Текст книги "Зеленый омут"

Если бы не Тина, он бы рискнул и пошел. Он любил риск, приключения и азарт игрока, который уже видит желанную цель. Так было всегда. Но сейчас кое-что изменилось. Он не мог так просто рисковать собой. Не потому, что боялся. Вовсе нет. Страха не было. Была нежная и преданная любовь, была величайшая в мире ответственность перед существом, которое верит и ждет, надеется, рассчитывает на его заботу. Он обещал Тине, что будет оберегать ее, что будет с ней, пока она живет и дышит. Он не мог обмануть ее, не мог так поступить с ней.

– Там возможен обвал, дядя Иван! – сказал Сиур с сожалением. – И вода поднимается. Я дальше не пойду.

– Струсил, да? – возмутился Иван. – С вами, городскими, всегда так! Чуть что – вы в кусты! Ты меня, значит, одного бросаешь?

– Тебе в этот коридор тоже идти не надо. Обо мне думай, что хочешь! Но сам зря не рискуй. Там метров через двадцать вода так поднимется, что без акваланга никак не обойтись! А у тебя даже маски для подводного плавания нет! Ведь нет?

– Нет, – согласился Иван с тяжелым вздохом. – Как же клад?

– В другой раз, дядя Иван!

– До другого раза дожить надобно, мил человек!

– Какие твои годы? Да и точно ли там клад? Откуда знаешь?

Иван выглядел таким несчастным, что Сиуру стало его жаль. Захотелось чем-нибудь утешить этого большого и наивного ребенка.

– Ты все одно не поймешь! – вздохнул Иван. – Пошли тогда обратно, что ли? А то у меня уже вся голова мокрая. Зонтик-то мы не взяли, не догадались.

– Без зонтика до клада не доберешься! – согласился Сиур. – Большая затейница эта ваша Царица Змей! Ну, пойдем, поглядим, что в том сундуке. Вдруг, повезет?

– Какое там! Он весь мхом порос. И внутри, наверное, тоже. Рухлядь какая-нибудь!

– Все равно посмотрим!

Они вернулись чуть назад, к нише, в которой стоял сгнивший сундук. Сиур сбил замок черенком лопаты. Брызнула ржавая пыль.

– Может, сюда его поставить? Неудобно… Не видно ничего.

– Тут вода, дядя Иван. Лезем в нишу! Только осторожнее, голову пригни.

Сундук вблизи выглядел еще омерзительнее. Весь влажный, трухлявый и склизкий. Казалось, если открыть крышку, он рассыплется. Но этого не произошло.

– Есть там что-нибудь? – волновался Иван.

Сиур смотрел на содержимое сундука, не в силах вымолвить ни слова. Никаких сокровищ там, конечно, не оказалось, но…

– Чудеса, дядя Иван! Иди сюда, посвети фонариком!

Два фонаря высветили набор странных вещей, оказавшихся совершенно новыми, сухими, яркими и свежими, как будто кто-то их только что положил сюда. Буквально пару часов назад.

– Гляди-ка! – задохнулся от восхищения Иван. – Вот это да! Чье это?

– По всему выходит, наше!

– Я не про то! Кто это все здесь спрятал?

Сверху лежало старинное женское платье из зеленого бархата и золотистой парчи, с вышитым жемчугом корсажем, с отделкой из тончайших золотых кружев. Под платьем оказался темно-малиновый дорогой мужской плащ на меху, эпохи Екатерины Медичи, и такого же цвета бархатный берет с пером. Про эпоху Медичи подумал Сиур, в меру своей осведомленности. Ивану ничего подобного в голову не пришло. Он наклонился и вытащил короткий меч без ножен.

– Смотри! Никакой ржавчины…Сверкает, как лунный свет!

Оружие и в самом деле оказалось удивительно красивым, из отменной стали, с гравировкой и покрытой орнаментом рукояткой.

– Римский клинок! Они любили короткие и широкие лезвия. Наверное, таким убил себя Марк Антоний… – задумчиво произнес Сиур, разглядывая меч.

– Кто это такой? – поинтересовался Иван, деловито складывая великолепные вещи в спортивную сумку, предусмотрительно захваченную ими «для клада».

– Любовник Клеопатры! Именно в этой роли его знает весь мир. Марк Антоний – любовник, а потом уже славный полководец, а потом уже храбрый и умелый воин, великий римлянин! Ты не обращай внимания, дядя Иван! – спохватился Сиур, увидев вытаращенные от удивления глаза Ивана. – Это я так, болтаю! На меня находит иногда.

