Текст книги "Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом"

В тот же день был сформирован ряд комитетов. Основная цель Молодежной лиги заключалась в том, чтобы определить тактику действий членов АНК в организации борьбы за освобождение африканских народов. Хотя я был согласен с этим, я все же нервничал по поводу своего вступления в Лигу, сомневаясь в степени своей готовности полностью отдаться политической деятельности. В то время я работал полный день, а после этого еще учился, и у меня оставалось крайне мало свободного времени. Кроме того, я испытывал определенную неуверенность, чувствуя себя ограниченным с точки зрения политической грамотности по сравнению с Уолтером Сисулу, Антоном Лембеде и Питером Мда. Они были людьми с полностью сформировавшимся мировоззрением, я же не мог про себя такого сказать. Мне также все еще не хватало уверенности в своих ораторских способностях, особенно по сравнению с красноречием других членов Молодежной лиги.

«Африканизм» Антона Лембеде не получил всеобщей поддержки, потому что эта концепция предполагала идеи расовой исключительности, что вызывало обеспокоенность у некоторых членов Молодежной лиги. Некоторые считали, что национализм, допускающий симпатии к белым, был бы более желательной политической практикой. По мнению других (я был в их числе), если бы чернокожим африканцам предложили мультирасовую форму борьбы, они могли увлечься культурой белых и, как результат, оказаться в плену чувства своей неполноценности. В то время я был категорически против членства коммунистов или белых в Молодежной лиге АНК.

* * *

Дом Уолтера Сисулу стал для меня моим домом вдали от моего собственного родного дома. В течение нескольких месяцев в начале 1940-х годов это, действительно, был мой дом в буквальном смысле этого слова, поскольку в то время мне больше негде было остановиться. В нем постоянно обитали многочисленные гости, которые вели бесконечные дискуссии о политике. Альбертина, жена Уолтера, была мудрой и замечательной женщиной, а также решительным сторонником политической стези, избранной Уолтером. (На их свадьбе Антон Лембеде сказал: «Альбертина, ты вышла замуж за женатого мужчину: Уолтер женился на политике задолго до того, как встретил тебя».)

Именно в гостиной дома Уолтера я встретил Эвелин Мейс, свою первую жену. Она была тихой, симпатичной девушкой из сельской местности, которую, казалось, нисколько не пугали толпы народа у Уолтера. В последующем она вместе с Альбертиной и Розой, женой Питера Мда, проходила стажировку в качестве медсестры в общем госпитале Йоханнесбурга для чернокожих африканцев.

Эвелин была родом из района Энгкобо в Транскее, расположенного к западу от Умтаты. Ее отец, шахтер, умер, когда она была совсем маленькой, а мать – когда ей было двенадцать лет. После окончания Эвелин начальной школы ее отправили в Йоханнесбург учиться в средней школе. После смерти матери она осталась со своим братом Сэмом Мейсом, которого поселили в доме Уолтера. Мать Уолтера приходилась тетей отцу Эвелин. Семья Сисулу относилась к Эвелин так, словно она была их любимой дочерью.

Вскоре после нашей первой встречи я пригласил Эвелин на свидание, и мы так же быстро влюбились друг в друга. Уже через несколько месяцев я предложил ей выйти за меня замуж, и она согласилась. Мы организовали лишь гражданскую церемонию, для которой требовались только наши подписи и подпись свидетеля в Комиссариате по делам коренных народов в Йоханнесбурге, поскольку мы не могли позволить себе традиционную свадьбу и широкое празднество. Самой насущной проблемой для нас было найти место, где нам жить. Сначала мы поехали погостить к брату Эвелин в Орландо-Ист, а затем – к сестре Эвелин, муж которой, Мсунгули Мгудлва, работал клерком на золотых рудниках «Сити Дип Майнс»[27]27
  Золотые рудники «Сити Дип Майнс» расположены в промышленном пригороде Йоханнесбурга.


[Закрыть].

