Текст книги "Либерализм: взгляд из литературы"

7

Литература боролась за свободу – в течение десятилетий советской власти, даже внутри внешнего, порою почтительного, подчинения этой власти. Эзоповым языком написаны замечательные книги, авторы которых как бы заключали негласный договор с понимающим читателем, декодирующим зашифрованный текст.

Литература боролась за свободу – через самиздат. Ее авторы подвергались преследованиям, но саму литературу это не останавливало.

Как литература воспользовалась дарами свободы?

Андрей Немзер поставил свой диагноз: «Замечательное десятилетие», так называется сборник его статей и рецензий, посвященных литературе последних лет.

Алла Латынина – свой: ее статья «Сумерки литературы» открыла дискуссию в «Литературной газете».

«Русская литература умерла» – под этим слоганом прошла дискуссия на телеканале «Культура» в программе Михаила Швыдкого «Культурная революция».

Так или иначе, доказывая прямо противоположные тезисы, критики сходились в двух положениях: 1) литература потеряла свою былую влиятельность; 2) литература деидеологизировалась.

Никто не сопоставил эти два умозаключения в качестве причины и следствия, хотя они очевидно взаимосвязаны.

Выступая по поводу вручения ему премии Аполлона Григорьева за роман «Биг-бит», Юрий Арабов сказал, что русская литература последнего времени нарушила негласный общественный договор, отошла от читателя, отвернулась от него – и теперь наказана читательским (и общественным) равнодушием. Сосредоточенность на узких, частных, не представляющих никакого социального и идейного смысла вещах принесла литератору заслуженную непопулярность. Оказавшись на свободе, литература обрела права, но забыла свои обязанности.

Критика сегодня изолирует литературу и от общественной жизни, хотя здесь открывается много показательных параллелей. Например, правозащитник Людмила Алексеева в дискуссии «Свобода в современной России: какова ее ценность?», проведенной Фондом «Либеральная миссия», тоже назвала десятилетие (с 1991 года) «замечательным»[32]32
  Алексеева Л. // Стенограмма дискуссии «Свобода в современной России: какова ее ценность?», http://www.liberal.ru.


[Закрыть], сходясь с той частью литературной критики, которая положительно оценивает литературу, развивающуюся в условиях свободы. Евгений Ясин, открывавший эту дискуссию, утверждает: «…либо Россия будет свободной страной, либо у нее не будет перспектив», – обращая тем не менее тревожное внимание на то, что «гражданские права и свободы, как правило, не получают у людей высоких оценок в ряду ценностей». А ведь совсем – исторически – недавно дело до «прав» писателю было. И общество бурно реагировало на писательский месседж. И было не только гражданским обществом, но и читательским сообществом.

Однако многое за последние годы изменилось – в том числе и отношение писателя к своей общественной роли, которую он видит незавершенной только в том случае, если за нее достаточно хорошо платят. Ослабление интереса к литературе и ослабление интереса писателя к обществу – процесс двуединый.

Кризис и «затмение либеральных идей» (выражение Р. Капелюшникова[33]33
  Капелюшников Р. // Там же.


[Закрыть]) не только в ХIХ, но и в конце ХХ – начале ХХI века, т. е. уже в наше время, имеют свои причины: 1) либерализм действительно стал отождествляться с защитой существующего порядка вещей; 2) либеральная интеллектуальная программа не разрабатывалась. Еще Хайек писал, что строительство свободного общества надо сделать «интеллектуальным приключением», – в России же либерализм окуклился в бесконечные политологические напыщенные словопрения, «слова, слова, слова», от которых отшатнулись и общество, и литература. Так что разошлись в разные стороны все составляющие: либерализм остался наедине с собой; литература продолжала сокращать свое влияние (и ей тоже грозит остаться наедине с собой); а общество, равнодушно предоставленное самому себе и «либеральным реформам», которые легли непосильным бременем на десятки миллионов сограждан, постепенно перестало быть таковым – в гражданском смысле: «мы не можем сформировать либеральное общественное сознание»[34]34
  Тимофеев Л. // Там же.


