Текст книги "Не верь, не бойся, не проси…"

– Куда же я без них, – широко улыбнулся он в ответ, снимая темные очки. – Вернее, они без меня. Охранник обязан всегда и везде сопровождать свою хозяйку. Работа у меня такая. – Он покосился на «хозяйку» и едва заметно весело подмигнул девушке.

– Понимаю, – сказала она и, открыв мой, вернее, Катин паспорт, начала внимательно изучать визу. – Вы котика в клетку сажайте, – оторвавшись на минуту от документов, кивнула она на эскалатор, где уже стояла спортивная сумка с вещами Кира и пока еще пустая клетка. – А потом подойдите ко мне.

Я уткнулась носом в шерсть становящегося все более беспокойным Тимона и капризным голосом заканючила:

– Неужели вам нисколечко не жаль бедное животное? Девушка, позвольте, я возьму его в салон, он тихонечко посидит у меня на коленках, никого не трогая…

– К сожалению, это совершенно невозможно, – вежливо отозвалась контролерша. – Никто не позволит нам с вами нарушать правила. Они не обсуждаются и распространяются абсолютно на всех.

– Попробовали бы вы сами три с половиной часа болтаться среди чужих сумок и баулов, – продолжала нудным тоном настаивать я. – Да еще, не дай бог, собаку какую-нибудь по соседству пристроят, Тимон запросто может умереть за эти часы от тоски и страха.

– Не умер же в прошлый раз, – резонно возразила девушка. – До Японии лететь намного дальше, чем до Парижа. Или это уже другой кот?

– Как это другой, конечно, это тот самый, которого мы в прошлый раз брали с собой в Японию! – усмехнулся Кир, глядя на мой спектакль.

– Тогда начинайте побыстрее сажать его в клетку. Помнится, в прошлый раз он совсем не желал туда залезать.

Она снова погрузилась в изучение документов и справок на Тимона.

Близко подходить к стойке, где девушка начала бы придирчиво сравнивать мою фотографию с оригиналом, мне жутко не хотелось. Я, поджав губы, пошла к ленте транспортера. Едва увидев открытую дверцу клетки, Тимон буквально озверел. Он истошно замяукал и стал вырываться из рук. О том, чтобы самостоятельно засунуть его на место, не могло быть и речи. Я беспомощно посмотрела на Кира, он пожал плечами и повернулся к девушке. А ко мне на помощь уже спешил мужчина, обычно просматривающий на мониторе вещи, двигающиеся по транспортеру. Он деловито принял из моих рук кота и поднес к узкой дверце клетки. Тимон в нее пролезать категорически отказывался. Он распластал в стороны лапы, цеплялся за прутья когтями и хрипло орал на весь зал что-то явно нецензурное на своем кошачьем языке.

– Давайте так сделаем, – подумав немного и оценив обстановку, сказал мужчина. – Я сейчас зажму ему все четыре лапы, а вы берите клетку в руки и надевайте ее коту дверкой на голову, потом следом протолкнем остальное, и все будет в полном ажуре.

Я подняла клетку и приготовилась к операции, заметив краем глаза, что девушка отложила в сторону мой паспорт и теперь изучает документы Кирилла. Хорошо это или плохо, я не поняла. Возможно, она вернется к фотографии немного позже, когда закончатся наши разборки с котом. Мужчина не слишком ловко попытался перехватить растопыренные в стороны лапы Тимона, напоролся на когти и, вскрикнув от неожиданности, выпустил животное из рук. Почуяв свободу, тот ринулся вперед. Далеко ему убежать не удалось, его перехватил мужчина с металлоискателем в руках. Тимон, схваченный за шкирку, болтался в руке таможенника и орал так душераздирающе, что мороз продирал по коже. Я, с клеткой в руках, сметая на пути все преграды, ринулась к нему.

– Идите быстрее, Кирилл Эдуардович, помогайте своей хозяйке, – услышала я позади голос девушки. – Вот все ваши документы и справки, поторопитесь, пожалуйста, и в следующий раз заранее готовьте животное к транспортировке.

