучения научился ещё больше чувствовать и понимать? А я, значит, создана этаким палачом, призванным подвергать пыткам любимых людей… Уж лучше бы мне не родиться! Но ведь тогда не было бы Эрики, а она – моё бесценное сокровище, единственное оправдание моего появления на свет, ради неё я вытерплю всё.

Пролетает день за днём, всё ближе и ближе праздники Рождества и Нового года. Улицы украшаются лампочками и гирляндами, из окон светятся ёлки. Началась предпраздничная лихорадка. Прекрасные семейные праздники… Думаю, труднее всего в эти дни одиноким людям, тем, кому не для кого искать подарки, суетиться, бегать по магазинам, готовить пиршества и наряжаться, кому некого ждать.

Отыскала на чердаке дома искусственную ёлку и игрушки. Часто появляется такое ощущение, что душа Надежды Михайловны направляет меня, и я без труда нахожу нужную мне вещь в ещё не до конца изученном доме. Всё разложено здесь по своим местам так, что я искренне восхищаюсь, стараясь сберечь и сохранить сложившийся порядок. Моё заветное желание, чтобы Эрик, приехав в этот дом, по-прежнему ощущал его своим. Ёлку поставила и нарядила, хочется создать у нас праздничную атмосферу и быть сопричастными к такому великому торжеству, как Рождение Иисуса Христа.

Учусь жить экономно. После обеспеченной жизни с Виктором не просто привыкнуть к тому, что нужно считать копейки, растягивать бюджет на месяц, рассчитывать по дням, чтобы не влезть в долги. Не хочу брать деньги у Эрика (он и так отдал мне всё, что мог), тем более, у бывшего мужа, перед которым и так ощущаю себя виноватой. А заработать пока не получается, оставить Эрику не с кем. Нанять няню – значит отдать свою зарплату, большую её часть, а смысл тогда работать? В садик таких маленьких не берут. Обращаться к родителям я не смею, зная об их отношении ко всему произошедшему.

Гроза ещё только собирается над моей головой, сердцем чую. Конечно же, столкновения неизбежны, но хотелось бы отложить все объяснения на более поздний срок, чтобы никто не помешал моим планам на ближайшее время. Пока, слава Богу, затишье. Кажется, мама сделала ставки на ближайшие праздники: что побыв без них, я пойму, как не хватает прежнего семейного счастья и благополучия.

Трудно подходить к дому, где ты прожил много лет, зная, что больше сюда никогда не вернёшься. Но мне нужна подпись. Виктор настоял на встрече именно здесь. Очередная попытка вернуть?

Эрику тоже пришлось взять с собой, не с кем оставить. Со старыми друзьями я больше не общаюсь, все они связаны с бывшим мужем. Никто меня не поймёт и не поддержит. Новых знакомых – ещё не появилось. Стою перед дверью, ощущая нервную дрожь в коленках. Страшно, а что делать?!

Постучала, Виктор сразу же открыл, чувствуется, как он взволнован. В квартире идеальный порядок, даже и не скажешь, что мужчина теперь живёт один.

– Привет, привет!.. Заходите! – он поцеловал меня в щёку, будто я только что вернулась с прогулки, и тут же выхватил Эрику из моих рук. – Ради Бога, не стой на пороге! – Попытался улыбнуться, но это получились как-то неестественно. Переживает.

Зашла, сняла пальто, повесила в шкаф, разулась, по привычке взяла домашние тапки.

Не думала, что будет так больно. Каждая мелочь впивается в душу острой иглой, словно я предала даже вещи, которые находятся в этой квартире.

Виктор снял с Эрики тёплый комбинезон, и воскликнул:

– Доченька моя, как же ты выросла за это время! Я так соскучился! – он расцеловал её румяное с мороза личико. Эрика разулыбалась папе.

Опять боль. С трудом сдерживаю внезапно подступившие слёзы. Нет, я ни о чём не жалею, как можно подумать, но чувство вины пожирает меня.

– Чай, кофе, потанцуем?.. – как обычно пошутил Виктор.

– Кофе, если можно, – перенимаю дочь обратно на руки.

