Текст книги "Стопроцентная блондинка"

Глава 32
Глубоко законспирированная любовь

Несмотря на государственный геноцид в отношении малолетних граждан, последние пять лет город был охвачен беби-бумом. Медперсонал родильных домов хватался за голову, не зная, как разместить рожениц. Младенцы изготавливались, как пончики в кондитерской, споро, быстро.

Десять лет назад многие детские сады были закрыты или переоборудованы под тренажерные залы, магазины, офисы. Теперь их не хватало – родители становились в очередь сразу же после рождения ребенка, чтобы через два-три года дождаться путевки в садик.

А в городе одно за другим открывались агентства вроде «Пеппи Длинный Чулок». Они значительно облегчали жизнь мам и пап, согласных за внушительные суммы покупать услуги квалифицированных нянь.

Новая вывеска – «Дюймовочка» – появилась на улице Петрарки. Владельцы агентств не утруждали себя поиском удачных названий. В городе уже имелись «Карлсон», «Буратино», «Мальчик-с-пальчик». Хотя вполне уместны были бы «Вампиреныш», «Подрывник», «Зануда».

Именно в «Дюймовочку» направилась сегодня Людмила Григорчук, тихо радуясь удаче. В остальных агентствах она уже успела поработать. И почему-то, несмотря на ангельский характер и потрясающее трудолюбие, везде ее вскоре просили уйти.

«Хамы! – негодовала Люсьен. Ее возмущала несправедливость работодателей. – Это нечестно!» Наверное, так же протестует морковь, засунутая в кухонный комбайн.

В «Дюймовочку» Люся заявилась с обворожительной улыбочкой, насколько это позволяли ее внешние данные. Сейчас она напоминала ухмыляющуюся гиену. Зато одета девушка была на пять с плюсом: кожаный костюм от MaxMara, короткая меховая куртка. Все правильно! Человек, нанимаясь на работу, обязан производить впечатление успешной личности. Кого интересуют неудачники, являющиеся в офис в потрепанных обносках?

– Здравствуйте! Я устраиваться. Я оставляла анкету, и мне позвонили, – заявила Люся.

Вскоре она уже сидела напротив хозяйки «Дюймовочки».

– Я работала с детьми самого разного возраста, – закинув ногу на ногу и развалясь в кресле, рассказывала Люся. – Например, последняя семья – майора милиции Здоровякина. У них четверо детей – от пяти месяцев до шести лет. Дети – просто чудо! Их мама – прелесть! Ну, папу мы, конечно, не видели. Он работает от заката до рассвета и наоборот, чтобы прокормить семью. Да…

– И?..

– Вы не представляете, как рыдали дети, когда я вынуждена была уйти! Я и сама буквально рыдала!

– Ну, остались бы!

– Понимаете, – интимно улыбнулась Люся, – тут такая возникла ситуация… Не хочу бросать тень на агентство, где я работала, но… Они оставляли мне буквально крохи! Мама деток сказала мне открытым текстом: «Люся, родная, увольняйся от этих крохоборов! Я буду платить тебе без посредников…» Да, именно так она и сказала. Но ведь я подписала контракт. Пришлось уйти.

– Давайте уточним. Вы ушли и из семьи, которую полюбили всем сердцем, и из агентства?

– Да, – кротко ответила Люся. – Я ушла из агентства, потому что они брали себе слишком большой процент. И ушла из семьи – чтобы не нарушать контракт, подписанный с агентством. Ведь если бы я осталась, это выглядело бы непорядочно.

– Вот как! – вскинула брови хозяйка «Дюймовочки». Вероятно, честность Людмилы поразила ее в самое сердце. – Хорошо, давайте вернем вас несчастным малюткам. Отправим вас в ту же семью. Но уже от имени нашего агентства. Тем более что они снабдили вас таким роскошным рекомендательным письмом…

Рекомендательное письмо обошлось Люсе в сто рублей. Мальчик из бюро услуг, где набирают текст на компьютере и делают ксерокопии, сварганил документик за двадцать минут.

