Текст книги "Не верь, не бойся, не проси…"

– Чего ты ломаешься, Эгле? – разозлившись, процедил он. – Тебе что, так часто делают предложение руки и сердца, что ты решила немного поломаться, построить из себя разборчивую невесту? Подумай, кто ты без меня? Стоит мне сегодня выставить тебя на улицу, как завтра ты прямиком окажешься в каталажке.

– Что ты сказал? – прошипела я. – Выставить? Меня?! Я тебе что, вещь, которую какой-то вшивый охранник с чемоданом ворованных денег может вот так просто ВЫСТАВИТЬ за ворота?

Мы уже подъехали к дому, и я, выскочив из машины и с бешенством захлопнув дверцу, не оборачиваясь, понеслась к крыльцу. Забравшись с ногами на кровать в своей комнате и привалившись спиной к стене, я стала лихорадочно соображать, что мне теперь делать.

– Эгле, открой… Я хочу извиниться… – послышался из-за двери голос Кирилла. – Я хочу рассказать тебе правду, как на самом деле обстоит дело с этими деньгами и вообще… Прости меня, Эгле… Я сказал глупость, но ты же сама довела меня до бешенства. Когда ты узнаешь всю правду, то поймешь, что я никак не мог поступить иначе…

Я ничего не ответила, дверь не открыла и не вышла из комнаты до самой ночи.

* * *

Проснулась я где-то посреди ночи, видимо, от голода. Спала я вообще плохо, мне снилась Ариша, которая плакала и просилась к маме, и Сергей, который грубо шипел: «Замолчи, маленькая ведьма, ты разбудишь весь дом!» Потом Арина снова плакала, Сергей ругался… и так полночи подряд. Проснулась я издерганная и встревоженная, будто и не спала вовсе, а тут еще и желудок заболел. Я вспомнила, что ничего не ела со времени легкого завтрака в закусочной «Пти дежене» недалеко от нашего дома, коньяк на яхте не считается, значит, желудок мой пуст уже почти целые сутки. Неудивительно, что он с возмущением напоминает о себе. Я спустила ноги с кровати и, не зажигая свет, чтобы не привлекать внимания и, не дай бог, не разбудить спящего Кирилла, на цыпочках пошла к кухне. Спустившись вниз, я замерла, приоткрыв рот и чуть не закричав от страха. За стеклом дверей, ведущих к бассейну, колыхались два неясных силуэта. Я подкралась ближе, чтобы услышать, кто это и что эти люди хотят найти в нашем с Киром доме. Внезапно сквозь приоткрывшуюся от сквозняка дверь довольно отчетливо донесся голос Кати. Значит, она, узнав, что мы с Кириллом отказываемся привезти ей документы, решила приехать сама? Но как ей это удалось без паспорта и визы? Я замерла, прислушиваясь к ее словам.

– …Слава богу, теперь этот кретин, наконец, мертв… твой человек сработал быстро и качественно. Самоубийство инсценировано так – комар носа не подточит. По крайней мере, врач и эксперт ничего подозрительного не обнаружили. Ему всю башку разнесло, как гнилой арбуз! Я не удержалась и глянула одним глазком, но ты не волнуйся, меня никто не видел, для всех я по-прежнему во Франции. – Катин голос звучал нервно и очень возбужденно. – Теперь я и Лариса наконец не зависим ни от кого и ни от чего.

– Откуда ты про эксперта и врача узнала? – Я вздрогнула, услышав голос Кирилла.

– Так твой же человек и сказал… Он в толпу зевак втерся и стоял… Вот нервы-то, да? Как канаты. Я бы так точно не смогла.

– Что с тобой, Кэт? Ты опять кололась? Неужели не могла продержаться хотя бы эти дни? Что девочка подумает, увидев маму в таком виде? Где она? Надеюсь, ты позаботилась, чтобы она не видела того, что случилось в доме с ее отцом?

– Ха-ха! Нашел папашу, – нервно засмеялась Катерина. – Тебе прекрасно известно, что он ей такой же отец, как я – святая мать Тереза…

– Лариса считает Олега отцом. Неужели ты оставила ее в доме? У ребенка же будет шок… – взбешенно прошипел Кир. – Ты дура, что ли, совсем?

