Текст книги "Исповедь. Мистический роман. Книга первая"

Часть 3

Наташа 1

Эрик уехал. Закрыв дверь, я вернулась в нашу комнату, легла в ещё неостывшую кровать, зарылась лицом в его подушку, ощущая всеми фибрами души запах любимого. Он всегда имел на меня какое-то магическое воздействие… Погрузилась в воспоминания. Ощущение времени исчезло, будто его и нет вовсе. Даже стрелки часов, кажется, остановились.

Разбудил громкий плач Эрики. Вскочила, ничего не соображая, бросилась к ней. Она, видимо, давно уже плакала, потому что всё личико покрылось красными пятнами.

– Девочка моя, иди к маме! Прости меня! – я взяла её на руки и прижала к себе, она тут же начала искать грудь. – Проголодалась, солнышко! Сколько же времени сейчас?

Часы показывали полдень. «Не может быть,» – подумала я, – у этого дома необыкновенная аура, волшебная, моя детка никогда ещё так долго не спала.

Поглаживая дочь, я машинально покачивалась как кукла неваляшка, успокаивая то ли её, то ли себя. Вспомнилось, как вчера мы купали малышку в первый раз вместе, как блестели его счастливые глаза, как смеясь, Эрик пеной вымазал себе нос, а потом так смешно чихнул, что это развеселило даже ребёнка… «Стоп! Слишком больно. Не могу. Не буду!» Горло сжало осознание того, что ЕГО больше нет рядом. Он уехал.

«Эрик! Эрик. Эрик… – жизнь моя, боль моя. Ты опять всё перевернул во мне. Я уже почти привыкла, почти смирилась с твоим отсутствием, но ты появился вновь, и как теперь жить?!» Эрика, насытившись, оторвалась от груди и серьёзно, как-то по-взрослому посмотрела мне в глаза, словно, пытаясь понять, что же с мамой происходит.

– Ты права, моя радость, нельзя переживать, иначе молоко станет невкусным! – я поцеловала её в розовые щёчки, положила на кровать, поменяла подгузник.

И вновь нахлынули воспоминания, как он стоял рядом с этой кроваткой и разговаривал с Эрикой, она улыбалась ему беззубым ротиком и произносила звуки ликования, словно с нею рядом стоял настоящий, видимый только ей одной, Ангел. И снова накатились слёзы. Я должна держать себя в руках! Но как? Как это сделать, если сердце в груди болит?

«Нельзя влюбляться в Ангелов! Они неуловимы, и не принадлежат нам. Даже если они рядом, их, всё равно, не удержать. Но как не любить того, кто прекрасней и лучше всех остальных на белом свете?! Вернётся ли Эрик когда-нибудь ещё? Один Бог знает. Не представляю, как дальше жить без него! Этой ночью наши сердца стучали в унисон… А если, вдруг, он решит остаться, сможет ли потом простить меня за то, что я забрала его у Бога, у Церкви, у людей, которым он нужен как воздух, потому что он – истинный священник, рождённый для этой миссии на Земле?!» – голова шла кругом.

Я прикасалась к мебели, к предметам, словно собирая с них пыль, на самом деле, пытаясь проникнутся атмосферой, которую они запечатлели за годы жизни Эрика в этом доме.

«Как жаль, что мне не удалось сдержать данное Вам обещание, Надежда Михайловна!» показалось, или я на самом деле сказала это вслух? – «Этот дом дороже любых сокровищ мира! Ничего здесь не буду менять (хоть Эрик и просил сделать, как будет удобно), сберегу как есть. Мне ничего другого не нужно. Любимый, ты дал мне больше, чем я могла мечтать! Ведь всё здесь – твоё…» Подняла с пола альбом. Вчера Эрик поцеловал меня здесь в первый раз. Дотронувшись до губ кончиками пальцев, я вспоминала этот поцелуй как сказку, как забытьё, как райское наслаждение. А потом ему стало плохо, словно от внезапного удара, он скорчился и упал на колени, застыв как статуя…

