Текст книги "Зеленый омут"

– Да!

– Опасайся Черного Рыцаря, ночного скитальца, – он ходит по всем дорогам! Он не упустит свою добычу! Опасайся каждого, кто заинтересуется фигуркой божка или медальоном! Держи свои намерения в тайне, сколько сможешь. Ну, а там…будь, что будет!

Манфред взял сосуды с жидкостью и подошел к Антонии. Из-под ее длинных ресниц показались две слезинки и медленно поползли по бледным щекам.

– Мне кажется, что я всегда знал тебя! Давным-давно мы придумали свой мир, в котором тепло и нежность никогда не иссякнут. Я приму любую судьбу, лишь бы только ты была со мной! До тебя я был безумным охотником, стреляющим в солнечный диск и поющим у пламени костра свою воинственную песню. Я пытался вырвать у жизни ее тайны и находил в этом странное и необъяснимое удовольствие!

С тобой я познал другую тайну…страсти, порыва и пылкого самозабвения…Я принес к твоим ногам все, что имел! Я отдал в твои руки свою душу и не жалею об этом. Жаль, что все так быстро кончилось…Твои поцелуи навсегда останутся на моих губах – бред и грезы! Может, их и не было? И это я сам придумал их, умирая от тоски по тебе? – Манфред поднес жидкость с запахом лилий к губам. – Давай же выпьем за нашу любовь, Антония! Там в сонных глубинах, мы полетим рука об руку…и так будет всегда, пока я помню тебя, а ты меня…

Бледно-желтая маслянистая влага растеклась по их жилам ледяным огнем, смежила им веки, остановила дыхание и погасила окружающий мир…Манфреду и Антонии стало так легко, словно они снежинки в ночном небе, невесомые и прекрасные, как звездный свет. Все их печали и заботы исчезли, а сердца наполнились тихим восторгом, ясным и чистым, как небо без облаков. Они парили в небесной синеве, подобно златокудрым ангелам на картинах великого Сандро…Они сами были облаками, торжественно плывущими в недосягаемой вышине, пронзительной, как плач флейты. Они летели к сияющей сердцевине мироздания, этой золотой розе, средоточии любви, всепроникающей и вечно юной, как весна…Их след растаял в золотистом тумане, сомкнувшимся и поглотившем память о них, подобно тому, как смыкаются воды океана забвения.

Высокое черное небо, покрытое звездами, смотрело на спящую Флоренцию. Дымно– желтая луна стояла над притихшими садами и рощами. Сырая и свежая ночь резко пахла кипарисами и лавром. Мраморные богини застыли над неподвижными прудами, грациозно склонив головки, блестя каменными зрачками…

Марианна и Луиджи вздохнули с облегчением. Они успели. Все идет как надо. И будущее уже раскрыло перед Антонией и Манфредом свои неумолимые и желанные объятия…

На Москву падал густой, крупный снег, придавая домам расплывчатые, зыбкие очертания. Пушистые хлопья покрывали ветки деревьев, чугунные ограды бульваров. Засыпанные снегом прохожие были похожи на Санта Клаусов, спешащих по своим волшебным делам.

Сиур любовался городом сквозь пелену снега, летящего с разверзшихся небес, и размышлял. Он думал о том, как изменилась его жизнь, – суровая и одинокая, несмотря на весь внешний лоск и фальшивое веселье, – с тех пор, как он познакомился с Тиной. По утрам он отвозил ее в библиотеку, а потом ехал к себе на фирму, чувствуя, что уже соскучился, и что весь день пройдет в ожидании вечера, когда они снова будут вместе, – он и Тина. Он представлял себе, как они будут говорить ни о чем, смотреть друг на друга, ужинать или целоваться, и это наполняло его душу восторгом, который он мог испытывать только в раннем детстве, и то нечасто.

– Я написал письмо матери Элины, или бабушке, не знаю, как правильно, – сказал Сиур, прежде чем Тина вышла из машины сегодня утром.

Она вопросительно посмотрела на него своими ясными глазами.

– Ты скажешь Алеше?