– Как всегда, крепкий и без сахара? – пронзительный взгляд, «видишь, я всё помню».

От его вежливости и теплоты становится ещё труднее. Лучше бы он кричал, осуждал, обвинял, тогда бы я смогла защититься, не думать о том, как предала этого человека, его чувства, любовь к нам. Виктор хорошо меня знает, видит, что я испытываю и пытается использовать, надавить на совесть. Он всё ещё хранит надежду, хотя встретились мы для того, чтобы обсудить предстоящий развод.

– Как вы устроились на новом месте? Может быть что-то нужно, ты не стесняйся, только скажи…

– Спасибо, хорошо, – ответила я как можно спокойнее. – Ничего не нужно, у нас есть всё необходимое.

– Ты пойми, я должен знать, в каких условиях живёт моя дочь.

– Я понимаю. Не волнуйся, мы живём в благоустроенном частном доме, есть даже красивый маленький садик. Эрике там хорошо.

– Здесь осталось много твоих вещей. Что мне с ними делать?

– Поступай, как считаешь нужным.

Виктор вздохнул, сдерживая эмоции:

– Как к дочке относится твой новый… – он запнулся, пытаясь подобрать подходящее слово.

– Он её любит так же, как и меня.

– Опять же, прости, но я должен знать! – он уже с трудом держал себя в руках. – Кто же это такой, чёрт его побери?!

– Виктор, не начинай, или я сейчас уйду, – я демонстративно поднялась.

– Что ты, что ты! Наташа, извини, я не хотел… – он усадил меня на прежнее место. – Мы ведь не для этого встретились, правда?! Прежде, чем подписать твои бумаги, я хочу убедиться, что с вами всё хорошо, что наш ребёнок ни в чём не нуждается и живёт в нормальных условиях… – он заходил по комнате, как делал всегда, начиная нервничать. – А ты держишь всё в секрете, даже от собственной матери!

– Ты нашёл хорошую защитницу в её лице, – съязвила я.

– Конечно! Она, в отличие от тебя, всегда меня любила. Ещё один болезненный укол.

– Уверяю тебя, мы ни в чём не нуждаемся, и я ни о чём тебя не прошу, кроме развода.

– Ты даже украшения свои оставила, будто тебе противно иметь саму память о нас, – в его словах прозвучала горечь обиды.

– Нет, Витя, не поэтому. Просто считаю себя не заслуживающей иметь то, что ты мне дарил, особенно теперь, когда я ушла. Это было бы нечестно по отношению к тебе.

– Какая глупость! Наташа, ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь?! Я был счастлив с тобой, поэтому сейчас мне так плохо… Я бы всё отдал, только вернись! Мы вместе вырастим нашу дочь! Мне плевать, что ты там где-то с кем-то была, я всё прощу и забуду, обещаю тебе! Давай уедем куда-нибудь, хоть на край света, куда пожелаешь, и забудем о нём. Всё для тебя сделаю, любимая, положу весь мир к твоим ногам! Только будь со мной, умоляю! – он схватил меня за руку, его ресницы стали влажными от слёз. – Хочешь, построим свой дом с огромным садом, с бассейном, с сауной, ты сама выберешь проект. Сделаем всё, как ты захочешь! Я буду самым внимательным на свете, клянусь тебе, и никогда не вспомню, не упрекну…

Невыносимая боль. Виктор всё продолжал вдохновенно говорить, не давая мне вставить даже слово, обещания сыпались одно за другим, а в глазах всё ярче загоралась надежда.

– Помнишь, мы мечтали о домике у моря? Хочешь переедем? Я поднапрягусь, поверь, всё возможно, дела на фирме идут хорошо! Можно расширить бизнес, открыть другое издательство, я уже думал над этим…

– Витя, – я перебила его, – ты должен понять, всё решено. Я уже никогда не вернусь.

– Проклятье! – он вскочил на ноги, – Убил бы этого гада, честное слово, чтобы вычеркнуть из твоей жизни раз и навсегда!

– Вот поэтому я ничего тебе и не рассказываю! – я вновь порывалась уйти.