«Что же происходит там с тобою, за этой невидимой обычным людям чертой, милый?» Разглядывала фотографии, и даже не верилось, что такая драгоценность попала мне в руки, спасибо, Господи! На одной из последних страниц Эрик был уже в сутане с «римским воротничком», видимо, после посвящения в сан. В глубоких, спокойных, мудрых глазах проглядывалось внутреннее страдание, тёмные круги у глаз, как знак вечной борьбы с самим собой. Видно, это была одна из последних фотографий, присланных им маме. Аккуратно вынула её из альбома, на обратной стороне была надпись:

Тебе, моя любимая, с надеждой на прощение, твой сын.

Поцеловала фото и поставила его на самом видном месте. «Теперь я смогу любоваться тобой до конца своих дней!» Обратила внимание на коробки, которые он собрал, но почему-то не увёз с собой, на глаза попалась толстая, исписанная до последней страницы, тетрадь. Открыв её, поняла, что это дневник, который Эрик когда-то вёл. Не знаю, имела ли я право на это, но удержаться не смогла, ведь у меня появилась реальная возможность заглянуть в его загадочную душу…

Наташа 2

Дневник Эрика начинался со слов: «Я пишу это, чтобы не сойти с ума, потому что мне не с кем поговорить о том, что со мной происходит.

Папа. Любимый мой отец, если б ты был рядом, помог бы разобраться во всём. Но тебя не стало. После твоей внезапной кончины всё это и началось. Возможно, что от горя, которое нас постигло, в моей душе открылся какой-то канал, чего не было раньше в моей счастливой, беззаботной жизни рядом с тобой.

Теперь я слышу голоса, это голоса уже умерших людей, каждый день ищу среди них твой… но ты далеко. Тебе всегда была известна дорога, куда нужно идти. Ты жил с верой и учил меня верить в лучшее: в Бога, в человеческую доброту, в милосердие, во всё то, что приближает нас к Господу.

Ты не приходишь ко мне. Приходят другие души, как правило, заблудившиеся между мирами, внезапно умершие, покончившие с собой, растерянные, не знающие дороги к свету… Все они просят помощи и молитвы. Почему я? Что я могу им дать? С некоторых пор начал их даже видеть, чувствовать страдания, их боль проходит через меня, я ощущаю их страх и отчаяние, но не ведаю, как им помочь. Это сводит меня с ума. А тебя рядом нет, единственного, кто смог бы понять!.. Папа! Мне так не хватает тебя!

Мама всё время плачет, она слишком сильно любит тебя, и тоскует так, что вряд ли оправится когда-нибудь от этого горя. Я стараюсь её поддерживать как могу, всегда послушен и добр с ней, но мне не заменить тебя и не утешить её скорби. Именно поэтому я ничего не рассказываю ей о моих видениях, чтобы не пугать и не причинять ещё больших страданий. Ты знаешь маму, она затаскает меня по врачам, решив, что от горя я помешался, и в результате всё может окончиться, на самом деле, психиатрической лечебницей.

Единственно, с кем мне удалось открыто поговорить о странных явлениях, происходящих со мной, это с нашим священником, и он объяснил, что Бог дал мне для чего-то этот дар и готовит, видимо, к особой миссии на Земле.

Что это такое, мне пока трудно понять. Я не могу ходить к исповеди каждый день и остаюсь наедине с этими голосами. Это не легко. У меня в голове тысячи вопросов, но ответов на них пока нет. Я прочёл уже много духовной литературы, которую ты так бережно собирал всю жизнь, будто бы зная, что это всё пригодится и когда-нибудь сможет помочь мне. В этих книгах открывается другой мир, но, к сожалению, не всё мне понятно и про таких, как я, там ничего не написано. Приходится постигать происходящее собственным разумом. Чувствую, что во мне появилась какая-то сила, но управлять ею я пока не могу, и она проявляется сама собой в какие-то моменты. Мой мозг похож на радиоприёмник, переполненный волнами разных частот, заглушить которые я не умею, от этого сильно болит голова, становится трудно сосредоточиться на учёбе. Приходится помногу раз перечитывать заданные тексты, чтобы хоть что-то запомнить, а ведь раньше мне не составляло труда что-то выучить даже наизусть…

Каким-то образом надо продолжать жить.

