Текст книги "Будущее в прошедшем времени"

Часть 2

38. То, что нельзя изменить

Он ушёл внезапно. Хотя, конечно, трудно представить, что кто-то ожидает прихода смерти. Нет, бывает, когда неизлечимо больной человек ждёт конца жизни, как избавления от мучений. Но, скоропостижный уход близкого родного человека ожидаемым быть не может. Это всегда – мгновенный, страшный удар. Такого исхода их жизни Алина принять не могла, она просто не могла допустить даже мысли, что такое может произойти.

Рафаэль Венцанов умирать не собирался, был полон сил, планов, жил с удовольствием, дышал полной грудью, любил жену, мечтал о том, что их нечаянный союз продлиться долго и будет счастливым.

А он, собственно, и был счастливым. Десять лет пролетели, как один день. Недаром принято считать, что «счастливые часов не наблюдают», и время летит незаметно. Алина и не заметила и точно знала, что муж тоже не заметил, как промчались десять счастливых лет.

Вчера был тоже счастливый день, который они, как часто бывало, провели вдвоём: гуляли в парке, ужинали в уютном загородном ресторане, разговаривали, строили планы на лето и предстоящее десятилетие свадьбы.

Утром Алина встала, приготовила завтрак и вернулась в комнату, собираясь разбудить мужа. Сказала традиционное: «Доброе утро, Волшебник дорогой!» и, неожиданно, не получила ответа.

Всё, что происходило потом Алина не помнила или старалась не вспоминать, чтобы хоть как-то оградить себя от ужаса безысходности. Но эти попытки были безрезультатными. Сразу не поняв, что произошло, Алина вызвала скорую помощь, надеясь, что всё ещё можно исправить. Но, прибывшие врачи сделать ничего не могли, они просто констатировали смерть.

Вместе с его жизнью остановилась и жизнь Алины, и её накрыло мучительное чувство вины. Совсем недавно она, как обычно тяжело болела воспалением лёгких, с высоченной температурой, бредом и тому подобными «прелестями». Муж ухаживал, лечил, старался помочь и, конечно, переживал. И теперь Алина винила себя в том, что эти волнения повлияли на его здоровье и произошла страшная трагедия.

И как не пытался врач – друг Венцанова объяснить Алине, что тут никто не виноват. У Рафаэля оторвался тромб, от этого никто не застрахован и такие недуги сложно диагностируются, и поскольку его ничего не беспокоило, вряд ли такую проблему кто-то мог вовремя обнаружить. И укоры в свой адрес тут совершенно ни при чём – не они причина случившейся беды. Алина слушала, кивала и ненавидела себя за то, что не смогла его уберечь. Жить не хотелось, впереди была пустая, серая мгла.

39. Дочь и жена

– Алина, нужно начинать жить, – строго сказала Марина.

– А я не хочу, – покачала головой Алина, – понимаешь, не хочу.

– Ты это мне говоришь? Я только что отца потеряла, а у меня в жизни ближе человека не было и не будет уже никогда. Но я же держусь, не раскисаю.

Они сидели друг напротив друга, в опустевшем кабинете Венцанова. Две женщины – дочь и жена мгновенно осиротевшие, потерявшие опору, объединённые и, в то же время, разобщённые одним непосильным горем.

– Прости, Марин, – вздохнула Алина и бессильно опустила голову на руки.

Она не плакала. Плакать уже просто не могла. Даже на слёзы не осталось сил. Внешне Марина держалась лучше. По крайней мере, она старалась. У неё был стимул – маленькая дочь, тяжело переживающая потерю любимого деда, заставляла мать быть сильной.

У Алины такого стимула не было. У неё никого не было, вернее, все были: близкие, друзья, но… не было его. Она ушла в себя и проводила дни наедине с собой в общении с ушедшим мужем. Если бы кому-то удалось увидеть это со стороны, то скорее всего зрелище произвело угнетающее впечатление. Но, к счастью, этого никто не видел. Каждый день Алина приезжала на кладбище, но бывая там, даже не очень понимала, какое отношение – яркий, жизнелюбивый, обаятельный Венцанов имеет к этому свежему холмику земли, засыпанному цветами.