– Только после того, как узнаю, она это или нет. Все равно придется ехать в Харьков еще раз, попробовать разобраться самому, что там произошло. Я думаю, что жена Горского и Богдан погибли приблизительно по одной и той же причине. В этих событиях невозможно понять мотивы, отследить причины…Все время натыкаешься на оставленные кем-то страшные последствия, которые не предотвратить!

– Знаешь, мне кажется, что если та девушка окажется Элиной, то это не случайно! Не может быть столько совпадений.

Сиур ехал и думал, что Тина права. Он был почти уверен, что Леся и Элина – одно и то же лицо. Хотя…на свете полно похожих людей. А у них всех разыгралось воображение, подстегиваемое неизвестной опасностью.

Он остановился у метро Бабушкинская и закурил.

Полная женщина в каракулевой шубе вела за руку упирающегося мальчика, которому хотелось не топать неизвестно, куда, а сгребать снег и лепить бабу. Малыш громко вопил и размахивал пластмассовой лопаткой, а женщина терпеливо уговаривала его и тащила вперед. Сиур засмотрелся на эту житейскую картину, – борьбу намерений – на которой замешана вся жизнь человеческая, а возможно, и не только.

– Привет! – Вадим сел на переднее сиденье, закрыл дверцу. Он словно вынырнул из снежной пелены, неожиданно и бесшумно.

Сиур оценил его профессионализм, натренированный до блеска, как игра виртуоза. Он давно по некоторым признакам догадался, чем занимается таинственный друг Никиты, и обдумал все «за» и «против». Судьба бросила их друг к другу, не спрашивая, хорошо это или плохо. Так зачем ломать себе голову? Вадим входил в круг людей, так или иначе связанных с убийствами и событиями вокруг них. Пренебрегать таким союзником было глупо и ничем не оправданно. Разве что моралью? Так у Сиура она давно была своя собственная, выработанная жизнью и смертью, а не чужими мнениями и оценками. Он мог себе позволить роскошь быть не таким, как все. В глубинах, на самом донышке, они с Вадимом были похожи, и оба это чувствовали.

– Ты можешь на меня полагаться, как на самого себя! – сказал Вадим. – Я хочу отомстить за брата, и меня ничто не остановит!

– Почему ты решил поговорить об этом со мной?

– У нас один и тот же враг – неуловимый и страшный. Я ничего не боюсь, кроме того, что мне не понятно. Но если меня как следует разозлить, то мне сам дьявол нипочем!

– Откуда ты знаешь про моих врагов? – Сиур отправил окурок через окно щелчком прямо в урну. – Разве я говорил тебе об этом?

– Слова не единственный способ общения! Я чувствую! Я просто знаю, и все! Не думаю, что ты мне не веришь. Более того, ты сам считаешь точно так же, как и я. Зачем нам хитрить друг перед другом? Я предлагаю сотрудничество и помощь взамен на то же с твоей стороны.

– Как это началось для тебя? – спросил Сиур. Он не любил лишних церемоний, и сразу перешел к делу, давая понять, что согласен на условия Вадима. Риск был оправданным и даже необходимым, так как они с Владом зашли в тупик, а в такой ситуации «свежая струя» – то, что надо.

– Летом я выполнил один заказ… – Вадим помолчал, собираясь с мыслями: он не собирался вдаваться в подробности, но то, что имело, по его мнению, значение для Сиура, сказать придется. Иначе какими же они будут партнерами? – Это был клерк из «Континент-банка». Может, слышал?

– Слышал.

Сиур не верил своей удаче. В его машине сидел тот самый киллер, который убил Сташкова и который представлял смертельную угрозу для Тины и ее подруги! Которого они с Владом отчаялись найти, потому что шансы вычислить профессионала такого уровня практически равны нулю. И вот он сам сидит и рассказывает о том, что произошло в тот жаркий летний день, когда повсюду летал тополиный пух, а девочки сбежали от Влада и оказались в развалинах старого особняка, который наемный убийца облюбовал для стрельбы.

То, что Вадим профессионал такого рода, Сиур догадывался, но то, что именно он убил Сташкова, никому не приходило в голову! Так вот кто побывал в квартире Тины и оставил записку!