Я совершенно отстранился от сверстников, потому что моя жизнь полностью отличается от их жизни, как день от ночи. Мне даже не о чем с ними разговаривать! Чувствую себя инопланетянином, не принадлежащим этому миру, по какой-то трагической случайности, оставшимся среди людей. Глупо искать поддержки и понимания там, где их быть не может. Некому даже рассказать о том, чего никто, кроме меня, не видит.

Мама решила, что нам надо обязательно переехать, потому что ей всё здесь напоминает о тебе. Она хочет вернуться в город своего детства и начать жизнь с начала. Не знаю, поможет ли нам это, но, мне кажется, навряд ли. И, всё же, нужно попытаться, поэтому я согласился ради неё. Дом придётся продать, его уже посмотрели несколько покупателей. Мне не хочется уезжать, мы были очень счастливы здесь, с тобой… Благодарю тебя за моё счастливое детство, папа! Как жаль, что ничего уже не вернуть.

Ну вот, мама всё решила сама и даже присмотрела для нас какой-то небольшой трёхкомнатный домик. Это хоть как-то отвлекает её от вечных слёз, мы начали собирать коробки и готовиться к переезду. Это трудный и болезненный процесс, особенно, избавление от твоих вещей. Мама отдаёт их малоимущим и в благотворительные организации, говорит, что таким образом поминает твою светлую душу.

Мне придётся оставить всё, что я знал и любил с самого детства. Придётся проститься с нашим городом. Знаю, однажды мы все покинем этот мир и было бы эгоистично прирастать к чему-то и малодушничать в таких вопросах. Пора научиться смотреть на жизнь другими глазами и воспринимать иначе. Я очень стараюсь, видит Бог. Много молюсь о тебе и всё ещё надеюсь… но ты совсем не слышишь меня».

Следующая запись начиналась уже спустя пару месяцев: «Вот и всё. Мы переехали. Наш дом продан, куплен другой, в два раза меньше прежнего. Много ли нужно для двоих? Теперь я пойду в новую школу, где я никого не знаю.

Мама стала меньше плакать, а если плачет, то по ночам, когда я этого не вижу. Заметно это утром, по её опухшим от слёз глазам.

Не могу сказать, что я в восторге от всех этих перемен, но надо принимать всё как есть и поддерживать маму.

В новом классе приняли «тепло», я бы сказал, даже «жарко». Ну, да Бог с ними. Я всё равно сам по себе, и чем меньше будут обращать внимания, тем легче.

Есть девочка, которая не сводит с меня глаз, хоть и украдкой. Усиленно делаю вид, что не замечаю её, хотя, на самом деле, что-то происходит в сердце каждый раз, когда я ощущаю на себе её мечтательный взгляд. Гоню от себя мысли о ней, всё равно мне не стать таким, как другие, не бегать с нею на танцы, не гулять под Луной, не целоваться в подъездах…

Недавно познакомился со священником, служащим в местной Церкви возле графского замка, его зовут Донат. Он довольно молодой, лет тридцати пяти, сказал мне важную вещь после исповеди, мол, единственное, что я могу сделать со своим даром, это – научиться им управлять, чтобы помогать людям, пойти в священники и посвятить свою жизнь Богу.

Кажется, он прав. Если удастся, смогу сделать много полезного и для душ потерянных и заблудших. Так появляется смысл всего происходящего».

Мои глаза наполнились слезами. «Бедный мой, через какие испытания Бог привёл тебя к такому решению, как много тебе пришлось выстрадать и пережить. Ты всё сделал правильно. И вот теперь та самая девочка поставила тебя вновь перед выбором, самым сложным в твоей уже состоявшейся жизни. Что же мы будем делать со всем этим, Господи?.».