Для неё Рафаэль Романович был жив, поэтому она постоянно чувствовала его присутствие и разговаривала с ним, рассказывала, как ей плохо без него, как много он для неё значит, объяснялась в любви. Говорила всегда в настоящем времени, как будто он был рядом. Говорить в прошедшем не могла. Не верила, что его больше нет. Скорее, конечно, не хотела верить.

Обе женщины молчали. Долго ли это продолжалось обе понять не могли, говорить не хотелось, просто не было сил. Наконец, Алина подняла голову, посмотрела на Марину и сказала:

– Марин, я так перед ним виновата, – Марина удивлённо приподняла брови, – не удивляйся. Виновата. Я ни разу ему не сказала, как я его люблю. Всё что угодно: ценю, доверяю, восхищаюсь. Волшебником называла сколько раз. Понимаешь? А просто сказать, что я его люблю – никогда…

– А что говорить, он и так это знал. И сам тебя любил. Я, даже в какой-то момент, ревновать начала. Потом поняла, что его чувство к тебе – награда за все его неудачи в личной жизни. У него как-то, начиная с мамы моей, всё не складывалось. А с тобой он был счастлив, на крыльях летал. Такое чувство не каждому в жизни даётся, а иной раз, и не даётся вообще. А он его испытал благодаря тебе. И винить тебе, Алина, себя не в чем. – Марина помолчала, потом сказала. – Знаешь, вы когда с отцом поженились и, я с радостью приняла ваш брак, одна моя приятельница всё удивлялась, чему я радуюсь, говорила, что появилась ещё одна претендентка на наследство. Она даже не могла понять, что я рада за отца. Мне так были эти разговоры неприятны, что я с этой дамой общаться перестала.

– Люди разные, – вздохнула Алина.

Они ещё помолчали, потом Марина снова заговорила:

– Сейчас, Алина, нам нужно постараться взять себя в руки, хотя бы ради его памяти. У нас компания, вполне преуспевающая – его компания. Её развалить нельзя. Отец слишком много в неё вложил сил и нервов.

– И души, – грустно добавила Алина.

– Вот видишь, мы с тобой должны взять на себя руководство компанией.

– Мы?!

– А кто же? Ближе нас у него никого не было и в деле, и в жизни. В конце концов, мы – наследницы.

– Марина, но ведь завещания нет никакого, – сказала Алина, – может там какие-то совладельцы были, может ещё что-то.

– Насколько знаю, ничего подобного не было. И потом, ты же помнишь, отец всегда говорил, что беря на себя руководство компании, становишься ответственен за своих сотрудников.

– Да, – кивнула Алина, – он всегда говорил, что несёт ответственность не только за людей, кто у него работает, но и за их семьи.

– Вот видишь, значит есть завещание или нет, мы должны понимать, что вся ответственность теперь лежит на нас. Хотим мы этого или нет. Но сейчас папин юрист подойдёт и всё нам объяснит.

– Николай Арнольдович? А я даже не подумала к нему обратиться.

– А я подумала, – ответила Марина, – он сейчас приедет и всё нам растолкует. Я поэтому тебе и говорю, что нужно встряхнуться. Нам Алин, надеяться не на кого и раскисать нельзя.

– Марина Рафаэлевна, Вольский приехал, – сообщила секретарь, – пригласить?

– Приглашайте, мы его ждём, – откликнулась Марина и встала навстречу отцовскому юристу.

Вольский поприветствовал предполагаемых новых владелиц компании, выразил соболезнования, сказал все соответствующие случаю слова, достал документы и приступил к выполнению обязанностей «душеприказчика».

