Текст книги "Не верь, не бойся, не проси…"

Часть вторая
Не бойся…

Оглянувшись по сторонам, я с отчаянием поняла, что оказалась в каком-то темном и абсолютно безлюдном тупике. Высокие гладкие стены бетонного забора оставляли очень мало надежды на то, что мне удастся спрятаться от милиционеров, бесследно растворившись в этой спасительной на первый взгляд темноте. Я с тоской посмотрела назад, где кипела напряженная жизнь и оживленный проспект переливался яркими огнями реклам. Похоже, я серьезно ошиблась, сворачивая в этот бездонный темный колодец. Но исправлять положение было уже слишком поздно. Звук милицейской сирены неотвратимо приближался, еще минута, от силы две, и все пространство вокруг будет залито светом фар. Мне не осталось ничего другого, кроме как обреченно ждать прибытия милиции. Обессиленно привалившись к стене, я вдруг неожиданно почувствовала, что поверхность позади меня дрогнула и слегка подалась назад. Ощущая себя чуть ли не героиней старинного рыцарского романа, я дрожащей рукой ощупала стену и поняла, что случайно прислонилась именно к тому месту, где находилась небольшая, малоприметная дверь, оказавшаяся, на мое счастье, незапертой. Я торопливо открыла створку и осторожно заглянула внутрь. Передо мной простирался длинный, узкий и слабо освещенный коридор, изгибы которого терялись в полумраке. Я торопливо юркнула в дверь и тщательно прикрыла ее за собой. Стоять на месте и ждать, пока меня обнаружат, я посчитала бессмысленным и, помедлив несколько секунд, решительно двинулась вперед.

Загадочный коридор был хоть и действительно узким, но совсем не таким длинным, как мне с перепугу показалось вначале. Свернув за первый поворот, я услышала слабые звуки музыки, доносящиеся откуда-то издалека. С обеих сторон я обнаружила двери, за которыми ясно слышались голоса и даже время от времени доносился беззаботный смех. Наткнувшись взглядом на табличку ближайшей двери, я удивилась. «Гримерная № 8», – значилось на ней. Похоже, я попала в театр или за кулисы концертного зала. Я подумала, что это в моей ситуации несомненно явная удача, где, как не в гримерной, можно до неузнаваемости изменить свою внешность и переодеться? Если мне удастся это сделать, милиционеры не смогут меня узнать.

Неожиданно дверь с табличкой «Гримерная № 8» резко распахнулась, и оттуда не вышла, а буквально вывалилась высокая полуобнаженная девушка с жутким, я бы даже сказала, устрашающим макияжем, с сигаретой в одной руке и блестящим париком в другой. Прижавшись к стене, чтобы девушка не сбила меня с ног, я недоуменно провожала ее глазами до тех пор, пока та не скрылась за поворотом. Потом перевела взгляд на оставшуюся распахнутой дверь и быстренько юркнула в пустую гримерку. Наконец я почувствовала, что у меня появилось время хотя бы на короткую передышку. Присев на узенький диванчик, я вытянула уставшие ноги и огляделась. Возвращения хозяйки я совершенно не опасалась. Там в коридоре у нее был такой отсутствующий стеклянный взгляд, что, скорее всего, она не только не возмутится неожиданному визиту незваной гостьи, а попросту не заметит моего присутствия в ее апартаментах. Но все же, несмотря на это довольно удачное обстоятельство, я решила не рисковать и быстро приступила к процессу перевоплощения. К счастью, в гримерной номер восемь для этого были созданы самые благоприятные условия. Два огромных трюмо с полочками, заваленными красками, тенями, помадами и многочисленными коробками театрального грима, обширный гардероб и целая коллекция париков и шляпок – воспользовавшись всем этим, можно было до неузнаваемости изменить свой облик.

Парик я подобрала быстро, особенно не мудрствуя, взяла один из самых светлых и надела на голову. Глянув в зеркало, я осталась вполне довольна, золотистая челка наполовину прикрывала лицо, глаза в сочетании со светлыми волосами стали выглядеть значительно темнее. С макияжем проблем тоже не возникло, я довольно быстро наложила на лицо не слишком яркий румянец, зрительно увеличивающий скулы, слегка изменила карандашом и тенями форму глаз. То, что я увидела после всех этих манипуляций в зеркале, мне даже понравилось.

