Текст книги "Ты мне судьбой обещан был"

– Не ошибаешься, Лиза, конечно, продумал. Надеюсь, тебе понравится.

За легкой болтовней Лиза не заметила, как машина, миновав центральную часть вечернего города, свернула с шоссе на какую-то второстепенную дорогу. Скоро вокруг стало совсем темно, как бывает темно только на юге ночью, огни славного города Сочи остались вдалеке. Беспокойства или даже самой малюсенькой тревоги она не испытывала, потому что полностью доверяла Балашову. Но стало интересно по-настоящему. Значит, ресторанная тема отменяется, тогда возникает справедливый вопрос: что задумал этот человек?

Машина остановилась, Балашов вышел первым и вновь галантно открыл дверь с ее стороны.

– Прошу вас, – торжественно произнес он, протягивая руку.

Лиза вышла из машины и ахнула. Балашов привез ее на дикий пляж. Вокруг в такое время не было ни души, даже энтузиастов-рыбаков не видно. Только море, слабый плеск прибоя, лунная дорожка до невидимого сейчас горизонта, небо в нереальных звездах и... столик под небольшим шатром, накрытый на двоих. Но самое потрясающее – масса зажженных свечей вокруг. Интересно, кто их зажег? Неужели десятки покорных, невидимых слуг зарылись в песок, чтобы предупреждать все их желания? Или Балашов водит дружбу с колдунами?

– Нравится?

– Очень! – вырвалось у Елизаветы. Она на самом деле была потрясена. Балашов походил на кого угодно, только не на романтика. Было бы вполне закономерно, если бы он повел ее в самый роскошный ресторан, это как-то больше соответствовало его имиджу, а тут – такие мотивы прослеживались, что невольно возникал повод задуматься и пересмотреть некоторые оценки.

– Тогда почему мы такие грустные? Что-то не так?

– Если честно, неловко мне как-то, Никита Александрович. У меня не день рождения и сегодня вроде не Международный женский день Восьмое марта, чтобы получать такие необыкновенные подарки.

– Пустяки. К столу, Елизавета, будем пировать, кутить и прожигать жизнь. Тем более что у тебя скоро кончается отпуск.

– Прожигать так прожигать, я не возражаю.

Вечер действительно получился необыкновенным. Балашов оказался на удивление предусмотрительным. Из небольшого магнитофона лились мягкие звуки джаза, изумительным образом перекликающиеся с легким шорохом волн. В сумке-холодильнике поместился целый бар, что называется, на любой вкус. Обилие и изысканность сервировки пленяли. В плетеном кресле лежал плед, если девушке вдруг станет прохладно. Наличие пледа добило Елизавету окончательно. Никто и никогда, не считая родителей, не заботился о ней так трогательно, стараясь предугадать все желания. Нет, не желания, это как-то по-другому называется. О таком вечере у нее не хватило бы смелости мечтать по-настоящему. Ее просто вырвали из обычной жизни и отправили в чудесную сказку, в которой она была самая-самая главная героиня. Можно было покапризничать и даже похулиганить немного, что она с огромным удовольствием и делала. После мартини с соком ей сам черт был не брат. И совершенно наплевать, что Балашов старше ее. Какая разница, если человек тебе небезразличен. Глупые условности и самые настоящие предрассудки. Она знала точно, что нравится этому мужчине, и он ей симпатичен невероятно. Его возраст совершенно не мешает говорить на общие темы и понимать друг друга с полуслова. Ей с ним легко и здорово.

