Текст книги "Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки"

Татьяна Веденеева
«Я – жираф»

Говорим с тётей Таней, под чье фиалковое сладкоголосие экс-совчад пытались загнать в логово Морфея: меня в том числе, но тщетно. А тётя Таня начала карьеру за год до моего рождения и запомнилась автору этих строк именно как тётя-спокойной-ночи-малыши, хотя сделала в своей жизни кое-что еще. Впрочем, это присказка… Полчаса жду актрису в гримерке ШСП (пиар-менеджер театра разводит руками) и уж собираюсь уходить, как наконец является Веденеева, по-барски заполняя пространство ароматом духов и играя огромными перстнями. Первым делом Татьяна-свет-Вениаминовна подходит к зеркалу и, проводя рукой по волосам, улыбается: прическа, как и костюм, отменны. Элегантная дама. С чертиками в зрачках. Она сама себе нравится: так – можно, да только так и нужно! Ан лучше б «королевам» не опаздывать – чудом не разминулись.

* * *

Наталья Рубанова: Вы уже много лет работаете в «Школе современной пьесы»: почему именно этот театр?

Татьяна Веденеева: Райхельгауз – а мы знакомы с режиссером еще по ГИТИСу – звал меня много лет, и все это сопровождалось примерно такими словами: «Ну надо бы что-то поиграть, зачем дурака-то валять!». Кстати, именно в Школе современной пьесы, в этом здании, располагался в XIX веке знаменитый московский ресторан «Эрмитаж», где всегда бурно отмечался Татьянин день. По давней традиции студенты Иосифа Леонидовича устраивали 25 января капустники… А как я стала играть здесь? Он мне сказал: «Таня, актриса заболела, выручи театр! Не отменять же спектакль!» Начал давить на все болевые точки: «Зима, холод, зрители придут, и что – им назад домой возвращаться? Роль простая – домработница… там все о высоком говорят, а девушка просто помогает по хозяйству… соглашайся, справишься!». Ну я и согласилась – подумала, уж домработницу-то точно сыграю. Ну вот, так и стала читать пьесу… а принесли мне ее почему-то без титульного листа: я даже не знала, что играю! Короче говоря, до четырех утра читала… сказать, что я была в шоке – значит не сказать ничего…

Н. Р.: Роль не ограничивалась фразой «Кушать подано»?

Т. В.: Увы. Моя героиня постоянно на сцене и постоянно в диалоге со всеми! А ведь актерам две недели дают на ввод…

Н. Р.: Как справились?

Т. В.: В те годы очень многие писали кулинарные книги – я не исключение, у меня как раз вышли «Рецепты Татьяны Веденеевой»: рецепты французских поваров, очень качественная простая еда… Так вот, я взяла эту книгу на сцену и положила туда шпаргалки… Впрочем, меня спасла телевизионная суперпамять – иногда я убегала за кулисы, где стояла завлит с открытой книгой: я «фотографировала» глазами текст, а потом выдавала его на сцене. В общем, как щенка, бросили меня в воду и сказали: плыви… Выплыла.

Н. Р.: Какая была реакция у коллег?

Т. В.: Актрисе Тане Васильевой подарили букет, а она передарила его мне, понимая, через что я прошла, чтобы не завалить спектакль. Колоссальное эмоциональное напряжение! А пьеса называлась, кстати, «Русское варенье». Пьеса Улицкой.

Н. Р.: В каких спектаклях вы заняты сейчас?

Т. В.: В «Доме» Гришковца играю бизнес-вумен… Из последних ролей мне ближе всего «Последний ацтек»: мы играли его в паре с Филозовым, у нас даже не было второго состава, только мы. Сейчас играем его с Владимиром Качаном. Это очень интересная пьеса – там много ностальгии, юмора… И – «На Трубе», конечно: премьера 2019 года, иммерсивное действие, очень интересная познавательная история. На последних двух спектаклях был полный переаншлаг!

Н. Р.: В 80-е вы перешли из театра на ТВ: насколько сложным было вхождение в профессию?

Т. В.: Я год стажировалась в Останкино. Был очень серьезный конкурс, всероссийский. Ведь там, на телевидении, были очень яркие личности в то время… Светлана Жильцова, Анна Шилова, Валентина Михайловна Леонтьева – высочайшего класса профессионал, к тому же, она очень хорошо ко мне относилась. С Ангелиной Вовк были также теплые отношения.

