Текст книги "Последняя ночь"

Но кто сказал, что понять – значит простить? Ерунда.

Всегда лучше перестраховаться.

А они ведь и не отпирались почти: да, виноваты! Жадность, мол, и вечное бабское любопытство.

Плакали, под ногами валялись.

– Первый раз! Щоб минэ…

– Первый ли? Правду говорите, хуже будет.

– Та ни! Николи.

– В глаза мне смотреть, бляди!

Помнится, начальник Службы безопасности тогда всего-то пару раз и прошелся ладонью по размазанной косметике на щеках:

– Н-на! На, на! Последний раз спрашиваю – ну?

Крики, слезы, сопли, кровь… Вот Андрей Маркович и дрогнул:

– Пусть валят обратно, в свою засранную Хохляндию – с глаз долой… Дуры!

– Андрей Маркович, стоит ли? Вы уверены, что они только деньги у нас воровали?

– А что же еще?

– Припомните, что у вас в сейфе лежит. Да и в столе, если покопаться…

Но господин генеральный директор и слышать уже ничего не хотел:

– Бросьте… Тоже, нашли шпионок! Пусть убираются.

Пришлось отпустить.

Та, которую звали Олеся, собрала впопыхах манатки и, подхватив ноги в руки, помчалась на Витебский вокзал. Утром ее уже в городе не было. А старшая подружка, Татьяна, как выяснилось, решила остаться в городе на Неве.

– Будем наказывать? – поинтересовались у шефа специальные люди из Службы безопасности.

– Пока не стоит, – остудил их пламенный трудовой порыв майор в отставке.

И на всякий случай решил присмотреть за бывшей сотрудницей «Первопечатника». Помог даже через одного из своих доверенных лиц устроиться на приличное место в гостиницу… Как ведь чувствовал!

Шантаж – дело тонкое и только на первый взгляд не требующее специальной подготовки. Кажется – чего там? У нас товар, у вас купец… И провинциальная девушка Олеся по фамилии Лукашенко начата именно с того, что прислала Андрею Марковичу с Украины заказное письмецо.

С уведомлением о вручении.

В конверте, помимо парочки очень неприятных для «Первопечатника» ксерокопий, находилось коротенькое послание: дескать, так, мол, и так. С одной стороны – имею возможность послать куда следует еще дюжину-другую подобных страничек. А с другой стороны – есть желание вернуть их по принадлежности. Как говорится, за вознаграждение.

Мол, если, интересно – пишите на Главпочтамт, до востребования. Если нет, то не обижайтесь.

Жду ответа, как соловей лета…

Подпись. Дата.

Сунулись проверять – слава тебе, Господи: Подлинники тех документов, которые имела в виду начинающая шантажистка, на месте. Но и с копиями она могла таких дел натворить! Попади ее бумажки в серьезные руки…

– Ну?! Прошляпили, дармоеды! – бился в истерике и орал на начальника Службы безопасности господин Удальцов.

Да и то правда – не на себя же ему орать? Хорошо еще, что поубавил амбиций и стал слушаться профессионалов.

Операция заняла почти месяц.

Сначала юной особе ответили письменно. Выслали денег – не много, но так, чтобы аппетит разгорелся. Потом с ней пару раз поговорили по телефону.

А затем сделали интересное предложение…

– Клюнула? – каждое утро той осенью интересовался Андрей Маркович.

Но начальник его Службы безопасности только мотал головой:

– Рано пока. Осторожная, стерва!

Наконец, он обрадовал шефа:

– Приезжает.

Олеся Лукашенко должна была прибыть в город как частное лицо. А уехать планировала полномочным представителем издательско-книготорговой фирмы «Первопечатник» и директором ее украинского филиала. В этом-то и заключалась суть предложенной от имени Андрея Марковича сделки.

Вместо разовой суммы, которую запросила девица, ей был предложен первоначальный капитал и процент с торгового оборота. Помнится, даже сам господин Удальцов уговаривал молодую нахалку по междугородному телефону:

– Давайте будем уважать друг друга. Мы вас, голубушка, недооценили. Но, может, это и к лучшему?

– Но мне еще нет восемнадцати…

Андрей Маркович чертыхнулся про себя, но выдавил:

– Ничего! Оформим кого-нибудь, лишь бы дело шло.

Словом, когда начальник Службы безопасности узнал от запуганной насмерть Татьяны о дне и часе приезда ее подруги, оставалось решить только некоторые технические вопросы физического устранения Лукашенко.