– И на тебя тоже? – обрадовался Иван. Не один он такой. Выходит, зря баба Надя то и дело его позорит. Вот приличный человек, и не боится признавать, что любит поболтать всякое.

– Все забрали? – Сиур осветил фонарем пустые недра сундука. В дальнем правом углу что-то лежало, завернутое в кусок вышитой ткани. Он наклонился и поднял сверток. – Подержи-ка!

Иван взял фонарь гостя и молча смотрел, как тот разворачивает сверток. На свет явилась изящная фигурка восточного божка, похожего на Будду.

– Вот это так сюрприз, дядя Иван! Честно скажу, не ожидал! Даже не предполагал подобного! Дай-ка я тебя расцелую!

– Да ты что, сдурел от счастья? – отбивался смущенно Иван. – Погоди! Дай посмотреть!

– На, любуйся! Только ты мне должен слово дать.

– Какое?

– Никому не говорить, что мы с тобой здесь нашли!

– Как, совсем никому?

Иван огорчился. Он так надеялся, что всем утрет нос, особенно бабе Наде! Правда, клад оказался не совсем такой, как он ожидал. Но ведь все равно они нашли что-то! Ему не терпелось показать всем чудесные вещи из сундука. А Сиур требует от него молчания. Нельзя подвести напарника. Придется согласиться! Но так не хочется…

– Может быть потом… – Сиур понял его состояние. – Когда я подумаю. Ладно?

– Ладно! – удрученно пробормотал Иван. – Это будет наша с тобой тайна!

– Только пока. Недолго. Кому надо, мы обязательно расскажем! Надо только решить, кому. Как ты считаешь, дядя Иван, кто мог положить в сундук все эти вещи?

– Ей-Богу, не знаю! И сам сундук какой странный – снаружи весь сгнил, а изнутри как новенький! Я такого никогда не видел. А ты?

Сверху закапало, словно подземный дождь усилился.

– Пойдем отсюда скорее! Не нравится мне это ухудшение погоды.

Они выбрались наружу, в пещеру, засыпали «колодец» землей, привалили камнями и сели отдохнуть. В лесу светало. Бледно-серые краски снежного утра просачивались через незакрытый вход внутрь. Фонари стали не нужны, и Сиур убрал их в сумку. Он никак не мог отделаться от мысли, что произошло событие, которое он не в силах понять. Но понять его обязательно нужно, потому что тогда станет понятно и многое другое.

Во всяком случае, владельцы этих вещей должны быть где-то рядом. Недаром здесь столько трупов: Корнилин, Алена, Богдан… Все это неспроста. Правильно, что он приехал сюда. Он должен найти разгадку, и не уедет, пока не сделает этого.

…Важнейшие войны всегда начинаются в незримом мире, поскольку они являются отражением борьбы намерений духов. Казалось бы, что случайные, захваченные этим ураганом песчинки не могут нести ответственность за свои действия. Однако, это не так. Ответственность остается, поскольку в рамках Великого Плана судьба отдельного индивидуума определяется его собственной свободной волей. Он пожинает последствия, вызываемые его решениями.

Могущественные прилагают свою власть не к тому, как именно происходит жатва, но к тому, чтобы урожай был собран, каким бы он ни оказался. Закон причин и следствий пребывает вне времени.

ГЛАВА 21

Баба Надя стряпала. На большой сковороде жарились блинчики. Кипел самовар. Борщ с мясом и галушками распространял неописуемые ароматы.

Хозяйка то и дело задумывалась. В доме происходили странные вещи. Иван с Сиуром пришли откуда-то, едва развиднелось, грязные и уставшие. Завтракать не стали, а отправились в баню.

Таисия Матвеевна ушла к Лесе. Они испытывали потребность побыть наедине, поговорить обо всем. Оказалось, что Леся умеет разговаривать ничуть не хуже всех остальных. Баба Надя только диву давалась, как ее все обводят вокруг пальца!

Лидка все задумывалась о чем-то, мечтала. Домечталась! Приехал Аленкин супруг из обители, осунувшийся, с горящими глазами, в черной монастырской одежде. А эта бесстыжая девка так и расцвела! Ни скромности, ни совести! И ведь как баба Надя старалась внучек в строгости держать! Ничего не вышло! Это все Марфа…Она их баловала, глупостям разным учила. А теперь кому все расхлебывать приходится?

