Текст книги "Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник)"

Глава 8
Тортуга

Карта у Хозяина Неба была так себе – дрянь, а не карта. Не нормальная геодезическая, а развлекушка для туристов, примитивная схема с указанием достопримечательностей. Но масштаб был соблюден, и Пошта с помощью спичечного коробка (длина которого, как он знал, ровно три сантиметра) и нехитрых вычислений вывел расстояние до Красноперекопска, он же – Тортуга.

Ровно пятьдесят семь километров. Даже с учетом набора высоты, захода на курс и поиска подходящей взлетно-посадочной полосы – минут двадцать лета. «Успеем, – подумал Пошта. – Обязаны успеть».

Первым делом надо было открыть ворота. Никакая гидравлика в убежище покойного Хозяина Неба, конечно же, уже не работала, и на помощь Поште и Зубочистке (негодяя пришлось развязать) пришел Один, тягловая единица в одну лошадиную силу. Потом Пошта и Зубочистка, навалившись на крылья, дотолкали странно легкий самолет до выхода.

– А почему он такой легкий? – спросил листоноша.

– Потому что пустой, – пояснил бывший пилот гражданской авиации, а ныне вор, лжец и убийца по прозвищу Зубочистка. – Бомбы он сбросил, горючее сжег. Вот и легкий.

– Черт! – выругался Пошта. – Горючее! Совсем забыл!

Авиационный керосин нашелся в подвале, в громадных двухсотлитровых бочках. Тяжелее всего было выкатить их по рампе и затащить на крыло. Потом Зубочистка открыл крышку бензобака и, отсосав чуток керосина из шланга, заправил самолет.

Пустые бочки небрежно отшвырнули в стороны: возвращаться к подземному аэродрому Пошта не планировал. Пускай мутанты разорят это проклятое место!

– Ну что, полетели? – предложил Зубочистка. – Только коняшку придется бросить. Не влезет коняшка-то!

Глаза его горели азартом и злорадством: Одина Зубочистка недолюбливал с тех пор, как Пошта пообещал, что конь откусит ему уши.

– Сейчас, – сказал Пошта. – Минуточку.

Он спрыгнул с крыла, подошел к Одину, погладил его по могучей шее:

– Ну что, дружище, – сказал листоноша, – вот и пора прощаться. Скачи домой, в Джанкой, к Бандерольке и Штемпелю. Дорогу найдешь?

Один фыркнул и затрепетал ушами. «Конечно, найду», – читалось на его морде презрительное выражение.

– Вот и славно! – Пошта хлопнул коня по крупу и отвернулся, чтобы Один не видел выступивших на глазах листоноши слез.

Ржание и топот копыт возвестили о том, что Один отправился в Джанкой самостоятельно.

– Полетели! – решительно сказал Пошта, забираясь обратно на крыло.

– Не туда, – сказал ему Зубочистка, когда листоноша решил сесть во вторую, заднюю кабину. – Там мое место. Второй пилот сидит спереди. И ничего не трогай! Понял?

– Понял.

Пошта устроился поудобнее в тесном кресле, пристегнул ремни, проверил под сиденьем наличие парашюта, с резким хлопком закрыл колпак. Сзади возился Зубочистка.

Пошта не видел, что делал пилот, но самолет вдруг чихнул, приборная доска засветилась, как новогодняя елка с довоенной открытки, мотор прокашлялся. Зашевелились со скрипом закрылки и элероны. Дрогнул, потом сорвался с места и бешено завертелся пропеллер. Завибрировал фюзеляж. И – наконец-то – «кукурузник» стронулся с места.

Медленно-медленно он выполз на взлетно-посадочную полосу и начал разбег. Ускорение постепенно вдавливало Пошту в спину кресла. Степь за окном колпака слилась в одну мутную полосу, мотор взревел, нос самолета задрался в небо, качнулись крылья – и «кукурузник» оторвался от земли.

Впервые в жизни Пошта полетел – как птица.

«Не обманул, и впрямь пилот», – подумал листоноша, глядя как завороженный, как уменьшается земля и приближаются облака. Страшно ему не было – напротив, неземной восторг охватил Пошту, когда на его глазах степь превратилась в плоский рисунок, а облака стали объемными, рельефными, выпуклыми.