[Закрыть]. После «краткого прорыва к мечтательному либерализму» (Леонид Седов), после романтического периода свободолюбия литература стала снова возвращаться к «предромантическим» установкам (литература в ее самосознании – о конкретных художественных текстах речь не идет).

Достаточно сравнить отношение к литературным институциям и структурам сейчас и – десять–двенадцать лет тому назад.

Союз писателей СССР, заклейменный тогда как инструмент тоталитарного насилия и «коллективизации писателей», сегодня писателями разных поколений и разных, казалось бы, мировоззренческих установок оценивается как структура, сыгравшая безусловно позитивную роль в судьбе данного (опрошенного) писателя.[35]35
  См.: Михалков С. Жил-был Союз… // Литературная газета. 2004.
  11–17 августа. № 32/33.


[Закрыть]

Литературная карта мозаична. Сегодня в России не одна, а несколько литератур. Та литература, которая исторически еще совсем недавно была советской, ничего не забыла – и сейчас берет реванш (как может, конечно). Она действует теми методами, которые сформировали ее существование в 1950–1980-е годы, от сталинского времени – к брежневскому.

Литература либералов-шестидесятников во многом исчерпала свой потенциал, и даже самые либеральные ее призывы не приносят существенного отклика и не вызывают общественной поддержки.

Литература бывшего андеграунда выросла в сознательном отторжении общественного message'а и, несмотря на смену социальных формаций, остается верной идее неучастия.

Либерализм, в том числе и стилистически, представляется (да и является) довольно скучным. То ли дело грозные акции, резкие, шоковые выступления, агрессивные высказывания, ненормативная лексика: это нарушает не только политкорректность, но и скуку.

Но одно дело, когда это происходит в давно сформировавшейся, спокойной, демократически развитой и экономически благополучной стране; другое дело – в постоянно грозящей обвалиться России. От такого «антилиберализма» отечественной выделки ищут убежища не в либерализме, а в автократии.

В России (и в ее литературе) либерализм никак не может (хотя бы интеллектуально) воссоединиться с консерватизмом. Либерализм, напротив, сочетается с… авангардом (таковы – исключительно – культурные акции под покровительством «либерального» С. Кириенко).

Спутанное сознание – запутанные отношения идей и идеологий.

В этой смуте и сумятице литература тратит свои ресурсы и вырабатывает новые стратегии, о которых и шла речь на «круглых столах» с участием писателей, критиков, издателей.

8

Настоящее исследование выполнялось в Фонде «Либеральная миссия» в рамках проекта «Открытая книга: живая дискуссия».

Работа продолжалась с октября 2003 по июнь 2004 года. В ней приняли участие многие известные критики, прозаики, поэты, социологи, издатели, редакторы литературных журналов, выступив на организованных Фондом семинарах – ситуационных анализах, которые были посвящены острым вопросам пересечения литературы с идеологией.

Как либеральные идеи и ценности отражаются в современной литературе? Чем объясняется усиление наступления на либеральную идею в российской словесности? Эти вопросы вместе со мной обсуждали Андрей Дмитриев, Алла Латынина, Андрей Немзер, Лев Рубинштейн, Сергей Чупринин.

Слово «либерал» и производные от него стали употребляться частью критиков с негативным оттенком; определение «консерватор» расплывчато, размыто. В литературе сегодня наличествует кризис литературных идей. Он связан с их неотрефлектированностью – или с разочарованием в них? А может быть, по утверждению И. Д. Осипова, «в русском либерализме проявился феномен „опережающего мышления“, который обусловил определенное несоответствие социальной философии либерализма конкретным социокультурным реалиям России» – не только начала ХХ века, как справедливо пишет автор, но и начала ХХI века? «Драма русского либерализма заключалась в отсутствии широкой социальной базы для реализации социальных идей»[36]36
  Осипов И. Д. Историко-культурные основания российского либерализма //
  Консерватизм и либерализм: история и современные концепции. СПб., 2002. С. 62.


