Текст книги "Хозяйка книжного магазина"

Глава 9

Вероника Грушина не была суеверной, суровое детство не располагало к подобным предрассудкам. Заботиться приходилось о выживании, а не о глупостях вроде привидений, чертей и прочей нечисти. Как всякие дети, – натура человеческая проявляется не только в кругу семьи, но и в любом другом, где выпадает расти ребенку, – они пугали своих сверстников и сами пугались «черной руки», вампиров и призраков. Развлекались. Но столкнуться нос к носу с представителями темных сил Веронике довелось только здесь, в Москве, когда Стас – и что ему в голову взбрело? – повел их в «Молох». Вероника-то хихикала, но… на самом деле ее пробрала жуть. Похожие чувства испытывала и Маринка – они потому и стали неразлейвода, что думали и чувствовали в унисон.

В детский дом иногда приглашали священника – на Рождество, на Пасху и некоторые другие религиозные праздники. Он рассказывал о заповедях Христа, о любви к ближним, о грехах и о том, как жили святые люди. Вероника с Маринкой маялись, как и большинство подростков, слушали вполуха, изнывая от нетерпения: когда же, наконец, начнут раздавать подарки? Хотелось конфет, печенья и мандаринов, а не скучных проповедей.

– Прости, Господи, и защити, – шептала теперь Вероника в подушку. – Не ведали, что творим!

В церковь они ходить не привыкли, молиться не научились, да и полагались всегда только на себя. Встреча в Москве со Стасом Киселевым казалась им чудом, ниспосланным судьбой, которая сжалилась над несчастными сиротами. Они обе втайне влюбились в своего спасителя, но не смели показывать этого. Разве они ему пара? Он вон какой… красивый, образованный, удачливый, всего тридцать один год, а уже банком заведует.

Вероника вспомнила слова, которые любила повторять их воспитательница: «Смешно вам? Смейтесь, смейтесь! Как бы потом плакать-то не пришлось!» Не слушались они воспитательницу… вот и расплата.

Здесь, в Москве, отношения девушек уже не были такими же чистыми и искренними, как в Шахтах. Из-за Стаса. Конечно, они ревновали его одна к другой, скрывали это и страдали.

После посещения «Молоха» по их жизни словно кто-то черту провел – разделил на «до» и «после». Веронике казалось, она все еще ощущает запах тех роз, которые протянул им человек с накрашенным лицом. Как ужасно, зло блеснули его глаза, налитые кровью! С тех пор сон у Вероники пропал, а в сердце поселился липкий, тягучий страх, он опутывал ее изнутри, связывал, душил, не давал шагу ступить. В горле появился комок, в висках стучало, давление прыгало, ноги дрожали, а желудок отказывался принимать пищу. Через неделю Вероника заметила, что брюки и юбка стали в поясе чуть свободнее. Потом случилась беда… которая отобрала у нее Маринку, сестренку.

По ночам Грушина лежала при свете и смотрела в потолок. Читать не могла, снотворные таблетки, купленные для нее Стасом, оказывали действие только к утру. Днем голова гудела, словно треснутый колокол, надоедливые острые молоточки били в висках, не переставая. С работы Вероника ушла, потому что была не в состоянии даже как следует предложить покупателю товар, посчитать деньги, – в каждом виделся посланник смерти. Вот сейчас… выхватит из кармана пистолет или нож… выстрелит, ударит… исполосует лицо бритвой. Кто ему помешает? «Алую маску» уже сколько времени ищут, и все без толку.

Почему Вероника представляла свою смерть именно такой? Наверное, играло воображение, наполненное ужасными образами: об «Алой маске» сплетничали и продавцы, и покупатели, и пассажиры в транспорте, и все вокруг. Добавляли, конечно, от себя много жутких подробностей, дабы нагнать на слушателя побольше страху. А Грушина и так вздрагивала от каждого шороха.

Она перестала выходить из комнаты. Продукты привозил Стас или приносила соседка по общежитию, Веронике хватало, потому что аппетит пропал. Свет раздражал глаза, болевшие то ли от недосыпания, то ли от слез, и она закрывала окно плотными темными шторами, сидела в полумраке, как летучая мышь.

