Текст книги "О чём молчали города. Мистические истории"

Выстрел

– Вы забываетесь, Ковалевский! Вы давно в наших рядах и знаете, с кем имеете дело. Изначально вас выбрали для высшей цели. Вы что, не получаете писем?

Как изменился Рамзэ, когда Андрей оказался на крючке. От дружеского тона не осталось и следа, лишь презрение и холод. Он нервно расхаживал по кабинету и отчитывал Андрея, как нашкодившего школьника.

– Изначально наши взгляды совпадали. Я сделал, что мог, чтобы монархия прекратила существование в своём нынешнем виде. Ни в каком заговоре участвовать не собираюсь. Я хотел, чтобы в России стало жить лучше, старался. Что в ответ? Я боюсь того, что зреет в обществе. Это не выход. И уж, поверьте мне, я не убийца.

Андрей встал из-за стола и подошёл к окну.

– Неужели вы думали, что мы ищем выход? Выход для России? Вы же масон, Ковалевский, вы дали клятву! Должны понимать: главное – Цель Ордена. Если сейчас необходимо пожертвовать судьбой страны, внести смуту ради достижения всеобщего царства любви и истины, необходимо сделать это.

– Заставили дать клятву обманом!

– Все обещания выполнены! Неужели вы хотите, чтобы Мария погибла второй раз? Или, может, Вероника? А о своей душе вы думали? Вы даже не представляете, какие мучения могут ждать вас и вашу семью.

– Вы не посмеете!

В окно Андрей увидел, как к дому спешно подъезжает экипаж Ильи.

– Или вы соглашаетесь, или покидаете Орден. А покинуть Орден, вы знаете, можно лишь одним способом.

Рамзэ подошёл к столу и положил перед Ковалевским револьвер.

Через минуту в доме прогремел выстрел…

– Илья, это не он! Не Андрей! – Ника смотрела на изуродованное лицо. – Какой ужас, Господи, это Рамзэ, он мёртв!

Сомнений не было: тёмная кровавая дыра, пулевое отверстие, раздробленный череп. Веронику захлестнули рыдания, она стала оседать на пол. Илья едва успел подхватить её.

– Вероника! Успокойся, послушай меня внимательно! Я приехал предупредить: через час здесь будет Третье отделение. Андрея приказано уничтожить. Он угроза для Царя, понимаешь! Поступил донос о предстоящем покушении.

– Илья, за что? За что? Где он?!

– Я не знаю, Ника. Не знаю… Вам надо уходить. Собирай вещи, детей. У тебя есть пятнадцать минут. И ещё…

Вероника притихла и взглянула на Илью.

– Для всех будет лучше, если мы скажем, что в кресле сидел Андрей! Я позабочусь об опознании. Да соберись же!

Ника подобрала платье и, пошатываясь, пошла к лестнице.

– Быстрее! – закричал Илья.

Она побежала.

В комнате стала искать документы, драгоценности. Руки тряслись, никак не удавалось вспомнить, где что лежит. Ника полезла в шкаф: там Андрей оставлял деньги. Из угла выпали сказки. Те самые. Ненавистный свадебный подарок. Книга раскрылась, внутри лежал конверт. Ника захлопнула всё вместе и бросила в чемодан.

– Быстрее, быстрее.

Илья ждал их во дворе.

– Куда нам ехать?

– Не знаю. Думай, Ника. Преследовать вас не будут. Здесь оставаться нельзя.

– Но здесь наш дом!

Илья отошёл от окошка и крикнул извозчику трогать.

Прощание

«Ника, милая. Всю жизнь я гнался за предметами эфемерными, несуществующими: за призраком любви, которая давно растворилась во времени, за правдой и справедливостью для России, понятиями совершенно невозможными для нашей страны. Мои политические воззрения, общественная деятельность, успехи – всё ложь. Одна моя надежда на русскую душу, на людей честных и образованных, способных разглядеть верный путь для нашей многострадальной державы.

Я не преуспел ни в чём. Самое ценное, что было в жизни, не разглядел. Ты, дети, наша усадьба лишь страдали от моего безразличия. Мне невыносимо от мысли, какую боль я причинил вам всем, сколько ошибок совершил. Все мои старания совершенно напрасны, моя жизнь лишь кажется наполненной, в итоге после меня останется жалкая тень, пустота и ничего больше.

