Текст книги "Стопроцентная блондинка"

Глава 11
Баланс: минус один художник, плюс один сварщик

Оставив позади длинную трассу в обрамлении сосен и берез, миновав инспектора ГИБДД, посмотревшего на нее как-то странно (почему?), Анастасия прибыла в поселок.

И здесь ее тоже преследовали загадочные взгляды.

– К художнику, маманя? – переспросил расхристанный, в куртке нараспашку и съехавшем шарфе парень.

Настя передернулась от его панибратского «маманя».

– Да, да, – нервно поморщилась она. – Как до него добраться?

– Ну, это… По дороге.

– Я догадываюсь. А конкретнее?

– По дороге километра три. Потом налево, в лес. Да он там указатель поставил. Увидите. Вы там это, маманя…

– Что?

– Ну, поосторожнее.

– В смысле? Деревья, что ли, падают? Или на дороге яма?

– Да нет… Ай, ладно… – Парень махнул рукой и пошел прочь.

«Маманя, – повторила про себя Настя. – Поскорее бы смыть этот проклятый грим!»

– К художнику?! – отшатнулась от машины бабка в цветастом платке. Настин автомобиль бесшумно подкралась к ней сзади, и Настя озадачила прелестницу тем же вопросом. – А зачем те к нему?

Колючие глазки шарили по Настиному лицу.

– Надо, – отрезала Настя. – Так как?

– Вон туда ехай. Ехай, ехай, – недовольно повторила бабка. – Ищи несчастий на свою голову…

«Старая идиотка, – рассердилась Анастасия. – Лишь бы языком молоть…»

Интервьюирование местного населения вызвало у Насти неприятный осадок. Ей были противны изучающие взгляды и странные намеки. Но едва, миновав разноцветные пятиэтажки, кафе, клуб, «нексия» выехала из райцентра, настроение у Насти резко улучшилось. Она поняла, что будет жить в райском уголке. Ну, если художник оценит ее кулинарный талант.

Черная дорога змеилась между белых сугробов и, как речка в море, уходила в роскошный сосновый лес у подножия горы. «Боже, какая красота!» – подумала Настя. Ей не терпелось выйти из машины, заглушить мотор и набрать полные легкие чистого морозного воздуха.

Деревянный указатель имел место быть. На стрелке, украшенной абстракционистскими ромбами и квадратами, виднелась короткая надпись: «Атаманов».

Проехав по узкой, с крутыми изгибами дороге сквозь плотный строй сосен, Настя очутилась на поляне. Но вместо сказочной избушки на курьих ножках увидела нечто совершенно фантастическое. В центре поляны, за ажурной оградой, возвышался двухэтажный дом с мозаичными вставками, хаотично расположенными окнами и кривой крышей. Стены дома были выкрашены в сочные, праздничные цвета – абрикосовый, лазурный, лимонный.

«Хундертвассер!» – прошептала Анастасия, замерев в изумлении. И это было не ругательством, а именем знаменитого австрийского архитектора, добытым Настей из фондов памяти. Аляповатый, «неразумно» спроектированный дом напомнил ей о прошлом, о лекциях на факультете искусствоведения. Желание познакомиться с художником (даже исполняя роль его экономки) укрепилось в Насте. Однозначно, человек, построивший для себя такую необычную хижину, был эксцентричен и неординарен. На крыше виднелась спутниковая тарелка, площадка перед крыльцом была расчищена. У литых ворот колдовал со сварочным аппаратом мужчина в драном, прожженном ватнике и грязных джинсах.

– Эй, здравствуйте! – крикнула Анастасия. Она вышла из автомобиля.

Мужик поднял маску-забрало, явив миру молодую физиономию, настолько же симпатичную, насколько небритую.

– Я к Андрею Леонидовичу.

– Нет его, – угрюмо бросил сварщик. Он нахлобучил средство защиты и вновь принялся за работу. Фонтан ярких искр рвался из-под сварочного аппарата, Настя отвела взгляд в сторону.

