Текст книги "Не верь, не бойся, не проси…"

Вернувшись в Россию, я чувствовал себя обманутым, озлобленным и совершенно опустошенным человеком. Я потерял мечту, меня лишили того, к чему я так упорно стремился столько лет, того, без чего не представлял своего успешного продвижения по жизни. Раз так, то я совершенно забросил учебу, перестал даже читать книги, я постарался уверить себя и всех, что мне это не нужно, что я другой, я счастлив и так, без нормального образования, без стремлений и без МЕЧТЫ. Я стал циничным и ограниченным мужланом, как называла меня Катя… О том, что Олег через пару лет после возвращения на Родину резко пошел в гору, разбогател, обзавелся приличным прибыльным бизнесом, я узнал случайно. Просто я наткнулся в местной газете на знакомую фамилию Каменков, удивился… потом увидел фотографию. Это был тот самый Олег, мой шеф из Националки, тот, кто всегда старался мне помочь, и я решил сходить к нему, попросить устроить на работу… Я шел к нему, исполненный надежды, с благими и очень добрыми намерениями… Знаешь, Эгле, Каменков оказался настоящим трусом и слюнтяем. Увидев меня на пороге своего кабинета, он так побледнел, покрылся испариной и так долго не мог справиться с трясущимися руками и подбородком, что я сразу же все понял и поразился человеческой подлости и своей собственной глупости. Я был так благодарен Олегу, считая его хорошим, порядочным парнем, сразу же признавшим, что это именно он дал мне ключ, тем самым добровольно перекладывая часть вины на свои плечи, что мне ни разу не пришло в голову, что он, может быть, сам как-то причастен к похищению книг из хранилища. Я столько раз, сидя в тюрьме, гадал, кто бы это мог быть, кто мог так нагло обворовать бункер и почему он решил подставить именно меня… В музее было четыре смены охранников, каждая со своим начальником, которые выходили на пост, сменяя друг друга. Я мало знал ребят из других смен и заподозрил в краже одного из них, не важно кого, просто больше не на кого было подумать… Я даже планировал сам провести расследование и поквитаться с гадом, но меня выслали очень быстро, в течение сорока восьми часов, так что времени на восстановление справедливости попросту не оказалось… Увидев замершего на месте от неожиданности и страха Каменкова, я сразу понял, кто меня подставил. У кого была возможность сделать дубликат ключа, спокойно подкинуть в тетин дом липовые улики, признать свою небольшую провинность и своей «откровенностью» и «искренностью» создать себе репутацию честного, слегка запутавшегося из-за любви к ближнему человека. Подставляя меня, он сразу привлекал внимание полиции к моей скромной персоне и усиленно подталкивал ее к мысли обыскать тетин дом, где он уже все давно приготовил к визиту… Его любовь и забота ко мне объяснялись далекоидущим расчетом. Выждав для приличия годик, он начал потихоньку сбывать украденные книги здесь, в России, и за границей. Потом часть вырученных денег вложил в бизнес, а часть поместил в банк под солидный процент.

Как ни странно, это открытие меня даже порадовало. Я уж и не надеялся поквитаться с обидчиком, а тут такой шикарный подарок судьбы. Я мог уничтожить этого лицемера и получить деньги, которые считал своими, ведь я за них отсидел срок в тюрьме. Я еще не придумал, как отомщу Каменкову, но уже точно знал, что теперь у меня снова появилась МЕЧТА… Не такая светлая и не такая высокая, как та, первая, но она помогла мне расправить плечи и снова начать активно ЖИТЬ.

Я сделал вид, что ничего не понял, не заметил… Обнял Каменкова, напомнил о нашей былой дружбе… Олег довольно быстро оттаял, подобрел и снова вошел в роль доброго заботливого дядюшки. Конечно же он помог с работой, взял меня к себе в фирму охранником, положил приличную для бывшего заключенного зарплату, в общем, старался, как мог. Я тоже не сидел без дела. Не буду сейчас вдаваться в подробности, как я смог выяснить всю подноготную Олега, как, чем и на что жил Каменков эти четыре года, которые я, по его милости, провел на нарах, но я это сделал. Я смог узнать, какую сумму ориентировочно он выручил за «украденные мной» книги. Сложнее всего было получить доступ к счету, на котором Каменков держал остатки тех миллионов, но я выяснил и это, не совсем, правда, легальным путем, но в отношении своего босса я никогда не считал зазорным использовать любые допустимые и недопустимые средства.