– Ах, ну что вы! К сожалению, у них уже другая помощница. Это и понятно, четверо детей! Там без гувернантки не обойтись. Я, кстати, не только за детьми присматривала. Я согласна на любую работу – прекрасно готовлю, навожу порядок с немецкой педантичностью. Поэтому у меня почти не было простоев. Меня всегда везде приглашают.

– Что ж, – закивала хозяйка агентства, – думаю, вы нам подходите. Прямо сейчас подписываем с вами контракт – и вперед, в пампасы! У нас уже колоссальное количество заявок. Город ждет! Идите к администратору, она вам все объяснит.

– Спасибо!

– Отличный костюмчик.

– Правда?

– Неужели Escada?

– MaxMara, – поправила Люся. – Но если честно, он не мой.

Девушка смущенно улыбнулась и даже слегка порозовела.

– Вот как?

– Да. Это мне подарили на прощание в семье Здоровякиных.

– Серьезно?

– Да. Мама детишек уговорила меня его взять. Сама она страшно раскаба… поправилась после родов, а на мне, как видите, он сидит идеально.

– Понятно. Ну ладно, Людмила, идите…

«Хорошо, однако, живут у нас милицейские майоры! – подумала владелица «Дюймовочки», оставшись в кабинете в одиночестве. – Говорят, у них зарплаты маленькие. А их жены разбрасываются костюмами от MaxMara! Это ж надо такое придумать!»

Звонок дилера действительно настиг Андрея уже за чертой города. И он развернул машину, тихо проклиная Веронику с ее постоянными поручениями.

Он прекрасно понимал, как много она для него делает, но – натура свободолюбивая – протестовал и возмущался. Любое указание Вероники (нацеленное, естественно, на промоушн художника Атаманова) воспринималось им словно укол шипов строгого ошейника.

За четыре года восхвалений Андрей уверовал в собственную гениальность. Раньше подозрение в избранности покоилось глубоко на дне его души, придавленное, как тонной морской воды, сомнениями. Но теперь…

А Веронику отблагодарит история – ведь она была нянькой живописца, без упоминания о котором не обойдется в будущем ни один искусствоведческий фолиант. Кроме того, и деньгами она не обижена. Вероника забирала себе сорок процентов от продажи шедевральных полотен Атаманова. Хотя в дилерской практике чаще использовалось другое соотношение: семьдесят – художнику, тридцать – дилеру.

Иными словами, их сотрудничество отличалось взаимовыгодностью, и это позволяло Атаманову хорохориться и показывать характер. Он уже забыл, что четыре года назад, до встречи с Вероникой Шум, в рационе его питания присутствовал лишь один деликатес – китайская лапша быстрого приготовления. И если совершенно случайно ему удавалось продать картину, он тратил все деньги на краски и холст и платил за аренду подвала гостиницы «Звездная» – там располагалась его мастерская.

«Почему именно сегодня?» – бушевал Атаманов, возвращаясь в город. Да, он понимал, что лондонский коллекционер – это огромная удача. Наверняка Вероника использовала все свои связи, чтобы заманить его в город. Лучше английского коллекционера может быть только японская корпорация (японцы, как известно, проявляют огромный интерес к современной живописи. Покупая на аукционах за десятки миллионов долларов полотна знаменитых художников, крупные корпорации Страны восходящего солнца заставляют мир говорить о себе. Отличный рекламный ход!).

«И как мне с ним объясняться?» – сморщил нос Андрей. Его английский хромал на обе ноги, как жертва венозной недостаточности. Хотя, конечно, все необходимые сведения коллекционер уже получил от Вероники – она-то изъяснялась на языке Шекспира свободно, с изысканным оксфордским произношением.

Вероятно, от художника требовалось одно – хорошо посидеть с англичанином в ресторане. Наверное, Вероника надеялась, что Атаманов – мастер выпить – увлечет и коллекционера. А совместное распитие «живительной влаги», как известно, невероятно сближает.

«Ясно, – понял Андрей. – Поэтому она и самоустранилась. Чтобы не мешать мужскому общению. Хмм… Раз так… Придется оставить машину на стоянке».

Он притормозил у ресторана «Ричард».

Насте захотелось спать. Вероника изучала ее пристальным взглядом.

– Засыпаю! – призналась подруга художника.