– А когда будет? Я с ним договаривалась. Я к нему работать приехала.

С явным сожалением сварщик разогнул спину. Он опять снял брезентовые рукавицы, маску. У него было открытое лицо, синие глаза, черные брови вразлет.

Работяга.

В кино сниматься с такой внешностью.

Сердце Насти забилось учащенно. Ее ресницы дрогнули, губы сложились в очаровательную улыбку – рефлекторное движение при виде великолепного самца. Но тут же стало тянуть на висках и подбородке: нашлепки, приклеенные гримершей, заставили Настю вспомнить, кто она сейчас – сорокапятилетняя «маманя».

Настя смутилась. Красавцу сварщику было от силы тридцать. Парень беззастенчиво пялился на гостью. Он оглядел ее с ног до головы, бросил взгляд на авто. Настя сгорала от стыда. Сегодня она явно не была готова подставлять себя оценивающим мужским взглядам. Она мысленно посылала проклятия Марии – зачем заставила ее отдаться в руки гримерши, да еще и надеть обноски?! И вот результат: ее с презрением рассматривает этот синеглазый слесарь! Или сварщик, как его там…

– Так когда приедет Андрей Леонидович? – недовольно дернула плечиком Настя, словно сбрасывая с себя лассо пристального мужского взгляда. – Я подожду в машине.

– Его сиятельство в поселок отправились, – внезапно улыбнулся сварщик. – Машину забирать из ремонта. Он на днях ворота таранил джипярой. Все в упадке – и джип, и ворота. Вот, чиню.

– Понятно.

– А вы идите в дом, Анастасия Николаевна, ужин приготовьте.

– Вы меня знаете?! – удивилась Настя.

– Ну вы же Анастасия Николаевна?

– Да.

– Атаманов сказал, что вы приедете. Велел передать. Кухня там… В общем, найдете.

Сварщик опять занялся обезображенными воротами.

«Все складывается неплохо, – решила Настя. – Меня ждали. И сразу предоставили фронт работ. Ах, как здесь красиво!»

Открыв багажник, Настя вытащила сумку. В дорогу она взяла только самое необходимое – так, килограммов пятнадцать всяких полезных мелочей. Когда Анастасия, буксуя, поволокла багаж в дом, парень негромко выругался, отбросил в сторону перчатки и выхватил у нее из рук неподъемный груз.

– Надеюсь, вы не ограбили склад завода железобетонных изделий? – с подозрением обернулся он к Насте.

Старушка экономка семенила следом.

– Сама удивляюсь, почему так тяжело получилось, – пробормотала Настя. – Да, наверное, не нужно было брать второй комплект бигуди…

«Он галантен, – подумала она. – Сварщик, а манеры как у монархической особы. Не позволил мне убиться с этой сумкой! Мило, очень мило».

Валдаев остановил автомобиль неподалеку от художественной галереи. Было около семи вечера, на деревьях перед входом в «Фонтенуа» сияла россыпь бриллиантовых огоньков. Сквозь огромные окна был виден мягко освещенный зал галереи, картины на стенах.

В руках у Александра был букет чайных роз. Едва Саша миновал стеклянные двери, к нему устремилась дама, сотрудница галереи. Очевидно, к посетителям здесь относились трепетно. Взмахом ладони Саша остановил бурный поток вопросов, обрушенный на него дамой.

– Где Вероника Владимировна? – спросил он.

– Так вы хотели Веронику Владимировну? А она уже ушла. Вы по какому вопросу? Я тоже готова все вам показать. Проходите-проходите. У нас здесь три…

– Давно?

– Что?

– Давно ушла?

– Ах, ну, это… Около шести. Что-то у нее голова разболелась. И она поехала домой. Думаете, грипп?

– Да что вы! Скорее всего, легонькая атипичная пневмония, – успокоил даму Валдаев.