Короче говоря, спустя полтора года я уже вполне мог снять деньги с его счета, став в один миг состоятельным человеком и не испытывая при этом никаких мук совести, ведь Каменков сам начал эту игру, а я всего лишь действовал по его правилам… Но, прожив рядом с Олегом эти полтора года, я понял, что мне мало всего лишь забрать у него часть того, что я по праву считал своим, я не хотел, чтобы у Каменкова осталось хоть что-то, что он получил благодаря своему вероломному обману, использовал и оболгал. Он вел себя со мной, простым охранником, так высокомерно и снисходительно, устраивал разносы по любому удобному поводу, постоянно подчеркивая мою неблагодарность и свое безграничное благородство по отношению к бывшему вору и мошеннику, что во мне с каждым днем, с каждым часом росла и крепла невыносимая ненависть… Я решил, что должен полностью уничтожить его морально и материально, как он когда-то проделал это со мной. Я хотел, чтобы уважаемый Олег Владимирович на своей шкуре почувствовал, как это – стать в одночасье никем и ничем, потерять все, причем не по своей вине. Будь уверена, я выполнил бы план, который я перед собой поставил, но тут произошло непредвиденное – я влюбился. Влюбился как самый последний и глупый мальчишка. Я понимал, что чем сильнее это чувство затягивает меня в свои сети, чем сильнее я от него завишу, тем дальше отодвигается возможность исполнения задуманной мной мести. Случилось все, как это всегда и бывает, неожиданно и в общем обыденно. Олег вызвал меня к себе в кабинет и спросил, не хотел бы я снова на пару-тройку дней слетать во Францию… Я удивился, ведь я думал, что въезд в страну, откуда меня выставили с позором, мне заказан если не навсегда, то на ближайшие годы точно. Увидев мою растерянность, Олег покровительственно улыбнулся, и через неделю я уже приземлился в Руасси. Я ступил на французскую землю, и забытые, далеко запрятанные и, казалось, похороненные навечно в самых дальних уголках души чувства невольно всколыхнули. Я снова почувствовал себя восторженным и юным романтиком, мечтающим о несбыточных заоблачных далях. Я долго пешком бродил по улицам Парижа, вдыхал уже слегка подзабытые запахи жареных каштанов и цветущего лимонного дерева и как будто оттаивал душой… Но особенно прохлаждаться и предаваться воспоминаниям юности у меня времени не было, я должен был ехать в Нормандию. Олег послал меня во Францию для того, чтобы я привез из Онфлера с его виллы, купленной, между прочим, на мои деньги, его жену, которая тянула с возвращением и на настойчивые требования мужа отвечала легкомысленным смехом. Знакомые и партнеры по бизнесу уже вовсю насмехались над его положением соломенного вдовца, даже поползли разные обидные слухи и предположения, которые выводили Каменкова из себя. Он сам не мог покинуть страну даже на неделю, его бизнес тогда только набирал обороты, и Олег, сам обладая подлой мелочной натурой, никому не мог доверить решение финансовых вопросов, боясь обмана или потери выгоды. Вот он и послал за женой не слишком умного, как он считал, но зато преданного лично ему человека, к тому же со знанием страны и языка. То есть, как ты понимаешь, меня. Ты видела Катю совсем недавно. Сейчас ей уже тридцать лет. Она имеет семилетнюю дочь и злоупотребляет алкоголем и наркотиками и все равно выглядит как королева. Ты вполне можешь представить, какую ослепительную юную красавицу я увидел, добравшись до Онфлера. Катя была не просто красива, тогда она была прелестна. Непосредственна, как ребенок, и свежа, как самый настоящий оранжерейный цветок. Я влюбился как сумасшедший, забыв обо всем на свете и мечтая лишь об одном – как можно дольше пробыть наедине с