12

В 1946 году произошел ряд важных событий, которые определили мое дальнейшее политическое развитие и в целом направление нашей борьбы. Наиболее сильное впечатление на меня оказала забастовка шахтеров на золотых рудниках вдоль хребта Риф южнее Йоханнесбурга, в которой приняло участие 70 000 человек. По инициативе Дж. Б. Маркса, Дэна Тлума, Гаура Радебе и ряда других профсоюзных активистов Африканского национального конгресса в начале 1940-х годов был создан Африканский союз горняков. На золотых шахтах в районе хребта Риф в то время работало до 400 000 шахтеров из числа чернокожих африканцев, большинство из которых зарабатывали не более двух шиллингов в день. Руководство проф союза неоднократно обращалось к Горной палате с требованием установить минимальную заработную плату в размере десяти шиллингов в день, а также обеспечить семейное жилье и ввести двухнедельный оплачиваемый отпуск. Горная палата всякий раз игнорировала требования профсоюза.

В ходе забастовки, одной из крупнейших в истории Южной Африки, шахтеры смогли продержаться в течение целой недели. Однако ответные действия властей были крайне жесткими. Лидеры протестных акций были арестованы, шахты блокированы полицией, а офисы Африканского союза горняков разгромлены. Организованный шахтерами марш протеста был подавлен полицией, в результате погибло двенадцать человек. Совет представителей коренных народов в знак протеста самораспустился. У меня было несколько родственников среди шахтеров, и в течение недели забастовки я навещал их, обсуждал наиболее острые проблемы, старался выразить им свою поддержку.

Президентом Африканского союза горняков в то время являлся Дж. Б. Маркс, давний член Африканского национального конгресса и Коммунистической партии. Уроженец провинции Трансвааль, ребенок от смешанного брака, Дж. Б. Маркс был харизматичной личностью с особым чувством юмора. Это был высокий мужчина со светлым цветом кожи. Во время забастовки я иногда сопровождал его, когда мы посещали золотые шахты и беседовали с рабочими, планируя дальнейшую стратегию. Он всегда демонстрировал хладнокровие и выдержку, проявлял качества лидера, а его юмор помогал справиться даже с самыми сложными ситуациями. Я был впечатлен деятельностью Африканского союза горняков и его способностью эффективно руководить своими членами даже перед лицом жестких репрессий со стороны властей.

В конечном итоге правительство одержало верх: забастовка была подавлена, а профсоюз разгромлен. Однако эта забастовка положила начало моих близких отношений с Дж. Б. Марксом. Я стал часто посещать его дом, мы подолгу обсуждали мое неприятие коммунистической идеологии. Дж. Б. Маркс был преданным членом компартии, однако никогда не критиковал моих убеждений (в том числе относительно коммунистических идей) и считал, что для молодого человека вполне естественно симпатизировать национализму. Наряду с этим он полагал, что по мере моего взросления и приобретения опыта мои взгляды будут расширяться. Аналогичные дискуссии я проводил также с Мозесом Котане и Юсуфом Даду, которые, как и Дж. Б. Маркс, считали, что коммунистическую идеологию следует адаптировать к региональной и весьма специфичной ситуации в Африке. Другие коммунисты, входившие в состав Африканского национального конгресса, прямо осуждали мои взгляды и националистическую позицию активистов Молодежной лиги АНК, однако Дж. Б. Маркс, Мозес Котане и Юсуф Даду никогда не допускали этого.

После забастовки пятьдесят два человека, в том числе Мозес Котане, Дж. Б. Маркс и многие другие коммунисты, были арестованы и посажены в тюрьму по обвинению в подстрекательстве к мятежу. По существу, это был политический процесс, попытка правящей власти показать, что она намерена принимать максимально жесткие меры по отношению к «красной угрозе».

В том же году еще одно событие заставило меня полностью пересмотреть свой подход к политической деятельности. В 1946 году правительство Яна Смэтса приняло Закон о землевладении и представительстве индийцев, который ограничил свободное передвижение индийцев, ограничил районы, в которых они могли проживать и торговать, урезал их в правах на приобретение собственности. Взамен им было предоставлено символическое представительство в парламенте. Юсуф Даду, председатель Южноафриканского индийского конгресса, осудил эти ограничения и отклонил предложение о представительстве индийцев в парламенте как «ложное предложение фиктивной франшизы». Этот закон, известный также как Закон о гетто, явился серьезным оскорблением индийского сообщества и предвосхитил Закон о групповых областях[28]28
  Закон о групповых областях – принят в Южно-Африканском Союзе в 1950 г., просуществовал до 1994 г.; по этому закону территория страны была разделена на несколько областей, каждая из которых была отдана определенной расовой группе.


