Текст книги "Золотой город"

3

«Нимфа» не могла оторваться от погони до самого вечера. С наступлением темноты Холфорд приказал идти прежним курсом, чтобы обезопасить себя от утренней встречи с англичанами, которым было известно обыкновение пиратов на ночь ложиться в дрейф. На душе у капитана было легко и радостно: хотя его тело по-прежнему слушалось плохо, ужасная слабость постепенно проходила. Он мог теперь передвигаться по кораблю без посторонней помощи, и такие изменения всего лишь за сутки внушали надежду, что вскоре здоровье к нему вернется.

– Чем занят наш доктор? – спросил он у Рэнсома, когда «Нимфа» ушла достаточно далеко от преследователей, чтобы можно было перевести дух. – Осваивается?

– Не то слово… – мрачно ответил квартирмейстер и рассказал, что Гиллс еще на рассвете принялся осматривать бриг, а примерно через полчаса уже ругался из-за того, что в трюме развелись полчища крыс, все одеяла в кубрике кишели клопами и прочими кровососами, а вода в некоторых бочках протухла.

«Нимфа», по мнению доктора, являла собой «образцово грязный корабль».

Холфорд слушал, посмеиваясь. Он и не рассчитывал, что когда-нибудь найдется человек, способный поставить на место Билла Рэнсома, но такое чудо все же случилось! Быть может, Гиллс вел себя излишне резко и даже безрассудно, однако в конечном итоге все его старания должны были принести команде «Нимфы» пользу. Капитан выразил надежду, что у матросов хватит терпения и они не станут требовать, чтобы капитан приструнил слишком уж придирчивого доктора.

– Это еще не все, – сказал Рэнсом. – У нас теперь есть кок.

– В самом деле? И кто же он?

– Племянник Гиллса… Как его, Чарли? Да, Чарли. Тот самый, что обманул меня в таверне, не сказал ничего про своего дядюшку-врача. Я хотел отправить его в трюм, откачивать воду, но пройдоха Гиллс меня опередил.

– И что, мальчишка умеет готовить? – спросил Холфорд, чувствуя, как пустой желудок сжимается от голода. Гиллс запретил ему есть что-либо, кроме сухарей; пить полагалось только пресную воду, в которую добавлялось немного рома.

Рэнсом пожал плечами:

– Пока вроде никого не отравил.

– Вот и славно, – резюмировал Холфорд. – Пусть продолжает в том же духе.

Наутро англичан и след простыл. Команда возликовала и стала проявлять нетерпение: к этому времени Чернобородый уже должен был добраться до места и приступить к кренгованию своего брига. Хотя сундук с серебром, взятым с Чарльз-Тауна и торговых кораблей, был закрыт на замок и запечатан тремя печатями – по одной на капитанов Тэтча, Холфорда и Джекмена, – никто не сомневался, что хитрый пират найдет повод его открыть, если «Нимфа» слишком уж задержится в пути. Ветер благоприятствовал Холфорду: идя в крутом бейдевинде, «Нимфа» быстро приближалась к заливу Топсель и достигла его спустя еще сутки.

Однако там пиратов поджидал весьма неприятный сюрприз.

«Немезида» лежала на мелководье, подставив левый бок ветру и солнцу. Опустевший бриг с потрепанными ветром парусами, порванными и перепутанными снастями бегучего такелажа выглядел до странности беспомощным. Должно быть, предположил Рэнсом, корабль сел на мель во время шторма, после чего команда покинула его на шлюпках и перешла на один из призовых шлюпов, захваченных в Чарльз-Тауне. Холфорд молча покачал головой, и квартирмейстер умолк: он и сам не вполне верил в то, что говорил.

– Здесь что-то произошло, – сказал Холфорд. – Нужно осмотреть эту посудину.

Быстро спустили на воду две шлюпки, и дюжина пиратов во главе с Рэнсомом отправились к осиротевшему бригу. Они шустро, будто стая обезьян, поднялись на борт по свисавшим фалам и снастям, и спустя некоторое время один из них подал условный знак, который хорошо разглядели на «Нимфе».

Холфорд стукнул кулаком по планширу.

– Пусто! Этот бородатый дьявол всех нас обманул!

