Текст книги "Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)"

Ингигерд

Между Швецией и Норвегией очень часто возникали ссоры не только из-за спорных земель. Обе страны находились на грани войны постоянно.

В 1017 году из Гардарики в очередной раз возвращался богатый купец Гудлейк Гардский, прозванный так именно за свой постоянный маршрут на Русь. Весь обратный путь Гудлейк опасливо вглядывался в морские просторы, трясясь днем и ночью. Было отчего, по просьбе норвежского короля Олава Харальдссона, задумавшего жениться, он закупил в Хольмгарде множество дорогих товаров и теперь вез своему королю драгоценные ткани, умопомрачительно красивые и дорогие меха, столовую утварь… Все знают, что в Гардах лучшие меха, которые переливаются на свету! В Хольмгард купцы со всех концов света привозят дорогие ткани, среди них бывают столь тонкие, что их можно протянуть через кольцо с женского пальчика! А сколько золотых и серебряных украшений, от которых может пойти кругом голова у самой привередливой красавицы!

И все это находилось на корабле, который стремился скорее проплыть мимо шведских берегов, чтобы не встретить никого из свеев. Потому и таращил днем и ночью глаза в морской простор купец Гудлейк, мучаясь от страха бессонницей.

Не повезло. То, что все пропало, Гудлейк нутром почувствовал сразу, как увидел приближавшиеся к ним два шведских корабля. Два против одного – не так уж много, но шведы были вооружены до зубов, да и увидев ярла, командовавшего нападавшими, большинство людей купца попросту опустили руки, это был известный своей жестокостью Торгаут Заячья губа. Против такого воевать, что плевать в бурю против ветра, все равно не переплюнешь. Оставалось надеяться, что, забрав сокровища, оставит хоть жизнь.

Зря надеялись, сокровища Торгаут забрал, но и жизни не оставил. Гудлейк и его люди были убиты, ценности поделены, а драгоценности норвежского короля Торгаут решил отвезти своему королю – шведскому – как часть уплачиваемой ежегодно дани.

– Везли одному Олаву, а привезем другому! – довольно хохотал Торгаут, не подозревая, что не довезет.

Не всегда и шведы могли противостоять норвежцам, корабль Торгаута попался другу короля Норвегии Олава Харальдссона Эйвинду Турий Рог. Спешил ли Турий Рог навстречу Гудлейку – неизвестно, если и спешил, то плохо. А может, в том и была хитрость, ведь погибший купец уже ничего не мог потребовать за свои услуги… Эйвинд не стал церемониться с обидчиком купца Гудлейка и отомстил за его погубленную жизнь. Сокровища снова отправились к их законному владельцу.

Это было очередное кровавое происшествие, неуклонно приближавшее большую войну между Швецией и Норвегией.

Короли, может, и были готовы воевать, и варяги на своих судах тем более, но вот землевладельцы (бонды) класть ни свои головы, ни головы своих людей из-за стычек между монархами не желали. И сражений на своих землях, когда гибнут не только люди, но и урожай, и скот, не хотели тоже! Именно бонды серьезно воспротивились возможности новой войны.

Первым согласился со своими бондами король Норвегии Олав Харальдссон. Оставалось убедить короля Швеции, тоже Олава, только Шётконунга. А чтобы он не сомневался в серьезности намерений соседа и его миролюбии, Харальдссон решил жениться на дочери короля Швеции Ингигерд. Бондам обеих стран такое решение понравилось очень.

Собравшийся в столице Швеции Упсале тинг (собрание свободных землевладельцев – бондов) постановил, что между Норвегией и Швецией должен быть мир, а для того дочь короля Швеции Олава Шётконунга Ингигерд должна выйти замуж за короля Норвегии Олава Харальдссона! Шётконунга, который воспротивился такому решению, пригрозили просто убить!

* * *

Ветер трепал светлые волосы девушки. Она любила такой ветер, он приносил мелкие брызги, от чего быстро промокали и волосы, и платье, но дочь короля не замечала ни мороси, ни холода с озера. Ингигерд следила взглядом за птицей, парившей над волнами в свободном полете. Почему человек не может вот так же? Ей бы очень хотелось то нестись по воле ветра над самой водой, то вдруг взмывать ввысь!

