Текст книги "История философской мысли Беларуси"

1.3. Белорусская социальная и духовная синергия в XIII – первой половине XVII в.

Средние века (XIII–XIV) – время начала собственно белорусской истории, т. е. формирования белорусского этноса и государственности. Данный процесс в существенной мере был инициирован новыми внешними вызовами – агрессией с юга (татары) и севера (крестоносцы). В такой ситуации естественным оказалось смещение географической «точки роста» молодого этноса в центральную часть его расселения – принеманский ареал. Административным центром края становится Новогрудок. По приглашению местных бояр княжеский трон занял Миндовг. «У 1251 г. князь быў ахрышчаны паводле каталіцкага абраду, а ў 1253 каранаваўся ў Наваградку каралеўскай каронай, прысланай ад імя папы Інакенція IV»[35]35
  Вялікае Княства Літоўскае: энцыклапедыя: у 2 т. Т. 1. Мінск, 2005. С. 7–8.


[Закрыть]. Параллельно с ростом «старых» городов возникали новые: Лида, Слоним, Несвиж, Речица и др.

Перед лицом существующих угроз, а также на основе сложившихся ранее хозяйственных связей быстро шел процесс объединения белорусских земель с соседними (прежде всего с литовскими, а затем с украинскими), завершившийся возникновением нового интегрированного государства – Великого Княжества Литовского со столицей в Вильно (1323). Этот процесс осуществлялся частично путем завоеваний, частично путем добровольного присоединения «русских» земель к основному государственному ядру, которое называлось Литвой. При этом, как подчеркивает М.К. Любавский (блестящий ученый, ректор Санкт-Петербургского университета в начале XX в.), «сила оружия» имела второстепенное значение. В возникшем государственном союзе доминировала «русская стихия» (белорусско-украинская), т. е. «русские» порядки, русская «вера» и «мова». По-белорусски изъяснялся Ягайло и его двор[36]36
  Любавский, М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно / М.К. Любавский. М., 1915. С. 35–41.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть, что в истории новые государственные образования возникали в силу стечения различных обстоятельств. Так, в середине VII в. протоболгары – тюркские племена во главе с князем Аспарухом оказались на территории южнославянских племен, известных под названием «семи родов». Аристократия обоих этносов заключила между собой соглашение, в соответствии с которым главенство (власть) отходила к протоболгарской знати. Формирующееся государство стало называться Болгарией, а население – болгарами. С течением времени пришлое племя было ассимилировано местным славянским населением. История современной Англии началась аналогичным образом с ее завоевания нормандским герцогом Вильгельмом, который являлся вассалом французского короля. Исторический взлет Испании оказался возможным после заключения брачной унии между Изабеллой Кастильской и Луи Арагонским. Так что наш «случай» – отнюдь не уникальный.

Великое Княжество Литовское к началу XV в. стало одним из крупнейших государств Европы (его территория простиралась от Балтийского моря на севере до Черного на юге) и состояло из ряда отдельных земель – Новогрудской, Полоцкой, Витебской, Смоленской, Киевской, Волынской и др. Каждая из них обладала значительной автономией и стремилась к сохранению традиций. Принцип «старины не рухати» вел, однако, к автаркии – политической и экономической разобщенности разных регионов и тем самым к слабости государства. С укреплением власти великого князя в XV–XVI вв. княжества ликвидировались, а вместо них создавались воеводства – Полоцкое, Менское, Берестейское, Витебское, Трокское и др. Параллельно с политической консолидацией центральная власть активно проводила политику юридическо-правовой интеграции своих земель, что нашло отражение в трех знаменитых Статутах ВКЛ (1529, 1566, 1588). Это стимулировало развитие внутригосударственных экономических связей, торговли, способствовало формированию единого рынка. Важную роль в данном интеграционном процессе играли города. В наиболее крупных из них проживало от 8 до 20 тыс. человек, а в Полоцке – крупнейшем урбанистическом центре Беларуси XV в. – около 30 тыс.