Все было сделано аккуратно и без ошибок.

Правда, интересных для господина Удальцова документов при ней не оказалось – прошедшая суровую школу «Первопечатника» девица в очередной раз обманула партнеров. И предприняла, видимо, дополнительные меры безопасности.

– Надо же, какая… – сокрушался Андрей Маркович. – Мы с ней, как с человеком, а она?

– Возмутительно.

– Что же теперь-то делать?

– Ждать! – разводил руками начальник Службы безопасности. – Чего – не знаю, но ждать будем сколько потребуется.

Впрочем, пауза не затянулась.

Милиция привычно списала в архив никому не интересный материал по факту скоропостижной смерти гражданки Лукашенко.

Разумеется, без возбуждения уголовного дела.

Почти сразу же молодой, но предусмотрительный негодяй забрал его к себе на прокурорскую проверку – в числе множества других «отказников» уголовного розыска.

На всякий случай…

И эта мера предосторожности себя оправдала.

Не прошло и недели, как в кабинет на втором этаже грандиозного здания прокуратуры постучался мужчина.

– Вы ко мне?

– Да. Насчет дочки…

Выглядел посетитель значительно старше указанного в паспорте возраста, одет был плохо и даже по нынешним меркам бедно. К тому же – запах нестираного белья и сухие глаза, покрытые мелкой сеточкой лопнувших кровеносных сосудов.

– Присаживайтесь, Иван… э-э?

– Иван Тарасович. – Своеобразный российско-украинский говорок лучше всяческих документов выдавал в нем уроженца и жителя черноземного приграничья.

– Чем могу помочь?

– Мне казалы, шо вы зараз расследуете дило об убийстве Олеси?

– О смерти, – осторожно поправил посетителя помощник прокурора. – Пока нет оснований полагать, что…

– О6 убийстве, – с неожиданной твердостью повторил Иван Тарасович.

– Вот как? Слушаю! Может, чайку?

Поначалу посетитель выглядел настороженным. Но серебряные погоны и неподдельная участливость молодого помощника прокурора быстро сломали присущий всем бывшим гражданам СССР ледок недоверия к представителям власти.

А под самый конец разговора Лукашенко достал откуда-то из-за лазухи упакованную в газеты и полиэтилен папку.

– Це вам!

– Что это такое? – поднял брови хозяин кабинета. Он был с детства довольно брезглив, а пакет оказался немного влажен и хранил в себе тепло чужого немытого тела.

– Дочка-покойница наказана: если что, передай в надежные руки.

– А что это?

– Якись бумаги… Бона казана – дорогого стоять!

– Спасибо, Иван Тарасович, – с чувством поблагодарил молодой человек. – Может, еще чайку?

До того как они на прощание пожали друг другу руки, помощник прокурора узнал от посетителя массу полезных и важных вещей.

Во-первых, о том, что сам Лукашенко-старший в пакет не заглядывал. И что покойная Олеся давно уже с отцом особо не откровенничала, а когда уехала в Петербург учиться, так и вообще.

Потому что пил Иван Тарасович – вот беда!

Пил и раньше, но не больше других, а вот с тех пор, как умерла жена, сорвало его с тормозов окончательно: без работы остался, один-одинешенек, даже телевизор отнес на барахолку…

Последний раз вернулась Олеся в родной городок неожиданно. Какая-то нервная, злая – и без денег почти.

Целыми днями сидела дома – только и выходила, что в магазин да на почту, звонить по междугороднему… Привела потихоньку в порядок квартиру, за отца принялась. Поначалу ругань стояла, крики… Не без этого! Но постепенно, холодными пустыми вечерами начало восстанавливаться между ними то далекое, утраченное много лет назад чувство родственной близости.

– Жаль, не успел! – всхлипнул Иван Тарасович.

– Да вы попейте водички-то… – кинулся к посетителю помощник прокурора.

Но тот уже справился с собой и продолжил.

Деньги появились в доме как-то внезапно. Отец даже не понял откуда, сколько… Но очень много.

Поначалу на все расспросы Олеся отвечала то шуткой, то грубостью – и только злая смешинка угадывалась в уголках ее красивых южно-русских глаз.

Потом, так же внезапно, как приехала, засобиралась обратно в Петербург: дескать, хорошенького понемножку. Каникулы кончились, пора за дело приниматься!

А перед самым отъездом, в последний вечер, когда оба уже изрядно выпили на дорожку, Олеся расплакалась. Проклинала все какого-то первопечатника, мафию книжную, иностранцев и жизнь свою, сломанную навсегда.

