Текст книги "Солнечное настроение (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
Глава 20
А что она должна была сказать? Конечно, она устала. Все это внимание, и шум, и гам, и бесконечные вопросы – все это полбеды, Ольга как-то сразу поняла, что неистовая толпа Калмахелидзе совершенно безопасна для ее душевного спокойствия. А вот то, что Игорь Дмитриевич говорил Чижику… Так нельзя. Это неправильно – втягивать ребенка в решение своих проблем. Чижик и так уже что попало начинает говорить. Например, не далее как сегодня утром Анна осторожно поинтересовалась, почему это Оленька не хочет быть ее мамой. Вот что можно ответить на такой вопрос? Как обычно, что-нибудь вроде «кушай скорее, у нас сегодня много дел»? А ведь какая хорошая жизнь была, какая спокойная…
Ольга стояла на краю огромного открытого бассейна, где-то там, в сотне метров, соединяющегося с морем, и без особого интереса смотрела, как из зеленой воды с шумом и странным щебетом выскакивают большие блестящие тела, свечками взмывают в воздух, танцуют на хвостах и с еще большим шумом опять обрушиваются в воду. Эти две дельфинихи поссорились, объяснил Павел. Сегодня здесь дежурят студенты, Гиви и Нино, они ребята хорошие, но молодые, глупые – тоже поссорились. А у каждого среди дельфинов – свои любимчики, так ведь и у дельфинов свои любимчики среди людей, понимаешь, да? Нельзя ссориться, дельфины – очень чуткие создания, очень нервные, разве их можно расстраивать? Ну ничего, эти дельфинихи взрослые, умные, и вообще, обе очень добродушные, веселые, вот мы им сейчас рыбки свеженькой… Ольга рассеянно слушала, молча кивала, а сама смотрела на Чижика. Такой бури эмоций она от Чижика не ожидала. Анна кричала – едва ли не громче, чем Олежка с Тамарой! – махала руками, подпрыгивала на месте и восторженно хохотала. Опять долго заснуть не сможет после стольких впечатлений. И что-то уж очень близко они с Игорем Дмитриевичем к краю стоят… Правда, он Чижика все время за руку держит.
Прямо над бортиком бассейна возникла большая лобастая голова, широко открылась длинная зубастая пасть, прощебетала что-то пронзительно и навзничь рухнула в воду, подняв фонтан брызг. Ольга вздрогнула, поежилась и отступила подальше.
– Игорь Дмитриевич, – тревожно позвала она, – вы очень близко к воде стоите. Может, лучше подальше?.. А то брызги летят, Анна вся вымокла уже, и вообще…
Он обернулся, улыбаясь:
– Ты боишься, Оленька?
– Нет, но… – неуверенно начала она.
Но тут из воды высунулась еще одна – или та же самая? – зубастая пасть и ловко вынула этими своими страшными зубами прямо у него из руки рыбешку, только что приготовленную для образцово-показательного кормления. Игорь Дмитриевич удивленно ахнул, зубастая пасть засмеялась и утонула, а Анна восторженно завизжала, выдернула руку из руки отца и… шагнула в воду! Вниз, в море, где в глубине стремительно и страшно ходили зубастые пасти, и блестящие спины с высокими острыми плавниками, и огромные плоские хвосты! Ольга хотела закричать, но у нее ничего не получилось, у нее от ужаса пропал голос, у нее сейчас ноги отнимутся… И пока у нее не отнялись ноги, она шагнула за Чижиком, краем сознания с тупым удивлением отмечая, что эти сумасшедшие Калмахелидзе почему-то смеются, а Игорь Дмитриевич хотя и не смеется, но стоит себе спокойно – наверное, тоже с ума сошел…
Вода накрыла ее противным соленым холодом, который к тому же еще и вонял йодом и рыбой. Штаны и рубаха мгновенно облепили тело, сковывая движения, – это там, на воздухе, они считались удобными и просторными, а здесь мгновенно потянули на дно, как доспехи псов-рыцарей. Тонуть – очень противно, равнодушно подумала Ольга, и тут увидела в окружающем зеленом полумраке светлое пятно – футболка Чижика, вот она, только руку протянуть… Она протянула руки, вцепилась в эту футболку, с удивлением почувствовала, что Анна отталкивает ее, но перехватила маленькое тугое тельце покрепче, перевернула вверх головой и изо всех сил подтолкнула Чижика вверх, к воздуху, к жизни. И, обессиленная этим неожиданно трудным движением, камнем пошла на дно.