– Мы летим! – проорал Пошта, сам того от себя не ожидая.

Сзади счастливо расхохотался Зубочистка.

Самолет нырнул в облака – на миг все вокруг стало темным, сырым и влажным, будто мокрую перину проткнули – а потом воспарил к чистому, начинающему розоветь на востоке небу.

Близилось утро, и если на земле еще царила ночь, то тут, над облаками, розоперстая Эос уже вступала в свои права.

«А ведь когда-то люди летали, – подумал листоноша, – и видели такую красоту регулярно. Пока не стали убивать друг друга в промышленных масштабах. После Катаклизма мы потеряли не только небо – мы потеряли себя».

– Что это? – спросил он, завидев слева клин мелких точек.

– Ах ты ж твою мать! – разволновался Зубочистка, заваливая «кукурузник» на крыло и круто уводя в сторону. – Это удоды!

– Кто-кто?

– Степные попугаи! Мутанты! Они нападают стаей на любую птицу больше себя!

Пошта захохотал.

– Ну и что они сделают самолету? – спросил он.

– Бросятся под винт! Забьют турбину и воздухозаборник! Тогда нам крышка!

Стая удодов стремительно приближалась, двигаясь наперерез «кукурузнику».

– Расчехляй пулемет! – приказал Зубочистка.

Пошта послушно сдернул брезентовый чехол, под которым обнаружился древний пулемет «Максим» – хорошая, надежная машина для убийства. Плохо только, что ствол с водяным охлаждением – вода в кожухе закипит, и пиши пропало, как пить дать заклинит.

Лента нашлась под сиденьем, возле парашюта. Пошта откинул крышку ствольной коробки, заправил ленту, захлопнул крышку, передернул затвор и положил пальцы на гашетку.

Оставалось только надеяться, что спуск пулемета синхронизирован с вращением винта – устройство, известное с Первой мировой войны, патент не кого-нибудь, а самого Антона Фоккера – иначе Пошта отстрелил бы к чертям лопасти и превратил бы «кукурузник» в летающую торпеду-камикадзе.

– Давай! – заорал Зубочистка.

Пошта поймал стаю удодов в прицел и нажал на гашетку. «Максим» затарахтел, как сварливая старуха. Раскаленные, дымящиеся гильзы полетели по кабине. Удоды порскнули в разные стороны, но лишь для того, чтобы зайти на новый круг.

– Не отобьемся! – прикинул Пошта, оценив скорость расхода боеприпасов и их изначальное количество. – Патронов не хватит!

– Тогда надо прыгать!

Зубочистка бросил «кукурузник» в штопор, вывел его из пике, крутанул «бочку», потом «иммельман» и исполнил еще пару фигур высшего пилотажа в тщетной попытке стряхнуть с хвоста разъяренных удодов – но все было тщетно. Чертовы птички не отставали.

Некоторые из степных попугаев-мутантов летели так близко, что Пошта смог оценить их размеры – не меньше грифа или орла. Да, попади такая птичка в винт – кранты «кукурузнику»…

– Надо прыгать! – повторил Зубочистка, и Пошта услышал, как щелкнул отстреливаемый колпак. Бравый пилот решил покинуть самолет первым.

Трус и предатель всегда останется таковым. Пошта попытался удержать безвольно болтающийся штурвал – бессмысленное занятие, листоноша все равно не умел пилотировать самолет, – и вытащил из-под сиденья парашют. Надо было, конечно, надеть его перед взлетом, но выбора не оставалось – удоды все-таки добрались до винта, пытаясь раздолбить «кукурузник» гигантскими клювами. Колпак кабины залепил кровавый фарш из перьев и мяса. Такая же субстанция попала в мотор – тот кашлянул, рыкнул и заглох.

Самолет начал стремительно терять высоту.

Пошта наконец-то разобрался с парашютом, застегнул пряжки, дернул рычаг аварийного сброса колпака, вылез наружу – ветер трепал волосы и резал глаза, отовсюду доносилось разъяренное гыгыканье удодов, – ступил на крыло и прыгнул.

Страшно хотелось дернуть за кольцо сразу – но тогда, понимал Пошта, вытяжной парашют зацепится за хвост самолета и падающая стальная птица утащит его за собой.