Девушка раскинула руки, порывы ветра трепали подол ее одежды, казалось, еще миг, и она действительно полетит!

Ингигерд не любила Упсалу, которая так далеко от моря, разве могут сравниться с морским простором речная гладь и даже озерные дали? И все равно она часто выбиралась сюда одна, посидеть или еще лучше постоять вот так, раскинув руки и всем нутром впитывая влажные брызги. Конечно, здесь не пахло морем, но все равно лучше, чем в тесных королевских покоях.

Еще Ингигерд очень любила охоту, когда можно нестись, подгоняя коня, не замечая, что остальные давно отстали. Замечания, что мать погибла именно упав с лошади на всем скаку, не останавливали строптивую принцессу. Как и запрещение ходить одной на берег.

Сзади послышался женский голос:

– Ингигерд! Ингигерд, отец зовет!

Все очарование от ощущения беспредельной свободы сразу пропало, ветер показался холодным, а платье действительно промокло. Надо возвращаться, если ее давно ищут, то отец снова будет долго и нудно выговаривать, что не пристало девушке в ее возрасте ходить одной да еще и на скалы.

Ингигерд вздохнула, косы придется снова заплести, нельзя ходить с распущенными волосами на людях. Люди глупы! Они придумали множество ненужных правил, мешающих жить, и недовольны, если кто-то эти правила нарушает.

Она у отца любимица, и до недавнего времени ей позволялось то, чего нельзя другим. Просто в дочери Олав Шётконунг увидел то, чего не было в младшем сыне. Ингигерд от рождения красива и умна, кроме того, она решительна и весьма тверда характером. Если бы это был мальчик, то лучшего короля Швеции и желать нельзя. Но у Олава Шётконунга старшая дочь. Есть еще одна дочь – Астрид, рожденная наложницей, и сын от нее же, но более всего похожа на отца и умом, и нравом именно Ингигерд.

Потому взъярился Олав Шётконунг, когда услышал предложение короля Норвегии Олава Харальдсона отдать дочь за него. «Отдать этому противному толстяку свою драгоценность?! Никогда!» – ответил Шётконунг. Но бонды думали иначе, вольным землевладельцам надоели постоянные стычки на их землях, надоело платить дань обоим конунгам, не будучи защищенными ни одним. Они на Сретение собрали тинг в Упсале и решили, что ради мира между Швецией и Норвегией дочь короля Швеции Олава Шётконунга должна стать женой короля Норвегии Олава Харальдссона! А на отказ Шётконунга пригрозили попросту убить своего короля!

Шётконунг даже не сразу сообразил, о чем они кричат. Убить своего короля?! Но, оглядев сидевших на тинге бондов, понял, что те исполнят угрозу, причем немедленно. Олав Шётконунг всегда умел отступать, иногда это надо сделать, чтобы победить. Он отступил, вернее, сделал вид, что отступил, надеясь, что сама Ингигерд будет против, а воля девушки, да еще и королевских кровей – закон, который переступить не посмеет никто из бондов. У Олава оставалась надежда на дочь.

Тем тяжелее было услышать, что она согласна выйти замуж за Олава Толстого! Оказалось, что, пока отец боролся с бондами, хитрый толстяк сумел подослать к его дочери родича ёталанского ярла Рёнгвальда Ульвссона, который напел девчонке в уши много лестного о своем короле, и та растаяла! На все возражения отца, что это все россказни и Олав совсем не так умен, мужественен, благороден и, главное, хорош собой, как рассказывают те, кому это выгодно, Ингигерд отвечала, что уже согласилась с решением тинга и отправила будущему мужу серебряный плащ и пояс в знак готовности стать его женой!

Олав даже застонал:

– Почему же ты меня не спросила?!

Это было страшным ударом для короля Швеции, но изменить он уже ничего не мог. Олав не считал своего тезку-выскочку достойным руки дочери, понимал, что тот долго не продержится и рано или поздно потеряет свой трон. Что тогда будет с дочерью?