Голова кружилась то ли от мартини, то ли от магии необыкновенной ночи, то ли от трепетного внимания Балашова. Никогда Елизавете не было так хорошо. Она старалась запомнить каждую деталь чудесного свидания, потому что отчетливо понимала: такое не повторяется. Неизвестно, как сложатся их отношения дальше, сейчас не хотелось об этом думать. Но что такого вечера больше в ее жизни не будет, Елизавета была уверена на сто процентов. Они, сбросив обувь, медленно танцевали на песке под страстные и вечные звуки джаза. Лиза не помнила, кому из них пришла в голову совершенно хулиганская идея – проплыть по лунной дорожке, скорее всего, Никите Александровичу. Долго спорили и хохотали до упаду. Балашов настаивал на том, что это непременно надо сделать нагишом, иначе эффект будет не тот. Лиза упиралась изо всех сил, хотя идея ей на самом деле понравилась. Согласиться на предложение мешали жуткие комплексы. Балашов со смехом убеждал ее, что она глупая, лишает себя необыкновенного удовольствия, которое не сравнимо ни с чем. Наконец, пообещав не подглядывать и не покушаться на ее девичью честь, он сломил Лизино сопротивление. Балашов демонстративно отвернулся, а Елизавета героически отправилась совершать подвиг. Положила на песок большое полотенце, в которое можно будет завернуться после купания, быстренько, чтобы не передумать, разделась и окунулась в воду. Вода, как ни странно, оказалась совсем не холодной, и Елизавета бесстрашно отправилась в лунное плавание.

Ощущения были незнакомыми, но удивительно приятными. Она впервые купалась нагишом, ночью, и ей это очень нравилось. Лиза с упоением плыла вперед, не оглядываясь. Было совсем не страшно, она нисколько не сомневалась, что Балашов плывет следом за ней. Тело казалось невесомым, хотелось кричать во весь голос от избытка чувств. Никита Александрович довольно быстро догнал Лизу и закричал дурашливо: «Девушка, за буйки не заплывать!» Елизавета начала смеяться, чего нельзя было делать категорически. Смех мгновенно отнял силы, чувство невесомости испарилось, стало немного не по себе. Вспылила девушка, надо плыть обратно, с морем шутить не рекомендуется. Елизавета развернулась и поплыла к берегу. Через несколько секунд, вынырнув из темноты, рядом оказался Никита Александрович. Как опытный спасатель, он сопровождал Елизавету. До берега оставалось метров десять, когда совершенно неожиданно он приблизился к девушке, обнял обеими руками, прижался к ней всем телом и поцеловал крепко-крепко. В ту же секунду они оба ушли под воду. Балашов отпустил Лизу и вытолкнул ее на поверхность. Елизавета, совершенно обалдев от происшедшего, беспорядочно замахала руками и рванула к берегу изо всех сил. Вроде бы надо было возмутиться и изобразить из себя оскорбленную и обиженную. А делать этого совсем не хотелось. Как целуется, как целуется этот загадочный строитель! И это предельно откровенное соприкосновение тел оказалось незнакомым, но каким нежным и сладким. Вот так приходит любовь? Она ничего не знает про этого человека, но то, что они герои разных романов, ясно без лишних объяснений.

Елизавета доплыла до берега молниеносно. Она подозревала, что могла в этот момент побить какой-нибудь нешуточный рекорд. Быстренько отыскала полотенце, обмотала его вокруг себя и рванула к столу, не желая смущать человека. Первый раз в жизни ей захотелось выпить чего-нибудь такого, чтобы не думать ни о чем и не контролировать каждое движение, поступки и мысли.

Балашов подтянулся довольно быстро, завернулся в плед и сел в кресло. Больше всего она боялась самодовольного вида самца-победителя, который добился своего. Она знала, что загрызет себя за легкомыслие и потерю бдительности, если Балашов хоть словом, хоть намеком даст ей понять, что победил. Слава богу, этого не случилось. Никита Александрович вел себя естественно и просто, словно ничего между ними не произошло. Да и что произошло, если рассуждать по-взрослому? Ничего особенного, ночь, море, купание, поцелуй... Тоже, нашла из чего трагедию делать.

– Понравилось? – весело поинтересовался Балашов. Интересно, что он имеет в виду? Это он спросил про заплыв или про поцелуй?

Лиза смутилась на секунду, но довольно быстро приказала себе не заморачиваться по пустякам и не портить чудный вечер.

– Очень. Никогда не думала, что плавать ночью так приятно.

– А ты мне не верила. Ну что, поехали? – неожиданно предложил Никита Александрович.

– Куда поехали? Зачем? – Елизавета не ожидала такого быстрого поворота событий и немного растерялась.

– Прохладно становится, да и поздно уже.