Послышалось шуршание, и я с облегчением увидела, что наши сумки медленно поплыли по конвейерной ленте. Слава богу, досмотр закончен, поняла я. Подскочивший ко мне Кир сунул мне в руки пачку бумаг и, ловко подхватив орущего кота одной рукой и зажав его задние лапы другой, сунул Тимона хвостом вперед в узкую дверку. Тот попытался хоть как-то зацепиться за вожделенную свободу когтями передних лап, но и тут потерпел фиаско. Кирилл внушительным тычком протолкнул животное в клетку и запер дверку прямо перед носом враз присмиревшего Тимона.

– Все. Концерт окончен, – сообщил Кир и укоризненно глянул на Тимона. – Давно пора понять, что я не мамочка, со мной не забалуешь. – Кот фыркнул и презрительно отвернулся. Выглядел он почти спокойно, только напряженный, то и дело гулко ударяющий по прутьям решетки хвост говорил о том, какие негативные эмоции и мысли переполняют его возмущенную несправедливостью и насилием кошачью душу.

Проводив клетку с Тимоном глазами, мы облегченно вздохнули.

– Ну что, посидим перед дорожкой или сразу пойдем в самолет? – Кирилл посмотрел куда-то влево, где горела продолговатая зеленая лампа. – Судя по всему, самолет уже подан…

– Давай сразу… – неуверенно сказала я. – Хочется спокойно сесть и больше никуда не двигаться. Хоть я и не хочу спать, но ноги почти отказываются повиноваться от усталости.

– Тогда пошли, – скомандовал Кир, галантно подставив локоток. Я с благодарностью оперлась на его руку.

Симпатичная улыбчивая стюардесса указала наши места и пошла встречать других пассажиров.

– Садись к окошку, – подтолкнул меня спутник и уселся рядом со мной. – Теперь можно скинуть с ног туфли и даже попытался заснуть. Больше в ближайшие приблизительно четыре часа идти никуда не придется.

– Туфли сниму, а спать не стану. Хочется посмотреть, как наш город смотрится сверху.

– Как знаешь, – пожал он плечами и улыбнулся. – Кстати, напомни, когда прилетим, купить Тимону что-нибудь вкусненькое. Характер у него хоть и препакостный, и сам он ужасно вздорный и упрямый, но, видно, даже от таких никчемных существ, как он, иной раз бывает прок. Он здорово помог. Правда? Я даже, пожалуй, куплю ему дорогой ошейник от блох. Красивейший, просто по последней парижской моде.

Мы рассмеялись, и на душе сразу стало как-то легче.

– Я так сильно трусила, что у меня даже ноги тряслись, – доверчиво поделилась я со спутником. – Больше всего боялась, что кто-нибудь это заметит и заинтересуется, что это я так дергаюсь… Я, честно говоря, до последней минуты не верила, что вот так просто удастся покинуть эту страну. Я все ждала, что случится что-то такое… непредвиденное… и меня схватит милиция. Я ведь совсем не похожа на Катю. Да что говорить, ты же сам знаешь, какая она и какая я…

– Ты – красавица, Эгле, – осторожно взяв меня за руку, сказал Кирилл. В его глазах в этот момент промелькнуло что-то такое, что я покраснела и поспешила выдернуть свою руку из его горячей ладони.

Когда мы поднялись, наконец, в воздух, я завороженно прильнула к толстому стеклу иллюминатора. К моему глубокому разочарованию, город был почти не виден под плотным слоем мягких пушистых облаков. Кирилл больше не пытался со мной заговорить, он, откинувшись на сиденье, то ли дремал, то ли думал о чем-то своем. Я не рискнула его тревожить, как-то неудобно было… Это сделала за меня стюардесса, появившаяся в проходе с тележкой, нагруженной всякими тарелочками и бутылками.

Подождав, пока девушка закончит старательно сервировать откидной столик, Кирилл с заговорщическим видом попросил стюардессу:

– Принесите, пожалуйста, нам коньячку. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Граммов по сто, я думаю, будет вполне достаточно.

Минут через пять на столике перед Киром уже выстроилась шеренга из четырех маленьких пятидесятиграммовых бутылочек с коньяком.

– Ну что, отметим знакомство? А то как-то не по-людски у нас с тобой получается.

– Отметим, – легко согласилась я.

– Ты коньяк-то пила раньше? – отворачивая маленькие металлические крышечки, спросил он.