К сожалению, в полупьяном сознании Лукашенко-старшего мало что осталось от их последнего разговора. Твердо он понял только одно – дочь боится. Боится какого-то Андрея Марковича, который может все и второй раз уже не простит.

И надо было бы отцу остановить ее, не пустить, но…

– Не казните себя, – успокоил посетителя молодой человек в серебряных погонах. – Итак, а это что?

Он показал на полиэтиленовый пакет перед собой.

– Это она тогда и оставила. Чтобы, дескать, отдал в надежные руки, если что случится.

– А если бы не случилось?

– Тогда, сказала, пришлет из Питера телеграмму. И велит, что делать.

–

…Ивана Тарасовича собирались убить еще на вокзале. Но не успели – это только в дурных детективах просто, а по-настоящему подготовка и организация мероприятий подобного рода требует массы времени и затрат.

Поэтому его перехватили только в поезде – скором, фирменном, но таком же грязном и громыхающем, как весь доставшийся странам Содружества по наследству вагонный парк. Организовали случайное знакомство: тамбур, сигаретка, по сто пятьдесят граммчиков. Потом еще по соточке, потом еще… На всякий случай, прежде чем выкинуть на ходу под насыпь, Ивану Тарасовичу проломили голову.

– Все в порядке? – полюбопытствовал у вернувшихся из «командировки» сотрудников начальник Службы безопасности.

– Нет проблем! – доложили специалисты.

И только значительно позже всем им пришлось убедиться, что это не так:

Но тогда казалось – все уже позади.

Документы, которыми пыталась шантажировать господина Удальцова бывшая издательская «секретутка», вернулись к их законным владельцам. Сама неудачливая провинциалка скоропостижно скончалась в гостиничном номере – и ни замотанный заявлениями уголовный розыск, ни надзирающая за ним прокуратура не усмотрели в этом огорчительном факте ничего, кроме несчастного случая. А вслед за дочерью в мир иной отправился и ее непутевый отец: видимо, выпал в обычном своем пьяном безобразии под колеса поезда.

И – тишина… Все утихло.

Во всяком случае люди, посланные через некоторое время на родину Лукашенко, подтвердили: Иван Тарасович домой так и не вернулся, никто о нем ничего не слышал.

Ну и ладно, решил начальник Службы безопасности, баба с возу – кобыле легче! Видать, заморозили неопознанный труп мужика в каком-нибудь захудалом районном морге, на половине пути между Санкт-Петербургом и солнечным городом Киевом.

Прошел год – без малого.

А потом громыхнуло…

Вместе со стеклами офиса на улице Павловича моментально и вдребезги разлетелось с огромным трудом восстановленное спокойствие его обитателей.

Господи, да откуда они все свалились на голову Андрея Марковича?

Настырный милиционер из уголовного розыска со своими никому не нужными воспоминаниями и домыслами… Какая-то хитрая шпионская аппаратура в машине под окнами.

Потом уже – неизвестно зачем и откуда явившийся адвокат с неприметной фамилией Виноградов, его загадочные покровители, тот вечерний позор с мордобоем. Татьяна, которую не пожалели…

Бегство Нечаева. Большой Дом на Литейном проспекте… Не говоря уже о «покойном» Иване Тарасовиче, почему-то решившем разгуливать среди бела дня с динамитом под окнами господина Удальцова.

Все это никуда не годилось. Просто ни к черту!

– Вы меня поняли?

– Конечно, Андрей Маркович.

– А вы? Вам ясно?

– Да. – Помощник прокурора поднялся со своего места и втянул живот: – Будет сделано все возможное.

– Надеюсь, – поморщился генеральный директор. – Мы туг еще немного побеседуем, а вы идите… Вызову!

И повернулся к начальнику Службы безопасности:

– Распорядитесь, чтобы его незаметно проводили. Через запасной выход…

Разговор был продолжен чуть позже в собственном кабинете господина Удальцова.

– Очень любознательный молодой человек.

– К чему вы это?

– Много знает. И молчать не будет, если что.

На этот раз Андрей Маркович не стал спорить со своим ангелом-хранителем. Отмахнулся:

– Поступайте как знаете. Вам виднее!

– К сожалению, пока без него не обойтись. Но…

Господин Удальцов без нужды переложил на столе накопившиеся за последнее время бумаги издательства:

– Господи, столько дел неотложных, а тут… Может, мы зря паникуем?