Листоноша заставил себя досчитать до трех и дернул за кольцо. Парашют, уложенный бог знает сколько лет назад безымянным прапорщиком, – о чудо! – открылся!

Свободное падение прекратилось, лямки врезались в подмышки – но Пошта парил. Мимо с ревом и свистом пронесся «кукурузник», врезавшись в землю и превратившись в огненный шар (ну еще бы, с полными баками-то!).

Земля приближалась значительно быстрее, чем хотелось Поште. Видимо, для прыжка с парашютом высота оказалась маловата. Теперь главное было – правильно приземлиться, не переломав ноги и не насадившись промежностью на какое-нибудь дерево или телеграфный столб.

Пошта плотно сжал ноги, согнул их в коленях, прижал подбородок к груди, вцепился в стропы и – вдох-выдох! – принял удар о землю.

В общем-то, принял неплохо, без вывихов и переломов – но не учел, что купол парашюта, несомый ветром, потащит его за собой. Не в силах ничего поделать – до ножа-стропореза он дотянуться не успевал – Пошта увидел, как его тащит прямо на здоровенный валун.

Потом был удар, треск, звездочки перед глазами – и темнота.

* * *

Когда Пошта очнулся, Зубочистки поблизости, разумеется, не обнаружилось.

«Сбежал, капать-колотить», – подумал Пошта меланхолично. Странно было бы ожидать чего-то иного. Пилот, вор, бродяга и бандит Зубочистка поступил так, как велели ему все его инстинкты. Пошта же, будучи тем, кто он есть, должен в своих поступках руководствоваться кодексом листонош.

Он должен проникнуть в Тортугу и спасти пассажиров Летучего Поезда.

«Кстати о Тортуге. По идее, мы почти долетели, – прикинул Пошта, поднимаясь на ноги и отстегивая лямки парашюта. – Если бы не проклятые удоды…»

На голове у Пошты обнаружилась солидных размеров шишка, но перед глазами не плыло, не тошнило, голова не кружилась – значит, сотрясения нет. Будем жить.

Пошта наконец-то освободился от парашюта, выпрямился и огляделся.

На горизонте сверкали огни Тортуги.

После Катаклизма Крым окунулся в хаос; с течением лет хаос этот слегка структурировался, появились очаги стабильности, зачатки государств – то же Бахче-Сарайское ханство и Казачья Степь, например.

Но отщепенцы и бандиты, подонки всех мастей, шваль со всего Крыма, воры, насильники, убийцы – слишком отмороженные, чтобы вписаться в любую общину выживших, стекались сюда, в Красноперекопск, крошечный городок на севере Крыма, переименованный каким-то остряком в Тортугу.

В отличие от Тортуги исторической здесь не было пальм, кокосов и обезьян, зато пираты водились в избытке и нравы царили соответствующие.

Закона как такового в Красноперекопске-Тортуге никогда не было. Было право сильного, закон револьвера – и исторически сложившиеся традиции, насаждаемые самыми крутыми группировками бандитов.

Выжить в Тортуге можно было только одним способом: примкнув к одному из кланов бандитов и мародеров. Одиночки тут долго не существовали, доказательством чему служила виселица на входе в город. Сейчас там болталось шесть трупов различных степеней разложения – те несчастные, кто дерзнул нарушить неписаные понятия преступного братства или понадеялся на удачу, пытаясь сделать в Тортуге сольную карьеру.

Клан Листонош, оплот порядка в мире хаоса, в Тортуге искренне ненавидели. Понимали бандюки своим рудиментарным мозгом, что если листоноши добьются своей цели и возродят цивилизацию Крыма – не будет места убийцам и мародерам на острове, уничтожат их подчистую. Поэтому листонош в Тортуге убивали, так сказать, превентивно, из классовой ненависти.

Таким образом, перед Поштой стояла дилемма, не имеющая решения: инкогнито, в одиночку, он бы не прожил на здешних улицах и дня, а представившись листоношей – мигом бы присоединился к трупам, болтающимся на виселице.