– Ой-ой-ой! – добродушно пропела Катя, похоже, сегодня у нее было отличное настроение. – Загундел! Да отправил Олег Лариску погостить к своей мамаше гребаной… Какого черта он это сделал, ума не приложу. Смешно, но теперь мы это никогда не узнаем. – Она неестественно рассмеялась.

– Возьми себя в руки, Кэт! – прикрикнул на нее Кирилл. – Нам нужно не хохотать или пускать идиотские слюни, а придумать, как вести себя с милицией.

– А что тут думать? Вези сюда эту дурочку с моими документами. Я буду встречать вас там, где вы меня оставили, в той же машине. Траурный наряд я уже приготовила, буду самоотверженно изображать скорбящую вдову. Потом все устаканится, и мы все вчетвером, ты, я, Лара и мой любимый Петя-Петушок, уедем из этого треклятого города навсегда. Я, пока «скорблю», вещички потихоньку распродам, клуб, ресторан, насчет олеговских предприятий договорюсь, чтобы, как только наследство оформят, сбагрить с рук и их.

– А ты, случайно, еще не начала продавать свои заведения? – подозрительно поинтересовался Кирилл.

– Не-а! – легкомысленно хохотнула Катя. – Куда торопиться? Все идет нормально и по плану. – И быстренько сменила тему: – Как там букашка? Огонь-девка? Да не тушуйся ты, я ведь заметила, ты на нее еще тогда в клубе глаз свой ненасытный положил, когда эта букашка на сцене бездарные фортеля ногами выписывала. Сколько раз уже успел окучить малышку букашку? В какой позе у нее это лучше всего получается? Небось попискивает букашка от восторга, какого мужика в койку затащила.

– Хватит, Катерина. Ты, я смотрю, уже совсем на этой почве свихнулась.

– Ну и свихнулась, тебе жалко, что ли, или завидно? Боишься, что тебе ничего не достанется? Не бойся, я умею быть благодарной…

– А Петя-Петушок что на это скажет? – с усмешкой поинтересовался Кирилл. – Возражать не станет против такой формы благодарности?

– Нет! Пете нельзя говорить… Петя ничего не знает про все наши с тобой дела. Он еще даже о смерти Олега не знает. Не могла же я ему сказать раньше, чем в газетах объявят. Откуда я узнать могла? Я на всякий случай вчера ему сказала, что улетела во Францию, мол, пора и честь знать, покуролесили, и ладно, пора букашку на боевом посту менять… Ой! Прям как в воду глядела! Так ты хочешь, чтобы я букашку заменила на твоем боевом ПОСТУ? – Она снова неестественно расхохоталась.

– Если ты в таком виде попадешься на глаза милиции, тебе конец, – серьезно и печально сказал Кир.

– А меня для ментов сегодня не существует, я завтра прилетаю. Для всех, и для Пети-Петушка, и для родственников загребущих. Поэтому я сегодня имею полное право расслабиться. Так что насчет этой твоей девки? – неожиданно вернулась к разговору обо мне Кэт. – Ты сам ее придушишь или опять человека просить придется?

– Сам, – хмуро отрезал Кирилл.

– Правильно. Как говорил классик, «сам ее поимел, сам и убью». Круто, хвалю! А не жалко букашку?

– С теми деньгами, что ты мне обещала, я смогу отыметь целый муравейник, – грубо отозвался Кирилл. – Ты где сейчас?

«Как это где?» – изумилась я. Они же рядом стоят, разговаривают.

– В твоей дурацкой халупе, где же еще? – прозвучал немедленный ответ. – Сижу на твоей дурацкой тахте и смотрю твой дурацкий телевизор…

Какой телевизор, что она такое говорит? От услышанного только что у меня заломило в висках и стали ватными ноги. Меня даже не огорчили неожиданные признания Кирилла. Все было так ужасно и так невероятно, что просто не могло уложиться у меня в голове. Как, интересно, Кир собирается завтра заставить меня лететь в Россию? Ведь я же твердо решила остаться здесь? Какую новую сказку он придумает для меня? Или и Катерину он тоже обманывает ради какой-то своей выгоды?.. Если он так суетился и прогибался ради относительно небольшого капитала самой Кати, то, чтобы прибрать к рукам наследство Олега, он может пойти на любой, даже самый жестокий, обман.