Очень хотелось вдохнуть, но вдохнуть можно было только воду, а она совсем не хотела вдыхать воду, эта вода ей не нравилась, она воняет йодом и рыбой, разве таким должен быть последний в жизни вздох? Господи, какие глупости лезут в голову. Разве об этом положено думать перед смертью? Перед смертью положено вспоминать всю свою жизнь. Но вот как раз всю свою жизнь вспоминать ей совсем не хочется, даже перед смертью. Чижик… Как Чижик будет без нее?
Вот сейчас она потеряет сознание, поняла Ольга, – и увидела стремительную темную тень. Тень нырнула прямо под Ольгу и оказалась очень плотной, очень сильной. Тень не просто подхватила ее, а будто ударила снизу, довольно плавно, но так быстро и так сильно, что Ольга вылетела из воды не хуже той зубастой дельфинихи и, прежде чем опять свалиться в воду, успела глотнуть воздуха и услышать отчаянный крик Чижика:
– Папа! Оленька плавать не умеет!
А потом все-таки потеряла сознание. Но, наверное, совсем не надолго. Потому что тут же опять услышала испуганный крик Чижика и инстинктивно рванулась на этот крик, а потом уже почувствовала сопротивление воды и открыла глаза… Лучше бы она их не открывала. Длинная зубастая пасть широко открылась прямо перед ее лицом, крикнула что-то тревожно – или сердито? – и захлопнулась, как показалось Ольге, с отчетливым лязгом.
– Уйди, – с ужасом шепнула Ольга этой зубастой пасти и опять хотела потерять сознание, но голос Чижика удерживал ее, и еще голос Игоря Дмитриевича вдруг перекрыл все остальные голоса, а потом что-то тяжело ухнулось в воду совсем рядом с ней, и она опять чуть не пошла на дно, глотнув противной горько-соленой воды, отчаянно забарахталась, завертела головой, пытаясь увидеть Чижика. И увидела Игоря Дмитриевича – он внезапно вынырнул прямо перед ней, отфыркиваясь и мотая головой, и лицо у него было отчаянное и почему-то очень сердитое.
– Скорее, – с трудом сказала Ольга и опять глотнула воды. – Чижик там… Скорее!
Она опять ушла под воду, но сильные руки подхватили ее, выдернули на поверхность, и Игорь Дмитриевич сердито крикнул у нее над ухом:
– Держись за меня! Положи руки мне на плечи!
Ольга вцепилась в его плечи, скользя пальцами по мокрой ткани его шелковой рубашки, и, задыхаясь и отфыркиваясь, тоже закричала сердито и испуганно:
– Чижик! Где Чижик?
– Да вот она! – Игорь Дмитриевич без видимых усилий за пару секунд достиг берега, уцепился за поручни лесенки, ведущей наверх, и оглянулся на Ольгу. – Держись за шею!
Ольга повисла у него на шее, и он мощным рывком выдернул их обоих из воды, тут же оказался на бетоне бортика и, ловко сняв Ольгу с собственной шеи, сильно встряхнул ее:
– Ты же плавать не умеешь! Кой черт тебя в море понес?
Она клацнула зубами, чихнула и стала в панике вырываться из его рук, вертя головой:
– Чижик! Где Чижик? Чижик в воде!