любимой, видеть ее, обнимать, ласкать, бесконечное число раз покрывать поцелуями ее прелестно личико… Сошлись мы сразу, в первую же ночь, проведенную мной в Онфлере. То ли на нее так подействовала романтическая обстановка старинного города, то ли Катя устала от скуки и одиночества последних месяцев, то ли ей захотелось чего-то новенького и необычного, но она сразу дала мне понять, что ее тянет ко мне, что она открыта и доступна для новых чувств и ощущений… Роман захватил нас обоих целиком, мы утонули в чувствах… Вместо недели я пробыл в Онфлере три и все никак не мог решиться начать разговор об отъезде. Когда Олег позвонил и в очередной раз в категоричной форме приказал немедленно явиться назад с Катериной или, на худой конец, без нее, я, посадив любимую перед собой, начал нелегкий для меня разговор. Я предложил Кате вовсе не лететь домой к мужу, напротив, я хотел, чтобы она развелась с Каменковым, и предложил ей свою руку и сердце… Она рассмеялась… смеялась долго и заразительно… у нее даже слезы выступили на глазах от смеха. «Миленький, если бы я выходила замуж за каждого мальчика, которого по доброте своей безграничной души и обожающего мужскую ласку тела пустила на время в свою кровать, то я бы давно уже стала женой-героиней… Жаль, кажется, такой медали наше правительство еще придумать не догадалось… Зачем тебе нужна такая жена, как я, дурачок? А мне-то ты в качестве мужа не нужен и подавно… Брак – это совсем другой союз – союз материальный и общественный, не имеющий никакого отношения к сексу, страсти и, как ты это красиво называешь, к любви… Олег хочет, чтобы мы вернулись домой? Что же, это его право. Я действительно непозволительно долго засиделась на этой маленькой уединенной вилле. Хватит с меня этого провинциального счастья. Пора снова показаться в нормальном человеческом обществе…»

«Значит, я для тебя не человек?» – сухо поинтересовался я, задетый до глубины души, раздавленный ее легкомысленными и неожиданно циничными суждениями о жизни.

«Ты милый мальчик. Грех жаловаться, ты доставил мне немало по-настоящему счастливых моментов… Но это совсем не то счастье, о котором ты толкуешь. Восторги, так же как и однообразные ласки, быстро надоедают и приедаются… Ну скажи, что ты, к примеру, можешь предложить такой женщине, как я, кроме уверений в безграничной любви и качественного добротного секса ночью?.. Что ты можешь дать мне, чтобы я, не стесняясь, могла представить тебя подругам, родственникам, всему обществу в качестве своего мужа и повелителя? Пойми, простой охранник и жена босса прекрасно могут ладить в постели, но не более того…» Я мог бы сказать ей тогда, что в один миг, даже не выезжая из Франции, я могу стать богаче ее мужа, если только лишу его тех денег, которые лежат у него на счете в банке и принадлежат, по сути, мне. Мы, объединившись с Катей, могли привести в действие механизм моей мести, и уже через полгода, максимум год весь капитал Каменкова стал бы полностью моим… нашим… Но я ничего не стал говорить. Надеюсь, тебе, Эгле, не нужно объяснять почему… Я вдруг увидел другую Катю, циничную, пошлую, самовлюбленную эгоистку и эротоманку… Я почти возненавидел ее. Ночью она снова как ни в чем не бывало пришла ко мне… Я не смог совладать с собой, ее настойчивостью и слепой страстью… Я был с ней вместе до утра, любил ее самозабвенно, неистово и зло, порой срываясь на грубость, намеренно старался сделать ей больно, потом ласками и нежностью заглаживая нанесенную боль… Так я прощался со страной моей мечты, с надеждами, с фантазиями, которые я называл тогда любовью…