Когда отец попытался объяснить это самой Ингигерд, та чуть приподняла красивую бровь:

– А ты разве не поможешь зятю удержаться на троне? Ты силен, с твоей помощью Олав долго будет королем.

– Ни за что!

– Хорошо, справится сам! – отрезала Ингигерд.

Строптивость дочери уже не просто раздражала Шётконунга, Ингигерд своим упрямством ломала все его планы! Шётконунг совсем не собирался вечно держать мир на границе с Норвегией, напротив, он намеревался захватить побольше соседских земель, а теперь что прикажете делать? Воевать с собственным зятем или помогать ему, как советует дочь?

Ни то, ни другое – решил Шётконунг, время еще есть, он что-нибудь придумает, чтобы не выдавать дочь за этого толстяка. Но на упрямую Ингигерд обиделся не на шутку.

* * *

Между отцом и дочерью пробежал холодок недовольства, вернее, это была целая буря недовольства, ледяная буря. Когда Ингигерд объявила, что уже дала согласие тингу на замужество и отправила жениху в подарок плащ и пояс, как полагается, отец потерял дар речи. Его лицо то белело, то краснело, даже шея пошла пятнами, Шётконунг долго кричал на дочь, ругая за самоуправство. Ингигерд никогда не видела отца таким, обычно он разговаривал со своей любимицей куда как мягче и никогда не скрывал, что считает свою дочь самой красивой, умной и достойной девушкой в мире!

Почему же он не хочет отдать это сокровище королю Норвегии? Тем более что тинг решил именно так. Ингигерд неглупа и прекрасно понимала, что отец терпеть не может Олава Харальдссона и считает его выскочкой, который на троне долго не усидит. Но она искренне полагала, что отец же и сможет помочь. Только почему-то не желает этого делать. Ничего, получит зятя – сделает, решила строптивая дочь короля Швеции. Король упрям, но и дочь не меньше. Теперь предстояло одному переупрямить другого.

Ингигерд не сомневалась в своей победе не столько потому, что чувствовала себя сильнее отца, сколько потому, что так решил тинг. Пойти против воли тинга значило подставить под удар собственную жизнь. Правда, бывали минуты, когда Ингигерд сомневалась, не зря ли она так быстро поддалась на уговоры Рёнгвальда? Может, стоило бы попросить время на раздумья?

Пока ёталандский ярл был рядом, все казалось таким верным. Ну и что, что Олав толст и не слишком красив? Он благороден, умен, решителен, как подобает королю. А еще он слагает замечательные висы – стихи, которые посвящает тем, кого любит. Ингигерд не сомневалась, что стоит им встретиться, и все висы Харальдссона будут посвящены только ей!

Долго ли загореться девичьему сердцу, если оно в предвкушении любви? Ингигерд пришло время любить, потому она легко отозвалась на хвалебные рассказы Рёнгвальда о его короле. Дочь короля Швеции уже была заочно влюблена в короля Норвегии и убеждена в том, что нет силы, способной помешать их браку. Когда спала первая пелена восторга оттого, что она скоро станет королевой Норвегии и женой самого замечательного человека всей Скандинавии, слагающего лучшие висы среди норманнов, Ингигерд решила пока не спорить с отцом. Ничего, пройдет время, и он согласится на этот брак. Вернее, согласиться ему уже пришлось, нужно только, чтобы Шётконунг принял будущего зятя еще и душой, как его приняла дочь.

* * *

Размышляя над тем, как постепенно сладить с отцом, Ингигерд позволила кормилице быстро переплести свои косы, девушке, тем более королевне, нельзя появляться среди людей растрепанной. Что скажут досужие языки, если увидят, что будущая королева Норвегии выглядит как простая девчонка? Но отказать себе в удовольствии ходить на скалу и смотреть на волны Ингигерд не могла.

– Зачем зовет отец, не знаешь?

Кормилица только чуть лукаво улыбнулась, не отвечая. Что за тайны? – удивилась девушка. Не иначе отец решил сделать ей какой-то подарок. Давно пора, иначе как им примириться?

В предвкушении славного подарка королевна отправилась переодеваться, платье действительно промокло, и его следовало сменить. Но служанки приготовили праздничный наряд, выгодно подчеркивающий красоту и стать королевны. Это уже не походило на простую встречу дочери с отцом, явно приехали какие-то важные гости.