– Думаешь, я сейчас все объясню? – усмехнулся Вадим. – Я сам ничего не могу понять! Заказ меня удивил и показался странным. Кому нужен обыкновенный клерк? Но…мне предложили очень хорошие деньги, и я согласился. Дело я сделал, и должен был получить вторую половину суммы. Что-то меня насторожило. Не знаю, что. Шестое чувство! Будто смерть дохнула мне в затылок…

– Вместо расчета тебя попытались убить?

– Вот именно! И что самое непонятное – из-за какого-то служащего! Если бы это был видный бизнесмен, политик или «криминальный авторитет», я бы не удивился. Но Сташков? Обычная пешка… С тех пор я чувствую, что за мной охотятся. И Богдан погиб только потому, что в мотоциклетном шлеме, в темноте его приняли за меня!

Вадим смахнул злые слезы и замолчал, глядя, как густой снег засыпает все вокруг – дома и скамейки, лотки с мороженым, темные деревья и похожих на призраки людей.

– Если мы будем только прятаться, нас перебьют по одному!

Сиур молчал. По какой причине убили Сташкова, так и осталось неизвестным. Только потому, что он знал старика, которому принадлежала статуэтка «Будды»?

– Вас это тоже касается, – продолжал Вадим. Он волновался. – Зачем ваши женщины интересовались Сташковым? Как они оказались в развалинах? Уж точно не из-за меня. Я таких «проколов» не допускаю, и если бы заметил, что место ненадежное, то ни за что бы им не воспользовался! Значит, они наблюдали за клерком «Континент-банка»: подобных совпадений не бывает.

– Бывает еще и не то! Жизнь порой забавнее вымысла, – возразил Сиур. – Но в данном случае не стану с тобой спорить. Они действительно отправились проследить за Сташковым. Женское любопытство! Во всяком случае, я рад, что им не надо больше опасаться тебя. Это немного развяжет нам с Владом руки.

– Могу я спросить, чем вас заинтересовал клерк? – спросил Вадим, закуривая и выдыхая дым в морозный, снежный воздух.

– Он был единственным родственником, племянником убитого антиквара, которому принадлежала фигурка восточного божка, что-то вроде «Будды». Существуют предметы, которые по неизвестным причинам опасны. Именно из-за них происходят нападения. Я думаю, жена Горского погибла из-за его золотого медальона.

Вадим надолго задумался. Ему вспомнилась мастерская Корнилина, полная необычных предметов; его странные, поражающие воображение, картины. И видение смерти, дыхание которой он ощутил той ночью, рядом с телом Артура.

– Пожалуй, ты прав! Но в таком случае у нас есть шанс выйти на этих людей, или…

– Что?

– Сам не знаю! Чертовщина какая-то!

– Ты прямо как Влад. Он тоже считает, что дело связано с «нечистой силой»! – засмеялся Сиур. Хотя ему тоже приходила иногда в голову эта шальная мысль.

– Я привык ничему не удивляться, – задумчиво ответил Вадим. – В этом суетном земном мире, полном боли и страха, чего только не происходит! Что вообще мы знаем о мире, в котором оказались волею судьбы? Ты уверен, что понимаешь жизнь? – спросил он Сиура, пристально глядя ему в глаза.

– Представь себе, что я впервые задал себе этот вопрос летом, когда начали происходить все эти непонятные события…и не смог на него ответить. До сих пор я думал, что знаю все, что мне необходимо для разрешения любой проблемы. А сейчас…у меня больше нет такой уверенности.

– Надо перехватить у них инициативу! – предложил Вадим. – Что из этого получится, неизвестно, но попробовать можно.

– Что ты предлагаешь? – спросил Сиур. Предложение ему понравилось. Всегда лучше быть охотником, чем дичью. Те, кого приходилось называть «они», не ожидают подобного. А неожиданность – выигрышный фактор.

– Надо подумать, – отозвался Вадим. – То, что «их» интересуют определенные предметы, а, соответственно, и владельцы предметов, – нам на руку. Можно организовать неплохую приманку. Пора, наконец, посмотреть, кто бросает нам вызов!

Лида вернулась из обители после полудня.

Баба Надя приготовила обед: бульон, отбивные с картошкой, ватрушки и липовый чай.