В раздумьях Пошта присел на землю, скрестив ноги по-турецки, и посмотрел на ворота Тортуги. Там, за бронированными створками, ощетинившимися стволами пулеметов и огнеметов, сидел проклятый Профессор – тот самый, кто нанял Зубочистку добыть перфокарту из Балаклавы, попутно заварив всю эту кровавую кашу, которую теперь предстоит расхлебывать Поште. Профессор, который должен быть в курсе, с кем выходил на связь таинственный радист из Балаклавы, и который готов за безумные деньги нанимать такую шваль и подонка, как Зубочистка, чтобы добыть коды доступа на спутник.

Дано: необходимо проникнуть внутрь, туда, в шумно-пиратскую Тортугу, разыскать среди буйного веселья и фейерверков, среди пьяных драк и бандитских разборок, в кабаках и борделях, ломбардах и казино вора и предателя Зубочистку и вытрясти из него, где живет Профессор.

Вопрос: как?

Ответ на этот вопрос появился сам. Правду говорили древние китайцы: если долго сидеть на берегу реки, мимо рано или поздно проплывет труп твоего врага.

Пошта, видимо, достаточно долго просидел у ворот Тортуги, чтобы его шанс сам подъехал к оным воротам.

Шанс выглядел как сильно потрепанный, а местами даже обгоревший и обугленный караван повозок с веселым флагом всех цветов радуги. Надпись на флаге гласила: «Цирк-шапито Великолепного Лоренцо».

«Тесен мир», – подумал Пошта, глядя, как циркачи – те немногие, что уцелели после их последней встречи и не разбежались в панике, когда в цирке (не без участия Пошты) вспыхнул пожар, – выгружают свои пожитки из фургонов и повозок и начинают импровизированное представление перед воротами, чтобы доказать, что они действительно циркачи, а не, скажем, переодетые казаки-пластуны.

Жонглеры жонглировали, фокусник (его Пошта запомнил) извлекал из шляпы… нет, не голубей, как показалось листоноше вначале, а карликовых удодов, при виде которых Пошту передернуло, извивалась женщина-змея, танцевал медведь-телепат и суетились лилипуты.

Один из них, в котором Пошта узнал Лоренцо, отделился от общей движухи и пошел к воротам – видимо, добиваться, чтобы цирк пустили в город.

«А это мысль, – подумал Пошта. – Идеальное прикрытие. Поможет объяснить и странный наряд, и необычное поведение в городе. Ну чем я не циркач? Осталось уговорить Лоренцо…»

Переговоры лилипута с тортугской стражей, по всей видимости, увенчались успехом – Лоренцо поспешил обратно к каравану, его труппа прекратила выпендриваться и быстренько погрузилась обратно в фургоны. Пошта, украдкой приблизившись к цирковому поезду, легко и непринужденно запрыгнул на подножку новенького (ну еще бы, старый-то сгорел!) фургончика с надписью «Администрация».

– Куда? – попытался остановить его охранник, двухметрового вида даун с оплывшей, точно огарок свечи, мордой.

Пошта схватил его за палец, завернул руку за спину, применил удушающий захват «мата леон» – «убить льва», досчитал до пяти (больше нельзя, мозг без кислорода погибает, а даун ведь не виноват в том, что даун) и отпустил обмякшее тело.

Переступив через бесчувственного охранника, Пошта вошел в вагончик.

При виде листоноши Лоренцо взвизгнул и попытался забиться под кровать.

– Здравствуй, Лоренцо! – поприветствовал его Пошта.

– Что тебе надо?! – заверещал лилипут.

– Тихо ты! – одернул его Пошта. – Дело есть.

– Дело? Дело?! Ты, ублюдок, сжег мой шатер! Убил моих людей! У меня разбежались все клоуны и половина зверей! Я сорвал гастрольный тур в Симферополе! Понес убытки! А у тебя есть дело?!

– Ну, тебя же я не убил, – резонно заметил Пошта. – Да и шатер ты, я посмотрю, новый купил…

– Убирайся, пока я не позвал охрану! – завопил Лоренцо, багровея от гнева.

Пошта недобро усмехнулся.

– Ты, я погляжу, на своих ошибках не учишься, – произнес он угрожающе. – Давно не обновлял персонал?

Лоренцо побледнел и сглотнул.

– Я выдам тебя пиратам Тортуги! – пискнул он. – Они ненавидят листонош!

