Текст книги "Белый шиповник"

Глава тридцать вторая

Роев уже третий день после исчезновения жены метался по городу. Рассуждения о том, что Надя плохая жена и она больше ему не нужна, испарились в тот же миг, когда он обнаружил ее отсутствие. Все осталось прежним: и любовь, и страсть. Только еще добавилась боль от унижения и безысходная тоска отвергнутой души. Он согласен был теперь на что угодно, пусть только хотя бы живет с ним под одной крышей и носит его фамилию. Роев даже мог поклясться не переступать порога спальни жены. Он все еще не верил, что Надя сбежала, как в пошлом бульварном романе. Нет, она женщина с достоинством, она не могла просто так уйти! Но ведь однажды это уже произошло! Поначалу он решил, что Надя пошла к матери и сыну. Но там ее не оказалось. Тогда он ринулся в дом Верховских. Выяснилось, что князь в отъезде, и это еще больше укрепило его подозрения об их совместном побеге. Но как ловко и быстро они сговорились! Видимо, придется заявлять в полицию. Господи, какой позор!

Пораскинув мозгами, Роев припомнил, что в гимназические времена был дружен с Костей Сердюковым, который ныне служил отечеству на тяжелом полицейском поприще. Несколько раз их судьбы пересекались у общих знакомых. Поэтому Роев полагал, что данное знакомство можно возобновить. И вот он уже в квартире следователя Константина Митрофановича Сердюкова.

– Стало быть, вы в отпуску, хвораете, – с сожалением произнес гость, глядя на желтое, изможденное лицо хозяина. – А я так надеялся на совет и помощь, ведь дело такое приватное!

Сердюков тяжело вздохнул и запахнул старый линялый халат. Всем своим видом он показывал, что служебное рвение привело его нервы в крайнее расстройство. И действительно, последнее дело Сердюкова о таинственной смерти промышленника Прозорова оказалось таким странным и приняло для самого следователя такой неожиданный и опасный поворот, что его разум и впрямь нуждался в отдыхе. По Петербургу гуляли будоражащие воображение слухи о якобы имевших место контактах следователя с духом убиенного. Начальство отнесло эти разговоры за счет крайнего переутомления одного из наиболее толковых и добросовестных работников. Поэтому рапорт Сердюкова с просьбой о предоставлении ему небольших каникул получил положительную резолюцию. Константин Митрофанович только-только стал приходить в себя, как явился гимназический приятель с беглой женой! Отказать неловко, а дело дрянь!

– Погодите, Владимир! – нехотя произнес Сердюков, видя, как удрученный гость собирается уйти. – Я же не отказываюсь помочь вам. Мы, полицейские, всегда на службе, даже когда едва ноги носим. Я помогу вам как частное лицо. В вашем деле, быть может, это и к лучшему. Но кое-кого из своих людишек я тоже призову. Нам, как я полагаю, надо установить слежение за домом князя. Не думаю я, что они уже покинули Петербург. Пошлю человечка, с прислугой потолкует, посмотрит по сторонам и мне доложит, а я вам дам знать.

– Я полагал, что вы достойный человек, что к вам можно обратиться за помощью. И не ошибся! – с чувством произнес Владимир Иванович.

Сердюков слабо улыбнулся и протянул Роеву свою длинную худую руку.

– Может быть, я понимаю вас, мой друг! Женщины очень странные создания! – произнес он многозначительно, словно и в его одинокой, холостяцкой жизни были подобные переживания.

Обещание Сердюков сдержал, и за домом Верховских была установлена слежка. Не прошло и дня, как приставленный человек доложил, что хозяин появился. Роев и Сердюков тотчас же явились к князю.

– Чем обязан, господа? – изумился Верховский.

Роева он признал, а вот присутствие полицейского следователя его явно напугало. По всему было заметно, что хозяин взволнован, хотя он всеми силами пытался это скрыть. Лицо его оставалось неподвижным, но в глубине взгляда притаилось напряженное ожидание. Евгений хотел прикурить, но сам заметил, что руки непривычно подрагивают, и, с досадой потушив спичку, которая не разгоралась, спрятал их в карманы роскошного халата.

– Господин Верховский! Мы здесь для того, чтобы найти пропавшую третьего дня Надежду Васильевну Роеву, супругу господина Роева, – с достоинством ответил Сердюков.

– С какой стати господин Роев ищет свою жену в моем доме? – деланно-изумленно пожал плечами Евгений.

– Полно, князь! Оставим эти околичности! – резко проговорил Владимир Иванович. – Я знаю все, я читал письма, – добавил он, но уже без пафоса.