У Ингигерд замерло сердце. Ее одевают в наряд, подобающий девушке на выданье, это могло значить только одно – будут показывать жениху или его людям! На миг остановившееся сердце зашлось в бурном стуке, лицо запылало румянцем и без обжигающего морского ветра. Неужели приехал сам Олав?! Нет, наверное, нет, отец не стал бы так радоваться. Но это его люди, несомненно! Ожидая, пока служанки застегнут все застежки на платье, Ингигерд гадала. И все же наряд слишком красив и богат, вдруг ее встретит все-таки сам король Норвегии?

Кормилица оглядела свою любимицу. Хороша! Жаль, что ее мать Астрид умерла так рано, не увидев, какая выросла дочь. У девочки не было матери с малых лет, но будь жива королева Астрид, Ингигерд все равно дружила бы с отцом больше, чем с ней. Хотя если вспомнить о том, какой была королева… Она тоже сидела на лошади так, точно на ней и родилась. Длинные светлые волосы Астрид из-за бешеной скачки всегда выбивались из-под женской повязки и развевались на ветру. Королева не умела и не желала ездить медленно, на то и лошади, чтобы на них мчаться! Кормилица вздохнула, вспомнив, как погибла красавица Астрид…

Лучше об этом не думать! Но и дочь так же лиха и неукротима. Какая из нее будет жена и королева? Королева хорошая, а вот жена? Кормилица сомневалась, что Олав Харальдссон сумеет держать в руках эту строптивицу! Отцу и то не удается. Здесь нужен не сочинитель красивых вис, а зрелый мужчина с сильным характером. Неужели такой нашелся?

Глядя вслед Ингигерд, почти летящей в палату, где ее ждали отец с послами из далекой Гардарики, кормилица усмехнулась: нашлась твоя судьба, голубка. И это вовсе не толстый Олав. Женщина почему-то была уверена, что Ингигерд станет женой именно того, кто прислал роскошные меха и драгоценности со своими послами…

А сама девушка действительно едва касалась ногами пола от возбуждения. Столько ночей она мечтала о встрече со своим единственным Олавом! При этом Ингигерд никогда не задумывалась о том, как выглядит избранник, знала его прозвище – Толстый, но ей казалось, что достойный, мужественный, благородный конунг обязательно должен быть очень красив, несмотря на толщину. Девушка наслушалась столько рассказов Рёнгвальда о своем короле, что была твердо убеждена, что Олав – самый достойный конунг на всей земле, и никто не смог бы убедить ее в обратном! Девичье сердце, страстно желавшее и ждавшее любви, было заочно отдано норвежскому конунгу.

В палату быстрым шагом, гордо неся свою красивую головку, вошла дочь короля Швеции. Сам Шётконунг, на мгновение залюбовавшись дочерью, с улыбкой указал на нее гостям:

– Это моя дочь Ингигерд.

Десятки глаз впились в лицо королевны. И впрямь хороша! Горделивая осанка знающей себе цену девушки, длинные светлые с золотистым отливом косы, брови вразлет, на щеках румянец… Ингигерд похожа на свою мать, умершую королеву Астрид, которая была славянкой, потому ее внешность близка прибывшим.

Сама королевна приличествующе поклонилась, в меру уважительно, в меру горделиво. В самый раз, чтобы не обидеть гостей и не унизить себя. Олав мысленно похвалил дочь.

– Ингигерд, а это дары, которые тебе прислал твой жених…

На мгновение в палате установилась полная тишина. Девушка замерла от увиденного, потому что перед ней лежали связки немыслимо красивых, благородных мехов. Такие водятся лишь в землях Гардарики, но Ингигерд помнила, что купец Гудлейк погиб, доставляя эти сокровища из Хольмгарда. От сознания, что ради того, чтобы она получила удовольствие, даже погибли люди, добавило мехам ценности.