[Закрыть], который в конечном итоге ограничил свободу всех цветных южноафриканцев.

Индийская община была крайне возмущена и начала согласованную двухлетнюю кампанию пассивного сопротивления против введенных властями мер. Во главе с Юсуфом Даду и Г. М. Найкером, председателем Индийского конгресса провинции Наталь, индийцы проводили массовые мероприятия, которые произвели на нас впечатление своей организацией и самоотверженностью. Домохозяйки, священнослужители, врачи, юристы, торговцы, студенты и рабочие находились в первых рядах протестующих. В течение двух лет они жертвовали своими жизнями, чтобы вести борьбу с правительством. Были организованы массовые митинги; пикетировались и занимались земли, зарезервированные для белых. Не менее двух тысяч активистов этого массового движения были брошены в тюрьмы, а Юсуф Даду и Г. М. Найкер приговорен к шести месяцам каторжных работ.

Эта общественная кампания была ограничена индийской общиной, участие других групп населения не поощрялось. Тем не менее руководитель Африканского национального конгресса А. Б. Ксума и другие африканские лидеры выступили с соответствующими заявлениями и вместе с активистами Молодежной лиги АНК оказали полную моральную поддержку борьбе индийского народа. Правительство, однако, подавило протесты жесткими законодательными мерами и запугиванием. Мы, члены Молодежной лиги и АНК, стали свидетелями тому, что индийский народ смог организоваться и выразить активный протест против своей сегрегации в то время, как чернокожие африканцы и руководство АНК оказались не способны на это. Исмаил Меер и Дж. Н. Сингх были вынуждены прервать свои исследовательские проекты, попрощаться с семьями и отправиться в тюрьму. В тюремном заключении оказался и студент Ахмед Катрада. Я часто бывал в гостях у индийской домохозяйки Амины Пахад, и неожиданно для меня эта очаровательная женщина отложила в сторону свой фартук и тоже отправилась в тюрьму за свои убеждения. Если у меня еще и оставались какие-то сомнения в готовности индийской общины протестовать против своего угнетения, то теперь я полностью избавился от них.

Массовая индийская кампания стала образцом именно того типа протеста, к которому мы в Молодежной лиге и призывали. Она привила своим участникам дух неповиновения и радикализма, избавила от страха перед тюрьмой, повысила популярность и влияние Южноафриканского индийского конгресса и Индийского конгресса провинции Наталь. Она напомнила нам, что борьба за свободу заключалась не только в произнесении речей, проведении собраний, принятии резолюций и отправке делегаций, но и в тщательной организации уличных мероприятий, проведении активных массовых действий и, прежде всего, в готовности к страданиям и жертвам. Проведенная индийской общиной кампания восходит своими корнями к кампании пассивного сопротивления 1913 года, в ходе которой Махатма Ганди возглавил массовую мирную процессию индийцев, которая в нарушение существовавших законов демонстративно пересекла границу между провинциями Наталь и Трансвааль[29]29
  Согласно законам Южной Африки, в описываемый период индийцам запрещалось перемещаться из одной провинции в другую.


[Закрыть]. Та кампания проходила у меня на глазах и вошла в анналы истории.

В начале 1946 года мы с Эвелин переехали в собственный муниципальный дом с двумя комнатами в Орландо-Ист, а затем в более просторный дом по адресу Орландо-Уэст, 8115. Орландо-Уэст представлял собой пыльный, спартанский район с приземистыми муниципальными домами в форме ящиков, которые позже станут частью Большого Суэто (хотел бы напомнить, что Суэто (Soweto) – это аббревиатура названия «Юго-западные поселки» (South-Western Townships), которые ранее располагались на юго-западной окраине Йоханнесбурга и были созданы для принудительного проживания африканского населения). Наш дом располагался в районе, прозванном его жителями «Уэстклифф» в честь богатого пригорода Йоханнесбурга с белым населением.