Я отложила тетрадь, вытерла слёзы и пошла проверить своё сокровище. Эрика сладко спит. Надо что-то поесть, силы совсем на исходе. В холодильнике остатки вчерашнего ужина, который мы приготовили вместе. Разогрела. Со слезами удалось что-то проглотить. Мысли о том, что я вторглась в Божий промысел, не дают мне покоя. Моя любовь разрушает его планы. Если Эрик решит остаться со мной, сколько человеческих жизней и душ потеряют его бесценную помощь?! Но и отказаться от него – выше моих сил. Знаю только одно, что пойму его, если он решит продолжить свою миссию и больше никогда не вернётся.

«Эрик! Любимый мой, светлый мой, как же я могу помочь тебе? В тебе вся моя жизнь. Если бы я умерла, не нужно было бы выбирать между мной и Богом! Зачем я вообще родилась на этот свет, если приношу всем только боль и страдания?.. Но теперь на моих руках дочь, которую ты мне вернул, исцелив своими волшебными силами, и я ей очень нужна. Как же отпустить тебя? Как освободить от этой муки? Вижу, чувствую, как сильно ты страдаешь, какую боль испытываешь в борьбе с самим собой. Как же нам жить со всем этим? Не нахожу ответа. Если бы меня не было вовсе, твоя душа не знала бы того, что лишает её покоя. Моя жизнь, что она, по-сравнению с тем, что ты делаешь? Ничтожный каприз природы! И как бы сильно я тебя не любила, разве это сопоставимо с тем, что даровал тебе Господь?» – испытывая муки совести, я презирала саму себя за то, что собственными руками обрубала Ангелу крылья, мощные, сильные, прекрасные… Мне захотелось позвонить ему и уговорить отказаться, оставить в прошлом нашу любовь, чтобы спокойно жить дальше, исполняя своё предназначение без сомнений, без вечной борьбы. «Я проживу одна, с мыслями о тебе, любимый, выращу дочь и научусь любить Бога так же как ты, справлюсь с собой и буду сильной!» Почти бессознательно подошла к телефону, возле него лежала какая-то записка, написанная знакомым почерком, я подняла её, и на пол посыпались денежные купюры.

«Любимая, боюсь, что ты не примешь от меня денег, но знаю, что тебе необходима помощь. Пожалуйста, береги себя! Эти два дня, проведённые рядом с тобой, – самые лучшие в моей жизни. Я счастлив, что вы с Эрикой теперь есть у меня, и, больше всего на свете, хочу быть рядом с вами…» Ниже был написан адрес и номера его телефонов: домашний и, даже, церковно-приходской. Я больше не могла терпеть эту боль. Упав на кровать и зарывшись лицом в подушку, разрыдалась так, как давно уже не плакала, выплеснув весь остаток боли, до последних сил, я провалилась в тяжёлое забытьё.

Наташа 3

Очнувшись от гугуканий Эрики, я встала, привела себя в порядок и занялась насущными делами, отложив на потом самобичевание. Голова гудела от недосыпания и обрывков собственных мыслей и чувств. Иногда представлялось, как он там, в машине, после бессонной ночи, и я безмолвно молила Бога сохранить того, кто верен Ему всей душой.

Весь вечер я посвятила дочери, с упоением наблюдая за тем, как растёт и меняется моя малышка не по дням, а по часам, как она смеётся и хохочет, когда я с ней заигрываю. Моя деточка, моё богатство, смысл моего существования. Ради неё я готова жить, несмотря ни на что.

Правильно Эрик тогда сказал: «Посмотри!.. Ты – не одна! У тебя есть самое главное, самое важное в жизни, и, что бы с нами не случилось, тебе есть ради кого жить!» – я запомнила эти слова, они помогают мне.

Вообще, он ничего лишнего никогда не говорит, а всё, что сказано, сбывается, словно Эрик всегда на пару шагов вперёд знает, что будет дальше, человек от Бога, тот, кто обладает фантастическими для меня способностями. Даже не могу найти подходящих слов. Он живёт в Боге или Бог в нём?.. Всё, к чему Эрик прикасается, оживает и становится прекраснее прежнего, согретое его светом и теплом. Так и моя душа от встречи с ним воскресла, потому что до этого, словно и не жила.