С порогов неожиданно вернулся Иван, сидел, сгорбившись, часами на сундуке и смотрел в окно полными слез глазами. За окном на черные ветви сада падал редкий снег, который тут же таял. Далеко за деревней брехали собаки. По унылой расхлябанной колее тащилась одинокая телега, на которой громыхали бидоны из-под молока, да соседский дед лениво понукал лошадь.

Иван оплакивал Марфу и Алену. Теперь у него осталась только Лидушка. Баба Надя не в счет, она никогда его не понимала, а человеку прежде всего нужно именно это.

За стеной, у жарко натопленной печки, кряхтел старый Илья. Скрутившая его болячка называлась просто «смертной тоской», с которой он не мог, а, скорее всего, не хотел справляться. Марфы не стало, а вместе с ней не стало и деда Ильи. Какими они были супругами, как они ладили друг с другом, никто не знал. Дед Илья свою жену боготворил, любил беззаветно и немного побаивался. Он был скорее ее помощником, преданным и беспрекословным, нежели мужем. Теперь, когда она ушла и покинула его, дед Илья затосковал. А может, ушел вслед за ней, по неведомой дороге, а в доме у печки лежало только его старое иссохшее тело, которое все еще дышало, но живым уже не было.

Иван очень хорошо это чувствовал. Он вообще умел понимать все без слов и лишних объяснений, хотя и слыл в деревне «полоумным». Враз от его многочисленной родни почти никого не осталось. Он осмысливал и переживал эту потерю по-своему, одному ему доступным способом: глядя на облетевший, темный сад, на седое осеннее небо, на пропитанную тающим снегом мокрую землю… Это давало ему умиротворение и принятие свершившегося, в котором он не мог ничего изменить.

– Есть иди, бестолковый! – накрывая на стол, сердито звала баба Надя. Что бы ни случилось, а еда – дело святое.

Иван ел, лениво и сонно ковыряя вилкой мясо, поглядывал исподлобья на Лиду, улыбающуюся своим тайным мыслям. Она бурно оплакала смерть бабы Марфы и сестры, и сразу успокоилась. Как будто над лугом прошла сильная гроза, с ливнем и градом, с потоками воды и блеском молний, и тут же на прояснившееся небо вышло солнышко, высушило умытые яркие травы, осветило прозрачный, полный свежести и густого медового запаха воздух, струящийся над цветочно-зеленым ковром.

Иван готов был поклясться, что именно так выглядит сейчас Лида – словно луговой цветок после дождя, чистый и ясный, яркий, как первый день в раю. Отчего-то ему в голову приходили самые нежные и поэтические сравнения, когда он смотрел на Лиду. Ее озерные глаза напоминали глаза Марфы, или Царицы Змей из его снов…Кстати, клад-то так и не найден! Так и не пришлось Ивану достать его со дна озера. Приезжий художник, видать, забыл про свои обещания, а больше никто и слушать о кладе не желает. Что за люди! Живут, как слепые кроты в земле! Ничего вокруг не видят, не чувствуют! Истинно чурки дубовые!

Мысли о кладе помогали Ивану преодолевать тоску. Как-никак, у него была цель, которую следовало осуществить, во что бы то ни стало. Может, Лидка ему поможет? Да нет, где ей? Девка, она девка и есть! Мужика надо! Хоть бы приехал кто!

– Лидка! – позвал он, отложив вилку и стараясь не замечать неодобрительного взгляда бабы Нади. – А ты где пропадала?

– Нигде, – чуть улыбаясь, ответила девушка. – Я в город ездила, а потом немного в лесном доме захотелось пожить…Хорошо там! Сосной пахнет, можжевельником…

– Что ж никому не сказала? Баба Надя с ног сбилась, думала, ты пропала совсем!? До чего ж вы с Аленкой непутевые выросли! Да и то сказать, кому вас воспитывать-то было? Родная мать сбежала…

– От такого дурака кто не сбежит? – вмешалась баба Надя, со стуком поставила на стол миску с новой порцией горячих ватрушек. Сладкий аромат сдобного теста растекался по чисто вымытой горнице. – И девки все в тебя, непутевого! Ничего не слушают!