С одеждой же возникли непредвиденные трудности. Ни одно из платьев, которые я поочередно брала в руки, не подходило для того, чтобы, переодевшись в него, можно было смешаться с праздношатающимися по проспекту гражданами. Наряды были до того яркими и вызывающими, что, появившись в них на людях, я, без сомнения, привлекла бы к себе всеобщее пристальное внимание. Я растерянно оглянулась по сторонам. Неужели среди такого вороха всевозможного барахла я не смогу найти для себя ничего более-менее приличного и нейтрального? Вот разве что миленькая школьная форма, висящая на плечиках слева от трюмо, выглядела вполне невинно и скромно. Если отбросить накрахмаленный белоснежный фартук и красный пионерский галстук, то само коричневое платье с коротенькой гофрированной юбочкой вполне мне подходило. Оно выглядело слегка старомодно, но, честное слово, меня это волновало меньше всего.

Быстро переодевшись, я бросила прощальный взгляд в зеркало, аккуратно пригладила слегка растрепавшуюся золотистую челку и, набрав в легкие побольше воздуха, осторожно выглянула в коридор. Я успела всего лишь на пару сантиметров высунуть нос в щелку двери и тут же отпрянула назад. По узкому коридору неторопливой размашистой походкой вышагивал здоровенный парень в черном строгом костюме и ослепительно-белой рубашке с галстуком. Больше я ничего рассмотреть не успела. Наверное, от неожиданности или с перепугу, но в тот момент он показался мне настоящим гигантом в узком слабо освещенном извилистом коридорчике. Стараясь унять бешено бившееся в груди сердце, я прижалась спиной к двери и пару раз глубоко вздохнула. «Ничего страшного не случилось», – твердо сказала себе я. Конечно, это же не какой-нибудь необитаемый остров, естественно, что время от времени по коридору проходят люди. Мужчины, женщины… а может быть, даже и дети. Вероятность того, что парень направляется именно к двери с табличкой «Гримерная № 8», где ни жива ни мертва притаилась я, ничтожно мала… Свои же собственные доводы показались мне вполне здравыми и убедительными. Я почти успокоилась, когда вдруг услышала за спиной резкий и внушительный стук. Потом дверь распахнулась, едва не сбив меня с ног.

– Та-ак! – протянул мужчина в черном костюме, с подозрением обводя гримерку взглядом. – Значит, это правда? – Он так сурово посмотрел на меня, что мои колени задрожали. Я не понимала, что имеет в виду этот огромный мужчина со свирепыми глазами, и потому мне становилось еще страшнее. – Где Воронина?

– А-а… А Воронина вышла. – Я не сразу нашлась что ответить и, нервно поправив золотистую челку, храбро добавила: – В туалет, наверное, скоро вернется. Вы скажите, что передать, и я…

– Хватит пургу гнать, – бесцеремонно перебил меня парень. – Каждый раз одно и то же! Хорошо, хоть замену себе в этот раз удосужилась подыскать… шалава! Но ты все равно передай своей подружке, что просто так ей это больше с рук не сойдет. Я сто раз предупреждал: если еще раз эти загулы повторятся, придется ей выметаться на улицу! На фига мне каждый день зависеть от ее дурацких наркоманских вывертов? Да, мне сегодня сказали, что Татьяна опять то ли нанюхалась, то ли накурилась и на ногах практически не стоит. – Парень грузно опустился на маленький кожаный диванчик. – Ольга ногу подвернула, Тамара с Зинаидой на гастролях… со вчерашнего выступления прямо махнули… Вся надежда на Воронину была, а она, нате вам… не сдержалась! – Он сделал презрительное лицо. – Шалава!