– Нет, – честно призналась я.

– Господи! – простонал мой спутник. – Ты хоть что-то до знакомства со мной умела? Такое ощущение, что ты жить начала буквально вчера вечером, где-то за час до того, как ветер занес тебя в гримерку Танюхи Ворониной. Ты не пьешь, не куришь, краснеешь постоянно, как девочка, да еще букашки эти… Я чувствую себя растлителем малолетних детей, прости господи, – с какой-то непонятной досадой неожиданно закончил он. – У тебя и жениха, наверное, еще не было путевого?

– Нет. – Я с легкой улыбкой покачала головой. – Конечно, в школе за мной мальчики ухаживали, дергали за косы, портфель прятали… потом как-то остепенились, стали более солидные знаки внимания проявлять, домой провожали…

– И все? – вздохнул Кирилл. – Не густо. А после школы что?

– Ничего, – пожала плечами я. – Я ведь никуда не ходила: ни на дискотеки, ни в компании разные… Где же познакомиться было? У меня никого, кроме Нюси, не было. Она и сестричку мне заменяла, и подружку, и маму… Если деньги появлялись, мы в кино ходили, мороженое покупали, а нет, так просто гуляли, на витрины красивые глазели. Я ей про Литву рассказывала, она мне про своего мужа…

– Как говорится, у кого чего болит, – пробормотал Кир. – Теперь мне все понятно. Значит, вот почему ты такая наивная, что каждый тебя вокруг пальца в два счета может обвести. Нет у тебя никакого опыта и даже обычной житейской сметки. Придется брать твое светское воспитание в свои руки. – Он смущенно привычным движением почесал подбородок. – Что-то мне даже выпивать с тобой страшновато…

– Не волнуйся. Я пила уже, – успокоила я парня. – Вино, правда, а не коньяк, зато стаканы большие были, не то что эти аптекарские пузырьки. Мне Жорж наливал пару раз.

– Так, может, я не за тебя, а за себя боюсь? – Кирилл снова посмотрел тем взглядом, от которого мне становилось неловко. Почему-то в памяти всплыли звериные глаза Сергея Ковалева. – Ну ладно, тогда давай выпьем за знакомство, раз ты такая храбрая.

Он легонько чокнулся со мной прямо бутылочкой и опрокинул коньяк в рот. Я последовала его примеру – не хотелось, чтобы Кирилл продолжал считать меня глупым беспомощным ребенком.

– Слушай, Эгле… Познакомиться-то мы с тобой познакомились, а я, в общем, так толком о тебе ничего и не знаю. Кто ты, откуда, как в Россию попасть умудрилась? Мы ведь теперь с тобой что-то типа друзей или компаньонов. Кто знает, сколько времени продлится наша с тобой так называемая командировка.

– А ты насколько планируешь? Хотя бы приблизительно? Ведь это я беспризорная, безработная, абсолютно никому не нужная, кроме милиции, а ты, наверное, не сможешь торчать рядом со мной постоянно. К примеру, полгода…

– Нет, ну, полгода по-любому не получится. Максимум, сколько сможем без особых проблем и затруднений прожить в Нормандии, – дней девяносто. Мало, конечно, но визу французы на больше не дают. При необходимости можно будет, конечно, ее продлить в посольстве, но это уже риск, и пойдем мы на него только при каких-то особенных крайних обстоятельствах. Ну так что, готова о себе рассказать или не хочется ворошить старое?

– Так мне и ворошить особенно нечего. В принципе я очень мало могу прибавить к тому, что ты уже знаешь. Разве что про родителей… Но это тебе неинтересно будет.

– Расскажи. – Он осторожно обнял меня за плечи. – Я хочу послушать.