– Ну и стерва же все-таки моя женушка… была. И шлюха! – Я вздрогнула, мгновенно узнав этот прокуренный с хрипотцой и придыханием голос покойного Катиного мужа, Каменкова Олега Владимировича. Что это? Бред? Галлюцинация? Или просто-напросто я сплю и все это мне снится? Я опустилась прямо на пол посреди гостиной. Ноги меня не держали, а слышно так стало даже лучше.

– Теперь вы убедились? – бесстрастным тоном, совсем не тем, каким он говорил только что, буквально пять секунд назад, отозвался Кирилл. – Вы хотели это услышать собственными ушами и услышали… Все: и про убийство, которое мой человек инсценировал по моей просьбе, и про Ларису…

– Мне нужно было услышать это лично, чтобы отпали последние сомнения. Мне было все-таки как-то тревожно на душе, неспокойно… И жалко немного было эту шалаву. Мы ведь прожили вместе больше десяти лет. Но теперь я спокоен. Твоя кассета с записью ваших переговоров с Кэт мне помогла. Спасибо. Вот тебе деньги, ты честно их заработал. Это за Катерину, а это вот за Ларису и твою девку… Значит, так, ты теперь не торопись, я в Париже пробуду еще дня два, максимум три, жить буду в гостинице, вместе с остальными участниками конгресса. О нашей ссоре с женой знают все, и мало кто удивится, что я ее здесь даже не навестил. Я дам тебе знать, как только уеду в Россию, и тут сразу начнешь готовить несчастный случай. Пусть они сразу обе исчезнут, и эта твоя литовская девка, и Лариса. Я оставлю ее здесь прямо сейчас, не нужно, чтобы ее видели со мной в Париже. Не хочу разговоров. Да и потом, место дочки рядом с «мамашей». Все логично. На меня никто не подумает, я же буду в России. Но ты все же постарайся почище все устроить. Аварию или лодка пусть в море перевернется, Лариса плавать не умеет, а девку сам под водой подержишь… В общем, действуй по обстановке, можешь особо не торопиться, чем больше времени пройдет после моего отлета из Руасси, тем лучше. Но и не затягивай с этим, я понимаю, девочка, видно, лакомый кусочек, но дело прежде всего.

– Я понял, – поддакнул Кирилл. – Мне и самому невыгодно тянуть. Все-таки тоже тянет сердце. Я же человек, а не киборг какой…

– Если все пройдет гладко, – деловито продолжил Каменков, – ты получишь еще столько же, сколько сегодня. Но имей в виду, за эти деньги у меня не должно возникнуть ни единой проблемы или неприятности, кроме похорон изуродованного тела «жены» и дочки. В идеале было бы лучше их вообще не найти, но тогда с оформлением вдовства и с Катериниными заведениями будут проблемы. Так что трупы должны быть. Я приеду и сразу опознаю обеих. С лицом «жены» только все же сделай что-нибудь. Не дай бог, кто следом увяжется.

– А девочку не жалко? – тихо спросил Кирилл, когда Каменков замолчал. – Вы же все-таки ее почти семь лет как родную дочку воспитывали…

– Жалко, – жестко признался Олег Владимирович. – Я даже привязался к ней поначалу, думал, что дочка, кровиночка родная… Но Катерина и здесь все испортила. Если бы она не ломалась и дала провести анализ, я бы до ее смерти успел написать отказ от отцовства, подтвержденный матерью ребенка. Тогда Лариса осталась бы жива. Теперь же сделать это почти невозможно, судиться не с кем… Да и как люди посмотрят на такое? Посчитают мелочным подлецом и подонком. Ведь покойники и дети всегда правы… – зло усмехнулся он. – Я не хочу, чтобы фамилия и деньги моей весьма уважаемой в городе семьи достались дочери ублюдка и подзаборной шлюхи. Бог не дал мне своих детей, но и чужой ребенок мне не нужен. Эту девочку нужно уничтожить. Пусть мамашу свою поблагодарит на том свете.

– Что вы с ней сделали? – глухо поинтересовался Кирилл.