[Закрыть] – а что, если эта база вообще из трудно(не)достижимых? Возникает ощущение, что идея свободы, основополагающая идея либерализма, сегодня терпит поражение. Общество к ней равнодушно, для литературы она потеряла свою ошеломительную новизну и привлекательность.

Разочарование может быть связано и с тем, что, во-первых, свобода как таковая ничего не обеспечила, ничего не принесла «на блюдечке»; во-вторых, сам либерализм в России не создал до сих пор четко выраженную систему ценностей. Но ведь для литературы свобода творческого выражения была самой заманчивой и самой главной целью. Сейчас она приобретает новую креативность – уже не в либеральном духе, а в антилиберальном, радикальном, если не анархическом, разрушительном.

Оппозиция «неозападники – неославянофилы» сегодня уже во многом выглядит устаревшей, уходящей на периферию общественных дискуссий, после долгих лет обостренных взаимных обвинений она вытесняется на идеологическую обочину, становится второстепенной. Возникает ощущение, что «главный русский спор»[37]37
  См.: Блехер Л., Любарский Г. Главный русский спор: От западников и славянофилов до глобализма и нового Средневековья. М., 2003.


[Закрыть], на который ушло так много энергии, не то что бы закончен, отменен или «разрешен» – нет, он подвергается новым значительным «вливаниям», видоизменяется, перерождается – под влиянием глобальных сдвигов, угрозы террора и катастроф. Вытесняя и заменяя ту дискуссию, на первый план выходит (все более обостряясь в связи с вовлечением мощного актуального международного материала) оппозиция «либералы – антилибералы». В самых разных идеологических оттенках: к ней подключаются как литературные радикалы «слева» (в широком спектре от книг Э. Лимонова до текстов А. Цветкова, Себастьяна Найта, Гарика Осипова, Всеволода Емелина, Сергея Троицкого «Паука», Дмитрия Пименова и т. д.), так и ультраправые националисты (см. тексты А. Проханова, Дм. Ольшанского), а также те, кто именует себя настоящими, «правыми» консерваторами.

Либерализм в России почти всегда был консервативным: «конституирующим признаком либеральной социальной философии является мера, удерживающая свободный человеческий дух в общественных рамках и культурных формах»[38]38
  Осипов И. Д. Указ. соч. С. 60.


[Закрыть]. И тем не менее в России (исключая советский период) именно либерализм, насаждаемый «узким кругом интеллектуалов в элите», был орудием модернизации – в отличие от Европы, где либерализм возникает снизу. В России же «трагедия и русского консерватизма, и русского либерализма заключалась в том, что вопрос о динамике, о плавности преобразований, был <…> подменен вопросом о ценностях»[39]39
  Консерватизм и либерализм: история и современные концепции. СПб., 2002. С. 11.


[Закрыть]. То же самое происходит и сегодня, в том числе и в литературе: многие из критиков либерализма имеют в виду отнюдь не либерализм как таковой, а ведущую государственную идеологию (хотя именно государственная идеология прагматически «подключается» к либерализму – иначе невозможна никакая модернизация, удвоение ВВП и тому подобные близкие и далекие экономические цели, поставленные перед правительством).

А в литературе сегодня оппозиция либерализму выстраивается из «самоназывающегося» консерватизма, представленного самыми разными авторами – от праворадикального Михаила Ремизова[40]40
  Ремизов М. Ответ консервативной критики. М., 2002.


[Закрыть], взявшего в пример «либерального консерватора» Алексея Кара-Мурзу[41]41
  Подмечено И. Роднянской: в своем отзыве на книгу М. Ремизова она характеризует автора как «самого яркого, самого талантливого из новых интеллектуалов, выстраивающих оппозицию к либерализму, а заодно и гуманитарному „морализму“ любых оттенков – в форме просвещенной версии фашизма». Оказывается, есть и такая. И о ней такой (версии фашизма) И. Роднянская говорит более чем либерально, бестрепетно уводя ее (версию фашизма) на академические высоты: «Говоря о доктринальном фашизме, очень прошу понимать это не как бранное словосочетание, увязываемое нашей пропагандой (? – Н. И. ) с гитлеровской практикой (?! —Н. И. ), а как обозначение вполне академической политической философии (Эвола, Джентиле)». М. Ремизов, как следует дальше, «перешагивает через табу „универсалистских абстракций“». Ценою реабилитации «просвещенной версии фашизма» становится низвержение И. Роднянской (вслед за автором рецензируемой книги) «пустопорожней процедурности и формализованности» понятий либерализма.