– И тогда весь наш клан обратится против тебя, – сказал Пошта. – Хочешь узнать, каково это: быть мишенью для клана Листонош? Впрочем, нет. Вряд ли узнаешь. Я тебя просто убью. Прямо сейчас. Веришь?

Лоренцо судорожно закивал.

– Тогда ты окажешь мне услугу. Мне надо проникнуть в Тортугу и найти там одного человека, известного под именем Профессор. Также меня интересует местопребывание воришки по кличке Зубочистка. В город я проберусь под видом одного из твоих артистов… так, за лилипута вряд ли сойду… о! Будут спрашивать, скажешь – клоун. Если надо – рассмешу. До смерти. А ты в городе по-тихому отправишь своих зазывал на разведку и сбор информации. По рукам?

Лилипут нахмурился, что-то прикинул в уме и протянул маленькую ладошку:

– По рукам!

Так и поступили. Никто из тортугской стражи даже не поинтересовался профессией Пошты – красного носа и рыжего парика хватило, чтобы полностью изменить внешность листоноши. Караван беспрепятственно пропустили в город, и, попетляв по узким улочками Красноперекопска, среди обшарпанных «хрущоб» и древних деревянных домиков, известных среди крымчан как «скворечники», цирковой поезд вышел к бухте, где гнездились местные злачные заведения.

Тут было шумно, грязно и воняло. По тротуарам бежали потоки нечистот, в канавах валялись трупы и сильно пьяные бандиты. Слонялись ленивые проститутки, хрипло каркали зазывалы игорных домов. Среди разномастного сброда выделялись одетые в черные кожаные штаны и кожаные же безрукавки боевики Короля Олафа – представители самой крутой группировки, возглавляемой негласным правителем Тортуги. Эти бритые наголо, украшенные татуировками, с пирсингом в носу и туннелями в ушах, а кое-кто – и с разноцветными «ирокезами» на голове, молодчики выглядели как стая панков, обсмотревшихся «Безумного Макса».

Пока труппа Лоренцо ставила шатер на берегу моря – новый, куда лучше прежнего, сгоревшего при пожаре, – Пошта прошвырнулся по бухте, потусил в кабаках, радостно изображая клоуна, но Зубочистки нигде видно не было – видать, залег на дно.

Жизнь в Тортуге тем временем бурлила, как дерьмо в выгребной яме, если бросить туда пачку дрожжей.

– Герыч натуральный, недорого!

– Девочки! Свежие девочки! Мальчики! Что угодно для души!

– Уникальный аттракцион «Замочи чурку»!

– Самые здоровые рабы на всем побережье!

– Книжки! Самые лучшие книжки! Горят ярко, дают много тепла, идеально подходят для растопки мангала и на самокрутки!..

На Пошту в клоунском парике и красном носе никто не обращал внимания, и он этим вовсю пользовался – в разведческий талант лилипутов Лоренцо, а главное, в их энтузиазм он верил слабо.

В пятом, что ли, по счету кабаке с веселым названием «Яшка-Попугай» он услышал, как один из бойцов Короля Олафа обронил ненароком:

– Профессор хорошо платит… Но мозги выносит по полной.

Пошта навострил уши, вручил «кожаным штанам» флаер шапито и поставил выпивку.

– А кто такой этот Профессор? – ненароком уточнил листоноша.

– А, – махнул рукой тот, – есть тут один яйцеголовый… Живет на окраине, построил там себе цельную крепость. Два периметра обороны, пушки-пулеметы-минные поля, все как полагается. Он у Короля нашего, Олафа, на хорошем счету – когда-то помог ему радиопереговоры торговых караванов расшифровать. Ох, и намутили мы тогда дел!

– А зачем яйцеголовому столько охраны? – удивился Пошта, сняв парик и сдвинув на лоб красный нос.

– Дурак он потому что, – буркнул «кожаный». – Связался в Симферополе с какими-то бандюками. Нанял их. Потом они его кинули. Или он их, я не понял. Короче, зуб у них на него. Не рассчитался он с ними, да еще и подставил по-крупному – говорят, эти вмешались, как их… листоноши, во! Те еще отморозки. Один из них целую бригаду в Севасте положил, в мелкий фарш порубал. В общем, бандюки хотят своих денег и даже сверху в качестве компенсации, а Профессор хочет от них хабар. Только Король на него обиделся: он же, Профессор то есть, в обход Олафа свои махинации крутил, за спиной у Короля. А наш такое не прощает. Убивать яйцеголового, конечно, не станет – вдруг еще на что сгодится? – но и вписываться за него не торопится.

