Текст книги "Опоздавшие на поезд в Антарктиду"

– После того, что случилось с «запором», я должен на тебе жениться! Потому что, будь по-другому, меня мужики в нашей «конюшне» не поймут!

А потом он вполне серьезно сказал Ане, что хочет жениться официально. Она не очень понимала этого. Жили они и так вместе, так зачем огород городить с официальной женитьбой? И вообще, где это видано, чтобы мужик добровольно просился в хомут супружества?!

Она так и сказала Ракитину. А он тогда ответил, что потому и хочет этого, что она сопротивляется.

– Знаешь, если бы ты давала понять, что больше жизни хочешь замуж, то я бы упирался, хитрил, уходил от этой темы. Мы же мужики не любим, когда за нас решают дамы, мы сами хотим и обязательно наперекосяк. Такова уж природа наша.

Ольга сама нашла больницу, в которую увезли Игоря Покровского. Она позвонила и все узнала: температура в норме, состояние средней тяжести, переломы, ушибы, сотрясение мозга. А когда приехала туда, то ей даже показали Игоря через стеклянную дверь в палату. На высокой кровати лежал изрядно помятый, но живой молодой человек, отдаленно похожий на Илью Покровского.

– Жить будет ваш кавалер! – сказал Ольге врач, и она покраснела от этого неуместного слова «кавалер».

Покровский выслушал ее внимательно и спросил про Аню:

– Как она?

– Расстроена очень. – Ольге не хотелось говорить про бывшую жену Ильи, и от него это не укрылось. – Да мы почти и не поговорили с ней. К тому же… Она не одна была…

– А с кем? – спросил Покровский и тут же удивился сам себе: что это его вдруг укололо-то так?

Ольга услышала в вопросе едва прикрытый интерес и чуть было не сорвалась, но у нее хватило мудрости не показывать своего раздражения.

– Не знаю, наверное, с мужем…

– Она не замужем, – задумчиво ответил Покровский и после секундного замешательства стал расспрашивать о сыне, и Ольга снова пересказала ему коротко то, что узнала в больнице. А после телефонного разговора всплакнула в подушку.

– Сереж, – тихонько позвала Анна, и Ракитин, который всегда спал очень чутко, мгновенно проснулся и отозвался совсем не сонным голосом:

– Что?

– Я вот лежу и думаю: как быстро жизнь пролетела, а? – Голос у Ани был грустный при этом.

– Ты что, девушка! Куда это у тебя жизнь «пролетела»? Тебе сколько лет-то? Вот то-то же! А ты «пролетела»! Ты еще даже не бабушка! В отличие от меня, дедушки!

– Все так, Сереж, но я ведь женщина, и разницу в возрасте хорошо чувствую, и от этого мне печально.

– Ань! А ты хотела бы откинуть назад двадцать с лишним лет, переиграть все, судьбу изменить?

– Нет, – ответила Анна, не подумав и секунды.

– Ну, вот тебе и ответ.

– Как все сложно, Ракитин!

– Все просто, если не усложнять!

* * *

Анна полежала в темноте и тишине с полчаса. Не спалось. Не спалось, хоть глаза зашивай!

Тихонько, чтобы не разбудить Ракитина, она выбралась из-под одеяла. Он все-таки услышал и спросонок спросил:

– Анют, ты куда?

– Спи-спи. – Аня поправила одеяло и нашла босыми ногами тапочки на прикроватном пушистом коврике. – Я пить хочу.

Не хотела она пить. Ни пить, ни спать не хотела. В ванной под ослепительной лампой придирчиво посмотрела на свое отражение в зеркале. Еще ничего, конечно. Даже очень ничего. Ну, если не считать еле заметных морщинок – куда от них денешься-то? Ну и фигура. Нет, не корова, конечно, но штанишки размерчика сорок второго в облипочку ей уже не носить. А ведь было время, когда она сама себе обновки в «Детском мире» покупала! Только джинсиков таких в «Детском мире» тогда не продавали. А было ей тогда столько же, сколько сегодня этой девочке. Как ее звать?.. Оля? Оля.