[Закрыть], до Максима Соколова.[42]42
  Соколов М. Чуден Рейн при тихой погоде: Поэтические воззрения россиян на историю. М., 2003.


[Закрыть]

Пристыженный либерализм всячески отрекается от идеологии и социальности в литературе, клянется неангажированностью, – радикализм слева и справа действует с открытых идеологических позиций (ниша ведь свободна – и ее немедленно заполняют): «Мы гениальные поэты, / Мы ничего не станем ждать, / Мы купим злые пистолеты / И будем нагло убивать».[43]43
  Витухновская А. // Последние пионеры. М., 2003.


[Закрыть]

Из другого стихотворения: «Любить Автору и Рейхстаг, / Топор, и бритву в кокаине, / И свастику, и красный флаг, / И Гитлера, и Муссолини».

Ключевыми темами и стихов, и прозы становятся наряду с реабилитацией фашизма и прославлением коммунизма каннибализм, убийство, насилие, агрессия, террор: «Как я люблю тебя, Моцарт-товарищ, / Гитлер-товарищ не переваришь, / Гитлер амиго принцем Тамино / Нежно рисует домы в руине…»[44]44
  Лимонов Э. Опера и балет // Там же. С. 165.


[Закрыть]

«Закрывая глаза, я вижу банды диких девочек, громящих города. Они орут, визжат, кидают камни и стреляют. Современное оружие не требует для употребления его мясомассных здоровяков-спецназовцев. Тот, кто может поднять автомат, – сможет и стрелять из него»[45]45
  Лимонов Э. Дикие девочки // Там же. С. 161.


[Закрыть]. Лимонова держали в тюрьме за хранение (распространение?) оружия, но кто подсчитал, как отзывается атака на подсознание – словом?

Антилиберальный проект в отличие от размытого, до конца не отрефлектированного либерализма существует в формах массовой культуры, пользуется массовым спросом. Массовым спросом пользуется антидемократизм, моральная извращенность, ксенофобия – в масслитературе. Фашизированная литература отражает целый комплекс массовых представлений.

В этой ситуации идеологическое противостояние антилиберализму (что подчеркивается на семинарах и «круглых столах»), который упрощает и уничтожает либеральное пространство, подменяет либеральные свободы, – разумно.

Однако это самостоятельный выбор каждого. Отсечение экстремизма для литературы чревато утратой энергии, смешивающей «радикальные» краски, – говорилось и об этом. Сочетать свободу личности и творчества с противостоянием «бесчеловечному свободному посланию, унижающему и уничтожающему свободу наряду с унижением и уничтожением других ценностей» (Андрей Дмитриев), – задача писателя, который заявляет себя либералом в нынешнем историческом моменте. Размежевание должно быть внятным.

Дискуссия развернулась вокруг гражданской войны в литературе, хотя разоружилась (в силу собственного либерализма) только одна сторона. Однако литература идейно бесконфликтная сегодня невозможна – расколото на «либералов» и «антилибералов» само общество, требующее от литературы адекватного отношения (или оставляющего литературу вне своих интересов).

Отсюда – еще одна важная тема.

Существует ли единое литературное поле? И если да, то как его описать? А разве едина – сама литература? Она «поле брани» антилибералов с либералами – или поле плодоносящей словесности?

Обсуждение этих насущных для литературы в целом вопросов с неизбежностью приводит к обсуждению роли и влияния литературной критики как одного из важнейших инструментов литературной мысли. В этом семинаре ситуационный анализ проводили Андрей Василевский, Борис Дубин, Игорь Захаров, Глеб Морев, Абрам Рейтблат, Михаил Эдельштейн, Евгений Сабуров.