Алина изо всех сил старалась вникнуть во все юридические тонкости, которые пытался донести до дочери и вдовы своего покойного доверителя, любезнейший Николай Арнольдович Вольский. Но всецело погрузиться в суть вопроса, как следует, Алина не смогла, поняла только, что никаких явных претендентов на наследство, кроме неё и Марины нет, что завещание десятилетней давности всё-таки существует, что всё «движимое и недвижимое» имущество делят между собой Венцанова М. Р. и Муратова А. С., соответственно дочь и жена господина Венцанова Р. Р.

Всё это для Алины не значило ничего. Это просто было очередное страшное подтверждение того, что его больше нет. И от этого понимания не хотелось жить, дышать, шевелиться. Ничего не хотелось.

Вольский поинтересовался нет ли у Марины Рафаэлевны и Алины Станиславовны возражений или дополнительных вопросов, не требуются ли какие-то разъяснения. Если таковых не имеется, то делу можно дать ход, в соответствии с, предусмотренной законодательством, процедурой.

Марина задала какие-то интересующие её вопросы. Вольский ответил. Потом посмотрел на Алину:

– Алина Станиславовна, а у Вас есть какие-то вопросы или уточнения?

– Да, – безучастно кивнула Алина.

– Слушаю Вас, – мило улыбнулся Вольский, взял в руку карандаш, видимо, готовясь записать вопрос, который сейчас задаст вдова доверителя.

Алина подозрительно молчала и почему-то вопросительно смотрела на Николая Арнольдовича.

– Алина Станиславовна, так что Вы хотели спросить? – повторил Вольский.

– Я? – удивилась Алина, – честно говоря, ничего.

Юрист изумлённо смотрел то на Алину, то на Марину.

– Простите, Алина Станиславовна, а Вы слышали, всё о чем мы сейчас говорили с Мариной Рафаэлевной?

– Кажется, слышала, – не слишком уверено ответила Алина.

– Кажется? – изумился юрист. – Алина Станиславовна, как же так можно безразлично относиться к своему наследству.

Алина посмотрела на Вольского, подумала, – «как он не понимает, что ей всё это совершенно всё равно».

– Николай Арнольдович, – вступила в разговор Марина, – Вы начинайте работать по нашему вопросу, проводите все необходимые мероприятия, а нам оставьте копии документов, и я Алине всё не спеша объясню.

Алина благодарно взглянула на Марину.

– Спасибо, Марин, – и обратилась к Вольскому, – извините, Николай Арнольдович, я обещаю, всё посмотрю. Если нужны какие-то мои подписи, я подпишу, хоть сейчас.

– Сейчас ничего подписывать не нужно, но документы изучите обязательно.

– Обязательно изучу, – кивнула Алина.

– Не волнуйтесь, Николай Арнольдович, – сказала Марина, – я за ней прослежу.

– Теперь я спокоен, – расшаркался Вольский, собирая документы.

Юрист ушёл, Алина с Мариной остались в кабинете.

– Алин, так нельзя, – укоряла Марина, – твоё безразличие слишком бросается в глаза. Ладно, это наши внутренние дела, а для сотрудников твоё состояние видно быть не должно. – И твердо повторила, – этого категорически быть не должно.

– Ты права, Марин, я постараюсь.

– Постарайся, пожалуйста, и я очень надеюсь, что у тебя всё получится.

– Постараюсь, – грустно улыбнулась Алина.

Она действительно старалась. И ни один человек, даже если бы нашёлся, желающий понаблюдать в этот период за профессиональной деятельностью Алины Муратовой, не мог бы её упрекнуть, что эти старания не увенчались успехом.

Алина, как говориться, «горела на работе»: живо интересовалась деятельностью компании, принимала участие во всех основных проектах, встречалась с клиентами и партнёрами, поддерживала существующие деловые контакты и устанавливала новые.

Она старалась в первую очередь, хоть чуть-чуть отвлечься от навалившегося на неё горя и одиночества, а во-вторых, конечно, старалась для своей компании. Это было: во-вторых, в-третьих…, в-десятых… Но она очень старалась.

40. Подруги

– Алин, а ты домой не собираешься?