– А мы и не. паникуем, – выразительно глянул начальник Службы безопасности: – Вы доложили наверх?

Андрей Маркович поднял глаза к па-толку и кивнул:

– Доложил. Там озабочены. И очень недовольны!

– Обещали помочь?

Господин Удальцов ничего не ответил, и собеседнику стало ясно – рассчитывать теперь придется только на себя. Очевидно, шеф его со страху наплел хозяевам, что все под контролем. И что люди его справятся сами, что проблема хотя существует, но не стоит выеденного яйца…

– Видимо, следует исходить из того, что материалы, которые этот сукин сын забрал с собой, уже в Большом Доме?

– Скорее всего.

– Кстати, вы уже побеседовали с негодяем, который работал на Студента?

– Да, – ноздри майора-отставника нехорошо дрогнули.

– Ну и как?

– Он сначала пытался обманывать, но потом перестал.

– Ненавижу предателей… Что же, во всяком случае, благодаря этой истории мы хотя бы вычислили крысу, торговавшую нашими секретами. Верно?

– Верно. Кстати, он получил за это полторы тысячи долларов!

– Хорошие деньги. Но теперь, наверное, жалеет?

– Уже нет. Он уже ни о чем не жалеет.

Андрей Маркович встал и прошелся по кабинету. Потом сокрушенно покачал головой:

– Сколько крови… Зачем? Почему?

– Это вы у меня спрашиваете? – удивился начальник Службы безопасности.

– Нет, я так, – успокоил его и себя генеральный директор. – Негодяй подтвердил перечень проданных документов?

– Да, к ним попало только то, что назвал Студент.

– Вполне достаточно!

* * *

Конечно, умирать надо красиво. По возможности…

Но не всегда получается.

Денис попробовал зажать рану ладонью, но это не принесло ничего, кроме боли и ощущения липкой досады.

Попали все-таки!

Кровь уже не пульсировала, как поначалу.

Вытекая из-под пальцев, она теперь только медленным и неудержимым потоком сползала вниз, по бедру.

«Странно, – подумал Нечаев. – Кровь все выходит и выходит наружу, но меньше ее почему-то не становится…»

Второго отверстия не было – пуля, догнавшая его на излете, так и осталась где-то там, внутри, в мешанине разорванных мышц и сосудов.

Обжигала, ворочаясь при каждом движении.

Мешала и не позволяла сосредоточиться.

Что-то следовало немедленно сделать. Что-то важное!

Денис ухватился рукой за холодный, торчащий из стены осколок кирпича и подтянул себя чуть повыше. Движение сразу отдалось в бедре, и развороченную металлом плоть будто полоснули наотмашь казачьей нагайкой.

– Ой, мамочка…

Еще немного, и кровь вытечет вся.

До капельки. Смешно!

Представьте, господа: молодой и красивый опер уголовного розыска медленно подыхает от пули своего же коллеги.

Как бездомная псина. Представляете?

Среди бела дня – под забором, на грязной помойке…

Трудно сказать, в какой момент Денис понял, что в крохотном украинском городишке его давно и со злым нетерпением ищут.

Может быть, все началось с визита участкового, о котором он узнал от хозяйки. Или со странной встречи, которую вдруг назначил до этого уклонявшийся от расспросов двоюродный брат покойного Ивана Тарасовича. Или с подозрительных личностей милицейского вида, которые, как убедился опер питерского уголовного розыска, лениво покуривали день и ночь напротив парадной Лукашенко.

В принципе, хотелось еще кое-что проверить, но внезапно Нечаев почувствовал: все! Пора… Еще один день, еще один адрес, еще одна встреча – и его схватят, запрут за решетку, лишив не только свободы, но и малейшей надежды на оправдание.

Поэтому ночью Денис уже смотрел через стекло купе на уплывающее в прошлое здание железнодорожного вокзала.

А под утро проснулся, когда еще только начало светать, а соседи-попутчики от души сотрясали вагон сопением и храпом.

Поезд гремел металлическими суставами, приближаясь к какой-то совсем незначительной станции.

– Вы, вроде, дальше? – поинтересовался зевающий заспанный проводник.

– Ага, – ответил Денис, опираясь на ручку туалетной двери. Зашел и, нарушая нормы санитарной зоны, справил нужду. При этом взгляд его случайно обратился наружу, к той части окна, которая не была покрыта непроницаемой матовой пленкой.

– Ох, блин!