«Вроде как вчера все было, а целая жизнь как вода сквозь пальцы просочилась. Ну, не жизнь, так половина ее, причем большая половина. Вот уже и детки, рожденные тогда, выросли, да такими стали, что мальчики моей юности у них в друзьях и в знакомых. А то и в женихах…»

* * *

Аня еще пошепталась немного с зеркалом, попеняла ему на то, как оно беспощадно к женщинам, как не радует хмурыми утрами, потом улыбнулась себе, скрипнула дверью, щелкнула выключателем и на цыпочках прошла в комнату.

У тахты, на которой мирно посапывал ставший родным и близким отчаянный автогонщик Сережа Ракитин, она замерла. В темноте, к которой быстро привыкли глаза, Анна увидела его лохматую макушку и руку, которая обнимала голову. Это была ракитинская «фишка»: нос в подушку и рука вокруг головы. Как можно так спать, Аня не понимала категорически. А он говорил, что ему только так и комфортно.

Анна погладила макушку. Ракитин встрепенулся и мыкнул, как во сне. На самом деле он не спал – ждал, когда любимая женщина, наконец-то наговорится со своим отражением, выскажет зеркалу все претензии и успокоится.

А в это время на другом конце города в своей квартире так же не спала Оля Васькова. Не спалось. До полночи она вертелась с боку на бок, а потом решила не мучить организм, включила свет и взяла книжку.

Но ведь и не читалось совсем! И казалось бы, что случилось-то?! Женщина из прошлого ее мужчины. Что в этом такого? Прошлое у всех есть, у кого-то оно больше, у кого-то меньше, но есть. Прошлым не живут. Живут настоящим. У нее есть это настоящее – Илья Покровский, и у этой женщины есть ее настоящее – мужчина, который рядом с ней был, явно не просто друг, поспешивший на помощь. Значит, никто никому ничего не должен, никто ни у кого ничего не отнимал. Вот только почему царапает-то?

Ольга отложила книжку и погасила свет. Комната и она сама вместе со старым любимым диваном тут же провалились в темноту, будто в яму ухнули. Прошло какое-то время, и она стала различать в темноте предметы: угловатый стол с хрустальной вазой, в гранях которой играли голубоватые искорки – отблески отраженных десятками окон уличных фонарей, темная мохнатость настенного ковра, старый фикус в кадке, посаженный еще бабушкой двадцать лет назад, с огромными, словно деревенские лапти, листьями.

Ольга прислушалась к звукам своего дома. В тишине отчетливо было слышно, как в ванной капают капли из крана, отсчитывая секунды: кап-кап-кап. Шестьдесят капель – минута, шестьсот – уже час. Чем больше Ольга вслушивалась, тем громче они стучали, напоминая о времени.

На пути к ванной ей встретилось зеркало. Высоченное, во весь рост, с низкой тумбой трюмо – будто вход в иной мир. За спиной у Ольги была дверь в комнату. И она отражалась в зеркале.

Старые половицы качнулись, встревоженные шагами, и в зеркале все пришло в движение: приоткрылась дверь, и желтый луч света, взрезав сумрак, осветил потайной ход – решетку, закрытую на большой висячий замок, а за решеткой – каменные ступени вниз. Там, где они обрывались, была еще одна дверь – железная, тяжелая – от пола до потолка. И ни одной щелочки вокруг! Будто вмурована она в бетонную стену метровой толщины. В такую стучи не стучи, никто не услышит, только обдерешь ладошки в кровь и от отчаяния будешь плакать…

Ольгу порой удивляло то, в какие дебри могли увести ее собственные фантазии. Решетки, каменные ступени в подвал, а в конце – двери, запирающиеся большим ржавым ключом, как каморка папы Карло за холстом, на котором нарисован очаг.

В детстве она боялась трещины на потолке, потому что если присмотреться, то это и не трещина вовсе была, а рисунок черно-белый старика с космами, разметавшимися по сутулым плечам. Его лицо было разлиновано глубокими морщинами, из которых устрашающе торчал большой костистый нос, а маленькие глазки прятались под лохматыми, словно кусты, бровями.

Ольга в темноте всматривалась в угол со стариком, и ее трясло под одеялом. Она закрывала глаза, чтобы его не видеть, но понимала при этом, что он никуда не исчезает, и стоит открыть глаза, как он снова страшно ухмыльнется ей. Хорошо, что трещина не ползла дальше, а то бы у старика образовались страшные руки-крюки, и он когда-нибудь дотянулся бы до нее.