Существенным фактором политико-экономической интеграции страны стало введение в обращение на всей территории ВКЛ с первой трети XVI в. собственного денежного знака. Им стал литовский полугрош, сменивший денежные единицы сопредельных стран, которые ранее ходили в смежных с ними регионах ВКЛ. На XVI в. приходится также экономическая реформа в сельском хозяйстве, инициированная Боной Сфорца (супругой Жигимонта I Старого). Тем самым были созданы предпосылки для повышения эффективности сельскохозяйственного производства, стимулирования социальной мобильности крестьянства, изменений в социальной структуре общества в целом. Так, в XV–XVI вв. именно за счет преуспевающих свободных земледельцев шло активное пополнение шляхетского (дворянского) сословия.

Институализация политических процессов в Великом Княжестве Литовском была направлена на создание эффективного и независимого государства. Один из центральных «моментов» данного процесса заключался в проблеме устройства государственной власти. Разрешена она была в пользу разграничения полномочий между центром и регионами. Полномочия великого князя изначально ограничивались традицией, основанной на народном – вечевом волеизъявлении, а также на презумпции выборности князя, предполагавшей широкую политическую автономию региональных правителей.

После упразднения княжеств в ВКЛ по польскому образцу вводится система шляхетского поветового самоуправления с поветовыми соймами, судами и парламентским представительством. Паны-рада из состава высшей магнатерии княжества создавали конститутивный орган, ограничивающий de jure и de facto права великого князя, ими же избираемого. Принципиальное значение имела также юридическая гарантия прав подданных (шляхты) на неприкосновенность личности, на землю, собственность, старинные привилегии. Таким образом, диктат монарха исключался и для ВКЛ был неприемлем. По сути, княжество с точки зрения социально-политической организации представляло собой местный вариант средневековой аристократической республики. При определенных исторических обстоятельствах она вполне могла бы эволюционировать в сторону демократизации своих институтов. Существенные предпосылки для этого были заложены в организации и характере городской жизни. Крупные белорусские города в рамках общеевропейской традиции городского самоуправления с конца XIV в. начинают получать грамоты великих князей на Магдебургское право (Вильно – 1387 г., Брест – 1390, Гродно – 1391, Слуцк – 1441, Минск – 1499 и т. д.).

Согласно нормам этого права, жители городов выбирали органы самоуправления во главе с бургомистром, суд, комиссии по контролю за деятельностью торгово-ремесленных цехов. Магде-бургское право освобождало горожан от личной зависимости, способствовало их консолидации и формированию в известных пределах правосознания. Подобные интенции развития социально-политической синергии белорусского социума были вполне конгениальны аналогичным процессам в передовых странах Европы того времени, с одной стороны, и принципиально отличались от практики государственного строительства в соседней Московии – с другой.

Своеобразным, даже уникальным, было положение и роль церкви в процессах социальной и духовной самоорганизации белорусского этноса. На белорусских землях вначале доминировал византийский вариант христианства. Литва же оставалась языческой до конца XIV в. Принятие ею христианства в форме католицизма явилось, по сути, политическим актом, который, во-первых, был направлен против тевтонов (последние свою агрессию против славян и баллов прикрывали лозунгом борьбы с язычниками), а во-вторых, он открывал Ягайле путь к польской короне. Став королем Владиславом II, новоиспеченный глава белорусско-литовско-польского государства (образованного согласно Кревской унии 1385 г. для отражения угроз с юга (орды) и севера (тевтонов)) в угоду местному польскоориентированному политическому и духовному «истеблишменту» стал проводить политику ущемления прав православного населения, насильственного насаждения католицизма. Это спровоцировало межконфессиональные столкновения и вызвало первое серьезное напряжение в новом государственно-политическом объединении. Активное противодействие такой политике со стороны гродненского князя Витовта привело в итоге к формальному уравниванию в 1432 г. прав католиков и православных. Однако скрытые и явные столкновения между ними продолжались до середины XVII в., ослабляя государство и хаотизируя жизнь конфедеративного сообщества.

На определенный период (XV – первая половина XVII в.) в стране установилась атмосфера относительной веротерпимости. Духовным лидером православных был митрополит Киевский и всея Руси, соборно избираемый из числа местного духовенства. Белорусская православная церковь, тесно связанная с местными традициями, жизнью народа, выполняла важную консолидирующую роль в обществе. Церковь владела значительной собственностью в виде земли, недвижимости, средств идеологического влияния (школы, типографии, братства и т. п.). Не являясь государственной по своему статусу, она обладала авторитетом в обществе не только в силу своей «историчности», но и благодаря радению за национально-государственные интересы, что находило поддержку со стороны магнатов – ее главных опекунов и меценатов. Однако уже к середине XVI в. она начала явно отставать от вызовов своего времени. Свидетельством тому стал факт широкого распространения на белорусских землях протестантизма. К концу XVI в. насчитывалось около 200 кальвинистских храмов. Протестанты были уравнены в правах с верующими других христианских конфессий[37]37
  Подокшин, С.А. Реформация и общественная мысль Белоруссии и Литвы / С.А. Подокшин. Минск, 1972. С. 45.