Разговор с сыщиком разбередил душу. «Не найдет он Маринку… зря старается, – думала Вероника. – Пропала она навсегда, сгинула».

Сегодняшний день был похож на вчерашний как две капли воды. Тяжелая бессонная ночь, изнурительная тревога, тоскливое утро… Вероника ходила из угла в угол, в той же одежде, что ложилась спать: в теплом спортивном костюме. Из-за морозов в общежитии стало холодно, батареи едва грели, а электрокамин Вероника не включала, экономила деньги. Стас обещал помочь, если она вскорости не найдет другую работу, но было неловко злоупотреблять его щедростью. В общем, она могла вернуться на рынок: прежний хозяин взял бы обратно.

– Наверное, так я и сделаю, – шептала Грушина, вспоминая, как они с Маринкой сидели, обнявшись, за накрытым на двоих новогодним столом, на фоне елки, наряженной в подаренные Стасом игрушки. Совсем недавно встречали вместе праздник, пили шампанское, загадывали желания! Казалось, впереди их ждет что-то хорошее… а получилось наоборот.

– В тепличное хозяйство одна не пойду, – говорила Вероника, мысленно обращаясь к подруге. – Мы ведь вдвоем собирались. Не получилось!

В дверь кто-то тихонько поскребся, наверное, женщина из соседней комнаты принесла хлеб и молоко. Ох и некстати!

– Поговорить нам с тобой не дадут, сестренка! – грустно прошептала Вероника и пошла открывать.

Раньше, будучи дома, они с Мариной дверь не запирали, только на ночь. Теперь все по-другому.

– Кто? – спросила Грушина, взявшись за ручку замка.

– Я…

Веронику будто ледяной волной окатило, по коже побежали мурашки.

– Ты, Маринка?

– Я…

– Господи! Господи… Да где ж ты пропадала-то? Или я сплю, а ты во сне ко мне пришла… утешить?

Бессвязно бормоча, Вероника дрожащими руками пыталась открыть замок. Он не поддавался. Наконец дверь открылась… на пороге стояла… Марина?

Яркий свет из коридора на мгновение ослепил Грушину.

– Не может быть! – ахнула она и попятилась.

Дверь с глухим щелчком закрылась, в сумраке комнаты перед Вероникой застыла пропавшая подруга. Она медленно сделала шаг вперед, раскрыла объятия, прошептала едва слышно:

– Я пришла за тобой.

– Мариночка-а-а-а! – захлебнулась в рыданиях Грушина, бросаясь к ней. – Я так хотела…

Сильный, острый толчок остановил ее… отбросил назад, лишил опоры. Внутри разлилось что-то горячее, ярко вспыхнуло и… погасло…

* * *

Славка, весь в снегу, ввалился в прихожую.

– Устал как черт! Продрог, есть хочу!

Ева покачала головой.

– Ты бы еще утром явился…

– …и потребовал жареной картошки, – дополнил сыщик. – Гусь остался?

– Иди отряхивай снег на лестнице, – вздохнула Ева. – Пойду разогревать картошку и гуся. Посмотри, который час!

– В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь… – дурачась, пропел он. Послушно отправился на площадку очищать от снега куртку и спортивную шапку.

Когда вернулся, из кухни уже запахло гусем.

– Водки дать? – спросила Ева.

– Конечно! Ты же не хочешь вместо мужчины иметь дело с ледяной статуей? Представь, я чудом не превратился в нее! И все из-за Молоха, великого и ужасного. А на поверку оказалось – мыльный пузырь. Страшилка лопнула, едва я к ней прикоснулся.

– Как это?

Смирнов очень проголодался, он глотнул водки и принялся жевать черный хлеб.

– Селедочка! – услужливо воскликнула Ева, воспроизводя интонацию известной фразы «Кушать подано». – Картошечка! Мясо птицы! Малосольные огурчики!

– Когда ты успела?

– Что-то свыше подсказало мне: «Вставай, женщина, иди, разжигай очаг, готовь еду для охотника! Он замерз и зверски голоден! Если ты вовремя не накроешь стол, он съест тебя!»