– Конечно, – кивнула Вероника. – Ты столько выпила.

– Всего два бокала!

– Для тебя, милочка, и этого достаточно…

Вероника усмехнулась, и от этой усмешки Насте стало не по себе.

– Ты знаешь, здесь две дороги, – улыбнулась Вероника одними губами. В ее глазах плясали злые огоньки.

– А?

– Одна через поселок. Другая – вокруг. А впрочем, в такой буран никто и не заметил бы мою машину.

– О чем ты?

Настя спрыгнула с дивана. Она решила умыться ледяной водой, чтобы стряхнуть с себя сон. Ее словно душили мягкие лапы – душили вкрадчиво и приятно. Вероника наблюдала за ней со странной, недоброй улыбкой на губах.

Но до ванной комнаты Настя не добралась. Проходя мимо журнального столика, она умудрилась зацепиться за петлю, образованную ремешком Вероникиной сумочки. Сумка полетела на пол, вместе с ней – керамическая ваза (оригинальное абстрактное произведение Атаманова, под названием «Отдыхающая женщина». Напоминало собой нечто среднее между завязанным в узел жирафом и мясорубкой).

– Тетеря! – возмутилась Вероника.

– Оу, – воскликнула Настя. – Слава богу, не разбилась! Прости, я сейчас все соберу!

Она поставила вазу на место и начала торопливо сгребать в кучу предметы, выпавшие из Вероникиной сумочки, – блокноты, косметику, телефон. Портмоне из нежно-розовой кожи распахнуло створки, как раковина. В окошке под прозрачным пластиком Настя увидела изображение Атаманова. О, что это была за фотография! Андрей смотрел в объектив и смеялся, на щеках обозначились ямочки, хотелось протянуть руку и взъерошить его темные волосы…

Настя заторможенно перевела взгляд с обаятельной физиономии художника на Веронику.

– Так ты его любишь… – поняла она. – Скажи, любишь?

– Да, я его люблю! – с вызовом ответила Вероника. – С того самого момента, когда он вломился ко мне домой… Увешанный картинами, как стенд объявлениями… Я люблю его все эти четыре года!

Настя закрыла глаза руками, надавила пальцами на веки, потрясла головой. Бесполезно!

– Боже, как хочется спать, – пробормотала она.

– Ну, это понятно, – усмехнулась Вероника. – Я подсыпала тебе в бокал снотворного.

– Что?

– Что слышала.

– Но зачем?

– Затем! Затем, что стоит мне только сблизиться с Андреем, как тут же возникает очередная девица и заявляет на него права! Я ненавижу всех вас. Откуда ты взялась? Зачем живешь здесь? Чем ты его очаровала? Хорошеньким личиком? Но я гораздо красивее – и тебя, и Дины, и Юли. Какого черта! Я столько для него делаю, я сама создала его. Он был одним из толпы. А теперь он бог – и только благодаря мне! И что же? Юля, Дина, Настя… Одна, вторая, третья…

– Но зачем ты подсыпала мне снотворного? – повторила Настя. У нее бешено колотилось сердце – от страха. И оттого, что сейчас ей откроется нечто совершенно ужасное.

– Ты уснешь. И будешь спать, как младенец. Но не на диване. А в сугробе у дома. И когда Андрей вернется из города – думаю, не раньше чем завтра, ведь он пьянствует в ресторане с англичанином, – его очередная пассия превратится в замороженное филе.

– Что?!!

– На что ты его поймала? Ты горяча и темпераментна? Ха-ха! Уже через пару часов ты полностью утратишь эти качества!

– Ты убила его подруг! – белея от ужаса, поняла Настя.

– Я. Да, я. А как еще расчистить дорогу к телу моего драгоценного художника? Ведь не пробьешься сквозь плотные ряды безмозглых, но страшно прилипчивых девиц.

– Ты подстроила автокатастрофу Юле Чагировой?

– Да. Узнала, как вывести из строя тормоза автомобиля. И сделала это!

– И столкнула с горы Дину Штефан?