Верховский вздрогнул, и на его лице отразилось искреннее непонимание.

– Вы хотите сказать, что Надя, то есть Надежда Васильевна, пропала? – воскликнул он тревожным голосом.

– А вы хотите убедить нас, что не имеете к этому событию никакого отношения? – саркастически продолжал обманутый супруг.

– Да, конечно! Я… мы… словом, мы давно не виделись.

– И не переписывались? – допытывал Сердюков.

– Нет, – последовал растерянный ответ.

Владимир внимательно смотрел в лицо соперника, пытаясь уловить истину. К удивлению Роева, поведение князя казалось естественным. Верховского явно обескуражила новость об исчезновении Нади. Более того, она его, видимо, смертельно напугала. Он побледнел, и крупные капли пота выступили на его лбу.

– Сударь, если мы правильно вас поняли, вы в последнее время не встречались с госпожой Роевой и не знаете, где она может находиться в данную минуту? – строго спросил следователь.

– Понятия не имею, – сдавленным голосом ответил Верховский и налил себе из графина воды, сильно расплескав на скатерть.

– Не верьте ему, Сердюков! Это отъявленный лжец и мастер притворяться! – Роев стремительным шагом почти обежал комнату, словно ища кого-то.

– Сударь, позвольте нам усомниться в ваших словах! – Сердюков сделал решительный шаг к двери. – По нашим сведениям, в доме, помимо прислуги, в данный момент присутствует женщина. Мы должны осмотреть дом.

– Это неслыханно! Впрочем, делайте что хотите! Все равно ее тут не было и нет! К сожалению!

Последние слова Верховский почти прокричал. Хозяин резко позвонил, и вошел лакей.

– Скажи, голубчик, – обратился к вошедшему следователь, – присутствует ли в доме дама? Учти, я не имею в виду прислугу, именно дама?

– Конечно-с, – последовал вежливый ответ, – княжна Татьяна Аркадьевна. Прикажете доложить?

– Княжна дома? – каким-то странным голосом воскликнул Евгений. – Ты уверен?

Лакей с недоумением воззрился на хозяина.

– Барыня у себя пребывают.

– А что удивительного в том, что ваша тетушка оказалась дома? – осторожно осведомился Сердюков.

Но Евгений, казалось, не слышал его вопроса. Он напряженно вглядывался в дверь, за которой послышались шаги и высокий, визгливый, чрезвычайно неприятный голос произнес:

– Евгений! Можно к тебе? – И, не дожидаясь ответа, княжна вошла.

Мгновение Верховский и Татьяна Аркадьевна смотрели друг на друга, но эти взгляды невозможно было понять остальным присутствующим. Евгений как будто увидел нечто ужасное. Хотя княжна вовсе не выглядела отвратительной. Ухоженная, чуть усталая, скорбно и спокойно взирала она на племянника с порога.

– Ты?! Это ты! – прохрипел Евгений и стал задыхаться.

Княжна сделала шажок вперед и протянула к нему руки. Верховский отпрянул, как от гремучей змеи. Лицо его исказилось. Он замотал головой и замахал руками, словно что-то отгоняя от себя.

– Нет! Это немыслимо! Это чудовищно! Невозможно! Опять я…

Он не договорил. Взор его стал мутным, он криво усмехнулся и вдруг, резко обернувшись, одним прыжком бросился к окну. Присутствующие в комнате разом ахнули, потому что в следующий миг он взлетел на высокий подоконник и, проломив своим телом стекло, выпал из окна. С его предсмертным воплем смешался другой крик. Татьяна Аркадьевна метнулась к подоконнику, выглянула в окно и упала без чувств.

Глава тридцать третья

Все эти события произошли в прошлом году. И весь этот год, последовавший за исчезновением жены и странным самоубийством ее любовника, Роев провел в бесполезных поисках и мучительных надеждах. И вот она нашлась, верней, то, что было прежде Надюшей. Теперь нечего ждать. Надо набраться сил и пережить потерю. А потом? Потом снова искать, но теперь не Надю, а убийцу.

Сердюков уже совершенно оправился от недомогания и приступил к своим обязанностям. Дело об убийстве Роевой он продолжил с присущим ему рвением и скрупулезной дотошностью. Полицейский врач исследовал тело и обнаружил пулевые ранения, следы переломов и других травм. Факт насильственной смерти был налицо. Но что могла делать Надежда Васильевна одна, на пустынной дороге, в лесу? Перебрали по мельчайшим частицам полуистлевшие вещи покойной, и в маленькой сумочке обнаружилась бумажка с расплывшимся от влаги текстом. Сердюков долго бился над этой бумажкой и понял несколько слов. Может, именно этим письмом Роеву заманили на дорогу? Но кто? Верховский? А ведь он тоже отсутствовал в столице, мог и убить. Но зачем, если безумно любил? От ревности? Обреченности?