Дед Илья капризничал, манную кашу есть отказывался, просил соленых огурцов и водки, требовал к себе Лиду. А та и думать о нем забыла. Сидит, воркует со своим хахалем! Прости ее, Господи! Баба Надя перекрестилась.

– Как там мужики в бане? – подумала она. – Не угорели бы!

А «мужики» в бане чувствовали себя прекрасно. Они блаженствовали. Душистый жар проникал в каждую клеточку уставших тел; остро пахли березовые веники, которыми они без устали хлестали друг друга.

– Ох, хорошо! Принести еще кипятку? – спросил Иван.

– Пожалуй, достаточно.

Сиур давно так не парился. С непривычки немного утомился. Сказывалась и бессонная ночь. Глаза слипались. Иван же будто и не бродил в высоченных резиновых сапогах по подземным лабиринтам! Сна ни в одном глазу. Бодр, свеж, словоохотлив. Завидно, ей-Богу!

– Как бы баба Надя вещи, что мы принесли, не нашла! – забеспокоился Иван. – Это ж агент царской охранки, а не женщина! Пинкертон в юбке!

– Что, так серьезно? – лениво спросил Сиур, борясь со сном. Ему совсем не хотелось сейчас думать ни о вещах, ни о бабе Наде, ни о чем. Ему казалось, что он летит в жарком травяном воздухе, невесомый, легкий, как пух одуванчика.

– Она страсть, какая любопытная!

– Не будет же она рыться в вещах гостя?

С этим Иван не мог не согласиться. Комнату гостя баба Надя перерывать не рискнет. Можно быть уверенным.

– Чьи же это вещи, как думаешь, дядя Иван? – задал Сиур вопрос, который не давал ему покоя.

Иван надолго задумался. Так надолго, что Сиур задремал. Ему приснилась Тина, ее мягкие волосы, укоризненный взгляд. Она, наверное, скучает…

– Это Лидушкины вещи! – громко заявил Иван. – Точно, ее!

Сиур сначала не поверил. Уж слишком абсурдным казалось предположение Ивана. Лида никак не смогла бы спуститься в подземный коридор. Хотя почему? Но если даже и так, зачем это ей? Знала, что «Будда» опасен, и спрятала? А остальные вещи? Где она их взяла? Может, просто спросить ее саму об этом? Неплохо было бы… Да, но если вещи не ее? Сиур понял, что запутался.

– А мужские? Тоже Лидины? У нее что, страсть к переодеваниям?

Иван опять надолго задумался. Сиур за это время успел проанализировать предыдущий ответ. Звучал он глупо. Но разговоры Ивана про клад тоже казались глупыми, а часть правды в них все-таки была. И «колодец» в пещере он нашел, и путь выбрал правильный. Именно в том коридоре находился сундук. Сиур поверил Ивану и не пожалел об этом. Так почему не поверить ему еще раз?

– А мужские вещи принадлежат Сергею Горскому, моему зятю! – неожиданно заключил Иван.

– Откуда ты знаешь? – не выдержал Сиур. Уверенность Ивана сбивала его с толку.

– Меня осенило!

Объяснение то, что надо! Сиур сначала хотел рассмеяться, а потом передумал. Чем черт не шутит? Вдруг, и правда «осенило»? Во всяком случае, стоит проверить. Только вот как встретиться с Горским? Придется ехать в обитель. С Лидой, в данном случае, все проще.

Сиур еще не знал, что удача идет ему в руки. Он понял это, когда увидел за накрытым к завтраку столом Лиду и Горского, похудевшего, с затаенной растерянностью в глазах.

Сергей покинул монастырь без горечи в сердце. Он не обрел в нем то, на что надеялся, но зато получил неожиданный дар, с которым теперь не знал, что делать. «Будда» лежал на дне его сумки, аккуратно завернутый в мягкую ткань.

Вассиан ушел из обители вместе с Горским. Ему было бы скучно без нового друга. А в городе они снова будут встречаться, весело проводить время. Правда, Сергей как-то изменился после последнего разговора со Старцем, стал серьезнее, почти перестал выходить из кельи.

Они расстались в Харькове, на вокзале. Сергей сказал, что не хочет заходить домой, – слишком плохие воспоминания, – а сразу поедет в село к бабе Наде.