После купания Эрика блаженно заснула на моих руках, вдоволь пососав молока. Отнесла её в комнату, укрыла одеялом, поцеловала, ещё раз убедившись, что мой маленький ангел крепко спит.

Пришло время вновь углубиться в мои исследования жизни и души любимого человека. Забравшись с ногами на диван, я вначале долго не сводила глаз с его фотографии, пытаясь понять, что испытывал Эрик в этот момент, но я не обладала дарами свыше, лишь сердце никогда не обманывало, оставаясь моим ориентиром и компасом по жизни. Сейчас оно, надорванное разлукой, болело, будто от меня отрезали часть души и тела. Слава Богу, что оставались целебные записи Эрика и множество его вещей и фотографий, каждая из которых хранила в себе его образ и помогала мне хотя бы мысленно приближаться к нему. Я нашла то место, где остановилась прошлый раз, и начала читать дальше:

«Сегодня я познакомился с Душой, обитающей в парке возле графского замка, среди его развалин. Интересный случай, непохожий на все остальные: душа прикована к этому месту и несёт свою расплату за совершённое ею в этих местах самоубийство. Она оставалась в мире людей, но в полном одиночестве больше сотни лет, и я стал первым, кто смог её услышать… Душа при жизни принадлежала некоему гусару по имени Йозеф Карницкий, у которого был страстный роман с дочерью местного графа, являвшегося владельцем этих некогда прекрасных мест и угодий. Гусар же был из обедневших польских дворян и нёс свою службу в этой провинции.

Планы отца о будущем дочери, понятно, в корне отличались от намерений двух любящих сердец. Узнав о чувствах своего чада, граф Платер пришёл в ярость и запретил молодому человеку появляться в их доме, а так же где бы то ни было искать встреч с его дочерью.

Так или иначе, влюблённые всё же находили возможность встречаться друг с другом тайно, в основном по ночам. В одну из таких встреч они поняли, что жить больше друг без друга не в силах и решили умереть вместе, чтобы не разлучаться больше никогда. Графская дочь (имени я её, к сожалению, пока не знаю, а спрашивать как-то неудобно) пообещала возлюбленному в последний раз поговорить с отцом и, в случае его отказа, выйти на балкон с одной зажжённой свечой, что послужит сигналом о том, что попытка не удалась. После чего, по уговору, он застрелится, а она выпрыгнет с балкона своей спальни, находившейся на верхнем этаже замка. В случае, если отец смилостивится, девушка должна была появиться с тремя зажжёнными свечами. В назначенное время Йозеф, прячась в тени деревьев, ожидал появления своей возлюбленной. После шумного выяснения отношений с отцом, несчастная девушка вышла на балкон с рыданиями и одной-единственной свечой.

Прогремел выстрел. Служанка графини, заметив что-то недоброе в поведении молодой хозяйки, позвала на помощь и удержала её от попытки свести счёты с жизнью. После этого убитую горем влюблённую денно и нощно охраняли и, даже, перевезли в другой замок, более удалённый, недоступный для глаз людских, где она никак не могла осуществить задуманное. Говорят, что она морила себя голодом и, несмотря на все усилия родителей, умерла через несколько лет по причине истощения, заболев какой-то тяжёлой болезнью. Гусар сказал, что Бог принял её как мученицу.

Он же остаётся здесь и не знает, когда закончится его наказание, смиренно терпя своё заточение, наблюдая, как всё, что он когда-то знал и любил, разрушается на его глазах.

Прах Йозефа был вывезен родными на Родину в Польшу, а на том месте, где влюблённый покончил с собой, стоит небольшой памятник, посвященный беззаветной любви и преданности. Туда по сей день приезжают молодожёны и приносят цветы, обещая быть верными друг другу до конца жизни. Эта история популярна и известна в городе как повесть о Ромео и Джульетте местного значения.