– И че Профессор? – подлил самогонки «кожаному» Пошта.

– Наемников вербует. Для охраны жилища. Платит хорошо, но он же, блин, параноик! Дежурства круглосуточно! По три человека в наряде! Ни поссать сходить, не вздремнуть на посту! Знай бди! Пока бандюки придут… Не, нафиг, такая работа не по мне. Мне приключений надо, азарту…

«Кожаный», совсем захмелев, начал клевать носом. Пошта потеребил его за плечо:

– А где он живет? Профессор?

– Что, клоун, завербоваться хочешь? – пьяно ухмыльнулся бандит. – На западной окраине Тортуги – самый большой дом за самым высоким забором. Ты только шнобель свой красный сними – а то собеседование не пройдешь!

Бандит заржал, а Пошта украдкой выскользнул из кабака. Поставленной цели он добился: теперь он знал, где Профессор, и подозревал, что там же встретит Зубочистку с подельниками.

Оставалось разрулить ситуацию так, чтобы Профессор остался в живых и успел рассказать свою историю.

* * *

Насчет дома затянутый в кожу бандит не обманул – пройти мимо такой махины было затруднительно. Когда-то давным-давно, еще до Катаклизма, это была типичная крымская дача, выстроенная из пористого песчаника и крытая черепицей. Паранойя Профессора вкупе с неограниченным финансированием со стороны Короля Олафа превратили дачу в самую натуральную крепость. Пористый песчаник обложили силикатным кирпичом, а потом еще и обшили стальными плитами – такой «сандвич» выдержит даже прямое попадание тяжелой пули со стальным сердечником, например из СВД. Окна частично тоже заложили кирпичом, превратив в высокие узкие бойницы с проемами, забитыми армированными стеклопакетами с триплексом и решетками, сваренными из толстой, в два пальца, арматуры. Крышу усилили оцинкованной жестью и панелями солнечных батарей.

Наверняка была на территории поместья (назвать этот комплекс «дачей» не поворачивался язык) и артезианская скважина, и дизель-генератор, и запасы продуктов на леднике в погребе, так что Профессор мог при необходимости выдержать осаду длительностью в пару месяцев.

«А быстрее крепость штурмом и не возьмешь», – прикинул Пошта, оценив оба периметра. С внутренним все было просто – высокий забор из бетонных плит, колючая проволока поверху, прожектора, вышки, пулеметы. Все стандартно. А вот внешний, невидимый периметр мог доставить нападающим парочку весьма неприятных сюрпризов. Были там и мины-растяжки, и инфракрасные датчики движения, и «кричалки», и – наверняка – волчьи ямы с острыми кольями, и обычные противопехотные мины-попрыгунчики…

А еще вокруг поместья постоянно бродили патрули, каждые пару минут переговариваясь по рации.

«Да, – понял листоноша, – тут силой не возьмешь. Придется действовать хитростью».

Он избавился от клоунского наряда, потуже затянул лямки рюкзака, проверил, не гремит ли что из снаряги (старым проверенным способом – попрыгав на месте), и ползком двинулся вперед, прощупывая почву перед собой лезвием ножа, чтобы не нарваться на мину и не провалиться в яму.

Первый патруль прошел у него над самой головой – но не заметил листоношу. Пошта воспользовался тем, что человеческое зрение в сумерках более-менее различает движущиеся предметы – и почти не видит неподвижных. Поэтому листоноша при приближении патруля либо замирал, становясь частью ландшафта, либо замедлял свои перемещения до такой степени, что они становились неразличимы, как ход часовой стрелки механических часов.

На четвертом по счету патруле случился облом: когда он протопал мимо и Пошта возобновил движение, один из охранников решил вернуться – то ли забыл что-то, то ли просто отлить захотелось.

Поште повезло: у охранника затрещала рация.

– Сьомый, сьомый, як справы? – спросили из рации на украинском.

