Текст книги "Солнечное настроение (сборник)"
Автор книги: Наталья Нестерова
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Эпилог
Ну и, конечно, ничего из этого торжественного обещания не получилось. Свое торжественное обещание больше никогда не плакать Ольга позорно нарушила на следующий же день, когда Инга Максимовна налетела на нее, как цунами, размахивая пачкой журналов мод и охапкой каких-то белых лоскутков.
– Смотри, что я в ателье выцыганила! – радостно закричала Инга Максимовна прямо с порога вместо приветствия. – Образцы! Мне вот эта тряпочка нравится, я к ней и фасончик подходящий нашла, и туфли присмотрела…
Инга Максимовна со вздохом облегчения сгрузила свою ношу на диван, оглянулась на растерянную Ольгу и нетерпеливо помахала рукой:
– Ты чего столбом стоишь? Быстренько выбирай – и поедем. Саша в машине ждет.
– Куда поедем? – не поняла Ольга.
– Как это – куда? – удивилась Инга Максимовна. – Знамо дело, платье заказывать. Свадебное. За неделю сошьют, я уже договорилась.
– Зачем? – растерялась Ольга. Ведь никаких конкретных планов по поводу предстоящей свадьбы Игорь не озвучивал, она сама вообще как-то забыла о том, что замужество предполагает свадьбу, а Инга Максимовна, извольте радоваться, уже и насчет свадебного платья договорилась.
Инга Максимовна медленно повернулась к ней, воткнула маленькие аккуратные кулачки в свои мощные бока и совершенно по-Галкиному подняла левую бровь.
– Та-а-ак, – зловеще сказала она, сверкая черными цыганскими глазами. – Значит, незачем тебе свадебное платье? Так-так… Нет уж, доча, мы тебе передумать не дадим, даже и не надейся. Ты уже наша, ты уже Серебряная, золотая ты моя.
Господи, как давно ее не называли дочей… И Ольга хлопнулась на диван, прямо на журналы и на образцы тканей, закрыла лицо руками и разревелась, чуть не до полусмерти напугав Ингу Максимовну.
– Ты чего, ты чего? – забормотала та, садясь рядом с Ольгой и неловко обхватывая ее плечи полными горячими руками. – Случилось чего? Поссорились уже? Ты не реви, ты словами мне скажи…
– Мама тоже хотела, чтобы у меня и свадьба была, и платье… – отплакавшись, сказала Ольга.
– А как же, так положено, – приговаривала Инга Максимовна, вытирая ей лицо одним из белых лоскутков. – Ты не сомневайся, как мама хотела – так все и будет. Собирайся скорее, а то у них перерыв через полтора часа… Аньку с собой возьмем или с Катериной оставим?
– Нет, я без Чижика не могу. – Ольга поднялась и торопливо отправилась умываться.
– Кто бы сомневался… – Инга Максимовна прокашлялась, шмыгнула носом и осторожно тронула образцом белого шелка накрашенные ресницы. – Ух, повезло же нам… Спасибо тебе, Господи… Не надеялась даже…
Через несколько минут Саша-маленький распахнул перед Ольгой дверцу машины и, отводя глаза, пробормотал что-то в том смысле, что Игорь Дмитриевич, конечно, лучше всех, так что она, Ольга, правильно делает, что за него замуж идет, чего уж там. А он, Саша, даже и не мечтал никогда, так что пусть Ольга ничего в голову не берет, и вообще все будет о’кей.
– Спасибо, – важно сказала Анна, залезая в машину. – Мы очень рады вашему поздравлению… Саша, а ты когда буквально сам женишься?
– Да я теперь, наверное, никогда не женюсь… – Саша-маленький замолчал на полуслове, Ольга поймала в зеркале заднего вида его растерянный взгляд и опять чуть не расплакалась, но удержалась, потому что рядом были и Чижик, и Инга Максимовна.