Днем она подолгу разглядывала трещину и уговаривала себя, что нет в ней ничего страшного. Но как только наступала ночь, зарывалась с головой в одеяло и упрашивала кого-то: «Ну, помоги мне скорее уснуть!»

Потом родители затеяли ремонт и трещину тщательно замазали мелом. Старик исчез. Вернее, исчезла трещина. А старик никуда не делся. Более того, Ольге казалось, что он смеется над ними всеми: подумаешь, замазали, я тут как жил, так и живу!!!

Должно было пройти немало времени, чтобы она забыла о существовании старика. Из ее памяти стерся его страшный образ, но нет-нет да и вспоминала она свои детские страхи, хотя фантазии с годами становились все более интересными и таинственными. Что там портрет какого-то старика в паутине-трещине, когда в зеркале видится почти реальный мир!

Ольга щелкнула выключателем, и в зеркале увидела себя в голубой майке с забавным слоном, в которой она спала. И никакой решетки и лестницы за ней и тяжелой двери в бетонной стене внизу, где кончается лестница. Ах, как жаль, что все это лишь ее фантазия! Вот бы здорово было отодвинуть, словно блестящий цирковой занавес, зеркальную амальгаму и сбежать по ступенькам вниз, где дверь эта тяжелая легко распахнулась бы, впустив ее в сказочную страну, в которой все были бы живы – мама, папа, бабушка, брат и родители Лехи Капустина, которые спасли ее от детского дома. И Покровский был бы свободен…

Илье Покровскому тоже не спалось этой ночью. Он думал о том, как иногда все складывается в жизни, будто в кино. «Санта-Барбара»! Рассказал бы кто – не поверил бы», – думал он, ворочаясь с боку на бок на жесткой казенной постели.

Конечно, у него давно была другая жизнь, и в ней много чего было, что можно смело вычеркнуть и прожить это вычеркнутое время еще раз, совсем по-другому. Но он даже не был уверен в том, хотелось ли ему что-то менять в собственной жизни. И потом, это в кино или в книжке режиссер и автор могут создать фантастический сюжет, в котором герои запросто проживут заново свои жизни, а в реальности этому не бывать никогда. А раз так, то стоит ли задаваться этим бестолковым вопросом, который так часто ставят перед собой люди: «Если бы можно было прожить жизнь заново, то что бы ты хотел изменить в ней?»

«Ничего не хотел бы. Потому что измени хоть одну букву, и можно лишиться чего-то, что дорого. Впрочем, я – не сказочник, не писатель-фантаст, и можно отбросить ненужные мысли и не засорять ими голову», – думал Покровский.

Он еще повозился какое-то время, послушал внутренний голос, который говорил ему, что ничего страшного не произошло, и самое главное, что Игорь жив и здоров, и, бог даст, скоро поправится и встанет на ноги. И может быть, больше его никогда не понесет ни на какой ледник. «Как его профессия-то называется? Научного названия не помню – заковыристое очень, а по-простому – ледовед, так, кажется, Аня говорила…»

И, уже засыпая, он вспомнил, как правильно называется профессия, которую выбрал Покровский-младший, – гляциолог. Специалист по льдам. Придумают же такое!

И крайнее звено в цепочке – специалист по льдам Покровский-младший – не спал в этот поздний час. Он старательно закрывал глаза, чтобы не видеть темноту, которая похожа на ту самую тьму-тьмущую, которой накрыло их группу в горах.

…О том, что Варю не нашли, он понял из обрывков разговоров, когда пришел в себя. И на момент вылета самолета МЧС из аэропорта Минеральные Воды подруга Игоря оставалась в списке без вести пропавших. Это хоть и лучше, чем числиться в погибших, но и надежд не так много на то, что он ее еще хоть когда-нибудь увидит…

Телефонный звонок в пустой квартире прозвенел особенно громко. Аня вздрогнула. Городской телефон. Она так редко общалась по нему, что уже стала задумываться – а нужен ли он вообще? Интернет – беспроводной, связь либо через скайп, либо по мобильному телефону, а домашним почти и не пользуются. Иногда звонили дальние родственники из деревни да подруга Ани – Ирина, которая, по старой привычке, все экономила, хотя телефонная экономия была какой-то сомнительной.