«Сьомый», то бишь седьмой, как раз увидел ползущего чужака и остолбенел, отвесив челюсть. Пошта прыгнул из положения лежа – не самый легкий трюк, ему обучают лишь листонош высшего уровня профессионализма, – и ударил охранника сдвоенным апперкотом в подбородок. Видимо, слегка перестарался – хрустнул позвоночник и седьмой стал заваливаться, будучи уже мертвым.

Пошта подхватил тело на лету и бережно опустил на землю.

– Сьомый? – надрывалась рация.

Листоноша вытащил из рук покойного охранника рацию и негромко ответил:

– Це сьомый. Всэ файно. Кинець звьязку[1]1
  Это седьмой. Все хорошо. Конец связи (укр.).


[Закрыть].

Остаток пути до особняка Профессора Пошта проделал без приключений. А вот на пороге его встретили два свежих трупа – у одного было перерезано горло, а второму пробили череп чем-то тупым и длинным, вроде лома.

Первый труп был одет в униформу охранника, а второй выглядел как заурядный бандит.

Зубочистка и его подельники? Наверняка. Больше некому.

Значит, они уже внутри. Грязно работают, балбесы. Сейчас еще тревогу поднимут.

Пошта как в воду глядел – в доме вдруг зажегся свет, мявкнула и тут же смолкла сирена, и раздался топот кованых сапог охранников.

Пошта метнулся внутрь, чуть не споткнувшись об очередной труп, подобрал с пола автомат Калашникова и затаился под лестницей, ведущей на второй этаж. По лестнице прогремели шаги, раздалась короткая автоматная очередь, а в ответ – тихие, похожие на змеиное шипение выстрелы из пистолета с глушителем.

– Доигрались! – раздосадованно проорал кто-то, и Пошта по голосу узнал Зубочистку. – Я же говорил, тревогу поднимем.

– Не бзди, командир, – ответили ему с ленцой в голосе. – Ща мы их всех положим…

Но класть бойцам Зубочистки никого не пришлось. То ли Профессор застращал собственную охрану россказнями о крутизне симферопольских бандитов, то ли тортугская шваль не отличалась верностью и преданностью идеалам дела, но при звуках стрельбы и сирены охрана поместья отважно бросилась наутек. Шаги, доносившиеся из сада, стремительно удалялись.

– Смылись, трусливые твари! – торжествующе заметил Зубочистка. – Айда наверх, он наверняка там сидит, в кабинете!

Зубочистка и трое его подельников выскочили из соседней комнаты (Пошта наблюдал за ними из-под лестницы, укрывшись за раскидистой диффенбахией). Все они были вооружены пистолетами с глушителями и автоматами с приборами бесшумной и беспламенной стрельбы (тот же глушитель, только побольше размером) – видимо, подготовились к тайной ночной операции. Лишь у Зубочистки был помповый дробовик за спиной – короткий «Моссберг-500».

Пошта еще успел удивиться, как быстро его горе-пилот нашел своих бывших подельников, примирился с ними после досадного недоразумения с клофелином – и снова занял позицию главаря.

А потом все утонуло в оглушительном грохоте – с верхней ступеньки лестницы заговорил пулемет М-60, поливая бойцов Зубочистки свинцом.

– Ну, жалкие личности, – кричал пулеметчик, очевидно – сам Профессор, – поздоровайтесь с моим маленьким другом!

Одного из подельников Зубочистки разорвало пополам – бронебойно-зажигательные пули буквально перерезали бедолагу по талии. Кровь хлынула рекой, запахло паленым мясом.

Остальные (и Зубочистка среди них) брызнули в разные стороны, прячась кто где: один укрылся за колонной, другой залег за порогом соседней комнаты, а сам Зубочистка нашел укрытие за белым роялем, стоявшим в холле.

– Не стреляйте, Профессор! – заорал он. – Это я, Зубочистка! Мы принесли перфокарту!

Грохот очередей смолк.

– Что-что? – переспросил Профессор, наверняка оглохший от такой пальбы в замкнутом помещении.

– Перфокарту! – заорал Зубочистка опять. – Мы готовы произвести обмен!

– Ну так что ж вы сразу не сказали? – удивился Профессор. – Прошу вас, поднимайтесь! Деньги в сейфе, в кабинете. Надеюсь, вы не повредили перфокарту?