Главное, что я понял сегодня, когда конец уже так близок, когда выхода и возврата уже нет – я люблю тебя, Ника, и любил раньше. Моя душа всегда будет стремиться в наш дом, единственное место, где я был по-настоящему счастлив.

Прости меня».

Записку Вероника Ковалевская предъявила следователю как доказательство самоубийства мужа. После трагедии с помощью друзей она с детьми покинула Россию.

Во время Второй мировой войны в усадьбе Ковалевский располагался штаб. При оборудовании блиндажа солдаты наткнулись на полуразрушенный подземный ход. Точную протяжённость его установить не удалось.

Дом семейства Ковалевских больше не обрёл любящих заботливых хозяев. После революции усадьба была национализирована. В настоящее время находится в разрухе и запустении. Говорят, иногда в маленьком окошке у самой земли появляется огонёк. Заброшенные дома часто притягивают к себе заблудшие, неприкаянные души.

Виктор Петрович Обнинский после внезапной смерти невесты Марии Борейша женился на её двоюродной сестре – Клеопатре Саловой. Свадебным подарком была рукописная книга с посвящением покойной возлюбленной: «Милая Маруся! Я с благоговением и особенно теплым чувством посвящаю твоей памяти эту сказку…».

В 1916 г. в возрасте 49 лет покончил жизнь самоубийством выстрелом в грудь…

Несмотря на очевидное сходство персонажей с реальными историческими прототипами, рассказ может рассматриваться лишь как художественный вымысел. Андрея и Вероники Ковалевских никогда не существовало.

Самара

За более чем четырёхсотлетнюю историю существования Самара, а тем паче Самарская Лука, обзавелась огромным количеством мифов и легенд. Одни из них касаются всем известных исторических личностей, таких как Емельян Пугачёв и Степан Разин. Другие более походят на удивительные сказки: тут и живые утёсы, и таинственные отшельники — «подземные старцы», и колдуны, превращающиеся в огненные фигуры, и дивный Мирный город, который является в тумане над водами. История XX века сделала наш город «третьей столицей»: во время Великой Отечественной войны сюда эвакуировали заводы, здесь построили знаменитый «бункер Сталина», а также ещё несколько менее известных бомбоубежищ, популярных среди исследователей подземного мира, диггеров. Кроме того, в городе есть дореволюционная канализация, метро, промышленные подземные ходы под Жигулёвским пивзаводом и Бог знает что ещё. Ходят слухи, будто один из подобных тоннелей даже проходит под Волгой и выводит на другой берег. А там, в Жигулёвских горах, – заброшенные штольни и целые сети карстовых пещер. И как знать, что скрывается в этом огромном подземном мире…

Spiritus ex machina
Александра Искварина

– Как это могло случиться, Лёшка?! Почему?!

Светка размазывала слёзы по щекам. А он молчал, бессмысленно таращась в темноту тоннеля. Фонарик валялся на полу, высвечивая осколки штукатурки и кирпичную крошку, кусок заплесневелой стены и вздрагивающую под редкими холодными каплями лужу.

– Так.

Голос предательски съехал в несуразный хрип. Лёшка откашлялся, подобрал фонарик, нашёл под ногами осколок кирпича покрупнее и, как смог, нацарапал на правой стене стрелку.

– Свет, хорош реветь. Эта штука улетела туда, – он махнул фонариком вперёд, – значит, там есть ход. Давай, пошли. Не торчать же тут до завтра.

– А деда как же? – Светка хлюпнула носом и попыталась утереться рукавом, но только размазала по лицу кирпичную и цементную пыль. – Нас искать будут. Надо тут ждать!

Лёха обернулся и посветил назад. Там громоздилась мешанина обвала, под который они умудрились не угодить только чудом.

– Ты представляешь, сколько это будут разбирать? – думать о том, всё ли вообще в порядке со Светкиным дедом, он себе не позволил. – Мы, может, раньше сами выйдем. Давай, пошли.

Светка распустила хвост, вытряхнула из рыжих кудряшек каменное крошево, завязала заново, чуть набок. Оглядела одежду: коленки на джинсах перемазаны, но не порвались, зато левый рукав ветровки разошёлся по шву. Но это тоже ерунда. У Лёшки вон штанина в хлам – три дырки…

А ведь субботнее утро началось так незатейливо и привычно – с Лёшкиного звонка.

– Привет. Чё делаешь?