[Закрыть]. Неофитами нового вероисповедания были представители известнейших магнатских родов ВКЛ – Радзивилы, Хадкевичи, Сапеги, Нарушевичи и др., что автоматически влекло за собой религиозно-конфессиональную переориентацию их «подданных» – зависимых крестьян и дворни. Распространяли идеи Реформации Ф. Скорина, С. Будный, А. Волан, В. Тяпинский, Л. Крышковский и другие мыслители. Поддержка кальвинизма высшим сословием была в то время также энергичной формой протеста знати ВКЛ против усиливавшегося польского влияния, которое в значительной степени шло через костел, и способом отстаивания независимости страны. Так, во владениях Радзивила Черного по приказу князя было закрыто 190 католических костелов, а их земли секуляризированы[38]38
  Пичета, В.И. Белоруссия и Литва в XV–XVI веках / В.И. Пичета. Минск, 1967. С. 628.


[Закрыть].

Во второй половине XVI в. в Европе поднимается волна Контрреформации, организованная Ватиканом и докатившаяся до ВКЛ. Польский костел, поддерживаемый светской властью и орденами (прежде всего иезуитскими), стремился воспользоваться благоприятной геополитической обстановкой и взять реванш за утраченные в ВКЛ позиции. Серьезную помощь, volens nolens (волей-неволей), в этом предприятии ему оказывает православная Россия. Потерпев ряд военных неудач в столкновении с восточным соседом и утратив смоленские земли, правящие круги ВКЛ, выбирая «из двух зол», как им казалось, меньшее, пошли на подписание неравноправного договора с Польшей, заключив

Люблинскую унию (1569). Согласно новому договору конфедерация преобразовывалась в федерацию – Речь Посполитую – с единым королем, сеймом и правительством. Подобного рода перспектива вполне устраивала мелкую и среднюю шляхту и активно ею поддерживалась, поскольку статус последней в государственно-политической жизни Польши был выше, чем в ВКЛ. Однако полное слияние двух государств не входило в планы и не соответствовало интересам магнатов Беларуси и Литвы, что, собственно, и нашло свое отражение в последней редакции Статута Великого Княжества Литовского от 1588 г., законодательно закрепившего территориальный, государственно-политический, финансовый, военный и лингвистический суверенитет белорусско-литовского государства.

Однако это не остановило экспансию католицизма. Берестейская религиозная уния (1596) положила начало новому этапу в религиозной жизни белорусов. Через несколько поколений верующими «по-униатски» стали три четверти населения страны, далее по численности шли католики (13 %), евреи (7 %), православные (6,5 %) и представители иных религиозных конфессий[39]39
  Этнаграфія Беларусі: энцыклапедыя. Мінск, 1989. С. 66.


[Закрыть]. Насаждение униатства было, по сути, политическим актом, имевшим целью «бархатную» инкорпорацию ВКЛ в состав Короны, дезинтеграцию этнического сознания белорусов (а они после заключения Люблинской унии, согласно данным польского исследователя Г. Лаумяньского, стали составлять 80 % населения ВКЛ, поскольку земли и жители Украины и Подляшья отошли к Польше[40]40
  Цит. по: Беларусь!. Вытокі і этнічнае развіцце: у 6 т. Т. 4. С. 63.


[Закрыть]), раскол белорусского общества на две чуждые одна другой сословно-классовые группы – «верхи» и «низы», что и произошло.

Таким образом, национальная церковь в отечественной истории не смогла сыграть роль консолидирующей и интегрирующей общество силы, как это было в истории Греции, Болгарии, Сербии, России и других стран. Случилось нечто беспрецедентное: «родная» религия оказалась вытесненной на периферию духовной жизни общества. Это наложило свой негативный отпечаток на процессы белорусской духовной синергии, в том числе и на формирование этнического сознания.