Иван замолчал и продолжал есть, глядя в окно. Он не слушал ворчанье бабы Нади, к которому привык настолько, что почти не замечал. Он думал о своем – о медленно падающем снеге, о дровах, потрескивающих в печке, о лесном доме, о Марфе, о кладе на дне озера…Ему было о чем подумать! А на слова матери он не обижался. Он вообще никогда и ни на кого не обижался. Даже на художника из столицы, который обещал привезти ему акваланг, да так, видно, и забыл.

Лида пересела поближе к печке, на сделанную дедом Ильей лавку, застеленную полосатым ковриком. Она с детства любила сидеть здесь, смотреть на огонь, мечтать о далеком и прекрасном будущем, которое обязательно наступит…

– О чем задумалась? – спрашивала ее Марфа, перебирающая травы. Она редко приходила в дом к дочери, и всегда по делу: принести сухих трав, копченой дичи, которую заготавливал Илья, ягод или грибов. Иногда, если кто-то заболевал, Марфа оставалась, поднимала на ноги, и снова возвращалась в свой деревянный дом в лесу.

Лида всегда, с самого начала знала, что Марфа – колдунья. Так ее называли люди, – шепотом, тихо, чтобы она не услышала. Ее боялись. Лида не понимала, почему. Она любила свою прабабку и с удовольствием проводила с ней время.

– Так о чем ты задумалась? – повторяла Марфа вопрос, потому что девочка не сразу могла вынырнуть из глубин своих мечтаний.

– Когда я вырасту? – спрашивала маленькая Лида. Ей казалось, что когда она вырастет, все изменится, и деревья будут цвести круглый год, как ее сердце, полное радости. Что произойдет с ней, она не знала. Прабабушка часто говорила ей: «Ты царица!» Разве в такое поверишь? Это все сказки! Но отчего тогда так сладко замирает в груди?..

Лида вспомнила ту страшную, полную отчаяния ночь, когда они с Богданом пришли в сторожку, чтобы приготовить яд. Как под утро, когда Богдан уснул, она побежала в лесной дом, к Марфе, чтобы выплакать свою обиду, нестерпимую боль, которая разрывала душу.

В доме было тихо и темно. Илья с Иваном ушли на пороги, а прабабка спала в своей комнате на втором этаже. Лида не помнила, как поднялась по деревянным ступенькам, как открыла знакомую с детства дверь…

– Я тебя ждала!

Марфа сидела одетая, в полумраке. Бледные полосы света из окон косо ложились на некрашеный пол.

– Откуда ты знала, что я приду?

– Какая разница? Знала. И за чем придешь, тоже.

– Я хочу, чтобы все изменилось, чтобы он меня любил…

Марфа глубоко вздохнула и промолчала. Пусть Лида выскажет все, что тяжким грузом лежит на сердце.

– Ты же всегда говорила, что я сильная, что я все могу, что я…царица! – слезы лились из ее глаз, не переставая. – А что на самом деле? Мне незачем жить! Я бессильна! Чего же стоит любовь в этом мире, если она не зажигает душу того, кого любишь? Ты же говорила, что любовь сильнее любого колдовства?! Как это могло произойти со мной? Я хотела отравить собственную сестру! Вот до чего дошло! Сергей…он растоптал меня, как попавший под ноги цветок, – не глядя, безжалостно! Они оба…и Алена тоже, они…убили меня. Разве я когда-нибудь смогу быть прежней?

Глаза Лиды горели безумным огнем, от которого по комнате растекался вспыхивающий свет. Баба Марфа молча слушала. За окном из-за леса вставала бледная заря.

– Ты вся горишь, Лидушка! – наконец, откликнулась Марфа. – А пожар чувств, это еще не любовь. Это всего лишь костер, пылающий на жалости к себе. Себя не жалеть, себя спасать надо!

– Как же мне быть? – Лида не ожидала такого ответа и растерялась. Поток слез иссяк.

– Сергей твой не первый встречный. Не просто так он на твоем пути объявился. И не столько он тебе нужен, сколько ты ему!