Она засмеялась, села напротив Смирнова, и, подперев рукой щеку, наблюдала, как он ест.

– Ну, рассказывай.

– С полным ртом неприлично.

– Ладно, сегодня можно, – милостиво разрешила Ева.

– В общем, я несколько часов простоял в подъезде, жутко окоченел… потом перешел в соседний, прикинулся там ухажером некой Вальки. Любовь греет, но не фальшивая, а настоящая. Поскольку я только притворялся несчастным влюбленным, пришлось переминаться с ноги на ногу, стучать зубами и бегать к теплой батарее. Несмотря на нечеловеческие условия, я продолжал оставаться на посту, и… Фортуна вознаградила меня за терпение. Появились служители культа Молоха и их последователи, всего тринадцать человек! Пока они правили свою «черную мессу», я отправился в круглосуточное кафе пить горячий чай, решив дожидаться окончания церемонии там…

Он постепенно увлекся рассказом, Ева слушала, стараясь не пропустить ни одной подробности. Они оба перенеслись туда, на окраину города, в холод и ночную метель.

Сыщик описывал, как он выскользнул из кафе и на некотором отдалении последовал за двумя мужчинами – Главным и его охранником. Мороз и густой снег делали слежку легкой, мужчины шли, подняв воротники, не оглядываясь. Они не подозревали, что в такую погоду кто-то отважится пуститься за ними следом. «Только бы они не сели в машину», – молился Всеслав. И снегопад лишил их этой возможности.

Мужчины попробовали поймать такси – тщетно, – махнули рукой и направились к метро. Самый надежный вид транспорта не подвел: через полчаса они вышли из подземки на «Новослободской». Очевидно, Главному охрана была нужна больше для солидности, нежели с иной целью.

– Почему ты решил, что это именно Главный? – спросила Ева.

– Многолетняя практика наблюдения за поведением людей позволяет отличить основную фигуру от второстепенных персонажей, – охотно объяснил Смирнов. – Здесь имеет значение множество неуловимых штрихов, мелких, но несущих определенную информацию. Как человек держится, например, когда он приходит в офис и уходит оттуда, как по отношению к нему ведут себя окружающие… и еще куча всяких «как». Если быть внимательным, можно даже не слышать, о чем люди говорят, – достаточно визуального контакта. Ошибки случаются редко.

– То есть твои догадки насчет Главного оправдались?

– Целиком и полностью. Мужчины, которые последними покинули помещение общества «Молох», расстались около одного из домов. Охранник довел Главного до подъезда с кодовым замком, и они попрощались. Я сделал вывод, что им просто по пути: они живут рядом, а сопровождать Главного до квартиры нет никакой нужды.

– Выходит, охрана в «Молохе» необходима для поддержания порядка при совершении ритуалов?

– Полагаю, да. Ну и для солидности. Какая уважающая себя организация подобного рода не имеет охраны? Это уж совсем низкий уровень. Так вот… Главный входит в подъезд, я вскакиваю за ним, – каюсь, пришлось легонько стукнуть его сзади по шее.

– Как же они тебя не заметили?

– Снегопад, дорогая! На расстоянии вытянутой руки ни зги не видно. Больше всего я боялся их потерять, шел близко, след в след. Только в метро отстал: время позднее, пассажиров мало… все как на ладони. А на улице – милое дело! Хоть на пятки наступай, никто не обратит внимания.

– Зачем же ты его ударил?

– Я погладил, – усмехнулся Смирнов. – Чтобы он не начал вопить. В такой час люди спят, нельзя их беспокоить. Он чуть не свалился – здоровый мужик, тяжеленный, в молодости гирями занимался, а потом подался в артисты цирка.

– Это он тебе рассказал?

– Ага. Признался, как на духу… когда в себя пришел. Пришлось его по щечкам похлопать. Чувствительный жрец оказался. Один живешь? – спрашиваю, а он глазами хлоп-хлоп, слова вымолвить не может. Язык присох! Давай, говорю, сюда ключи и веди в квартиру.

– А он что?