– Ну зачем вы так… – Я сказала эти слова, лишь для того, чтобы заполнить внезапно повисшую в комнате тягостную тишину. То, что парень пришел не по мою душу, а в поисках той самой длинноногой красотки со странным взглядом, довольно быстро вернуло мне самообладание. Если он считает, что эта самая Татьяна Воронина, хозяйка гримерки номер восемь, моя подруга, пусть продолжает пребывать в этом спасительном для меня заблуждении.

– Как? – Парень удивленно поднял глаза. – Ты считаешь, я говорю что-то не то?

– Наркомания – это болезнь… Таня… Она просто не может себя контролировать. Вы что ж, считаете, она нарочно это сделала, чтобы вас подвести? Только наивные люди могут подумать, что наркотики доставляют удовольствие тем, кто их принимает…

– А разве нет? – Мужчина насмешливо хмыкнул и достал из кармана помятую пачку сигарет. – Тогда какого же черта они это делают?

– Я же говорю, все спонтанно происходит…

– Ага! Спонтанно! Так я тебе и поверил! То-то я смотрю, она и замену себе подыскать успела, и смотаться, чтобы мне под горячую руку не попасться… Не могла, что ли, подождать со своим кайфом?

– Да как вы не понимаете! Это не зависит от Татьяны! Болезнь это! Вы, как заботливый руководитель, вместо того, чтобы скандалить понапрасну, лучше бы на лечение ее направили. Сейчас полно всяких центров…

– Точно! – хмыкнул парень. – Как «руководитель», я это вполне могу… Короче, трепаться хватит, дорогуша, у тебя времени почти в обрез осталось, а подружке передай, чтобы носа сюда больше своего наркоманского не совала. Посидит месяц-другой без денег, глядишь, и лечение не понадобится. Само, как говорится, отвалится. Тогда милости просим обратно, если место, конечно, еще вакантным останется, а это, как ты понимаешь, вряд ли… Ты чего застыла? Одевайся давай, на сцену пора выходить…

– На сцену?.. – растерялась я и беспомощно оглянулась по сторонам.

– Естественно! – снисходительно посмотрел на меня собеседник. – А ты для чего, интересно, сюда заявилась, если не выступать?

– Да нет… Я готова… Только… – Я лихорадочно соображала, как выпутаться из положения.

– Ясно! – вздохнул парень. – Видно, эта шалава и правда спонтанно в отключку ушла. Она тебе даже объяснить толком не успела ничего, что ли?

– Ну да…

– А ты хоть выступала раньше в приличных местах, крошка? – Он с подозрением посмотрел на меня. Я молча, но очень активно закивала. – Ладно… Поверю на слово. Деваться все равно некуда. Хотя наука тут не больно сложная. Мордашка у тебя ничего… приятная, фигурка тоже приличная, пухловата, правда, слегка… ну да это даже прикольнее… Остальное природа в вашу сестру от рождения закладывает… Так! – Парень глянул на часы, и его голос мгновенно стал деловым. Он посмотрел на мой слегка устаревший наряд и почесал подбородок. – То, что ты играешь девочку-школьницу, она, судя по всему, тебе сказать все-таки успела? – Я осторожно кивнула. – Так чего ты время тянешь? Фартук надевай, галстук завязывай, портфель в руки и дуй на сцену… Ты что, не видела в кино, как раньше советские девочки в школу ходили? Какого черта ты эти туфли высоченные на ноги нацепила? Вон там в углу, видишь, сандалики с ремешками стоят и гольфики белые приготовлены с помпошками… Белье-то нашла подходящее? А то у Таньки, я думаю, размер поменьше твоего будет… – Он оценивающе посмотрел на мою грудь.

– У меня своё… – покраснела я. – Может, вы выйдете, пока я переодеваюсь? Покурите, а я потом позову, когда готова буду…

Маленькая надежда на то, что парень уйдет курить и я смогу как-нибудь слинять из гостеприимного заведения, быстренько рассыпалась в прах под откровенно насмешливым взглядом собеседника.

– Ч-что? – чуть не расхохотался он. – Уж ты не стесняешься ли меня, милая? Или гонор свой показать решила в качестве визитной карточки? Так имей в виду, у нас такие финты не проходят. Хочешь получать деньги – делай то, что тебе говорят, не хочешь – скатертью дорога. Ясно?