Ленка вошла в кабинет начальницы и без приглашения уселась в кресло для посетителей. Алина почему-то в этот момент вспомнила, что именно с похожего вопроса началась их необычная история с Венцановым, продлившаяся больше десяти лет. От этой мысли болезненно защемило сердце, но она постаралась взять себя в руки, ответила:

– Сейчас буду собираться. А ты, что домой не идёшь, рабочий день же закончился?

– Да я Ваську отправила, а сама думаю, зайду, посмотрю, что моя любимая подруга делает.

– Работаю, что я могу тут делать? А вот ты, что не спешишь? У тебя же дети.

– Ага, мальчик и… ещё мальчик, – Ленка изобразила товарища Новосельцева – героя фильма «Служебный роман».

– Счастливая ты, Ленка, – грустно улыбнулась Алина и ещё раз сказала, – у тебя дети.

– Дети, – повторила за подругой Лена, – хорошо, что двое, а было бы трое, я бы повесилась! – изрекла она и с удовольствием откусила яблоко, которое взяла из вазы на журнальном столике, запоздало спросила, – яблоко мытое?

– Конечно, мытое. Извини, я тебя даже не угостила.

– А, что меня угощать? – хихикнула Ленка, – я и сама о себе позаботиться могу.

– Лен, а что ты про третьего ребёнка вдруг сказала? Ты что, ещё рожать собираешься?

Нет, – замотала головой Лена, – но в жизни всё бывает.

Алина кивнула.

– А потом у меня же Васька – знатный производитель маленьких мальчишек. Он постоянно работает над этим вопросом, – хихикнула Лена, а потом хитро прищурилась и сказала, – и я работаю.

– А ты над чем? – поинтересовалась Алина.

– Над тем, чтобы вопрос не решался, – засмеялась подруга, прицелилась и запустила огрызок в мусорное ведро, удовлетворённо сказала, – попала.

– Ленка, это ты у своих мальчишек подобному поведению научилась?

– У них ещё и не такому научишься. Они из сада и школы такое приносят, закачаешься! Иной раз такое изрекут, что непонятно: смеяться, плакать, или за ремень хвататься. Ты знаешь, я могу. А Васька воспитательные беседы проводит до посинения. Я от них дурею, а мальчишкам, хоть бы что. Так что весело. – Потом поделилась с подругой, – я заметила, Васька с возрастом таким занудой становится. Жуть.

– Ну, с каким возрастом, – заступилась Алина за Василия, – он же нашего возраста.

– Не-е, он старше, – протянула Ленка.

– На сколько лет он старше, на два года? Это же ерунда.

– Не на два, а на три, – поправила Елена, – а занудства, как будто на сто лет. Оно растет просто в геометрической прогрессии. – Лена помолчала, видимо, пыталась представить, как в этой самой прогрессии увеличивается занудство мужа. Потом посчитала это занятие бесперспективным, и переключилась на другую тему. Предложила, – слушай, Алин, а поехали к нам. Компанию спать уложим, посидим, поболтаем на свободе, как раньше. Что тебе одной дома сидеть. Поехали.

– Нет, Ленусь, спасибо. Домой поеду. Знаешь, мне одной даже как-то легче. Сижу с Рафаэлем Романовичем разговариваю.

– Алин, ты очень такими разговорами не увлекайся. Так свихнуться запросто можно. Ну, не хочешь сейчас в гости ехать, давай хоть по злачным местам прошвырнёмся, по магазинам или в ресторацию какую-нибудь забуримся, посидим, винца дёрнем.

– Лен, я же за рулём, – напомнила Алина.

– Да я тоже, – засмеялась Ленка, – машины у офиса оставим. Ну, поехали, Алин. А то зря я что ли у Васьки на весь вечер отпросилась? Сказала: не жди любимый, вернусь не скоро. А тут такой облом – Алинка идти не хочет. – И опять заканючила, – ну, пойдём…

Никуда идти Алине не хотелось, но и обижать подругу, выкроившую для неё целый вечер, тем более. И она согласилась.