Дома Катя с головой окунулась в слегка подзабытую атмосферу вечного праздника: тусовки, вечеринки, презентации… В ее жизни совсем не было места для меня, простого охранника своего мужа… Скорее всего, она даже не вспоминала о моем ничтожном существовании. Но однажды все-таки вспомнить пришлось. Катя обнаружила, что беременна. Мне сообщил об этом Олег. Не знаю, обрадовался ли он подобному известию. Но удивление он выразил: прожив пять лет с женой, он никак не мог стать отцом, а тут вдруг, нате вам, чуть ли не в первый после приезда из Франции день Катерина забеременела… Я сразу вспомнил наши бурные ночи в Онфлере и потребовал от нее сделать анализ ДНК. Катерина высокомерно отмахнулась и велела убираться прочь… Я холодно посоветовал ей подумать о том, что я намерен добиться правды любой ценой, даже если мне придется пойти на открытый разговор и ссору с Олегом. Я этого и правда не страшился, напротив, в тот момент, когда я узнал о беременности своей любовницы, я твердо решил уехать, забрать со счета Олега деньги и оставить здесь все как есть. Думать о мести, разрабатывать планы, просчитывать действия на несколько шагов вперед после возвращения из Франции я физически не мог. Катерина постоянно попадалась мне на глаза, я слышал о ней от Олега, служащих фирмы, читал в газетах… Я не любил ее самозабвенно и преданно, как прежде, но мне было тягостно наблюдать за ее бурной и счастливой жизнью без меня… Вероятно, в моих глазах и холодном тоне было столько убежденности, что она сразу испугалась за свое благополучие, поверила в мои угрозы и призналась, что конечно же ждет ребенка от меня… Там, в Онфлере, она потеряла голову от страсти и любви… Да, Катя со слезами на глазах утверждала, что искренне любила меня… Она, всегда аккуратная и внимательная в вопросах секса, тогда вдруг потеряла бдительность, позволив себе непростительно расслабиться и позабыть о мерах предосторожности… Катерина умоляла не говорить ничего Олегу, подумать о нашем будущем ребенке, которому Олег даст все… пожалеть ее… Она плакала и даже опустилась на колени, обняв мои ноги… Я так растерялся, растрогался… бог знает, какие еще чувства в тот момент хлынули потоком в мою дурацкую сентиментальную голову… Я тогда мог пообещать ей все, что она бы ни попросила. До рождения ребенка Катюша была со мной довольно мила. Мы, как когда-то в Онфлере, любили друг друга, предаваясь страсти и безудержной фантазии, я снова начал строить в душе подобие иллюзорного счастья, хотя в душе и понимал, что Катя меня совсем не любит, просто она меня хочет, ей со мной комфортно и спокойно, но не более того… Я не требовал ничего, а давал все, что хотелось ей и ее телу: преданность, любовь, заботу, удовольствие… Я, сам того не понимая, постепенно превратился во что-то типа уютного домашнего животного, скрашивающего время хозяйки, когда его нечем было заполнить. Когда родилась Лариса и Каменков оформил отцовство по всем правилам, для меня начался настоящий ад. Став матерью, Катя будто совсем потеряла тормоза, она с таким энтузиазмом окунулась в развлечения, что ее было не остановить и не удержать. Бросив дочь на попечение нянек, она ночи напролет кутила в ресторанах развлекалась на каких-то сомнительных альтернативных вечеринках и тусовках… Естественно, мне там места не было и в помине, мы стали видеться крайне редко, она охладела ко мне и моим ласкам, называя их пресными и привычными… Она пила, курила травку, занималась тантра-йогой… я все меньше понимал ее… В конце концов, мне все так осточертело, что однажды, тряхнув как следует за шкирку, я усадил слегка опухшую Катерину напротив себя и решил поставить все точки над «i». Мы расстались достаточно мирно и на удивление легко. Для меня она из любимой Катюши превратилась в старую добрую