Арендная плата за наш дом составляла семнадцать шиллингов и шесть пенсов в месяц. Сам дом был совершенно идентичен сотням других, построенных на участках размером с почтовую марку и выходом на грунтовые дороги. У него была такая же стандартная жестяная крыша, такой же цементный пол, узкая кухня и туалет с ведром в задней части. Хотя по улице тянулись фонари, мы были вынуждены пользоваться керосиновыми лампами, так как дома еще не были электрифицированы. Спальня была такой крохотной, что двуспальная кровать занимала практически всю ее площадь. Дома были построены муниципальными властями недалеко от города для проживания рабочих. Чтобы скрасить однообразие этого района, некоторые жильцы высадили у своих домов что-то из зелени или покрасили свои двери в яркие цвета. Все здесь было крайне скромным, однако это был мой первый собственный дом, и я очень гордился им. Мужчина не может считаться мужчиной, пока у него нет собственного дома. В то время я еще не знал, что это будет моим единственным собственным местом жительства в течение многих, многих лет.

Государство выделило нам с Эвелин этот дом, потому что нас было уже не двое, а трое. В тот год родился наш первый сын, Мадиба Тембекиле. Ему дали имя моего клана Мадиба, но он был больше известен всем под прозвищем Темби. Он рос крепким, радостным мальчишкой, который, как говорили многие, больше походил на свою мать, чем на отца. Теперь у меня был наследник, хотя я пока еще мало что мог ему завещать. Однако я уже увековечил имя Манделы и клан Мадиба, что относится к числу одной из основных обязанностей мужчины народа коса.

У меня, наконец-то, появилась стабильная основа, и я теперь мог не только гостить у других, но и сам принимать гостей в собственном доме. К нам присоединилась моя сестра Либи, и я записал ее учиться в среднюю школу Орландо. Согласно обычаям нашего народа, все члены одной семьи имеют право на гостеприимство любого другого члена семьи. А с учетом многочисленности моей семьи появление у меня собственного дома означало появление большого количества желанных гостей.

Мне нравилась домашняя жизнь, хотя времени на нее у меня оставалось катастрофически мало. Мне доставляло удовольствие играть с Темби, купать его, кормить и укладывать в постель, рассказав ему какую-нибудь короткую историю. Я вообще люблю играть с детьми и общаться с ними, это всегда приводило меня в состояние максимального умиротворения. Мне нравилось отдыхать дома, не торопясь, читать в домашней обстановке, вдыхая при этом пикантные запахи от кастрюль, кипящих на кухне. Жаль только, что мне доводилось редко бывать дома, чтобы наслаждаться этим.

Во второй половине года к нам переехал преподобный Майкл Скотт, англиканский священнослужитель, являвшийся известным борцом за права чернокожих африканцев. К нему обратился человек, которого звали Комо и который представлял группу бездомных переселенцев, самовольно разбивших палаточный лагерь за пределами Йоханнесбурга. Правительство стремилось ликвидировать этот лагерь. Комо обратился к преподобному Скотту с просьбой выразить протест против планов властей. Преподобный Скотт ответил: «Если я собираюсь помочь вам, то я должен быть одним из вас», – переехал в этот лагерь и основал там общину. Это место находилось недалеко от скалистого холма, и жители окрестили его «Тобруком» в честь города в Северной Африке, рядом с которым происходили ожесточенные бои во время Второй мировой войны. Я иногда водил туда по воскресеньям утром Темби, так как он любил играть в прятки среди скал. После того как преподобный Скотт организовал в палаточном лагере бездомных общину, он обнаружил, что Комо присваивал себе деньги, которые бездомные вносили, чтобы помешать властям выселить их из лагеря. Между преподобным и Комо возник конфликт, в результате которого Комо выгнал преподобного из лагеря, угрожая его жизни.