Игорь Дмитриевич развернул ее лицом к бассейну и опять чувствительно встряхнул:
– Чижик с двух лет плавает как рыбка! Что же тебя все время тянет кого-нибудь спасать?! Ну разве так можно?! Оленька, как ты меня напугала…
– И там рыбы эти, – не слушая его, бормотала Ольга. – С зубами… Страшные…
Игорь обхватил ее за плечи, прижал к себе и нервно рассмеялся.
– Глупая, – шепнул он ей в мокрую макушку. – Хорошая ты моя, глупая совсем…
Ольга замерла, таращась на жутковатую картину, открывшуюся перед ней. Длинная зубастая пасть смеялась прямо рядом со смуглой мордашкой Анны, и Анна тоже смеялась и обнимала маленькой рукой страшное чудище за шею… ну, за то место, где у нормальных созданий должна быть шея. И дружная банда Калмахелидзе хохотала навзрыд, и молоденькая Нино смеялась, утирая глаза мокрой Ольгиной шляпой, и щелкали и булькали три дельфина, приплывшие на шум, – наверное, тоже над ней смеялись. И даже хмурый пес Коба расплылся в улыбке, радостно поскуливая. Только Игорь Дмитриевич молчал и тяжело дышал у нее над ухом.
– Очки утонули, – сказала Ольга дрожащим голосом. – Как я теперь без очков? При таком солнце… – И совершенно неожиданно для себя разревелась – громко, неудержимо и с чувством огромного, оглушающего облегчения. Игорь Дмитриевич развернул ее лицом к себе, обнял, уткнулся ей носом в макушку и серьезно сказал:
– Очки мы тебе новые купим. Целый вагон. Топи их по сто штук каждый день. Только сначала мы тебя плавать научим, ладно?
Глава 21
К вечеру у Ольги поднялась температура. Она страшно удивилась и даже немного испугалась: вдруг зараза какая-нибудь, а она с Чижиком целый день была… Долго рассматривала в зеркале собственное горло, но ничего особенного не высмотрела – горло как горло, никаких признаков воспаления. И вообще никаких признаков никакой заразы, она совсем не чувствовала себя больной, она вообще никогда не болеет, а что температура – так с каждым может случиться после купания в холодной воде, да еще и с полной выкладкой.
– Ничего не знаю, – безапелляционно заявила Катерина Петровна. – Болеешь, не болеешь – это твое личное дело. А раз температура – ложись и лежи. Сейчас я дам тебе таблеточку. К утру как новая будешь.
– Не буду я таблетки глотать, – возроптала Ольга. – Я никогда таблетки не пью… И что за манера у людей такая: чуть что – сразу таблетку суют… Не буду я таблетку!
– Будешь, будешь… – Катерина Петровна вытряхнула из темного пузырька пару мелких желтеньких таблеток и зловеще добавила: – А то Анну к тебе не пущу.
– Наверное, Чижику ко мне так и так нельзя. – Ольга послушно проглотила лекарство, а потом уже поинтересовалась: – Что это я съела?
– Валерьянку. Все болезни от нервов… – Катерина Петровна подтолкнула Ольгу к дивану. – Ты давай ложись. Вон как шатает-то тебя… Совсем на ногах не держишься.
Ольге казалось, что она вполне уверенно держится на ногах, только вот трясет ее почему-то и очень плакать хочется.
Катерина Петровна вышла, плотно прикрыв дверь, а Ольга не раздеваясь хлопнулась на диван поверх покрывала и тут же заревела. Реветь было ужасно стыдно, но еще стыднее было вспоминать, как она спасала Чижика. Вот правда утонула бы, и Чижик без нее остался бы… И Игорь Дмитриевич нашел бы Чижику другую няню. А другая няня называла бы Чижика Анной Игоревной, заставляла бы носить очки, разрешала бы есть колбасу, а может быть, даже и против операции не возражала бы. Ольга аж задохнулась от ненависти к этой дуре, к этой гипотетической другой няне, и от страха заплакала еще сильнее, сунув голову под подушку, чтобы за дверью никто не услышал ее рыданий.