Упадок влияния и авторитета православной веры, бывшей в течение столетий одним из важнейших духовных факторов самоидентификации белорусов, шел параллельно с ослаблением белорусской государственности (один лишь факт: на соймах Речи Посполитой среди 180 послов, избираемых по всей стране, от ВКЛ было представлено только 46, из них белорусов – 34[41]41
  Цит. по: Беларусы. Вытокі і этнічнае развіцце: у 6 т. Т. 4. С. 59.


[Закрыть]). Однако дело заключалось не только во внешних обстоятельствах, но и в политике самой церкви, способах и формах ее связи с народом, отношении к его языку Эта причина явно недостаточно акцентируется в современных исторических исследованиях[42]42
  Съвятагор, В. Праваслаўная царква на Беларусі / В. Сьвятагор // Спадчына. 1997. № 2. С. 17.


[Закрыть].

Как отмечалось выше, средоточием белорусского этногенеза стал центральный регион Беларуси. Именно здесь формируется белорусский язык через синтез диалектов «полешуков» и «белорусцев», а также через ассимиляцию наречий ближайших соседей. Активно заимствовались литовские слова («куль», «кумпяк», «лайдак», «шашок», «швагер»), тюркские («аршын», «тавар», «кабан», «атаман», «ямшчык», «халва»), балтские («клуня», «дойлід», «свіран») и др. Всего же балтские племена оставили нам в наследство около 200 топонимов и гидронимов, много фамилий. Но особенно большое влияние на язык и культуру белорусов оказали поляки после Кревской унии (1385). Оно проявилось и в названиях новых населенных пунктов (Ляховцы, Ляхи, Ляховичи, Ляховщина и т. п.), где на наших землях обосновывалась мелкая польская шляхта и служивый люд, и в распространении польских имен (Казимир, Станислав, Ян, Чеслав и др.), а также в заимствовании новых слов («абавязак», «кашуля», «будаваць», «менавіта», «моц» и т. д.), в замене юлианского календаря григорианским[43]43
  Лыч, А. Гісторыя культуры Беларусі / А. Лыч, У. Навіцкі. Мінск, 1996. С. 24–25.


[Закрыть] и экспансии католицизма.

Рост и укрепление этнического самосознания белорусов в решающей степени были связаны с формированием национального языка. Уже при князе Ольгерде в 1345–1377 гг. он становится средством не только межэтнического общения, но и служебного делопроизводства. Этот его статус затем официально закрепляется в Статутах. Возникает белорусский «канцелярский» язык. На нем писались летописи («Летописец великих князей литовских»), вершилось судопроизводство, издавались юридические документы и т. д. На близком к старобелорусскому языку была издана Библия Ф. Скорины.

Вместе с тем нужно различать грамматические, лексические и семантические особенности литературно-канцелярского языка, который базировался на старославянском, имел общегосударственный статус, нес в своем тезаурусе много заимствований, и собственно народного белорусского языка тех времен, который представлял собой множество местных диалектов и говоров[44]44
  Шакун, Л.М. Гісторыя беларускай літаратурнай мовы / Л.М. Шакун. Мінск, 1963. С. 17–21.


[Закрыть]. Подобный лингвистический разрыв – явление, в принципе, типичное для культурной истории народов Европы. В европейских странах он был преодолен к XVIII–XIX вв. на основе синергизма высокой (профессиональной) и народной (фольклорной) культур благодаря демократизации общественной жизни, широкому развитию образования на национальных языках, переходу науки с латыни на национальные языки (а еще раньше – литературы), переводу на местные языки практики богослужений и самое главное благодаря соответствующей политике государства. У нас данный процесс пошел по-иному – по линии усугубления разрыва социальной и духовной синергии.

Одной из причин такого положения вещей явилось противодействие со стороны «своих», причем как светских правителей и интеллектуалов, так и православной церкви. Князь К. Острожский в противоположность Скорине издает Библию на мертвом старославянском языке. Ю. Радзивил вопреки вере и делам своего отца Радзивила Черного – мецената белорусского Возрождения – становится католическим епископом, преследует гуманистов, закрывает белорусскоязычные школы, типографии, сжигает книги[45]45
  Грыб, I На два франты? Галоўныя засады вызвольнай праграмы беларуската народу / Т. Грыб // Спадчына. 1995. № 4. С. 7.