Литературная критика, как утверждалось, сегодня не перегружает себя амбициозными интеллектуальными заданиями (а гражданскими – тем более). Она может анализировать разные типы и уровни «литератур» – и полемизировать вокруг своего предмета. Но литература как «потребление» имеет своего рекламиста, а литература как канон имеет своего популяризатора. Зачем – критика? Она работает с разными типами литератур как с фактами культуры, с тем, что там скрыто, а не распахнуто взору; с тем, о чем умалчивается за громкими словами (Б. Дубин). Размежевание в литературной критике, считает Г. Морев, происходит по формату, а не по идеологическому принципу. Но это – размежевание, значит, каждый критик работает в своем формате, полемика сама собой исключается. А критика без полемики умирает, критика возникает только на оппонировании (А. Рейтблат). Если же критики разумно распределяют себя по делянкам (условную Маринину не читаю, потому что мой профессиональный интерес лежит в толстожурнальной прозе), то пропадает целостность взгляда. То есть получается, что критик, выбирая себе литературу, исключает существование ее «поля». Но и «объять необъятное» (а в литературе сегодня явное перепроизводство текстов) тоже невозможно.

Важнее всего, чтобы критика в целом, как часть функционирующей литературной системы, не производила ухудшающего отбора[46]46
  Долгин А. Плацебо-эффект в литературе // Критическая масса. 2004.
  № 2. С. 41.


[Закрыть]. Иначе книгоиздатель вправе заявить – и как профессионал, и как обыкновенный читатель: «Литературная критика потеряна для меня» (Игорь Захаров).

Для того чтобы представить целый спектр мнений и соображений по выдвинутым и возникшим в результате обсуждения проблемам, мы обратились к нескольким десяткам действующих литераторов – и, благодаря их за активное участие, публикуем заинтересованные, неординарные ответы.

На заключительном этапе работы Фондом «Либеральная миссия» была проведена большая дискуссия о состоянии литературы «Между либеральной идеей и антилиберальным проектом».

Несмотря на то что прозвучавшие в рамках дискуссии мнения, выступления в «ситанах», ответы на вопросы анкеты принадлежат литераторам и общественным деятелям, по большей части придерживающимся либеральных воззрений, их голоса разнообразны и довольно часто не согласны друг с другом. Было жаль терять это темпераментное разноголосье – и потому оно представлено в книге во всем многообразии. Думаю, что это существенно поколеблет миф о либерализме и либералах в литературе как о скучном и вялом явлении.

I
Либература и радикалы: спор, атака, агрессия

1. Кризис либеральных идей или поиск альтернативы?

Наталья Иванова: «Атаки на либеральный проект достаточно сильны, и возможно, кризис либеральных идей в литературе действительно имеет место».

Проект «Либерализм: взгляд из литературы» был начат Фондом «Либеральная миссия» в ответ на ту литературную и культурно-идеологическую ситуацию, в которой мы оказались в последнее время. Недавно на радиостанции «Свобода» один из членов жюри премии Андрея Белого в Санкт-Петербурге выразил радость по поводу того, что в прошлом году премию присудили Эдуарду Лимонову за «Книгу мертвых». Не хочу сравнивать членов жюри с Саввой Морозовым, но тем не менее получается, что люди, развивающие крупные литературные проекты, поддерживают леворадикальное направление, например присуждая эту премию.

Получается, что ту оппозицию, которая существовала прежде в нашей жизни и литературе, ту идеологическую дихотомию, которая формировала перестроечное время, т. е. оппозицию между либералами и неопатриотами или ультрапатриотами, сейчас сменила совершенно новая оппозиция, пришедшая со стороны радикальных флангов: леворадикального и праворадикального. И это также оппозиция по отношению к либерализму.

Спорщики давно уравнялись в неправоте, и вместо старых дискуссий о почвенничестве и западничестве, о демократизме, либерализме и консерватизме приходится вести новую. Эта новая дискуссия идет очень активно. Слово «либерал» и производные от него становятся, если еще не стали, ругательными в литературном кругу. Если человек позиционирует себя как либерал, а свои убеждения как либеральные – он вызывает недоброжелательную реакцию.