Светка потянулась, не открывая глаз, и пробурчала с притворным неудовольствием:

– Сплю. У нас каникулы вообще-то, блин. И суббота.

Она лениво перевернулась на спину и втянула носом дохнувший с открытого балкона ветерок: он пах летней пылью и утренней росой.

– Извини. Я уж и так до одиннадцати ждал… Можно зайду?

Что-то в Лёшкином голосе заставило подобраться. Блин, наверное, опять у него дома фигня какая-то. Пьющий папаша – то ещё «счастье»…

– Ща, десять минут, ладно? Умоюсь хоть. А то напугаешься же.

– Ага, давай.

И бросил трубку. Точно что-то не так. В другой раз уж ответил бы на её незатейливое кокетство какой-нибудь шпилечкой. Он такой. Училки вечно злятся на его язвительность. Математичка – так вообще орёт дурниной и из класса выгоняет. Зато пацаны уважают, хоть Лёшка и «задохлик» – тощий, как богомол, сплошные локти, на физре смотреть на него жалко. Но дразнить его зареклись ещё классе в третьем. Так отошьёт в ответ – со стыда сдохнешь, а весь класс ещё неделю будет подгыгыкивать.

Десяти минут Лёха не дотерпел: домофон запиликал, когда Светка, ещё в пижаме, заправляла койку.

– Ма-ам, там Лёшка, открой, плиииз!

Под вежливые приветствия в прихожке поспешно натянула джинсы с футболкой, на ввалившегося без стука друга посмотрела в зеркало, сражаясь со спутавшимися за ночь космами. Лёшка бросил у двери объёмистый рюкзак и плюхнулся спиной на кровать.

– Ты чего это с баулом каким? – удивилась Светка.

Лёха с минуту молчал. Она тайком разглядывала в зеркале его непривычно мрачную физиономию. От этого зрелища за грудиной разлился тонкий холодок, протёк в пальцы, сделав их до того неловкими, что она только с третьего раза сумела навертеть резинку на хвост.

– Я, короче, из дома свалил, – выдохнул Лёха, когда она обернулась.

Светка оседлала стул, сложила руки на спинке и покачала головой.

– Вот блин. Что стряслось?

– Да… – он скривился, отводя глаза. – Отец с утра в хламину. Мать омлет пересолила – он давай орать, руками махать. Мне бы не лезть… Получил, короче, от обоих. От отца по рёбрам, от матери по шее. Велела свалить и не раздражать папочку. Я и свалил. Достали оба.

– И… что теперь?

– Хрен знал, – коротко отозвался Лёшка, зло пялясь в потолок. – В подвал какой-нибудь уйду. Или на чердак.

Светка промолчала, прикусив губу. Он, конечно, не первый раз так убегал и бродил где-нибудь весь день. Но рюкзачище у порога красноречиво заявлял: в этот раз всё куда серьёзнее. Хуже нет, когда видишь, что другу плохо, а помочь никак не можешь…

Спрашивать, позавтракал ли, смысла не было: он и в лучшие-то дни единственный из класса не брезговал столовской унылой жратвой. Сбегала на кухню, наваяла бутеров с ветчиной, умостила рядом на разделочной доске две кружки с кофе и, как на подносе, притащила в комнату. Лёха не стал церемониться, только «спасибо» сказал с морозящей спину взрослой серьёзностью… У Светки аж в глазах защипало.

Она знала Лёшку с детсада: два года ходили в одну группу, жили в соседних подъездах, потом закономерно пошли в одну школу. Все так привыкли видеть их вместе, что даже самым придурошным одноклассникам не приходило в голову дразниться всякими глупостями про «жених-невеста». Ленка, правда, как-то ляпнула, что все девчонки давно считают их парой. Ну да, конечно, в четырнадцать – «просто дружить»? Не смешите их подковы. Да и фиг с ними.

Наевшись, Лёшка немного пришёл в себя. Повтыкали вместе в соцсети, посмотрели пару серий «Доктора Кто». А дальше что? Гулять не пойдёшь – дождь со вчерашнего дня как зарядил, так и льёт. Хотя…

– Слушай, а поехали к деду в Оперный? – предложила Светка.