Вассиан долго смотрел ему вслед, как он шел к пригородному поезду, – высокий, стройный, с гордо поднятой головой. Гордыня – великий грех! Но почему-то Вассиану нравился Сергей, непокорный гордец, сластолюбец и гуляка.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного, – прошептал он слова молитвы и три раза истово перекрестился.

Сергей вышел из машины у дома бабы Нади.

Повсюду стояли лужи от растаявшего за ночь снега. В воздухе висел сырой туман. Горский смотрел на знакомый ему дом со смешанным чувством печали и восторга. Он очень давно уже не испытывал ничего подобного, и даже близко к тому. Пожалуй, только в Париже, когда целовал холодные щеки Лили, а за их спинами торжественно плыла величественная громада Нотр-Дам…Когда это было? Тысячелетие назад. Да и было ли?..

Он вздохнул и решительно вошел. Лида стояла у двери в горницу и смотрела на него. Она как будто знала, что он сейчас войдет. Ее глаза светились изнутри, как озерная вода в солнечный день. Такие глаза смотрели с картин Боттичелли и Артура Корнилина, прозрачные, горящие нежным огнем…

– Лида… – он шагнул к ней, ощущая предательскую дрожь в ногах, и понял, что все в его жизни происходило до сих пор ради этой встречи. Книга, которую он собирался писать, та далекая Купальская ночь, полная рвущихся в ночное небо костров, душистых трав, крика филина в непроглядной тьме леса, тишина монастырской кельи, безумство и забытье, тоска, любовь… Трудная дорога, по которой он шел к ней.

Лида чуть отвернулась, и его губы только скользнули по ее виску. Она улыбалась, как ни в чем не бывало, но в глазах застыла утихшая боль, которая встала между ними непреодолимой стеной.

Горский понял, что эту женщину ему придется завоевывать вновь, и это уже не будет так легко, как раньше. Она изменилась. И эта новая Лида была ему дороже и ближе всего в жизни. А путь к ее сердцу закрыт на сто замков. Светская беседа, легкий флирт, – это все, на что он может рассчитывать сейчас.

Баба Надя позвала к завтраку. Ей не удалось никого больше поймать, дабы исполнить священный ритуал «потчевания», поэтому весь ее «хлебосольный» жар достался молодым людям. Сергей ухаживал за Лидой, деревенской девчонкой, как за супругой посла на дипломатическом рауте, а она снисходительно позволяла ему это делать: подвинуть стул, подать вилку, налить вина. Она выпила полный бокал, и глаза ее смеялись, а он чувствовал себя неуклюжим мальчишкой на дне рождения у девочки с огромными бантами, раздавившей маленькой туфелькой его сердце. Ненависть растаяла, как ноябрьский снег, сменилась бесконечной нежностью, покорной и пылкой, как вздох весны…

В печке гудел огонь, за окном ветер стряхивал капли с мокрого сада. Сергею казалось, что в его окаменелой душе просыпаются ангелы, которых злая фея заставила уснуть на много столетий.

– Тебе набрать чего-нибудь?

Какое удовольствие можно, оказывается, испытывать только оттого, что смотришь на женщину, подаешь ей блинчики, варенье или чайную ложку! Можно дотронуться до ее руки или плеча… Удивительно!

– Приятного аппетита! – улыбнулся Сиур.

Горский нынче не был похож на того «зомби», который разговаривал с ним на похоронах бабы Марфы. Его глаза прояснились, и в лице появилось неуловимое и загадочное выражение, присущее влюбленным людям. Это было выражение счастья и очарования жизнью.

Сиур совсем недавно научился распознавать в людях это выражение, благодаря Тине, и, как ни странно, всем обрушившимся на них непредсказуемым событиям, по-настоящему опасным. Жизнь поднялась, отряхнулась, вдохнула свежего ветра и запела песню любви и отваги. Непередаваемое наслаждение – по-иному это ощущение назвать было никак нельзя.

– У меня к вам разговор есть, – сказал Сиур.