Вот это заявочка. Старший товарищ намекает, что концерт окончен и пора спать. Лиза приуныла. Она уже нафантазировала, как они вместе будут встречать рассвет. И тут вдруг сухое, практически безразличное «поехали». Хорошенькое дело. На секунду она представила, что через некоторое время придется объясняться с консьержкой, чтобы попасть в номер, и поежилась. Но делать нечего, не объяснять же Балашову, что она хочет остаться с ним до утра.

– Я только оденусь, если вы не возражаете.

– Конечно. – Балашов, как истинный джентльмен, отвернулся, чтобы не смущать девушку.

– Все. Я готова.

– Пойдем. – Балашов протянул Лизе руку.

– А вот это все так и останется? Убрать, наверное, нужно, – неуверенно предложила она.

– Не переживай. Без нас уберут.

Оказалось, что машина, на которой они приехали, находится совсем неподалеку. Идти пришлось недолго. Теперь Лиза знала, как кончаются чудесные, но очень короткие сказки. Они не разговаривали. Непонятно откуда появился водитель. В багажнике, что ли, прятался все это время? Балашов даже шоферу не сказал ни слова, по-видимому, тот и так прекрасно знал, куда ехать. Лиза закрыла глаза, она не понимала сейчас, чего ей хочется больше: поскорее попасть в свой номер или чтобы случилось что-нибудь непредвиденное и они побыли вместе. Например, может сломаться машина. Это ведь часто происходит. Или Балашов опомнится, перестанет строить из себя буку, передумает и прикажет шоферу вернуться обратно. Незаметно для себя она задремала. Очнулась от легкого прикосновения к плечу.

– Лиза, мы приехали.

Когда девушка вышла из машины, ничего не поняла. Они приехали вовсе не в ее санаторий, как она думала, а совсем в другое место. Чудный современный дом с большим красивым двором, больше похожим на огромную веранду. Вокруг фонари и море цветов, даже небольшой фонтанчик. Неужели сказка будет иметь продолжение?

– Проходи, чувствуй себя как дома.

– Вы подпольный падишах, и этот дворец принадлежит вам. А строителем вы прикидываетесь, чтобы не платить налоги и не вызывать зависть у остальных, правильно я угадала?

– Неправильно. Ты маленькая фантазерка. Быстро в дом, не хватало еще простудиться, – приказал Балашов притворно сердито.

– Повинуюсь, мой господин. – Лиза сложила ладошки вместе и наклонила голову, как, по ее мнению, должна была сделать послушная восточная женщина.

Балашов прыснул, но комментировать не стал.

Дом внутри был прекрасен не менее, чем снаружи. Огромную гостиную украшал изразцовый камин. Все в этой просторной комнате было продумано до мелочей. Она дышала современными идеями и необыкновенным комфортом.

– Есть хочешь?

– Не-а.

– Тогда быстро в ванну и спать. Пойдем я покажу твою комнату.

Лиза послушно зашагала вслед за Балашовым на второй этаж. Ее комната оказалась небольшой уютной спальней с выходом в ванную комнату. Никита Александрович быстро показал, где что, пожелал спокойной ночи и удалился.

Несмотря на усталость, Елизавета не могла уснуть. И виной тому была вовсе не постель или незнакомая обстановка. С постелью было все хорошо: она была уютной и комфортной. Ей казалось, что сейчас обязательно должен прийти Никита Александрович. Это было бы вполне логичным завершением романтической морской вечеринки. Она немного побаивалась, потому что еще не решила, как себя вести. Но если быть до конца честной, она очень хотела, чтобы это произошло. Она выключила свет и лежала в кровати, сосредоточенно прислушиваясь к каждому звуку. Но кроме шороха волн, которые, казалось, ласкали берег в нескольких метрах от дома, ничего не было слышно. Напряжение достигло такой степени, что, не выдержав, Лиза поднялась, подошла к двери и приложила к ней ухо. Ничего – ни звука осторожных шагов, ни тайных знаков. Коря себя за глупость, она вернулась в постель, свернулась калачиком и решила, что должна немного поплакать. Потом ей стало смешно. Обозвав себя глупой дурочкой, она закрыла глаза и, разочарованная и обиженная на Балашова до глубины души, заснула.