Аня сняла трубку. Внутри все потрескивало, как в старые времена, когда связь была из рук вон плохая.

– Алё?! – спросила Аня.

Ответом ей была тишина, которую нарушал только посторонний треск.

– Алё?! – повторила Аня.

И треск закончился, и словно издалека она услышала голос, который не забыла.

– Аня, здравствуй! Это Илья…

Илья. Покровский. Они не часто общались все эти годы. Письма не писали друг другу, лишь иногда Илья звонил по старому номеру домашнего телефона, чтобы задать традиционные вопросы: как дела у Ани и Игоря да как здоровье у ее родителей. Ну и с праздниками поздравлял, с такими как Новый год и день рождения.

Она у него в свою очередь справлялась о здоровье его родителей и передавала им приветы. Как-то родители Ильи приезжали к нему на свидание и пожелали встретиться. Аня приняла их радушно, расспросила обо всем, привет Илье передала. И все.

Потом умер его отец – сердце не вынесло всего того, что пришлось испытать ему за последние годы. Элла Михайловна осталась одна. Она сразу сдала – навалились болезни, из которых не было ни сил, ни желания выбираться.

Но время, как известно, лечит. Пожалело оно и Покровскую: года через три Элла Михайловна излечилась от ран душевных и телесных, взяла себя в руки и дала себе слово – дождаться во что бы то ни стало Илью «оттуда». А ждать надо было долго. Так долго, что цифры озвучивать не хотелось.

Она изредка звонила Ане и рассказывала про то, какой холодной была закончившаяся только в мае зима и как промерзали углы в квартире ее старого дома, а это значит, что нужно срочно утеплять стены, а на это нет ни средств, ни сил. И вообще она серьезно думала о том, что когда-нибудь уедет в свой домик в деревне и по осени не поднимется на крыло вместе с гусями и утками, а останется зимовать вместе с облезлой кошкой Дуней и двумя курочками, которые каждый день радуют ее свежими яйцами и неторопливыми разговорами «за жизнь».

Аня слушала ее и не узнавала. Куда подевалась та властная Элла, которая когда-то так влияла на сына и мужа, раздавала команды направо и налево, рулила в своей семье и была молодой и красивой? Вот и она одна, хотя казалось, что с отцом Ильи им уготовано жить целый век и умереть в один день, а «вот ведь не спросил, как я тут буду, – взял и ушел» – так поплакалась ей Элла по прошествии времени.

Аня очень хорошо понимала ее с этим «взял и ушел». Они, мужики, такие, могут «взять и уйти», а ты кувыркайся по жизни, как хочешь. Или как сможешь!

Со временем Элла и Аня стали очень хорошо друг друга понимать и могли запросто поболтать обо всем, как подружки.

…Мобильник зазвенел так неожиданно, что Аня вздрогнула. Она вырулила с оживленного проспекта в тихий переулок, припарковалась и нашла телефон под ворохом газет на пассажирском сиденье. Новенький «самсунг» жужжал и вибрировал, требуя немедленного ответа. Аня даже не взглянула на мерцающий голубоватый экран, боясь потерять звонок. Нажала на кнопку приема звонка в самый последний момент, когда телефон уже готов был захлебнуться от обиды.

– Алё? Алё-алё!!! – Аня торопилась ответить и услышала знакомое северное, будто яблоки зимние раскатились по деревянной столешнице:

– Анечка! Ань! Здравствуй! Это Элла Михайловна! Ты меня слышишь?!

– Слышу! Здравствуйте, Элла Михайловна!

Свекровь могла бы и не представляться, Аня и так узнала ее голос по характерному северному выговору.

– Аня! Ты там стоишь или сидишь? Сядь лучше, а то упадешь!

– Я вообще-то еду, Элла Михайловна!

– Тогда тем более, остановись давай!

– Да уже и так остановилась! Что случилось-то?!

– Ой, не знаю, как и сказать! Ань, Илюха-то женился!

Аня подумала, что ослышалась, но Элла по-северному повторилась:

– Женился Илюха-то!!!

– Где? – только и спросила Аня, не очень понимая, как оно такое может быть. Если женился – значит, на свободе уже.

– Где-где, в тюрьме! Вернее, на зоне – вот где!