Н. Р.: Кто из советских телеведущих больше всего повлиял на вас?

Т. В.: Их было тогда мало, не больше пятидесяти… Все дикторы были очень интересные и достойные люди. А повлияла больше всего Валентина Леонтьева. Ее программа «От всей души» – это просто подвиг для ведущей! Три часа на сцене, без суфлеров, невероятное количество историй, которые нужно запомнить, не перепутать людей в зале… Она вызывала восхищение… Я вела как-то такую же передачу в Нижневартовске: попросили провести – в те времена не хватало так называемых светлых программ… В общем, был день рождения Нижневартовска, и их главный человек по нефти сказал: «Приехать должна Веденеева!». Города я фактически не видела – готовилась, столько нужно было запомнить! Увидела потом лишь Обь, застывшую зимой… было минус сорок… Кто еще повлиял из дикторов? Анна Николаевна Шатилова – она до сих пор изредка появляется на ТВ… Да любые харизматичные личности влияют. В начале пути всегда есть мастер, гуру, на которого хочешь быть похожим… а двух одинаковых художников нет.

Н. Р.: Что вдохновляет – какие спектакли, музыка, книги?

Т. В.: Я люблю современную драматургию – например, спектакль Александра Ширвиндта «Где мы?» в Театре Сатиры… Нереально вдохновляет консерватория – когда у человека стресс, музыка очень помогает, вытягивает… Я ходила в этом июне на конкурс Чайковского, слушала пианистов… очень интересно! На чтение остается не так много времени – художественную литературу читаю только в отпуске. Но всегда просматриваю журналы: «Эксперт», «Профиль»… Нам, рожденным в СССР, все-таки повезло, что в школе мы прочли очень много классики… Из современной прозы упомяну роман Яхиной «Зулейха открывает глаза»: очень эмоциональная вещь. Еще меня увлекла семейная сага «Происхождение всех вещей» американки Элизабет Гилберт: очень интересно.

Н. Р.: Успех к вам пришел с фильмом «Здравствуйте, я ваша тетя!», где вы сыграли Эллу Делей. Как эта роль повлияла на дальнейшую деятельность?

Т. В.: Когда я поступила в театральное, мне было 16 лет. Первая роль случилась в Пришла известность. Но было трудно, когда мне давали роли «на сопротивление». С «тёти» все и началось, да. Вообще же меня режиссеры видели этакой пасторальной фа-мажорной героиней, хотя я совсем не такая, у меня очень мощный темперамент, и – почему-то часто играю иностранок.

Н. Р.: Какую роль хотите сыграть в театре – и что самое трудное для вас в актерском деле?

Т. В.: Если говорить о классике, то многое не сыграно. В театральном институте я мечтала сыграть флоберовскую госпожу Бовари – очень яркий образ… Но Театр ШСП не ставит классику. Впрочем, современные драматурги интересно пишут. Например, «Тот самый день» – пьеса очень хорошая, хотя роль и не совсем моя: играю на сопротивлении… Профессия тем не менее обязывает.

Н. Р.: А почему решили написать детскую книжку?

Т. В.: Георгий Гупало придумал познавательную серию о животных для детей и пригласил известных людей написать книги от лица животных. Яркие, веселые, информативные, полезные! Например, у Леонида Агутина книжка «Я – слон», у Валерия Сюткина – «Я – комар», у Бориса Грачевского – «Я – мартышка», у Дмитрия Крылова – «Я – пингвин», у Татьяна Устиновой – «Я – скунс»… много изданий, больше сорока… Моя книга называется «Я – жираф».

Н. Р.: Почему выбрали жирафа?

Т. В.: Мне идея так понравилась, что я прочитала про жирафа буквально все! Вы знаете, что эти животные видят друг друга на расстоянии 1 000 метров? А спят всего несколько часов в сутки? А сердце жирафа! Оно весит больше десяти килограммов! Мы были с этой серией на Книжном салоне в Париже – я рассказывала французским детям о жирафе: даже с переводчиком они слушали, приоткрыв рот.