Елизавета проснулась утром от ласкового прикосновения солнечного луча, сладко потянулась, глянула на часы и ахнула про себя. Уже десять часов, а она еще в постели! Принцесса-королевна! Хотя к хорошему привыкать очень приятно и совсем нетрудно. Она быстренько привела себя в порядок и спустилась вниз. В доме было пусто. Елизавета вышла на просторную веранду и увидела Никиту Александровича – тот сидел в кресле и смотрел на море.

– Доброе утро, – вежливо поздоровалась Елизавета. Ей было немножко неловко за свои вчерашние бредовые мысли, и она откровенно побаивалась, что Балашов видит ее насквозь, прекрасно знает, о чем ей мечталось в уютной спальне прошедшей ночью.

– Привет, как спалось на новом месте? Успела желание загадать или сразу уснула? – обернулся к ней Балашов.

– Хорошо, – ответила Елизавета и покраснела. Проклятый румянец. Вечно он не вовремя. Настоящий предатель. – А что, надо было загадать желание? Я не знала.

– Хорошо выглядишь. Чай, кофе?

– Спасибо.

– Что спасибо? Спасибо, да, или спасибо, нет?

– Я бы не отказалась от кофе с молоком.

– Прекрасно, присаживайся, я мигом.

Не успела Елизавета устроиться в плетеном кресле, которое, несмотря на свой замечательный дизайн, показалось не очень уютным, появился Балашов с подносом.

Они молча попивали кофе, как мирные, много лет прожившие вместе супруги, и глядели на море. Лизе было не очень уютно, то ли от несбывшихся фантазий, то ли от памяти о том совершенно сумасшедшем поцелуе. Ей хотелось ясности, она не привыкла к недоговоренности. Лиза чувствовала себя не очень хорошо, потому что не знала, как себя вести. Хорошенькое дело. Романтический вечер на берегу моря, сумасшедший заплыв... Она уже практически покорена и, наверное, влюблена. Тем не менее Балашов ведет себя так, будто ничего особенного между ними не произошло.

– Лизонька, ты как себя чувствуешь?

Обыкновенный, довольно вежливый, на первый взгляд, и в принципе не имеющий особенного значения вопрос загнал в угол, вызвал шквал небывалых эмоций и приподнял с кресла. Хотелось кричать как сумасшедшей, чтобы позавидовали последние базарные торговки на всех рынках необъятной страны. Лиза едва сдерживала эмоции. Хотелось язвить, чтобы показать этому самоуверенному нуворишу, что и она сделана не из простого теста. У нее нет таких денег, как у него, но она выбрала благороднейшую из профессий. Почему она сейчас об этом вспомнила? С какой стати она должна оправдываться перед этим самоуверенным мужиком? Хотелось съязвить, уколоть побольнее, расшевелить бесчувственного, но в силу воспитания Елизавета не решилась этого сделать. Хотя в уме мелькали мысли определенного порядка. Подмывало высказать все: «Конечно, хорошо, Никита Александрович, я вам благодарна навеки, Никита Александрович. И очень хочется убить вас, дорогой господин Балашов, за то, что вы девушку свели с ума, а теперь делаете вид, что ничего особенного не произошло». Это же такая ерунда – устроить романтический пикник на берегу моря с джазом и коктейлями, потом заманить девушку в заплыв нагишом в погоню за зыбкой мечтой по лунной дорожке и поцеловать так, что мало не покажется. Все пустяки, житейские мелочи. Полная фигня. Лизонька должна себя чувствовать офигенно. А как же иначе?

Лиза не подозревала, что способна на безудержную, почти неукротимую ярость. Но сейчас она с такой силой ненавидела этого самоуверенного и благополучного господина, что все ее чувства зашкаливало. Она еле сдерживала себя. К своему большому сожалению, Лиза понимала, что не является хозяйкой положения, это раздражало и нервировало.

– Мне пора в санаторий, – твердо произнесла Елизавета. Это был единственный способ избавиться от странной и довольно неприятной зависимости.