Аня не могла понять по голосу, рада Элла этому или огорчена. Наконец, до нее дошел смысл сказанного, и она ответила:

– Элла Михайловна! Так радоваться надо! Жизнь продолжается!

– Ой, Ань, чему радоваться-то?! Ему еще сидеть и сидеть! А жена его, девочка совсем, беременная!

Она уже строчила, как из пулемета про то, что как же ребенок без отца будет расти и как девочка эта жить будет?!

Аня плохо ее слышала. У нее были странные чувства – целая гамма разных чувств. И удивление, и радость, и укол какой-то необъяснимой ревности. Краем уха уловила, что жена у Ильи – ровесница их сына Игоря.

Аня даже сразу не могла сообразить – это сколько же ей получается? Двадцать семь?! Ну да, Игорю же двадцать семь! «Ого!» – только и подумала она.

– Ань? Ты что молчишь-то? Ты здесь?

– Здесь.

И в следующий момент она четко осознала, как рада за Илью, что он ей совсем не чужой человек.

– Девочку Олей зовут? – спросила Анна.

– Да, – удивленно ответила Элла. – А ты откуда?..

– Да полгода назад познакомились. Не переживайте Вы. Раз она пошла на такое, значит, любит его. Это, знаете ли, не каждая девочка на себя взвалить решится.

Они еще по-бабски посплетничали, Элла пыталась взять с Ани слово, что та не проболтается Илье, что все знает. Но Аня твердо сказала:

– Элла Михайловна, вы ему передайте – пусть мне позвонит. Я просто поздравить хочу.

Элла поохала в ответ, но пообещала сказать Илье.

И вот – звонок от Покровского.

– Илья, я поздравляю тебя! – радостно сказала Аня.

– Спасибо. – Покровский понял, о чем она, как понял и то, откуда ветер дует: маманя сдала! – Матушка сообщила?

– Ну а кто же?! Мог бы и сам поделиться, не чужие, чай!

Покровский помялся, что-то промычал в ответ.

– Да, ладно тебе, Илья! Все нормально, и я искренне рада за тебя.

– Правда? – спросил он.

Аня улыбнулась: ну, прямо ребенок!

– Правда…

Они помолчали.

– Как Игорь? – нарушил молчание Покровский.

– Нормально. Работает.

Игорь после больницы сразу укатил на ледник: гляциологу в Питере особо делать нечего, его работа – изучать лед, ледники. Вот он и изучал их. За три года больше десятка экспедиций в горах и на Крайнем Севере. Это, как сам о себе говорил ледовед Покровский, для «написания биографии», без которой мечты об Антарктиде лишь мечтами и останутся.

– В Антарктиду хочет? – спросил Покровский-старший.

– Хочет, – вздохнула Аня. – Думаю, у него все получится, он упрямый.

– А помнишь, как мы-то туда хотели?!

– Хотели…

– Поезд ушел, а мы на него опоздали, – грустно сделал вывод Покровский.

– Наш ушел, а у него еще все впереди. Правда, поезда туда не так часто ходят и по особому расписанию…

Эпилог

Осень выдалась теплая и сухая. Октябрь, а на небе – ни облачка и яркое, до сих пор греющее солнце, в лучах которого путалась порванная паутина. Цветочная клумба у дома полыхала красными астрами, и лист на деревьях еще не думал желтеть. И только яркая синь неба выдавала осень с потрохами: таким оно бывает только в эту пору.

– Ань, а может, вы без меня как-нибудь обойдетесь, а? Боюсь, я буду чувствовать себя не в своей тарелке… – Ракитин виновато взял Анну за руку.

– Сереж! Ну а без тебя я буду чувствовать себя не в своей тарелке! Ну, давай не будем ничего ломать. Мы же быстро, туда-сюда… И домой!

Ракитин едва заметно вздохнул, но Анна все равно заметила это и виновато заглянула ему в глаза:

– Ну, хочешь, я не буду вас знакомить? Ну, кивнешь издалека типа «Привет!», да и все. Ну, не могла я отказать!..

– Да я понимаю. – Ракитин погладил ее по голове, как ребенка. – Все нормально. Едем.

Было без четверти десять. Время не лучшее для разъездов по городу, но с Ракитиным проблема пробок практически не существовала: он город знал как пять пальцев и мог проехать до нужного места таким маршрутом, который не мог проложить ни один самый «умный» навигатор. И если он говорил «Успеем!» – значит, можно было не переживать: в нужный час в нужном месте он появится, даже если все будет против него, включая погоду.