Её дедушка работал охранником в Самарском театре оперы и балета, и она иногда ездила к нему «в гости на работу». Дед разрешал побродить по пустым днём коридорам – широким и светлым, с ковровыми дорожками. Поглазеть на золотые узоры, наборный паркет и неизменные многоярусные люстры с миллионом подвесок. Торжественная пышность завораживала Свету. Маленькой, она представляла, что это дворец «зверя лесного, чуда морского» из аксаковского «Аленького цветочка», а путаница коридоров в той части театра, куда зрители никогда не заглядывают, – лабиринт Мории.

Лёшка на Светкино предложение сначала хмыкнул скептически:

– Чего там делать? Оперу-балет смотреть?

– Ну, ты, кстати, зря фыркаешь. Я на «Князя Игоря» ходила зимой – очень даже круто было! Но вообще сейчас не сезон. Зато можно слазить в бомбоубежище, если дедушкин друг сегодня тоже дежурит.

Лёха, валявшийся по обыкновению на кровати, живо повернулся на бок, приподнявшись на локте:

– Да ладно?!

– А ты не знал? Оно под всей площадью Куйбышева проходит.

– И прямо из театра вход?

– Ага! И ещё один из конторы за театром, где дедушкин друг работает. А выход в ОДО66
  Окружной Дом Офицеров – концертный зал.


[Закрыть]. Я там несколько раз была. Правда, – Светка понизила голос, – лучше никому не болтать, потому что это секретный объект, действующий. Не музей, как бункер Сталина, а самый настоящий. Говорят, они даже где-то соединяются, но я не видела. Там, в общем, закрыто почти всё, только в несколько кабинетов можно заглянуть. Но коридор с лавками – это нечто! И лестница в шахту чумовая. Там глубина этажей восемь, прикинь! Да чего я говорю – это видеть надо.

– Тогда поехали!

Светка хихикнула про себя: ну конечно, какой пацан откажется слазить в такое место? Хотя про секретность она, честно сказать, слегка преувеличила. Про этот бункер уже даже по телику передачу делали, и даже про секретный радиопозывной объекта «Коломбина» там рассказали – дедушка показывал ей запись. Но Лёшка такой смурной, что хотелось его увлечь да отвлечь.

– Ма-ам, я к дедуле на работу поехала. Ничего не надо передать? – позвала Света уже с порога, затягивая шнурки кроссовок.

– Нет, ничего, – отозвалась мама из кухни. – Ты хоть позвонила, предупредила?

– Конечно, – отмахнулась Светка, копаясь в телефоне в поисках дедушкиного номера, и выскользнула за дверь.

– Когда это он против-то был, – пробурчала она уже на лестнице и – в трубку: – Дедуль, привет! Можно мы с Лёшкой сейчас к тебе приедем? Здорово! Ну жди, мы вышли!

Высокий, ещё не растерявший былой стати мужчина встретил их в просторном фойе, сияющем белизной мрамора. Светке пришлось подняться на цыпочки, чтобы чмокнуть деда в щёку.

– Привет! А это Лёшка – помнишь, я рассказывала?

– Здравствуйте, молодой человек. Павел Дмитриевич. Очень приятно.

Дед церемонно, по-взрослому, пожал Лёхе руку. Тот молча кивнул, стараясь не слишком явно озираться и, кажется, стесняясь своего здорового рюкзака, выглядевшего тут ужасающе неуместно.

Часа полтора они бродили по театру, невольно понижая голос в гулкой тишине роскошных интерьеров. Когда вернулись в дежурку, Светка вдруг спросила у деда:

– А Мультик сегодня не появлялся?

Тот даже не усмехнулся.

– Ещё нет. Он обычно позже шалит.

– Чего за «мультик»? – полюбопытствовал Лёха.

Светка хихикнула:

– Местный «призрак оперы»! Прикинь, натуральный. Его тут все охранники знают. Скажи, дед?

– Да чего говорить? Пойдём в вечерний обход – может, сами увидите. Он в последнее время беспокойный. Вчера Серёгу напугал, шваброй в него швырнул.

Лёшка изумлённо поднял брови, кажется, не очень понимая, как реагировать на глупую байку, рассказанную с таким серьёзным лицом. У него на скуластой физиономии прямо семьдесят вторым кеглем было написано: «Кто вообще в наше время верит в призраков? Разве что бабульки, которые про экстрасенсов любят смотреть». Правда, Светкин дед на суеверную старушку не особо походил… Так что Лёха откровенно хлопал глазами.