подружку Кэт, а я для нее в верного друга и помощника Кира. Я снова уже в который раз собрался уехать с деньгами, но снова в который уже раз не смог. Я удивительно сильно привязался к дочке. Снять со счетов Олега деньги и уехать с ними означало навсегда потерять контакт и возможность видеться с девочкой, знать, как она растет, какие слова скажет первыми, как будет учиться… Я не смог бы заявить права на Ларису, ведь, узнав, что я сделал с его семьей и его капиталами, Каменков никогда бы не позволил мне забрать дочь. Он не отказался бы от нее не из любви, а из злобы и желания отомстить… Время шло, а я ни на что не мог решиться. С Катериной отношения у нас были довольно ровными и даже дружескими, правда, она порой позволяла себе грубые и высокомерные выпады по отношению ко мне, старалась унизить… случалось это в основном в то время, когда она или мучилась с похмелья, или, наоборот, чумела от очередной сигаретки с марихуаной… Потом говорила, что не хотела меня обидеть, что ценит меня и доверяет только мне одному… Она предложила вместе открыть клуб, в котором собиралась соединить все свои любимые развлечения. Деньги у нее были, прибыль, получаемую с доставшегося ей от матери ресторана, она практически не тратила, так как Олег не скупился и не экономил на содержании жены. Катя предложила мне заняться организацией нового бизнеса и всеми вопросами, которые были связаны с ним. Я согласился, подыскал помещение, отделал его, набрал штат, закупил оборудование и все, что только требовалось для успешной работы, провел мощную рекламную кампанию, и наше предприятие заработало, принося приличные дивиденды… Все документы были оформлены на Катю, ведь исходный капитал был полностью ее, но она честно делила прибыль пополам. Я полностью посвятил себя клубу, официально у меня была должность начальника охраны, но и Катя, и служащие считали настоящим руководителем меня, подчинялись беспрекословно, не спорили и не мешали делать из клуба одно из самых модных, успешных и прибыльных заведений подобного рода… С Катей за эти годы у нас сложились довольно ровные отношения, я старался не замечать ее неуправляемых выпадов, поддерживал в трудные моменты, помогал, оберегал… Она тоже меня ценила и дорожила мной. Не мешала моему общению с Ларисой, и даже напротив, старалась всеми силами поддерживать сложившиеся между нами с малышкой добрые и доверительные отношения. Правда, я был для Лары всего лишь охранником ее мамы и человеком, который в силу обязанности постоянно оберегает ее покой, стоит ей только покинуть пределы дома. Но дети ведь не понимают смысла социальных различий и ценят прежде всего доброе и внимательное отношение к себе. Дочка меня любила, да и сейчас любит больше, чем того, кто все эти годы считался ее отцом. Олега она боялась и стеснялась, мне же охотно доверяла свои детские секреты… Постепенно я остыл, обмяк, с головой погрузился в заботы о клубе и даже стал забывать о тех событиях, которые произошли когда-то в хранилище Парижской национальной библиотеки, ничего не предпринимал для осуществления планов своей мести и даже убедил себя забыть о деньгах в банке. Клуб приносил большую прибыль, я ни в чем не нуждался, даже смог осуществить мечту моих родителей и купил маме с папой хорошенький домик под Парижем… Я мог спокойно оставить деньги Каменкову, он вел бизнес аккуратно и с умом, разорение ему не грозило, а, наоборот, капиталы только росли, а значит, моя дочь становилась все более и более состоятельной барышней… Забрать деньги сейчас значило не только наказать Олега, но и обидеть свою собственную дочь… Я не хотел, чтобы она считала меня впоследствии мошенником, обобравшим родителей и ее саму.