– С Катериной? – совершенно спокойно уточнил Каменков. – Она сама все почти сделала, мне повезло. Когда я открыл дверь ключами, которые ты мне дал, то увидел, что это шлюха спит, обколовшись какой-то гадостью. Рядом еще куча ампул валялась и шприц, я просто вколол ей доз десять зараз для верности… Она подергалась слегка и все… передоз, – брезгливо пояснил он. – Не волнуйся, в твоей квартире никаких следов того, что там произошло, не осталось. Я и шприц забрал, и ампулы… Хотя никто ведь искать ее все равно не станет. Все уверены, что она с тобой тут, в Онфлере. Даже ее Петушок. Кстати, этот сентиментальный дурак наверняка сюда припрется, когда официально объявят о смерти этой французской «Катерины». Ты передай ему мои искренние соболезнования. А где я настоящую «женушку» землей присыпал, никто, кроме меня, знать не будет. Всё! Ее нет. Пусть все оплакивают ту, которая в официальной могиле лежать будет.

– Не по-божески это, – суеверно пробормотал Кирилл.

– Собаке собачья смерть, – презрительно бросил Олег и встал со ступеньки. – Она сама себе яму вырыла, сама все устроила, даже мое алиби. Так на что теперь жаловаться? Значит, я на тебя надеюсь. Мне нужно ехать, чтобы утром оказаться в Париже…

– Давайте хоть помянем ее на дорожку, – глухо предложил Кир, тоже поднимаясь и протягивая Каменкову бокал.

– Мне за руль вообще-то… Хотя французская полиция сейчас спит… А мне расслабиться совсем не помешает. – Он опрокинул в рот содержимое бокала, сунул его обратно в руку собеседника и зашагал в сторону бассейна – видимо, он решил покинуть дом через уединенную садовую калитку, расположенную за ним. Кирилл бросил на пол бокал и злобно топнул по нему ногой. Потом, все больше озлобляясь, он начал неистово топтать осколки, пока они не превратились в стеклянную пыль. Поняв, что Кир сейчас вернется в гостиную и непременно обнаружит меня там, я на коленях, лихорадочно перебирая дрожащими руками и ногами, поползла к лестнице. Кое-как добравшись до своей спальни, я спрятала голову под подушку и замерла.

«Что делать?! Что?!!! Бежать… это понятно. Куда? В полицию? Тогда меня посадят в тюрьму за то, прошлое дело, в которое втянул меня Нюсин муж… Да, меня посадят… – Мой мозг лихорадочно работал, прокручивая в голове все возможные варианты. – Ну и пусть, зато и я, и девочка останемся живы. Может, еще Аня одумается и даст показания в мою защиту… хотя это вряд ли… А может, удастся остаться здесь, во французской тюрьме, тут чище и кормят лучше. Попрошу политического убежища… Хотя это тоже вряд ли… Так, стоп! А что они там говорили про девочку? Олег привез ее, и она уже здесь, в доме… Значит, мне не приснилось и рядом со мной действительно плакала маленькая девочка? Где она сейчас? Выяснить это в темноте, не обнаружив себя перед Кириллом, вряд ли удастся. Значит, нужно дождаться утра, и все выяснится само собой. Ничего страшного. Я подожду. Никакой особой спешки нет. Олег твердо сказал – два дня, а то и три. Мне нужно успокоиться, все обдумать и решить, что делать. Сейчас, пока никто не знает о смерти Кати, я с ее паспортом и визами могу спокойно вылететь в любую страну. И ребенка с собой забрать. Ведь я же «мать». Никто меня не остановит. Надо же, как все просто… Нет, не может так быть… где? Где подозрительные подводные камни? Ха! Размечталась, а деньги на билеты ты где возьмешь? И ребенка чем будешь кормить? Опять тупик? Почему? Нужно просто забрать у Кира дипломат с деньгами, принадлежащими Ларисе. Не знаю, сколько там, но думаю, нам с ребенком хватит надолго. Кирилл поставил чемоданчик в своей спальне за кроватью и даже не прячет. Я спокойно, когда он выйдет из дома, переложу евро в свою сумку, он и не заметит. Потом мы с Ларисой уедем… Но Кир не даст мне этого сделать. В отличие от меня, он знает язык, и все способы выбраться из страны ему известны гораздо лучше… Если он меня догонит – а он догонит! – то не станет разоблачать меня в полиции, он просто устроит нам с Ларой трагический несчастный случай немного пораньше. Что с того, что Каменков приказал подождать? В крайнем случае, чтобы не завалить все дело и не упустить деньги, можно и рискнуть… Да, он рискнет… Значит, нужно сделать так, чтобы он не смог нас преследовать… Надо его нейтрализовать? Как? Убить? А хоть и убить! На весы поставлены жизнь ребенка и моя собственная!»