– Да. Ровно год назад я приехала сюда и обнаружила Андрея, спящего беспробудным сном, и заплаканную Дину. В этот день мой художник, естественно, был страшно взвинчен – ведь год назад погибла Юлия. Он чем-то обидел новую подружку, они поругались. Я предложила Дине выпить, а потом проветриться. И мы взобрались на гору. Оттуда открывается великолепный вид на озеро. Эй, подруга! А ты не хочешь прогуляться? Давай, полезли на гору!

– Нет! – закричала Настя.

– Ладно, ладно. Не будем портить тебе внешность. В сугробе ты лучше сохранишься – без повреждений, которыми чревато падение с горы. И это будет выглядеть вполне естественно. Девушка немного перебрала, пошла во двор, поскользнулась, упала, очнулась – гипс. Ах нет, это уже из другого фильма.

– Ты чудовище!

– Я несчастная влюбленная женщина, готовая на все.

– Но у тебя нет шансов! Тебе придется убить женский батальон, а Андрей так и не посмотрит в твою сторону!

– Правда? Но мы уже четыре года вместе! Он рядом. Он смотрит на меня, разговаривает со мной. Я могу к нему прикоснуться – положить ему руку на плечо, задеть ненароком колено – господи, какое же это счастье! Я часто его вижу, каждую неделю. И приезжаю в гости в любое время, когда захочу. Конечно, приходится себя ограничивать. Если он поймет, что творится в моей душе, в каком адском пламени я горю, он тут же сбежит. Но пока мне удается скрывать чувства под маской делового партнерства. Ничего, ничего… Капля камень точит. Сейчас мы партнеры, почти друзья. Когда-нибудь это перерастет в любовь. Я согласна ждать долго. У меня дьявольское терпение!

– Ты несчастная, – всхлипнула Настя. – Какое это мучение!

Вероника удивленно посмотрела на жертву – вряд ли она рассчитывала встретить понимание.

– Я два месяца так же страдала! А он меня не замечал! Словно я пустое место.

– Я не пустое место, – с досадой поморщилась Вероника. – И меня он очень даже замечает. Ну, засыпай же скорее!

Картинка в глазах Насти причудливо изгибалась, плавилась, словно часы на картине Сальвадора Дали. На нее навалилась апатия. Инстинкт самосохранения бил родничком где-то глубоко внутри, требуя сражаться, сопротивляться. Но обволакивающие меховые объятия сна были так приятны!

– Но если ты убьешь меня, на этот раз Андрею не отвертеться! – вспомнила Настя. Ее голос слабел. – Не слишком ли – три девушки за три года? В один и тот же день – двадцать четвертого марта. Тут никакое алиби не спасет! Даже если Андрей докажет, что в момент моей смерти получал из рук президента Государственную премию. Никто не поверит, что три его подруги погибли по чистой случайности, а не из-за его злой воли…

– Но у него отличное алиби! Сейчас он в ресторане «Ричард» с лондонским коллекционером. И думаю, веселиться они будут еще долго.

– Зато у него нет алиби на тот день, когда погибла Дина Штефан.

– Это дело давно закрыто. Думаешь, служители закона спят и видят, как бы возобновить старое дело? Да у них и так хватает проблем.

– Дело Дины Штефан уже возобновлено! Я только что разговаривала с подругой, ее муж – майор, работает в облУВД!

– Хватит плести небылицы! Лучше выпей еще вина!

– Какая ты гадина! – всхлипнула Настя.

Перед глазами все плыло. Она пыталась сконцентрироваться и найти выход, но сонное безразличие давило ее. Она опустила голову на подушку, и сразу ей стало хорошо и уютно. Вероника еще что-то говорила, ее голос звучал вдалеке, убаюкивая. Настя подумала, что, наверное, все это ей приснилось. Сейчас она сладко вздремнет, а затем проснется, и…

– Привет, девчонки! – услышала она вдруг мужской голос.

Настя сидела на диване, как пружинный манекен. В дверях гостиной стоял ее любимый, ненаглядный художник и весело улыбался.

– Слушай, Вероника, ты как тут очутилась? Ты же сказала… Слушай, я не нашел этого хренова англичанина.

– Андрей! – завопила Настя. – Вероника меня отравила! Я умираю!