Служительница искусства минуту вращала глазами. Потом сообразила:

– Ах, ну вы же шутите! А вы договаривались с Вероникой Владимировной о встрече?

– Вообще-то нет, – сказал Валдаев.

Он был разочарован. Он не сомневался, что Вероника каждый день задерживается допоздна. И куда ему девать букет? Если бы дело происходило утром или в обед, он просто оставил бы его словоохотливой сотруднице, приложив записку для Вероники. Но оставлять цветы на ночь?

«Отвезу ей домой, – решил Валдаев. Он, конечно, уже выяснил адрес Вероники. – Хотя нет, не стоит. Вдруг она простудилась? Ей, бедняжке, будет неприятно, если я застану ее не при параде. Но что же делать с чертовым букетом?»

И Валдаев, как обычно, нашел выход. Он вернулся в цветочный магазин (на витрине было написано: «Цветы. Аранжировка. Доставка») и попросил отвезти розы по указанному адресу.

Попав внутрь дома художника, Настя замерла в ужасе. Было понятно: здесь обитает творческая личность. И эта творческая личность вряд ли знакома с процессом мытья посуды.

Прежде чем заняться ужином, Настя целый час расчищала территорию, двигала, убирала, складывала. Непонятно, зачем хранить на кухне банки с растворителем и измятые тюбики краски? Или это была не кухня?

Очевидно, художник готовился к встрече: в холодильнике томился в ожидании кусок свинины. Кроме того, нашлась затянутая пленкой упаковка помидоров. Но больше ничего не было. Ах да, еще семь бутылок алкоголя – водка, вино, мартини – стояли стройной шеренгой.

«Ладно, сейчас что-нибудь придумаем», – решила Настя. Собираясь блеснуть талантами, она предусмотрительно захватила из дома набор юного повара – соль, специи, майонез и даже упаковку муки.

За час Настя приготовила ужин и испекла в духовке каравай (использовав в качестве формы кастрюлю). Все ее движения были отработаны до автоматизма. Она принадлежала к касте хозяек-виртуозов, у которых получается вкусно абсолютно все – и элементарная каша, и претенциозная оленина в брусничном соусе. К тому же парижская выучка отточила ее природный дар.

Сервируя стол для художника, Настя ощутила жесточайший приступ тоски: тарелки, приборы, фужер – именно так она встречала каждый вечер Платонова с работы.

«Маша сказала, что он меня использовал… Наверное, она права. Сама она не часто готовит ужин – прикрывается то компьютером, то грудным младенцем. И что же? Здоровякин все еще при ней. А я взбивала фарш миксером и как проклятая пассеровала лук… И осталась одна!»

Настя придирчиво осмотрела стол. Хорошо, у художника нашлась запечатанная коробка с набором небьющейся посуды. Настя решительно сорвала упаковку. Дешевка, конечно. Вот у Насти дома был веджвудский фарфор. Каждая тарелка – словно произведение искусства. Иээх! Фарфор Платонов оставил себе.

«Он многое себе оставил.

Но это не важно.

Главное – я сумела вернуть свое сердце.

Мое сердце больше ему не принадлежит».

На аппетитные запахи в дом потянулись ходоки. Вернее, один чумазый индивидуум в кирзовых сапогах. Настя строго посмотрела на сварщика, ввалившегося на кухню. Она, пожарив мясо, уже ощутила себя полноправным менеджером этой территории.

– Не топчите здесь, – официальным тоном сказала Настя (она успела вымыть пол). – И не хватайте ничего руками! (Сварщик стырил со стола краюху горячего хлеба.)

Парень скрылся и вернулся вновь – гораздо менее одетый. Его темные волосы были собраны сзади в индейский хвост. «Ну надо же! – подумала Настя. – Какие экстравагантные сварщики обитают в этом поселке».

– Что-то барин не едет, – заметил парень, жадно шаря глазами по раскаленным сковородкам.

– У меня все остынет, – сокрушенно вздохнула Настя.