Все мы помним вторую редакцию газеты «Консерватор», которая явилась одновременно энергичным органом леворадикального и праворадикального толка. Как мне кажется, эта проблема достаточно актуальна и нуждается в осмыслении, которое уже начато на страницах периодической печати. Но пока нет четкого и ответственного понимания, почему и откуда пошли атаки на сам либеральный проект в русской литературе.

Более того, возникает вопрос: существует ли вообще этот либеральный проект? И если да, то когда он начался, что с ним происходило? Атаки на либеральный проект, на мой взгляд, достаточно сильны, и возможно, кризис либеральных идей в литературе действительно имеет место. Либералом быть сегодня немодно. Это не скандально, это не эпатирует, как «марксизм» директора издательства Ad Marginem Александра Иванова, «черносотенство» публициста Дмитрия Ольшанского, «фашизм» Михаила Трофименкова. Может быть, здесь еще и поколенческая реакция на либеральную идею старшего поколения и разочарование в ее именно литературных результатах? Все эти вопросы и подвигли меня на то, чтобы первый ситуационный анализ в рамках нашей дискуссии посвятить проблемам, связанным с либерализмом и антилиберализмом в литературе.

Для начала дискуссии я хочу процитировать Александра Ципко. В своей статье в «Литературной газете» (2003. № 14) он написал, упомянув присутствующего здесь вице-президента Фонда «Либеральная миссия»: «Наша полемика с Игорем Клямкиным в конце 1980-х – начале 1990-х годов по поводу истоков сталинизма как раз и была началом диалога между возрождающимися тогда „либералами-националистами“ и зарождающимися „либераламизападниками“». Уже сформировались органы печати антилиберальной направленности. Кроме «Консерватора», к ним можно причислить «Литературную газету», «День литературы», отчасти «НГ-Ex libris». Эта проблематика обсуждается и на страницах «Знамени», и в сетевом «Русском журнале». Собственно, все вышеназванные проблемы и составляют первый вопрос нашего обсуждения.

Сергей Чупринин: «Кризис либеральных идей в сегодняшней России связан с их неотрефлектированностью».

Несколько месяцев назад журнал «Знамя» решил принять посильное участие в предвыборной кампании. Возник замысел обратиться к идеологам крупных партий и движений и попросить их ответить: какова же все-таки политика их партий в области литературы и искусства? Какие законодательные предложения, какие культурные инициативы та или иная партия будет поддерживать в стенах Государственной думы, а какие, наоборот, блокировать?

Для нас было важно услышать как об отношении крупных партий и движений к цензуре, проблеме реституции, квотированию западной продукции в отечественном кинопрокате, видеобизнесе, на телевидении, в книгоиздании, так и об их отношении к новым, может быть пока еще непроработанным, идеям, например к замыслу обложить издание классики своего рода культурной рентой. В самом деле, ведь ни Пушкину, ни Диккенсу, ни их наследникам книгопроизводители ничего не платят. Почему бы из этих гипотетических гонораров не делать отчисления, которые, аккумулируясь, шли бы затем на поддержку современной литературы, современных писателей? И какую литературу, каких писателей таким образом поддерживать?

Увы, ничего из нашей затеи не вышло. Готовность внятно изложить свою точку зрения проявила только Коммунистическая партия Российской Федерации. У них есть убеждения, есть эстетические предпочтения и есть некоторая отрефлектированная культурная стратегия. Другим политикам, как выяснилось, сказать было решительно нечего. Явлинский отделался пустой фразой: «Надо на культуру больше денег давать, вот и вся политика». Руководители СПС и этого не сказали, пребывая в непонятной убежденности, что писатели, художники, музейщики, вообще работники культуры и так их поддерживают.