– Не слушай ее, она пьяна! – подхватилась Вероника.

– Она тебя любит и поэтому убивает всех твоих подруг! Она мне призналась!

– Глупая девчонка, надо же так набраться! – крикнула Вероника. – Андрей, не слушай!

– Она столкнула с горы Дину, пока ты спал! Она и меня…

На этом месте пленка оборвалась и густая чернильная тьма поглотила Анастасию.

Глава 33
Весна!

В первую же неделю апреля растаяли сугробы и просохла земля. Это выглядело чудом, но столбик термометра взлетел на небывалую высоту – к двадцати градусам. Хотя всего десять дней назад бушевали настоящие мартовские морозы.

Деревья резко зазеленели, и, пока недоверчивые кутались в плащи и ветровки, отдельные оптимисты уже щеголяли в рубашках с короткими рукавами или футболках. Дети визжали от радости, высыпав под солнце, пригревавшее почти по-летнему.

Валдаев вызвал в офис «Поможем!» Дмитрия Штефана.

Тот удивил – пришел с короткой стрижкой.

– Оба-на! – восхитился Александр, пожимая парню руку. – А что, классно! Не хватает небось этих твоих волокон?

– В смысле – локонов? – поправил Дима.

– Ну, у кого и локоны, а у тебя точно волокна были разбросаны по плечам, как у кикиморы болотной.

Парень хмыкнул.

– Ну, Димон, поздравляю! Ты своего добился. Дело Дины возобновлено, так как появились новые сведения. По свидетельству некоей Анастасии Николаевны Платоновой, одна дамочка призналась ей, что убила твою сестренку из ревности.

– Кто она?

– Арт-дилер художника Атаманова Вероника Шум. Знаешь галерею «Фонтенуа»? Это ее владелица. Она взревновала художника к Дине.

– Я ее убью.

– Конечно. Но не сразу. Пока дамочка находится в СИЗО. Сначала следствие, суд. Потом она отправится на зону. А когда выйдет, тут и ты подоспеешь с разнообразными орудиями убийства.

– Мне вообще-то не смешно, – хмуро произнес Дмитрий.

– Прости. Ты прав, мой ернический тон неуместен. Заметь, Дима, художник Атаманов не виноват. Он испытывал к твоей сестре самые теплые чувства. И остро переживал ее гибель.

– Да? Но если бы Дина его не встретила, то ничего и не случилось бы!

– Да, конечно. Но возможно, случилось бы что-нибудь другое. Кто знает!

Дмитрий достал деньги:

– Вот, возьмите!

– Нет, – замотал головой Валдаев. – Я никак не влиял на ход событий. Все решилось само собой.

– Да ладно вам!

– Я серьезно.

– Ну как хотите. Тогда – до свидания?

– Давай, Дима, топай. Удачи тебе!

Настя неторопливо шла по улице, подставляя лицо горячим лучам солнца. Она выглядела совершенно по-летнему – тонкая кофта, светлые брюки. Она покрасилась, и, когда легкий ветерок развевал ее волосы, она видела краем глаза, как вспыхивают золотом пряди.

Остаться одной в разгар весны – еще больнее, чем дождливой мрачной осенью. Настя с завистью оглядывалась на влюбленные парочки.

А Настя вновь была одна.

Сколько всего она пережила за последние полгода! Теперь вот – разлука с Атамановым…

…– Я не могу оставаться в этом доме! – сказала она художнику. – Ты должен меня понять! Тут погибли две твои подруги. И меня Вероника тоже собиралась убить! В этом доме не может быть счастья! Это проклятое место!

– Это мой дом! – обиделся Атаманов. – Он мне дорог. Я построил его сам, вот этими руками. Я его люблю.

– А меня ты любишь? – с вызовом спросила Настя.

Андрей долго не отвечал. Потом отшвырнул в сторону диванную подушку и ушел из комнаты. Как это было в его духе!

Настины сумки уже были собраны. Она так и не распаковала их после двадцать четвертого марта – когда собиралась бежать, подозревая Атаманова во всех смертных грехах.

Андрей все же вернулся.

– Ну, Настя! – заныл он и придал лицу выражение, не оставляющее противнику никаких шансов – хотелось тут же поцеловать эту жалобную мордашку. – Останься!