Константин Митрофанович снова вернулся в дом к Роевым и опять приступил к допросу прислуги.

– Не помните ли вы, – спросил он у горничной, вышагивая длинными ногами по комнате, подобно гигантскому циркулю, – не получала ли хозяйка накануне своего исчезновения письма или записки?

Горничная Тося испуганно таращилась на полицейского, а потом с усилием произнесла:

– Получали-с.

– Что за письмо?

– Обыкновенное! – Она повела плечами и задумалась. – Только нет, не обыкновенное! Вспомнила! Там на конверте подписи не было!

– А как же ты узнала, что письмо надо передать именно Надежде Васильевне? – Следователь изогнулся над горничной, которая вжалась в стул.

– Так сказали! – пролепетала она.

– Кто сказал? – напирал полицейский.

– Посыльный, что принес письмо!

– А может, ты и посыльного знаешь? – В глазах и голосе Сердюкова вспыхнула надежда.

– Как не знать! Сын нашего дворника! – последовал ответ.

– Господи Боже Ты мой! Так отчего же ты ничего не сказала об этом еще в прошлом году! – взревел следователь и снова начал мерить комнату шагами.

– Как я могла сказать, ведь я не знала, что барыня умерла! А ежели бы она вернулась? Задала бы мне трепку! Я все ее тайны хранила, она строгая была! – Тося стала слегка всхлипывать.

– О каких тайнах ты говоришь? – насторожился Сердюков.

– О господине, который навещал ее. Один раз сюда приходил, я его разглядела, очень красивый такой господин! А опосля в квартире маменьки, Катерины Андреевны, они встречались. Это тут же на Троицкой, недалеко. Я точно знаю, дворник ихний видел. Но я никому ничего про барыню не говорила, не моего ума дело. Скажешь – места хорошего лишишься!

– Да… – протянул Сердюков. – Ведь я тебя допрашивал, а ты мне таких важных вещей не сказала! Глядишь, может, и нашли бы уже тогда барыню-то вашу! – Он досадливо махнул на девушку худой длинной рукой.

– Кабы я знала! Я боялась… – Тося заплакала.

– Ну поди, поди, – скривился следователь. – Нечего теперь реветь-то, поздно!

Вечером того же дня нашелся и сын дворника. Он показал, что письмо ему вручила дама, хорошо заплатила и приказала передать горничной барыни. Даму не разглядел. Дама как дама, лица не видать, вуаль, широкое пальто, шляпка затейливая, не поймешь, молодая или старая. Никаких особых примет. Нет! Запомнил! Голос такой неприятный, высокий, противный, как железкой по стеклу!

Пока Сердюков в Петербурге бился над разгадкой смерти госпожи Роевой, в далеком маленьком городишке Н-ске, что в богоспасаемой Курской губернии, разворачивались следующие события. Местное общество находилось в состоянии необычайного возбуждения по случаю грядущего бракосочетания дочери предводителя дворянства с местным помещиком Еремеевым. Собственно, что тут необыкновенного, изумятся некоторые? Конечно, барышня была первой невестой среди прочих. Хоть и не слишком яркой внешности, но приданое хорошее, а главное – папаша самый влиятельный в тутошнем обществе человек. А дело-то вовсе не в невесте, а в женихе. Господин Еремеев в прошлой, буйной молодости имел не слишком положительную репутацию. Прокутив отчий дом, он надолго исчез из Н-ска, и вот теперь, по прошествии многих лет, явился, да таким благообразным, что многие его и не признали поначалу. Он остепенился, выкупил родовое имение, вступил во всевозможные благотворительные общества, посетил все гостиные, где высказался в самом что ни на есть консервативном духе. Дескать, доколе православным терпеть засилье инородцев? Государство должно самым решительным образом бороться с радикализмом, социализмом, терроризмом и прочей нечистью. От просвещения один вред, потому что приобщает молодежь к опасным идеям. Домострой – вот идеал семьи! Вокруг все воры, пьяницы и убийцы. Честному человеку жить страшно! Столица – вертеп разврата, только в провинции и осталась подлинная русская душа!