Горский вздрогнул. Из своих весенних садов он внезапно вернулся в окружающую его действительность, жесткую, опасную и не до конца понятную. Вернее, совсем непонятную. Он машинально потянулся рукой к медальону и тут же вспомнил поминки, тошнотворную пустоту в душе, столы, ломившиеся от еды, свою пьяную болтовню, злые глаза Алены – царствие ей небесное! И Сиура. Его предупреждение по поводу золотой подвески. Он что-то знает. Обязательно. Не случайно же он снова здесь? Что ему тут могло понадобиться? Москва далеко, от нечего делать ездить не станешь! Лида рассказала про Лесю, что вроде бы нашлась ее бабушка. И это тоже неспроста! – решил Горский. Все неспроста. А вот в чем тут суть, надо выяснить.

– Так что, пойдем ко мне? – напомнил о себе приезжий из Москвы.

– Пошли, если не шутишь! – усмехнулся Сергей.

– Я с вами! – вмешалась Лида.

Все трое встали из-за стола и направились в комнату гостя. Сиур гостеприимно распахнул дверь.

– Прошу!

Баба Надя выделила ему большую светлую комнату с окнами на солнечную сторону. У стены стоял большой добротный комод, массивный, из темного дерева, с широкими выдвижными ящиками, каждый из которых запирался на ключ. На комоде стояла толстая свеча в серебряном подсвечнике, окруженная сухими цветами бессмертника.

Горский и Лида сели на диван. Сиур плотно прикрыл дверь и остался стоять. В воздухе повисло тревожное ожидание.

– Вы наряды старинные любите? – обратился он к Лиде.

Та подняла полные недоумения глаза. Что за странный разговор? В комнате завибрировал едва ощутимый страх.

– Страх пахнет лилиями! – подумала Лида. Впрочем, ее, кажется, что-то спросили о старинных нарядах? Молчать так долго будет невежливо. – Было у меня одно платье…давно… – задумчиво произнесла она. – Я не скажу точно, когда. Мне оно снилось недавно: золотая парча с зеленым бархатом! – ее глаза странно блеснули. – А потом сестра его у меня отняла. Она себе почти такое же на свадьбу пошила!

Сиур запутался. Если платье было, и сестра его забрала, то зачем было шить? Не проще ли надеть готовое? Этот вопрос он и задал Лиде.

– Не проще! – улыбнулась она. – Платье то давно было, я же объясняю. Очень давно.

– А поточнее нельзя?

– Нельзя. Не помню я…может, лет триста, четыреста назад.

Мужчины посмотрели сначала друг на друга, потом на Лиду. Она закрыла глаза и улыбалась, представляя себе что-то прекрасное, забытое, медленно проявляющееся из плотного тумана прошлого, как старинная картина.

Сиур опомнился первым. Он подошел к комоду, достал из кармана ключи и открыл нижний ящик, из которого извлек на свет божий тяжелое, мерцающее золотыми кружевами и витым позументом по подолу, платье.

Лида продолжала сидеть неподвижно, только открыла глаза, из которых медленно потекли слезы. Горский ощутил леденящий холод. Вспомнилась свадьба: пьяная Алена в парче и бархате, вышитом дрянным искусственным жемчугом. Вид ее свадебного наряда поверг тогда Сергей в шок, который длился до сих пор! Что за дикая прихоть! Эта дешевая театральная выходка выбила его из колеи, одновременно вызвав какое-то неистовое вожделение, смешанное с отчаянием. Он списал все на алкоголь, понимая, что это попытка отгородиться от непонятного, которое творилось с ним.

После свадьбы он, в один из тоскливых до волчьего воя вечеров, самолично разрезал огромными бабушкиными портновскими ножницами то платье на куски, собрал их с пола и вынес на помойку. Горский прекрасно помнил, как метнулись ему под ноги, пронзительно мяукая, тощие кошки, как он с наслаждением, с тайным торжеством бросил былое пышное Аленино великолепие на дно вонючего контейнера, как шел обратно, едва не пританцовывая от злой, будоражащей кровь, радости! Что за наваждение нашло тогда на него? А сейчас? Что происходит сейчас? Откуда здесь снова то платье? Или он сходит с ума, или все остальные не в себе, или…

– Это то платье или не то? – спросил он растерянно, уставившись на сияющую груду старинного наряда, чужеродного в этой современной комнате обычного сельского дома.

Сиур понял, что Ивана «осенило» правильно – Горский и Лида имеют-таки отношение к вещам из сундука. Осталось только выяснить, какое. Странная семейка! Бабка– колдунья, Иван, Лида…Наследственное это у них, что ли? Ему вспомнились картины Артура Корнилина – «Изгнание из рая», «Натюрморт с зеркалом», «Царица Змей», «Искушение»…Недаром художник ездил в это село, разговаривал с этими людьми, писал с них свои картины! Что-то за этим кроется! Разноцветных кусочков причудливой мозаики появлялось все больше и больше, а узор все никак не складывался. Даже представления не было, каким он должен быть!