То ли от выпитого коньяка, то ли от этого нежного объятия, но на душе стало хорошо, спокойно и тепло. Я закрыла глаза и представила величественный заснеженный лес, по которому мы с мамой и еще какой-то женщиной едем в санях, вперед бежит запряженная в сани пегая лошадка. Куда мы едем, зачем – непонятно. Потом перед глазами предстала другая картинка – высокий белоснежный, упирающийся кончиком креста прямо в самое небо костел. Я стою перед ним, задрав голову, и считаю удары колокола. Мама крестится, и мы через низкие своды арки входим в тенистый двор, мама снова останавливается и крестится, читая имена и фамилии, выбитые на стене. Потом папа говорил, что там написаны имена всех тех, кто служил в костеле в течение всего времени его существования. Мы заходим внутрь, в шикарный зал с рядами темных деревянных лавочек со спинками… Такого великолепия, как в той церкви, я не видела больше никогда в жизнь. В моей понимании и тогда, и сейчас именно так должны выглядеть настоящие дворцы. Этот зал я представляла каждый раз, когда рассказывала малышам волшебные сказки о королях и королевах, принцах и принцессах… Я не совсем уверена, что этот шикарный зал существовал на самом деле, а не привиделся мне во сне. Хотя, думаю, нет. Ведь в этом зале я четко представляю себе маму, сидящую на краешке лавки. Она плачет и опять молится. Вот и все, что я помню о маме. Что из этого я могу рассказать Кириллу? О папе я помню больше, но и о нем вроде как нечего сказать вслух.

Кирилл, очевидно думая, что я заснула, покрепче обнял меня и положил мою голову на свое плечо. Я устроилась поуютнее и, не открывая глаз, начала рассказывать:

– Родилась я в Литве. В городке с названием Тельшай. Ты, скорее всего, даже не слышал о нем, а он, между прочим, не просто маленький городок, а столица целой области под названием Жемайтия. Правда, насчитывает он тысяч шестьдесят жителей, не больше, но в Литве не любят больших городов. Отца звали Саулюс Вэнсус, маму, соответственно, Доната Вэнскене. С того возраста, когда я себя помню, мы жили втроем напротив строящегося перед самыми нашими окнами здания пожарной части. Там на стройке как раз и работал папа. Мама работала в парикмахерской – Kirpukla по-нашему. Я помню двухэтажное старое здание из красного кирпича с подковообразной синей вывеской над дверью. Потом мама заболела. Докторов я не помню, помню только, как она постоянно плакала и ходила в костел. На похоронах меня тоже не было, отец отвез меня в Клайпеду к сестре своей матери… Ну что потом… Потом пожарную часть достроили, папе стало трудно найти работу по специальности, еще ему было грустно в доме, где они с мамой провели столько прекрасных минут. Он сам мне об этом говорил. Мы с ним сходили на кладбище, поплакали, оставили на маминой могиле венок из ее любимых лилий и с одним чемоданом поехали в Вильнюс. Оттуда самолетом полетели в Москву. Язык русский у нас в Тельшае все знают не хуже, чем родной литовский… Вот и все. Дальше я тебе уже рассказывала. Папа работал, переезжал с объекта на объект, я за ним… Ни денег особых, ни счастья в России Саулюс Вэнсус не нашел. Он все чаще говорил со мной о том, что хочет вернуться в Литву, где у него осталась престарелая мама, но так и не успел.

– Ты совсем не помнишь родину? Не скучаешь по ней?

– Нет. Конечно, я помню кое-что… Костел, парикмахерскую, главную площадь Тельшая, куда папа водил нас с мамой на праздники. Но все это как-то призрачно и почти нереально. К примеру, я как-то увидела на картинке эту самую центральную площадь, оставшуюся в моей памяти огромной и величественной. На самом деле оказалось, что она чуть ли не меньше нашего пустыря перед окнами, и домики, окружающие ее тесным кольцом, больше напоминают сельские постройки, чем городские здания. Низенькие, побеленные… в центре площади – колокольня… Единственное, что не дает мне покоя, это флюгеры…

– Флюгеры? – удивился Кирилл.

– У нас в Литве любят флюгеры. Каждый считает нужным украсить крышу своего дома петушком, мальчиком с горном, собачкой. Кто-то ставит две, а то и три фигурки. Даже на фонарных столбах можно кое-где заметить крутящуюся игрушку. Именно флюгеры снятся мне, когда я вдруг ни с того ни с сего вспоминаю о родине. Если у меня когда-нибудь будет свой собственный дом, я обязательно закажу флюгер… Я же говорила тебе, что ничего интересного в моей жизни не было… Лучше ты расскажи о себе… У вас с Катей, наверное, много чего происходило такого, о чем даже книжки можно писать…

– Да уж… – усмехнулся Кир. – Как там, интересно, сейчас Кэт? – Его голос стал озабоченным.