Мало кто догадывается о том, что влюблённые до сих пор не вместе, и несчастная душа Йозефа так и не нашла пристанища и успокоения, потому что самоубийство – тяжкий грех и несёт за собой самые страшные последствия…

Эта душа ни о чём меня не просила, в отличие от других. Она просто нуждалась в общении и пыталась быть услышанной, и так уж вышло, что услышал её именно я. Мне легко общаться с ней, достаточно зайти в парк и прислушаться. Голос Гусара так близок, что я делаю это безо всякого труда и напряжения.

Надеюсь, что эта встреча поможет мне многое понять и найти ответы на волнующие вопросы, а ему даст возможность общения, которого она была лишена так долго.

Таким образом, Бог послал нас друг другу, проявив своё всесильное милосердие и любовь. Спасибо Господу за это!»

Я не стала читать дальше, чтобы как следует обдумать только что прочитанное и понять, какой крест несёт на своих плечах Эрик, без возможности быть кем-то понятым и услышанным, как та самая душа гусара Йозефа Карницкого, заточённая в графском парке…

Наташа 4

Утром меня разбудил звонок. Вскочив с кровати, я бросилась к телефону.

– Привет! – этот голос я бы не спутала ни с кем и никогда.

– Эрик! Какое счастье, что ты позвонил! – я набрала воздух в лёгкие, стало трудно дышать.

– Я на месте, всё хорошо. Решил сообщить, чтобы ты не волновалась, – его голос звучал устало.

– Как всё прошло в дороге?

– Нормально, – бесцветным голосом ответил он, – как вы там?

– Мне нужно тебе признаться… – было трудно сказать, – я нашла твой дневник. Он на мгновение замолчал, словно взвешивая все «за» и «против»:

– Может, это и к лучшему. Так ты узнаешь всё, о чём я не решаюсь говорит, – тяжёлый вздох последовал за этим. – У меня не должно быть секретов от тебя.

– Спасибо! Я очень благодарна тебе! И за помощь… но не стоило.

– Стоило! – Эрик, как всегда, улавливает мои мысли быстрее, чем я успеваю их произнести вслух. – Я знаю, что ты сейчас в затруднительном положении, а найти работу с таким маленьким ребёнком будет нелегко. Буду помогать тебе, пока всё не наладится! – это звучало как приказ, который, как известно, не обсуждается.

– Я не знаю, как тебя благодарить…

– Береги себя! Это самая большая благодарность для меня: знать, что у вас с Эрикой всё хорошо, – его голос стал таким нежным и глубоким, как будто он прикоснулся ко мне.

– Сегодня же буду звонить епископу, попрошу встречи с ним. Потом решим, что делать дальше, – на этих словах он будто осёкся.

– Я люблю тебя и хочу, чтобы ты знал, я приму любое твоё решение. Ты не должен ломать свою жизнь только из-за того, что в ней появились мы, – я проглотила ком, подступивший к горлу, сдерживая свою боль.

– Я сделаю всё, что смогу.

Мы замолчали. Сказать хотелось так много, но эти самые слова не произносились вслух и застревали в горле.

– Люблю тебя больше жизни. Я не смогу жить без вас, – он сказал это полушёпотом, тихо и горько. – Всё наладится! Не знаю как, но что-нибудь придумаю!..

– Я буду ждать. Мне кроме тебя никто не нужен, но прошу, подумай хорошо, сможешь ли ты жить по-другому? Это – твоё призвание, твоя жизнь, я не хочу ломать всё, чего ты достиг за эти годы! Ты нужен не только мне. Эрик, ты помогаешь людям так, как никто другой не сможет.

– Должен же быть какой-то выход из всего этого. Его не может не быть! – почти простонал он. Мы опять замолчали, но это молчание не было пустым, наши души переплетались тысячами дрожащих пламенных нитей, и даже просто слышать его дыхание было счастьем для меня.

– Ты только звони, когда сможешь, я сама не решусь тебя потревожить, не зная, где ты и как проходит твой день.

– Да, конечно, только не волнуйся! Я больше никуда не исчезну. Даже если умру, всё равно, буду рядом.