Н. Р.: Вы много путешествовали и много где жили, несмотря на советский режим…

Т. В.: Да. Франция, Канада, Япония, США… ну и многие другие страны, конечно, – та же Венгрия… Причем я никогда не была членом КПСС, работая на ТВ, хотя выпускали за рубеж обычно только членов партии.

Н. Р.: Как вам это удавалось?..

Т. В.: Когда меня спрашивали, а почему я до сих пор не в партии, я отвечала, что не доросла. Так и сошло с рук.

Н. Р.: Как совмещаете актерскую карьеру и ткемальный бизнес?

Т. В.: Совмещаю. Еще и дом в Подмосковье строю: надо все успевать! А насчет ткемали… Мой бывший муж из Грузии – так вот, когда мне дали попробовать настоящий грузинский ткемали, я влюбилась в этот вкус и предложила мужу заняться производством соусов – сейчас мы просто партнеры по бизнесу и продолжаем развивать его. Я придумала этикетки, названия марки «Trest B.»… Мы закупаем экологически чистые помидоры и сливы. У ткемали специальные номера: есть даже «Сацибели № Чертовка». Только чертовка – это не жена черта, а, так скажем, женщина с перчинкой.

Н. Р.: Что за духи у «женщины с перчинкой»?

Т. В.: Guerlain, «Samsara»: ничего особенного, они доступны, это не от кутюр запах. Наверное, просто на мне они звучат как-то особенно… Простите, пожалуйста, время поджимает, скоро спектакль. «Подслушанное, подсмотренное, недописанное». Не видели? Оставайтесь смотреть!

05.07.2019, для «ВМ»

Виктория Токарева[35]35
  В. Токарева – сценарист и прозаик, чьи многочисленные тексты были массово экранизированы. Получила премию «Золотой теленок» (ЛГ, клуб «12 стульев», 1968). Награждена орденом Знак Почета «за заслуги в области советской литературы» (1987).


[Закрыть]
«Лаю я очень хорошо»

В конце 90-х я попала на Тверском под авто; потом некоторое время лежала с переломом в пространстве без книг – рядом оказался по иронии судьбы лишь томик Токаревой. Зеленый, чужой… Я листала его, вертела так и сяк, вспоминая мартышку и очки, но все же не смогла договориться с собственными эстетическими притязаниями: так и уставилась в потолок вместо страницы. Когда же, условные двадцать лет спустя, работала на ТВ, мы впервые поговорили по телефону с Викторией Самойловной. Речь шла о продаже телеканалу ее старого литературного сценария. Фактически на второй минуте персона расставила точки над i: «Наташа, я – классик!». М-мм, с кем не бывает… Я едва не съязвила, но привычка (годы тренировки) говорить с авторами в режиме доктор-пациент сработала, и промолчала я, будто Меркурий радикса моего вовсе не в Скорпионе… Но не суть: в нашем интервью «классик» рассказывает простым смертным о работе в кино, книжках и вспоминает маэстро Феллини, что и есть, разумеется, самое любопытное.

* * *

Наталья Рубанова: Вас называют так называемым классиком так называемой женской прозы, хотя это определение весьма спорно. Вас бирка «женская проза» не смущает? В просторечии «ЖП».

Виктория Токарева: Нет. Знаете, я читаю сейчас одного автора-мужчину, молодого… так вот, у него абсолютно женская проза. А иногда женщина мыслит, как мужчина. Вот Марина Цветаева: у нее склад ума был отчетливо мужской. Она гениальна и писала не по-женски, так скажем. Разница же в основном в теме книг у разных полов! «Тоска по идеалу»: так критики определили меня… Да, писательницы чаще всего отражают мир по части любви и тоски по идеалу, писатели же отражают этот же самый мир более объемно. Многие писательницы думают, будто женская литература – это какая-то ограниченность, недостаточность, а я – нет. «Наличие больших собак не должно смущать маленьких собак, ибо каждая лает тем голосом, который у него есть», как писал Чехов. Лаю я очень хорошо, а кто и что говорит, мне абсолютно все равно. Вокруг нас вообще очень много дураков – да и они должны быть, так как если не будет дураков, то будет непонятно, кто тогда умный!