– Игоря мы подберем по дороге, он нас уже ждет. – Аня на ходу подкрасила губы, пристально посмотрела на свое отражение в зеркале и столкнулась взглядом с Ракитиным. – Сережа, я ломаю твои планы?

– Нет, нет и нет! Ань! Все нормально! По коням!

Не прошло и часа, как они добрались до места, не опоздав ни на минуту. Вдоль ограды парка прижимались к обочине несколько автомобилей, и Ракитин аккуратно пристроился в хвост последней.

– Ну, я пойду? – Аня приоткрыла дверцу. – Вы пока можете посидеть, я, наверное, позову, когда нужно, да?

Ей ответили нестройно – «да».

«Хитрые! Все бы баб на амбразуру бросать!» – беззлобно подумала Анна, аккуратно захлопнула дверцу и направилась к воротам.

Ольгу она увидела издалека. Девушка, которая теперь носила фамилию такую же, как когда-то и она, потряхивала красивую красно-белую коляску. Она нервничала и поминутно посматривала на часы.

– Оля, здравствуйте! – Анна остановилась в метре от них. Она старалась не смотреть в коляску, помня о том, что маленькие дети не любят чужих глаз, но Ольга взяла ребенка на руки, и Анна невольно улыбнулась: маленькая Лиза была поразительно похожа на Игоря, как две капли воды. Девочка улыбалась как Игорь: уголок губ уползал вверх.

– Здравствуйте, Анна. – Ольга споткнулась на ее имени, как будто ждала, что Анна подскажет ей свое отчество – без отчества ей было не очень удобно называть взрослую женщину. Но она ничего не подсказала. Ее вполне устраивало такое обращение – по имени.

– А где… Илья? – Анна покрутила головой по сторонам – Покровского нигде не было видно.

– А… он сейчас подойдет! – оживилась Ольга. – Он сказал, что будет сюрприз.

– Как дочка? – спросила Анна, стремясь заполнить паузу.

– Спасибо, растем! Семь месяцев уже. Уже сидит сама!

Анна кивала на каждое слово молодой мамочки, понимая, как все это важно для нее. Для нее – особенно. Ведь все эти семь месяцев она растила свою девочку одна, а до этого целых девять месяцев была одна, хотя это время, когда любой женщине особенно нужен мужчина рядом. И еще до этого она была одна – по крайней мере три года – это точно. Именно столько времени знала о существовании Ольги Анна.

После встречи в аэропорту они не виделись ни разу, но, когда звонил Илья, Аня в конце разговора непременно передавала Ольге привет. Позавчера Покровский позвонил Анне вечером. Поговорили о детях, о погоде, о ближайших планах. И вдруг Илья говорит:

– Аня, я предлагаю в субботу встретиться.

– Где? – Анна не поняла, куда он ее приглашает.

– Ну, если хочешь, то можно где-нибудь в кафе, чай, кофе…

– Илья, ты… дома?

– Ага! Представляешь, сегодня утром освободился!

– Неожиданно, что ли?

– Ну, почему неожиданно?! Ждал, конечно! Но не говорил, так как очень боялся вспугнуть удачу!

– Я поздравляю вас! – Анна пыталась найти какие-то особенные слова, а они не находились. – Просто поздравляю, и все!

– Спасибо! Ань, так как в субботу, а? А то потом закрутимся все, не до встреч будет!

– Ну, в принципе, мы готовы.

– Тогда выбирайте где. В котором часу?

– Я бы с утра, чтоб день не разрывать. И если можно, Илья, не в кафе. Давайте где-нибудь на природе. В парке, например!

– Хорошо, давайте в парке. Может, в ЦПКиО?

«Далековато, конечно! – подумала Анна. – Ну, да ладно, тем более сто лет там не были!»

– Договорились!

– Оля, что мы так стоять будем? – Анна взялась за ручку коляски. – Давайте прогуляемся немножко!

Они пошли по дорожке, говоря, как два синоптика, о погоде, о теплой осени, о том, что климат меняется в сторону потепления и с чем это может быть связано.

Они не услышали, как их догнал Илья, просто одновременно откуда-то из-за плеча, у одной справа, у другой – слева, появились цветы.