– Только не это, умоляю! – от одной мысли, что это может произойти, меня бросило в ледяной озноб.

– Я и не тороплюсь. У меня ещё много дел, ты знаешь. Только обещай, что будешь осторожна, будешь беречь себя! – в его голосе звучали нотки волнения.

– Ты чего-то боишься? Что-то должно случиться? – меня насторожили последние фразы.

– Нет, – сказал он после короткой паузы, – надеюсь, что нет. Просто, будь повнимательней, умоляю!

– Да, обещаю. Всё будет со мной хорошо. Я теперь в твоём доме, окружённая твоей любовью. Что может произойти?

Он не ответил, но я ощущала на расстоянии его тревогу.

– Прости, я должен идти. Береги себя, любимая! Да хранит вас Господь!

– И тебя! До встречи! – в трубке зазвучали гудки.

Ниточка оборвалась, но только не та, что пылала в моём сердце, соединяя нас на разных концах земли.

Я долго думала о его словах, с трудом понимая их смысл и значение. Мне что-то угрожает и Эрик это почувствовал? А если и так, то почему не сказал, что именно?

Собрав дочурку, мы вышли на прогулку, и я направилась с коляской в парк, тот самый, возле нашей старой школы, где Эрик встречался когда-то с Гусаром.

Погода стояла ясная, снег почти растаял. Лёгкая морозная свежесть искрилась в воздухе, мерцала на оголённых ветках деревьев, лёгким, еле заметным инеем после ночного похолодания.

Эрика, разрумянившаяся на холоде, тихо посапывала в коляске, иногда улыбаясь во сне. Шуршали остатки листьев под ногами и колёсами. В парке было безлюдно, я прошла по тропинке, ведущей к музею, так болезненно вспоминавшемуся мне, мимо дверей кочегарки, в которой работал Эрик. В памяти ожили воспоминания.

«Если бы я тогда не отступила, а продолжала бороться за него, может быть, наша жизнь сложилась бы по-другому? Но я не знала о его чувствах и, посчитав себя ненужной, ушла в тень, дала ему возможность реализовать свои планы. А теперь вновь становлюсь причиной разрушения всего, что он создал с таким трудом…» – эти размышления давались мне тяжело.

Обойдя здание, приблизилась к замку. Там шли какие-то вялотекущие реставрационные работы, по перекрытию крыши и застеклению окон на верхних этажах. Газоны стали подстригать, понемногу облагораживая парк.

Говорят, потомки этого графского рода несколько раз приезжали сюда сразу же после распада Союза. Наследникам вернули права на собственность, но то, что разрушалось в течении семидесяти лет, требовало огромных капиталовложений для реставрации, которых, видимо, ни у кого не нашлось в достаточных размерах.

Я впервые посмотрела на замок другими глазами, на обветшавший балкон третьего этажа. Представила, как это могло когда-то быть… Молодого гусара, ожидающего судьбоносное решение с заряженным пистолетом в руках, юную графиню со свечой, дрожащей на ветру. Страшная история, особенно, если знаешь, чем она закончилась.

Сколько бы я ни вслушивалась, сколько бы не напрягала свои глаза, мне не дано было увидеть и услышать хоть что-то, кроме лёгкого шелеста ветвей на ветру, редких перекличек птиц между собой и шуршания, издаваемого коляской, в которой я везла Эрику по посыпанным гравием дорожкам. В тёмных окнах замка отражалась лишь зловещая пустота забвения, будто за ними находился другой, неизвестный и пугающий мир прошлого…

Туевую вечнозелёную аллею, которую мы помнили со школьных лет, спилили, чтобы открыть вид на замок, но без неё он казался осиротевшим и каким-то совсем беззащитным в своей неприкрытой наготе.

Что я здесь искала? Обрывки прошлого, голос души, которую слышал Эрик, или его самого? Ощутив лишь холод одиночества, я направилась к дому, туда, где всё мне было дорого, где незримо жила его любовь, хранились фотографии и дневники любимого, всё, к чему ещё несколько дней назад прикасались его руки… Я возвращалась домой.