– Прости! Прости, Наташенька, опять сорвался. Я стараюсь, но ничего не выходит, прости, пожалуйста! Побудь ещё немного. Мне нужно взять себя в руки, – Виктор тяжело дыша подошёл к бару, достал бутылку виски, налил в стакан и, выпив залпом, громко выдохнул. – Я совсем забыл про кофе… – он вышел.

Прижимая к груди разволновавшуюся Эрику, я думала, как поступить дальше. Разговора не получалось, нужно было уходить. Кто знает, что придёт ему в голову после стакана виски?

Но жизненно важно получить его согласие. Где найти нужные слова, как убедить подписать нужные мне бумаги? Эрик бы обязательно что-нибудь толковое посоветовал, но его здесь нет…

Виктор вернулся с подносом, на котором стояли чашечки с кофе, конфеты, шоколад. Раньше муж на этом подносе часто приносил мне завтрак в постель. Как давно это было, словно в другой жизни, хотя прошло совсем немного времени. Я взяла чашечку в руки, обжигаясь, отпила глоток.

– Витя… Если ты меня любишь по-настоящему… отпусти, пожалуйста! – я поставила чашку на столик. – Мне не жить без него, понимаешь?

– Ты можешь ещё передумать, я буду ждать.

– Нет, Витя, это не лечится, слишком сильно я люблю этого человека, и всегда любила. Даже, если ты его убьёшь, я не перестану любить, пока жива. Хочешь, убей лучше меня, чтоб не досталась уже никому. Всем будет только лучше от этого.

– Что ты говоришь?! С ума сошла?

– Убей или отпусти, только больше не мучай, умоляю!

– Это невыносимо!

– Посмотри, сколько боли я тебе причинила, растоптала твою любовь, разбила нашу жизнь. Зачем я тебе?!

– Люблю тебя, как ты не понимаешь?!

– Но этого мало! – слёзы потекли по лицу, я больше не могла их сдерживать. – Мало просто любить. Нужно быть ещё и любимым! Всё пройдёт, вот увидишь, всё проходит. Однажды ты встретишь хорошую женщину, которая полюбит тебя. Ведь ты достоин любви, достоин нормальной жизни и счастья! Только я не могу тебе этого дать, потому что люблю другого человека.

Он молчал, обдумывая какое-то время мои слова, опустив голову и зажав виски руками.

– Хорошо. Больше не буду тебя мучить. Живи, как хочешь, – в его голосе что-то надломилось. – Где твои бумаги?

Я достала папку с бракоразводным соглашением.

– Я ничего у тебя не прошу, ни на что не претендую. Он бросил на меня задумчивый взгляд.

– Этого я боюсь меньше всего. Хочешь ты или нет, а алименты по закону. И вещи твои я верну, мне они не нужны. Только адрес придётся дать. Я ведь всё равно узнаю… – он весь поник и осунулся, подписывая документы.

– Спасибо! – я начала быстро одевать Эрику и собираться, стало вдруг страшно, что он может передумать, и мучительно больно смотреть на его искажённое болью лицо. Взяв дрожащими руками листы, положила их в папку. – Прощай, Витя! У тебя всё будет хорошо. Желаю этого всем сердцем!

Захлопнув дверь, я услышала, как полетел на пол поднос с кофейными чашками… К счастью! Посуда бьётся к счастью.

Часть 4

Вместе 1

Поезд медленно ползёт, останавливаясь на каждой маленькой станции. Смотрю в окно на пробегающий мимо пейзаж, силуэты домов, деревьев, машин, людей… Смеркается. Ещё немного и всё превратится в сплошную темень, за исключением редких огоньков, светящихся вдали окон и фонарей. Эрика мужественно спит, прощая мне отсутствие привычной кроватки и то, что мама куда-то потащила её на ночь глядя в морозном декабре. В купе никого кроме нас, тихо, спокойно, приятно покачивает под перестук колёс, такой убаюкивающе монотонный.

Конечно, я переживаю: долгая дорога с пересадками, ребёнок на руках. Если бы я так сильно не любила того, к кому еду, то никогда бы не решилась на подобное путешествие.