Анна обернулась. Бывший муж сиял как медный таз. Кроме цветов у него в руках были мороженое и целая связка воздушных шариков.

– Анечка! – Голос у Покровского дрогнул. – Вот ты какая стала, Анечка!

Он неуклюже обнял Анну и тут же испачкал мороженым ее плащ.

– Ой, – заметил Илья пятно. – Заляпал! Это надо как-то… Вот, возьми платок!

У него всегда был платок. Наверное, даже там у него всегда был платок. Такая вот натура.

– Да ладно тебе! Дома отмою! Дай хоть на тебя посмотреть нормально! – Аня отодвинулась от него, как от картины, писанной маслом, которую нельзя рассматривать вблизи. – Не изменился почти! Ну, разве только повзрослел!

Анна не обманывала. Илья действительно хорошо выглядел, будто и не было у него за плечами более десятка лет неволи. Только глаза выдавали возраст и очень непростые годы, проведенные в ином измерении.

Он махнул рукой:

– Да ладно! Какое уж «не изменился»! Старенький я стал!

– Ну-ну, «старенький»! Старенький – не старенький, а молодой папаша!

Илья почему-то покраснел и каким-то очень особенным взглядом посмотрел на Лизу, улыбнулся. Точно так же, как улыбалась она и Игорь – уголком губ.

– Ты заметил, как Лиза с Игорем похожи? – спросила Анна, роясь в сумочке. Она достала кошелек, открыла его и вынула из кармашка фотографию сына. – Вот, смотри!

* * *

На фото Игорь стоял на фоне белой снежной пустыни. Он радостно смеялся в объектив. А за спиной у него топтались любопытные пингвины.

– Антарктида?!!

– Она!

– А где Игорь?

– Да рядом, в машине ждет! Илья, ты извини, но мы совсем ненадолго. Да и вам, я думаю, компания совсем не нужна! – Анна кивнула на Ольгу, которая укладывала в коляску ребенка. – Давайте дойдем до входа в парк, поболтаем немножко, и мы поедем, ладно?

Они развернулись и пошли в обратную сторону: Ольга с коляской чуть впереди, Аня с Ильей следом.

– Ну, как тебе свобода? – спросила Аня.

– Трудно словами передать. – Илья почесал макушку. – Для того чтобы понять, что это такое, надо побыть в несвободе. И не день-два, а столько, сколько я… – Он помолчал. Потом сказал весело: – Знаешь, что поразило больше всего?!

– Что?

– Магазины! Я ведь попал за решетку в девяносто пятом, когда даже килька в томате в дефиците была. Прилавки пустовали! А тут… Мы вчера с Олей зашли в универсам… Или как их сейчас называют… Супермаркет? Пусть будет супермаркет! И у меня в голове переклинило. Представилось, будто я в начале девяностых где-нибудь в Буэнос-Айресе! Изобилие всего! Нет, я, конечно, все эти годы телевизор смотрел и газеты с журналами читал, но это все не то. А своими глазами увидел – удивился! Никакого дефицита. Захотел куртку хорошую – купил, ботинки – пожалуйста! Не это главное, конечно, но очень важно, что можно пойти и купить, а не надо доставать с переплатой.

Илья пнул ногой камушек, который поскакал весело по дорожке.

– Ань, ну, как ты-то живешь?

– Да ты же все знаешь про меня! – засмеялась Аня. – Нормально живу, все потихоньку, дай бог только здоровья всем.

– Ну да, ну да, это главное. А в личной жизни как?

– Да все нормально и в личной! – Аня улыбнулась в шарфик, которым была красиво опутана шея. – Все у меня нормально, Илья. Все устраивает, и, наверное, это счастье, что я ничего не хочу менять в своей жизни.

– Скажи, а вот если бы взять сейчас и снова начать: ты, я и Игорь? Ты бы хотела? – Ане показалось, может быть, что голос у Ильи дрогнул.

– Илья! Не обижайся. Говорю как есть: ни сейчас, ни раньше – не хочу. Сейчас – особенно. – Аня кивнула на Ольгу, которая шла чуть впереди, толкая перед собой красно-белую коляску. – У тебя все хорошо, дочка растет, и не надо даже ни на минуту задумываться о чем-то другом.