А в ателье она все-таки заревела, хотя и Инга Максимовна, и Чижик были рядом. Вокруг Ольги суетились аж три закройщицы, снимали мерки, обсуждали с Ингой Максимовной тряпочки и фасончики, какие-то цветочки и туфельки, и в конце концов одна из закройщиц со вздохом сказала:
– Да такую красавицу хоть в мешок одень – все равно хорошо будет.
– Не надо мешок, – тут же возроптала Анна. – Оленьке надо красивое-красивое платье. Лучше всех. Оленька – моя мама, можете себе представить?
– А как же, – отозвалась толстая благодушная тетка, в пятый раз обхватывая талию Ольги портновским сантиметром. – Что же тут представлять? Конечно, мама… Вон как вы с ней похожи, прямо одно лицо. Особенно глазки…
Ольга зажмурилась, пытаясь удержать слезы, но они все равно поползли по щекам, и она быстро отвернулась, чтобы Чижик не заметил. Чижик не заметил, а Инга Максимовна заметила, быстренько разогнала толпу храбрых портняжек и, подхватив Анну на руки, поволокла Ольгу к машине, на ходу – стараясь сердито, но получалось жалобно – приговаривая:
– Ну вот, опять двадцать пять! Ну, что случилось-то? Ничего не случилось. Что-то, я смотрю, тебе это дело понравилось, а?
Наверное, и правда «это дело» Ольге понравилось. Она плакала при любой возможности. Например, на перроне она первым делом с готовностью с ног до головы залила слезами бросившуюся к ней Шурку, а потом уже смогла слушать ее стремительные речи и даже что-то говорила сама, не замечая, что не перестает плакать.
– Ты чего сопли распустила? – грубо рявкнула Шурка в конце концов и сама пару раз хлюпнула носом. – От радости, что ли? Игорь Дмитриевич, она что, всегда теперь плачет?
– Ольга никогда не плачет, – невозмутимо ответил Игорь, шагавший чуть сзади с двумя Шуркиными чемоданами в обеих руках и с дорожной сумкой через плечо. – С чего ты взяла, что она плачет?
– Действительно… – Шурка забежала вперед, развернула Ольгу лицом к солнцу и принялась пристально рассматривать ее мокрые щеки и слипшиеся ресницы. – Помстилось черт знает что. С недосыпу, наверное. Старею, что ли?
И Ольга рассмеялась сквозь слезы, и Игорь рассмеялся вслед за ней, а Шурка вздохнула, щелкнула языком и сурово сказала:
– Сумасшедший дом. То плачут, то смеются, как сказала бы Анька… Ну, ничего, я вас в норму вобью.
А потом они приехали домой, и Шурка с порога заорала:
– Анька! Теть Кать! Где хоть вы все? Можете не прятаться, все равно найду! А ну быстро целуйте меня, я с поезда! О! А это кто? А, я знаю, вы мама Игоря Дмитриевича! Инга Максимовна, правильно? Вылитый он! Просто как близнецы! Та-а-ак… А это еще что за безобразие?
Это Шурка увидела маячившего посреди комнаты Сашу-маленького и замерла с Анной на руках, хмурясь, кусая губы и подозрительно щуря ярко-зеленые глаза.
– Это Саша-маленький, – объяснила Анна, улыбаясь во весь рот. – Он буквально не замужем.
– Что маленький – это еще простительно, – сурово сказала Шурка, поставила Анну на пол и подбоченилась. – Но он же совершенно рыжий!
– На себя посмотри, – обиженно сказал Саша-маленький и покраснел как маков цвет.
– Речь сейчас идет не обо мне! – с негодованием возразила Шурка. – Речь сейчас о тебе! Придется перекраситься.
– Ну и перекрашивайся, – буркнул Саша и отвернулся.
– Тебе придется перекраситься, – категорическим тоном заявила Шурка. – Двое рыжих в одной семье – это перебор.
– Чего? – возмутился Саша-маленький и покраснел еще сильнее. – Эй, люди, чего эта кошка рыжая ко мне цепляется?