Одним словом, произвел благоприятнейшее впечатление, и память о былых безрассудствах молодости улетучилась сама собой. Правда, никто не знал, откуда взялись у Еремеева деньги на выкуп имения, но он ловко сплел множество правдоподобных историй, которые убедили бы и самых недоверчивых. Прошло полтора года, и он посватался к дочери предводителя и, к своему удивлению, получил согласие, хотя девица ему в дочери годилась.

И вот теперь Ростислав Христианович пребывал в самом приподнятом расположении духа. Наконец он обретает вожделенный покой в собственном гнезде, о котором грезил все последние годы. Конечно, длинная и худосочная невеста его не чета Лидии Матвеевне, голубушке! Ну да ладно, видать не судьба! Глядишь, с годами и к этой мясо прирастет, будет за что подержаться! Зато с этой женитьбой он попадает в число самых влиятельных людей Н-ска! Конец мытарствам! Прошлое забыто как страшный сон! Теперь он почтенный семьянин и помещик, а что было в столице, так кто про это узнает! Н-ск место глухое, сюда люди из Петербурга не заезжают.

Однако подобный ход мыслей нарушился самым неожиданным и пренеприятнейшим для Еремеева образом. Однажды утром, когда он попивал кофей в столовой, лакей доложил о некоем господине, прибывшем из Петербурга по срочному делу. Хозяин поперхнулся и пролил на себя горячую жидкость. Вот незадача! Кого это черти принесли? Да как не вовремя! Вряд ли ему, мошеннику и шантажисту, срочно привезли хорошую новость. Вид вошедшего подтвердил самые худшие опасения. Высокий, худой, очень нескладный господин с редкими волосами, бледным лицом, украшенным свисающим носом. Им оказался следователь петербургской полиции Сердюков Константин Митрофанович. Усталый и раздраженный после дороги, приезжий вошел в дом Еремеева уверенно, как в свой кабинет в Петербурге.

Поздоровались. Хозяин распорядился подать гостю чаю, но тот сухо отказался.

– Что за дела привели вас, господин Сердюков, в наш медвежий угол? – осторожно осведомился хозяин, а под ложечкой нехорошо засосало.

– Дела эти, господин Еремеев, мало для вас приятные. Боюсь, что разговор наш не доставит вам удовольствия, потому что попрошу вас погрузиться в воспоминания, которые, вероятно, вы в нынешнем вашем положении, – он сделал многозначительную паузу, – постарались предать забвению.

– В жизни всякого человека бывают неприятные моменты, – философски заметил хозяин, но спокойствие его было напускным.

На самом деле он судорожно пытался понять, чего от него хотят и насколько опасен для него этот визит.

– Видите ли, господин Еремеев, полиция в данный момент занимается расследованием убийства госпожи Роевой Надежды Васильевны. Тело убиенной было недавно обнаружено в окрестностях Петербурга со следами насилия. Оно пролежало там по меньшей мере год. Расследование привело нас в дом князя и княжны Верховских.

Следователь сделал паузу, внимательно вглядываясь в лицо собеседника. При упоминании фамилии Верховских что-то неуловимое промелькнуло в лице Еремеева.

– Так я продолжу. Во время беседы князь Верховский повел себя очень странно. После того как в комнату вошла его тетка, он потерял разум и выбросился из окна.

– И что же? – с необычайной живостью поинтересовался Еремеев.

– Перелом шеи и мгновенная смерть. Однако, судя по всему, вы знакомы с семейством Верховских?

Ростислав Христианович отчаянно пытался понять, до какой грани лжи он может позволить себе дойти. Молчание затянулось.

– Я помогу вам, господин Еремеев, – доброжелательно продолжал гость, – полиция выяснила, что в молодые годы вы служили в одном полку со старшим Верховским, не так ли? И даже вроде бы были вхожи в дом?

– Да… – неуверенно подтвердил Еремеев. Он не ожидал, что полиция заинтересуется его столь отдаленным прошлым.

– А потом вы проигрались в пух и прах. Потеряли имение, наследство, доброе имя, занялись аферами и мошенничеством.

– Я думаю, что не стоит дальше углубляться в подробности! – с досадой воскликнул хозяин. – Ведь не затем же вы прибыли из такой дали в нашу глушь!

– Как сказать! – меланхолично заметил собеседник. – Вернемся к Верховским. Некоторое время назад скоропостижно скончалась жена князя, Лидия Матвеевна, грибов поганых поела.

– Бог мой! Лидия умерла! – ошарашенно пробормотал Ростислав Христианович.