– А что Кэт? – выпрямляясь в кресле и потягиваясь, спросила я. – Ей сейчас можно только позавидовать. Она совершенно свободна и счастлива наедине с любимым человеком… Знаешь, если бы ты сейчас не сидел рядом со мной здесь, в самолете, то я бы руку могла дать на отсечение, что любовник Катерины именно ты, а не какой то там Петя-Петушок, как она сказала…

– Почему это? – удивился Кирилл, но удивление его, на мой взгляд, было каким-то вялым и совсем не натуральным.

– Я с первой же минуты, когда разъяренная Катя подлетела к нам там в коридоре, заметила, что между вами совсем не такие отношения, какие должны быть у начальницы с подчиненным. Ты вел себя слишком уверенно и даже как-то… нахально. А она… она ревновала! Ее намного больше бесило не то, что из-за меня чуть не сорвалась программа, а то, что меня привел именно ты, что я имею отношение к тебе и твоей жизни… Да и вообще вы то и дело такими взглядами обменивались, что даже во время ссоры было понятно – вы близкие… очень даже близкие друг другу люди.

– А ты не так наивна, как кажешься на первый взгляд, девочка. – Кирилл потупился, потом взял в руки две оставшиеся маленькие бутылочки и аккуратно отвинтил их металлические крышечки. – Давай выпьем за это, ну и за счастье нашей общей знакомой Екатерины Аркадьевны Каменковой… – Мы чокнулись и снова опрокинули коньяк прямо в рот. – Ты права, главное чувство, которое испытывает ко мне Кэт, – это ревность… Но ревновать ведь можно не только любовника. Я избаловал ее своим вниманием, постоянной заботой… и поэтому она, как собака на сене, огрызается, стоит ей только заметить, что я отвлекся на что-то или кого-то другого. Она ведь не только к женщинам ревнует, но и к друзьям, охоте, рыбалке… Если вдруг оказывается, что ей надо со мной посоветоваться или что-то для нее сделать, не важно, ночью или днем, а я мгновенно не оказываюсь к ее услугам, словно джинн из волшебной лампы, ее буквально распирает от злобы…

– Ты хочешь сказать, что ни ты, ни она никогда не были хоть немножечко влюблены друг в друга? – Я с сомнением посмотрела на соседа по креслу.

– Ну почему… – спокойно отозвался он. – Не знаю, как она, про это ничего не могу сказать, а я когда-то, в самом начале нашего знакомства, сильно увлекся Катериной, она чертовски красивая женщина, обаятельная, элегантная… Конечно, я влюбился, разве могло быть иначе? Даже напридумывал себе что-то такое романтичное… Но, слава богу, очень быстро понял, насколько все эти мои мечты, а особенно планы на будущее смешны и нелепы… А я смешным быть не люблю. Никакие чувства не могут пересилить во мне чувства собственного достоинства и, если хочешь, гордости… Кэт тогда уже была замужем и ничего в своей жизни менять не собиралась, ее все устраивало. Она по полной программе наслаждалась деньгами, молодостью, красотой… Возможно, она бы не отказалась от такого любовника, как я, если бы я проявил инициативу и настойчивость. Но ей нужен был скорее не любимый человек, а раб, мальчик на побегушках, который все делал бы по свистку и в отношениях, и даже в постели. По свистку пришел, по хлопку убрался вон, чтобы не мешать мадам наслаждаться гламурными журналами и светскими вечеринками. Слава богу, я быстренько разобрался, что к чему, иллюзии развеялись, и между нами сложились нормальные деловые, а позднее даже и дружеские отношения… Хотя даже теперь Кэт время от времени не может пересилить себя и впитанное с молоком матери презрение к каждому, кто не ровня ей, а стоит хоть на ступеньку ниже на социальной лестнице. Ты видела, со мной она вполне может сорваться на крик и оскорбления. Поверь, с другими, равными ей, Катерина себе такого никогда бы не позволила… – Кирилл замолчал, задумчиво глядя сквозь окно иллюминатора в какую-то одному ему видимую даль.