[Закрыть]. М. Смотрицкий свою знаменитую «Грамматику» создает, опираясь на книжный церковно-славянский язык. Это означало отторжение школы, образования и просвещения от основной массы народа. На старославянском языке можно молиться, но на нем нельзя общаться, развивать литературу и философию. Скованное мертвой формой, белорусское литературное слово вскоре оказалось неконкурентоспособным. Во второй половине XVII–XVIII вв. из белорусских типографий не вышла ни одна светская книга на белорусском языке.

Чуждой живому народному языку оказалась и белорусская православная церковь. Традиции творческого переосмысления «греческой веры» – антидогматизм, определенное свободомыслие, поиск собственной церковно-духовной идентичности, независимость от светских властей, свойственные первоначальному периоду ее становления, к XVI в. обрываются. Право на истину предписывается только «отцам церкви». Подвергся преследованиям за инакомысление известный просветитель тех времен А. Смоленский. Издавший «Катехизис» на белорусском языке Л. Зизаний был обвинен в ереси. Стоглавый собор православного духовенства (XVI в.), в котором принимали участие и белорусские епископы, осудил как вредную ересь издание «Логики» на белорусском языке.

В наступивших затем трудных для православной церкви временах, в ситуации борьбы за выживание (в условиях конкуренции с иными христианскими конфессиями, когда некоторые из них – протестантизм и униатство – использовали в проповедях и богослужебной практике близкий народу язык), в режиме неблагоприятствования со стороны Короны и костела Речи Посполитой она оказалась неспособной к внутренней трансформации. Ортодоксально-догматическая тенденция взяла верх над либерально-национальной. От окончательного краха белорусское православие спас раздел Польши и директивное восстановление ее в правах указом Николая I. Впрочем, это была уже другая церковь – идеологический институт российского самодержавия, ориентированный властью на проведение в жизнь интересов империи.

Рассмотрим проблему развития языка в процессах становления национального самосознания в более широком контексте. «Ядром» духовной синергии традиционных обществ являлись сакральные интуиции пророков, оформившиеся с течением времени в тексты священных книг (Веды, Библия, Коран, Трипитака, Авеста и др.). Эксклюзивный статус при этом приобрели их языки (санскрит, латинский, арабский, пали, фарси).

С распространением религий «вширь» языки Писаний десакрализируются. Уяснение нетождественности формы и содержания религиозного сознания в Европе происходит во времена Реформации. Следствием этого стала легитимизация национальных языков и превращение их в субстанциональный фактор развития этнических культур, в том числе литературы, философии, науки, теологии и т. д. В восточно-христианской традиции это произошло значительно раньше, когда Кирилл и Мефодий изобрели славянский алфавит и перевели Библию на староболгарский язык. Однако последствия в данном случае были иными. В Киевской Руси, крещеной по греческому образцу, этот язык канонизируется, объявляется ортодоксальным и становится языком богослужений и церковной грамоты, существуя параллельно с живыми наречиями народов. Подобного рода размежевание сохраняется и во времена ВКЛ. Попытку устранить это противоречие в духе своего времени предпринял Ф. Скорина. Однако, как отмечалось выше, она не нашла поддержки ни у иерархов белорусской церкви, ни у светских властей. В итоге живой, разговорный, развивающийся на фольклорной и практико-житейской основе народный язык оказался неподкрепленным авторитетом Священного Писания, а потому и вынесенным «за скобки» развития высоких форм культуры и государственной политики. Таким образом, становление белорусского этноса, его самосознания происходило в противоречивых условиях. Институциональные и спонтанные факторы социальной синергии средневекового белорусского общества совпадали нечасто, поэтому резонансные эффекты синергизма (в виде, например, взлета национальной культуры и архитектуры в эпоху Ренессанса) можно наблюдать лишь в кратковременные периоды отечественной истории. Начиная со Скорины, идея служения «общему добру» приобрела национально-патриотическую и демократическую конкретизацию. В это время «фарміруецца беларускі менталітэт – спецыфічны спосаб светаўспрымання і светаадчування, які вызначыў нацыянальны характар і своеасаблівасць духоўнай культуры… 3 эпохай Адраджэння знітавана інтэнсіўнае развіцце айчыннай філасофскай і грамадска-палітычнай думкі»[46]46
  Вялікае Княства Літоўскае: энцыклапедыя: у 2 т. Т. 1. Мiнск, 2005. С. 207


[Закрыть].