Преподобный Скотт нашел у нас в Орландо временное пристанище и привел с собой африканского священнослужителя Дламини, у которого были жена и дети. С учетом крошечных размеров нашего дома преподобный Скотт спал в гостиной, отец Дламини и его жена – во второй комнате, а всех детей мы разместили на кухне. Преподобный Скотт был скромным, непритязательным человеком, но вот с отцом Дламини общаться было не так просто. Дело в том, что он постоянно высказывал жалобы относительно еды. «Вот смотри, – говорил он, – твое мясо очень постное и жесткое, его не приготовили, как надо. Я не привык к такой еде». Преподобный Скотт был крайне удивлен таким отношением и неоднократно делал отцу Дламини замечания, однако тот не обращал на это никакого внимания. На следующий день он мог сказать мне: «Пожалуй, на этот раз мясо вышло немного лучше, чем вчера, но оно все равно приготовлено не так, как надо. Мандела, ты же знаешь, что твоя жена просто не умеет готовить».

Отец Дламини отчасти способствовал разрешению сложившейся ситуации. Мне так не терпелось избавиться от него, что я сам отправился в палаточный лагерь бездомных и объяснил им, что их настоящим другом являлся преподобный Скотт, а не Комо, и что им следует сделать выбор между ними. В «Тобруке» было организовано голосование, в результате которого победу одержал преподобный Скотт. Он вернулся в лагерь, взяв с собой отца Дламини.

В начале 1947 года у меня завершился необходимый для стажировки трехлетний период, и время моей работы в юридической компании «Уиткин, Сидельский и Эйдельман» подошло к концу. Я решил стать студентом дневной формы обучения, чтобы получить степень бакалавра права и возможность самостоятельно заниматься адвокатской практикой. Потеря восьми фунтов, десяти шиллингов и одного пенни в месяц, которые я зарабатывал у мистера Сидельского, была весьма чувствительной. Я обратился в Фонд социального обеспечения банту при Южноафриканском институте расовых отношений в Йоханнесбурге за ссудой в размере 250 фунтов стерлингов для финансового обеспечения моего юридического образования, включая плату за обучение в университете, закупку учебников и ежемесячное пособие. Мне дали ссуду в размере 150 фунтов стерлингов.

Три месяца спустя я вновь обратился в Фонд, отметив, что моя жена собирается взять отпуск по беременности и родам, и мы, таким образом, лишимся ее ежемесячной зарплаты в семнадцать фунтов, которая нам просто необходима, чтобы выжить. Я получил дополнительные деньги, за что был весьма признателен, однако обстоятельства, которые я упомянул для аргументации своей заявки, сложились печально. Наша дочь Маказиве родилась без больших проблем, но сам ребенок был хрупким и болезненным. Мы с самого начала опасались худшего. Много ночей мы с Эвелин по очереди присматривали за ней. Мы не знали названия той болезни, которая сжигала нашу крошечную девочку, и врачи не могли объяснить нам суть проблемы. Эвелин ухаживала за своим ребенком с неутомимостью любящей матери и профессионализмом квалифицированной медсестры. Однако в возрасте девяти месяцев Маказиве скончалась. Эвелин была в отчаянии, и единственное, что могло помочь мне хоть как-то умерить свое собственное горе, – это попытаться облегчить ее боль.

В политике, вне зависимости от конкретных планов конкретного человека, реальное развитие событий зачастую определяется лишь обстоятельствами. В июле 1947 года во время личной встречи с Антоном Лембеде, в ходе которой мы обсуждали вопросы, касавшиеся Молодежной лиги, он пожаловался мне на внезапную боль в животе и сопровождающий ее озноб. Когда боль усилилась, мы отвезли его в больницу «Коронейшн», и в ту же ночь он скончался в возрасте тридцати трех лет. Многие были глубоко потрясены его смертью. Уолтер Сисулу был буквально убит свалившимся на нас горем. Уход Лембеде стал невосполнимой утратой для освободительного движения, поскольку этот лидер был кладезем идей и личностью, которая притягивала к себе народные массы.

Президентом Молодежной лиги АНК вместо Антона Лембеде стал Питер Мда, чей аналитический подход, способность выражаться ясно и просто, а также тактический опыт позволяли ему действовать в качестве прекрасного политика и выдающегося лидера Молодежной лиги. Питер Мда был худощав, у него не было лишнего веса. Точно так же он не был склонен к многословию. Он более широко, чем Антон Лембеде, воспринимал и понимал различные явления и события, его мышление и мировоззрение были более зрелыми. Именно руководство Питера Мда Молодежной лигой АНК позволило обеспечить прогресс делу Антона Лембеде.