– Кирилл, а расскажи мне немного о себе… – решила сменить я не слишком приятную тему. – Ты сам говорил, что неплохо бы познакомиться поближе…

– Для этого совершенно не обязательно начинать с биографий, – улыбнулся он. – Иди сюда. – Он снова уже привычным и естественным жестом притянул мои плечи к себе. – Устраивайся поудобнее, закрывай глазки, а я расскажу тебе что-нибудь красивое и приятное… К примеру, хочешь побольше узнать о городке, в котором нам с тобой предстоит поселиться? – Я кивнула и уютно устроилась на широком Кирилловом плече. Коньяк, постепенно растекаясь по организму, окутывал тело теплой, невесомой пеленой, меня наконец начало клонить ко сну. – Тогда слушай внимательно. Онфлер – не только один из самых красивых городов, а еще и морские ворота Нормандии. Построен он в начале семнадцатого века. Этот сказочный уголок каким-то чудом умудрился сохранить не только старинные домики и улочки, а даже как будто удержал саму атмосферу прошлых веков. Там даже воздух пропитан романтикой Франции, эпохой ее блестящих королей и шикарных придворных дам, карет и драгоценностей… Идешь по аллее, вымощенной старинной брусчаткой, и сердце замирает, как представишь, что лет сто пятьдесят или двести назад по этой же самой дороге вышагивал какой-нибудь мушкетер в обнимку с прекрасной фрейлиной… Морские ворота, старый залив, набережная Святой Екатерины… Даже не знаю, с чего бы я начал осмотр Онфлера… Знаешь что, я думаю, в первую очередь мы обязательно пойдем с тобой гулять по набережной старого залива. Тут ты сразу ощутишь, что попала прямиком в волшебную сказку… В мечту, если хочешь… Улочки там узенькие, каменные, и домики словно сошли с детских акварелей… в воде отражаются старинные фасады, свет окон и витых чугунных фонарей. Здесь красиво и романтично, как в прекрасной Венеции… Я покажу тебе художников, которых в Онфлере очень много, особенно в солнечные дни. Они сидят на набережной и рисуют с натуры. Там можно заказать твой портрет, Эгле. Мы обязательно это сделаем, в первый же день…

Кажется, это были последние слова из спокойного и размеренного рассказа Кирилла, которые я слышала, перед тем как полностью отдаться в уютные объятия сна.

* * *

– Эгле… Просыпайся, Эгле… – Я распахнула глаза и недоуменно огляделась вокруг, не сразу сообразив, где нахожусь. – Нужно сесть прямо и пристегнуться. – Кирилл осторожно еще раз тряхнул меня за плечи. – Мы подлетаем к Парижу, скоро самолет начнет садиться, нужно приготовиться.

Видимо, проспала я немного, так как совсем не выспалась и продолжала сонно хлопать глазами все то время, когда самолет совершал посадку в парижском аэропорту имени Шарля де Голля (или Руасси, как его называют сами французы), и потом, когда мы долго, никак не меньше двух километров, ехали, стоя на эскалаторе, в длинном узком и прозрачном коридоре… Полностью я смогла проснуться только тогда, когда эскалатор неожиданно выплюнул нас прямо в середину светлого зала, похожего то ли на гигантский аквариум, то ли на фантастический корабль неведомых пришельцев. Мне захотелось протереть глаза – настолько все окружающее не развеивало, а, наоборот, усиливало мучительное ощущение нереальности того, что со вчерашнего вечера происходило со мной, не давая ни минуты на передышку и размышления.

Кирилл, ловко лавируя между спешащими от одного терминала к другому пассажирами всех возрастов и национальностей, вывел меня на улицу и посадил на широкую низкую тумбу слева от входа в здание вокзала.

– Пойду талончик возьму для входа на стоянку прокатных автомобилей. Надеюсь, «Отельдискаунт» на этот раз меня не подвел и забронировал машину вовремя… Иначе нам придется ждать бог знает сколько времени… Ладно, сиди и смотри никуда ни шагу. – Он строго посмотрел на меня и даже погрозил, как маленькой, пальцем. – Потеряешься, где я тебя потом буду искать?