Люди откровенно развлекались, любуясь этой битвой рыжих титанов, а Ольга вдруг почувствовала, что глаза ее опять на мокром месте. Она так надеялась, что Шурка всем понравится и все понравятся Шурке…
– Не расстраивайся. – Шурка обняла Ольгу, прижала ее лицо к своей груди и успокаювающе погладила по голове. – Не обращай на него внимания. Маленький – он и есть маленький. Может, вырастет – поумнеет.
Саша-маленький зашипел сквозь стиснутые зубы, повернулся и потопал из комнаты, а Шурка горестно сказала:
– У меня в юности бойфренд вот точно такой же был. Я уже почти решила замуж за него идти, а потом смотрю: нет, нельзя за него замуж. Совершенно не умел смотреть в лицо опасности. Чуть что – поворачивался и бежал.
Саша-маленький опять зашипел и развернулся на сто восемьдесят градусов.
– В юности – это давно было? – злобно спросил он, скаля безупречные зубы в очень неестественной улыбке и храбро глядя в лицо опасности.
– Давно, – вздохнула Шурка. – Семь лет назад. Или восемь? В третьем классе…
– Бурная у тебя юность была, – еще более злобно сказал Саша-маленький.
– Зато есть о чем сейчас, в старости, вспомнить, – мечтательно улыбнулась Шурка.
– Наш человек, – удовлетворенно заметила Инга Максимовна, с интересом переводя взгляд с Шурки на Сашу-маленького. – Бедный Саша…
– Так он еще и бедный? – ахнула Шурка. – Столько недостатков в одном человеке? Катастрофа.
Саша все-таки не выдержал и убежал в кухню, а Ольга опять чуть не разревелась.
– Шурка, – растерянно сказала она, – ну что ты на Сашу насыпалась? Знаешь, какой он хороший!
– Ладно, ты мне потом подробнее расскажешь, какой он хороший, – отмахнулась Шурка. – Сейчас будет раздача слонов. Я тут вам всем гостинчиков привезла…
И вся эта суета продолжалась несколько часов подряд, и только после обеда все постепенно угомонились – Чижика уложили спать, Шурка, заявив, что тоже с ног валится, ушла в отведенную ей комнату, Инга Максимовна устроилась в большой гостиной перед телевизором, Саша-маленький с Катериной Петровной затеяли лепить вареники с вишней к ужину, а Игорь заявил, что пора Ольге посмотреть свою новую квартиру, схватил ее за руку и чуть не насильно потянул к двери.
– А как же Чижик? – растерялась Ольга. – Чижика я что – одного оставлю?
– В доме толпа народу, – непреклонно сказал Игорь. – Пойдем, неужели тебе не интересно? Тут рядом, буквально через два дома. И мы ненадолго… наверное.
Ольга послушно пошла за ним, чувствуя, что с каждым шагом растет в ней какая-то тревога… или страх… или если и не страх, то ожидание страха. И это ожидание страха сковывало ее, отгораживало от счастливой атмосферы сегодняшней суеты, загоняло в прошлое. Конечно, она сама виновата. Как она могла согласиться? Какой, к черту, замуж, если ее колотит от ужаса при одной мысли, что вот сейчас они останутся вдвоем в пустой квартире? Как она могла подумать, что не боится? Более того – она даже вслух сказала, что не боится. Дура, дура, дура. Надо признаться, пока не поздно, надо честно все объяснить, и может быть, Игорь все поймет и не будет злиться на нее слишком сильно, нет, злиться он, конечно, будет, но, может быть, разрешит остаться с Чижиком.
– Вот, – сказал Игорь, открывая квартиру и тут же отдавая ей ключи. – Вот это и есть твоя квартира. Ну, что же ты? Входи. И меня приглашай.
Он настойчиво подтолкнул Ольгу, и она на ватных ногах, как во сне, переступила порог, сделала пару шагов и остановилась посреди просторной прихожей, прислушиваясь, как Игорь входит вслед за ней и тут же захлопывает дверь.