– Молодец, Алинка, ты настоящий друг! Ну, куда? В магазин, или в ресторан? А может, в салон ещё какой-нибудь?

– Нет, салон уже выше моих сил, – застонала Алина, потом махнула рукой, – а вообще, решай сама.

– О! – просияла Ленка, – давай, маникюрчик и ресторан.

– Давай, – обречённо кивнула Алина.

Подруги сидели в ресторане. Алина почти ничего не ела и каждую минуту мысленно возвращалась к тому времени, когда он ещё не ушёл. Она так и думала – «не ушел». Понятие – «умер», категорически не укладывалось в голове, и подумать она так не могла.

– Алин, ну что ты ничего не ешь? – волновалась Лена, – креветки очень вкусные, а сёмга, вообще, исключительная.

– Да я ем. Лен, не обращай на меня внимание.

– Вижу, как ты ешь, – ворчала подруга, – одни глаза остались, скоро тебя вообще не видно будет. Клиенты тебе будут говорить: «Алина Станиславовна, повернитесь анфас, в профиль – Вас не видно».

Алина грустно улыбнулась. Лена, подбодренная её улыбкой, с новой силой продолжила операцию по спасению погибающего друга.

– Слушай, Алинка, мне пришла одна замечательная идея, поехали на недельку отдохнём куда-нибудь. Только сразу не говори, что ты не можешь.

– Сразу не скажу, – ответила Алина, – а ты разве сумеешь свою семью на целую неделю оставить?

– Я, без проблем, – залихватски заявила мать двоих детей, – что Васька неделю не выдержит, что ли? Потом у нас бабушки есть, даже две, помогут. И я отдохну, а то так устала бедняжечка, – пожалела себя Елена Вадимовна. – Когда поедем? – деловито поинтересовалась она, как будто вопрос с отпуском был делом давно решённым.

– Лен, я не знаю, у меня на следующей неделе собеседование с целой армией новобранцев. Я хотела это Василию поручить, а Марина говорит, что мы должны сами. Наверное, она права.

– Ну, пусть Марина с Васькой посмотрят, а потом, кого они отберут, ты утвердишь.

– Марина, когда говорила, что мы должны сами новых сотрудников просматривать, мне лишний раз напомнила, что меня Рафаэль Романович сам высмотрел.

– Тебя я ему притащила, – напомнила Лена, – и презентовала по полной программе.

Алина вздохнула и вдруг сказала:

– Лен, мы как раз хотели в сентябре с Рафаэлем Романовичем в отпуск ехать. У нас же десять лет свадьбы, могло бы быть. – Горло перехватило, и как не старалась она сдержаться, слёзы потекли по щекам.

– Я не поеду никуда, Лен, – приняла решение Алина, – не поеду. Может быть, когда-нибудь потом. Извини. А ты, если хочешь отдохнуть, возьми отпуск на неделю. Могу и Васю отпустить, – и уверенно повторила, – я не поеду, не обижайся.

Лена Милюкова слишком хорошо знала свою подругу, если она, вот так, сказала «нет», как сказала только что, то это было действительно «нет», и ни в какое «может быть», оно превратиться не могло, а уж в «да», тем более. И уговаривать было совершенно бесполезно, да и незачем.

– Ну, не хочешь как хочешь, – поддержала подругу Лена, – может и правильно, на рождественские праздники съездим куда-нибудь. Запланируем заранее. И съездим. И всё-таки, тебе же хоть немножко отдохнуть нужно.

– Я съезжу в сентябре на несколько дней в Подмосковье. Погуляю, почитаю. Поеду одна, мне так легче. Я, знаешь, думала поехать в деревню, где у нас дом, но потом решила просто съездить посмотреть, как там дела и сразу вернуться. А там оставаться слишком тяжело. Там во всём – ОН. – Алина опять заплакала.

41. Результаты собеседования

– Какое впечатление о претендентах? – спросила Марина, когда за последним соискателем закрылась дверь.

– Честно говоря, я не в восторге, – ответила Алина.