– Ясно, – коротко кивнула я и принялась натягивать гольфы.

– То-то! – хмыкнул парень и вполне внушительно хлопнул меня пониже спины. Я вздрогнула, но промолчала. – Ты попроворнее пальцами-то перебирай, красотка. – Мой собеседник неожиданно пришел в довольно благодушное расположение духа. – Времени почти не осталось. – Потом помолчал и с любопытством спросил: – А ты всегда так прикольно краснеешь или в роль уже начала вживаться заранее?

– Начала… – пробурчала я, застегивая сандали.

– А ты, видать, талант… Если нормально выступишь, я, пожалуй, к хозяйке тебя потом отведу, может, возьмет тебя на Танькино место. Оно ведь теперь вакантное…

Закончив одеваться, я одернула платье, поправила белый накрахмаленный фартук и вопросительно посмотрела на парня:

– Так нормально?

Он критически осмотрел мой наряд и поморщился.

– Вроде все в норме, а вид все равно не того… подзаборный.

– Уж какой есть, – обиделась я. – Не нравится – можете сами парик и форму натягивать и…

– Точно! – хлопнул себя по лбу он. – Парик! И макияж. Нет, ну накрашена ты нормально, ярко, вызывающе… – торопливо добавил он, заметив мою обиду. – Но надо же понимать, ты школьницу играть будешь… Существо невинное, так сказать… Ну это ладно, перекрашиваться некогда, в принципе и так сойдет, из зала все эти мелкие нюансы глаз не режут, а вот парик совсем не катит. Ты где ученицу с такими патлами, распущенными по плечам, видела? Да моя бы училка такую красотку не только в класс, на порог школы не пустила. – Собеседник на секунду замолчал – видно, воспоминания о детстве доставили ему искренние удовольствия.

– Можно без парика… – без особого энтузиазма предложила я. Выходить на сцену без толстого слоя грима я опасалась: а вдруг милиционеры все еще рыскают по округе в поисках моей скромной персоны.

– Зачем? Вон Танька приготовила все, что нужно, ты глазами-то смотри вообще… – Он протянул мне парик с двумя шикарными длинными белокурыми косами. – Ну… сама глянь. – Он повернул меня к зеркалу. – Другое дело. Давай-ка я тебе галстук еще завяжу, как положено… Сама не умеешь, что ли? Хотя откуда тебе… – Он здоровенными неловкими пальцами принялся аккуратно расправлять красный пионерский галстук. – Тебе лет сколько?

– Девятнадцать… – тихо прошептала я, боясь пошевелиться. В непосредственной близости от этого непонятного гиганта я чувствовала себя неловко и скованно.

– Понятно. А я и маршировал под знаменем, и речовки громче всех в отряде кричал… «Кто шагает дружно в ряд – пионерский наш отряд, кто шагает дружно в ногу? Пионерам дай дорогу…» Ну вот, теперь вроде все нормально. – Он отстранился от меня, еще раз придирчиво осмотрел со всех сторон и подтолкнул к выходу. – Давай двигай, а то уж люди заждались. Музыка твоя, слышишь, началась? – Из распахнутой двери послышались удивительно знакомые аккорды какой-то милой детской песенки. – Портфель возьми, бестолочь, и очки на нос повесить не забудь. – Парень сунул мне в одну руку круглые роговые очки без стекол, а в другую портфель и, вцепившись в мой локоть, потащил в дальний конец коридора, откуда неслась веселая музыка и слышался гул голосов.