– Лиза, у меня есть другое предложение. Ты когда-нибудь каталась на водном мотоцикле? – голосом невинной овечки спросил Балашов. Отличная манера поведения. Пять с плюсом по физкультуре. Вот уж ловелас так ловелас. Делает вид, что ничего особенного не происходит. Ведет себя как прожженный гад.

– Вы не поверите, я отношусь к разряду отчаянных трусих. Гидроциклы и прочие увеселения на воде для меня только шоу, на которые я могу смотреть, но участвовать в таких сомнительных забавах я вряд ли решусь. Я даже на «банане» не стала кататься. – Лиза старалась произносить слова спокойно и твердо, но совершенно неожиданно для нее Балашов начал хохотать как сумасшедший. Это было очень обидно, почти оскорбительно. И чего ржет? С какого перепугу она рассказывает почти интимные вещи этому самоуверенному мужику?

– И не надо смеяться. Да, я трусиха. И ничего страшного я в этом не вижу, – обиженно выпалила Елизавета.

– Я все понял. Иди надевай купальник. В твоей комнате есть шкаф, там найдешь все необходимое. Будем бороться с твоими комплексами, – распорядился Балашов.

Делать было нечего, Елизавета решила подчиниться. Пусть все будет как будет. Можно было изобразить обиду, но, если честно, она не в курсе, сколько верст до ее санатория и ходят ли туда автобусы. Перспектива маячить на побережье в ожидании общественного транспорта не грела.

Какой же получился день! Восторг, перемешанный со страхом, брызги и скорость, ощущение было невероятное. Острота впечатлений настолько поглотила Елизавету, что некогда было думать о вчерашнем поцелуе, несбывшихся надеждах и прочих глупостях. С неизвестно откуда взявшейся почти ковбойской решительностью, перемноженной на нервический восторг, она покоряла морскую стихию. Острота ощущений зашкаливала. Она так лихо управляла морским мотоциклом, словно родилась для того, чтобы им заниматься.

После морской феерии был накрыт обед на веранде. Не обращая внимания на хитрый прищур Балашова, Елизавета поглощала вкуснейшие креветки, испеченные на гриле, и овощной салат с таким аппетитом, словно не ела неделю. А потом, обессиленная от впечатлений и еды, ощутила только одно желание – спать. Бороться со сном не было сил. Спасибо, что добрела до спальни.

Ближе к вечеру Балашов отвез Елизавету в санаторий. Распрощались очень тепло, почти по-дружески. Никита Александрович поцеловал руку девушке, сказал пару ничего не значащих комплиментов и уехал по своим важным делам. Не было произнесено ни одного слова о будущем. Очень, с одной стороны, хотелось верить в продолжение взаимоотношений, но Лиза хорошо понимала: на каком-то этапе она совершила ошибку. Если она действительно нравится Никите Александровичу, тот наверняка заговорил бы об этом, предложил встретиться в Москве, хотя бы поинтересовался, где она живет. Но он не произнес ни слова. Получается, их роман закончился, едва начавшись. А как же ночной заплыв? И как жить после того поцелуя, который вспоминается постоянно, бередит душу, не дает покоя? На эти вопросы у нее не было ответов. Она твердо знала одно: такого человека она больше не встретит никогда в жизни.

Глава 7

Москва встретила Елизавету, как всегда, равнодушно и безразлично. Ничего удивительного, история давно известная. Для неискушенных и наивных приезжих столица всех столиц во все времена – хмурая и неприветливая мачеха. Да и собственных родных детей Москва не всегда холит и ласкает. Елизавета спустилась с трапа самолета и сразу почувствовала, что южная история, какой бы сказочной, авантюрной и замечательной она ни была, закончилась. Пора вернуться из страны моря и солнца к суровой действительности. Над Москвой моросил мелкий и очень нудный августовский дождь, пахло осенью. Самолетный народ вел себя крайне неинтеллигентно и несдержанно, скандалил, пытался взять штурмом автобус. Началась обыденная, знакомая жизнь. Елизавета не стала бороться за место под солнцем. После всего, что ей пришлось пережить на юге, отношение ко многим вещам у нее стало другим. Она знала, что ее никто не встречает, торопиться некуда, зачем спешить. Она спокойно, без малейшего намека на раздражение уступила место тем, кто жаждал поскорее влиться в беспокойные и суматошные людские потоки родного города.