А еще в ларце лежали богатейшие россыпи украшений, каждое из которых могло затмить любое имевшееся у королевны! Слуги резво разворачивали ткани для парадных одежд, раскладывали вокруг дорогую, блиставшую драгоценностями посуду…

У Ингигерд даже мелькнула мысль, что Олав решил потратить на подарки дорогой невесте все состояние Норвегии. Ничего не пожалел для нее король Норвегии! Как можно не любить такого благородного человека?! Сердце девушки захлестнула волна благодарности и гордости за своего жениха одновременно.

Она не удержалась, чтобы не запустить тонкие пальцы в густой ворс меха, приложила его к щеке, кожей ощущая его бархатистость… Хотелось потрогать и драгоценности из ларца… Но тут…

Совсем по-другому замерли послы, привезшие дорогие подарки. Русские послы прибыли сватать одну из дочерей Олава Шётконунга для своего князя Ярослава. Вопрос о том, какую, не стоял, старшая Ингигерд уже была обещана королю Норвегии Олаву Харальдссону, это знали все. Младшая Астрид, конечно, рождена наложницей, но и князь тоже непонятно в каком положении. Никто не знал, где его княгиня Анна, жива ли, у Болеслава ли? Если жива, то получается, что Ярослав Владимирович решил жениться при живой супруге? Коснятин строго наказывал всячески избегать таких расспросов. Послы и старались.

Никто не мог понять, почему так обрадовался их сватовству король Швеции Олав Шётконунг. Причем послы даже не успели объяснить, какую из дочерей сватают (они и не делали этого, прекрасно зная, что старшая уже занята), как Шётконунг объявил, что сам поговорит с Ингигерд и постарается получить ее согласие! Русские ахнули, перебить невесту у норвежского короля грозило войной. Хотя с кем воевать? Норвегия далеко, а шведскому королю, видно, так не хотелось отдавать дочь норвежцу, что готов выдать ее за Ярослава! Хорошо это или плохо, думать было некогда, в палату вошла Ингигерд и затмила собой все сомнения.

За такую дочь Шётконунг порвет не только польского короля Болеслава, но и норвежца, если тот вздумает противиться! У послов мелькнула одинаковая мысль: сколь повезло князю Ярославу! Потом они поймут, что нрав у королевны неистовый и строптивый, а тогда невольно залюбовались красивой девушкой, перебиравшей красивые меха, и радовались, что подарки достойны невесты. Старший из прибывших бояр уже решил для себя, что если не удастся сосватать эту, то уж совсем отказать Олав не сможет.

А сам король закончил фразу, от которой обомлела уже Ингигерд:

– …князя Гардарики Ярицлейва!

Ингигерд даже выпустила из рук связку соболей. Королевна выпрямилась, а шкурки черной головки упали к ее ногам. Между отцом и дочерью, казалось, схлестнулись клинки, еще чуть – и от встретившихся взглядов посыплются искры!

– Я сосватана за другого, отец!

– Я передумал. Ты станешь женой князя Гардарики Ярицлейва. Он не чета нищему Харальдссону!

– Нет! – Не дожидаясь ответа, Ингигерд повернулась и в полной тишине вышла вон, нарочито громко топая по каменному полу палаты. Послы обомлели, дочь позволяет себе вот так разговаривать с отцом в присут– ствии чужих людей, да еще и послов?! Но, осторожно покосившись на Шётконунга, они увидели, что тот нимало не расстроен. Король сдержанно улыбнулся:

– Она согласится… Можете обещать своему князю, что он женится на моей дочери Ингигерд. Он достоин моей дружбы! – И совсем тихо, так, чтобы слышал только стоявший рядом Ульф, добавил: – А норвежец, если уж так желает породниться со мной, получит другую дочь. Позаботься об этом, Ульф.

– Я сделаю, конунг.

– Знаешь как?

– Придумал.

Конунг кивнул, пусть дочь думает, что она хитра и настойчива, хотя, конечно, этого не занимать, отец еще хитрее и настойчивей. И у него есть немыслимо хитрый Ульф.

Шётконунг позволил Ингигерд удалиться, чтобы не спорить в присутствии послов, потом унесли дары, а король с послами отправились на пир. Шведы принимали русских с явным удовольствием и радушием.