Питер Мда считал, что Молодежная лига должна действовать как своего рода «группа внутреннего давления», воинствующее националистическое крыло в Африканском национальном конгрессе, способное придать новую динамику развития организации, обеспечить ее соответствие новым историческим реалиям. В то время у АНК не было ни одного штатного сотрудника, его мероприятия отличались, как правило, плохой организацией и бессистемностью (несколько позже Уолтер Сисулу стал первым и единственным штатным сотрудником АНК с чрезвычайно мизерной зарплатой).

Под руководством З. К. Мэтьюса и Годфри Питье, преподавателя антропологии, Питер Мда оперативно основал филиал Молодежной лиги в Форт-Хэйре, в который вошли замечательные студенты. Они смогли привнести в наше движение свежую кровь и новые идеи. Среди них следует отметить, в первую очередь, таких выдающихся личностей, как сына профессора З. К. Мэтьюса Джо и Роберта Собукве, блестящего оратора и проницательного мыслителя.

Питер Мда отличался бо́льшей умеренностью в своем национализме, чем Антон Лембеде, и его мышление было лишено того расового оттенка, который был свойственен последнему. Питер Мда ненавидел угнетение белых и господство белых, а не самих белых. Для него была также характерна меньшая неприязнь к Коммунистической партии, чем у Лембеде – или же у меня. Я относился к числу тех членов Молодежной лиги АНК, которые не скрывали своего подозрения к белым левым. Несмотря на то что я часто встречался со многими белыми коммунистами, я опасался влияния белых в Африканском национальном конгрессе и выступал против совместных с компартией действий. Я был обеспокоен тем, что коммунисты под видом сотрудничества с нами могут захватить наше движение. Я верил, что освобождение африканских народов придет со стороны «чистого» африканского национализма, а не со стороны марксизма или расизма. С некоторыми моими коллегами по Молодежной лиге я даже зашел настолько далеко, что разгонял собрания компартии. Мы врывались на сцену, рвали вывешенные лозунги и плакаты, отбирали у ораторов микрофон.

На национальной конференции Африканского национального конгресса в декабре 1947 года руководство Молодежной лиги выступило с требованием исключить из состава организации всех членов Коммунистической партии, однако мы потерпели сокрушительное поражение. Несмотря на то влияние, которое на меня оказала индийская кампания пассивного сопротивления 1946 года, я относился к индийцам так же, как и к коммунистам: я опасался того, что они будут стремиться доминировать в АНК, в том числе с учетом их более качественного образования, солидного опыта и наличия хорошей практики ведения успешной политической деятельности.

В 1947 году я был избран в Исполнительный комитет филиала Африканского национального конгресса в провинции Трансвааль и работал там под руководством К. С. Рамоханоэ, председателя Исполкома. Это была моя первая должность в АНК, и она стала важной вехой в моей приверженности этой организации. До этого времени жертвы, на которые я шел, ограничивались лишь отсутствием выходных и поздним возвращением домой. Я не принимал непосредственного участия ни в одной крупной политической или общественной кампании и пока еще не понимал опасностей и нескончаемых трудностей в жизни борца за свободу. Я шел вперед, не платя никакой цены за взятые обязательства. Однако именно с момента своего избрания в Исполком филиала АНК в провинции Трансвааль я стал отождествлять себя с Африканским национальным конгрессом в целом, с его надеждами и чаяниями, его успехами и неудачами. Отныне я был связан с ним душой и сердцем.

К. С. Рамоханоэ относился к числу тех выдающихся личностей, у которых я учился. Он являлся убежденным националистом и умелым организатором, умел находить подходящий компромисс для разных политических взглядов. К. С. Рамоханоэ не проявлял явных симпатий к коммунистам, наряду с этим он смог хорошо сработаться с ними. Он считал, что АНК является национальной организацией, которая должна приветствовать всех тех, кто поддерживает наше дело.

В 1947 году А. Б. Ксума, Юсуф Даду и Г. М. Найкер (руководители Африканского национального конгресса, Южноафриканского индийского конгресса и Индийского конгресса провинции Наталь соответственно) подписали «Пакт врачей»[30]30
  Перечисленные общественно-политические деятели являлись медиками по образованию.