– Как же! Нужна я ему! Он на Аленке женился! – разрыдалась Лида. – А что он мне обещал?! Какие слова говорил?! Он же…он…

– Это обида в тебе говорит, – спокойно возразила Марфа. – Глупость и невежество твои. Если не сможешь подняться над ними, не поймешь того, за чем пришла ко мне! Не знаешь ты своего подлинного достоинства, – оттого и плачешь, и жалуешься, и злишься. И винить тебя в этом нельзя. Безграничная неизведанность охраняется Драконом, чешуя которого нестерпимым светом горит. Так, что он невидимым остается.

– Ты что, сказку мне рассказываешь?

– Вовсе нет, – вздохнула Марфа. – Не сказку. А ты слушай, девочка, не перебивай! Дыхание Дракона испепеляюще и смертоносно, оно обращает в ничто любого, кто рискует приблизиться. Но если слить свое намерение с намерением Дракона, стать прозрачным, – можно проскользнуть через Глаз Дракона.

– Но я же не знаю намерения Дракона! – очень по-детски возразила Лида. – Как же я смогу?

– Намерение Дракона – стать пустым, свободным от мыслей и эмоций. Именно это делает невидимым. И когда человеческое уже не будет иметь для тебя значения, ты сможешь пройти через Глаз Дракона. Это огромная бездна, пропасть, переход в иные миры.

– Какие они, эти миры?

– Я не могу описать их земным языком. Они не могут быть объяснены, но…их можно почувствовать, воспринять. Вход находится перед нами постоянно. И только в тебе причина того, что ты не видишь его! Ничего, я помогу тебе.

Лида не понимала, что с ней происходит. Она пришла сюда за помощью, советом, а баба Марфа говорит что-то странное, похожее на те волшебные истории, которые рассказывают на ночь маленьким детям, чтобы они поскорее заснули.

– У меня есть для тебя подарок! – улыбнулась Марфа, видя недоумение на лице Лиды. – Ты его получишь, но потом. Сейчас надо спешить!

– Да, скоро утро.

– Дело не в этом. Мне недолго осталось быть здесь, на земле. Ты должна меня внимательно выслушать, потому что повторять я не буду.

Марфа взяла со стола небольшой флакончик с бледно-желтой жидкостью, подала Лиде.

– Возьми. Это вместо той гадости, что ты сварила!

– Но я уже не хочу никому мстить! – Лида снова заплакала, но по-другому, тихо и не так горько.

– А я тебе этого не предлагаю!

Жидкость даже через толстое стекло флакона пахла лилиями. У Лиды закружилась голова. Зачем баба Марфа говорит ей все это? Зачем дает флакончик, пахнущий лилиями? Этот запах имеет привкус сна…долгого, как смерть.

– Выпьешь это, когда я в окно загляну! – сказал Марфа вкрадчиво, загадочно. – Смотри только, не замешкайся! Для изменения существует определенный момент, мгновение вечности! Если ты забудешь или на что-то отвлечешься…то уже не случится того, что ты хочешь! По крайней мере, в ближайшие тысячу лет.

Лиде стало страшно. Она не могла отвести глаз от флакона с жидкостью, чувствуя, как смертельный холод сковывает ее тело.

Марфа расхохоталась, весело и беззаботно. Она не ответила больше ни на один вопрос, как Лида ее ни просила. Только напомнила еще раз про жидкость, когда ее выпить следует, и еще кое-что рассказала. Лида смутно помнила, что. Про подарок, про кровь, про Сергея… что если Лида все сделает, как сказано, то он ее будет на веки вечные. Почему-то еще про Лесю. Это показалось совсем странным.

– Я все забуду, – испугалась Лида.

– Когда понадобится, вспомнишь! Главное, сделай все, как я велела. И все сбудется: Сергей твоим будет, подарок получишь, и тайну узнаешь.

– Какую тайну? О чем?

– О Глазе Дракона. Есть место, где он существует. Если то место знать, вы всегда сможете уйти…

– Уйти? Куда и как? Зачем?

Эти вопросы остались без ответа. Розовый рассвет заливал комнату. Разговор с бабой Марфой казался сном.

Лида возвращалась в сторожку, где ее ждал Богдан. Под ногами пересыпались листья, пахло холодной росой и сыростью. И только крепко зажатый в руке флакончик с жидкостью, пахнущей лилиями, напоминал о том, что все прошедшее не было сном.