– Ну, веди меня к столу, – несколько напряженным тоном сказал Игорь и положил ладони ей на плечи. – Новоселье праздновать будем.
Ольга тревожно сжалась и попыталась проглотить ком в горле.
– Оленька, – шепнул Игорь у нее над ухом, – ты что, Оленька? Тебе что-то не нравится?
– Как это – не нравится? – фальшиво удивилась Ольга. – Что мне может не нравиться? Я же ничего еще не видела.
– Ну, смотри… – Игорь обнял ее за плечи и повел по квартире, на ходу объясняя: – Шкафы встроенные, глубокие, что хочешь влезет… В ванной я хотел зеркальную стену, но Галка сказала, что тебе не понравится. А может, сделать, а? А это кухня. Правда, здорово получилось? И вход на лоджию и из кухни, и из большой комнаты. Пойдем… Вот видишь, как удобно… И стол накрыт… Сейчас мы шампанского по чуточке, ключи обмыть… Оленька, ну что с тобой такое?
Ольга машинально переставляла ноги, двигаясь рядом с Игорем, как марионетка, послушно смотрела невидящим взглядом на то, что он показывал, слушала его голос, совершенно не вникая в смысл слов, и думала только о том, что она очень боится, боится, боится… Надо ему сказать.
– Я боюсь, – с трудом сказала она пересохшими губами. – Мне надо было раньше сказать, но я думала: а как же я буду без Чижика? И не смогла…
– Стой, – сказал Игорь и снял руку с ее плеч. Она ожидала, что станет легче, но стало еще труднее. Такое чувство, будто потерялась в дремучем лесу. Игорь шагнул к столу, взял бутылку шампанского, быстро и бесшумно открыл ее и наполнил два огромных бокала. – Тихо, не говори ничего. Давай мы сначала выпьем.
– Не хочу, – сказала Ольга и машинально взяла протянутый Игорем бокал. – Я не люблю пить. И когда другие пьют – тоже не люблю…
– Я знаю. – Игорь поставил свой бокал на стол, шагнул к ней и снова обхватил за плечи. – Я сам этого дела терпеть не могу. Но ты все-таки выпей. Я не буду, а тебе нужно, пей, легче будет, вот увидишь.
Ольга опять сжалась под его рукой, закрыла глаза и быстро, как противное лекарство, проглотила почти все, что было в бокале. Открыла глаза, увидела напряженное лицо Игоря и выпалила, пока не передумала:
– Квартира – ерунда, я без квартиры обойдусь как-нибудь. А без Чижика мне никак… Ты меня не увольняй, ты сам подумай: разве ты найдешь такую няню? Я лучше всех, правда-правда, я не хвастаюсь, я точно знаю!
– Конечно, ты лучше всех, – серьезно сказал Игорь, внимательно глядя ей в лицо веселыми глазами. – Я тоже это точно знаю. Только я что-то не понял, при чем здесь квартира и с какой стати ты заговорила об увольнении. Пьяная уже, да?
– Да, – растерянно сказала Ольга, чувствуя, что ее действительно уже повело. – Но дело не в этом…
– Ну да, не в этом… – Его смеющиеся глаза были совсем близко и страшно ее смущали. – Вот поженимся – я тебя быстро от пьянства отучу. – Игорь отобрал у нее пустой бокал, взял со стола полный и сунул ей в руку. – Глотни-ка еще. Напоследок.
Ольга глотнула и совсем уже храбро сказала:
– Так вот, я как раз насчет свадьбы! Я же говорю: я боюсь…
– Меня? – Его взгляд стал напряженным.
– Да нет! – горячо сказала Ольга, допила шампанское и поставила бокал мимо стола. Вздрогнула от звона бьющегося стекла, но постаралась не отвлекаться на пустяки, чтобы не забыть того, что хотела сказать. – Я тебя не боюсь. Ты очень хороший. Ты всех моих любимых собрал в кучу… то есть вместе… Нет, что-то я не то… Чижика ты тоже любишь. И Шурку забрал. Ты, может, не знаешь, но ты ее просто спас. И Муську разрешил. Ты молодец.