К составу организованно, парами подходили равномерно распределившиеся по перрону люди в форме – человек десять, не меньше. Все, как положено: автоматы, шнурованные ботинки… Кого-то, видимо, уже впустили внутрь, но кто-то еще ждал, пока откроют запертые по причине неурочного времени двери.

Нечаев высунул нос в коридор и придержал проходящего мимо проводника:

– Чего это?

– Облава. Может, дезертиров ищут, – пожал плечами парень и потопал на раздавшийся с противоположной стороны вагона настойчивый стук.

Но Денис-то знал, чувствовал, что это по его душу!

Возвращаться в свое купе за вещами не было ни времени, ни возможности – хорошо хоть, документы все в карманах пиджака. Деньги, записная книжка…

Нечаев выскочил в холодный и грязный, так называемый «рабочий» тамбур за секунду до того, как в другом конце коридора проводник принялся лязгать специальным трехгранным ключом.

Господи, удача! По извечному железнодорожному разгильдяйству дверь оказалась не заперта на «специалку», а только прикрыта поворотом ручки замка изнутри.

Денис со скрежетом привел защелку в горизонтальное положение, надавил, потянул и спрыгнул на выщербленный асфальт перрона. Момент, надо отметить, был выбран идеально – люди в форме только что вошли внутрь, и от выхода с вокзала беглеца отделяла только неширокая полоска пустого пространства.

В полумраке осеннего утра угадывались только редкие, неторопливые фигурки пассажиров, невесть зачем высадившихся на этой забытой людьми и Богом, станции.

Стараясь не выбиваться из общего полусонного ритма, Нечаев наискось преодолел расстояние, отделявшее его вагон, от каменного здания в середине платформы,

– Извините, – посторонился он, пропуская вперед сосредоточенную бабку с авоськами и большим чемоданом.

За порогом его тут же обдало запахом отвратительно сваренного кофейного напитка.

– Извините, – повторил Денис и помог случайной спутнице протащить чемодан в узкое пространство между стенкой коридора и полуоткрытой дверью железнодорожного пикета.

Мордатый и немолодой уже старший сержант лениво сдвинулся на полвершка влево – видимо, по общей расстановке на операцию пост ему определили внутренний, прямо здесь.

И даже что-то велели делать…

– Эй! Вы куда?

Нечаев успел дойти до середины кассового зала, когда старший сержант вспомнил, наконец, о чем его инструктировали на разводе:

– Слышите? Куда вы?

Оперативник бросил через плечо – раздраженно и не останавливаясь:

– В буфет! Пиво есть у вас? Нету?

– Закрыто усе, – покачал головой страж порядка, однако почти сразу же спохватился: – Стойте! Гражданин, документики ваши…

Но Денис, не дослушав, рванул на себя ручку ближайшей двери с табличкой «Служебный вход»: Господи, пронеси!

Не заперто… К тому же, по счастью, эта оказалась не кладовка, и даже не замкнутое помещение какого-нибудь кабинета – перед беглецом открылся великолепный в своей запутанности лабиринт ресторанной подсобки.

Нечаев не слишком хорошо представлял себе внутреннюю планировку типовых вокзальных строений, но логика указывала на то, что отсюда должен быть второй выход.

Для пищевых отходов и мусора.

И для беглых милиционеров…

Сзади хлопнула дверь, но Денис уже находился на кухне. Огибая плиту, он обрушил на кафельный пол пирамиду каких-то бачков и кастрюль.

– Мать твою, с-сука!

И в ответ, откуда-то из-за спины:

– Стой! Стрелять буду!

Справа, из боковой комнатушки бухгалтера, показалась было расплывчатая физиономия, но услышав это, посчитала за лучшее не вмешиваться и исчезла из поля зрения.

На очередном повороте Нечаев едва не рухнул и, чтобы удержать равновесие, уцепился за чей-то забытый на вешалке или оставленный за ненадобностью плащ.

– Блин…

Петля оборвалась – беззвучно и без усилия, так что к финишу первого этапа гонки Денис прибыл с нечаянной добычей в руке.

Осталось только сдвинуть металлическую щеколду.

В кино главный герой поступил бы следующим образом. Он притаился бы где-то в полутьме подсобки, вырубил одним-двумя ударами бегущего сзади человека, отобрал пистолет и потом перебил всех врагов и кучу случайного народа.

Но жизнь, как правило, куда прозаичнее наших представлений о ней…

– Стой! Стой, стрелять буду! – громыхал по пятам на удивление неутомимый преследователь.