– Вкусный хлеб. И посыпан чем-то.

– Это кунжут.

– Бесподобно пахнет, – сглотнул слюну работяга. – Предлагаю услуги дегустатора.

«Ничего себе, – удивилась Настя. – Славно выражается юноша. А вдруг он и не сварщик вовсе, а кандидат наук? А сваркой только деньги зарабатывает».

– Давайте поедим, – настойчиво повторил закамуфлированный под сварщика кандидат наук.

Анастасия смутилась. Отказать парню, полдня проторчавшему на воздухе и нагулявшему, вероятно, зверский аппетит, было неудобно. Еще неудобнее стало, когда Настя представила себе картину: Андрей Леонидович возвращается из города, а у него на кухне мило трескают эскалопы сварщик и домработница, запивая еду отличным шардоне. Картинка в духе Чехова или О.Генри.

Но благородные манеры взяли верх.

– Садитесь, – вздохнула Настя.

«Он успеет уйти до приезда художника», – подумала она.

И засуетилась вокруг парня. Она словно вернулась в счастливые времена, покрытые для нее розовой дымкой влюбленности. Процесс кормления голодного мужчины (Платонова) всегда был связан с тихим умилением – Настя радовалась, когда родное существо ело с энтузиазмом.

А сварщик вновь удивил Анастасию: он не набросился на мясо со звериным рычанием, а принялся интеллигентно орудовать ножом и вилкой. Почему-то на него было приятно смотреть. «Ну какой же симпатяга!» – вновь заметила Настя.

Она с удовольствием рассматривала сварщика и расплывалась в ответной улыбке, когда на щеках парня вспыхивали обаятельные ямочки. Правда, улыбаться Насте было нелегко – мешал грим. Но она поразилась самой себе. Ведь она собиралась еще долго лелеять горе и оставаться глухой к любым поползновениям основного инстинкта – инстинкта, заставляющего женщину вглядываться в лицо мужчины и украдкой скользить взглядом по его фигуре. Фигура у малыша (конечно, он был совсем ребенок рядом с престарелой Анастасией Николаевной!) удалась на славу, природа не поскупилась. Тяжелый физический труд отшлифовал рельефы. Тонкий свитер обтягивал мощные плечи. Как ни странно, пахло от работяги не по́том и гарью, а хорошей туалетной водой. Едва различимо. Настя уловила запах. «Неужели Hugo Boss? – изумилась она. – Да ну, с какой стати… Показалось».

– Вы мастерица, Настасья Николавна! – похвалил парень. – Классно готовите.

– К сожалению, это мой единственный талант, – уныло призналась Настя.

– А разве мало? Наверное, работали в ресторане?

– Боже упаси! Я не профессионал, а любитель. Знаете, стыдно признаться, но, дожив до двад… сорока пяти лет, я так и не стала профессионалом ни в одной области.

«Дура. Дура.

Зачем я ему это говорю?!»

Да, непонятно почему Насте захотелось пооткровенничать. Наверное, открытое лицо парня располагало к душещипательной беседе. А после расставания с Платоновым Настя испытывала настоятельную потребность в сочувствии.

– Зато, наверное, детей вырастили? – предположил сварщик.

– Нет, – смутилась Настя. – У меня нет детей. Вот видите, я совершенно никчемное создание.

Идиотка!

– Да ладно вам!

– А какой он? Художник? – Настя сменила тему.

– Андрюха-то… Ничего мужик. Правда, со странностями.

– С какими? – испугалась Настя.

– С закидонами. Вредный он.

– Тяжелый характер?

– Я думаю, у него маниакально-депрессивный психоз.

«Куда я попала!» – ужаснулась Настя.

– Но вы не бойтесь. С дамами он мягок.

– Что, бабник?!

– Бабник… Не думаю… Впрочем, скоро сами с ним познакомитесь.