– Не убивай! – просит. В квартире только очухался: видит, я без оружия, разговариваю вежливо – осмелел маленько. Даже спросил, чего мне надо. В доме у него всяких «молоховских» штук полно: красные драпировки, ритуальные ножи, мечи, свечи повсюду, зеркала висят, колокольчики. Не квартира, а черт знает что.

Смирнов передал Еве беседу с Главным.

Циркача звали Григорием Букиным. История была обычная: невостребованный артист решил подзаработать нетрадиционным способом. А что? Другим можно, а ему нельзя? Вон газеты пестрят объявлениями: предскажу судьбу, составлю гороскоп, сниму порчу, приворожу, сделаю заговор на успешный бизнес, исцелю от всех болезней и прочее. Букин выбрал более оригинальный путь – поклонение финикийскому божеству. Почему именно Молох? Артисту понравилось звучание этого слова! Кое-что о забытом культе он нашел в Интернете, остальное придумал сам, проштудировав разные источники о поклонении Темным Богам. Как выяснилось, культ Молоха особенно процветал в древнем Карфагене. Дескать, на знойном берегу Африки, куда приплыли финикийские купцы, они решили основать город. Это им удалось. Среди садов и пальмовых рощ скрывались святилища кровожадного бога, который в благодарность за обильные жертвоприношения сделал Карфаген несметно богатым, настолько, что даже Рим задыхался от зависти.

История показалась Букину занятной. Он оборудовал соответствующим образом квартиру, уговорил пару знакомых, которые болтались без работы, принять участие в первой церемонии и… дело пошло на удивление быстро. Начал Букин с друзей и приятелей, приглашал их к себе домой, разыгрывал зловещее представление, напускал побольше жути… и сие возымело действие. Букин и сообщники, окрыленные успехом, придумали, как можно выкачивать деньги: проводить для желающих ритуал вызывания Молоха, который за приличную сумму «зеленых» якобы приставлял к клиенту своего помощника. С этого момента уже не сам человек, а незримый помощник осуществлял за него любые действия: совершал деловые операции, влиял на партнеров, привлекал к клиенту финансовые потоки, удачу, любовь женщин или мужчин – в зависимости от пола. Клиент же обязывался платить Молоху определенную мзду. В случае нарушения им своего обязательства, неподобающего поведения или непочитания вышеозначенного бога на отступника обрушивалось смертельное проклятие. Саму процедуру такого акта Букин почерпнул из описания подлинного финикийского обряда.

– И все это срабатывало?

– Как ни странно, да. Разумеется, далеко не всегда. Но в неудачах Главный Жрец без зазрения совести обвинял самих клиентов – дескать, денег пожалели, не от души пожертвовали, вот Молох и обиделся. Думаю, люди, уверившись в обретении всесильного помощника, меняли свое поведение, вели дела уверенно, рисковали и часто выигрывали. Молва приукрашивала успехи, игнорировала провалы, обряды «Молоха» обрастали слухами, своеобразной ментальной массой. Страх перед «нечистой силой», заложенный еще в генах предков, передавался оплошавшим клиентам, и они молчали, опасаясь гнева мстительного божества. Все происходящее выглядело столь убедительно, что захватило самих мошенников, они почти поверили в собственное изобретение.

– А как же смертельное проклятие?

– Тут жуликам несказанно повезло. Один из «проклятых» давно страдал какой-то неизлечимой болезнью, а после пережитого стресса она обострилась и унесла его жизнь. Это преподнесли как месть Молоха, раздули, разнесли выдумку среди адептов новоявленного культа, естественно, не упоминая, что человек и без того был обречен. Поклонники Молоха в ужасе трепетали… а Букин с приятелями собирали щедрую дань.

– Как же ты заставил его во всем признаться? – спросила Ева.

– Элементарно, – усмехнулся Смирнов. – Припугнул как следует. Реальная угроза подействовала ничуть не хуже потусторонней. Я напомнил ему случай с Вероникой и Мариной, которых привел Стас, – заявил, что девушка пропала, а она работала на спецслужбу, и теперь у Букина со товарищи могут возникнуть крупные неприятности. Если он не выложит всю правду, «Молох» и всех, кто к нему причастен, начнут трясти и, скорее всего, разгонят. Таким образом, они в лучшем случае лишатся своей кормушки, а в худшем – попадут в руки обманутым клиентам, которые не преминут отыграться за пережитое.