Светка фыркнула, потешаясь и над растерявшимся товарищем, и над представившейся картинкой: как солидный дядя Серёжа трусит по коридору под грохот падающей швабры.

После ужина дед позвонил товарищу и повёл ребят по коридорам в заднюю часть здания, потом вниз по лестнице – к толстущей железной двери, выкрашенной в серый. Никакого призрака по пути не попалось. Видно, не нравится ему, когда слишком много народу, подумала Света.

За дверью их встретил мужчина, одетый в старенький зеленовато-коричневый пиджак, показавшийся Свете похожим на военную форму. Кажется, дядя Семён был офицером в отставке. Он и по лестнице шагал, будто маршировал. Миновав ещё одну тяжеленную дверь с длинными рычагами-замками, ребята оказались в прямоугольной комнате. Допотопная лампа накаливания едва освещала пыльный продавленный диванчик, старый обшарпанный стол и стопку казённых журналов в картонных обложках с обтрёпанными уголками. От запаха пыли, мышей и сырой извёстки щекотало в носу.

– Рюкзак-то оставил бы тут, – кивнул на диван дедов товарищ.

Но Лёха упрямо вцепился в лямки и мотнул головой. И чего, правда, потащил его с собой? Не в лес же пошли. Чудик.

Пока их проводник делал запись авторучкой на верёвочке в пустых графах зелёной страницы журнала, ребята оглядывали непривычное помещение. Впереди, в торце длинной комнаты, виднелась лестница куда-то наверх. Видимо, в ту самую контору, где работал дядя Семён. Слева ещё ступеньки, вниз. Светка помнила, что за этим спуском будет коридор, а потом – такой лифт, какого уже, наверное, нигде не увидишь. Вот Лёшка обалдеет!

В сводчатом коридоре с коричневатыми потёками на белёном потолке их настигло дрожащее эхо. Лампочки висели редко, да и горели не все, так что полумрак добавлял атмосферности. Так и кажется, будто весь мир наверху исчез, а они – единственные выжившие – спасаются в тайном бункере… Уф. Светка передёрнула плечами и поёжилась.

Когда оказались на площадке перед белой решётчатой коробкой лифта, Лёха даже присвистнул.

– Ничего себе, раритет!

Железная дверь громко клацнула ручкой-рычагом и заскрежетала петлями. Светка довольно усмехнулась и первая толкнула внутрь деревянные створки кабины лифта, окунаясь в чуть душный запах старого лака, мелкими чешуйками осыпавшегося на истёртый до бесцветности линолеум. Последним вошёл дед, захлопнул железную дверь, потом закрыл двустворчатую и кивнул Свете. Она прижала пальцем большую круглую кнопку. Лифт дёрнулся, моргнул сонной лампочкой и, скрежеща и вздрагивая, потащился вниз. Сквозь стёкла створок и решётку шахты было видно, как уползает вверх бетонный пол покинутого этажа, а под ним открывается бездонное тёмное пространство. Парой этажей ниже на стене едва теплилась сиротливая лампочка. В этом жёлтом сумраке титаническое бетонное кольцо, расчерченное выступающими рёбрами на квадраты, производило особо мрачное впечатление. Оно уходило вниз на необозримую глубину.

– Охренеть «Фоллаут», – пробормотал Лёха восхищённо. – И что, тут правда можно укрыться?

Семён Андреевич – Светка, наконец-то, вспомнила, полное имя дедова товарища – кивнул:

– Пока ещё можно. Сорок два метра глубины, выдержит прямое попадание ядерной бомбы. Правда, техника тут вся на ладан дышит. А если вентиляция накроется – это будет уже не убежище, а братская могила. Только кому оно надо теперь?

Семён Андреевич махнул рукой и смолк.

Лифт с лязгом и скрежетом остановился. Притихшие ребята первыми выбрались из кабины и, не сговариваясь, запрокинули головы, вглядываясь в темноту огромной бетонной шахты.

– Ну, здравствуй, – проговорил вдруг дед. – С каких это пор ты из театра-то выходишь?

Светка обернулась и, ахнув, дёрнула Лёшку за рукав. Слева от затянутой в металлическую сетку шахты лифта убегала наверх лестница. И там, на площадке между первым и вторым пролётом, смутно колыхалась туманная фигура… На человека она была совсем не похожа. Просто длинное серое облако, перетекающее дымными клубами. Но откуда тут взяться дыму?