Накормленный симпатяга сварщик отвесил 546 комплиментов Настиному ужину, пошуршал, погремел за пределами кухни и как-то незаметно исчез. Уже совершенно стемнело. Настя сварила кофе, завернулась в плед и села у окна. Удивительная, непривычная для городской жительницы тишина окутала ее.

Ее ожидание длилось вечно. Наконец она вспомнила о мобильнике Атаманова. Ведь Маша дала ей номер!

– Здравствуйте, Андрей Леонидович, – пролепетала она. – Это Анастасия Платонова, ваша экономка. Я приехала, приготовила ужин. Жду вас. Что делать?

В трубке гремела музыка и хохотали девицы.

– Сегодня не приеду, – проорал в трубку художник. – Утром, утром! А вы ложитесь спать!

«Это он, значит, пошел в поселок забирать из ремонта джип, – усмехнулась Настя. – Хорошая автомастерская – с музыкой, девочками! А не убраться ли мне отсюда подобру-поздорову?»

Но было уже поздно, и Настя решила остаться. Помучившись с электронной панелью, она сумела опустить железные жалюзи на окнах и намертво заблокировать дверь. Потом, пробормотав «да ну, надоело!», она встала под душ и смыла с себя лишние пятнадцать лет. Рассматривая в зеркале хорошенькую порозовевшую мордочку, она подумала о том, как удивится Атаманов. По телефону ему обещали сорокапятилетнюю даму, а тут – очаровательная нимфетка, практически первоклассница. «Ну и пусть!» – решила Настя.

Глава 12
Залесов отжимается

– Как я рада, что вы меня взяли! – роняя слезы благодарности, призналась Люся.

Мария глубоко задумалась. Слова Люси указывали на следующее: девушка или не уяснила, какой объем работы ее ожидает, или же страдает скудоумием.

Но оба предположения были неверны. А верным оказался третий вариант: Люся билась в тисках жестоких жизненных обстоятельств. И рада была любой работе. Даже непосильной и нервной.

– Я живу с младшим братом и мамой. Брат – школьник, а мама – инвалид. Вся семья на мне, – объяснила Люся.

И настал черед Марии ронять слезы сочувствия. Но это не помешало ей до предела нагрузить обязанностями новую домработницу. К чести Людмилы, она, не дрогнув, выслушала список из полутора тысяч пунктов.

– И самое главное – не задавайте мне лишних вопросов, – потребовала Маша. – Идти гулять, не идти, жарить котлеты или варить курицу, надевать сапоги или кроссовки, где ершик для посуды, где отбеливатель, чем кормить собаку… Я не обижусь, если вы сами во всем разберетесь.

– Я все поняла, – кротко кивнула Люся. – Ну, так я начну?

В первый же день Люсиного пребывания в семье Маша поняла – ей досталось сокровище с многочисленными опциями. Выполняя обязанности и няни, и гувернантки, и домработницы, девушка невероятно облегчила Машину судьбу.

Единственное но: Люся не блистала красотой. Нет, Мария не стремилась заманить в дом ослепительную богиню с пышной грудью и длинными ногами. Маша не предъявляла к внешности домработницы требований, закономерных, когда речь идет об одалиске арабского шейха. Эта пышная грудь и длинные ноги (а если наоборот – длинная грудь и пышные ноги?) изо дня в день маячили бы перед Здоровякиным, и кто знает… Нет, Марию вполне удовлетворила бы заурядная внешность с легким уклоном в невзрачность. Но Люся била все рекорды непривлекательности. Ее нос заканчивался в районе подбородка, тонкие губы трепетали бескровными ниточками, кожа удручала неровностью.

«Привыкну», – подумала Маша и зажала ладонью рот Эдика. Тот пялился небесно-голубыми глазищами на новую игрушку и уже начал произносить блестяще сформулированный вопрос: «Мисс, а почему вы такая страшная?» Мария успела заткнуть детеныша на слове «такая».

Свекровь, скептически воспринявшая идею приглашения в дом гувернантки, ушла, хлопнув дверью.