– Может, он просто высадился на берег? – с невозмутимым видом спросил Гиллс. – Или англичане…

– Какие, к черту, англичане?! – Холфорд ухватил лекаря за воротник сюртука и тряхнул так, что его очки чуть не упали за борт. Определенно, силы возвращались к пирату все быстрее и быстрее. – Там даже нет следов сражения! Он просто бросил корабль здесь, потому что с самого начала собирался это сделать!

– А капитан Джекмен? Куда он подевался?

Холфорд проворчал, что Джекмен, должно быть, провалился в ад вместе со своим бывшим капитаном, а ныне компаньоном – Чернобородым. К дальнейшей беседе он был не расположен, поэтому Гиллс отошел подальше и молча следил за тем, как пираты, вернувшиеся на борт «Нимфы», собирались на палубе. Рассерженные, они кричали и хватались за оружие, угрожая смертью тому, кто устроил этот обман, – а в том, что их обманули, не было никаких сомнений.

Холфорд не торопился вмешиваться в происходящее. Он видел, что среди матросов пока что нет того человека, которого и впрямь следовало бы опасаться, – того, кто сумел бы заставить остальных замолчать и выслушать себя. Пока они преумножали собственную ярость, его жизнь и будущее были вне опасности, но следовало предугадать момент, когда у этой ярости должна была появиться цель.

На этот раз ему повезло: двое пиратов затеяли драку, и когда их спустя несколько минут разняли, как-то само собой обнаружилось, что боевой пыл моряков иссяк. Они продолжали ворчать, но поглядывали на капитана без каких-то скрытых мыслей, всего лишь ожидая его приказаний и надеясь, что следующий поход «Нимфы» окажется удачнее предыдущих.

Одинокий пиратский бриг вышел из залива и направился на юго-восток. Не прошло, однако, и часа, как прямо по курсу показался остров – клочок суши, на котором не было ничего, кроме песка… и нескольких человек. Фигурки людей, поначалу неподвижные, при виде корабля зашевелились, стали бегать, кричать и размахивать руками, всячески пытаясь привлечь к себе внимание. Холфорду и его команде не раз приходилось наблюдать подобную картину; иногда они помогали потерпевшим бедствие в надежде что-нибудь с них получить, однако гораздо чаще проходили мимо, не испытывая ни малейшего сожаления, не говоря об угрызениях совести. Однако бедолагам на песчаном острове повезло: у Холфорда в руках была подзорная труба, и, взглянув в нее из чистого любопытства, он тотчас же узнал Джимми Тейлора, одного из матросов Чернобородого.

«Нимфа» изменила курс. Вскоре спасенные оказались на борту. Их было семнадцать человек, и на пустынный необитаемый остров их высадил днем раньше сам Чернобородый, обрекая на верную смерть от голода, жажды и солнечных лучей, от которых негде было укрыться. Они отчаялись, поскольку лучше кого бы то ни было знали, что от проходящих мимо пиратских кораблей не стоит ждать помощи, и потому явление Холфорда со товарищи было истинным чудом.

О том, что произошло с «Немезидой», пираты рассказывали охотно, однако им было известно совсем немногое. Едва корабль Чернобородого вошел в залив Топсель, капитан словно сошел с ума и велел держать курс прямиком на песчаный берег. Рулевой – один из тех, кого, в конце концов, бросили погибать под палящим солнцем, – воспротивился ему и получил такой сильный удар в челюсть, что пришел в себя лишь спустя полдня, уже на острове. Вскоре «Немезида» с глухим ударом села на мель и стала со скрипом заваливаться на правый борт.

Чернобородый приказал сигнализировать «Принцессе», чтобы та пришла на помощь, и когда шлюп, чья команда впервые оказалась в здешних водах, тоже оказался на мели неподалеку от флагманского корабля, никто из пиратов не удивился. Высадившись в шлюпки, они переправились на «Гордость» – вспомогательный шлюп, призовой корабль, захваченный в Чарльз-Тауне, – и спешно покинули залив, направившись в открытое море.

И лишь потом настало время выяснить, что же произошло…

– Он сошел с ума и говорил странные вещи, капитан, – рассказывал Джимми Тейлор, один из матросов, которых Холфорд пригласил в свою каюту, чтобы без посторонних глаз и ушей разобраться в случившемся. Второй матрос, Ральф Льюис, только поддакивал товарищу. – Он говорил, что времена меняются и братству скоро придет конец, если только мы не изменимся сами и не изменим этот мир так, чтобы море навсегда осталось свободным для мореплавания.