Я послушно двигалась в заданном направлении, торопливо перебирая одетыми в детские сандалеты ногами. Потом почувствовала под ногами три не слишком высокие ступеньки, внушительный толчок в спину и, даже не успев перевести дух, вдруг оказалась на краю не очень большой, но ярко освещенной сцены. При моем появлении из-за кулисы с противоположной стороны плавно и почти бесшумно выплыла школьная парта. Обычная парта, за которой восседал симпатичный молодой человек в костюме и с указкой в руках. Музыка звучала не слишком навязчиво, и мне на секунду показалось, что мое сердце звучит настолько громко, что перекрывает даже эти веселые жизнерадостные аккорды. Я растерялась, не зная, что должна делать дальше. Чтобы заполнить томительную паузу, я торопливо нацепила на нос очки и покрепче прижала к груди потрепанный портфель. Потоптавшись на месте еще секунды три, я беспомощно оглянулась назад, за кулису, где, по моим подсчетам, все еще должен был находиться парень в черном костюме. Видимо, он и правда не спешил покидать свой наблюдательный пост, так как я услышала его яростный шепот:

– Что застыла, как памятник, бестолочь? Двигай давай к учителю, да побыстрее шевелись, а то потом в музыку попасть будет сложно. Давай!

Я набрала в легкие как можно больше воздуха и бесстрашно двинулась в сторону парты с молодым человеком, который, оказывается, изображал на этой сцене моего учителя. Медленно, постоянно оглядываясь и крепко прижимая к груди портфель, я вышла в самый центр освещенного пятна на середине сцены и замерла… Мои худшие подозрения насчет того, что происходило вокруг меня, внезапно подтвердились. Мама дорогая! Я оказалась в самом настоящем стрип-клубе, и не где-нибудь, а прямо на том месте, где бесстыжие развязные стриптизерши снимают с себя последнюю одежду в угоду озабоченным, захмелевшим от вина и зрелищ мужчинам. Вот и тот самый шест, у которого они исполняют свои непристойные танцы… Переведя глаза в сторону темного зрительного зала, я почувствовала где-то внизу, у самых своих ног, горящие возбуждением взоры, которые буквально заглядывали мне под коротенькую гофрированную юбочку. В памяти возникли беспощадные звериные глаза Сергея. На мгновение показалось, что все эти мужчины там, внизу, так же как и он, сейчас набросятся на меня, начнут хватать жадными нетерпеливыми руками… Инстинктивным движением я сдвинула колени и одной рукой прижала подол к ногам. Внезапно в ответ на эти совершенно неуместные на этой сцене действия из темного зала донеслись сначала редкие хлопки, в течение пары секунд переросшие в оглушительный шквал аплодисментов. Музыка постепенно сделалась более чувственной и томной, она звучала все громче и громче, а я все никак не могла решиться на что-то определенное.

Мужчина, изображающий учителя, плавным движением поднялся из-за стола и, старательно хмуря брови, направился ко мне. Остановившись шагах в пяти от меня, он требовательно поманил пальцем. Я нерешительно сделала пару шагов к нему навстречу и застыла перед ним, испуганно глядя в глаза. Он отступил на шаг, скрестив руки и широко расставив ноги, и внимательно уставился на меня немигающим взглядом. Потом ловко при помощи указки выдернул из моих рук портфель и отбросил куда-то в сторону. Я стояла ни жива ни мертва, не зная, куда деть осиротевшие после потери портфеля руки, и нервно перебирала пальцами кончик косы. Мужчина вздохнул, усталым движением ослабил на шее узел великолепного яркого галстука и неожиданно приподнял указкой краешек моей и без того коротенькой гофрированной юбки. Я вздрогнула, душа замерла от испуга, изумления и чего-то еще совсем уж непонятного, а он, сделав плавное танцевальное движение, уже оказался позади меня. Я ощутила под платьем уже не указку, а его горячую и шершавую руку. Зал сдавленно охнул и заволновался. Я окончательно растерялась и вспыхнула, мужчина между тем пару раз развернул меня вокруг собственной оси и, обхватив сзади, крепко прижал к блестящему металлическому шесту. Его руки теперь бесстыдно шарили по моей груди, слава богу, хоть поверх накрахмаленного белого передника. Наклонившись к моей шее и изображая страстный и жадный поцелуй, мужчина раздраженно прошипел:

– Слышь, ты, актриса, я уже утомился делать все за тебя… мне, между прочим, вовсе не за танцы деньги платят, чтобы ты знала. Давай быстро начинай раздеваться. С третьего аккорда, поняла?.. Ну, с богом…