– Спасибо, – растроганно сказал Игорь. Глаза его опять смеялись. – Так чего же ты боишься?
– А вдруг я тебе не понравлюсь? – трагическим тоном сказала Ольга. – И ты не будешь счастлив! А я в этом буду виновата!
Язык не очень ее слушался, и стоять на ватных ногах стало тяжело, поэтому мощную поддержку его рук она приняла даже с благодарностью.
– Во дела, – удивленно сказал Игорь, крепко обнимая ее и чувствуя, как она вцепляется в его руки – не для того, чтобы оттолкнуть, как всегда, а чтобы не упасть. – Глоток шипучки – и через десять минут аут. Или ты прикидываешься пьяной?
– Я не пьяная! – возмутилась Ольга. – Просто я не ела ничего, а тут еще стрессы всякие… Пусти! Сейчас я умоюсь холодненькой водичкой, и все будет в поряд… Ой!
Игорь подхватил ее на руки и понес куда-то, тихо бормоча:
– Вот глупая… Боится она… Не понравится она… Уволится она… Ах ты глупая, хорошая моя, маленькая моя, солнышко моё, радость моя, ты даже представить не можешь, как я тебя люблю, пьяненькая моя, красавица моя, моя, моя, ни за что не отпущу…
Игорь еще что-то говорил, укладывая ее на кровать, и она опять испугалась, когда он принялся разувать и раздевать ее, но он пресек ее попытки сопротивления очень веским аргументом:
– Ты же не покажешься Чижику в таком виде? Спать, спать, спать… Проснешься – и пойдем к Чижику.
– Да, – со вздохом согласилась Ольга. – Придется проспаться. А ты будешь со мной спать?
– О господи, – бормотал Игорь, стаскивая с нее рубаху. – Даже и не надеялся услышать… Может, тебя все время шампанским поить надо?
– А оно дорогое? – спросила Ольга, безуспешно борясь со сном.
Она еще слышала, как Игорь смеялся и что-то говорил, еще чувствовала, как он ее целует и обнимает, и даже сама что-то пыталась сказать, но потом уже и не пыталась, потому что поняла, что уже спит – наверняка это был сон, потому что она продолжала слышать его голос, видеть его глаза и ощущать его горячие губы и руки, но нисколько не боялась, а так не могло быть наяву, уж она-то знала, значит – сон… И когда проснулась, то сразу встретилась с ним взглядом, почувствовала его руки и услышала его голос.
– Ты мне так и не сказала, чего боишься, – шепнул Игорь и потерся носом о ее щеку.
Ольга старательно повспоминала, но никак не могла сосредоточиться, потому что вдруг обнаружила, что не только он крепко обнимает ее, но и она сама совершенно бесстыдно обхватывает руками его талию.
– Ты голый, – обвиняющим тоном сказала она, не придумав ничего другого.
– От такой слышу.
Игорь засмеялся и опять принялся целовать ее, и тогда она тоже засмеялась, но на всякий случай спросила:
– Ты не передумал на мне жениться?