– Следует понимать, он знал, что для этого нужно сделать?

Тейлор и Льюис кивнули.

– Сдаться. Он предложил нам отправиться к губернатору Идену и сдаться, как велит Прокламация, – сказал первый. – Нет, вы только представьте себе, капитан – Чернобородый действительно сказал это вслух и язык у него не отсох! Он даже не запнулся ни разу, складно так плел, что твой проповедник.

– И что было дальше?

Дальше, как выяснилось, не случилось ровным счетом ничего неожиданного: пираты разделились на два лагеря, причем противники Чернобородого оказались в меньшинстве – их было всего семнадцать, тогда как на стороне капитана оставалось больше двух десятков головорезов, что и привело к высадке несогласных на острове, где не было ни птиц, ни какой-нибудь растительности, ни воды. Отсроченный приговор не был приведен в исполнение лишь благодаря случайности.

Холфорд отпустил матросов к товарищам, а сам задумался над тем, как поступить далее. Две неудачи подряд поставили авторитет капитана под угрозу, и если историю с ненайденным сокровищем Ведьминого острова ему простили из-за всеобщей уверенности в том, что перед проклятием все равны, то просчет с Чернобородым был гораздо серьезнее. О двуличии и жестокости этого пирата знали все от юнги до квартирмейстера, поэтому на общее с ним дело команда пошла неохотно, позволив себя уговорить лишь после трех общих собраний. Холфорд рискнул – и проиграл. Теперь, если он хотел остаться капитаном «Нимфы», нужно было предложить братству такое дело, чтобы ни у кого не возникло сомнений в успехе. Только хорошая добыча могла его спасти, и придумать выход из положения следовало как можно скорее.

Он некоторое время сидел за столом, сверля взглядом полную бутылку рома, и думал, а потом встал и быстрым шагом вышел из каюты на палубу, где окликнул боцмана и квартирмейстера. Лица у обоих были напряженные, а по их глазам Холфорд понял, чего ждут пираты от своего капитана.

– Догоним мерзавца, – сказал он без лишних церемоний. – Поднять все паруса, курс на Окракок!

– Будет сделано, сэр! – отозвался обрадованный Барнетт и бросился исполнять приказ. Рэнсом только кивнул и улыбнулся краем рта, выражая свое одобрение.

«Гордость» была маленьким маневренным шлюпом и опережала преследователей почти на целый день, однако днище «Нимфы» не так давно очистили от морских моллюсков, которыми обрастал всякий парусник после нескольких месяцев пребывания в море, и в крутом бакштаге, под всеми парусами она шла с очень высокой скоростью.

Кроме того, Холфорд предполагал, что Чернобородый не сразу отправится в резиденцию губернатора – городок Бат в устье реки Памлико, – а остановится у одного из островков, расположенных у входа в залив Окракок. Там у пирата было нечто вроде секретного убежища, о котором знали немногие. Холфорд рассчитывал, что, если не удастся догнать «Гордость» в открытом море, рано или поздно они сумеют подстеречь предателя Тэтча там, где тот меньше всего будет ждать нападения. И тогда ему придется заплатить за свое вероломство!

Отдав необходимые распоряжения, Холфорд почувствовал, что силы иссякают, – он все же был еще достаточно слаб и не мог оставаться на ногах весь день. Но в данный момент присутствие капитана на палубе и не требовалось, поэтому он со спокойной душой удалился в свою каюту, чтобы немного отдохнуть.

Вскоре раздался стук в дверь.

– Войдите, доктор, – сказал Холфорд. – Не заперто.

– Откуда вы узнали, что это я? – спросил Гиллс, не скрывая изумления. – По звуку шагов?

– Почти что. Вы постучались очень деликатно и вместе с тем без боязни. Для любого из находящихся на борту такое сочетание просто немыслимо… за исключением разве что вашего племянника.

Гиллс склонил голову в знак того, что проницательность капитана его поразила, и попросил разрешения осмотреть пациента. Холфорд позволил доктору выполнить все несложные медицинские манипуляции, которые тот счел нужными, и через некоторое время Гиллс подытожил:

– Я доволен. Яд покидает ваше тело, капитан.

Иногда доктор, как уже успел заметить Холфорд, бывал подчеркнуто немногословен.