От этой неожиданной мысли вдруг стало ужасно жарко, и я высунула голову из-под одеяла.

Ай-ай, до чего додумалась… – усмехнулась я. Правильно говорят, «с волками жить, по волчьи выть». Я как-то внезапно успокоилась и взяла себя в руки. Нужно выспаться! – твердо решила я. Завтра может случиться очень тяжелый день… Я положила голову на подушку и решительно закрыла глаза…

* * *

…Утро после той страшной ночи, когда я чуть не сошла с ума от того, что услышала, началось с ужасной головной боли. Пересилив омерзение и страх, я, спустившись вниз, увидела в гостиной мирную, почти семейную идиллию. Суетливый Кирилл, неуклюже орудуя ножиком, заботливо намазывал маслом печенье и подавал его маленькой кудрявой девочке, сидящей за другим концом стола. Позади нее в глубоком плетеном кресле пристроился Тимон. Он доверчиво всем своим телом прижался к узенькой спине ребенка и разве что не урчал от удовольствия. Девочка время от времени оборачивалась и по-дружески совала ему в рот кусочки печенья, кот с благодарностью брал их из маленькой ручки, но, стоило ей снова отвернуться к столу, выплевывал на пол. Я-то знала, что Тимон не признавал никакой еды, кроме своего любимого вискаса и какого-то его французского заменителя, который обнаружил хозяйственный Кирилл.

Кирилл поднял на меня глаза и озабоченно спросил:

– Что с тобой случилось?

– Ничего, – безразлично отозвалась я и подошла к столу. – Голова болит.

– Ты в зеркало сегодня смотрелась? Круги синюшные под глазами, губы все распухли… волосы спутаны… – Он внимательно посмотрел на меня. – И потом, что у тебя с руками?

Я перевела глаза вниз. Действительно, все мои руки от запястья и почти до локтя были покрыты свежими, в некоторых местах кровоточащими ранками…

– На тебя Тимон, что ли, напал?

Все трое: Кир, девочка и кот – уставились на меня в ожидании ответа.

– Тимон, – кивнула я, хотя точно знала, что кот тут совершенно ни при чем. Ночью, сидя на полу и слушая чудовищные признания Олега и Кирилла, я бешено сжимала губы, чтобы не закричать от ужаса, и руки, совершенно позабыв о длинных наращенных ногтях. Я не чувствовала боли и не видела крови в темноте… Мне было в тот момент ни до чего.

– Ты его побила? – деловито поинтересовалась девочка. – Он всегда кусает папу, когда он его бьет.

– Я просто наступила на него в темноте, – сказала я первое, что пришло в голову.

– Ты ночью спускалась вниз? – мгновенно насторожился Кирилл.

– Нет. – Я для убедительности помотала головой. – Было уже почти светло, но я все равно не заметила этого маленького монстра, развалившегося прямо у меня под ногами.

– Странно, что он не схватил тебя за ногу. И я ничего не слышал, вы, наверное, жутко орали друг на друга… – Кирилл с сомнением посмотрел на странные ранки, но больше ничего не сказал.

– Ты йодом помазала? – деловито поинтересовалась девочка.

– Еще нет… Слушай, Кир, а кто это? – Я мотнула головой в сторону поковылявшей к кухне девочки. Виски немедленно отозвались новым приступом пульсирующей боли.

– Это Лариса, Катина дочь. Она прислала сюда девочку просто так, на всякий случай, – не моргнув глазом ответил он и улыбнулся малышке.

– Зачем? – тупо спросила я.

– Откуда мне знать? – мгновенно впал в раздражение Кирилл. Видимо, тоже уже успел устать от вранья и всевозможных небылиц. – Прислала и прислала. Это ее дом, она здесь хозяйка и де лает то, что хочет.

– А няню она, надеюсь, тоже прислала? Кто за ребенком будет присматривать?