Он резко оттолкнул меня, потом отошел в сторону, уселся верхом на парту, поставил указку между ног и требовательно уставился на меня. Я обомлела. Даже услышав, что мне придется выходить на сцену, я и предположить не могла, что там придется раздеваться… Мало того что я чудовищно стеснялась, так еще на мне под бутафорской школьной формой было надето самое обычное, почти детское белье. Скромные белые трикотажные трусики, украшенные с одного бока большой ромашкой с ползущей по ней огромной ярко-красной божьей коровкой, и коротенькая маечка с точно таким же рисунком. Имея вполне приличный размер груди, я бюстгальтерами пользовалась редко, не испытывая в них особой потребности, поэтому и сейчас у меня под майкой ничего не было…

Внезапно музыка снова сменилась, она неслась ко мне со всех сторон, кружила голову, казалось, она звучала уже не вокруг, а где-то внутри меня, к тому же вдруг откуда-то сверху на сцену посыпались разноцветные световые снежинки и вместе с музыкой закружились у меня под ногами. Я посмотрела в зал, мне почудилась там зловещая страшная тень с форменной фуражкой на голове… И я наконец решилась…

Бесстрашно шагнув к шесту, я отбросила в сторону все сомнения и полностью отдалась во власть музыки и танца… Я заставляла свое тело выделывать такие томные и замысловатые движения, какие только могла придумать. При этом я неторопливо и на удивление легко избавлялась от очередной детали своего гардероба. Сначала на пол полетел красный пионерский галстук, потом та же участь постигла фартук… когда я плавным и, как мне показалось, весьма эротичным движением скинула с себя коричневое форменное платьице, на свет появились злосчастные божьи коровки. Зал не просто взвыл, он прямо задохнулся от восторга. Коротенькую маечку я снимала, уже почти не думая об окружающих и практически не слыша ничего и никого. Когда, повернувшись к публике задом и извиваясь всем телом, я избавилась от последнего предмета моего незамысловатого туалета, в зале стоял сплошной восторженный гул. Мужчина, изображающий учителя, снял галстук и сделал вид, что расстегивает рубашку. При этом он требовательным движением показал, что я должна развернуться и подойти к нему. Повернуться к публике лицом в таком бесстыжем виде я заставить себя не смогла. Изящно прогнувшись, я подцепила пальцами свой галстук и, слегка прикрывшись его красной материей, выполнила требование «учителя». Он поднялся, протянул руку, снял с меня очки и аккуратно положил на стол, не отрывая жадно горящего взора от моей груди. После этого отбросил в сторону галстук и рывком крепко прижал меня к своей почти обнаженной груди… В этот момент в зале погас свет, вместо музыки в зал понеслись надрывные и пронзительные вздохи и стоны. Мужчина сразу же отпустил меня и буркнул чуть не в самое ухо:

– Кати за кулисы, актриса. И не пугай так больше людей…

Я торопливо нащупала рукой платье и трусики и, плюнув на все остальное, бросилась туда, где, по моим ощущениям, должен был быть выход. Не успела я приблизиться к кулисе, как ощутила на плече чьи-то пальцы и через пару секунд оказалась в том самом слабо освещенном коридоре, откуда и началось мое бесславное восхождение на сцену. За плечо меня держал тот самый парень в черном костюме, который совсем недавно вытолкал на позор и унижение. Сейчас он смотрел на меня с нескрываемой насмешкой и качал головой:

– Ну и дала ты жару нашим посетителям, крошка. Теперь у них надолго есть чем занять свои шаловливые ручонки…

– При чем тут это? – Я сердито вырвалась из его цепких пальцев и стала натягивать свои белые трусики с ромашкой. А поняв с некоторым опозданием, какое именно мужское занятие имел в виду насмешливый молодой человек, мучительно покраснела и чуть не разрыдалась от стыда и отчаяния.

В это время в коридоре появился тот самый строгий «учитель», с которым мы только что зажигали на сцене.

– Сигаретки не будет? – обратился он к моему мучителю.