Н. Р.: У вас музыкальное образование, но музыку вы оставили, поступили во ВГИК не без помощи Михалкова…

В. Т.: Михалков мне помог по тем самым причинам, по которым меня не взяли во ВГИК. Курс набирала Катерина Виноградская, а она вообще не любила женщин – меня отстранила, так как мне было 24 года: модная, молодая, привлекательная – ей казалось, что такие экземпляры вроде меня ни на что не способны.

Н. Р.: Свой первый рассказ «День без вранья» вы по совету Войновича отнесли в журнал?

В. Т.: Да, Войнович сказал, что если бы нашел этот рассказ на улице, то тоже бы его отнес! Это был журнал «Молодая гвардия», 1964 год, начало пути… «День без вранья» быстро напечатали.

Н. Р.: Вы работали с множеством режиссеров: кто и чем больше всего запомнился?

В. Т.: Я работала с самыми разными – были и режиссеры-пораженцы. Один из них, Вячеслав Криштофович, был дисквалифицирован, так как якобы снял что-то неудачное. Но он сделал фильм по моему рассказу «Инструктор по плаванию» и стал знаменит! Я написала для режиссера Александра Серова в соавторстве с Георгием Данелией «Джентльменов удачи»: после этого Серов тоже стал знаменит! Какой-то сценарий я написала для режиссера Алексея Коренева – и после этого он снял фильм «Большая перемена», который успешно идет до сих пор. То есть я существовала как удобрение для скудной почвы – все со мной расцветали пышным цветом. Данелия, конечно, исключение… После Данелии я ни с кем не могла уже работать: он был очень талантлив, а у всех остальных радиация таланта была куда меньше.

Н. Р.: Ваши самые известные сценарии – «Джентльмены удачи», «Мимино» и «Шла собака по роялю»: в чем секрет массового успеха?

В. Т.: «Шла собака по роялю» Грамматикова – знаете, этот фильм мне категорически не нравится. Вот если бы его снял Данелия, это могли бы быть еще одни «Джентльмены удачи»! Природа юмора у всех разная. Одному кажется смешным то, что другому смешным совсем не кажется, а у нас с Володей Грамматиковым природа юмора очень разная. Секрет успеха? Удачный сюжет, отличные диалоги, талант режиссера.

Н. Р.: Вы закономерно не относите себя к писателям-интеллектуалам. А что для вас интеллектуальная литература и читаете ли кого-то из современных авторов?

В. Т.: Если взять писательниц, то вот мой список: Дина Рубина, Татьяна Толстая, Людмила Петрушевская, Людмила Улицкая и Виктория Токарева – пять звезд! Каждая по-своему неповторима, в их прозе есть все, что нужно – и интеллект, и юмор, и талант. Из писателей могу назвать Андрея Битова. Вообще чтение для меня – это пассивное творчество. Я была потрясена романом Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза»! Из советской литературы если вспомнить кого-то, то, наверное, Шолохова: «Тихий Дон» – шикарная вещь.

Н. Р.: Вы были знакомы с Федерико Феллини… Какие воспоминания?

В. Т.: Да. Это, конечно, уникальное знакомство. Кстати, не самого режиссера я увидела в первую очередь, а, как бы точнее выразиться, близость его конца, что ли… Он умер через полгода после нашей встречи. И те самые «шаги командора» были мне отчетливо слышны… Познакомились мы в тот период, когда меня купило швейцарское издательство Diogenes. Там же издавал свой альбом рисунков и маэстро. Даниель Кель, хозяин издательства, решил нас познакомить, прикинув, что если бы мы вместе с Феллини что-то написали, он бы «это» издал и разбогател.

Н. Р.: Написали?

В. Т.: Нет. Кель пригласил меня под Рим в шикарный санаторий, туда же приехал Феллини, мы провели вместе пару недель: просто общались и искали, что можем создать вместе. Но Феллини – гениальный человек, а гении очень автономны: зачем я ему была нужна, непонятно. На самом деле, это не так безумно интересно, как кажется – знакомство с гениальным режиссером. Я увидела старого, больного и глубоко равнодушного человека… К старости почти все глубоко равнодушны: это природа так делает, чтобы человеку не очень страшно было уходить, природа отбирает желания. Вообще же – да, мы планировали снимать кино: Феллини расписывает фабулу, отдает мне, а я пишу сценарий и отсылаю ему… Хорошо помню наш диалог: «О чем может быть наше кино?» – «О том, как русская писательница разговаривает с итальянским режиссером» – «А кто будет играть писательницу?» – «Ты!» – «А режиссера?» – «Я!» – «А сюжет?» – «О том, как тебе не достали билет на самолет»… я ведь не сразу смогла прилететь в Италию!