– Это еще не все, ребята! – почти весело воскликнул Сиур. – Сюрпризы не кончились!

С этими словами он извлек из ящика мужской плащ, берет, а затем «римский» меч.

Горский привстал. Кровь бросилась ему в голову. Она закипела – та самая кровь, которой скучно было течь по жилам все эти годы! Он готов был дать голову на отсечение, что узнает вещи. Особенно клинок. Это его оружие! Черт, невероятно!

– Откуда у тебя это? – прошептал он, бледнея.

– Я так полагаю, ты узнаешь вещи? – спросил Сиур, усмехаясь.

– Да! То есть, нет…не знаю…

Горский сел, в растерянности, преодолевая желание взять в руки блестящий клинок, рассмотреть, как следует, вспомнить, откуда может быть все это ему знакомо. Сердце защемило, как это бывает в конце лета, когда среди пышной зелени сада вспыхивают золотом предвестники увядания. Скоро, скоро листва окрасится пурпуром и желтизной, устелет разноцветным ковром мокрую от дождя землю…

Откуда же, все-таки, ему знакомы эта старинная одежда, оружие? Они как будто из его снов о Флоренции, ее печальных аллеях и дворцах, в которых пахнет смертью. Флоренция! О, Боже! Неужели…

– Так знаешь или не знаешь?

Сиур уже не смеялся. Он стал необычайно серьезным. Смотрел на Сергея, не отрываясь, в упор. Тот нервно поежился. Что он может сказать этому человеку? Ему самому впору задавать вопросы, а не отвечать на них!

– Послушай, если честно, то да, кажется, вещи мне знакомы. Но я понятия не имею, откуда. Ты мне веришь? Я не знаю! Возможно, когда-то они были моими. Тебя устраивает такой ответ?

– Не совсем.

– Ну, вот, я так и думал! – сокрушенно ответил Горский. Его глаза болезненно блестели, щеки покрылись красными пятнами. – Можно мне узнать, а где ты их взял?

– Нашел.

– Понятно! – Сергей рассмеялся. – Почти как в кино. На вопрос следователя, – откуда у вас это? – подозреваемый ответил: нашел! И все концы в воду. Так?

Теперь уже все трое засмеялись. Даже Лида, которая до сих пор молчала.

– А где вы их нашли? – с детской непосредственностью поинтересовалась она.

– Я отвечу, – сказал Сиур, не вызывающим возражений тоном, – только потом. Вы не против?

– Если бы мы даже и были против, на тебя, похоже, это не возымело бы действия!

– Приятно, что мы понимаем друг друга.

Сиур размышлял, как ему поступить с «Буддой». Показать фигурку Лиде и Горскому, или нет? Жаль, что он не догадался спросить Ивана, кому принадлежит божок. Может быть, его еще раз «осенило» бы? Теперь придется самому выяснять, что к чему. Прямо в лоб спрашивать не стоит. Сиур решил начать издалека, а там видно будет.

– Я хотел бы получить у тебя консультацию, как у искусствоведа, – обратился он к Сергею. – Ты хорошо знаешь творчество Артура Корнилина. Меня интересует, почему он изображал на картинах множество ритуальных вещей? По какому принципу он их отбирал? И как он рисовал их – по памяти или с натуры?

– Трудно сказать…Он собирал разные вещицы: вазы, амулеты, предметы культа, старые книги, много чего…

– Фигурки божков… – продолжил за него Сиур. – Например, что-то вроде Будды.

– Откуда ты знаешь? – Горский вскочил и подошел вплотную к гостю, схватил его за плечи. В глазах мелькнула паника, сменившаяся жгучим интересом. – Ты что-то знаешь, ведь так? Ты должен мне все рассказать! Моя жена погибла…Я помню твои предупреждения. Ведь ты не придумал эту опасность? Ты о ней знал! Расскажи мне все! Теперь я отвечаю не только за себя, но и… – Он показал глазами на Лиду. – Ты не можешь оставить нас в неведении! Божок тоже опасен, не так ли?