* * *

Ингигерд спешила в свою комнату, трясясь от возмущения. Она была обманута в своих лучших надеждах! Так обрадоваться дарам, начать ласкать предложенные меха… А все это богатство не от Харальдссона, а от какого-то русского конунга! Захлестывала обида и на отца, вероломно подставившего ее, и на Олава, не помыслившего преподнести такие же подарки. Ингигерд с горечью думала о том, что Харальдссон, возможно, и не так уж щедр и благороден! Она подарила серебряный пояс, а что получила взамен? Только обещание жениться?

Но гордая девушка не желала признавать превосходство русского конунга перед своим возлюбленным. Нет, она никогда не даст согласие на замужество с этим конунгом Гардарики, даже если Олав вдруг станет нищим!

Кормилица, увидев, насколько возбуждена ее любимица и как недовольна, осторожно заглянула в лицо. Открыто спрашивать нельзя, все знали, что у Ингигерд тяжелый нрав и она подвержена вспышкам необузданной ярости.

Королевна была сердита на отца. К чему вести переговоры с послами из Гардарики и что-то им обещать, ведь он знает о решении дочери! А тут еще ни от самого Олава, ни от Рёнгвальда нет писем. Ей вдруг стало страшно, а вдруг сам Харальдссон передумал?! Тогда она останется соломенной невестой, которую посватали и забыли! О том, чтобы дать согласие послам конунга Ярицлейва, Ингигерд и не думала, все ее мысли вертелись только вокруг Олава Норвежского.

С каждой минутой беспокойных размышлений о нем жених казался все лучше и лучше, теперь Ингигерд сама придумывала то, о чем Рёнгвальд и не говорил. Кто самый сильный? Конечно, Олав Харальдссон! Его зовут Толстым просто из зависти, наверняка никто одолеть не может, вот и обзывают.

Кто самый лучший слагатель вис? Тоже Олав, значит, у него прекрасная душа, ведь чтобы красиво выразить свои мысли, надо иметь душу.

Кого больше всего любят бонды? Короля Норвегии, вон даже ради него решились не претендовать на спорные земли! Ингигерд не думала о том, что это король решил жениться ради того, чтобы снять претензии соседа на спорные земли. Нет, конечно, нет! Олаву рассказали (тот же Рёнгвальд!) о том, как прекрасна старшая дочь короля Швеции Ингигерд, он влюбился и готов даже поступиться своими землями, только чтобы заполучить ее себе в жены! В этом Ингигерд была абсолютно уверена, и никто бы не смог ее переубедить.

Но никто и не пытался, зная строптивый нрав королевны.

А ей самой вдруг пришло в голову, что если Олав Харальдссон так хорош, то он нравится и другим женщинам, ведь не могут же они не замечать прекраснодушного короля Норвегии?! Но рядом с ним, конечно, находятся другие женщины, дочери его ярлов и бондов! И эти негодяйки наверняка делают все, чтобы он забыл о своей Ингигерд! Дочь шведского короля была готова мчаться в далекую Норвегию и силой отнимать у негодных завистниц своего жениха.

Не пришлось, от Рёнгвальда пришло письмо с сообщением, что король Норвегии готовится к свадьбе и все состоится вовремя. Ингигерд обрадовалась, она помчалась с этим посланием к отцу, показать, что отменить свадьбу никак не получится и зря эти послы конунга Гардарики стараются.

Шётконунг, прочитав послание родственника, слегка задумался, но потом покачал головой:

– Поживем – увидим…

Ингигерд, чувствуя себя победительницей, гордо вскинула голову и отправилась восвояси. А Шётконунг позвал верного Ульфа:

– Все ли идет так, как надо?

– Да, – подтвердил тот.

– Отправляйся к Рёнгвальду, он может испортить все своим неуемным старанием. Нельзя допустить, чтобы они с Ингигердой обменивались посланиями.

– Она не пишет, мой конунг. А если напишет – перехватим.