Я сидела на отполированной и прогретой солнышком тумбе, покачивая ногой. Ощущение сказки не проходило. Новые впечатления настолько меня захватили, что я почти забыла о тех событиях, участницей которых была всего лишь вчера… Вчера? Я усмехнулась. Неужели я впервые увидела Кирилла всего лишь вчера? Не может быть! Каких-то пятнадцать часов – и он уже стал почти родным… Смешно, а ведь сначала он мне совсем не понравился… Показался огромным страшным медведем, готовым раздавить одним только взглядом. Я на полном серьезе считала его своим если не врагом, то уж недругом точно… Я улыбнулась, увидев его спешащего ко мне с другого конца площади. В голубом джинсовом костюме со множеством молний и заклепок, в модных темных очках он выглядел значительно моложе своих тридцати четырех лет. Хотя я, честно говоря, и раньше не замечала особенной разницы в возрасте между нами.

– Так, быстренько подхватили сумочку и шляпку и марш за мной! – весело скомандовал он, приближаясь, и как-то естественно, будто так и должно быть, обнял меня за плечи и легонько поцеловал в макушку. Потом мы, смеясь, зашагали к стоянке. – Я уже успел получить багаж, – усаживая меня в блестящую бордовую машину, сказал он.

На заднем сиденье, уже без клетки и полный яростного презрения к нам с Кириллом, развалился Тимон. Он даже голову не повернул в нашу сторону, хотя я заметила, как напряглось его тельце и насторожились темные треугольные уши.

– Сейчас заедем в Руасси, городок тут неподалеку, и потом сразу махнем в Нормандию. Дом уже приготовили к нашему приезду, Катя никогда не забывает позаботиться о комфорте… Тебе понравится в Онфлере, я уверен…

Смешной! Неужели он может подумать, что такая сказочная обстановка может хоть кого-то оставить равнодушным? Особенно такую темную и наивную девушку, как я.

Пейзажи, проносящиеся за окном, поражали красотой и какой-то нереальной чистотой и картинностью. Как будто я сидела и смотрела красочное иностранное широкоформатное кино о природе Франции.

Вилла Каменковых в Онфлере мне тоже очень понравилась… Даже то, что все здесь было миниатюрным и по-домашнему уютным, обрадовало. Я никогда не смогла бы почувствовать себя хозяйкой большого, богатого и шикарного дома, а в маленькой кухоньке виллы я вполне могла продемонстрировать Кириллу свои способности заботливой и умелой хозяйки. Здесь, в доме, не было ничего лишнего. Внизу большая светлая гостиная с легкой плетеной мебелью и пристроенная к ней кухня, небольшая, но буквально нашпигованная необходимой каждой европейской хозяйке техникой. Широкая лестница вела на второй этаж, где располагались две спальни, ванна, туалет и гардеробная. Весь второй этаж опоясывал широкий балкон. С него открывался великолепный вид на море.

Пока Кирилл поднимал наверх наши вещи, я положила Тимона на плетеную лежанку у стены и подошла к огромным, от пола до потолка, стеклянным дверям, занимающим почти половину торцевой стены гостиной.

– Ух ты! – невольно вырвалось у меня, такая великолепная панорама открывалась передо мной. Оказывается, и на этой маленькой вилле есть что-то действительно большое. Огромный квадратный бассейн по площади, наверное, превосходил даже сам дом. Его широкие бортики были выложены чем-то вроде блестящего мрамора. На отделанном тем же мрамором крыльце перед стеклянными дверями стояли несколько плетеных шезлоногов и пара лежаков.

– Катя специально приказала сделать такой огромный бассейн, – подходя сзади и обнимая меня за плечи, пояснил Кирилл. – Раньше здесь был запущенный сад, а она придумала превратить его в бассейн. Остаток земли выложили мрамором и обнесли высокой оградой, чтобы скрыть от чужих глаз. В прошлый приезд Кэт с Олегом устраивали здесь довольно пикантный приемчик для местного бомонда… в купальниках…

– Здорово, – вздохнула я, – а я ведь раньше и не знала, что все бывает так…

– Как? – спросил Кир, поворачивая меня к себе. – Как?.. – Он провел пальцем по моей щеке.