Н. Р.: У вас экранизировано немало книг: какие фильмы кажутся удачными?

В. Т.: Виктория Самойловна Токарева не следит за своими экранизациями – и даже не смотрит их! Видела только «Террор любовью» с Ириной Розановой – она там потрясающая, и фильм хороший.

Н. Р.: Многие женщины говорят о некоем психотерапевтическом воздействии на них ваших текстов: для вас это важно?

В. Т.: Это все равно что получить пятерку по сочинению. Или «пять» в четверти. Нелли Кобзон сказала мне как-то, что когда ее брату делали операцию в Германии, ее спасали только мои книги… И таких людей очень много! У женщин нередко бывает кризис в любви, а когда они погружаются в мои книги, то отвлекаются от своих несчастий и их выносит на другой берег. В моих книгах позитивный заряд – как в американских фильмах, где почти всегда хеппи-энд. Надо уметь радоваться. Бог дал так много человеку при жизни, что рассчитывать на то, что будет что-то еще после нее, нелепо. Жизнь – очень богатая вещь, но не всегда, пока мы живы, мы это понимаем.

Н. Р.: Сейчас едва ли не каждый третий мнит себя писателем. А что вы думаете о литмастерстве?

В. Т.: У меня каждый год выходит новая книга, и каждая интереснее предыдущей. Про мастерство – или ты с этим рождаешься, или у тебя этого нет. Научить «этому» нельзя. Мне старший Михалков надписал однажды книгу: «Пиши, пиши, но не спеши!» – не надо торопиться, надо быть перфекционистом. Владимир Войнович переписывал до тех пор, пока не понимал, что написать лучше он уже не может. А я обычно переписываю рассказ два раза, пока там не будет ни одного лишнего слова, поэтому меня так легко читать. Кажется, Мопассан говорил: «Смысл жизни – это хорошо делать свое дело». И это действительно так. Очень важно уважать свой труд и чувствовать отдачу.

2019, для «ВМ»

Денис Драгунский[36]36
  Д. Драгунский – писатель и журналист, популярный блогер, публицист, автор «АСТ» и толстых литжурналов. Интервью опубликовано в «Вечерней Москве», 10.08.2019 https://vm.ru/society/658630-denis-dragunskij-slava-otca-nepozvolyala-mne-zanimatsya-pisatelstvom


[Закрыть]
«У меня был большой опыт „застольного рассказчика“»

Познакомились мы с ДД на одном литвечере: там, в библиотеке, я публично распекла младых аффторов, мнящих себя писателями, – «особо одаренные» оскорбились, ну а с ДД мы вскоре почти сдружились, если подобное слово позволительно. Дарили друг другу свои книги, гуляли по московским бульварам, захаживали в кафе «Венеция», и не только. Денис Викторович невероятно чуткий персонаж – и ничего ему не нужно объяснять, ничегошеньки: так бывает. Его эрудиция порой изумляет, а еще с ним можно обсценную: легко. Что ж, сын своего отца! Более 60 лет назад впервые были опубликованы «Денискины рассказы» Виктора Драгунского, ставшие любимой книжкой множества киндеров. На моей книжной полке она тоже есть. Просто потому, что «он живой и светится».

* * *

Наталья Рубанова: Как повлияли на вашу жизнь «Денискины рассказы»? Нет, наверное, ребенка «родом из СССР», который не слышал бы об этой книге вашего отца.

Виктор Драгунский: Один приятель сказал мне: «Люди свою жизнь кладут, чтоб заработать хоть какую-то известность, а ты родился знаменитым!» Насчет «родился» – это преувеличение. «Денискины рассказы» стали популярным детским чтением в 1961 году – мне было одиннадцать лет. Книга переиздается до сих пор, так что бремя незаслуженной известности я ношу уже более полувека. На меня сильнее всего повлияло общение с отцом. Он учил меня всему – читать правильные книги и понимать смысл прочитанного, не бросать друзей детства, вставлять замок в дверь, колоть дрова, жарить мясо, умело драться и найти себе редкую профессию. Он умер, когда мне был всего 21 год. Но его литературная слава долго держала меня в узде, не позволяла заниматься писательством: я знал, что меня будут с ним сравнивать. В случае успеха – попрекнут знаменитой фамилией, а в случае провала скажут «природа отдохнула». Так что я начал писать свои рассказы в возрасте 57 лет, сменив несколько профессий.