– Я уезжаю, – отрезала Настя. Она редко проявляла подобную решительность, но ужас, испытанный ею в этой гостиной, подталкивал ее в спину. – Я здесь не могу. Прости!

– Дело, наверное, не в доме, – понял Андрей. – Что, я тебе уже надоел?

– Ты?! Мне?!

– Нет, ну конечно, характер у меня не сахар! Но у нас ведь уже стало получаться!

– Что получаться?

– Уживаться друг с другом! Пойми, я был таким психом эти два года, потому что винил себя в смерти девчонок! Ведь Юля разбилась на моей машине. Я думал – вот, если бы я провел профилактику, техосмотр нормально сделал, а не купил талон, как обычно… Она осталась бы жива! А Дина… Представляешь, меня мучили кошмары… Я видел, как мы взбираемся с ней на гору… В тот день я так напился, что ничего не мог вспомнить. Я не знал, что, пока я спал, приезжала Вероника!

– Да. Это не она тебе сделала алиби, а ты – ей.

– Настя, но теперь все выяснилось! Теперь я немного успокоюсь и стану вполне вменяемым.

– Ты не станешь. Но я тебя люблю и таким.

– Тогда давай сюда чемоданы и хватит выдумывать ерунду!

– Это не ерунда, Андрей! Я правда не могу здесь!

– Слушай, ну хватит, а?! – рассердился художник. – Это бабские выверты! Еще скажи, что у дома плохая аура!

– Да, у этого дома плохая аура.

– Настя, ты же неглупая девочка! Предупреждаю, я за тобой бегать не буду!

– Да? Ну, значит, я не очень-то тебе и нужна, – горько улыбнулась Настя. – Тогда мне и вправду лучше уехать!

– Ну и пожалуйста. Прощай.

И Настя уехала в город. Она почему-то не сомневалась, что изменчивый, как весенний ветер, художник одумается и вскоре появится в ее квартире с цветами и извинениями.

Но кончился март, растаяли сугробы, а художник продолжал сидеть в лесной глуши, в разлюбимом доме с абрикосовыми стенами, и не торопился улучшить Настино настроение.

– Почему мужчина, готовый пренебречь нами, и ценится выше всего? – рыдала Настя на кухне у Марии.

– Ты позвони, – предложила Маша.

– Конечно! А еще лучше – вновь собрать чемодан и поехать обратно! Он, наверное, только этого и ждет. Он и так меня полностью подчинил себе. Но теперь я не сдамся. В его дом я не вернусь! Представь, за домом гора. С нее сорвалась Дина. В комнате, где я жила, нашелся за шкафом дневник Юли. И стоит мне войти в гостиную, я вспоминаю, какой кошмар пережила, когда слушала откровения Вероники. Нет, нет! Я туда не вернусь!

– Но что же Андрею делать? Переехать к тебе? А мастерская? Где он будет работать?

– Он достаточно состоятелен, чтобы купить себе новое жилье, – поджала губки Настя. – Пусть продаст дом! И купит новый. Или квартиру.

– Ничего себе! – возмутилась Маша. – Ты сама-то хоть раз проворачивала подобные сделки? Это что, по-твоему, так просто?

– Непросто. Значит, его любовь ко мне не так уж и сильна. Я ведь не требую совершить кругосветное путешествие! Я прошу понять мои чувства. Я не буду счастлива в его доме.

– Наверное, его это сильно обидело.

– Да уж…

…С каждым днем в Насте крепло ощущение, что Атаманов элементарно ее бросил. Она дни напролет сидела у телефона, проверяя, есть ли гудок у стационарного и не завис ли мобильный. Через десять дней Маша схватила ее за плечи и начала трясти, как тряпичную куклу, пытаясь привести в чувство.

– Все! Забудь! Проснись! – кричала она.

– Я думала, он приедет, – размазывала по лицу слезы Настя. – Он меня бросил!

– Но ты жива! Подумай, ты едва избежала смерти! Посмотри в окно – на улице весна. Выйди из дома!

– Как мне без него жить?!