Елизавета очень хорошо понимала: несмотря на то что пришлось пережить на юге, ей на самом деле повезло, как никогда. Судьба ее предупредила, жестко, по-взрослому, но в то же время подарила шанс на долгую и счастливую жизнь. Ей повезло дважды. Первое и самое главное – она осталась жива. Второе – что такой взрослый человек, как Никита Александрович, проявил необыкновенную заботу и внимание к ее незаметной персоне. Он устроил ее в хорошую больницу, не оставлял ни на день, окружил заботой и вниманием. Он забавный, очень современный, хоть и не очень молодой, в такого можно влюбиться. Хороший человек, жалко, что староват. Именно Балашов пришел на помощь в самую трудную минуту, это не пустые слова. Только очень грустно на душе, когда она вспоминает Никиту Александровича. Странное расставание выглядит после романтической сказки нелепо и непонятно. Ей немного грустно оттого, что их отношения закончились. Она не понимает, отчего Никита Александрович поступил таким образом. И еще она очень скучает без него. Много раз у Елизаветы возникала шальная мысль позвонить Балашову, но в последний момент она себя останавливала.

Елизавета решила твердо, что не станет беспокоить родителей и рассказывать им всякие ужасы. Про аварию твердо решила не говорить. Страхи и волнения позади, а нервы самых близких надо беречь. Да и самой ей, если честно, не хочется вспоминать не самое лучшее приключение в жизни. Домой, скорее домой. Юг – это уже прошедшее время, какой смысл копаться в этих ощущениях? В этом нет никакого смысла. Она молода, здорова, впереди целая жизнь.

Елизавета открыла дверь своим ключом, но войти в квартиру ей не удалось. Замок не сломался за ее отсутствие, но накинутая изнутри цепочка мешала справиться с дверью. Странно, в это время в квартире никого быть не должно. Неужели кто-то из родителей заболел? Она накануне звонила домой, разговаривала с мамой, все было нормально. На здоровье точно никто не жаловался, что могло случиться за такое короткое время? Елизавета нажала на кнопку звонка и на всякий случай приложила ухо к дверной щели. Жест, конечно, странный, но из-за волнения Елизавета не могла себя толком контролировать. Она очень переживала. В прихожей признаков жизни не обнаружилось. На звонок не последовало реакции. Стало страшно. А вдруг в квартире хозяйничают воры-домушники? Самое удобное время для разбойников, середина рабочего дня. Все средства массовой информации день и ночь стращают обывателей историями подобного рода. Что делать-то? Елизавета достала телефон и замерла в нерешительности. Бить тревогу и поднимать панику не хотелось, наверняка есть реальное объяснение тому, что происходит. Сейчас она устроит тревогу, позвонит во все службы спасения, а потом окажется, что у кого-нибудь из родителей элементарная вирусная инфекция. Наверняка происходящему имеется простое объяснение. С другой стороны, ситуация довольно странная. Не может же она вечно стоять на лестничной площадке в полной растерянности. Елизавета еще раз нажала на кнопку звонка, не надеясь ни на что хорошее. От бессилия и безысходности хотелось заплакать, как маленькой. Она так мечтала оказаться дома, принять душ, приготовить что-нибудь вкусненькое на ужин к приходу родителей. А тут – какая-то непонятная кутерьма. И вдруг, о чудо, когда она почти отчаялась, послышались шаги. Через минуту цепочку сняли, дверь открыл папа. Вид у него был странный, но Лиза не сразу обратила внимание на диковинные подробности. Она была рада, что наконец попала домой.

– Лиза, ты? – В папином голосе было больше удивления и растерянности, чем радости.

– Я, папочка, я. Здравствуй, дорогой, встречай дочь. А ты почему дома? Заболел? Ты меня страшно напугал. Представляешь, я думала, к нам воры залезли. – Лиза, радостно частя словами, внесла сумку в прихожую, сбросила босоножки и собиралась пройти в комнату, но папа ее остановил.