Действительно, письмо королевны, направленное Рёнгвальду с подтверждением готовности выйти замуж за его короля и вестью об отказе послам конунга Гардарики, легко перехватили. Гонцы тоже любят выпить и провести ночку в объятиях доступной красавицы…

* * *

Шли дни, но Ингигерд не давала согласия на замужество с конунгом Ярицлейвом. Приближались осенние шторма, и послам было пора возвращаться. Их позвал к себе король, заверил, что дочь согласится обязательно, и на следующий год состоится свадьба. Уже видев строптивую дочь конунга, русские сильно в этом сомневались, но Шётконунг снова заверил, что у него есть способ заставить дочь согласиться. Кроме того, он пообещал хорошую военную помощь будущему зятю. Это было то, зачем плыли русские ладьи из Новгорода в Упсалу – король дал согласие на брак и обещал помощь. Можно возвращаться.

Ингигерд пыталась понять: взяла ли она верх над отцом? Послы отправились восвояси, согласие от самой невесты не получено… Получалось, что взяла. Почему же так спокоен отец? На вопрос, состоится ли ее свадьба с Олавом Харальдссоном этой осенью, не сказал ни да, ни нет. Когда дочь потребовала твердого ответа, заявил, что нет и что она выйдет за конунга Гардарики. Ингигерд поразило отцовское спокойствие. Получалось, что он не собирался считаться ни с волей дочери, ни со словом, которое дал на тинге?!

– Но я не дам согласия на такой брак!

– Дашь, – все так же спокойно ответил отец.

Ингигерд метнулась к себе – писать новое послание к Рёнгвальду, чтобы Олав Харальдссон узнал, что творится в Упсале, чтобы пришел на выручку! Это послание Ульф задерживать не стал. Пусть Олав знает, что его невеста обещана другому. А слезы самой невесты?.. Кто с ними считается? И потом, у короля есть еще дочь…

Олаву нужна Ингигерд или просто дочь шведского короля для замирения? Это Ингигерд напридумывала себе о норвежце невесть что, а тот относился к будущей свадьбе очень спокойно. Красивая дочь шведского короля станет его женой? Очень хорошо!

Правда, когда пришло время забирать невесту, а в условленное место на встречу к жениху не приехала не только сама Ингигерд, но и кто-то из шведов объяснить, в чем дело, Олав разозлился. Так не поступают с королями! Несколько дней к нему невозможно было подойти, король ни с кем не разговаривал. Окружающие уже и не знали, как быть.

Но однажды поздним вечером к Олаву пропустили Рёнгвальда Ульвссона, того самого, что столько напел в уши Ингигерд о своем короле. Рёнгвальд принес неутешительное известие, что к Шётконунгу приезжали послы конунга Гардарики Ярицлейва сватать его дочь Ингигерд, и король Швеции, вопреки своим обещаниям выдать дочь за Харальдссона, дал согласие на ее брак с конунгом Гардарики. Сказал, что об этом ему сообщила сама Ингигерд письмом, а еще что с королем Норвегии просит тайной встречи посланник Шётконунга.

– Чего еще нужно этому обманщику?! Он и так унизил меня сверх меры!

– Ты поторопился, мой конунг, поспешил к назначенному месту встречи. Если бы собрался туда на несколько дней позже, как и договаривались, то, возможно, ехать не пришлось бы.

– Не говори загадками, – поморщился Олав. – Я уже слышать не хочу ни о какой Швеции с ее королем-обманщиком! И об этой Ингигерд тоже. Пусть выходит замуж за кого угодно!

– Выслушай сначала прибывшего человека, он близок к королю…

Человек оказался Ульфом, сделавшим все для того, чтобы никто не узнал о его визите к королю Норвегии.

После этого начались странности. Рёнгвальд и никем не узнанный Ульф вернулись в Швецию. Через некоторое время из дома вдруг исчезла сестра Ингигерд, младшая дочь Шётконунга Астрид. Почему-то ее бросились искать не сразу. Вдруг уехал ни с кем не попрощавшись и Рёнгвальд…

А после Рождества пришло немыслимое известие: король Норвегии Олав Харальдссон все же женился на дочери шведского короля Олава Шётконунга, только не той, которую сватал прежде, а на ее сестре Астрид, ради будущего мужа бежавшей из отцовского дома!

Ингигерд, услышав такое известие, обомлела. Она даже не сразу поняла, что речь идет о ЕЕ Олаве и сестре Астрид.

– Как это? Он же мой жених!