– Полгода назад ты не знала, как жить без Платонова. Теперь не знаешь, как жить без Атаманова. Настя! Мужчины как троллейбусы. Один обязательно подойдет к остановке. А бывает, и три одновременно!

– Я его люблю! – выла Настя.

Мария подумала, что при подобной интенсивности душевной жизни соседки она и сама скоро сойдет с ума. Она устала исполнять роль реаниматора, вытаскивая Настю из очередного коллапса…

Но подруга нашла в себе силы оторваться от молчаливых телефонов и выйти на улицу. Пришлось вернуться и сменить одежду на более легкую. Настя и не ожидала, что до такой степени тепло.

Предупреждаю, я за тобой бегать не буду.

Прощай.

Прощай.

Прощай.

На следующий день, когда Настя заглянула к соседке, та ее не узнала.

– Ну, молодец, – кивнула Мария. – Пришла в себя. Наконец-то!

Настя выглядела сосредоточенной, как мученица, приговоренная к аутодафе и наблюдающая за сооружением костра. Она гордо выпрямила спину, приподняла подбородок.

– Найди через Интернет для меня работу, – попросила она. – Только, умоляю, не экономкой.

– Хорошо, хорошо, – закивала Маша. – Признаю свою ошибку. Заслать тебя экономкой к художнику было неправильно. Но кто ж знал!

– Может, пойти референтом к крупному руководителю? – задумалась Настя. – Не знаю. Но надо что-то делать. Деньги скоро кончатся…

В парикмахерском салоне она оставила круглую сумму.

– Волосы за зиму устали. Сделаем релаксирующую процедуру, – тараторила парикмахерша. – И оживим цвет.

С «оживленной» головой Настя брела по проспекту. Как бы грустно ей ни было, сияние солнца в небе и щебетание птиц заставляли трепетать ее сердце. Она все еще надеялась.

«Нет, – твердо подумала она. – Я тоже должна сказать ему прощай. Прощай! И забыть, обязательно забыть! Иначе у меня ничего не получится. Я не буду жить так, как раньше. Изменюсь. Не буду праздной, зависимой, слабой. Буду работать, учиться, искать себя. Я все смогу. Я научусь себя ценить. И больше ни одному мужчине не позволю издеваться над собой! Прощай!»

Едва весна вступила в права, у здоровякинских отпрысков посрывало башни. Их охватило веселое бешенство. Дети громили квартиру, постоянно дрались, обнимались, душили друг друга, кидались игрушками и едой, плакали, хохотали.

– Да что с вами! – в сердцах закричала Мария. – Вы с ума посходили!

– Конечно, ведь никто не занимается воспитанием детей, – сухо вставила Раиса Андреевна. Она качала на руках Стасика. – Отчего бы им не сойти с ума? Они не знают элементарных правил поведения.

– Да ладно вам, мама, – сорвалась Мария. – У меня и так голова кругом!

Пацаны немного усмиряли нрав, когда в доме появлялся отец. К сожалению, Илья часто задерживался.

Но сегодня майор пришел рано и быстренько построил личный состав на подоконнике.

– Чтоб у меня! – сдержанно рявкнул он. – Все как один! Или я не ручаюсь! Мать совсем довели, посмотрите!

Мария выглянула из комнаты и демонстративно закатила глаза. Лоб у нее был обмотан мокрым полотенцем, на щеках – зеленая маска.

– Они меня не слушаются, – заложила детишек маман.

– А!!! – испугался Здоровякин, увидев жену. – Вот, довели мамочку! Она аж вся зеленая! Так, где мой ремень?

Дети мгновенно рассосались по углам, и до девяти вечера в квартире Здоровякиных было необычайно тихо.

А в девять нарисовался Валдаев. Едва перед ним распахнули дверь, он спустил с поводка крупную овчарку. Пес разразился лаем и заметался по прихожей. В его янтарно-шоколадных глазах сверкали слезы, он прыгал на ошалевших пацанов, Машу, Илью, норовя лизнуть их прямо в лицо.

Здоровякины замерли, не веря в чудо.

– Рексушка! – опомнился первым Эдик. – Рекс вернулся!!!