– Ой, – расстроилась Люся, – как неловко получилось. Я только попросила ее не класть столько соли в детский суп. А вчера она пюре недоварила, с комочками сделала. Но я же о детях беспокоюсь, чтоб им вкусно было! А какая чудесная женщина Раиса Андреевна! Такую свекровь поискать! И приходит, и помогает, и почти не пилит!

– Это точно, – согласилась Маша. – Раиса Андреевна – ангел…

Она торчала в ванной, сортируя белье для стирки. На секунду Мария задумалась над клетчатой рубашкой Ильи – положить ее в кучу с синим или с белым барахлом. И увидела нечто. Маша не поверила глазам: на воротничке явственно отпечатался след губной помады. Половинка поцелуя. Так, словно Илью кто-то поцеловал в шею, наехав губами на воротничок.

– О нет, – простонала Маша и осела на кучу мятого тряпья. Целая стая мыслей и мыслишек встревоженной вороньей стаей взметнулась в ее голове. – Нет, нет, нет… Этому есть какое-то другое объяснение. Нетривиальное.

Тривиальное объяснение заключалось в том, что у Здоровякина появилась подружка с ярко-вишневыми губами, одаривающая двухметрового гиганта поцелуями. Но ведь не обязательно все так однозначно! Мария попыталась придумать ситуацию, логически объясняющую присутствие следов помады на рубашке Ильи.

Например. Майор Здоровякин склонился над рабочим столом, вчитываясь в строчки отчета по умышленным убийствам. За его спиной – доблестный полковник Алимов. Зуфар Алимович наклонился и тоже читает отчет, и совершенно нечаянно задевает шею Здоровякина… Губами?!!! В губной помаде?!!! Нет, не подходит…

Так, ладно. Здоровякин идет по коридору облУВД, а за ним в страшной спешке несется Леночка из архива. Она мчится по своим делам (заклеить в туалете лаком для ногтей порванные колготки), но спотыкается и падает прямо на Здоровякина. И случайно задевает губами шею Ильи… Черт!!! Тогда ей сначала нужно подпрыгнуть на батуте. Иначе она, учитывая рост Ильи, не дотянется до его шеи, а оставит поцелуй в районе лопаток. Но что-то Маша не припомнит в коридорах облУВД никаких батутов…

Исчерпав фантазию и не придумав оправдания улике, Мария впала в прострацию. Она заторможенно впихнула белье в стиральную машину, включила программу и отправилась к детям. Она вглядывалась в милые рожицы, а сердце ее сжималось в комок. «Неужели снова?» – думала она.

– Я соберу деток, и вы с ними погуляете, – распорядилась Люся. – Что-то вы зеленая. Воздухом не дышите. А пока вы будете гулять, я наведу порядок и приготовлю ужин.

– Угу, – вяло кивнула Мария. Командный тон няньки, отработавшей всего пару дней, ее не возмутил. Она даже его не заметила.

Она циркулировала с коляской по двору в сопровождении трех горластых детенышей и одного Рекса, но не слышала ни криков, ни смеха, ни лая. Ей казалось, она падает в пропасть.

А Люся тем временем взяла трубку зазвонившего телефона.

– Здравствуйте, вас беспокоят из офиса господина Залесова, – услышала она. – Можно Марию Анатольевну?

– Она гуляет с детьми.

– Ах, ну тогда я перезвоню ей на сотовый.

– Не получится, – крякнула Люся. – Маша не взяла сотовый. Но я все передам. Я ее подруга. Говорите.

– Передайте, пожалуйста: господин Залесов ждет ее завтра в два часа дня. Он хочет обсудить с Марией Анатольевной детали их сотрудничества.

– Ой, вы знаете, Маша не сможет прийти, – огорчилась «подруга». – У нее весь день расписан по минутам. И потом, дети. Грудной ребеночек, вы же понимаете…

– Так она не будет писать для нас программу?