– И когда же он выйдет весь?

– Полагаю, дня через два, – ответил врач, поразмыслив минуту-другую. – До тех пор я бы рекомендовал вам воздерживаться от рома и от тяжелой пищи.

Холфорд недовольно скривился.

– Похоже, в этой жизни для меня совсем не осталось удовольствий. Любимая женщина далеко, деньги присвоил компаньон, команда того и гляди взбунтуется… и даже пообедать как следует я не могу. Все это так печально!

– Это лишь временные неприятности, – сказал Гиллс. – Скоро все наладится у вас, капитан, вот увидите.

– Вы так считаете? Ох, мне бы хоть толику вашей уверенности. Видите ли, я в последнее время перестал понимать людей, и это меня пугает – на капитанском посту без такого умения нечего делать. Взять, к примеру, Чернобородого. Ума не приложу, что могло заставить его сдаться…

Гиллс пожал плечами:

– Быть может, всему причиной женщина? Иной раз они вносят в дела значительную путаницу. Женщина может заставить мужчину сделать то, что ей угодно – отказаться от какого-нибудь рискованного, по ее мнению, предприятия, порвать с друзьями, которые ей не по нраву… А мужчина в свою очередь может рассказать ей секретные сведения, если она попросит…

«Да, – подумал Холфорд. – Если бы Джимми Джонсон не болтал в постели, ничего бы не случилось, потому что тайна Золотого города умерла бы вместе с ним, причем умерла навсегда – ведь никого больше не осталось в живых».

Что-то вроде неосознанной надежды шевельнулось в душе пирата. Он вдруг ощутил, что забыл о чем-то важном, о чем-то срочном… И никак не мог вспомнить, о чем. Слова, только что произнесенные доктором Гиллсом, были путеводной звездой, только Холфорд, хоть убей, не понимал, куда ведет этот путь.

Гиллс вскоре почувствовал, что капитан его не слушает, и под благовидным предлогом удалился. Холфорд еще какое-то время ломал голову над новой загадкой, которую ему подбросила собственная память, а вернее, учтивый доктор Гиллс, но так и не сумел понять, что за струну тот задел, сам того не ведая.

Следующие два дня «Нимфа» шла на северо-восток. Дозорные тщетно пытались высмотреть в море «Гордость». Два корабля, замеченных ими, оказались торговыми шлюпами и предпочли скрыться при виде подозрительного брига. В другое время Холфорд приказал бы их догнать, однако сейчас его волновал только Чернобородый.

До самого залива Окракок не было никаких новостей. Капитан «Нимфы» уже смирился с мыслью о том, что ему придется караулить своего обидчика где-то у островной гряды до тех пор, пока тот не потеряет бдительность или пока команда не взбунтуется от безделья, – и внезапно Фортуна преподнесла ему приятнейший сюрприз.

На пологом берегу одной из гаваней очередного острова лежала «Гордость». В этот раз корабль вовсе не был покинут и не казался потерпевшим бедствие, хотя и был поврежден. Разглядывая открывшееся зрелище через подзорную трубу, Холфорд понял, что шлюп Чернобородого, по всей видимости, вступил в сражение и получил большую пробоину почти у самой ватерлинии. То, что ему удалось дотянуть до безопасной гавани, где можно было заняться ремонтом, казалось чудом из чудес, хотя пираты Тэтча сейчас наверняка так не считали, поскольку заметили «Нимфу».

Суетливая беготня возле завалившейся на правый борт «Гордости» прекратилась так же быстро, как и началась: команда Тэтча готовилась защищать свои шкуры на суше. Даже если бы они смогли выйти в море на своем корабле, затевать битву в здешних водах, славившихся блуждающими песчаными отмелями, было слишком рискованно. Холфорд порадовался тому, что ремонт шлюпа только начался и люди Тэтча не успели снять с него пушки. Потом он вспомнил, что в распоряжении Чернобородого оставалось всего лишь два с небольшим десятка человек, и пришел в восхитительное расположение духа.

Меньше чем через час его пираты высадились на остров, вооруженные до зубов, и довольно быстро перебили или обезоружили почти всех матросов Тэтча. Особенно усердствовали вчерашние соратники Чернобородого, жаждавшие отомстить ему за высадку на клочке земли посреди открытого моря. Именно они в конце концов подвели пиратского капитана – избитого, с руками, связанными за спиной, – к Холфорду, который сказал, с улыбкой глядя на своего побежденного врага:

– Ты, верно, и не думал, что мы с тобой опять увидимся, Эдвард?