– Лиза. – Отец произнес ее имя с таким напряжением и незнакомой прежде интонацией, что девушка перестала щебетать. – Лиза, нам надо поговорить.

– Что случилось? Почему ты ведешь себя так странно?

– Давай пройдем на кухню.

Лиза пожала плечами, прошла на кухню, отец вошел следом и плотно закрыл дверь. Глаз он не поднимал. Сердечко у Лизы предательски дрогнуло. Да что происходит, на самом деле? Неужели с мамой случилась беда, а отец боится об этом сказать?

– Папа, говори, не молчи, очень тебя прошу. Ты меня пугаешь. С мамой все в порядке? Почему ты дома в это время?

– С мамой все в порядке.

– Тогда что происходит?

– Лиза, ты уже человек взрослый и должна постараться меня понять. Всякое в жизни случается. – Голос отца звучал неуверенно и почему-то виновато.

– Хватит издеваться. Мне не нужны общие фразы и пространные отступления. Если, как ты говоришь, я человек взрослый, не надо разговаривать со мной как с недоразвитой или умалишенной. Я хочу знать, с какой стати я сижу на кухне и не могу пройти в свою комнату, понимаешь? Я хочу знать, почему ты ведешь себя так странно. Это можно понять? Ты меня своими загадками перепугал до смерти. Я имею право узнать, в чем дело, или ты мне будешь рассказывать про то, что случается в жизни? Я, между прочим, только что с самолета.

– Лиза, у меня есть другая женщина, и она сейчас находится здесь, в нашей квартире. Но она сейчас уйдет, потерпи немного, – просяще промямлил отец и ретировался.

Поначалу Лиза онемела, она ожидала чего угодно, только не этого. За время дурацкого разговора она решила, что мама попала под машину, искалечена или умерла, а отец не в силах ей об этом сказать. Почему-то мысли работали именно в этом направлении. А тут – такой крутой поворот событий, руки дрожат, и непонятно, что делать и как себя вести. Полный абсурд и настоящий кошмар. Господи, да что же такое происходит на белом свете? У папы новая любовь, это ж надо. А как же мама, многолетние и прекрасные взаимоотношения? Она всегда считала родительский брак идеальным. Между родителями были трепетные, уважительные, замечательные отношения. И вдруг такое. Что будет с ними со всеми? Лиза невольно прислушивалась к тому, что происходит за кухонными дверьми, и больше всего на свете боялась продолжения разговора. А это непременно должно было случиться, когда его пассия покинет их дом. Ей было мучительно стыдно за своего лысеющего папу, не хотелось видеть его бегающих виноватых глаз, выслушивать неуклюжие оправдания. Она презирала человека, который подарил ей жизнь, в детстве водил ее на каток, играл с ней в шахматы, был для нее не только любимым, но и авторитетным человеком. Это было ужасно. Как он смог, почему посмел разрушить все, что создавалось и строилось годами? И как он посмел привести чужую женщину в их дом?

Входная дверь аккуратно закрылась, Елизавета фурией вылетела в прихожую. В квартире было тихо. Девушка, пылая праведным гневом, обежала всю квартиру. Никого. Похотливый папочка сбежал вместе с любовницей. Это он очень хорошо сделал, она сейчас за себя не отвечала. Что делать, как с этим грузом жить дальше? Кому можно верить, если самый близкий и родной человек оказался предателем? На эти вопросы Елизавета ответа не находила. Злость очень быстро сменилась жалостью к маме, к себе, и девушка расплакалась горько, громко, взахлеб, размазывая слезы по щекам, как в детстве. Наревевшись вволю, Елизавета глянула на часы и ахнула. Скоро придет с работы мама, она не должна застать дочь в таком виде. Надо срочно приводить себя в порядок. А еще ей придется молчать и делать вид, что все прекрасно. Папа, дорогой, что же ты сотворил на старости лет? Привести чужую тетку в дом, чтобы кувыркаться с ней на супружеской постели, надо, как минимум, тронуться рассудком. Мама, если узнает про эти выкрутасы, не простит отца. Лиза помчалась в душ, изредка всхлипывая на ходу. Она все успеет, в конце концов, можно соврать, что самолет прилетел позже, а настроение? Ну что такое настроение. Устала, голова болит после дороги. С предателем она общаться не собирается. Для того чтобы продолжить разговор с отцом, ей необходимо какое-то время. Надо немного успокоиться. Пусть папочка постарается объяснить дочери, что он намерен делать дальше. Разводиться, жениться, влюбляться, водить в дом чужих баб... Смылся из дома, как последний трус. Воспитывал, всякие интеллигентские ценности прививал с детства. Невыносимая боль разрывала сердце и мозг на мелкие части.