– Ну что вы! Какая программа?! Ей бы живой остаться.

– Значит, она отказывается? Так и передать Петру Максимовичу?

– Да, так и передайте…

Избавив дорогую «подругу» от притязаний господина Залесова, удовлетворенная Люся взялась пылесосить ковер.

Весь день Саша метался по городу, решая проблемы клиентов. Владелец ресторана «Герр Тайлер» в очередной раз молил о содействии. Его сынишка взял за правило влипать в сложные ситуации.

Саша впрягся, мысленно ругая себя за излишнюю чувствительность. Он знал сына ресторатора. Тот с маниакальным упорством наступал на одни и те же грабли. Но не из-за своей генетической склонности нарушать закон, а по причине феноменальной невезучести. Александр, однако, помнил и о страшной неаккуратности герра Тайлера в вопросах вознаграждения. Сколько раз Саша вытаскивал бестолкового отпрыска из-под гранитных весов Фемиды, едва его не раздавивших. И всегда Тайлер тянул с оплатой.

– Задаток пожалуйте, – сказал Валдаев сегодня.

Сегодня он был безжалостен. С утра он три раза звонил Веронике Шум, да не дозвонился. Неужели она внесла номер его телефона в черный список? Их романтическая связь грозила закончиться, не начавшись. Но чем яростней извивалась жертва в лапах тигра, тем желанней она становилась.

Днем Александр шесть раз проехал мимо «Фонтенуа» на крейсерской скорости в двадцать км/ч. Он не планировал это специально, но его маршрут загадочным образом вновь и вновь пролегал по улице, где располагалась художественная галерея. И Саша сбавлял скорость в надежде увидеть Веронику.

И увидел. Владелица «Фонтенуа» выскочила на крыльцо в распахнутой шубе. Она была совершенно неотразима. К Веронике подошел мужчина, только что подъехавший к галерее, и взял из рук женщины какую-то бумагу. Но вместо того чтобы быстренько свалить восвояси, еще добрых пять минут стоял около леди, оживленно с ней беседуя. При этом он не отпускал ее руку.

Последней отравленной стрелой, пущенной в самое сердце Валдаева, стал поцелуй. Мужчина ласково наградил им Веронику, но поцеловал не в губы (мерцающие «жидкими бриллиантами»), а в макушку. И это добило Александра. Этот жест нежности словно говорил, что Веронику и ее друга связывает не сиюминутная страсть, а истинное чувство.

Саша запомнил номер автомобиля. У соперника был серебристый «лексус».

Но вечером – о, чудо! – Вероника позвонила сама и пригласила Валдаева на ужин.

– Спасибо за цветы, – сказала она. – Я получила их вчера. Они великолепны. Это напоминание о моем долге?

– Отнюдь, – пафосно заявил Валдаев. – Просто знак внимания и признание вашей неотразимости. А мне вы абсолютно ничего не должны.

Вечер они провели в ресторане, и целых два часа Александр ощущал себя пятой ножкой у стола. Вероника постоянно отвечала на звонки.

– Извините, – виновато моргала она. – Ах, я просто не могу не ответить, – качала она головой через минуту. – Простите, я буквально пару слов…

Она прикладывала к уху изящный мобильник, слушала, улыбалась, отвечала на трех языках – русском, французском, английском. Ей звонили из Праги, Парижа и Лондона. А Валдаеву – всего один раз. Позвонил знакомый из облГИБДД, получивший от Александра задание: выяснить, что за тип ездит на серебристом «лексусе».

– Слушай. Вячеслав Краснов, сорок лет. Тут один парень у нас учится в универе с его дочерью. Я расспросил. Он бизнесмен, у него несколько фирм. Водичку фильтрует.

– В смысле?

– Устанавливает системы очистки. Давно и беспробудно женат. Двое детей, дочке восемнадцать, пацану десять. Спортом занимается – теннис, горные лыжи. Ты доволен?