– Ну я, если тебе трудно… Ты вроде говорила, что любишь детей…

– Меня папа привез, – сообщила девочка и начала принесенной из кухни ваткой, смоченной в йоде, протирать мои царапины.

– Это как понимать? – Я сделала вид, что удивилась. Получилось слабенько, но вполне натурально для человека, у которого от боли раскалывается голова. И, глядя вслед вновь удалявшейся на кухню девочки, добавила: – Он же вроде умер.

– Я говорил тебе, что у нее другой отец, – шепотом на ходу сочинял Кирилл. – Он объявился после смерти Олега и привез Ларису сюда.

– И сразу сказал девочке, что он ее папа? – уточнила я. – Она обрадовалась?

– Не знаю! – рявкнул Кир. – Что ты пристала? Я не знаю! Мне привезли ее и отдали. Сказали, Катя попросила. Все! Точка!

– А больше она ничего не просила? А то странно как-то получается – мы ей документы не возвращаем, а она нам любимого ребенка подкидывает.

– Просила! – с вызовом отозвался Кирилл. – И сейчас мы все вместе поедем в Париж.

– Куда? – изумилась я. – В Париж? Зачем? Ты что, все-таки решил лететь домой?

– Нет. Катя просила меня снять те огромные вклады, которые хранил там Олег. Вот, она прислала мне книжку на предъявителя. – Кирилл торжествующе потряс у меня перед носом голубым блокнотом. – Я еще вчера заказал деньги в банке.

– Она уже вчера тебе это прислала? А потом, вдогонку, так сказать, девочку… Что же, бывает…

– Иди одевайся, если ты намерена и дальше надо мной издеваться, то вполне можешь сделать это в машине по пути в банк. И волосы соизволь причесать, а то вообще непонятно, на кого похожа. – Кир отвернулся от меня и ласково сказал девочке: – Ларочка, ты иди, поднимайся наверх и выбери самое красивое платье, в котором ты хотела бы поехать в город.

Малышка радостно захлопала в ладошки и понеслась к лестнице.

Я с ненавистью посмотрела на Кирилла и похолодела от мысли, что, возможно, именно сейчас в его голове прокручиваются планы, как побыстрее и поаккуратнее избавиться от нас, оставшись при этом безнаказанным. А мы, как овцы, приготовленные к закланию, ждем, не в силах что-то изменить. А что, если взять и убить его прямо сейчас? Вот просто подойти сзади и ударить… Чем? Любым предметом, подвернувшимся под руку. Я сжала руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, и заглянула поглубже к себе в душу. А смогу ли я ударить? Смогу ли вложить в этот удар столько силы и злости, чтобы убить Кирилла за один раз? Второго шанса он мне точно уже не даст… Я копалась в душе и с ужасом понимала, что не могу наскрести в душе СТОЛЬКО ненависти…

– Я больше не могу чувствовать твой ненавидящий взгляд! – внезапно, не оборачиваясь, воскликнул Кирилл. – Ты своим похоронным видом сведешь меня в могилу, дорогая! Ты уж ударь меня по башке, что ли, все лучше, чем ощущать на своем затылке горящий от ненависти взгляд.

Я вздрогнула и в бессильной злобе на это его лицемерное заявление закричала:

– Молчи, придурок! Я тебя ненавижу!!!

Под руку мне попалась тяжелая, неизвестно из чего сделанная пепельница, стоящая на тумбочке. Я с отчаянием схватила ее и, набрав побольше воздуха, опустила на голову еще вчера самого близкого и родного мне человека.

Правда, цели своей удар не достиг, реакция у Кирилла оказалась мгновенной, он резко обернулся, перехватил мою руку, и пепельница опустилась на его плечо, всего лишь слегка поцарапав щеку. Кирилл оттолкнул меня, его лицо перекосилось то ли от боли, то ли от бешенства.

– Ты что, с ума, что ли, сошла?! Ты хоть понимаешь, что только что чуть не отправила меня на тот свет, к чертовой матери?! – заорал он. – Что вообще происходит в этом доме? Ты можешь объяснить всё нормальным человеческим языком?!