[Закрыть], достигнув договоренности объединить усилия своих организаций в борьбе против общего врага. Этот шаг, предпринятый вслед за индийской кампанией пассивного сопротивления 1946 года, явился знаменательной вехой на пути к единству африканского и индийского освободительных движений. Вместо того чтобы создавать центральный политический орган для руководства различными движениями, они договорились сотрудничать в вопросах, представлявших общий интерес. Позже к ним присоединилась также Африканская народная организация, объединявшая активистов цветного населения.

Однако достигнутое соглашение можно было расценивать в лучшем случае как предварительное, поскольку каждая национальная группа сталкивалась в Южной Африке со специфическими для себя общественно-политическими, социальными и прочими проблемами. Введенная властями система пропусков, например, практически не затрагивала индийцев или представителей цветного населения. Закон о гетто, вызвавший массовые протесты индийцев, почти не затронул чернокожих африканцев. В то же время цветное население было больше обеспокоено мерами властей по введению расовой классификации и ограничений рабочих мест, то есть теми вопросами, которые не затрагивали в такой же степени чернокожих африканцев и индийцев.

«Пакт врачей» заложил основу для будущего сотрудничества чернокожих африканцев, индийцев и цветных, поскольку он уважал независимость каждой отдельной группы населения страны, признавая в то же время, что благодаря совместным действиям могут быть обеспечены новые успехи в общем деле освобождения. «Пакт врачей» ускорил череду антиправительственных кампаний по всей стране, которые были организованы не на расовой основе и направлены на объединение африканцев и индийцев в борьбе за свободу. Первой из этих кампаний была «Первая ассамблея народов Трансвааля и Оранжевого Свободного государства за всеобщее право на участие в выборах», кампания за распространение избирательного права на всех чернокожих южноафриканцев.

А. Б. Ксума объявил об участии Африканского национального конгресса в этой кампании на пресс-конференции, на которой я был председателем. Мы были уверены в том, что АНК возглавит указанную кампанию. Однако узнав, что этим планам не суждено осуществиться, Исполком филиала АНК в провинции Трансвааль решил, что АНК должен отказаться от своего участия. В то время я придерживался мнения, что АНК должен участвовать только в тех акциях, которые он сам возглавляет. Меня больше волновали вопросы престижа и репутации нашей организации, чем степень успешности планируемых акций.

Однако после решения об отказе структур АНК участвовать в данной кампании К. С. Рамоханоэ, председатель Исполкома филиала АНК в провинции Трансвааль, в инициативном порядке опубликовал заявление для прессы, в котором призвал африканское население провинции принять участие в этой акции. Данный шаг явно противоречил принятому решению. По существу, это был акт неповиновения, которого Исполком филиала АНК в провинции Трансвааль не мог допустить. На собрании, созванном для преодоления возникшей конфликтной ситуации, меня попросили выступить с предложением о вынесении недоверия К. С. Рамоханоэ. Мне предстояло сделать выбор между долгом и личной преданностью, между своими обязательствами перед организацией и своим другом. Я осознавал, что должен осудить поступок человека, чью честность и преданность нашей борьбе за освобождение я никогда не ставил под сомнение, человека, чьи жертвы в этой борьбе были намного больше моего собственного вклада в нее. Более того, я прекрасно понимал, что то, к чему он призывал, на самом деле было благородным делом: ведь он считал, что африканцы должны помогать своим индийским братьям.

Тем не менее серьезность умышленного нарушения председателем Исполкома филиала АНК в провинции Трансвааль дисциплины нашей организации была слишком велика. Как и любая другая общественная или политическая организация, Африканский национальный конгресс состоит из отдельных членов и должен следовать принципам их единства, поэтому лояльность к организации имеет приоритет над лояльностью к ее отдельному члену. Я согласился возглавить оппозицию против К. С. Рамоханоэ и при поддержке Оливера Тамбо выступил с предложением об осуждении председателя Исполкома (что автоматически означало его отставку). Это вызвало беспорядки в зале, где проводилось собрание. Последовали словесные баталии между теми представителями, кто поддерживал лично К. С. Рамоханоэ, и теми, кто был на стороне Исполкома. Собрание закончилось полным хаосом.