– Безумно. Спасибо за помощь…

Собрав досье на соперника, Саша несколько приободрился. Вероника встречается с женатым мужчиной. Значит, проводит вечера и выходные в тоскливом одиночестве. А бизнесмен Слава Краснов тем временем возится с детьми: объясняет сынишке законы алгебры или умоляет дочь быть осторожной в ночном клубе. Вклиниться в этот треугольник – где Вероника, наравне с супругой бизнесмена, играет зависимую роль – будет несложно…

А трудолюбивая предпринимательница все трепалась по телефону.

Валдаев индифферентно ковырял форель. Если бы бедная рыба знала, с каким унылым выражением лица ее будут мусолить битый час, она вряд ли стала бы мечтать о карьере в ресторанном бизнесе.

– Простите, но я никак не могу отключить телефон, – с мольбой в голосе призналась Вероника. – Я готовлю выставку Атаманова, и в жутком цейтноте. Вы знаете Атаманова? Видели его работы?

– Нет.

– Он уникален. Беспрецедентно талантлив. Гений цвета и абстракции.

– Уж прямо так и беспрецедентно? – засомневался Валдаев.

– Ну, вы понимаете, я его арт-дилер, – засмеялась Вероника. – И поэтому говорю о нем только в превосходной степени.

– Чтобы выгодно продать?

– А как же.

– Но я ведь не куплю, – усмехнулся Саша. – Я не поклонник живописи. И ничего в ней не смыслю.

– Однако, если в беседе с симпатичной девушкой зайдет разговор о некоем художнике Атаманове, неужели вы откажетесь блеснуть осведомленностью: «Художник Атаманов? О да, он уникален. Беспрецедентно талантлив. Гений цвета и абстракции».

– Точно, – засмеялся Валдаев. – В беседе с симпатичной девушкой я обязательно использую вашу ремарку, чтобы пустить пыль в глаза.

– А девушка повторит еще кому-нибудь. Так рождаются легенды.

– Вы славная, – непроизвольно вырвалось у Валдаева. Наверное, виной тому был выпитый коньяк.

Вероника Владимировна в отношении себя использовала другие эпитеты. Она совершенно точно знала, что ловка, хитра и расчетлива. Но мужчины имеют обыкновение заблуждаться насчет хорошеньких светлоглазых брюнеток (или очаровательных блондинок).

– Вы хотите со мной переспать? – спросила Вероника. Она спокойно посмотрела на Валдаева.

Тот поперхнулся несчастной форелью. Он словно получил увесистую затрещину. Вероника беззастенчиво обозначила конечную станцию пути для паровоза, только-только набирающего обороты. В его топку Александр намеревался без устали кидать дровишки своего дьявольского обаяния. Он ощутил себя правительственным министром, собравшимся долго и напряженно улучшать жизнь населения, а ему вручили коробку с парой миллионов евро и сказали: «На, подавись, и отстань от народа!» А как же борьба? Преодоление? Длинный тернистый путь к победе?

Сейчас Валдаев был шокирован, он дал задний ход. Ему не нужна была быстрая победа. Он хотел очаровывать, соблазнять. Но Вероника, вероятно, и сама надеялась его использовать.

«Проклятый феминизм, – подумал Александр. – Куда мы катимся?! Мужчина становится для женщины сексуальной игрушкой. Это нечестно! Неправильно! Все должно быть наоборот!»

– Да, хочу, – мрачно признался Валдаев. – Когда-нибудь. Когда мы лучше узнаем друг друга.

– Я почти готова согласиться на единичный сеанс феерического секса, – сказала галеристка, – но от длительных романтических отношений – увольте! Не буду водить вас за нос. Мое сердце занято, и очень давно.

«Я даже знаю кем», – подумал Саша.

– И у меня нет ни одного шанса?

– Увы.

– Но я все же попробую, – самонадеянно заявил Валдаев.

В глазах Вероники он увидел насмешку.