Н. Р.: Что именно побудило писать прозу? Уже набралось около двадцати книг.

Д. Д.: Пока двадцать. Рассказы и три романа. Новый, четвертый, – в работе. А почему начал писать все-таки? Я резко сменил свой жизненный проект. Это мое свойство: я вообще многое менял. А еще был опыт написания пьес, поэтому в моей прозе действие развивается без авторской подсказки. Читатель до всего доходит сам, без поводыря.

Н. Р.: Какая форма ближе – отчасти эстетский по нынешним временам «короткий метр», он же рассказ, или популярный «книжный сериал», он же роман?

Д. Д.: У меня был большой опыт «застольного рассказчика», так что начал я с рассказов. Первые 400 моих рассказов – это тексты на страницу, буквально по три тысячи знаков. Это, строго говоря, новеллы, так как там фабульное повествование: начало, кульминация, неожиданная развязка. Сейчас у меня напечатано около 1300 новелл. Осенью планируется выход новой книги рассказов «Дочь любимой женщины». Одной из самых сложных для себя работ считаю свой 700-страничный роман «Дело принципа», написанный от лица 15-летней девочки. Мне бывает странно узнать, что у меня есть и фанаты… Вот, например, книжка «Ночник» 2011 года, где я описал свои сны, – до сих пор получаю благодарные отзывы, в том числе в фейсбуке.

Н. Р.: Почему любите «презренный» фейсбук?

Д. Д.: Фейсбук прекрасен! Когда я пишу, мне кажется, что мои подписчики заглядывают мне через плечо и торопят. Между окончанием рассказа и его публикацией в фейсбуке у меня проходит не более пяти минут. Я живу в диалоге с читателями, для меня это самое главное.

Н. Р.: Вы филолог, политолог, колумнист… Что значит для вас «работа без выгоды» – или оная все же есть? Выгода или ее отсутствие.

Д. Д.: Я уже давно не филолог и десять лет как не политолог. Теперь я просто писатель и отчасти журналист – вы правильно сказали «колумнист», потому что я не тот журналист, который выезжает на место происшествия, берет интервью. Я публикую «колонки», то есть свои мнения. Выгоды не ищу, и никогда не умел: будучи политическим аналитиком, я помногу общался с людьми самого высшего круга. С министрами и олигархами. Но ничего, кроме зарплаты, на этом не нажил, и слава богу: так спокойнее жить.

Н. Р.: «Бывших филологов» не бывает, как и прочих «бывших» музыкантов или врачей… ОК, вы преподавали греческий в Дипломатической академии МИДа. Откуда такая любовь к Элладе?

Д. Д.: Я учился на филологическом факультете, на отделении классической филологии. Моей специальностью была греческая палеография и текстология – я изучал византийские манускрипты. То есть выполнил завет своего отца насчет редкой профессии. Но в 1973 году эта профессия оказалась чересчур редкой, спроса не было – и я пошел преподавать новогреческий язык в Дипакадемию.

Н. Р.: Что думаете об отечественных литпремиях как о некоей институции, не скучаете ли, просматривая списки финалистов?

Д. Д.: Что вы! Веселюсь! Литпремии – это часть литературного процесса, особенно в секторе рекламы и маркетинга. Премированная книга получает лучшее место на выкладке в магазине, у лауреата берут интервью, это позитивно сказывается на продажах, и это хорошо. Что же касается качества… примерно половина лауреатов и дипломантов – это достойная литература. Но я сам был членом жюри пяти премий, и поэтому скажу: «Тот, кто любит колбасу и ориентируется на литпремии, не должен видеть, как делается то и другое».

Н. Р.: Сменим тему… на обложки книг: дизайнеры издательств нередко душат то, что вложил в текст автор. Как вам вся эта, с позволения сказать, свистопляска?