Ещё не знаю, какова будет реакция Эрика на наш внезапный приезд в эти Рождественские дни. Но как бы ни было, мы уже в пути. И это меня волнует и радует одновременно. Как же мучительно ползёт этот поезд! От одной мысли, что я завтра увижу его, сердце начинает биться быстрее.

Открываю дневник:

«Сегодня мне снился сон, что я стою в чёрной рясе с белой колораткой и молюсь у Алтаря. В храм заходит много людей, все празднично одетые, с цветами, улыбаются. Наступает момент, когда гости расступаются, я вижу издалека невесту в белом платье, которую отец ведёт к жениху. Они приближаются медленной торжественной поступью, и я начинаю понимать, что невеста – это моя Наташа и мне придётся венчать её с другим мужчиной, отдать её ему навсегда. Он стоит рядом со мной и улыбается…

Сказать, что я проснулся в холодном поту – это значит, ничего не сказать! Теперь сердцу нет покоя. Хожу как больной, не знаю, чем себя занять. Когда она рядом, такая тихая и кроткая, смотрит мне в глаза, так хочется быть к ней ещё ближе… Боже, какая пытка! Почему я должен отказаться от неё, если люблю?

Может она и не любит меня вовсе. Нет, любит! Точно знаю. Чувствую. Вижу. В каждом взгляде, в каждом мимолётном соприкосновении. Это взаимно.

Так кем же надо быть, чтобы разорвать этот священный круг любви? Я сам? Что ты говоришь, Гусар!.».

За окном темно. Тягостно. Поезд ползёт медленно, останавливаясь на каждом полустанке, кланяясь каждому столбу.

Я еду к мужчине, без которого не могу жить. Что же мне делать, если единственный любимый человек на Земле одел рясу… и не просто рясу, а рясу католическую, без права создать семью?!

Тяжело путешествовать с таким маленьким ребёнком на руках, без помощи и поддержки. Мы пересели на последний автобус, больше пересадок не будет, слава Богу! Ещё каких-то пару часов, и доберёмся до города, где Эрик несёт свою службу. Я увижу его! Ради этого можно проехать весь Земной шар!

– Прости меня, малышка, мама совсем тебя замучила, – закутала Эрику потеплее, от окна поддувает. – Нужно беречь тебя, моё сокровище!

Снова открыла дневник Эрика, наверное, самые тяжёлые страницы в нашей с ним совместной биографии…

«Сегодня пригласил Наташу навестить меня на работе. Сердце не на месте – предчувствует разлуку. Чувства всё сильнее, по нарастающей, как снежный ком, который уже не остановить, он растёт с каждым днём. И я с трудом держу себя в руках, понимая только одно, если прикоснусь к ней, не смогу остановиться… Гусар предупредил, что, познав женскую любовь, ни о каком воздержании речь уже идти не будет. Значит, я нарушу все планы Вселенной, вложившей в меня столько сил, и не смогу быть хорошим священником, а в таком случае лучше никак, чем абы как.

Чего я жду? Как ей об этом сказать? Мы не сможем долго оставаться просто друзьями, это – слишком тяжело для двух любящих друг друга людей. Значит, приближается тот час, когда я должен её отпустить… Боже мой, как же хочется, ещё хоть немного, побыть с нею рядом! Дышать одним воздухом, ощущая её присутствие и теплоту. Как же мне будет не хватать этого единения! Как жить без неё? Мы ещё не расстались, а мне уже больно от мысли о разлуке.

Продлись мгновение, продлись! Я бы отдал за тебя целую вечность, но она принадлежит не мне. Всё в руках Всемогущего Бога. Господи, если у меня есть хоть один шанс поступить подругому, помоги мне! Подскажи! Сердце моё переполняет любовь. Я не знаю, что мне делать».

Я закрыла глаза. Что изменилось за десяток лет разлуки? Мы стали взрослыми. Эрик – священник, я успела побывать замужем и родить дочь. Мы так и не смогли разгадать этот ребус, преподнесённый нам судьбой… Что будет дальше с нами?

На следующей странице многие буквы были размыты. Неужели Эрик плакал, когда писал, или это капли дождя?

«Случилось самое страшное. Я ударил её, как убийца, в самое сердце. Она никогда не простит мне этой боли. Ненавижу себя! Никогда не забуду эти глаза, они будут преследовать меня до конца моих дней.