– Не протрезвела еще, – сказал Игорь, заглядывая ей в глаза счастливыми и немножко шальными глазами. – Как это я передумаю? Ты бы не передумала…
И тут она уткнулась носом ему в плечо и разрыдалась, выплакивая все свои страхи и обиды, смывая с души многолетние наслоения тоски, отчаяния и безнадежности, и она нисколько не боялась плакать при нем, потому что ей нечего было бояться, потому что он тоже не боялся ее слез, и не сердился, и не делал вид, что ничего не замечает… Он смотрел на нее улыбающимися глазами, вытирал ее мокрые щеки большими горячими ладонями и рассказывал, какая она необыкновенная, и как он ее любит, и как они будут жить-поживать и добра наживать, и как поедут в свадебное путешествие, например в Париж… Нет? Ну, в Грецию… И не в Грецию? Ну, куда она захочет – туда и поедут. Хорошо-хорошо, если она никуда не хочет – никуда и не поедут. Медовый месяц у них будет здесь. В ее квартире, и чтобы никого рядом, только они вдвоем… Ольга постепенно перестала плакать и испуганно вспомнила:
– А давно мы здесь? Как же там Чижик один? Ой, давай собираться скорее, стыд какой, ребенка бросили…
– Вокруг Чижика там целый хоровод, – сказал Игорь, не выпуская ее из рук. – Ничего с Чижиком не случится. Давай мы еще немножко здесь задержимся? И квартиру ты так и не посмотрела…
Посмотрев квартиру, Ольга еще немножко поплакала – потому, что у нее есть своя квартира, и потому, что всю жизнь она мечтала поселиться в своей квартире вместе с мамой, и потому, что своя квартира, оказывается, ей совсем не нужна… И еще потому, что это было совершенно новое для нее ощущение – не бояться плакать, не скрывать слез.
Наверное, Инга Максимовна все-таки была права – Ольге понравилось плакать. Во всяком случае, она за всю свою прежнюю жизнь не плакала столько раз, сколько раз могла заплакать по самым вздорным поводам и вообще без повода в первые дни новой жизни. В гостях у Галки, рассказывая о переменах в судьбе, Ольга поплакала скорее за компанию с Галкой – та ревела в три ручья и почему-то просила не забывать ее. На свадьбе слегка прослезилась потому, что Инга Максимовна приказала ей надеть фату, и потому, что на высоких каблуках было страшно ходить. Потом время от времени она плакала из-за вечной войны между Шуркой и Сашей-маленьким – от огорчения; из-за того, что Шурка обстригла свои крашенные рыжие патлы и опять стала жгучей брюнеткой – на этот раз от радости; из-за того, что у Чижика оказался музыкальный слух, а Ольга не могла научить ее играть на пианино – сама не умела… Да, признавалась она себе, ей нравилось плакать. И не сам процесс, а поведение Игоря, присутствующего при этом процессе. Когда она плакала, Игорь всегда очень вдумчиво расспрашивал о причине слез, заглядывал ей в глаза своими черными смеющимися глазами, заботливо вытирал ей нос первой подвернувшейся тряпкой – собственной майкой, шторой, банным халатом, – предлагал самые неожиданные методы утешения… И в конце концов она начинала смеяться, и он смеялся, а когда она однажды спросила, почему он не сердится из-за ее частых слез, он серьезно ответил:
– Ты просто не знаешь, до чего ты красивая, когда плачешь. На твоем месте любая баба ревела бы не переставая.
А когда она расплакалась, получив новый паспорт, в котором было написано «дочь – Серебряная Анна Игоревна», Игорь не утешал ее, не смешил и ни о чем не расспрашивал.
– Оленька, – сказал он, жалобно сморщившись, – можно я тоже немножко поплачу?
– Нет! – испугалась Ольга. – Не надо, пожалуйста! А то я вообще никогда не остановлюсь!
– Ладно, не буду, – согласился Игорь, схватил с дивана какую-то тряпку и вытер глаза. – Фу, черт! Что это такое? Волосы какие-то…
– Вообще-то это Муськина постель, – сказала Ольга, и все опять кончилось смехом.
Как ни странно, Анне тоже нравилась плачущая Ольга. Анна обожала утешать маму, то снисходительно объясняя, что никаких причин для слез нет, то свирепо обещая разобраться с обидчиками. Катерина Петровна по поводу Ольгиных плачей философски заметила: значит, клапан туго зажат был, вот раньше и не отревелась. А Инга Максимовна искренне считала, что Ольга слишком уж сдерживается, любая баба ревет гораздо чаще, да при том еще и орет. А тут – тишина, покой, порядочек… И все смеются.