Лёха помотал головой, явно не веря глазам, но облако никуда не делось – висело там, в полумраке, беззвучно покачивалось и слегка меняло форму. В глубине его Светке почудились смутные, быстро сменяющиеся картинки – то ли кабинет, то ли лаборатория, потом как будто пейзаж, горы, лес, река… Наверное, поэтому дедушкин коллега и прозвал привидение Мультиком.

– Пойдёмте, – позвал Семён Андреевич, кажется, не заметивший странного явления.

Пока шагали по сводчатому коридору, обходя натёкшие с потолка лужи, Светка несколько раз оглядывалась. Ей показалось, что туманное облако следует за ними, но за широкоплечей фигурой деда было толком не разглядеть.

В начале длинного коридора, по обеим сторонам которого вытянулся бесконечный ряд выкрашенных коричневой краской скамеек с подлокотниками, Семён Андреевич велел им идти дальше, а сам свернул в подсобку, где включалась вентиляция. Спустя пару десятков шагов огромные жестяные короба над головой завыли и загрохотали так, что Светка присела от неожиданности. Немного погодя грохот чуть поутих, но завывание воздуха в изношенных конструкциях всё равно наводило нешуточный ужас, а по ногам и спине потянуло сырым затхлым сквозняком. Даже Лёха ёжился. А мрачный коридор, едва освещаемый тусклыми лампочками, тянулся и тянулся в неведомую даль.

Когда впереди замаячил поворот, Светка ойкнула и остановилась. В проёме, на фоне отсыревшей стены с вздувшейся и растрескавшейся крупными чешуями краской, снова плавал давешний туманный призрак.

– Деда? Чего это он? – прошептала Света, вцепившись в дедушкин рукав.

– Кто ж его знает, – пробормотал дед.

Лёшка же вдруг шагнул вперёд и махнул на призрака рукой:

– Брысь, нечисть! Чего пристал?

Облачко покачнулось и беззвучно скользнуло за поворот. Лёха обернулся, изобразив шутовской поклон:

– Милости просим, проход свободен!

Из-за рюкзака за его спиной представление вышло ужасно неуклюжим, так что Светка фыркнула и шагнула вперёд.

– Не дразнил бы ты его зазря, – пробормотал за спиной дедуля.

Девчачий тонкий возглас не дал Лёшке ответить. Метнувшись за угол, он увидел, что призрачное облако, растянувшись, перегородило проход, а Светка стоит прямо перед ним и таращится на проплывающие в тумане мутные образы. Она протянула руку и, наверное, хотела отодвинуть дымную завесу. Но едва тонкие пальцы коснулись полупрозрачных завитков, как что-то сухо затрещало, будто электричество под закоротившим проводом. Светка взвизгнула и отлетела на пару шагов назад, впечатавшись спиной в Лёшку и едва не сбив его с ног.

– Да что ж ты делаешь, окаянный! – воскликнул дедушка. – Светочка, ты не поранилась?

– Н-нет, – выдавила она сквозь застучавшие зубы и уставилась на свои пальцы без единого пятнышка или царапины.

– Чего это он, не пускает нас, что ли? – удивился Лёха.

– Вы чего там встали? – окликнул сзади Семён Андреевич.

– Да Мультик наш тут чудит, – отозвался дед. – Не пускает дальше.

Дядя Семён посмотрел на него и на ребят со странным выражением, потом шагнул к ним и… беспрепятственно прошёл сквозь дымку призрака, словно и не было на его пути никакой преграды. Он лишь укоризненно покачал головой да проговорил сварливо:

– Ну, Пал Дмитрич… Дожил до седых волос, а всё не наигрался. Идёте уже? Сами же просились посмотреть.

Лёшка сделал пару шагов и остановился перед призраком. Протянул руку, но дотронуться не решился.

– Вы что, не видите его?

Семён Андреевич посмотрел на Лёху, пожевал губами, покачал головой.

– Да ну вас, в самом-то деле. Мне обход надо закончить. А вы как хотите. Заблудиться тут негде, надоест – сами обратно выйдете.

Развернулся и, снова шагнув сквозь призрака, ушёл в желтоватый полумрак.

– И чего? Пойдём назад? – обернулся Лёшка.

– Пойдём, раз не пускает, – Светка потёрла пальцы.

– Больно? – опять встревожился дед.

– Не. Колет немножко, будто отлежала…

Они зашагали обратно, но далеко не ушли. Дымная завеса выплыла из стены и снова повисла прямо перед ними.