Кажется, она все-таки уснула, потому что вдруг почувствовала, что в комнате не одна, но не слышала, чтобы кто-нибудь входил. Чижик, наверное. Никого другого Катерина Петровна к ней не пустила бы.
Ольга повертела под подушкой головой, вытирая о простыню мокрое лицо, и вынырнула на свет божий. В кресле рядом с диваном сидел Игорь Дмитриевич и внимательно смотрел на нее. Очень печально смотрел, как показалось Ольге.
– Ты опять плакала, – сказал он с мягким упреком. – Почему ты плакала? У тебя болит что-нибудь?
– Ничего не болит, – сипло сказала Ольга и закашлялась. – И я не плакала. Я никогда не плачу.
– Да, я знаю, – согласился Игорь Дмитриевич и вздохнул. – Ты никогда не плачешь и никогда не болеешь.
– Никогда, – подтвердила Ольга хмуро. – Во всяком случае, раньше никогда не болела. Что ногу ломала – это ведь не считается, это с каждым может случиться. А сейчас – это просто недоразумение. Ерунда какая-то, не понимаю, с чего это Катерине Петровне вздумалось меня от людей изолировать.
Игорь Дмитриевич опять вздохнул, поднялся и пересел к ней на диван. Ольга сжалась, невольно отодвинулась, и на его лице мелькнуло какое-то странное выражение – не то обида, не то неудовольствие, не то печаль.
– Только не говори, что ты меня боишься. – Игорь Дмитриевич наклонился ниже, положил ладонь ей на лоб и близко заглянул в глаза. – Как мы уже выяснили, ты вообще ничего не боишься – ни ноги ломать, ни в воду прыгать… Даже если не умеешь плавать. Даже если в воде такие страшные зубастые звери, как бедная старушка Дафна…
Ольга вспомнила свой позор с этим несостоявшимся спасением утопающих и даже зажмурилась от стыда.
– Перестань. – Его ладонь поползла по ее влажной щеке, погладила висок, зарылась в волосы, а потом он вдруг слегка шутливо дернул ее за ухо. – Перестань, Оленька… Ну что ты как маленькая… буквально. Знаешь, что я думаю?
Ольга открыла глаза и встретилась с его задумчивым взглядом. Он улыбнулся, опять положил ладонь на ее лоб и убежденно сказал:
– Ты – совершенно героическая личность, вот что я думаю. Даже Пашка сказал, что ни за что в море не сиганул бы, если бы плавать не умел. А он у нас вообще бесстрашный рыцарь. Что уж обо мне говорить, я и в лужу бы не полез, если бы плавать не умел.
– Глупости какие. – Ольга попробовала вывернуться из-под его прохладной руки, но Игорь обхватил ее лицо уже обеими руками, не давая ей отвернуться. Ольга слегка запаниковала и быстро спросила: – Даже ради Чижика не полезли бы? Так не бывает.
– Ну… некорректная постановка вопроса. – Игорь неожиданно для себя смутился, убрал руки и даже отвернулся. – Ради Чижика я… В общем, я имел в виду, что ради чужих людей никто бы ничего подобного… – Он вдруг опять запнулся, быстро глянул на нее и испуганно сказал: – Оленька, я чушь какую-то говорю, ты не обращай внимания! Конечно, ты Аньке не чужая, и Анька тебе… Я совсем другое сказать хотел!
– Я понимаю, – сказала Ольга, не глядя на него. – Я все понимаю, Игорь Дмитриевич, вы не беспокойтесь.
– Да нет, ты, наверное, не понимаешь. – Он отвернулся, помолчал и сказал напряженным, чужим голосом: – Наталья… ну, моя бывшая жена… она бы ради Чижика и в лужу не шагнула. Чтобы туфли не испачкать.
Ольга ему не поверила, но возражать не стала. Если мужик что в голову взял – это потом и колом не выбьешь. Мужик всегда все лучше всех знает и лучше всех во всем разбирается, а если и не разбирается – все равно во всем прав потому, что мужик. Молчание становилось тяжелым, и Ольга от неловкости спросила:
– А эта бедная старушка Дафна – кто это?