– Нет! – закричала я в ответ, из моих глаз покатились крупные, размером чуть ли не с горошину, слезы. – По-человечески с людьми разговаривают, а ты нелюдь! Ты просто самое настоящее животное… хотя нет! Ни одно животное не станет уничтожать себе подобных ради вшивых бумажек, которые ты с благоговением называешь деньгами! Ты монстр, самая настоящая скотина и сволочь!!

– Что?! Что ты сейчас сказала?! – Кирилл побледнел и вплотную придвинулся ко мне. По его щеке ползла широкая красная змейка крови и капала на пол, но он не обращал на нее никакого внимания, он с бешенством смотрел в мои наполненные отчаянием и ненавистью глаза. Потом неожиданно тихо спросил: – Что случилось, Эгле? Что с тобой случилось, девочка? – Он протянул руку, чтобы погладить меня по щеке, я резко отпрянула.

– Со мной ничего не случилось! Пока! Я просто снова оказалась дурой! Самой настоящей беспросветной дурой! Только на этот раз, похоже, моя глупость будет стоить мне головы… Но я-то ладно… Я сама сунула голову в петлю, сама ввязалась во всю эту сомнительную авантюру, хоть и понимала с самого начала, что она достаточно дурно пахнет… Но ребенок! Девочка чем перед вами провинилась?! Она же еще совсем крошка…

– Кто хочет причинить вред Ларисе?! – Взгляд Кира мгновенно стал жестким. – Говори, что ты обо всем этом знаешь? – Он схватил меня за плечо. – Говори!

– Да хватит тебе прикидываться, – устало отозвалась я и высвободилась из его цепких пальцев. – Пора заканчивать весь этот бездарный спектакль, Кир. Я все знаю… Я случайно услышала твой разговор с тем мужчиной, который приезжал к тебе сегодня ночью… Ну, с мужем Катерины… Ты обещал ему в самое ближайшее время избавиться от нас с девочкой…

– Ясно. – Кирилл вернулся к столу и взял в руки пачку сигарет. – Теперь, слава богу, мне все ясно. Сядь, – не оборачиваясь, спокойно сказал он. – Сядь, разговор нам с тобой предстоит долгий. – Он посмотрел на меня и мрачно усмехнулся: – Да перестань ты дрожать, глупая. Не собираюсь я убивать ни тебя, ни Ларису… Уж можешь мне поверить. Даже такой монстр и нелюдь, как я, не станет уничтожать своего собственного единственного ребенка. Согласна?

– Так это все-таки ты?! – изумленно прошептала я. – Ты отец Катиной дочки…

– Конечно… – растирая в пальцах сигарету, вздохнул он. – Разве стал бы я столько лет терпеть унижения и издевательства Катерины, если бы мог бросить все и уйти от этой самовлюбленной эгоистки, а теперь, вдобавок ко всему, еще и наркоманки? Я был связан с ней такими узами, что не мог даже попросту жить… жить нормальной человеческой жизнью. Кэт очень любила шантажировать меня ребенком… Просто так, ни с чего. Чтобы сорвать зло или поиздеваться… А я ведь ничего от нее не требовал, поверь, ничего… Только видеть Ларису, знать, как она, что с ней… – Кирилл посмотрел на меня задумчиво и печально. – Жаль, что ты узнала… Жаль… Я так не хотел, чтобы ты взваливала на свои хрупкие плечики такую почти неподъемную ношу… Не хотел ставить тебя перед выбором между законом и совестью, справедливостью и моралью… Кому, как не мне, знать, насколько тяжело жить с таким грузом на сердце. Но раз уж Богу было угодно и Он зачем-то раскрыл тебе глаза на все, я расскажу, что произошло в моей глупой бездарной жизни и как я пришел к тому, что решился на убийство… И тогда тебе придется выбирать. Если ты решишь уехать и оставить нас с Ларисой, Эгле, я не стану удерживать… Клянусь дочерью, я помогу тебе выправить документы, и ты сможешь дальше жить так, как сама захочешь… Хоть мне это будет и тяжело. Очень тяжело. Ведь я и правда люблю тебя, Эгле… Моя маленькая загадочная литовская красавица…