Тот покачал головой и сказал:

– Не стоит у сцены дым пускать, кури у себя в комнате…

– Ладно, – проворчал «учитель», – потерплю до гримерки. Но ты знаешь, Кирилл, ты все-таки как-то предупреждай в следующий раз, когда в пару мне будешь всяких придурочных лохушек ставить. Я чуть от злости не лопнул, когда она начала ломаться на сцене и строить из себя целку с портфелем… – Он презрительно глянул в мою сторону. – Все-таки меру надо знать и не перегибать палку. Здесь клуб, а не малый драматический театр, чтоб вы знали… Пришлось даже, как дурачку, ей подыгрывать…

– Да ладно тебе, Егор, прикольно получилось… Ты послушай, в зале сплошной рев стоит от восторга. Давно у нас такого оглушительного успеха не было… И ты стариной тряхнул, и девочке помог с робостью справиться…

– А ты молодец вообще-то, – неожиданно улыбнулся Егор, обращаясь ко мне. – Я ведь сразу понял, что ты первый раз у шеста сегодня оказалась… Сначала, конечно, был полный аут, а потом мне даже понравилось. Не вешай нос. – Заметив слезы в моих глазах, он снова улыбнулся. – У всех это когда-то бывает в первый раз. А ты классно двигаешься, хоть техники и в помине нет, раскрепощенно и очень даже… как бы это назвать… возбудительно. Короче, не дрейфь – смелость города берет. Мы ведь с тобой и правда имели успех у публики, букашка! – Последние слова донеслись до меня, когда Егор уже скрылся за поворотом коридора.

– Точно, букашка! Застегивайся быстрее и избавь меня от обозрения этой твоей дизайнерской находки. – Внезапно появившаяся неизвестно откуда у меня за спиной женщина выглядела очень раздраженной. Она презрительно посмотрела на мою божью коровку, на мои дрожащие пальцы, никак не желающие нормально и быстро застегнуть пуговицы на коричневом форменном платье, и недовольно повернулась к Кириллу: – Что за отсебятина? С каких это пор принято выходить к шесту без лифчика и в трусах, украшенных букашками? Может, кто-то из вас потрудится объяснить мне, что происходит в моем собственном клубе? Причем не только без моего разрешения, но и даже без ведома!

– Кать, давай перенесем разбирательства в гримерку… Не стоит всем знать о наших внутренних заморочках, а? – спокойно сказал парень и ровным размашистым шагом, не оглядываясь, двинулся по коридору в сторону двери с надписью «Гримерная № 8». Я торопливо посеменила за ним, на ходу застегивая пуговицы. Женщине не оставалось ничего иного, как следовать за нами.

Я пару раз на ходу оглянулась на нее и вздохнула. Несмотря на злое и раздраженное выражение лица, выглядела она настоящей красавицей. Русые волосы, уложенные в замысловатую прическу, элегантный костюм сиреневого цвета, умопомрачительной красоты туфли… В каждом ее движении и повороте головы сквозила неуловимая грация. Наверное, мужчины просто глаз не могут отвести от такой красоты. Интересно, как людям удается быть такими элегантными и утонченными? Наверное, чтобы так держаться, нужно прямо вот такой и родиться, подумала я.

Втолкнув меня в по-прежнему пустую гримерку Тани Ворониной, женщина захлопнула за своей спиной дверь и чуть ли не с кулаками набросилась на Кирилла.

– Я не поняла, что это еще за фокусы такие, скажи на милость? У меня приличное заведение, а не какой-нибудь дешевый турецкий бордель, куда тащат каждую нуждающуюся в деньгах шлюшку…

– Кать! Ну не шуми ты так… – подал голос из своего угла парень в черном костюме. – Все же нормально прошло, прикольно даже… Оригинально. Слышишь, публика до сих пор в себя прийти не может, хлопают, свистят. Хоть по второму разу эту малышку выпускай…

– Я никуда не пойду! – Я испуганно вжалась в мягкую кожу кресла.