Отец словно ждал прихода дочери, кивнул, показывая, что знает о произошедшем, а потом усмехнулся:

– Может, теперь ты выйдешь замуж за конунга Гардарики Ярицлейва?

Несколько мгновений Ингигерд стояла, молча глядя на отца. Она была достаточно умна, чтобы понять, чьих это рук дело. Не желая выдавать за короля Норвегии свою любимицу, Шётконунг позволил младшей дочери бежать к несостоявшемуся мужу старшей!

Отец наблюдал, как внутри Ингигерд борются гордость и желание разнести все от злости. Девушка прекрасно понимала, что если начнет кричать и покажет свою боль, то добавит позора и унижения самой себе. Она вдруг надменно вскинула голову и насмешливо произнесла:

– Я согласна стать женой конунга Гардарики Ярицлейва, только если он преподнесет мне в дар на свадьбу Альдейгьюборг и то ярлство, что к нему относится!

Олав не смог сдержать восхищения, ох и девка! Такое придумать могла только его дочь! Альдейгьюборг, или Ладога, как его зовут сами русы, лакомый кусок для кого угодно, но в ответ на такой свадебный дар ему, как отцу, придется давать приданое не меньших размеров! Ингигерд станет одной из самых богатых, если не самой богатой женщиной из всех известных.

А в том, что дочь возьмет в руки будущего мужа и заставит поступать так, как ей понадобится, Олав Шётконунг не сомневался. Он хорошо знал нрав своей Ингигерд и то, какой она может быть в гневе. Недаром все окружающие старались не попадаться королевне на глаза, если та гневалась. Иногда казалось, что, будь она мужчиной, обязательно была бы викингом, причем не просто викингом, а берсерком, что во гневе способны убить врага голыми руками, загрызть собственными зубами.

– Я передам послам твое требование.

– Я хочу еще, чтобы со мной в Хольмгард отправился родственник, которого я выберу, и чтобы у него там было положение не ниже нынешнего!

Олав чуть насторожился – кто знает, что еще придумает дочь? Вон Олав Харальдссон тоже теперь ее родственник! Вдруг решит, чтобы и он ехал в Гардарику?

– Я надеюсь, ты не мужа своей сестры собираешься туда брать? – Шётконунг постарался, чтобы голос не звучал слишком насмешливо.

Ингигерд, уже собравшаяся уходить, резко обернулась:

– У меня нет сестры! Передай, чтобы никогда не попадалась мне на глаза.

Родственником, которого выбрала для управления Альдейгьюборгом (Ладогой) Ингигерд, был тот самый Рёнгвальд. Никто не мог понять этого выбора, а сама невеста не объяснила, что просто не хочет расставаться со своей несбывшейся мечтой о прекрасном короле Норвегии. Пусть Рёнгвальд хотя бы время от времени рассказывает ей об Олаве и его висах.

Удивительно, но конунг Ярицлейв согласился на все условия невесты, она получила в качестве свадебного дара Ладогу и земли вокруг нее. С тех самых пор эти земли называются Ингерманландией – Землей Ингигерд. И управлял ими до самой своей смерти ярл Рёнгвальд, а потом его сыновья…

Ярл привел с собой на земли Гардарики большой отряд в помощь конунгу Ярицлейву – Ярославу Владимировичу. Это был личный дар короля Швеции своему зятю. Отряд немало помог Ярославу в возвращении себе Киева.

* * *

Надо сказать, что король Швеции и все окружавшие Ингигерд не ошибались, помня о ее буйном нраве. Когда был вскрыт саркофаг с останками княгини Ирины (так на Руси именовали Ингигерд), то ученый-рентгенолог Д.Г. Рохлин мрачно произнес: «Не желал бы я жить под ее началом». Почему? Оказалось, что черепная крышка княгини слишком толста. У человека это приводит к тому, что при возбуждении и приливах крови к голове мозг, бессильный расправиться в черепной коробке, причиняет сильнейшие боли, доводящие до бешенства. То есть княгиня, судя по всему, страдала жесточайшими мигренями, стоило ей только хоть чуть на кого-то осерчать или возбудиться. Это приводило к еще большему приливу крови и еще большим мучениям.