– И он тебе поверил?

– Я был весьма убедителен. Букин оказался грозным только на вид, он клялся и божился, что все их «леденящие душу ритуалы» не более чем бутафория и единственное, чего они стремились достичь, это получения денежных средств путем жульнических комбинаций. Следовательно, никакого отношения к исчезновению Марины Комлевой они не имеют. Сам Букин даже не помнит ее лица и уверяет, что видел девушку только мельком в угаре церемонии, когда он находился в состоянии экстаза, вызванного легким наркотиком. Думаю, он не соврал.

– Значит, жажда Молоха ни при чем, – огорченно вздохнула Ева. – Еще одна ниточка оборвалась.

– Получается так, – кивнул сыщик. – Ты расстроилась?

– Немного. Кто пытался нас увести на ложный путь? Вероника и Стас! Именно они связали то, что Марина пропала, с «Молохом». Особенно настаивал на этом Киселев.

– Фокусы, которые устраивали для публики Букин и его сообщники, наверняка воздействовали на психику людей. Нервные, возбудимые натуры могли легко поддаваться различным видам внушения – этим приемом привлечения новых последователей славились практически все культы, включая древнеегипетские.

– Финикийские не исключение! – подхватила Ева. – Прием достигал эффекта независимо от намерения тех, кто неосознанно им пользовался. Техника, отточенная многими поколениями жрецов, была проверена и надежна. Допустим, Стас и Вероника могли попасть под влияние каких-то элементов ритуала, которые вызывают страх, нервное расстройство и даже галлюцинации. То же произошло и с Мариной. Она стала зомби…

– Ну, пошло-поехало, – остановил ее Всеслав. – Скажи еще, что она сама себя убила.

– Возможно и такое. Или подалась куда глаза глядят – взяла билет до Магадана и едет, все равно куда, лишь бы подальше от Москвы. Или без билета… на перекладных. Здоровье у Комлевой слабое, она и оказалась самой уязвимой.

Сыщик развел руками. Он предполагал нечто похожее, и слова Евы только подтвердили его мысль.

– А как твоя поездка в Зеленую Рощу? – спросил он.

– Хуже, чем твой разговор с Букиным. Вот так и развенчиваются легенды! – с сожалением воскликнула она. – Главный Жрец Молоха, как выяснилось, заурядный жулик, преследующий чисто меркантильные интересы! Жаль, жаль…

– Что, и в тепличном хозяйстве жулики?

Ева отрицательно покачала головой.

– Нет. В хозяйстве все в порядке, оно действительно существует, развивается, там много теплиц, для работы в которых требуются женщины в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет. Только одна деталь: никакого офиса у метро «Щелковская» они не снимали. Объявления в газеты давали, только давно, еще в начале осени. И телефон там указывался совершенно другой, и адрес. Набор сотрудников производился в самом хозяйстве. Зачем им лишние расходы – посылать кадровика в Москву, платить за аренду помещения? Нет смысла! До Зеленой Рощи на электричке – сорок минут, а там автобус ходит до самого хозяйства. Кто захочет, доберется.

Смирнов отставил в сторону чашку с чаем.

– Ай да Вероника! Лжет отменно! Хотя… мы же сами видели вывеску, и дворничиха подтвердила.

– В том-то и дело.

– Странно…

Глава 10

Хромов жил в Москве на привезенные с собой деньги, ждал настоящих наследников имущества, записанного на покойную Яну, – они не появлялись.

– Спешить им некуда, – сказал ему по телефону адвокат Шелестов. – Придут.

Валерий от скуки гулял по улицам, но недолго: гнали домой мороз, снегопад, – возвращался в квартиру, пил чай с печеньем, читал книги, перебирал вещи. Искал причину, по которой убили Яну.

– Она не одна такая, – объяснил Шелестов. – На счету «Алой маски» ваша жена – не первая жертва и не последняя.

– Почему же их не ловят?

– Еще как ловят! – возразил адвокат. – Быстро только сказка сказывается.