– Красиво, – смутившись, прошептала я. – И необычно…

Кирилл прижимал меня к себе совсем легонько, а я почему-то почти задыхалась в его объятиях. Мне было мучительно тревожно и вместе с тем хорошо в этих крепких и надежных руках сильного мужчины.

– Это ты красивая… – выдохнул он в ухо, – и необычная… Я раньше никогда ничего такого и представить себе не мог…

Его прерывистое дыхание шелестело в моих волосах и еще больше будоражило и без того трепещущую от этой опасной близости душу.

Я подняла лицо, и наши губы почти встретились…

– Нет! – вдруг внезапно и очень решительно отстранился он. – Давай-ка, милая Эгле, пойдем разбирать наши вещи, а то еще немного, и я могу наломать таких дров… таких дров… – пробормотал он и направился обратно к лестнице. – Ты там продукты убери в холодильник. – Уже наверху он снова обернулся. – Я оставил тебе большую спальню, хозяйскую… чтобы, если кто в гости зайдет или еще как, это странным ему не показалось, ты же хозяйка… А сам расположусь в гостевой. Ванна в доме одна, так что душ придется принимать по очереди.

* * *

Комната, в которую Кир отнес мои вещи, мне понравилась. Уже одно то, что она предназначалась именно для меня, было приятно. У меня ведь до сих пор никогда не было ничего своего: сначала мы делили комнату с отцом, потом с Нюсей, а когда появился Сергей, я и вовсе почувствовала себя лишней. Тут же была моя личная кровать, которую не придется торопливо складывать, как только наступает утро, мой шкаф, где будут лежать только мои и больше ничьи вещи и я смогу разложить все по разным полочкам в том порядке, который мне нравится, есть комод с большим зеркалом, кресло… Я прошла по комнате и пощупала каждый предмет рукой, чтобы убедиться, что это не снится, я действительно нахожусь в СВОЕЙ комнате… Да! Пусть совсем ненадолго, но я смогу почувствовать себя хозяйкой этого маленького, почти игрушечного домика на берегу.

Я внимательно, с чисто женским любопытством рассмотрела каждую вещь из Катиного гардероба, который она приготовила для своего отдыха в Онфлере. Потом аккуратно разложила и развесила их в шкафу. Своей одежды у меня не было, и я без смущения начала выбирать то, во что можно переодеться. Все костюмы и платья были очень стильными и самого высокого качества, в этом сомневаться не приходилось, но я, не привыкшая носить элегантную одежду, даже в том синем с белом наряде, в котором я летела сюда, чувствовала себя не слишком уютно. Поэтому для первого раза остановила свое внимание на белых коротких, до середины бедра, шортах и небольшой скромной розовой маечке с малюсенькими круглыми пуговками впереди. К ней нашлись и удобные сабо, украшенные бусинками, вполне гармонирующими с круглыми розовыми пуговками. Немного поколебавшись, я отложила еще и изящные кружевные трусики. Наверное, под шортами такие не носят, подумалось мне, но уж больно хотелось примерить такую красоту, у меня ведь ничего похожего в гардеробе ни разу не появлялось. Бюстгальтеры Кати были мне слегка маловаты, но я пока вполне могла обойтись без них. Прихватив одежду, я осторожно заглянула в ванную комнату и, увидев, что она пуста, вошла. Аккуратно сняв Катины кольца, я быстренько по привычке постирала свои трусики с ромашкой, повесила их на батарею и встала под душ. В это время распахнулась дверь и, стаскивая на ходу футболку, в ванну ввалился Кирилл. Неизвестно, кто из нас больше смутился и испугался в этот момент. Я, к своему удивлению и даже стыду, почувствовала кроме этого и еще что-то… чуть ли не удовольствие оттого, что он, остановив взгляд на моем обнаженном теле, потерял на мгновение дар речи. Первым его порывом было шагнуть ко мне, вторым – немедленно убраться из ванной обратно в свою гостевую спальню… Но ни того ни другого он сделать так и не смог, просто стоял и, тяжело дыша, обалдело хлопал глазами. Потом, с трудом оторвав взгляд, отвел его в сторону и наткнулся на ромашку с ползущей по ней жизнерадостной божьей коровкой. Покрывшись бурыми пятнами, он стремглав бросился наружу и захлопнул за собой дверь.