Тут подельники Зубочистки, демонстрируя свой недалекий ум и чудовищную жадность, среагировали на слово «деньги». Стоило Профессору опустить пулемет, как они выскочили из укрытия с четким намерением завалить ученого мужа и отжать все бабло, сохранив товар, – а вдруг кто-то еще захочет его купить?

Пулеметная очередь срезала их в момент. Пока Зубочистка тупо пялился на тела мертвых подельников, листоноша поспешил покинуть свое укрытие.

– Не дергайся, Зубочистка, – велел он, выходя из-под лестницы и держа старого недруга на прицеле «калаша». – Бросай стволы на землю. И ты, Профессор, не дергайся. Я – Пошта из клана Листонош и пришел поговорить о перфокарте. Хватит пальбы на сегодня. Хватит кровопролития. Давайте просто поговорим.

Проследив, чтобы Зубочистка избавился от всего оружия, Пошта пропустил его вперед под дулом автомата и стал подниматься следом.

* * *

– И что привело листоношу в мою скромную обитель?

Профессор был брит налысо, с короткой черной с проседью бородой-эспаньолкой, мощной шеей и руками бывшего борца. Лет ему было, наверное, за сорок, а может, и все семьдесят – чувствовалась в овале лица и разрезе глаз азиатская кровь, не дающая понять возраст. А еще его взгляд… дикий, как правильно его охарактеризовал Зубочистка.

– Понимаете… сударь. Эта жалкая личность, которую вы изволили нанять к себе на службу, украла у меня мою собственность.

Профессор снял круглые очки и сунул дужку себе в рот. Пожевал. Вернул их на место.

– Но при чем тут, кхм-кхм, я?

Пошта ткнул Зубочистку обрезом в спину. Говори, мол.

– Перфокарта! – простонал Зубочистка, показывая зажатый в руке картонный лист. Пошта, недолго думая, вырвал перфокарту и убрал в нагрудный карман.

Профессор поднялся. Был он на голову выше Пошты и уж точно сильнее. Листоноша напрягся.

– Как это понимать, любезный?! – вопросил Профессор.

– Это я нашел перфокарту. И она является собственностью клана Листонош. А ваш наймит ее у меня украл.

Профессор картинно схватился за голову и зашагал по кабинету от стены к стене. Пошта от нечего делать разглядывал книги. Чего тут только не было! И научные труды, и справочники, и художественная литература на самых разных языках. Видимо, профессор был полиглотом и эрудитом.

– Рассказывайте, – попросил Профессор.

И Пошта рассказал.

Когда он закончил, Профессор сел на стол и снова сунул дужку очков в рот. Листоноша не прерывал раздумий. Наконец Профессор надел очки и начал свой рассказ:

– Когда я был еще молод и наивен, я занимался наукой в Балаклаве. В моем распоряжении был мощный по тем временам компьютер, все данные, которые я только мог пожелать, подчиненные, достаточно смышленые, чтобы только ругать их, а не бить ногами. Я понимал, что война вот-вот начнется. Вам, нынешнему поколению, сложно даже представить себе ужас тех дней.

Пошта слушал, и образная речь Профессора, представившегося как Кайсанбек Аланович, разворачивалась картинкой перед его внутренним взором.

Двадцатый век не был самым спокойным временем. Передел территорий, смена правительств, гражданские войны… Государства образовывались и рассыпались, ни одно поколение не жило в мире. С наступлением века двадцать первого все только ухудшилось. Когда разразилась последняя, ядерная война всех против всех, Профессору повезло работать в бункере, и он с тоской взирал на гибель цивилизации.

С его точки зрения все началось даже не с техногенной, а с экологической катастрофы: начали таять ледники. То ли пресловутый озоновый слой продырявился, то ли ядерная зима привела к глобальному потеплению, то ли Гольфстрим разогрелся, то ли Земля слетела от взрывов со своей оси… Кайсанбеку Алановичу оставалось только догадываться. Знал он только одно: льды стремительно таяли. Из полуострова Крым превратился в остров, а что стало с другими государствами – и вовсе неизвестно. Вокруг кипел океан, Мировой океан – непознанный, неизученный и оттого очень опасный.