Хромов решил еще раз сходить в магазин «Азор», попытаться выяснить, какая деталь, не бросающаяся в глаза мелочь, вызывала у него беспокойство. Он смотрел на витрины, на антикварные книги, на продавцов, на сувениры, на обложки современных изданий… сделал круг, второй.

– Что-то ищете, молодой человек? – тронул его за рукав старик в хорошем пальто с меховым воротником. – Антиквариат нынче в цене растет! Надежное вложение денег. А старинные книги покупать не опасно. Подделки встречаются крайне редко, вследствие трудности изготовления.

Валерий промолчал. Он сделал последний круг по магазину, старик задержался у прилавка со старыми изданиями, что-то выбирал. На самой верхней полке антикварного отдела стояли новые книги. Зачем они там?

– А вон те книжки… они вроде современные, – с этими словами Хромов показал наверх.

– Такие в каждом отделе стоят, – кивнул старик. – Я давно обратил внимание. Хм… вы довольно наблюдательны. Знаете, я ведь частенько захожу сюда, и эти книги всегда есть в наличии.

– Вы с хозяйкой магазина случайно не знакомы? – прошептал ему на ухо Валерий.

Пожилой покупатель отстранился, поднял кустистые брови.

– Не-е-ет. Разве магазин частный? Впрочем, что это я? Сейчас все частное. Не думал я, что прежние порядки вернутся.

Они еще немного поболтали, и Хромов попрощался. Ему надо было идти. Куда? На станцию метро, где пять лет назад стоял киоск, в котором работала Яна. Он зашагал к выходу, процедил сквозь зубы:

– Ну и черт с ним!

Эта фраза относилась не к пожилому покупателю, не к магазину, а к тому ускользающему ощущению некой связи торгового зала и… квартиры Яны в Кунцеве. Глупо! Никакой связи нет. И все же…

Валерий вышел на улицу, в лицо ударил ветер со снегом. Согнувшись, кутаясь в воротники и шарфы, торопились по своим делам прохожие.

По скользким ступенькам Хромов спустился в подземку – из черных туннелей тянули сквозняки, поезда были полны. В вагоне он едва не заснул стоя, сказывались изнурительные тревожные ночи, когда некрепкий сон прерывался от малейшего шума, а снова погрузиться в забытье удавалось с трудом. Да и в этой мучительной полудреме являлись кошмарные видения: то крадущийся в темноте убийца, то призрак Яны с окровавленным лицом, то изрыгающая жар печь крематория, языки пламени, с жадностью лижущие гроб…

– Следующая станция…

Голос дикторши разбудил Валерия. Фу-ты… он уже спит на ходу: чуть не проехал. Толпа галдящих подростков вынесла его на платформу.

Он плохо помнил, где именно стоял киоск Яны, побрел наугад. Здесь многое изменилось, но киоски так и стояли в ряд у стены, правда, выглядели они по-другому, более современно. Ноги сами привели Хромова к одному из них.

– Скажите, – спросил он у гладко причесанной на прямой пробор девушки, – вы не знали Яну Хромову? Она продавала книги… кажется, на этом месте.

– Яну? Конечно, знала! Случилось ужасное несчастье, – продавщица придвинулась ближе к окошку. – Яна больше не работает, она… умерла.

– Ка-а-ак? – притворился удивленным Валерий.

– Нам хозяин сказал. В середине января она не вышла, и… потом выяснилось, что… ее больше нет. Убили! Представляете, какой ужас?

– Да-а, – подтвердил он.

В глазах у девушки читался вопрос, и Хромов удовлетворил ее любопытство.

– Она обещала мне оставить пару книг.

– Ну… я не знаю, – растерялась продавщица. – Меня сюда поставили недавно, и…

– Понятно, – перебил ее Хромов. – Извините.

Он шел, как в тумане, перебирая в уме варианты, что могло произойти с Яной. Значит, она практически до последнего дня жизни работала в киоске. А как же счет в банке, квартира на Шереметьевской, магазин, дом за городом? Путаница какая-то.

За турникетами сиял светом вестибюль; через прозрачные двери было видно, как сплошной пеленой идет снег.

«Черт! Я же не предупредил в мастерской, что уезжаю! – вспыхнуло в уме Хромова. – Теперь меня могут уволить. И наплевать!»

Он вдруг почувствовал ясно, как невозможно вернуться к прежней жизни в Старице, работать столяром в мебельной мастерской, встречать по вечерам соседку-почтальоншу, пить с ней чай на деревянной веранде, болтать всякую чепуху… С этим покончено. Чья-то твердая, неумолимая рука подвела черту под прожитым, а что ждет впереди, не показала. Ищи, мол, самостоятельно, Валерий, выбирайся с извилистых тропинок на ровную дорогу, мужай.

Домой незадачливый «наследник» добрался спустя час. Раздевшись, он включил плиту, поставил чайник и пошел… осматривать комнаты. В очередной раз!

Антикварных книг Яна, по-видимому, не приобретала, – не по средствам было, – только обычные. Любовные романы, несколько религиозных брошюр, детективы, эзотерика.

– Дань моде! – хмыкнул Валерий.

Пробежал глазами названия. «Магия камней и растений», «Египетский крест», «Азбука начинающего волшебника», «Тантрический секс»…

– Боже! – простонал он. – Бред какой-то.

В кухне закипел чайник, и Хромов отправился пить растворимый кофе со сливками – остатки запасов Яны. Он глотал мутную сладковатую жидкость, обжигаясь и не ощущая вкуса. В уме мелькали названия книг – «Магия камней и растений», «Египетский крест», «Азбука…»

– О-о! – Хромов со стуком поставил на стол чашку, вскочил и побежал в спальню. – Не может быть, – шептал он, лихорадочно перебирая книги. – Какая ерунда!

Нужная ему книга имела глянцевую обложку песочного цвета, точно такие же стояли во всех отделах магазина «Азор». На обложке, гордо расправив могучие плечи, во главе наступающего войска мчался по пескам на колеснице фараон.

Валерий, как завороженный, долго всматривался в яркую картинку, у него засосало под ложечкой: то ли напомнил о себе голод, то ли… подействовал магнетизм изображения. С каким-то суеверным ужасом овдовевший супруг Яны открыл книгу, начал читать. Текст показался ему скучным, перенасыщенным заумными фразами, незнакомыми названиями и научной терминологией. На предложении «Его величество царь Хеопс потратил все свое время, пытаясь отыскать тайные гробницы святилища Тота…» Хромов уснул.

* * *

Войтовский резко обернулся.

– Ты? Дорогая, не входи без стука.

– Почему? – удивилась женщина. – Я хотела сделать тебе сюрприз. Не ждал?

– Честно говоря, нет.

Она села на мягкий диван и заложила ногу на ногу. Леонард, не отрываясь, пожирал ее глазами. На женщине был облегающий атласный костюм кораллового цвета, тонкие чулки, – он знал, что на ней именно чулки, а не колготы, – ногти были покрашены коралловым лаком. Все в тон: длинный шелковый шарф, сумочка, перчатки, губная помада.

– Прекрасно выглядишь, – восхищенно произнес он, переводя взгляд с ее груди на ноги. – Чудесный русский обычай снимать обувь в квартире. Надо привить его в Канаде.

– Вряд ли получится.

– Да, приезжая к деду, я то и дело порывался снять туфли в прихожей. Еле он меня отучил.

– Удалось привыкнуть? – усмехнулась она.

– С трудом.

Войтовский вспомнил, как увидел ее в первый раз. Фантастика! Более острого ощущения ему переживать не приходилось. Он просто глазам не верил. Поразил контраст между тем, что она представляла собой, и тем, что было с ней связано. Не так рисовал он эту встречу в своем воображении. Тогда они еще обращались друг к другу на «вы».

– Простите, вы, кажется, ошиблись, – произнес Леонард, когда она подошла к нему в условленном месте, у Исторического музея.

Вокруг было полно туристов и прогуливающихся москвичей, звучал разноязыкий говор, щелкали фотоаппараты. В Москве стояло лето – солнце в зените, на небе ни облачка, от брусчатки шел жар.

– Пилигрим? – прошептала дама одними губами.

Она сняла большие черные очки, закрывающие пол-лица, и Войтовский обомлел.

– Придите в себя, – грубовато сказала она. – На нас смотрят.

Он был шокирован и… заинтригован. Склонился в полупоклоне.

– Герцогиня?

Дама с облегчением вздохнула:

– Ну, наконец-то.

Так они познакомились. Войтовский был в смятении, он сразу почувствовал нарастающее желание, как только женщина сняла очки. Можно подумать, она разделась перед ним, оказалась в одном бикини! Что-то исходило от нее… даже не эротическое, а… как бы это правильно выразить… затаенно-сексуальное, замешанное на тяжелом, тлеющем темпераменте и необычной, откровенно вызывающей внешности. Она была похожа на… впрочем, Леонард не ожидал увидеть того, что предстало перед ним в ее облике.

– О-о! – вырвалось из его губ.

Сколько он ни подбирал подходящих слов, таковых не нашлось ни в одном языке, на которых он говорил.

Они по молчаливому соглашению в шутку продолжали называть друг друга Герцогиня и Пилигрим – для обоих за этими условными именами скрывалось что-то свое, глубоко запрятанное, придавая общению некий привкус тайны, полунамек на истинное положение вещей. Они играли, балансируя на невероятно тонкой грани между ложью и опасной правдой, между забытым прошлым и призрачным настоящим.

С женщиной постоянно происходили метаморфозы, которые держали Леонарда в напряжении. Она будто служила проводником, по которому шел мощный электрический ток, питавший его. Она менялась, как меняется погода в тропиках: ее чувства обрушивались грозой и ливнем, за которыми внезапно наступал полный штиль. Однако безмятежность сия была обманчива, полная мощных разрядов, она грозила в любой момент вызвать новую бурю, новое неистовство.

– Мне не терпится, – говорил он. – Я должен увидеть это.

– Не сейчас, – уклончиво отвечала она. – Слишком опасно.

– Кто-то еще знает?

– Мы можем навести на след.

Они стали любовниками через два месяца после первой встречи. Их знакомство долго было виртуальным и распалило воображение, жажду обладания друг другом, подстегиваемую жгучим ожиданием чуда, страшного и захватывающего приключения. Их интимная связь была странной… незавершенной, сдерживаемой… словно они боялись дать ей волю. Словно они понимали всю неосуществимость любви полной, безусловной и безраздельной.

– Я ощущаю себя как Синдбад-мореход, сошедший с корабля на зачарованный остров, – признавался Войтовский.

– Да, Леонард…

– Ты существуешь наяву или только в моих снах?

Она смеялась, выскальзывала из его объятий и отворачивалась, уходила в себя.

* * *

Ева стояла перед зеркалом уже одетая, когда зазвонил телефон.

– Славка! – крикнула она. – Возьми трубку, я опаздываю на занятия.

Она все еще давала уроки иностранного языка. Один-два клиента, желающие научиться говорить и читать по-испански, развлекали Еву, не давали потерять форму, попутно пополняя ее бюджет.

Сыщик сидел за кухонным столом в мрачных раздумьях. Поиски Марины Комлевой зашли в тупик – в принципе, нормальный ход событий. Он же сам отвергал легкие дела, где было заранее понятно, что к чему. Ему подавай интригу! Сложную загадку для недюжинного интеллекта! А кто ищет, тот, как поется в известной песенке, всегда найдет.

– Ты слышишь? – крикнула из прихожей Ева. – Телефон звонит!

Он нехотя поднялся, стряхнул оцепенение.

– Всеслав, это вы? – взволнованно спросил мужской голос.

– Стас? Что-то случилось?

Киселев со свистом вдохнул в себя воздух.

– Ужас… кошмар! – выдохнул он. – Мы должны немедленно встретиться. Немедленно! Куда мне ехать?

– Погодите…

– Нет! – взвизгнул молодой человек. – Я не могу ждать! Это невозможно. Я вам звоню из машины.

– Где вы сейчас? – сдался Смирнов.

– На Шаболовской… я плохо соображаю. Веронику убили! Понимаете, что это значит? Следующий – я!