Игорь Дмитриевич повернулся к ней и заулыбался облегченно:
– Дафна – та самая дельфиниха, которая тебя из воды вытолкнула. Самая умная во всем дельфинарии. Этери даже считает, что Дафна умнее очень многих людей. И характер у нее замечательный – такая веселая, и добродушная, и игривая, как котенок… Ты ее испугалась, да? Признавайся.
– Да, – призналась Ольга. – Ну и что? Они все такие большие, и зубы как у крокодилов… Мало ли что…
– Не обманывай. – Игорь Дмитриевич погладил ее по голове и вздохнул. – Ничего ты не испугалась, ты вообще ничего не боишься. Завтра в Геленджик поедем, там платный дельфинарий есть, для туристов. Посмотришь, сколько народу с дельфинами хотят поиграть, и даже деньги за это платят. И никто не боится, даже совсем маленькие дети. Поедем?
– Поедем, – рассеянно согласилась Ольга. Что ж не поехать… Ведь не будут же ее заставлять играть с дельфинами в этом их платном дельфинарии? – Только я думаю, что Катерина Петровна меня не пустит, если температура не упадет.
– Упадет, – успокоил ее Игорь Дмитриевич. – Это не простуда, это шок. Поспишь – и все пройдет.
Он наклонился, взялся за подушку, собираясь поправить ее, и вдруг замер, изумленно подняв брови и открыв рот.
– Что это? – Игорь Дмитриевич вынул руку из-под подушки и выпрямился. В руке его тускло блеснул кинжал в чеканных серебряных ножнах. – Это что ж такое, а? Ты что – всегда оружие в постели хранишь?
И он стал хохотать. Смеялся и смеялся, и никак не останавливался, а потом вынул кинжал из ножен, увидел тонкое деревянное лезвие и захохотал еще сильнее.
Ольга сжимала зубы, хмурила брови, морщила нос, но ничего не помогало, и она тоже засмеялась.
– Это Павел подарил, – смущенно сказала она. – Нож для разрезания бумаги. Я увидела, сказала, что очень красивый, а он сразу подарил. Говорит – такой закон. Так неловко получилось…
Игорь Дмитриевич перестал смеяться, вложил деревянный кинжал в роскошные серебряные ножны, сунул его ей под подушку и опять низко склонился над ее лицом.
– Оленька, а что-нибудь мое тебе нравится? – очень серьезно спросил он, глядя ей в глаза. Ольга опять запаниковала – и, наверное, от этого ляпнула, не подумав:
– Конечно. Мне все очень нравится, абсолютно все. Только…
– Хорошо, – перебил ее Игорь Дмитриевич решительно. – Очень хорошо. Я на это надеялся… Все твое. Дарю.
– В каком смысле? – испугалась Ольга. – Мне ничего не надо… Я же совсем не поэтому сказала!
– Поздно, – еще решительнее перебил Игорь Дмитриевич. – Такой закон. Спроси у Пашки, если мне не веришь. Все, что нравится, – положено дарить. Оленька, я что-то не понял: а я-то тебе нравлюсь?
Ой, ну вот зачем он так шутит? То есть нет, не похоже, что шутит, но это еще хуже… В любом случае она не умет вести легкий разговор в этом ключе, она вообще не умеет вести легкие разговоры. Каждый раз ей так безумно неловко, каждый раз она так теряется, будто оказалась на сцене в самый разгар незнакомой пьесы, а своей роли не знает, а софиты в глаза, а темная яма зрительного зала насмешливо и ожидающе молчит, а поджилки трясутся, а плакать – это уже и вовсе позор… Ольга зажмурилась и, не выдержав, всхлипнула.
– Понял: я тебе не нравлюсь, – очень ненатуральным веселым тоном сказал Игорь Дмитриевич и поднялся. – Но из милосердия ты не хочешь обидеть меня честным ответом. Или, может, наоборот? Может, ты боишься сказать, что я тебе нравлюсь, потому что не можешь принять такой дорогой подарок? Так не бойся, для меня это пустяк… Самое дорогое, что у меня есть, – это Анна. Оленька, тебе Анна нравится?