Все начало рушиться с катастрофической быстротой год назад, когда Катя, по обыкновению забравшись с ногами на диван в моем рабочем кабинете, с мечтательным видом поведала о новом романтичном и всепоглощающем чувстве, посетившем ее накануне вечером… Я воспринял это известие довольно спокойно и даже равнодушно. Во-первых, она меня уже давно не волновала как женщина и любовница, даже те крайне редкие моменты близости, которые в последние годы время от времени случались между нами по инициативе Кати, меня не трогали за душу. А во-вторых, влюбленность посещала ее не реже чем раз в месяц и как-то быстро сходила на нет… Но в тот раз все пошло по-другому. Катерина увлеклась своим Петей-Петушком всерьез, буквально потеряла голову и чувство меры. Она вела себя неосмотрительно и глупо. Настолько, что ее муж в конце концов потерял терпение. Он пригрозил Кате разводом, стал сильно урезать в денежном содержании, и она поняла, что Олег настроен зло и решительно. Свое положение и общественное мнение он ценил гораздо больше, чем давно раздражавшую и даже порой бесившую его жену. Он все чаще начал возвращаться к разговорам о разводе… Я особенно не встревал в это дело, отношения между Кэт и ее мужем меня мало волновали, что же касается Лары, то, с разведенными родителями или нет, она все равно оставалась единственной дочерью и наследницей Каменкова. Что у Олега появится еще ребенок, я сомневался, ему ведь было уже сорок шесть. Но тут судьба снова сделала небольшой шажочек в сторону и подкинула Олегу поначалу маленькую банальную неприятность, обернувшуюся впоследствии трагедией для всех нас. Его секретарша заявила, что беременна. И беременна именно от шефа. Он усомнился в своем отцовстве и стал настаивать на проведении анализов. Вот тут-то и выяснилась страшная для Кати вещь – оказывается, Олег вообще не мог иметь детей. Никогда – ни раньше, ни сейчас. С секретаршей он разобрался просто – наорал и выгнал на улицу, а с женой так просто поступить не мог. Разразился грандиозный скандал. Каменков срывал зло не только на Кате, которая в принципе заслужила подобное отношение, но и на Ларисе, которая по малолетству никак не могла понять, почему так изменился к ней любимый папочка, почему мама все реже появляется дома, почему вдруг с ней перестали заниматься танцами и фигурным катанием, заставляя постоянно сидеть в комнате и даже кушать там, чтобы не раздражать и не нервировать своим видом отца… Олег бушевал, требуя от Катерины назвать имя настоящего отца девочки, чтобы заставить того признать факт отцовства и избавить дом Каменковых от жалкого безродного ублюдка. Катя молчала, понимая, что если сделает это, то потеряет дочку. Ведь я забрал бы Ларису себе и уехал из города, оставаться здесь рядом с Олегом, зная его мстительную, никому ничего не прощающую натуру, было рискованно. А дочку Кэт любила сильно. Что я возьму ее с собой, она не надеялась, зная мое отношение, да и не хотела она этого. У нее же была огромная любовь – Петя-Петушок. Катя нервничала, много плакала, часто злилась. Я стал замечать, что она для снятия стресса начала баловаться наркотиками. Я сам решил поговорить с Олегом и разрешить ситуацию. Мне было невыносимо видеть, как мучают ничего не понимающую испуганную Лару, было жаль ее мать… И тут Катя снова пришла ко мне, снова плакала, валялась в ногах и умоляла не губить ее жизнь, ее положение в обществе, не калечить жизнь девочке, разлучая ее сразу и с отцом, и с матерью. Она не хотела уезжать со мной и с дочкой, а оставаться рядом с Олегом не желал я. Решив взять Лару себе, я, естественно, снова вернулся к мысли о деньгах в Парижском банке. Не было никаких резонов оставлять их Каменкову. Да и дочке хотелось дать как можно больше… В общем, мы проговорили с Катериной несколько часов… Вот тут-то она и пришла к мысли убить мужа. Она так загорелась этой идеей, что я испугался. Я обещал пока отложить разговор с Олегом и попытаться придумать, как можно по-другому выйти