И так проходили дни, недели и месяцы, и целый год прошел – целый год счастья! Целый год Чижика, и Игоря, и Шурки, и кошки Муськи, и всех-всех-всех, кто был теперь ее семьей, ее частью, смыслом и оправданием ее жизни… И ничего она не хотела менять, и ни о чем большем не мечтала – куда уж больше-то? У нее было все.
– Точно, уже больше двух месяцев, – буднично сказала Любаша, что-то быстро записывая в ее карточке. – Надо думать, в начале апреля родишь.
– Я? – Ольга почувствовала, как сердце затрепыхалось осиновым листом.
– А кто же еще? – Любаша подняла нос от бумаг, поправила сползающие очки и уставилась на Ольгу с недоумением. – Ты, мать, вопросы задаешь какие-то… неожиданные, я бы сказала. Кто у нас беременный? Ты. Ну вот, тебе и рожать придется.
– Мне рожать придется.
Как только она сказала это вслух – так тут же и поверила, что это правда, и будто что-то вспыхнуло в ней, не как электрическая лампочка, а как живая тоненькая свечечка, маленький слабый огонек, но это эфемерное тепло как-то сразу согрело ее всю, и его призрачный свет как-то по-новому осветил всю ее жизнь.
Ольга шла домой, бережно неся в себе эту драгоценную каплю тепла и света, и улыбалась всю дорогу до дому, и с той же улыбкой сообщила Игорю:
– Мне рожать придется. В начале апреля, наверное.
И привычно шагнула в кольцо его рук, обнимая его за талию и прижимаясь щекой к его груди. И вдруг почувствовала, как он напрягся, подняла лицо, удивленно заглядывая ему в глаза… И увидела в его глазах панику.
– Как это? – испуганно спросил Игорь. – Ты же говорила – не будет детей!
Огонек внутри Ольги дрогнул и съежился, и она разжала руки, шагнула назад, еще не успев удивиться или испугаться, совершенно инстинктивно отстранилась, стремительно возводя вокруг себя защитный барьер, чтобы остаться в спасительном одиночестве. Но Игорь не дал ей отгородиться, он обнимал ее еще крепче, и что-то быстро говорил, и постепенно до нее дошел смысл его слов.
– Господи, как я боюсь… – говорил Игорь, и сердце его билось как сумасшедшее. – Тебе же опасно рожать, я знаю… Глазки после операции… Оленька, как я счастлив, ты бы знала! Я сволочь и эгоист, можешь меня стукнуть, но как я рад… И я боюсь ужасно. Я, кажется, сейчас в обморок хлопнусь.
Ольга подумала, что и сама должна бояться, но почему-то ничего не боялась, не думала ни о глазках после операции, ни о возможной наследственной слепоте, была, как ни странно, безмятежна и точно знала, что все будет хорошо. Все будет просто замечательно, а девочка будет похожа на Игоря.
Она так и сказала:
– Обе дочки на тебя похожи. Это хорошо, счастливыми будут.
– А может, сын? – спросил Игорь.
– Можно, – согласилась Ольга. – Но не сразу, ладно?
– С ума я с тобой сойду, – пожаловался Игорь. – Не пугай меня так.
И все это время до рождения дочки Игорь сходил с ума, смеша Ольгу своими страхами, своей осторожностью с ней, своими оптовыми закупками совершенно ненужных детских одежек и игрушек, своей свирепой готовностью защищать ее от… всего! А Ольга жила себе как живется, почти все время проводила с Чижиком, потому что нужно уже было к школе готовиться, много ела, сладко спала, ходила в гости к Галке, слегка пожучивала разленившуюся на втором курсе иняза Шурку, время от времени любовалась в зеркале своим растущим животом и никогда не плакала. Зато полюбили плакать Инга Максимовна и Катерина Петровна. Инга Максимовна приезжала к ним в это время часто, но была в эти визиты не такая шумная, как раньше, следила за Ольгой тревожным взглядом, а уединившись с Катериной Петровной в кухне, обязательно пускала слезу. Катерина Петровна тоже хлюпала и вздыхала, и так они могли проводить вдвоем часы. Ольга точно знала, что обе они с восторгом и надеждой ждут прибавления семейства Серебряных, а остальные причины их расстройства ее нисколько не волновали. Ее вообще сейчас ничего не волновало, кроме успехов Чижика, но с Чижиком все было хорошо, так что и здесь волноваться было не о чем.