– Да ты чего вообще? – возмутился Лёха. – Нам что, ночевать тут? Отстань уже!

Но призрак проявил удивительную настойчивость. Сколько бы они ни пытались идти вперёд или назад, туманная кисея неизменно преграждала им путь и кололась током.

– Деда, а там что? – спросила Светка, показав на закрытую дверь слева.

– Да кто его знает, кабинет какой-нибудь или склад.

– А может, там можно как-то в обход пройти? – оживился Лёшка.

– Нет. Тут один сквозной тоннель до самого ОДО. Никогда не слышал ни про какие боковые ходы.

– Деда, давай посмотрим, – потянула его за рукав Света.

– Так ключи у Семёна.

– А зачем ключи? – удивился Лёха и потянул дверь. – Тут же открыто.

И первым шагнул в темноту.

– Лёшка, ты куда?! – Светка метнулась за ним.

В спину дохнуло холодом. Ветер гулко прокатился по тёмному коридору. Сквозняк жутковато присвистнул в щелях и с грохотом захлопнул дверь, лязгнув замком.

Светка ахнула, метнулась обратно, принялась дёргать за ручку и стучать.

– Деда! Де-ед! Открой!

Голос Павла Дмитриевича что-то неразборчиво прогудел, и Света завопила пуще прежнего:

– Дедааа! Выпусти нас отсюда!

Приложив ухо к холодной поверхности, она с трудом разобрала:

– Я… догоню… возьму ключи…

– Зашибись, – резюмировал Лёшка.

– Мамочки… ма-ма… – протянула Света дрожащим голосом.

– Так. Не реви. Кому сказал – не реви! – велел Лёха, цитируя Карлсона из мультфильма.

– Я не реву, – отозвалась Светка машинально.

– Вот так и не реви. У меня фонарик есть, погоди, достану.

Повозившись, он щелкнул переключателем, и яркий луч резанул по глазам. Посветив по сторонам и вперёд, Лёшка сказал удивлённо:

– Гляди-ка, никакой это не склад. Проход куда-то – там вон ещё дверь.

– Лёш, дед велел ждать его с ключами.

Светка осталась стоять у захлопнутой двери, как приклеенная.

– Да я гляну только. Интересно, что там.

– Мальчишки… – пробормотала Света осуждающе, но больше спорить не стала.

Лёшка дошёл до второй двери – тоже деревянной, выкрашенной, как и всё вокруг, дурацкой краской цвета остывшего какао.

– Открыто!

– Блин, Лёш…

– Да чего? Пошли глянем! Ну или стой тут.

– В темноте? Издеваешься?!

Она тут же отлипла от своей двери и подбежала к Лёхе. Он нажал ручку-рычаг, замок протестующе скрежетнул, но проглотил металлический язычок, и дверь открылась. За ней оказался ещё один тоннель. Он был теснее основного и без лавок, лампочек под потолком то ли не было, то ли они просто не горели. Зато недалеко впереди снова маячил Мультик – не завесой поперёк прохода, а опять столбом дыма.

– Вот зараза, да что ж ты привязался! – проворчала Светка. – Лёш. Лёша, ну его, а? Пошли обратно.

– Погоди. Он двигается…

– Ну и пусть себе! Лёш, пошли.

– Светк, тебе совсем не интересно, что это? Ты же не думаешь, что это правда призрак, а? По-моему, это голограмма!

– Господи-и, – выдохнула она с неожиданно маминой интонацией. – Дедушка обсмотрелся передач про полтергейсты, а ты? Фантастики обчитался?

– Нет, ну ты подумай логически! Разве призраку не положено быть похожим на прозрачного человека? А он нам пейзажи показывает, комнаты какие-то! И вообще, по-моему, он нас зовёт куда-то.

– Лёш, ты сдурел?! Я никуда не пойду! Я хочу домой!

Светка схватила его за руку и потащила обратно. И тут, к её ужасу, прямо перед запертой дверью возникла дымная стенка.

– Я же говорю!

Вот что ты будешь делать с этими пацанами?! Он же даже обрадовался, гад! И плевать ему, что у Светки все поджилки уже трясутся и коленки ватные.

– Надо поставить эксперимент! Пошли.

Лёшка опять вышел в боковой тоннель. Призрак тут же собрался в облако и нырнул в глубь прохода, покачался там, приблизился к ребятам – и снова недалеко отлетел.