Выборы показали, что не поддерживают. Хотя бы потому, что, называя себя консерваторами, свои эстетические симпатии наши правые не раз и не два наглядно связывали отнюдь не с традицией, не с культурной нормой, а, напротив, с инновациями, с радикальными, авангардными или постмодернистскими проектами и персонами. Или хотя бы потому, что почувствовать разницу в предпочтениях Явлинского и Хакамады невозможно. А она должна чувствоваться, ибо речь идет не о частных вкусах, а о культурных стратегиях.

Поэтому мне и кажется, что одна из причин, вызвавших кризис либеральных идей в сегодняшней России, связана с их неотрефлектированностью, с тем, что никто или почти никто из нас не взял на себя труд внятно объяснить, что такое либерализм сегодня. Не по Милюкову и не по Хайеку – тут-то как раз кое-какой, хотя и недостаточный, материал накоплен, – а по состоянию на 2003 год, применительно к нашей жизни. Либеральный проект в российской словесности, вне всякого сомнения, реализуется уже второе десятилетие, но до сих пор не очень понятно, каков его вектор, где его границы и конфликтные точки. Написано очень малое и явно недостаточное количество сочинений наших литераторов, литературных критиков и литературных политиков, специально посвященных этим вопросам. Выходит, что и мы относимся к либеральному проекту примерно так же, как Явлинский.

«Пусть расцветает сто цветов», – говорит уважаемый либерал и полагает, что он сказал достаточно. Следующее звено рассуждений опущено. Поэтому для многих либерализм в литературе – это либо всеядность, отсутствие ясной вкусовой позиции, либо постмодернизм. А ведь постмодернизм – допустимый, но отнюдь не единственный из изводов либерального миропонимания. Так давайте скажем об этом. И скажем не только самим себе, но и публике.

Фондом «Либеральная миссия» издана книга «Либеральные реформы и культура». При том что подавляющее большинство изданий в стране так или иначе контролируется либерально ориентированными журналистами, пишут они о чем угодно, но только не о таких книгах, только не о том, что составляет существо их воззрений на жизнь и на литературу. Поэтому говорить о кризисе либеральных идей, мне кажется, преждевременно. Просто потому, что они – как свод идей – еще не были представлены российскому обществу.

Наталья Иванова:

В чем, по-вашему, причина давления на либеральные ценности в современной словесности?

Сергей Чупринин:

Мне кажется, я назвал одну из причин. Полная аморфность либералов, а часто и капитуляция – вместо ясного, энергичного, может быть, даже агрессивного предъявления символа своей веры. Отечественным либералам нужно брать пример с радикалов: их не так много, даже в новом поколении, но они атакуют и соответственно выглядят более убедительными, более живыми.

Алла Латынина:

«Сегодня идея свободы попадает в число обветшавших догм».

Я не согласна с Сергеем Чуприниным в том, что либеральные идеи не были представлены в России. Либерализм не может быть идеологией. Но именно либерализм был господствующим умонастроением оппозиционного интеллигентского сообщества в условиях коммунистического режима. Идея свободы в условиях полицейского государства казалась самой важной и универсальной.

Сергей Иванович удивляется словам Явлинского. Но мы сами говорили то же самое. Вспомним публицистику конца 1980-х годов, ее основной пафос: пусть уйдут партия и государство, сгинут идеологические надсмотрщики, и тогда культура расцветет. Либеральный проект казался очень заманчивым и радужным, пока он был проектом. Журнальный, по преимуществу – публикаторский, бум конца 1980-х годов – момент успешного осуществления этого проекта. Когда ушло начальство, появилась цветущая литература. Никто не думал о предстоящих экономических проблемах.

Дальше начался печальный, но вполне предсказуемый процесс. Выяснилось, что ценности свободы в широких массах совсем не котируются и без справедливости она мало кому нужна. А справедливости либерализм не обещал. Ответственность за все негативные последствия реформ свалили на либералов, либерализм стал проигрывать по всем направлениям, потому что активно обороняться, не перестав быть либерализмом, он не может. В литературе либерализм также вышел из моды – причина тут и в поколенческом противостоянии. Защита ценностей свободы стала восприниматься как нечто старомодное и пресное. Либерализм вообще дает к этому основания. Есть остроумное рассуждение Василия Розанова о том, что в либерализме существуют некоторые удобства, без которых «трет плечо». В либеральной школе лучше учат, либерал лучше издаст «Войну и мир», но либерал никогда не напишет «Войны и мира». Либерал – он «к услугам», но он – не душа. А душа – это энтузиазм, вера, безумие, огонь, заключает Розанов.