из сложившейся ситуации. Я мучился, не зная, как поступить, на что решиться… Когда вечером следующего дня ко мне в квартиру не вошла, а буквально ворвалась рыдающая Катерина с Ларой на руках, я обомлел. Лицо и руки девочки были в синяках и ссадинах. Захлебываясь слезами, она рассказала, как папа побил ее совсем-совсем ни за что. Она уже спала, когда он ворвался в комнату и потащил ее в гостиную. Там была мама, он кричал на нее, что-то требовал, потом сказал, что раз она такая упертая и не жалеет собственную дочь, то пусть посмотрит, что теперь будет ждать ее ублюдка каждый день… Во мне всколыхнулась почти забытая ненависть к Каменкову, заглянув в растерянные и ужасно жалкие глазенки своей маленькой дочери, я легко и спокойно согласился помочь Кате убить своего мужа. Мы придумали приличный план, как избавить Катерину от подозрений и создать ей железное алиби, именно тот план, который мы с тобой здесь и осуществили… Потом, после всего, Катя пообещала, что мы заключим брак, я оформлю отцовство на девочку, а потом разведемся и станем жить каждый своей жизнью где-то поблизости друг от друга, чтобы иметь возможность принимать одинаковое участие в судьбе ребенка. Я начал заниматься разработкой деталей. Кэт поговорила с Олегом, дала согласие на развод, пообещала, что напишет заявление о том, что Каменков не является отцом Ларисы… Короче, признала все свои прошлые грехи, только просила не торопиться, а дать ей возможность подготовить плацдарм для отступления. А пока, чтобы особо друг друга не нервировать, вроде бы решила поехать в Онфлер… Олег согласился, успокоился, и у них в доме воцарилось некое подобие мира. В последний момент Каменков почему-то решил не отпускать с женой девочку, наверное, чтобы Катя не тянула долго или вообще не провела его и не обосновалась с ребенком во Франции, подальше от него.

Когда я узнал, что Катерина меня обманула и втихаря продала не только свой ресторан, но и клуб, который всегда сама же называла нашим общим, я разозлился. Она повела себя подло, хотя и глупо, ведь все, с кем мы имели дело, прекрасно знали, что именно я являюсь руководителем нашего предприятия, а вовсе не Катя, поэтому и узнать о подробностях сделки, как только просочились слухи о продаже, все спешили именно ко мне. Но все же тогда я еще не желал ей ничего плохого. Я сдержал эмоции и, спокойно вытащив из ее сумочки неизменную записную книжку, выяснил, что она сделала с деньгами, узнал и название банка, и номер счета. Отложив разбирательства с Кэт на потом, я продолжал честно ей помогать. Решение предать свою давнюю подругу и любовницу родилось у меня тогда, когда я случайно подслушал ее разговор с Петей. Катерина, видимо в очередной раз уколовшись, слегка потеряла бдительность и, как это и раньше случалось довольно часто, забыла запереть дверь в своей квартире, где со времени разлада с мужем частенько оставалась ночевать. Своего Петушка туда приводить она не решалась, так как Олег прекрасно знал, где она находится, он сам покупал эту квартиру несколько лет назад. Очередной скандал Кэт был совершенно не нужен. Я беспрепятственно, не замеченный хозяйкой, вошел в квартиру и услышал, как Кэт излишне громко и эмоционально, явно находясь немного не в себе, кричала в телефонную трубку:

– Петенька, милый… Скоро-скоро закончится эта мука, и мы наконец будем с тобой вместе… Не спрашивай, милый, как и когда именно, но мы с тобой обязательно поженимся! Ты удочеришь мою девочку, мы все вместе уедем куда-нибудь далеко… в Англию или Испанию… Не говори глупостей, Петенька! Какое мне дело, что подумает обо всем этом Кир? Да кто его спрашивать станет, в конце-то концов? – Кэт пьяно рассмеялась. – Конечно, сейчас я с ним мила и покладиста, а что я еще могу сделать, Петь? Он шантажирует меня тем, что расскажет Олегу, что он настоящий отец Ларисы. Я не хочу этого, я все сделаю для того, чтобы мою девочку воспитывал именно ты, только ты сможешь дать ей все то, что ни за что не