Тэтч сплюнул кровь на песок. Его разбитых губ почти не было видно под густой бородой, но правый глаз, а левый у него после хорошего удара заплыл и почти что превратился в щель, смотрел с вызовом.

– Давай без церемоний, – попросил он хриплым голосом. – Мы оба знаем, как полагается в таких случаях поступать. Это наше с тобой дело, так решим его по-мужски…

Холфорд сделал вид, будто очень удивлен:

– О чем это ты?

– Не будь я пират! – Тэтч оскалился. – У тебя не только руки-ноги ослабели, но и память? Наш спор полагается решать в поединке!

– С памятью моей все в порядке, – невозмутимо ответил Холфорд. – Видишь ли, ты и впрямь присвоил себе чужую собственность, но там была не только моя доля, а еще и доля моих людей…

– Мы договаривались о равных долях, но при одном условии! – перебил Тэтч, ухмыляясь. – Если команда не будет испытывать лишений или других затруднений. Припоминаешь? Мои люди заболели, им нужны были лекарства.

– Лекарства, которые в общую стоимость выкупа не вошли, – парировал Холфорд. – Не увиливай! Ты присвоил себе всю добычу и удрал, чтобы явиться к губернатору Идену и сдаться властям. Ты вор и предатель, которого надлежит либо повесить на рее, либо высадить на необитаемом острове, перед этим заклеймив. Был нарушен не только наш договор, но и кодекс чести братства…

Чернобородый расхохотался от всей души:

– Кодекс чести? Сразу видно, что ты был когда-то офицером королевского флота, Фрэнсис! О какой чести может идти речь, когда мы грабим и убиваем людей, даже не задумываясь особо о том, кто они такие? Выгода, Фрэнсис, выгода – вот и все. Не стоит усложнять себе жизнь, иначе в конце концов ты окажешься точь-в-точь, как Ричард Гринсэйл, на виселице с букетом иммортелей от любимой женщины в руке…

Гринсэйл? Любимая женщина Гинсейла!

Холфорда осенило! Так вот чего он не мог вспомнить после случайного замечания доктора Гиллса! Как он мог забыть о том, что Ричард Гринсэйл был джентльменом и очень сильно отличался этим от большинства пиратов! Перед его внутренним взором во всей красе предстала женщина, которой были известны все тайны, все секреты старого морского волка Дэвиса! Как он мог забыть о ней? Это была непростительная оплошность, однако теперь Холфорд все вспомнил и ощутил удивительный душевный подъем. У Ричарда Гринсэйла была подруга, которую он любил и от которой у него не могло быть тайн! Холфорд снова увидел перед собой Золотой город.

В это время Чернобородый зарычал и одним мощным рывком порвал веревки, которыми были связаны его запястья. Высокий, косматый, по-звериному оскаленный, он был похож на огромного медведя и внушал такой ужас, что стоявшие вокруг пираты отшатнулись. Этого мгновения ему хватило, чтобы выхватить у одного из них пистолет, а оставшихся раскидать в стороны… Но выстрел прогремел за миг до того, как Чернобородый успел нажать на спусковой крючок.

Пуля угодила Тэтчу в левый глаз.

– Глаза и руки мои пока что не ослабели, – задумчиво сказал Фрэнсис Холфорд, когда Чернобородый упал замертво на песок. Из дула пистолета, который капитан «Нимфы» держал в правой руке, вился легкий дымок. – Так оно, пожалуй, будет лучше. Один раз я уже высадил своего врага на необитаемый остров – и повторять эту ошибку не хочу…

Глава 4. Смуглая принцесса

1

Чарли как раз готовил жаркое для пиратов, проголодавшихся после сражения на острове, когда на камбуз пришел Блейк и сообщил ему последние новости. Оказывается, «Нимфа» сменила курс. Теперь они плывут в Нассау.

– Куда? – Чарли от изумления выронил нож, которым резал на доске вяленое мясо. – Но это же все равно что лезть к чертям на сковородку!

– Ты хочешь сказать, что мы идем на всех парусах в самое пекло? Ну да, разумеется, ведь все мы грешники. А теперь и ты с нами.