Бардачок, творившийся в доме до прихода Здоровякина, не шел ни в какое сравнение с повальным сумасшествием, разыгравшимся сейчас. Рекс заливался лаем, дети визжали от радости и рыдали, разбуженный Стасик верещал в кроватке, Мария едва сдерживала слезы.

– Дядя Саша! Где вы его нашли?! – Пацаны бросились целовать Валдаева.

– Я случайно проезжал мимо дома, где вы жили раньше. Смотрю: сидит у подъезда, ждет. Так и караулил все эти месяцы. Соседи его кормили. Но ни у кого не хватило ума узнать ваш новый телефон и позвонить. Во какой вымахал! И подозреваю, мужчиной стал.

– Как это он стал мужчиной? – распахнул бездонные голубые глаза маленький Эдик. – Он же собака!

– Я тебе потом объясню, – деловито кивнул брату Антон.

– Да, еще вот что. Я вдруг вспомнил, что ничего не подарил вам на новоселье. И решил исправиться. Держите подарок!

Александр пошуршал бумагой, распаковывая презент.

– Вот! Красавчик, правда? Взамен той маски, что вы расколотили… Переживаете, наверное, да, Маша? Ну, я и решил – куплю-ка вам новую. Настоящая африканская! Полированное дерево, класс!

– Ого! – засветился радостью Илья, разглядывая деревянную морду. – Ну и рожа! Я балдею!

– А тебе нравится? – спросил Валдаев у хозяйки дома. Он надеялся, что подарок будет оценен по достоинству.

И Мария конечно же была совершенно счастлива. Вероятно, именно поэтому она замерла с квадратными глазами и разинутым ртом.

– Безумно нравится, – выдавила она. – Какая прелесть!

День выдался теплым и ветреным. Ветер метался по улицам, вздымая клубы пыли. Город приводил себя в порядок после зимы. В укромных уголках, в тени еще встречались островки грязного снега, но солнце сияло так, словно наступило лето.

Настя вернулась домой к вечеру и сразу отправилась в душ. Она весь день вынашивала эту идею, и теперь, подставив лицо под прохладные струи воды, ощутила блаженство. И замерла, остро переживая вспышку счастья, спровоцированную незамысловатой процедурой.

«Ого! – изумилась она. – Я не утратила способности радоваться обыкновенным действиям. Я встала под душ и почувствовала себя счастливой. Так просто! Значит, в жизни достаточно приятных моментов и без Андрея?»

И все равно, все равно… Место, отведенное в Настином сердце Атаманову, сейчас было заполнено экстрактом тоски и горечи. Ей страшно не хватало вредного, несносного художника.

«Ничего, я справлюсь!» – твердо сказала себе Настя.

Весь день она провела на дизайнерских курсах. Она решила, что ее незаконченное образование является приемлемой базой для приобретения профессии дизайнера. К тому же три месяца под боком у живописца не прошли даром. Окунувшись в атмосферу художественной мастерской, Настя вспомнила годы учебы в институте и вновь воспылала страстью к рисованию.

На переменах между лекциями слушатели курсов кормили друг друга байками о невероятных заработках в известных архитектурных бюро. Настя и сама помнила, как Вероника уговаривала художника набросать эскиз коттеджа для какого-то коммерсанта, обещая грандиозную сумму. Конечно, Настины способности и близко нельзя сравнить с талантом Атаманова. Поэтому за эскизы она будет брать немного меньше.

Она вышла из ванной и тут же услышала настырный звон над входной дверью.

«Мария!» – поняла Настя, торопливо обматываясь полотенцем.

Она открыла дверь. На лестничной площадке громоздились сумки и чемоданы, к ним привалилась боком боксерская груша. Над всем этим великолепием возвышался Атаманов. Вид у него был весьма недовольный. За спиной висела зачехленная бас-гитара.

– Я полчаса звоню! – возмущенно заявил он, вваливаясь в квартиру. – Это куда поставить? Подержи гитару. Я продал дом Залесову. Специально не звонил тебе, чтобы сделать сюрприз. Теперь надо срочно искать для нас коттеджик… Настя, что ты стоишь, как неродная?! Ну, иди сюда, мое сокровище… Как я по тебе соскучился…