– Заткнись и не встревай! – Женщина даже не посмотрела в мою сторону. – Я сейчас не с тобой, а с Кириллом разговариваю. Твоя очередь еще придет, актриса! – В слово «актриса» она вложила столько презрения и насмешки, что я невольно покраснела и постаралась пониже натянуть на колени коротенькую юбочку форменного платья.

– Я что-то не понял, а я во всем этом спектакле с какого такого бока? – без особых эмоций лениво поинтересовался Кирилл, с интересом глянув на мои голые коленки.

– А кто, скажи на милость, всю эту кашу заварил? – свирепо посмотрела на него женщина. – Я, что ли, сюда эту звезду больших и малых академических театров притащила? Я на сцену ее выпихнула, даже не удостоверившись, что она умеет и какие трусы на ней надеты, в конце-то концов?! Я сто раз тебя просила не таскать в мой клуб своих шлюшек недоразвитых. Нравятся тебе такие… – она на мгновение замолчала, снова смерив меня с ног до головы презрительным взглядом, – такие простушки юные – пользуйся, я, кажется, плачу тебе вполне приличные деньги, чтобы ты мог обеспечивать их, не прибегая к подобного рода уловкам…

– Катерина! – Голос Кирилла стал на целых два тона ниже. – Ты не забыла, с кем разговариваешь? Какого черта ты поднимаешь на меня голос?

– А какого черта ты провоцируешь меня? – все так же громко, но уже значительно менее агрессивно отозвалась женщина и потянулась к брошенной Кириллом на стол сигаретной пачке. – Я же просила…

– Я слышал, – коротко и не слишком почтительно перебил ее парень. – Слышал. – Он хмуро посмотрел на начальницу, но больше ничего ни говорить, ни объяснять не стал. Просто замолчал и свирепо уставился на кончик своей сигареты.

– И это все, что ты мне можешь ответить? – От возмущения Катерина покраснела. – Ты даже не считаешь нужным затруднять себя объяснениями? Вот так вот по-наглому меня подставляешь…

– Представление удалось, – спокойно, но хмуро напомнил Кирилл. – Зрители еще долго его не забудут, уж ты мне поверь, и друзьям расскажут. Вот увидишь, эту малышку еще долго требовать будут на индивидуальные «гастроли» разные озабоченные товарищи при деньгах… А что до объяснений… Оправдываться, как ты понимаешь, я не стану, а до остального ты сама прекрасно дошла. Своим умом, как говорится, и интуицией.

Я с удивлением посмотрела в сторону странного молодого человека в черном костюме. Зачем он все это говорит? Меня защитить хочет, что ли? Так не с чего ему вроде бы портить отношения с начальством… Нет, скорее всего, у него какие-то другие цели. Вообще отношения между этими двумя показались мне не то чтобы странными, а какими-то не совсем обычными для начальницы и подчиненного… Сначала она горячилась так, будто у нее не сбой в работе произошел, а неожиданная и глубоко личная трагедия, потом этот начал нести какую-то ахинею…

– Вот, значит, как… – зловеще прошептала разъяренная Катерина. – Ладно, дружок, ты горько пожалеешь о том, что посмел разговаривать со своей начальницей в таком пренебрежительном тоне… Мужлан!

– А я не с начальницей, – хладнокровно парировал парень. – Я с тобой. А начальница на меня бы так орать не стала из-за одного, кстати говоря, вполне успешного эксперимента. Она бы мне, может, даже премиальные выписала за то, что вся программа на фиг не сорвалась. Воронина, чтоб ты знала, в полной отключке. Ее девчонки в туалете нашли. Спит как младенец, засунув пальчик в рот и нежно прижавшись щекой к прохладному унитазу…

– Ты разговор в сторону не уводи. – Катерина поправила выбившуюся из прически прядь волос. – С Ворониной я поговорю, когда эта идиотка в себя придет. Сейчас речь о тебе и этой красотке… с букашками.

Вспомнив все, что произошло на сцене, я вспыхнула и едва сдержала подступившие к глазам слезы. Кирилл между тем снова пришел в нормальное расположение духа и, сделав вид, что не услышал последних слов начальницы, беспечно заметил: