Текст книги "Зеленый омут"
Автор книги: Наталья Солнцева
Жанр: Современные детективы, Детективы
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
– Почему мне нельзя поговорить со Старцем? – спросил Горский.
Вассиан помолчал, в раздумье…
– Мы жаждем утешения и слов истины. Но желаем ли мы познать глубину? Эта обитель – единственный остров спасения!
– Не занимайся словоблудием! – строго остановил Вассиана Сергей. – Я тебя что-то спросил!
– Разве ты не обрел благость?
– Я хочу вернуть себе прежнее состояние души, а оно ускользает от меня…Здесь мне хорошо, но, как только я выйду за стены обители, «интимность святынь сменится интимностью ужасов». Когда-то давно я слышал или читал такое, но осознал до конца только сейчас!
Вассиан хотел было снова пуститься в мудрствования, но, посмотрев на Горского, осекся. Он не понимал слов Сергея и не знал, что на них отвечать. Раньше в таких случаях он просто-напросто говорил, что «каждое слово Евангелия – колодезь бездонной мудрости…» и собеседник замолкал, озадаченный. Но с Горским все оказалось иначе: ему было мало воспринимать слова на слух, он пытался понять их смысл, задавал вопросы. Вассиан не привык к такому. Смысла большинства произносимых им слов, он сам не знал, и, честно говоря, не стремился к этому. Зачем загружать свой бедный ум подобными головоломками? Не лучше ли наслаждать жизнью и ни о чем не думать?
Сергей пытался осмыслить свою жизнь, с самого начала. Но все эти попытки спотыкались о ночь на Ивана Купала. Оттуда пути не было, словно опускалась невидимая планка, и напрочь отгораживала жизнь «до» и жизнь «после». Тяжкий груз вины невыносимым бременем лег на сердце, похоронив под собою будущее.
Вся надежда была на Старца, которого в обители почитали и окружали необычайной заботой. Но к Старцу его не пускали. Сначала надо было покаяться в грехах, а это у Горского никак не получалось. То есть формально он мог перечислить все, что содеял плохого, но душа его отторгала признание себя в качестве причины того, что произошло. Он считал, что так сложились обстоятельства, так получилось, и что он мало что мог изменить. В сущности, действовал не он, Сергей, а кто-то другой, который на время как бы становился им.
– «Всякий грех есть грех против любви», – твердил Вассиан. Но сама эта фраза была им заучена, а не прочувствована, что делало ее может быть и правильной, но не действенной. Горский выслушивал его, кивал головой и продолжал бродить по обители словно привидение – безразличный ко всему, сонный, с потухшим взглядом.
– Хочу поговорить со Старцем, – твердил он Вассиану и другим послушникам.
– Ладно! – согласился «батюшка». – Святой Старец каждое утро, едва только солнце встанет, ходит к роднику и сам набирает воду для себя. Там и побеседуй с ним, если сможешь! Это уж от тебя зависеть будет.
Сколько Старец жил в обители, никто не знал. Казалось, что всегда. Во всяком случае, очень давно. Никто не знал и сколько ему лет. Все помнили его седым, сухоньким, сгорбленным, с живыми синими глазами на длинном лице. Морщин на лице у него почти не было, зато руки были очень худые, обтянутые желтоватой кожей, с резко выступающими костями. Ходил он с непокрытой, белоснежно-седой головой, в черном наглухо закрытом длинном одеянии.
Горский решил поступить так, как советовал Вассиан. Морозный рассвет едва позолотил верхушки сосен, под ногами похрустывал утренний ледок. Старец легко спускался по склону к роднику, порозовевший от мороза и быстрой ходьбы, радостный. Увидев Сергея он ничуть не удивился.
– Меня ждешь?
Горский кивнул головой.
– Я знаю. С тех пор, как ты в обители появился, жду, что придешь. Болен ты. Тяжело болен!
– Нет… – промямлил Сергей, отчего-то оробев. – На здоровье не жалуюсь, – другое меня мучит.
Старик молча набирал воду в красивый серебряный кувшин, на Сергея не смотрел.
– Священный огонь обжигает, но он и очищает…Каждый должен молиться, чтобы кто-то зажег в нем огонь. – Старик вздохнул и посмотрел в высокое холодное небо, по которому плыли редкие перышки облаков.
– Какой огонь?
– Огонь любви к своим собратьям, человеческим существам, к богам и к самой жизни. Есть еще любовь к женщине, но об этом тебе знать рано!
– Я уже взрослый, – усмехнулся Горский.
– Возраст ничего не значит, – мягко возразил Старец. – Сердце у тебя незрелое, как зеленое яблоко. Но в любом человеческом сердце таится священная искра, пусть даже она погребена под пеплом и золой. Молись о том, чтобы вечное дыхание раздуло в тебе эту искру, чтобы оно возродило в тебе огонь.
– И тогда я пойму, что мне делать со своей жизнью? Я блуждаю в потемках…
– «Кто ищет – вынужден блуждать»!
Сергей поразился. Старец, живущий в уединенной обители, цитирует Гете? И так свободно!
– Представьте себе, молодой человек! – захохотал святой. – Великий Гете был весьма прозорлив. Он обладал даром предвидения. Самый сильный свет исходит не от светил небесных, – он всегда исходит от людей. Свет – великий аспект огня! Он освещает путь…
– А какой путь у меня? – с тоскливой безнадежностью спросил Горский. Он не понимал слов Старца и все больше разочаровывался. Вера в то, что кто-то подскажет ему, как быть дальше, что делать, – таяла, как тонкий ледок в лучах утреннего солнца.
– Я думаю, ты уже выбрал его. Сам. Никто не нуждается в подсказках, – серьезно ответил старик. – Это и есть истина.
Старец взял наполненный водой кувшин и отправился вверх по склону, легко и неторопливо. Он то и дело останавливался, любовался небом, розовыми от солнца березками на холме, всей берущей за душу неброской красотой русской природы. Он и сам казался частью ее, похожий на схимника с картин Нестерова.
Горский долго смотрел вслед Старцу, с тоской о неизвестной ему жизни, какая никогда не происходит на наших глазах, но которая возможна…
По утрам в монастырском храме шла служба. Через узкие длинные окошки лился скупой осенний свет, подкрашивая золотом бедное убранство церкви. Старые, темные от времени иконы укоризненно и печально взирали на молящихся; пахло ладаном и свечным воском. Сергей смотрел на колеблющиеся огоньки свечей…и не мог ни просить ни о чем, ни думать, ни раскаиваться. Его душа была закрыта; в нее не проникал свет. На душе становилось все тяжелее и тяжелее, хотелось плакать, но даже это у него не получалось.
В обители день проходил по раз и навсегда заведенному порядку: после утренней службы – обед, после обеда послушники расходились каждый по своим делам. Многие иноки [56]56
Инок – то же, что монах.
[Закрыть] предпочитали совсем не выходить из своих келий. Сергей особенно любил эти часы тишины и уединения. Он возвращался в пустой храм и подолгу стоял там, глядя в большие темные глаза святых, спрашивая их о том, на что нет и не может быть ответа.
После разговора со Старцем у родника, он долго ходил вдоль обрыва, слушал шум сосен, плеск реки, по зеленоватой глади которой медленно плыли отраженные белые облака. В душе установилось какое-то ожидание…
В храме никого не было – в прохладном сумраке потрескивали свечи. Сергей чувствовал волнение и легкость, как перед полетом на дельтаплане. В студенческие годы он увлекался этим, потом забросил. Давно забытое ощущение всколыхнуло воспоминания…В столбе пыльного солнечного света появился силуэт девушки, похожей на Лиду. Ну вот, и тут она добралась до него! Не помогли ни молитвы, ни святая вода, ни Старец!
– Ты простила меня?
– Да…
Ее ответ был похож на дуновение ветра. Или Сергей сам его придумал? Наверное, сам. Он столько раз разговаривал с ней во сне и наяву! Спрашивал и не получал ответов! Поэтому он стал придумывать их, вести диалог. Становился то Лидой, то собой, то снова Лидой…Ему казалось, вот-вот он все поймет, доберется до сути, догадается, но…
Сергей прикоснулся рукой к спрятанному под монашеской одеждой медальону: золото приятно льнуло к телу, наполняло его теплом и покоем. Он поднял голову – силуэт девушки все так же стоял в сумраке храма, на свету, в котором клубился дым от горящих свеч…
– Почему ты сделала это?
– Что?
– Выпила яд!
Она улыбнулась, откидывая со лба волосы, совсем как живая.
– Это был не яд.
– Но…почему же ты умерла?
Она не ответила, продолжая улыбаться. Ее светлое платье напомнило Сергею ту ночь, в баньке. Господи! Какие мысли посещают его в храме! Что сказал бы Вассиан, если бы узнал?!
– Зачем ты приходила к нам с Аленой? Хотела испугать?
– Нет…хотела посмотреть тебе в глаза. И ей. А еще мне хотелось услышать твой голос…Очень хотелось.
– Это ты звонила?
– Я!
Сергею казалось, что он кружится на сказочной карусели, где верблюды, лошадки и слоны такие яркие, чудесные, но…не настоящие. Все равно захватывает дух и сердце едва не рвется из груди от радости и ликования!
– Это ты ехала тогда в троллейбусе?
Она кивнула головой, и непослушная прядь волос снова упала ей на лоб. Сергей решил, что он спит и видит сон. Может быть, так и есть? Вот бы проснуться и узнать, что весь кошмар – смерть Лиды, Алены…всего лишь ночные видения! И что утро рассеет их.
Богдан вернулся на работу. Алены больше не было, Горский после похорон отправился с отцом Вассианом в обитель. Единственным человеком, с которым общался Богдан, был Вадим. Дни проходили, не оставляя никакого следа, безликие и одинаковые, как капли серого осеннего дождя.
Вадим откладывал отъезд в Москву из-за брата: не мог он оставить его одного в таком состоянии. Боялся. Вечерами он не спал, ждал возвращения Богдана с ночных спектаклей. Сегодня он еле уговорил брата взять мотоцикл, чтобы не возвращаться домой пешком.
– Зачем же ты его покупал, если не пользуешься? Я за пару недель наездил больше, чем ты за все время!
На самом деле ему хотелось, чтобы Богдан встряхнулся, начал что-то делать. Они оба любили скорость, ветер в лицо, мелькание огней. Вадим надеялся, что быстрая езда напомнит Богдану о жизни, которая не кончена.
В открытое окно лилась осенняя ночь, пахнущая свежим ледком и сухими от мороза палыми листьями. Вадим курил, всматриваясь в глубину пустынной улицы, откуда должен был появиться брат. Звук мотоцикла оказался неожиданно громким, многократным эхом отражаясь от домов и каменных заборов. За одиноким мотоциклистом скользила темная машина-призрак, слишком хорошо знакомая Вадиму, чтобы вызвать смертельную тревогу. Он не успел ни о чем подумать, ничего предпринять, как все было кончено.
Страшный удар отбросил мотоцикл с дороги, и машина стремительно исчезла за поворотом, растаяла в лунном тумане так же внезапно, как и появилась.
Когда Вадим выскочил на проезжую часть, он увидел тело Богдана, на обочине, с разбитой о каменный столб головой. Он умер мгновенно, не успев обрадоваться этому. Почему-то Вадим подумал именно так. И еще одна мысль не давала ему покоя – что Богдан погиб, потому что на мотоцикле и в шлеме его было не отличить от Вадима! Убить пытались именно Вадима, как тогда в Москве. Неужели на него все-таки вышли? Где и чем он выдал себя?
Теперь Вадиму пришлось кардинально изменить намерения и планы. У него появилась другая цель – не прятаться от охотника, а найти и наказать его. С этого момента они поменялись ролями. Страх улетучился, уступив место неукротимой ненависти. За Богдана они ему заплатят! Мстить он будет жестоко. В этом святом деле он не откажется от любой помощи, но последнее слово оставит за собой.
Спустя несколько дней Вадим позвонил Никите и рассказал, что Горский находится в обители, грехи замаливает, и следить там за ним не представляется возможным, поэтому он считает договор выполненным. К тому же в автокатастрофе погиб Богдан, и после того, как все обстоятельства этого будут улажены, Вадим выедет в Москву.
Последние дни перед отъездом Вадим много думал, пытаясь найти объяснения происходящему. Он вспоминал ту ночь, когда Горский, Богдан и еще какой-то пьяный мужик поехали на такси в лес. Они были так заняты своими мыслями, что не обратили внимания на ехавшего за ними в отдалении мотоциклиста. Вадим едва не потерял их в лесу, так как ему приходилось тащить за собой мотоцикл. У сторожки он пристроил машину в густом орешнике и отправился вслед за странной троицей. Невозможно было понять, зачем они приехали в сторожку.
Вадим настроился на долгое ожидание, но все пошло по-другому. Троица, вооружившись керосиновой лампой, фонарем и лопатами отправилась вглубь леса. Это уже становилось интересно. Клад они, что ли, собрались откапывать? Тогда почему ночью? Горский явно не любитель подобных предприятий. На Богдана это и вовсе не похоже. Что же происходит?
«Искатели клада» добрались до отлично замаскированной пещеры. Вадим оценил тайник: если не знать о пещере заранее, обнаружить ее было бы практически невозможно. Он приготовился к наблюдению, но и тут случилось непредвиденное. Раскидав камни и войдя в пещеру, все трое, – даже Горский! – с дикими криками, не разбирая дороги, кинулись прочь.
Вадим растерялся: то ли бежать за ними, то ли посмотреть, что их так напугало? Он выбрал второе. В лесу ночью, пьяные, они далеко не убегут, скорее всего, спрячутся в сторожке. Он сначала разберется, в чем дело, а потом найдет троицу в домике. Вряд ли они способны сейчас на что-то другое!
В пещере он не обнаружил ничего, кроме останков дохлой козы, почему-то завернутых в покрывало. Не могли же трое неглупых мужиков так позорно струсить из-за такой ерунды? Тут наверняка что-то другое! Вадим осветил карманным фонариком стены пещеры и все ее темные углы. Кроме козы, ничего примечательного в ней не оказалось.
– Что за черт? Зачем Горскому ехать ночью, в лес, на следующий день после смерти жены? Да еще брать с собой Богдана, с которым они далеко не друзья? А третий кто?
Вадим не находил ответа ни на один из своих вопросов. С трудом он дождался утра, замерз так, что зуб на зуб не попадал. Когда рассвело, троица отправилась пешком в село, по-видимому, к каким-то знакомым. Зашли в большой дом на окраине, из которого выскочила дородная тетка, и начала рвать на себе волосы и голосить на всю округу.
Методом рассуждений и сопоставлений Вадим пришел к выводу, что это бабка Алены, которой сообщили страшную весть. Какую роль в этом всем играл Богдан, казалось самым непонятным. Что троица делала в лесу? Чего они испугались в пещере? И зачем они туда полезли?
Все эти вопросы Вадим задал Богдану на следующий день, на кухне, за чашкой чая. Тот долго молчал.
– Откуда ты знаешь? Ты что, следишь за мной? – наконец, спросил он, глядя на брата тяжелым взглядом.
– Видишь ли, меня попросили понаблюдать за Горским…
– Кто?
– Друзья из Москвы, я тебе, кажется, уже говорил.
Богдан сразу вспомнил откровения Сергея в сторожке, про человека из Москвы, который приезжал в село, выспрашивал о Корнилине, а потом предупредил, что медальон может доставить неприятности.
– Так ты за Сергеем…наблюдал? – скривился Богдан.
– Конечно. Именно поэтому я был тогда у дома Горских и видел человека, который мог убить Алену.
– Почему же ты сразу не догнал его?
– Не знал точно, что случилось. Я только предполагал, и мог ошибиться. – Вадим с сожалением покачал головой. – А как ты оказался с Сергеем в одной компании?
– Дело одно надо было сделать!
– Какое?
Богдану очень хотелось рассказать все брату, но он не смог. Это была не только его тайна. Алена уже умерла, но ее имя не должно быть запятнано. Да и Горский не освобождал Богдана от данного слова.
– Этого я не могу тебе сказать!
Если бы тогда Вадим проявил настойчивость! Если бы он не успокоился, пока не выяснил все, брат мог бы остаться в живых!
– Нет! – ответил сам себе Вадим. – Убить хотели меня, охотились за мной! И я должен отыскать этих мерзавцев, во что бы то ни стало!
Он скрипнул зубами от досады: незнакомец почти был в тот вечер у него в руках, и он упустил его! Непростительная оплошность!
Все же Богдан каким-то образом был замешан в этом…Не зря он пошел к Горскому, не зря бегала к нему Алена, плакала и жаловалась на свои страхи! Чего она боялась? Какого-то призрака…
Вадим плюнул. Ерунда получается! Привидения явно не по его части. Но разбираться –то придется ему? Значит, нужно вспомнить, что рассказывала Богдану Алена. Про какую-то Лиду? А почему она так боялась Лиды? И кто такая Лида?
В результате подобных раздумий у Вадима появлялось все больше вопросов. Зачем Никите понадобилось наблюдение за Горским? Что связывает Горского, Корнилина, Алену, Богдана, а теперь и Вадима? Совершенно ясно, что все совпадения не случайны. Вадим не верил в случайности: за ними с завидным постоянством стояли закономерности.
Чем больше он обо всем этом думал, тем труднее ему было выстроить события в логическую цепочку. Москва, Харьков, картины Артура, Евлалия, убийства, Никита, Валерия…Получалась такая мешанина, что не разгребешь! Может, не надо было приезжать сюда? Богдана вот под удар поставил…Но за брата он им отомстит! Теперь это цель его жизни, а своих целей он всегда достигает! Любой ценой!
Вадим решил, что придется еще раз съездить в лес, наведаться в странную пещеру. Может, он в тот раз что-то важное упустил?
Осенний лес встретил его угрюмым молчанием. Деревья, темные от сырости, стояли плотной стеной. Шел мокрый снег. В пещере все осталось, как и было – козлиная шкура с рогами, копыта, – больше ничего.
– Не может такого быть! – Вадим не привык сдаваться. Слишком часто вся его жизнь зависела от умения не отступать ни при каких обстоятельствах. – Если тут есть, что искать, я найду это!
Он обследовал стены и пол пещеры, груды камней в углах. Интересно, откуда они здесь? Больше искать было нечего. Вадим постоял, в раздумье, и решил разобрать камни. В одном месте ему показалось, что земля под камнями более рыхлая…
ГЛАВА 17
Луиджи вызвали к больному. Манфред не находил себе места – ему не терпелось все рассказать учителю, посоветоваться с ним. Минуты тянулись нескончаемо…
Над Флоренцией стоял солнечный туман, окрашивая палаццо, сады и мраморные статуи в звонкие тона меди и золота. Недаром художники так любили эти золотистые переливы красок, помещая в их загадочный и прекрасный свет своих Мадонн. Этот свет напоминал Манфреду глаза Антонии, – только она умела смотреть так, обещая некую тайну, нежную интимность и пылкость, скрытую под покровом строгой чистоты.
Солнце поднималось все выше, играя на бронзовых дверях Флорентинского баптистерия, на широких колоннадах в духе великого Рима, на богатом декоре карнизов, на белом, красном и черном мраморе палаццо. «Райский город» завораживал душу Манфреда блеском красоты и великолепия, уютом внутренних двориков, газельими глазами длинноволосых девушек, дивными фресками, белоснежными на лазурном фоне майоликовыми [57]57
Майолика – изделия из обожженной глины с пористым цветным черепком, покрытые глазурью.
[Закрыть] рельефами, полными Мадонн и веселых ангелов, сияющих со стен дворцов и храмов.
Манфред отправился гулять, не в силах ожидать Луиджи дома: так легче было переносить напряжение, охватившее его с тех пор, как он узнал о грозящей Антонии страшной опасности.
Флоренция – звезда, исполненная радужных и волнующих обещаний, – таила в себе смерть, словно ядовитый цветок. Грациозная игра ее правителей, братьев Медичи, – Лоренцо и Джулиано – этой новоявленной аристократии духа и кошелька, окруженных роскошной свитой и праздниками, где тысячелетние короны существовали на равных с бутафорскими, игрушечными диадемами, в которых горели алмазы баснословной цены, – заставляла замирать сердца и умы, наполняя их восторгом и утонченно-печальным обаянием любви к Прекрасной Даме, отравленной горечью предстоящей разлуки.
Чахоточный румянец на лицах любимых женщин этих оригинальных и сильных людей, которые истину страсти ставили впереди любой другой, приглушенный девичий кашель в золотых залах уединенных дворцов, заставляли верить в магические силы различных камней, амулетов и заклинаний, в потусторонние силы, астрологию, алхимию и власть звезд. Врачи того времени должны были знать Каббалу – мистическую книгу иудеев, и еще много чего, – только тогда их услугами пользовалась флорентийская знать.
Пылкий, неотразимо изящный придворный, рыцарь и воин, Лоренцо Медичи читал Платона по-гречески, Ветхий Завет по-древнееврейски, трактаты Ибн-Сины и ученых Востока – на их родном языке. Его гордый, вольнодумный патрицианский разум хотел объять своим знанием весь мир! Он поклонялся искусствам и наукам, но только вечно юная и безмятежная красота любви к женщине одна могла дать усладу его мятежному сердцу.
Всесильные, любезные и великолепные братья Медичи надеялись на врачебное мастерство Луиджи, доверяя ему безоговорочно самое дорогое – своих женщин. Они хотели иметь немного надежды…и Луиджи совершал чудеса, вырывая у смерти минуты, часы и дни для чужого счастья. Он безмерно устал, проведя ночь у постели угасающей Симонетты, и не сразу узнал Манфреда, который шел ему навстречу вдоль двухэтажного фасада Воспитательного дома.
– Луиджи, как здорово, что я тебя встретил! Где ты был? Я жду тебя уже целую вечность!
– Что ты знаешь о вечности. мой юный друг? – устало вздохнул Луиджи. – Не упоминай Вечность всуе…Сколько раз я твердил тебе об этом?
– Тебе весело? – обиделся Манфред. – А мне не до шуток!
– Ну, что там еще? Выкладывай!
– Только не здесь! – молодой человек нервно оглянулся, вздрогнув от грохота колес проезжающей мимо телеги с овощами.
– Ба! Да ты совсем плох! – усмехнулся Луиджи. – Я хоть провел всю ночь у постели больной, а ты где? Что с тобой? Неужто прекрасная Антония…
– Замолчи! – Манфред с трудом сдержался, чтобы не закрыть рот Луиджи рукой. Учитель бы не вынес подобной фамильярности! – Дело очень серьезное, Луиджи. Выслушай меня, прошу!
– Ладно. Да ведь ты сам не желаешь говорить!
– Я все расскажу тебе, но только дома, в подвале, где мы проводим опыты. Никто не должен догадаться, что ты все знаешь!
– Ты хочешь втравить меня в неприятности! – вздохнул Луиджи. – Я так и знал! Стоит только обучить кого-нибудь как следует, – и сразу начинаются неприятности! Хоть бы для разнообразия раз в жизни вышло по-другому! Увы! Так что стряслось, мой юный друг? Ты не внял моим предупреждениям?
Манфред вздохнул и опустил голову.
– Так я и думал! Никто не хочет слушать старого Луиджи! Ну и что? Каков результат?
За разговором они подошли к дому. Луиджи открыл тяжелую дверь, пропуская Манфреда вперед. Сам чуть задержался, обратив внимание на мелькнувшую среди деревьев тень. Нехорошее предчувствие сжало ему сердце.
– Садись, Манфред. Разговор, как я понимаю, будет долгим? Тогда, может быть, вина? – Луиджи полез в резной шкафчик, достал бутылку вина и пару серебряных стаканов удивительно красивой работы. – Будем эпикурейцами, и насладимся чудесным напитком!
– Мне не до вина, – возразил Манфред, но, тем не менее, выпил и налил себе и Луиджи еще. Он не знал, с чего начать, и начал с того, что больше всего вызывало у него беспокойство. – Антонии грозит смерть!
– В самом деле?
Манфред рассказал Луиджи все – о том, как он пошел к Кристофору, как его возили в подземелье, что он там видел и слышал. Учитель все больше и больше мрачнел, и под конец вскочил со стула и начал ходить взад и вперед по комнате, сдвинув брови и засунув руки за пояс.
– Ты влип, Манфред! Твои дела так плохи, что я не дам за твою жизнь ни одного флорина! Ах, сеньор Альбицци! Я всегда подозревал, что он дурно кончит…Теперь его ничто не спасет. Вряд ли он все еще жив!
– Ты что?.. – у молодого человека пересохло в горле. – Думаешь, он уже мертв?
– Не сомневаюсь! Беги, спасай свою Антонию или умри вместе с ней!
– Луиджи! Не для того я ждал тебя, чтобы получить такой совет. Умереть я смогу и сам. Я хочу найти выход из создавшегося положения, и никто, кроме тебя, мне не поможет!
– Так что сказал Черный Дух?.. – спросил его Луиджи, напряженно размышляя о чем-то.
– Ну…что среди нас есть Помнящий…
– Так и сказал?
– Да… – Манфред поежился. У него начался нервный озноб. Мысль о том, что Антония одна там, в палаццо с этим страшным подземельем приводила его в ужас. Теперь к этому ужасу добавился новый – что ее супруг, возможно, уже умер, и умер не просто от болезни, а жуткой, безобразной смертью, и что она…
Луиджи занимало совсем другое. С того момента, как Манфред сказал о «Помнящем», учитель все понял. Эта мысль и ему приходила в голову. Уж больно ловко у юноши все получалось…как будто он заранее знал, как и что нужно делать, как будто…Ах, несчастье! Теперь ему не спастись! Его тайна слишком притягательна, слишком нужна, слишком значительна, чтобы он мог рассчитывать на милосердие. С ним сделают все, что угодно, чтобы узнать, вырвать желаемое любой ценой. Человек с водянистыми глазами ни перед чем не остановится! Проклятие! Что же делать?
Впервые за свою долгую, как он считал, жизнь – хотя ему не было и тридцати – Луиджи не знал, что предпринять. Все казалось недостаточным, недейственным. Бежать? Но куда? Их с Антонией везде найдут! Манфреду можно было бы скрыться одному, хотя и это невероятно трудно, но с девушкой – ни одного шанса. Ни одного! Да и поздно уже.
– Мне жаль говорить тебе об этом… – промолвил Луиджи с сожалением, – но спасения нет. Подумай, как мужчина, прими решение.
– Какое?
– Если бы я знал!
– Я думал, ты знаешь все, – прошептал Манфред. Он понял, что своим любопытством подписал смертный приговор себе и Антонии. Последнего он себе простить не мог. – Если я умру, ее оставят в покое?
– Хотелось бы утешить тебя…
– Да или нет!? – Манфред почти кричал. Его сердце корчилось в груди от боли и отчаяния, обливаясь кровью.
– Нет! Ее жизнь кончена, как и твоя.
– Луиджи…
– Мне больше нечего сказать тебе. Принимай решение! Ты же не хочешь, чтобы ее убили таким же страшным, изуверским способом, как ее супруга? Спроси меня, на что способны эти люди, и мой язык примерзнет к небу, не в силах произнести подобного…
– Ты приводишь меня в отчаяние, а я так надеялся!
– Решайся, Манфред! Из вас двоих мужчина ты! Тебе не избежать этого! Не трусь, не позорь меня.
– За себя я не беспокоюсь, но Антония…Никак нельзя спасти ее?
– Нет же, Манфред! Каждая минута промедления приближает ее жуткую участь! Что ж ты колеблешься?
– О, Господи! Луиджи! Я же люблю ее! Как я могу? Я должен убить ее своими руками?! Ты сам любил когда-нибудь?
– Черт тебя побери, Манфред! Надо было думать раньше, когда я предупреждал тебя! Эти люди ни перед чем не остановятся!
– Неужели совсем ничего нельзя придумать? Зачем же ты тогда столько времени провел в странствиях? Зачем ездил в Персию и Египет? Чему ты учился у мавров в Испании? У арабов на Востоке? Ты же всегда говорил, что мы сами – хозяева своей судьбы!
– Ты сделал выбор, Манфред! И с Антонией, и с подземельем…Ты кинулся в объятия судьбы, словно одержимый! Так имей же мужество принимать последствия такими, как они есть!
– Но как же надежда, Луиджи? Не ты ли внушал мне, что надежда есть всегда? Не ты ли показывал мне символ Надежды – женщину, которая не переливает жидкость из одного сосуда в другой, но выливает содержимое обоих сосудов в бесконечный океан, волны которого плещутся прямо у ее ног?
– О, Манфред! Я научил тебя всему, что знал сам! Черный Дух узнал тебя – значит, ты помнишь то, что другим только предстоит узнать или не узнать. Ты обладаешь способностями, которых у меня нет. В моих наставлениях уже нет необходимости. Ученик усвоил все, чему ему нужно было научиться на этой планете! Свободный от всех земных привязанностей, ты можешь раствориться в океане вечности, в который выливается жидкость из всех сосудов…Ты понимаешь, что это значит!
– Да, Луиджи! Я понимаю…Мне нет дела ни до чего, что я оставляю на земле…кроме Антонии! Она не отпускает меня! Это единственная земная привязанность, с которой я не в силах расстаться!
– Так возьми ее с собой!
Манфред в отчаянии обхватил голову руками.
– Что еще ты хочешь от меня услышать? – уже несколько отрешенно спросил Луиджи. Он считал, что все сказано, решение принято, и что нет нужды обсуждать что-либо. Наступило время действовать.
– Луиджи! – в глазах Манфреда непролитыми слезами стояла жгучая тоскливая боль.
– Да?
– Как нам не потеряться в Океане Вечности? Как я смогу найти Антонию, а она меня? Без этого я не могу решиться…
Луиджи задумался. Его любимого ученика ждет далекое путешествие. Путь предначертан, и Великий Смысл этого постигается не вдруг. Каждый может прочесть книгу вселенной, полной звезд, – но не каждому дано понять ее сокровенную суть. Манфред родился в объятиях богов, но он еще не знает этого. Он не знает, какие опасности подстерегают его на пути и какие неслыханные победы! Старый и мудрый змей Луиджи должен помочь своему ученику. В конце концов, разве это не служит Великому Плану?
– Ладно! Ты прав, мой юный друг! Никогда не отступай, что бы ни случилось. Я дам тебе письмо к одной женщине…Она поможет вам с Антонией. Слушайте и делайте все, что она скажет, каким бы невероятным это вам не казалось.
Луиджи достал склянку с чернилами и быстро нацарапал несколько строк.
– Возьми меч, – сказал он Манфреду. – Мало ли, что? Я не пойду с тобой, чтобы не привлекать внимания! К твоим визитам в палаццо Альбицци привыкли: все знают, что ты врач, а старый сеньор твой пациент. Туда ты сможешь добраться беспрепятственно, но вот удастся ли тебе так же свободно выйти вместе с Антонией? Если вас не убьют по дороге, то постарайтесь не принести беду в дом Марианны. Идите так, чтобы вас никто не заметил!
– Кто такая Марианна? – спросил Манфред, на ходу одеваясь. Он взял с собой кинжал, подаренный Луиджи, и свой любимый короткий римский меч.
– Скоро узнаешь! Во всяком случае, я на это надеюсь…
Луиджи стоял и смотрел вслед Манфреду. Шумели деревья в саду, пахло лавром и базиликом. Между деревьями неслышно скользнула серая тень.
– А не вспомнить ли тебе славную боевую молодость, Луиджи? – сказал себе ученый и двинулся за неизвестным преследователем. – Скажи спасибо своему старому учителю, Манфред! – довольно пробормотал он, вытирая о листья окровавленный кинжал.
Человек в темном плаще умер мгновенно: Луиджи умел не только спасать от смерти, но и превосходно убивать – быстро и со знанием дела. Он убедился в том, что больше Манфреда никто не сопровождает, и, чрезвычайно довольный, что-то насвистывая себе под нос, возвратился домой. Предаваться унынию – смерти подобно! Эту истину Луиджи усвоил давно и не собирался изменять ей. Все идет так, как должно, и теперь остается ждать развязки.
…В палаццо Альбицци Манфреда ждала странная и зловещая тишина. Никто не встречал его. Кухарка, по-видимому, ушла на рынок за продуктами, а две деревенские девушки, помогавшие по хозяйству, могли быть у сеньора…
Манфред колебался, идти ли ему наверх к Маттео, или направиться сразу в комнаты Антонии? Решив все же посмотреть, что с сеньором, молодой врач побежал вверх по лестнице. Он так торопился, что поскользнулся и чуть не упал. С трудом удержав равновесие, врач нагнулся, чтобы освободить зацепившуюся за кованое украшение перил полу плаща и замер от ужаса…На лестнице повсюду блестели темные, чуть загустевшие лужи крови. Манфред вдруг ясно понял, что старого сеньора Альбицци больше нет в его комнате, и что надо искать его тело.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