Лицо его отразило неподдельную скорбь. Частенько он вспоминал ее пышные телеса, мысленно перебирая все прелести необъятного тела. Не далее как вчера ночью она снова являлась ему в непристойных снах, возбудив донельзя усыхающую от бездействия плоть.

– Значит, с покойницей вы тоже знакомы были? – следователь сверкнул глазами.

– Встречались в Париже, – промямлил Еремеев.

– Да вы не волнуйтесь, любезный Ростислав Христианович! Дело о смерти княгини закрыто, хотя при новых обстоятельствах мы можем к нему вернуться вновь.

– Какие такие обстоятельства? – Еремеев чувствовал, что следователь подбирается к главному.

– Оставим это дело и вернемся к гибели Роевой. В деле фигурирует некий дневник, содержащий семейную тайну. Вероятно, он объясняет многие загадки, в том числе и смерть самого Верховского. Три покойника! Видите, как все запутано?

– Но помилуйте, я-то тут при чем? Я уж тут третий год живу, столичные новости до меня не долетают, обо всех этих ужасах я ничего не знаю! – вскричал бледный Еремеев.

– Конечно, об ужасах, как вы изволите говорить, вы и впрямь можете быть не осведомлены. Однако полиция желает от вас узнать содержание дневника доктора!

– С чего вы взяли, что я его читал? – Глаза Еремеева с беспокойством забегали.

Сердюков на самом деле не был в этом уверен, но опыт подсказал ему, что он попал в точку. Следователь рассчитывал на эффект внезапного появления, ошеломления противника, который психологически не был готов к отпору, как и вообще к появлению полицейского следователя из Петербурга.

– Вы служили в одном полку, были знакомы со старым князем, общались с княжной, – давил следователь. – Вы знали про дневник, расскажите, что в нем?

– Все, что вы изволили сказать, ни коим образом не делает меня знатоком чужих семейных тайн, – вдруг отрезал Еремеев.

Вероятно, первый испуг прошел, он взял себя в руки и решил обороняться изо всех сил.

«Ну, голубчик, сейчас ты у меня попляшешь!» – злорадно усмехнулся про себя полицейский, видя, что собеседника не удалось взять неожиданностью и напором.

– Вот, что, Еремеев, – уже совершенно другим, холодным и жестким тоном произнес Сердюков, – я не обвиняю вас в убийствах, хотя по ходу расследования вы можете оказаться и соучастником.

Ростислав Христианович хотел было что-то возразить, но следователь не дал ему слова и продолжил:

– Однако вы можете помочь следствию, и это, разумеется, вам зачтется. Но сдается мне, что вы тертый калач и подобные посулы вас не привлекают. Тогда я предлагаю вам сделку.

– Какую сделку? – изумился хозяин.

– Вы расскажете нам о дневнике, а я за это расскажу, – он понизил голос до шепота, – никому не расскажу, что вы были полицейским осведомителем и поэтому так легко избежали тюрьмы за мошенничество. Помогали полиции, иногда, за небольшую мзду, бороться с вашим братом, злодеем и душегубом.

Сердюков с торжеством смотрел, как белый Еремеев оседает в кресле.

– Но ведь мне было обещана конфиденциальность! Вы и ваши люди не выполнили уговора! Это шантаж!

Он не мог говорить, его душило злое отчаяние.

– Нет, голубчик, – зловеще-мягким голосом протянул Сердюков. – Вам ли говорить о шантаже! Вы ведь на этом деле поднаторели, не так ли! Нет! Это не шантаж! Вы утаиваете от полиции важные сведения, так не годится. Расскажете все, разойдемся друзьями, и даю вам честное благородное слово, что больше вас не побеспокою. Более того, я даже досье ваше из отделения прихватил. Получите и сожжете. Концы в воду. А вот ежели не согласитесь, то назавтра не только весь Н-ск, но и вся губерния будет знать о славном прошлом несостоявшегося жениха. Вряд ли вас после эдакого позорища пустят на порог приличного дома! Публика тут проживает хоть и благонравная, но тайное сотрудничество с полицией не одобрит. Увы, все заражено гнилым либерализмом!

– Ненавижу! – завизжал Еремеев и бросился на Сердюкова.

Однако тот не спасовал, и, хоть производил впечатление нескладного и худосочного, рука у него оказалась твердая, а реакция быстрой. После короткой потасовки Еремеев был повержен на пол с завернутыми назад руками. На шум вбежал лакей и застыл в ужасе.

– Что стоишь, дурак! Видишь, шутим мы! Поди, водки мне принеси! Горло дерет! – И уже обращаясь к Сердюкову: – Хватит уж, ваша взяла. Согласен.