В роддом ее повезли всей толпой на двух машинах. Одну вел Саша-маленький, потому что у Игоря руки тряслись, и он сел на заднее сиденье рядом с Ольгой, а на переднем устроилась Инга Максимовна с валидолом. Во вторую машину набились все остальные – Шурка, Галка, Катерина Петровна с Анной на коленях, а за руль сел взявшийся ниоткуда Саша Большой, как всегда невозмутимый и как всегда знающий о событии еще до того, как оно произошло.
В роддоме Игорь попытался организовать панику, но Ольга его попытки пресекла в корне, резонно заявив, что рожать ей, а не ему, и врачи лучше знают, что надо делать, а Игорь только под ногами путается. Игорь замолчал, больными глазами смотрел, как ее уводят, а потом сел в приемном покое и не стронулся с места, несмотря на уверения врачей, что ждать нечего, что Ольга скоро не родит, что рановато привезли, да еще первые роды… Игорь сидел, молчал, смотрел на всех ожидающими глазами, и когда через три часа ему сообщили, что Ольга родила девочку, три семьсот, обе чувствуют себя хорошо и уже просят есть, Игорь ожил, заговорил, задвигался, вцепился в дежурного врача и потребовал вызвать к Ольге офтальмолога.
– Да все в порядке, – отбивался врач. – Мы в курсе проблемы, вы не волнуйтесь. Был офтальмолог, смотрел. Все в полном порядке, и роды на удивление легкие были, родила – как выдохнула.
– Это правда? – пытал его Игорь. – Вы от меня ничего не скрываете?
Как врач ни противился, Игорь заставил его передать Ольге в палату сотовый телефон, и целый день потом сидел дома, прилепившись к телефонной трубке, и самозабвенно слушал то подробные инструкции Ольги по поводу занятий Чижика, то басовитый громкий рев самой младшей Серебряной, Марии Игоревны.
…Ольга ни разу не заплакала до того дня, когда Чижика повели в первый класс. Она сидела у школы, как когда-то Игорь в приемном покое, до тех пор, пока не увидела выходящую из дверей Анну, и кинулась к ней с миллионом вопросов, на которые Анна восторженно отвечала:
– Да класс! Буквально здорово!
И Ольга по дороге домой тихонько поплакала от облегчения: она помнила, каким мучением была школа для нее, и все время боялась за Чижика.
А потом в слезы ее вогнала Шурка. Однажды вечером, помогая Ольге укладывать Машку спать, Шурка решительно заявила:
– Я тоже девку рожу. Красивую. От Саши-маленького. Жаль, что рыжий… Но если девка рыжей будет – это даже хорошо. А вдруг пацан получится?
– Ты что? – испугалась Ольга. – Как это родишь? Когда?
– Ну, этого я еще не знаю… Все-таки сначала Сашу надо уговорить… ну и вообще…
– Вы жениться задумали! – догадалась Ольга. – Какие же вы все-таки… А я ни сном ни духом.
– Да вообще-то и Саша пока ни сном ни духом, – призналась Шурка. – Это я только что подумала: а чего бы мне тебе внучку не родить? А Саша просто к слову пришелся. А что? По-моему, подходящая кандидатура в папаши. Большой, красивый. Смешной к тому же. Нет, решено, рожу я тебе внучку.
Ольга улыбалась и плакала, глядя на этого ребенка под метр восемьдесят, и думала, что уж если Шурка решила, то бабушкой быть Ольге не миновать в самом ближайшем будущем.
Собственно, так и получилось.
Но это уже совсем другая история.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.