Эта история началась давно, тринадцать лет назад, во Франции. Не удивляйся, именно здесь, где она и заканчивается сейчас так глупо и страшно для всех нас… Я жил тогда в Париже, я не солгал тебе, говоря о том, что учился и очень стремился добиться чего-то в жизни. Я верил тогда, что хорошее образование и прилежание помогут пробиться наверх, туда, где красивые и богатые люди живут в особняках, ездят на дорогих машинах, пьют виски и курят сигары… Я собирался много и упорно работать ради достижения этой заветной цели. А пока у меня не было ни одного лишнего цента в кармане, я устроился в Национальную библиотеку охранником. Мне помогла тетка, сестра моей матери, у которой я жил в Париже. Говоря откровенно, я был для нее обузой. Родители прислали меня во Францию, желая как можно лучше устроить мою жизнь. Другой возможности они не видели… Поэтому я с детства учил французский язык, смотрел французские фильмы, даже изучал французскую историю… Я стремился там жить. Потом перевезти туда родителей. Мама говорила, что это предел ее мечтаний – провести последние годы своей жизни не где-нибудь, а во Франции, и именно в Париже… Тетка не смогла отказать сестре в ее просьбе приютить племянника. Одинокая, она была даже рада мне помочь, хоть ей это было и нелегко… Тетя познакомила меня с человеком, которого звали Олег. Олег Владимирович Каменков в то время был начальником смены охраны в Националке. Приняв меня на работу в свою смену, он и дальше продолжал понемногу участвовать в моей судьбе. Узнав, что я готовлюсь к аттестации и экзаменам, старался назначать на пост в ночное время, когда спокойнее, никто не дергает и можно заниматься, не отвлекаясь по мелочам, выделял мне самый удобный участок у дверей книгохранилища… Он даже доверил мне ключ от бронированной двери хранилища, чтобы я мог брать там все, что понадобится, с условием, конечно, ничего не выносить на свет божий, ставить книги на место и держать все в тайне. И я, и тетя были ему благодарны. Неприятности начались в тот день, когда обнаружилась пропажа ценнейших антикварных книг из сейфа хранилища. Общий ущерб, понесенный музеем, составил около восьмидесяти миллионов франков. Примерно двенадцать миллионов евро на современные деньги. Эти книги хранились отдельно от основного хранилища, в специальном бункере, а особо ценные еще и в сейфе с определенной температурой, влажностью и освещенностью… У каждой был свой прозрачный герметичный чехол, наполненный специальным воздухом. Вся эта конструкция имела довольно внушительный вид. Вынести все девять книг в руках за один раз одному человеку было невозможно. Значит, либо кто-то постоянно ходил в хранилище и брал по одной книге, либо действовала шайка сообщников… Следствие шло не слишком долго, уже на первом допросе Олег признался в своем должностном преступлении и рассказал, что дал мне ключ от хранилища. Я не отрицал, что входил туда, и не раз, там было много моих отпечатков… Но ведь ключа от сейфа у меня не было, не было его и у Олега… Когда у моей тетки провели обыск и обнаружили копию ключа от бункера и одну из книг, кстати самую дешевую из девяти, меня арестовали… Я клялся и божился, что понятия не имею, как они там оказались, эти книга и ключ, но меня не слушали и потребовали вернуть то, что я похитил из музея. У Олега тоже были большие неприятности. Его уволили с работы, наложили огромный штраф, который он не в силах был выплатить, поэтому у него конфисковали машину… Мне дали четыре года. Говорят, мне здорово повезло, что так и не нашлось твердых и конкретных улик, указывающих на меня. На внутренней стороне сейфа и на найденной книге моих отпечатков не было, больше того, я вообще в тот день, когда обнаружили открытый нараспашку сейф, который преступник почему-то не потрудился закрыть, не успел заехать к тетке, которая живет на другом конце Парижа, а сразу поехал в университет, где вечером того же дня меня и арестовали после обыска у тети… Я ни разу не контактировал с человеком, у которого этот ключ хранился, и было непонятно, как я умудрился сделать копию, ведь наши пути ни разу не пересекались. И потом ведь нужен был еще и ключ от сейфа, которого у меня не обнаружили, как ни трясли мои вещи… Судья колебался, присяжные сомневались… В конце концов признали, что как ни крути, но преступление я совершил, и не раз. Ведь, вынося из хранилища книги, я каждый раз совершал, по сути, кражу, беря то, что обязан был охранять… В общем, мне дали четыре года, я отсидел их полностью, потом меня выслали из страны.