Сиур ждал чего-то подобного, но все равно удивился. Горский проговорился. «Будда» принадлежит ему, это ясно. В сундук он спрятал фигурку от греха подальше, и теперь делает вид, что видит вещи впервые, или что забыл о них. Зачем? Пока непонятно.

– Так фигурка принадлежит тебе?

– Мне. И я не имею ни малейшего понятия, почему. Никто не может мне объяснить этого. Возможно, ты что-то знаешь?

– На статуэтке, под изображением Глаза есть тайник. Ты его видел?

– Нет. Можешь показать?

Горский вскочил и выбежал из комнаты. Лида молча смотрела. Она пыталась разобраться в происходящем, уловить суть. Это не получалось. Что-то все время ускользало от ее внимания. Ей очень хотелось потрогать платье. Или примерить. Безумно хотелось.

Сиур недоумевал, куда подевался Горский. Чего вдруг он резко встал и вышел, вернее, выбежал? Испугался? Не похоже…

– А куда пошел Сергей? – не выдержал он.

– Что? А… – Лида на секунду отвлеклась от своих мыслей. – Наверное, пошел за божком!

– Вы шутите?

– Почему это вас удивляет? Он хочет, чтобы вы показали ему тайник!

– Да, но…

Сиур силился и не мог понять, что происходит. Горский не знал, что «Будда» здесь, в комнате. Следовательно, не мог взять его. Сиур только что собирался достать фигурку из комода, она лежала там, на дне, тщательно завернутая.

– Куда он пошел за божком?

– К себе в комнату! – теперь настала очередь Лиды удивляться. – Куда же еще?

– Вот! – ворвался Горский, запыхавшийся, взволнованный. Он поставил на комод «Будду» и перевел дыхание. – Покажи, как открывается тайник. Кстати, а что там?

– Сейчас посмотрим, – ответил Сиур, сделав невероятное усилие. Ему едва удалось не подать виду, что он в полном замешательстве. Он представил себе, что сказал бы Влад по этому поводу: «Чертовщина»! Ничего иного просто не приходило на ум.

Он рассмотрел фигурку: точно такая же, как у Тины и Валерии. Только изображения под пластинкой с Глазом разные. Какое здесь? Сиур нажал на верхушку шапочки-короны, украшавшей головку божка, и пластинка со щелчком отошла.

– Черт возьми! – воскликнул Горский. – Я не представлял себе всей ценности этой статуэтки! На ней древнейший египетский символ! Седьмой символ пути Осириса! Странно…Божок явно восточный. Индия, или что-то близкое.

– Что это значит, Путь Осириса? – спросил Сиур. Ему было интересно мнение Горского.

– Книга Тота [59]59
  Книга Тота – повествует о сущности Бога, мира и его творений, о пути, которым идет человечество. Она раскрывает законы природы, которым подчиняются искусство, общество, наука и вся вселенная.


[Закрыть]. Знаешь о ней?

– Слышал…

– Так вот. В ней присутствуют три таких пути: путь Осириса [60]60
  Осирис – в древнеегипетской религии бог воды и растительности. Согласно мифу Осирис умирал осенью и воскресал весной; считался также царем загробного мира и судьей душ умерших.


[Закрыть], путь Изиды [61]61
  Изида – древнеегипетская богиня плодородия.


[Закрыть] и путь Гора. Последний – путь Духа. А первый – путь открытия Сущности Знающего, путь истины, путь тайн. Я когда-то увлекался древними символами, идеями, которые они выражают. Неплохо разбираюсь. – Горский показал Сиуру и Лиде египетское изображение на статуэтке. – Видите? Этот символ называется Солнце Осириса. Вот это нижнее поле, покрытое зеленой эмалью и россыпью разноцветных камешков, – цветущий луг. Вот этот золотой диск символизирует солнце. На белом коне скачет прекрасный всадник. Даритель жизни. У него в руках знамя Любви. Это идея принятия жизни, наслаждения ее дарами, ее полнотой. Отрицание аскезы [62]62
  Аскеза – строгий образ жизни с отказом от жизненных удовольствий.


[Закрыть].

– Поэтично! – заметил Сиур. Изображение на этом «Будде» было совсем другое, чем на фигурке из сундука. – Откуда у тебя божок?

– Я не имею права сказать, что отвечу потом? – усмехнулся Горский. – Впрочем, я думаю, мне лучше довериться тебе. Можем мы с Лидой рассчитывать на твою помощь?