Действительно, ни Толстой, ни Достоевский, ни Чехов либералами не были. Сегодня многим либеральные ценности кажутся пресными, а энтузиазм, вера, огонь снова в цене, даже если они отмечены безумием. Я не представляю себе, чтобы десятилетие назад за роман Проханова «Господин Гексоген» проголосовали люди типа Хакамады и Прохоровой, входившие в жюри премии «Национальный бестселлер». Сейчас же как позитивное качество романа как раз и называют его страстность, огонь. Что именно готов сжечь огонь – об этом не задумываются.

Показательна также кампания в защиту Эдуарда Лимонова. В прессе, которая считает себя либеральной, шли разговоры о том, что он политический узник, но попытки привлечь внимание к политической утопии Лимонова «Другая Россия» никакого успеха не имели. Книга совершенно легально печаталась; она рисует такие картины будущего, рядом с которыми Освенцим показался бы домом отдыха. В ней проповедуется культ «всеочищающего насилия», которое должно освободить планету от нынешней цивилизации и лишнего населения. Это не художественная литература, это именно проект для будущего Пол Пота, надеюсь, неосуществимый.

Прошли времена, когда политическая позиция Белова или Распутина делала их маргиналами в литературном сообществе. Фашистские проповеди Лимонова ничуть не настораживают жюри премии Андрея Белого, недавно воспринимавшейся как премия, главным основанием для которой считалась свобода художника от стесняющих догм. Теперь и сама идея свободы попадает в число обветшавших догм. А всякого рода радикализм, напротив, кажется притягательным.

Либерализм в России не сумел создать выраженную систему ценностей. Я думаю, это связано с тем, что либерализм не имеет в нашей стране традиций. Либеральные свободы ведут начало от аристократических привилегий, завоеванных Великой хартией вольности, а не от мощного напора демоса, который временами у нас возникал. Сейчас и этот напор ослаб. Идея свободы во всех ее проявлениях терпит поражение, и не только из-за давления сверху. Единственное, на что остается надеяться: рано или поздно она все же окажется востребованной.

Наталья Иванова:

Кто виноват в том, что либерализм не был проявлен, что система либеральных ценностей недостаточно четко отрефлектирована, в том числе в публицистике, в литературной критике, в культурологии, – ведь все сидящие здесь так или иначе выступают в средствах массовой информации? Это к вопросу об ответственности и о путях преодоления создавшегося кризиса.

Здесь уже прозвучало, что либеральная идея несвойственна массовой культуре. Я позволю себе в этом усомниться. Идея, месседж массовой литературы, телесериалов – это пропаганда определенной системы ценностей, чтобы люди, которые еще не вписались в современную ситуацию, могли так или иначе усвоить какие-то модели. Это отдельная проблема, но поскольку она была затронута, попрошу кого-то из выступающих обратить на нее внимание.

Алла Латынина:

Либералы – это мы. Я считаю себя либералом. Это не мешает мне считать, что идеология либерализма терпит поражение.

Наталья Иванова:

В конце 1980-х – начале 1990-х годов и Алла Николаевна, и другие критики употребляли в своих статьях выражение «либеральный террор». Либеральный террор – это террор либералов, которые преследуют тех, кто не исповедует систему либеральных ценностей. На протяжении всех 1990-х годов я видела, что либерального террора как такового нет. Очень показательны в этом смысле 1991 и 1993 годы. После того, что произошло, не было преследования коммунистической партии, не было запрета на профессии, не была пересмотрена коммунистическая идеология, не произошла декоммунизация страны. А нынешнее смешение стилей, когда Проханова поддерживают бывшие либералы, выглядит очень пошло.