– Точно – зовёт! А если теперь…

Спустя минут пять топтаний туда-сюда они совершенно уверились в том, что Мультик не выпустит их. Света отчаялась вразумить друга и обречённо поплелась за ним, поминутно оглядываясь. Она даже подумала было, что если сейчас быстро-быстро побежит обратно, то, может быть, призрак не заметит – Лёшка же идёт за ним… Но от идеи трусливо бросить друга одного в подземельях её натурально замутило. Так что она осталась шагать следом, хотя и продолжала прислушиваться, не отпер ли дедуля дверь и не зовёт ли их.

Тоннель, слегка заворачивая вправо, уводил всё дальше. Минут десять спустя Светка опять взбунтовалась. Лёха даже почти согласился вернуться. И тут по полу прокатился едва ощутимый гул. Ребята остановились.

– Лёша…

– Ага…

– Что это было?

Гул повторился – сильнее, так, что вверх по ногам прокатилась вибрация, словно стоишь в старом дребезжащем трамвае.

– Это что… землетрясение? – недоверчиво протянула Светка. – Но у нас же не должно быть…

Лёха не ответил, только крепко сжал её руку и наклонил голову, прислушиваясь. Третья волна уже больше походила на гром – глухой и низкий, но такой сильный, что со стен и потолка посыпалась штукатурка. Лёшка посветил фонариком наверх и выругался. Прямо над головой змеилась и на глазах ширилась трещина. Дёрнув Свету за руку, он выдохнул:

– Бегом! – и потащил её вперёд.

Их настигла четвёртая волна – гул и грохот, и треск, и толчок порывом ветра сзади, такой, что сбил ребят с ног и протащил по полу. Лёшка уронил фонарик, тот откатился далеко вперёд, оставив их в темноте, но Света успела заметить бледно светящееся облако, метнувшееся им за спину и перекрывшее тоннель.

Ещё пару минут стены и пол подрагивали и выезжали из-под ног, вызывая у Светы приступы головокружения. Потом всё стихло, и она разревелась.

– Как это могло случиться, Лёшка?! Почему?!

Светка размазывала слёзы по щекам.

Лёшка откашлялся, подобрал фонарик, нашёл под ногами осколок кирпича покрупнее и, как смог, нацарапал на правой стене стрелку.

– Так. Свет, хорош реветь. Эта штука улетела туда, – он махнул фонариком вперёд, – значит, там есть ход. Давай, пошли. Не торчать же тут до завтра.

– А деда как же? – Светка размазала рукавом по лицу кирпичную и цементную пыль. – Нас искать будут. Надо тут ждать!

Она дрожащими пальцами выцарапала из кармана уцелевший мобильник, но приём был, конечно, нулевой. Лёха обернулся и посветил назад. Там громоздилась мешанина обвала, под который они умудрились не угодить только чудом. Лёшка даже мог бы описать это чудо: дымное, прозрачное, может летать облаком, а может перекрыть обвалившийся тоннель так, что по нему теперь проходит чёткая граница, за которой внезапно начинается чистый пол…

– Ты представляешь, сколько это будут разбирать? Мы раньше сами выйдем. Давай, пошли. Вот, я придумал: оставим сообщение.

Лёшка нацарапал под своей стрелкой:

ЦЕЛЫ

ИДЁМ ВПЕРЁД

– Всё, видишь? Буду чертить стрелки. Пошли.

Честно сказать, Света довольно быстро потеряла счёт времени. Тоннель перестал изгибаться и тянулся прямо, без ответвлений, без единой двери в стенах. Да и стены, кстати, уже совсем не походили на бетонное бомбоубежище: из-под почти сплошь обвалившейся штукатурки зияла источенная сыростью кирпичная кладка. Царапать на ней стрелки было весьма непросто.

– Лёшка, – вдруг затормозила Света. – Это ж, наверное, от храма ход остался!

– Чего? Какой ещё храм?

– Ты не знаешь? На месте Оперного же раньше собор стоял огромный. Деда рассказывал, его построили в честь спасения царя Александра II, после неудачного покушения. А потом, после революции, большевики разгромили. Представляешь, четыре года ломали! Такой он был здоровущий. А под храмом наверняка ходы были. Говорят, даже до самой Волги, а может, и под ней. Лёшка, куда мы идём?!