Все разлетелось, дружной и счастливой семьи не стало в один миг. Папа очень редко появлялся дома. Лиза слышала, как мама плачет в своей комнате по ночам. Днем она держалась геройски, достойно. Но Лиза хорошо представляла, какой ценой маме дается такое поведение. Больше всего потрясло Елизавету то, что мама не жаловалась на жизнь и не проклинала мужа. Она умудрялась находить для него какие-то оправдания. Но как бы там ни было, целые десятилетия счастливой жизни были перечеркнуты, забыты и преданы. Развод все-таки состоялся, хотя Лиза до последнего момента в это не верила. Ей так хотелось, чтобы родители помирились, чтобы все стало как прежде. Но поздняя папина любовь уничтожила их семью.

Елизавета умом понимала, что она, как девушка взрослая и уже практически самостоятельная, не имеет ни малейшего права осуждать родителей, самых близких и дорогих людей на свете. Теоретически она могла предположить, что в семейной жизни за многие годы может случиться всякое, но ей никогда не приходило в голову, что участниками драмы станут самые родные в мире люди. Только она одна знала, какие страсти раздирают ее душу на миллион маленьких, болезненных осколков. Разум отказывался верить в происходящее. То, что сейчас случилось в ее семье, походило на дурной сон, который, может быть, и имел право на существование, но к утру должен был исчезнуть. Оказывается, ночной кошмар – это еще не самая жуткая история в мире. Сон можно забыть, плюнуть на свои ощущения, страхи, а вот то, что происходило наяву, было гораздо страшнее. Ничего не рассасывалось, жизнь никак не хотела входить в русло. Прочитанные книги со сложными коллизиями, любимые кинофильмы с многосложными и запутанными сюжетами, опыт и увлекательные истории других людей сейчас не имели никакого значения. Лиза страдала по-настоящему глубоко, неимоверно, самозабвенно. Ей было жалко всех – обманутую, преданную и глубоко несчастную маму, запутавшегося в нелепой поздней страсти папу и сильнее всех, хотя в этом она не призналась бы никому, – себя.

Был нарушен привычный ход событий, растоптаны семейные устои и домашний уют. Все вокруг словно сошли с ума. Каждый был прав по-своему, но как-то не хотелось без конца выслушивать веские аргументы и уж тем более становиться на чью-то сторону. Выбора не оставалось. Родители запутались в выяснениях отношений, взаимных обидах, бесконечных разборках. Они все время находились в состоянии необъявленной войны. Каждый находил аргументы для защиты собственной позиции и одновременно не забывал обвинять другую сторону в непонимании, равнодушии и еще черт знает в чем. Жизнь почему-то отличалась от милой картины, которую навязывали книжные и кинематографические стереотипы. В кино приличные интеллигентные люди умудрялись расставаться довольно просто, почти красиво, сохраняли достоинство и потом дружили долго и счастливо вновь созданными семьями до конца дней. Ах, господа сценаристы, хотелось бы узнать, где вы насмотрелись подобной чуши. В настоящей жизни все происходит гораздо страшнее. Не бывает женщин красивых, спокойных, с прекрасными манерами, доброй улыбкой, профессионально накрашенных, безупречно и элегантно одетых, которым глубоко за сорок и которых вдруг без предупреждения и всяких причин – взяли и предали. На самом деле брошенные женщины выглядят по-другому. Они стареют на глазах, на них больно смотреть, они несчастны до самой глубокой печали. Особенно в первый момент.