Я разбит и подавлен, словно, жизнь на этом закончилась. Что же я смогу дать людям своей опустошённой душой, отрекшейся от любви? Как буду служить идеям добра и милосердия, лишив нас обоих права на счастье?

Если бы не Гусар, я бы уже стоял под её окнами и вымаливал прощения. Он остановил меня, сказав, что я поступил единственно верно и правильно, но почему же я тогда так ненавижу себя за это, чувствую Иудой?!

Нам ещё целый год учиться вместе в одном классе изо дня в день. Я сойду с ума. Хорошо скоро каникулы, возможно, за лето я как пёс «залижу» свои раны, но жить с этой болью придётся всегда, зная, что я разбил сердце самой любимой, нежной, искренней девушке.

Если бы я мог отказаться от всего, вернуться к нормальной обычной человеческой жизни, я бы ни на секунду не оставил её одну, наедине с этой болью.

Дар или проклятье – то, что происходит со мной? Кто даст ответ? Пока, кроме боли и страданий, он не принёс мне ничего хорошего. Живу на грани помешательства, общаюсь с душой самоубийцы, и сам стал таким. Потому что только самоубийца может сделать то, что я совершил вчера! Оттолкнул её тогда, когда она больше всего нуждалась во мне. Сказал ей, что буду священником. Она убежала. Ушла. Ушла, чтобы больше не вернуться.

Гусар был прав, я сделал это сам, встал сапогом на горло собственной песне. Будет ли мне за это прощение?

Сейчас слишком больно. Нужно время. Время лечит. И, уж если я поступил так, то должен уйти с головой в работу над тем, ради чего отказался от Наташи. Не думать о ней. Забыть это имя. Взять себя в руки! Закрыть эту страницу. Только почему же так больно, Господи?! Прости мою душу грешную. Помоги любимой. Избавь от боли. Избавь от меня».

Так заканчивается та страница, но не наша жизнь. Спустя годы, Эрика соединила нас вновь. Сможем ли мы сохранить нашу любовь или ещё раз расстанемся? Покажет только время. Я еду на встречу с судьбой, нарушая все запреты, не спросив разрешения у Эрика, боюсь услышать «НЕТ».

Спешу к нему, потому что он нуждается во мне, а я – в нём. Господи, прости! Пусть будет так, как Ты хочешь.

Вместе 2

Город оказался совсем небольшим. Я без труда нашла единственный храм и узнала, когда будет вечерняя служба. Остановились мы с дочуркой в ближайшей гостинице. Хоть и не говорю по-польски, но моих небольших знаний английского хватило, чтобы договориться с портье и всё разузнать. Ещё есть в запасе время, чтобы утолить голод, немножко отдохнуть и привести нас обеих в порядок после долгой и мучительной дороги. Номер небольшой, но вполне подходящий, главное, что окна его смотрят как раз на церковную площадь. Накормив и переодев Эрику, я залюбовалась видом из окна.

Весь городок украшен праздничными гирляндами, разноцветные лампочки украшают и большую ёлку, установленную возле церкви. Порхают лёгкие снежинки, укрывая землю чистым белым ковром к Рождеству. Всё вокруг вызывает во мне восхищение, наверное, лишь потому, что где-то здесь находится Эрик. Его присутствие преображает чудесным образом этот город, улицы, дома, людей, будто я внезапно очутилась в сказке и вот-вот должно произойти какое-то волшебство.

«Я здесь! Я рядом! Совсем близко от тебя, любимый!» – от этих мыслей бросает то в жар, то в холод.

Малышка задремала, и у меня появилась возможность заняться собой. Приняла душ, красиво уложила волосы, навела красоту… Не то, чтобы мне хотелось произвести на Эрика, впечатление, скорее порадовать и приятно удивить своим неожиданным появлением. Как он это воспримет? Не скомпрометирую ли я его репутацию и честное имя?