Ольга открыла глаза и перевела дух. Игорь Дмитриевич стоял над ней и смотрел на нее сверху вниз напряженным, серьезным, ожидающим взглядом.
– Перестаньте, – сказала Ольга с трудом. – Разве можно такими вещами шутить? Перестаньте, Игорь Дмитриевич.
– А с чего ты взяла, что я шучу? – Он повернулся и пошел к двери. – Сейчас я к тебе Чижика пришлю. Уже час скандалит, требует, чтобы к тебе пустили буквально немедленно… – Игорь Дмитриевич задержался на пороге и оглянулся. – Она без тебя уже тоже жить не может.
Он вышел, а Ольга опять собралась заплакать, но не успела – дверь распахнулась, и в комнату влетела Анна, а за ней едва поспевала Катерина Петровна, которая несла поднос, накрытый салфеткой. Катерина Петровна строгим голосом выговаривала Анне что-то в том смысле, что нельзя беспокоить человека, когда он болеет, а Анна убедительным тоном обещала, что она нисколько не будет беспокоить Оленьку, а только буквально немножко посидит рядышком, чтобы Оленьке скучно не было.
Ольга вдруг почувствовала, как сильно забилось сердце и от радости даже голова закружилась. Если бы она и так уже не валялась пластом, то от этой мощной волны радости точно на ногах бы не устояла. С какой стати она собиралась плакать? Ах, Игорь Дмитриевич, вы даже представить себе не можете, до какой степени мне нравится самое дорогое, что у вас есть. Самое дорогое, что у вас есть, – это самое дорогое, что есть у меня.
Анна влезла к ней на диван, свернулась у Ольги под боком, привычно обхватила ее всеми лапами и шепнула в ухо:
– Я ведь тебя не беспокою, правда?
– Нет, Чижик, – шепнула Ольга в ответ. – Ты меня никогда не беспокоишь. Мне с тобой всегда хорошо, а без тебя всегда плохо.
– И мне с тобой всегда хорошо, – шепнула Анна, щекоча дыханием Ольгино ухо. – А как без тебя – я уже и не помню.
Катерина Петровна демонстративно звенела посудой, расставляя на прикроватной тумбочке чашки с какао и вазочку с печеньем.
– Хватит шептаться, – со всей возможной суровостью сказала она, но получилось у нее почему-то жалобно, она даже носом шмыгнула и поспешно отвернулась. – Перекусите быстренько – и спать. Обе! И никаких протестов.
А никто и не думал протестовать. Ольга и Анна послушно выпили какао, сгрызли по куску пахлавы, которую Этери специально приготовила к приезду дорогих гостей, и опять свалились на диван, не разбирая постель и не раздеваясь, крепко обнялись и зашептали друг другу в ухо какие-то глупые, бессмысленные, случайные, какие-то необходимые, единственные, самые важные слова.
– Ладно, – вздохнула Катерина Петровна, собирая посуду на поднос. – Бог с вами, поваляйтесь пока так. Через полчаса приду и разгоню по своим местам, так и знайте.
Она вышла, а Ольга и Анна даже не заметили этого, продолжая рассказывать друг другу что-то очень важное, и обе потихоньку уплывали в сон, и на самом пороге забытья Ольга услышала невнятное бормотание тоже уже засыпающей Анны:
– Оленька, а почему ты не хочешь моей мамой быть?
Ольга почти уже спала. И к тому же у нее была температура. Иначе она никогда бы не сказала то, что сказала:
– Чижик, я очень хочу быть твоей мамой.
– Я так и знала, – удовлетворенно сказала Анна.
И они обе уснули.
Наверное, Ольга никогда в жизни не спала так крепко и спокойно. И Катерина Петровна не разогнала их по своим местам. И сны никакие ей не снились.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.