– Безусловно. У меня свои проблемы, связанные с этими вещами, но они очень похожи на ваши. Нам не стоит что-либо скрывать друг от друга.

– Согласен. Я жил в обители некоторое время, ты знаешь. Там я и получил «Будду».

– Каким образом?

– Мне вручил фигурку божка святой Старец Пахомий. Слышал о таком?

– Нет. Что, настоящий святой?

– Вроде того.

– Ты его знал раньше?

– В глаза не видел. Впервые встретил в монастыре. К нему там куча паломников ходила. Он болезни всякие лечить умел, порчу снимать. Ну, все такое… Почему он именно мне божка отдал, я так и не понял.

– Спросил бы!

– Я и спрашивал, – вздохнул Горский. – Только он мне ничего не сказал. Смотрел в пустоту и молился. Мне кажется, он меня по медальону признал. Вот этому. – Он вытащил из-под свитера золотую подвеску и показал Сиуру. – Ты же сам говорил мне, что медальон этот не простой. Думаю, что это действительно так. Если бы я еще знал, в чем заключается его тайна?!

– А нельзя еще раз поговорить с этим Старцем Пахомием?

– Нельзя. Умер он.

– Сам умер, или помогли?

– Кажется, сам. Не знаю. – Горский задумался. – Да кому он нужен? Божий одуванчик!

– Значит, преподобный Пахомий нам уже ничего не расскажет! – с сожалением констатировал Сиур.

– Выходит, так, – подтвердил Сергей.

– Жаль.

– Не то слово!

– Мальчики, вы обо мне совсем забыли? Или на время? – возмутилась Лида. – Можно мне платье примерить? Очень хочется!

– Еще чуть-чуть потерпите, – ответил Сиур. Он достал из комода сверток. – У меня для вас сюрпризы не кончились. Последний, на закуску! – Он развернул мягкую ткань, в которую укутал фигурку. – Ну, как?

Лида и Горский уставились на две стоящие рядом статуэтки-близнецы, два прищуривших глазки божка, перед которыми цвел вечный лотос, цветок забвения. Фигурки застыли в немом созерцании, великие в своем невозмутимом покое.

– Это мое! – вдруг сказала Лида и взяла в руку фигурку «из сундука». – Когда-то в давнем-давнем сне мне было обещано, что когда я проснусь, божок должен найти меня. Вот он и нашел. – Она счастливо засмеялась. – Это судьба! Может быть, это и есть тот подарок, о котором говорила Царица Змей?

– И она туда же! – подумал Сиур, вспоминая болтовню Ивана. – Они тут все «с приветом»! – И спросил, – Кто, позвольте?

Лида не сразу сообразила, о чем ей надо сказать. Улыбалась, сияя глазами.

– Какой подарок? Какая царица? – настаивал Сиур.

– Ах, это…Я сама не поняла до конца. Мне бабушка Марфа подарок на свадьбу сделала, а какой, не сказала. Все перепуталось – Царица Змей, прабабушка, я, далекая женщина в далеком городе, которая дала нам выпить что-то…Как удушливо пахли лилии… – Лида повернулась к Горскому и посмотрела на него долгим-долгим взглядом. – Ты помнишь?

…Девушка танцует. Руки она положила на бедра, что образует вместе с головой извечный треугольник. Положение ног напоминает квадрат. Девушка украшена гирляндой цветов и укрыта вуалью. Гирлянда представляет собой круг. Это напоминает о непреложной истине: Творца всегда можно обнаружить в его творениях.

Ты был призван для того, чтобы занять высокое положение среди духов власти и знания. Тебе следовало научиться безмолвию, повернуться к миру спиной и свершать свой собственный путь через пустыню. Одиночество может казаться невыносимым, а путь безнадежным. Но он ведет к вершинам, на которые поднимаются только орлы.

Покорение хаоса и достижение гармонии – есть Ритм Жизни. Дух есть Любовь, а Любовь есть Ритм Жизни, который берет начало в Духе. Это Круг Вечности, замкнутый цикл…

Сергей Горский увидел себя в давно забытом доме, в странной одежде, похожей на ту, что показывал человек из Москвы, рядом с женщиной в платье из золотой парчи, с глазами, как прозрачные озера…Он что-то нарушил и попал в неприятности. Он не мог спасти себя и женщину. Скрыться было невозможно. Его преследовали, потому что он знал . Знал что?