Д. Д.: Это смотря какой дизайнер. Есть обложки хорошие, есть средне-нормальные, а есть просто ужасные – особенно если дизайнер не читал книгу дальше названия. Увы, так бывает во всем мире. Вот книга, изданная в Мексике: перевод с русского. На обложке: розовая дама в кружевном платье держит за руку такую же розовую и кружевную девочку. Название: Максим Горький «Мать». В одном российском издательстве маркетологи требовали, чтоб дизайнер сделал обложку покруче, чтоб на нее люди повелись. Сделали так круто, что магазины отказались брать эту книгу: «Да помилуйте, к нам женщины и дети заходят!» Автор должен смело отстаивать свое право участвовать в обсуждении обложки. Мне с дизайнером повезло – это моя дочь Ирина Драгунская, она сделала все 20 моих книг.

Н. Р.: Действительно повезло. ОК, сейчас модно «быть молодым»: писателем, сорри за сие словечко, сварщиком, кем угодно… главное до условных 35-ти. Что им, этим молодым, посоветуете – и надо ли?

Д. Д.: Помнить, что молодость проходит очень быстро. Не успеешь оглянуться – бац! И новые молодые люди говорят тебе: «Ну куда ты лезешь, дядя! Что ты в этом понимаешь?». Спасибо, не «дедушка». Выход один – не гордиться своей молодостью, а использовать свою молодую силу и бодрость на всю катушку – чтобы в 35+ не остаться с пустыми руками на берегу взрослой жизни.

Н. Р.: Вот еще о чем спрошу. А как вы относитесь к столичным репертуарным театрам и часто ли уходите с постановок по причине банальности сюжетов и невыразительности актерской игры? Я перестала ходить в московские театры, ибо доплачивать за скуку…

Д. Д.: К сожалению, я не такой уж театрал, в театре я просто зритель. Поэтому отвечу цитатой из моего романа «Дело принципа»: «В конце концов театр – это только развлечение. А если люди честно старались тебя развлечь в течение трех часов, их надо за это искренне поблагодарить».

Н. Р.: Старались, но не смогли, ну да… а что думаете о развитии новой и «новейшей» современной драматургии?

Д. Д.: Тут я согласен с Костей Треплевым из чеховской «Чайки»: «Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно». Новая современная драматургия в России есть, и неплохая. Причем всякая – и совсем новаторская, авангардная, и крепко-профессиональная – что называется, «пьеса с хорошими ролями для двух пожилых актрис».

Н. Р.: Вернемся к нашим баранам. Что, на ваш взгляд, в современном книгоиздательском процессе уводит достойные книги от читателя? И: как всегда, «кто виноват» и «что делать»?

Д. Д.: Высокие цены на книги. Но главное – отсутствие идеализма, представьте себе. Стыдно, что в России нет ни одного литературного журнала с высоким тиражом, и литературно-критического тоже. А в «бездуховной» Америке есть. Потому что там есть миллиардеры-идеалисты, которые их финансируют. Крупный российский бизнес лопается от денег, но все разговоры о финансировании журналов заканчиваются вопросом: «Как и когда мы отобьем затраты?» Да никак и никогда! Это совсем о другом. Это о народе, о культуре, о будущем страны, на это надо горстями сыпать золото, щедро вкладываясь и в журналы, и в недорогие книги, и в распространение, то есть в магазины, в концерты, литературные чтения…

Н. Р.: Есть некая статистика: в России самые читающие в мире люди – это дети, подростки читают чуть меньше, но 70 % взрослых людей книг вообще в руки не берет. Откомментируете?

Д. Д.: У нас есть мощная традиция детского чтения, золотой запас «детсадовской классики», который постоянно возобновляется на книжных полках в прекрасном дизайне, и новые детские авторы тоже появляются. Подростки чаще торчат в гаджетах, а для значительной части взрослых чтение как бы немодно и, повторяю, дороговато. Потому что нет тиражных литературных и критических журналов, нет телепередач, нет планомерного продвижения литературы к читателю. Это поправимо. Нужны усилия бизнеса и государства, причем усилия бескорыстные. Хорошая книга хороша не быстрой прибылью, а тем, что она прорастает в душах людей, делает их добрее и умнее.

7 июля 2019