– Вы знаете, что я хотел сказать, дядюшка, – краснея, пробормотал Чарли, умудрившись вложить в последнее слово всю язвительность, на какую был способен. – Я все никак не могу привыкнуть к мысли, что я тоже… Просто о Нассау ходят ужасные слухи…

Блейк усмехнулся – он и впрямь все прекрасно понимал. Нью-Провиденс – остров, на котором располагался порт Нассау, был истинной цитаделью пиратства. Губернаторы Багам, сменявшие друг друга на посту последние сорок лет, не могли или не хотели справиться с местными жителями, многие из которых были морскими разбойниками в третьем-четвертом поколении.

Молва твердила, что те, кто должен был бороться с пиратами, как раз и поощряли их бесчинства, с благодарностью принимая немалую долю награбленного в качестве отступного. Пятнадцать лет назад во время очередной войны объединенный отряд испанцев и французов разрушил город до основания и опустошил форт, прихватив с собой даже пушки. Тем самым последние препятствия на пути завоевания Нассау морскими разбойниками были устранены.

Чарли как-то раз слышал разговор матери с отцом о том, какую разгульную жизнь ведут тамошние пиратские кланы. Ведь Нассау имел, по словам его матушки, репутацию гнезда разврата и образцового воровского притона.

– Взгляни на это философски, – посоветовал Блейк, продолжая посмеиваться. – Рано или поздно ты попал бы туда, так уж лучше раньше, зачем время терять! А там, глядишь, и понравится.

И он ушел, а Чарли, оставшись в одиночестве, вдруг затосковал по Чарльз-Тауну и родителям, которые, должно быть, сейчас оплакивают своего старшего сына. На камбуз тенью проскользнул юнга Кристофер; с первых слов стало ясно – тот опять подслушивал.

– Зря ты так расстроился, что мы идем в Нассау, – заявил мальчишка, краем глаза поглядывая на лежащий на столе окорок. Он был из другой кладовой, ключи от которой Чарли передал Рэнсом, и предназначался для вечерней трапезы. По всей видимости, капитан и квартирмейстер решили немного умаслить свою команду, накормив ее в порядке исключения по-настоящему. – Если ты представил себе ад земной, то зря. Город как город, ничего особенного.

– Так уж и ничего? – скептически усмехнулся Чарли.

Юнга пожал плечами – равнодушно, без малейшего намека на тоску по родине, хотя сам он был из Нассау.

– Город маленький и грязный. Шумный. Много шлюх, увечных пиратов и нищих. Как думаешь, куда деваются пираты, потерявшие в сражении ноги, руки или глаза? Они становятся инвалидами и побираются до тех пор, пока их не примет земля. Береговое братство – это не благотворительная организация. Оно просто не мешает им жить и умирать.

– Как раз это и есть милосердие, – сказал Чарли. – Жизнь бесценна, и никто не…

– Уверен? – перебил Кит, становясь похожим на сердитого волчонка. – А закрой глаза и попробуй так ходить целый день. Привяжи себе правую руку к поясу и работай одной левой – что, легко? Еще не мешало бы поползать на карачках хоть несколько часов, чтоб познать все радости жизни! Я бы поглядел… Я бы хотел увидеть, когда ты взвоешь и попросишь, чтоб тебя прикончили или дали заряженный пистолет. Если будет, конечно, чем нажимать на спусковой крючок…

Столько бессильной злобы и горечи было в его словах, что Чарли даже не подумал обижаться на грубость. Он вспомнил разговор Блейка с отцом, вспомнил странную тень, пробежавшую по лицу доктора Гиллса еще до того, как пират сказал: «Лекарь на корабле – не целитель и даже не хирург, а простой коновал, который только режет и шьет». Циничная фраза приобрела несколько иной оттенок, и Чарли вдруг подумал, что она лишь показалась ему небрежно-равнодушной. Есть вещи, о которых люди не могут говорить равнодушно – если, конечно, они еще не утратили человеческий облик.

Чарли повернулся к столу и большим ножом отхватил кусочек ветчины.

– На, ешь. Видеть не могу, какой ты худой.

В последний раз он видел такой огонь в глазах Рыжего дьявола – пса, которого Беккет за какую-то собачью шалость посадил на цепь во внутреннем дворе «Фальконера» и запретил кормить. На третий день Дьявол стал грызть землю, а каждого случайно оказавшегося в поле зрения двуногого пристально рассматривал, словно оценивая, какая часть вкуснее.