Ещё в дороге я решила не появляться до службы, чтоб не волновать его, а затеряться среди прихожан и пережить вместе с ними этот праздничный момент прежде, чем Эрик узнает о нашем приезде. Мне важно увидеть его жизнь со стороны, в теперешнем её течении, чтобы иметь хоть какое-то представление, от чего он решил отказаться ради меня, и, возможно, остановить его от опрометчивых шагов. Служение Богу – дело всей его жизни, смысл существования, очень важная часть его самого.

Понимаю, что это будет непросто. В чём я хочу убедиться? Что узнать?.. Доказать самой себе, что я не имею права на этого человека? Что он находится на своём, предназначенном ему Богом, месте? Убедить себя и его не бросать всё, что ему так дорого? Или просто найти правильное решение, а оно должно быть (его не может не быть), потому что выход существует всегда из любых ситуаций, даже самых сложных и запутанных.

И всё же, главная цель моей поездки в том, чтобы успокоить его, объяснить, что моя любовь не зависит от его решения: быть со мной или нет. Прежде всего, я хочу видеть Эрика счастливым, а не потерянным и раздавленным пятой судьбы, и если ради этого мне придётся остаться одной, я готова к этому.

У входа в Церковь начали собираться люди, из окна наблюдаю, как съезжаются машины к костёлу, в надежде, что мелькнёт и знакомый силуэт, но этого не случилось. Возможно, слишком далеко, да и вряд ли, Эрик носит рясу до службы, а без неё, я при всём желании, не смогу его разглядеть. Приходится вновь тормошить ребёнка и собираться.

Кажется, что весь город спешит на сокровенное торжество, все нарядные, в приподнятом настроении. Сидячие места уже почти все заняты, но, к счастью, удаётся найти один свободный стул в последнем ряду, где я и притаилась в ожидании.

Небо и земля пошатнулись, когда увидела ЕГО. Эрик вышел из исповедальни, облачённый в светлую рясу, поверху одета стола33
  Стола – элемент литургического облачения католического клирика.


[Закрыть]. Выглядит задумчивым и немного печальным, прошёл в сакристию44
  Сакристия (ризница) – название помещения в католическом храме, в котором хранятся предметы используемые при богослужении.


[Закрыть], закрыв за собою дверь.

Удары сердца отдаются у меня где-то под горлом. «Как хорошо, что он ничего не знает, ему бы тоже было нелегко…» – пытаюсь справиться с волнением.

Зазвучал орган, торжественно, пронзительно, красиво. Эрика посмотрела на меня, словно спрашивая: «Мама, что это такое?» и в начале даже поджала губки, словно решая, заплакать ей или нет.

Прозвенел колокол, возвещающий о начале богослужения. Люди встали. Открылась дверь сакристии, впереди процессии несут распятие и библию, за ними идут дети во всём белом словно небесные Ангелы, держат в руках зажжённые свечи, позади всех священники в праздничном облачение. Эрик, улыбаясь, с кем-то на ходу успевает поздороваться, рядом с ним ещё один священник, уже преклонных лет.

Спрятавшись за спиной впереди стоящего мужчины, я отвернулась в другую сторону, и даже чуть присела, когда они проходили мимо. Стало так страшно, что он заметит меня, словно, появившись здесь, я уже совершила преступление.

Процессия направилась к центральному проходу и остановилась возле мини-копии Вифлеемской пещеры (которая традиционно устанавливается в католических храмах перед Рождеством) с фигурами Пресвятой Девы Марии, святого Иосифа и пастухов, посетивших младенца (маленького Иисуса торжественно приносит священник в середине Рождественского Богослужения, возвещая о рождении Христа).

Началась служба. Любимый, родной голос зазвучал на польском языке. Трудно передать мои чувства, еле держусь на ослабевших ногах. Когда все сели, вернее те, кому хватило мест, потому что костёл полон людьми, многие из которых стоят, лишь тогда смогла перевести дыхание. Эрика ёрзает на руках, но, слава Богу, не плачет. Закрыв глаза, вслушиваюсь в его интонации, иногда улавливая похожие на русские слова.

Я готова слушать этот голос вечно!.. Когда молитва читается нараспев, голос Эрика звучит особенно глубоко и проникновенно.

Это уже не мой Эрик, – Божий Ангел, свет от которого может не заметить только слепой.