– Да я не задумываюсь, просто хотел спросить об этом и спросил. Я ведь тоже – ни за какие коврижки… Но очень часто думаю, почему у нас так странно все развалилось…

– А ты не думай! Мы это уже проехали!

Они дошли до ворот, и Анна издалека увидела Ракитина. Он опирался на распахнутую дверь машины и… курил.

«Вот это номер!» – подумала Анна и помахала Ракитину.

– Идут! – сообщила она Покровским.

В парк по дорожке шли люди. Молодые и пожилые, с колясками и с собаками, с мороженым и с попкорном, на самокатах и роликах. День обещал быть теплым, и горожане спешили ухватить у осени то хорошее, что она еще могла им дать.

Анна сразу выделила в толпе своих, а Илья искал глазами сына, но угадать, который из спешащих в парк молодых людей его Игорь, было не так-то просто.

– Знакомьтесь! – Анна представила Покровским Ракитина. – Это Сергей.

* * *

Пояснять, кто он ей, Анна не стала. Зачем? Достаточно того, что знакомство состоялось. Да и Покровскому интересно было встретиться с сыном. Он выхватывал из толпы то одно лицо, то другое – все не то! А Игоря он так и не узнал. Впрочем, это было неудивительно. Покровский-младший был похож на папу из мультика про деревню Простоквашино: легкая лохматость на голове и борода с усами. На носу – очки, модные, без оправы, едва заметные.

Он не кинулся в объятия к отцу, он просто остановился рядом с матерью, и со стороны можно было подумать, что он просто прохожий, просто замешкался или ждет кого-то.

– Илья! – окликнула бывшего мужа Анна, показывая на Игоря.

Ольга тоже узнала Покровского-младшего, хоть три года назад видела его в больнице без бороды и усов. И кажется, без очков тоже. Она толкнула мужа в бок и кивнула на Игоря:

– Ну, ты что, не узнаешь?!

Покровский растерялся.

Для него его сын навсегда остался ребенком, подростком, которого он видел в конце прошлого века. А тут – дяденька!

– Ты, Игорюха, усы и бороду для солидности, что ль, отпустил? – смущенно сказал Покровский – старший и притянул к себе сына. Он постучал его по спине и собрал в кулак всю свою волю, чтоб не взвыть волком. Были б вдвоем… А то столько зрителей!

А взвыть было отчего. Стоило ли все пережитое того, что маленький мальчик, носящий его фамилию, без его участия вырос и стал дядей из деревни Простоквашино?! Еще пять минут назад он был уверен, что не хочет ничего изменить в своей жизни, а вот сейчас… Сейчас его уверенность куда-то ушла.

Может быть, именно для того, чтобы понять все это, Бог и дал ему маленькую Лизу?!

– Это тебе, – услышал Покровский-старший. Игорь, как фокусник в цирке, незаметным движением достал что-то из сумки и протянул отцу.

Камень. Черный, сверкающий золотистыми и голубыми искорками. С виду – самый обыкновенный.

– Из Антарктиды?! – улыбнулся Илья.

– Оттуда, – кивнул Игорь. – Ты мечтал. Обещал маме камень привезти…

– Не получилось. Поезд ушел…

– Ну вот, а у меня получилось.

Анна слушала разговор и довольно щурилась, как кошка на солнышке. Все правильно. В жизни так часто бывает: у них не получилось, а у детей – запросто. Ну, не совсем запросто. Все-таки Покровский-младший к этому шел долго и два десятка ледников облазил, пока добрался до главного – антарктического. Под лавиной побывал…

– Игорь, про Варю не забудь… – намекнула сыну Анна, и он встрепенулся, повертел головой по сторонам и снова, будто фокусник, откуда-то из-за спины вывел девушку.

– Вот, знакомьтесь – Варвара!

В ней все было необычным – от глаз шоколадного цвета до одежды – модного балахона из мягкой и ворсистой, будто шкурка редкого зверька, ткани. Так одеваются знающие себе цену модные итальянки. Она утонула в этом наряде, но он не мог скрыть ее фигуру – гибкую, будто лиана. И руки у нее были как лианы. Правая пряталась в складках балахона, а левой она бережно обнимала себя за живот. И не надо было надевать очки, чтобы увидеть главное: Варя готовилась стать мамой.