сможет дать этот неотесанный мужлан… Он смертельно надоел мне, Петенька, но я пока не могу сделать ему ручкой, у нас много незавершенных дел. Но как только я смогу сама распоряжаться своей судьбой, то сразу же поставлю этого прилипалу на место, он не сможет ничего мне сделать, не сможет доказать, что он, а не ты настоящий отец Ларочки. Ведь я ее мама, а он – никто. Да если он посмеет хоть слово сказать против, я запросто сдам его в милицию за приставания к чужому ребенку. Он даже экспертизу подтверждения отцовства не сможет без моего согласия сделать, а я имею право его даже по суду не давать, любое его приближение к Ларе будет расцениваться как попытка похищения… Так что ты не волнуйся, Петенька, ты просто еще меня не знаешь, – снова самодовольно хихикнула она. – За тех, кто мне дорог, кого я люблю, я могу биться, как тигрица, до последней капельки своей крови…

Я привалился к стене в прихожей, в глазах у меня потемнело, в висках застучали маленькие молоточки. Я уже не слышал ни слова из того, что дальше вещала в трубку то ли пьяная, то ли обколотая Кэт. Услышанного было вполне достаточно. Я огромным, почти нечеловеческим усилием взял себя в руки и тихо вышел из квартиры на улицу. Останься я еще на пару минут и услышь очередную партию признаний Катерины, и я вполне мог тогда придушить ее собственными руками… А мне ведь надо было еще позаботиться о дочке. Бросить все, наплевать на Кэт с ее проблемами и уйти, оставив Ларису наедине с матерью-наркоманкой, я тоже не мог. Я долго курил на лавочке у подъезда, потом решительно встал и снова направился к Катерине. Она уже закончила свои пьяные беседы с Петей и встретила меня раскрасневшаяся, веселая и удивительно любезная. Я твердо сказал, что время пришло и ей пора собираться. В конце концов, девушку можно найти и на месте, чуть-чуть изменив правила. Совсем не обязательно Кате убивать мужа своими собственными руками. Я договорюсь с человеком, который убьет Олега, тогда Кате и правда незачем будет присутствовать в России в момент убийства. Она начала пьяно ломаться, хихикать и говорить, что уже свыклась с мыслью, что сама пристрелит мужа как собаку, и мысль эта, поначалу ужасно пугавшая ее, даже начала приносить ей удовольствие… И потом, ей не хотелось покидать своего Петю-Петушка даже на пару недель… Я, не в силах слышать ее бред и боясь сорваться, хмуро посоветовал ей не ломаться и начинать собирать вещи, сам же поехал заказывать билеты.

Ну вот вроде и все… Потом в клубе появилась ты, и я решил вернуться к первому варианту, для того, что я задумал, так было намного удобнее… Я позвонил Олегу уже из Франции и на правах старого и благодарного знакомого рассказал о том, что задумала сделать с ним Катя. Он сначала не поверил, потом взбесился… когда он лежал на кровати с якобы простреленной киллером головой, Кэт не сдержалась и пришла полюбоваться на дело рук своих. Честно говоря, это я попросил своего человека надоумить Катерину поступить именно так, чтобы Каменков окончательно уверился в правдивости моих слов. У «смертного ложа» человека, кормившего и поившего ее с дочерью на протяжении многих лет, вдова повела себя настолько цинично и бездушно, что сама подписала себе смертный приговор. Когда Олег приехал в Онфлер и привез Ларису, естественно, даже не подозревая, что она моя дочь, Катя уже была мертва. Но и сам Каменков, поверь, ненадолго переживет свою бывшую жену. Во время того самого разговора, который ты подслушала ночью, я всыпал в стакан с его вином яд. Он разлагается в организме несколько дней и непременно настигнет Олега максимум через пару дней… Ты можешь судить меня, Эгле… Обвинить или оправдать… Раньше я всеми силами старался уберечь тебя от того, чтобы ты, не дай бог, не узнала всю правду, я так боялся тебя потерять, милая моя букашка… я хотел жить с тобой, жениться на тебе, дать вам с дочкой свою фамилию, построить чудесный домик с флюгером на крыше… Теперь наше будущее только в твоих руках… Решай.