– Я тебе больше скажу, – заявила Марина, – отец бы никого из них не взял.

– Ну, почему так категорично? Двое последних молодых людей были, более или менее, ничего, – всё-таки заступилась за потенциальных сотрудников Алина.

– Ну так, средненькие. Правда, наши айтишники резюме двух этих парней хвалили.

– Вот видишь, значит, всё не так безнадёжно, – обрадовалась Алина.

– Резюме можно любое накропать. И рекомендации тоже могут быть липовые.

– Но, работы же они свои показывали.

– Если это их работы, – проворчала Марина.

– Да ну, Марин, не сгущай краски. Мы же не президента компании на работу принимаем. В конце концов, чтобы новомодные презентации клиентам делать, нам нужен хороший специалист. У нас в этой области, современных, продвинутых специалистов нет. Давай возьмём двоих с испытательным сроком, а по итогам, решим.

– Давай, – махнула рукой Марина и заглянула в анкеты, – правда, этот, который постарше – Егор Терновский, мне как-то и по-человечески не понравился. Слишком высокого о себе мнения – надменный, хотя старается это скрыть, но не очень получается… Как бы невзначай сказал, что он из старинного дворянского рода. Что это меняет? Нам не всё равно?

– Если так всё плохо, зачем мы тогда его берём? – усмехнулась Алина.

– У него самое лучшее резюме.

– А резюме, как мы с тобой только что выяснили, можно подделать, – подсказала Алина.

– Замкнутый круг, – вздохнула Марина и озвучила Алинины мысли, – как без отца плохо. Элементарные решения толком принять не можем.

– Без него вообще плохо, – вздохнула Алина. Обе замолчали, пытаясь справиться с нахлынувшим горем. Алина первой постаралась взять себя в руки, – ладно, Марин, решили взять двоих ребят, значит берём двоих с испытательным сроком. А потом время всё по местам расставит. Поработают, посмотрим…

– Ладно, пойду к себе, – сказала Марина, беря анкеты двух счастливчиков, – скажу секретарю, пусть ещё раз вызовет этих персонажей, взглянем на них свежим глазом, потом оформим.

Персонажи прибыли в назначенный час. Две начальницы приняли их и в этот раз остались довольны.

– Да нет, ничего, – удовлетворённо сказала Марина, после собеседования, – всё не так плохо.

– Мы, видимо, в прошлый раз слишком много человек посмотрели и устали. Поэтому и настроение было такое пессимистическое.

– «Псесимистическое», – поправила Марина, – помнишь, в каком-то фильме героиня говорила «псесимистическое».

– Это в «Блондинке за углом» героиня так говорила. Она в продуктовом магазине работала и к «высокому» тянулась.

– Она не к «высокому», а к дефициту тянулась, – поправила Марина, – а мы с тобой к чему тянемся?

– Мы тянемся к тому, чтобы не потерять ни одного клиента, который с нами работает, – отрапортовала Алина.

– Мы и не потеряем, – безапелляционно заявила Марина, – ещё и новых заполучим, во что бы то ни стало.

– У нас просто нет другого выхода, – грустно добавила Алина и вдруг сказала, – знаешь, я, когда в этом кабинете сижу, мне всё время кажется, что он сейчас зайдёт. На минутку вышел и сейчас вернётся. Я даже к шагам прислушиваюсь, не он ли?

– Только плакать не начинай, – жалобно попросила Марина, и сама поделилась, – а я дома свитер ношу, который он у нас на даче оставил. Своим не говорю, просто привезла и ношу. А Дашка вчера, представляешь, достала все игрушки, что он ей дарил, на диване рассадила, такой мемориал получился, сама рядом пристроилась, сидит и плачет. Это такой ужас.

У Марины тоже потекли слёзы. И теперь уже Алина стала её останавливать.

– Марин, надо держаться, – уговаривала она, – нам нельзя раскисать и показывать никому, в каком мы состоянии. Мы не имеем права. Держись, пожалуйста.

– Я стараюсь, – всхлипнула Марина.