Но Кит в очередной раз поразил Чарли:

– Н-нет, не надо.

– Уверен?

– Еще как уверен. Если кто-то узнает, что ты дал мне больше еды, чем остальным, тебя выпорют и на несколько часов привяжут к мачте – будешь там стоять под палящим солнцем. Нет уж, спасибо. Если вы ищете способ покончить с собой, мистер Чарльз Гиллс, сэр, хоть меня в это не впутывайте.

– Я просто хочу тебя накормить, дурья башка. Никто не увидит и не услышит.

Юнга жадно облизнулся – острый язык скользнул по пересохшим губам, – и Чарли понял, что искушение вот-вот победит и мальчишка потеряет самообладание. Он положил мясо на край стола и отвернулся; спустя несколько секунд раздался странный звук: мальчишка от жадности подавился и начал задыхаться.

– Проклятье!

Чарли схватил юнгу за плечи, развернул и стукнул по спине. Ощущение было такое, словно он ударил по одной из корзин, что индейцы плели из тонких веток, – все ребра торчали наружу, под кожей не было ни грана жира. Кит продолжал кашлять, поэтому Чарли пришлось скрепя сердце ударить еще раз.

Шум, разумеется, не остался незамеченным…

– Что тут творится? – спросил какой-то пират, оказавшийся ближе к камбузу, чем остальные. – Деретесь? Помощь не нужна?

– Я сам разберусь! – рявкнул Чарли и, схватив юнгу за шиворот, толкнул его так, что несчастный улетел в дальний угол. – Уж если меня назначили коком, то теперь не лезьте в мои дела!

– Ну-ну, не смею мешать мистеру коку, – хмыкнул пират и скрылся из вида.

Окажись на его месте Холфорд или, боже упаси, Рэнсом и заметь они, что Чарли подкармливает юнгу, все могло быть иначе…

Мгновение Кит лежал неподвижно, прикрывая голову руками и поджав колени к животу. Он словно готовился к тому, что сейчас будут бить, и бить ногами. А потом между грязными пальцами сверкнул внимательный глаз. Спустя еще миг – оба, Кит и Чарли, облегченно вздохнули.

А через некоторое время Чарли не выдержал и спросил:

– Ты ведь думал о каком-то знакомом, когда говорил, что попрошу меня прикончить, если стану калекой? – Юнга сделал удивленное лицо, но в его глазах стояла печаль. Чарли стало интересно, кого же имел в виду мальчишка, и он решил не отступать: – С таким чувством не говорят о ком-то чужом, пусть даже он сильно страдает. Это кто-то близкий? Друг или, может быть…

Юнга тяжело вздохнул и ответил:

– Мой отец.

– О-о… Мне жаль…

– Нет уж, слушай. Он был пиратом. Плавал вместе с Беном Хорниголдом несколько лет, и ничто его не брало, ни пули, ни сабли. Заговоренный Джек – так его называли. Моя мать родом из семьи торговцев с Сен-Доменга… Да-да, не делай такое лицо! Она француженка, а я, стало быть, наполовину лягушатник. Отец уговорил ее бежать из дома, прихватив с собой пару серебряных тарелок и кое-что из сундука, где хранилась дневная выручка конторы. Уж не знаю, что он ей пообещал, но завершилось все это очень, очень плохо. Сначала она осталась одна с ребенком – в чужом городе, без гроша в кармане, и стала зарабатывать на хлеб, как могла. Точнее, чем могла. А потом Джек вернулся.

– Он был ранен?

– Ранен, да… Судьба сыграла с ним злую шутку, расквитавшись за все прошлые годы. Судьба ничего не дарит, Чарли, она лишь дает в долг и под оч-чень большие проценты. Когда взрывается бочонок с порохом, выживших, вообще-то, оставаться не должно – и все-таки Заговоренный Джек выжил. Он потерял обе ноги, ему обожгло все лицо, а потом в правом глазу сделалось воспаление, и глаза не стало. И в таком виде он вернулся к женщине, о которой два года и не вспоминал. Славная была у нас семейка – калека, гулящая и сын. Ты хочешь что-нибудь еще узнать про меня?

– Нет…

Они еще некоторое время молчали, а потом юнга ушел, пряча лицо.