А Нечаев уже был снаружи.

Справа – какой-то глухой кирпичный забор, слева и впереди пространство перед беглецом являло собой традиционную площадь, обустроенную в. стиле привокзального соцреализма.

Памятник посередине, газоны, киоски, какой-то агитационный стенд и автобусная остановка. Несколько брошенных на ночь машин тосковали на противоположном тротуаре, а за ними крохотная металлическая оградка подчеркивала темную зелень городского парка.

Денис бестолково, с плащом в руке и головой, вжатой в плечи, рванул напрямую по грязным, глубоким лужам.

Только не оборачиваться…

– Стой! Стой, гад!

– Стой! Стреляю! – это был уже второй голос. Он явно принадлежал не старшему сержанту и доносился с другой стороны вокзального здания.

Точно, у выхода из кассового зала с пистолетом в руке замер очень похожий на Нечаева оперативник в штатском.

Очевидно, он выскочил из пикета на дикие вопли своего коллеги и достаточно быстро сориентировался:

– Стоять!

Огонь открыл штатский – сначала в воздух, потом на поражение. Пелену рассветной сырости разорвал первый выстрел, а затем уже пальба слилась в монотонный раскатистый грохот.

Свиста пуль Денис не услышал – он вообще ничего не слышал на бегу, кроме этого грохота и собственного простуженного дыхания.

Перекрестный огонь… Ему еще повезло, что автоматчики и те, кто руководил облавой, находились сейчас в поезде, а не на площади.

Впрочем, рано или поздно даже эти ребята должны были попасть в мишень.

– Ой, бля!

Нечаев уже переваливался через ограду на противоположном конце площади, когда одним из последних в обойме патронов его достал кто-то из стрелков.

Поначалу ничего, кроме толчка и ожога, Денис не почувствовал. Да и потом все казалось не таким уж страшным – он без остановки преодолел заросли густого кустарника, мешанину деревьев, калитку, какую-то улочку с подслеповатыми окнами неработающего учреждения…

И только попав сюда, в загаженную, вонючую каменную щель между какими-то развалинами, позволил себе рухнуть и отчаянно застонать от боли:

– Мамочка родная! Ну зачем они?

Погони не было. То ли преследователи потеряли его, то ли просто, чуть поостыв, не решились вдвоем соваться в парк на поиски вооруженного и опасного, согласно ориентировке, преступника.

Сейчас они, видимо, докладывают о случившемся подоспевшим коллегам. Пока перекроют район, обеспечат оперативный поиск…

Время есть, но его так мало, что не о чем говорить.

Денис аккуратно, стараясь не задеть поврежденную ногу, вытянул из-под себя прихваченный в суматохе бегства плащ. Даже на первый взгляд он был Нечаеву не по размеру – намного короче и шире, чем надо.

Впрочем, Нечаева сейчас интересовало вовсе не это. Осмотрев добычу, он убедился, что из раны на плащ почти ничего не попало, только чуть-чуть намокла подкладка.

Сажа и грязь на болотного цвета ткани, конечно, присутствовали, но все же это было естественнее, чем кровь, и при случае вполне объяснимо.

Оперативник насухо, чтобы больше не измазаться, вытер руки о незаметный под пиджаком кусок рубашки и приспустил засыхающие темной коркой брюки.

Потом, как учили когда-то в школе милиции, развязал галстук и туго перетянул бедро немного повыше пулевого отверстия. Не отдирая присохший уже к ране носовой платок, поверх него обмотан ногу снятой с себя перед этим майкой. Зачерпывая из относительно чистой лужицы у стены, Денис вымыл лицо и руки.

Оделся. И замер на половине очередного движения… Откуда-то со стороны вокзала послышался долгий собачий лай. Впрочем, беглец почти сразу же облегченно вздохнул – судя по звукам, голос подавала явно не розыскная псина, а какая-то мелкая шавка, выведенная на утренний моцион.

– Вперед, заре навстречу!

Боль уже стала привычной, и только немного тошнило.

Закружилась голова.

Хорошо бы доктора, а?

Укольчик, перевязочку… Постельный режим.

Да, Нечаев, будет тебе постельный режим. На нарах… Хорошо, если вообще позволят дожить до камеры, а то ведь пристрелят – по глупости или со страху.

Нет, никаких врачей!

Нужно сегодня же, прямо сейчас отправляться дальше. Туда, где всего в паре часов езды на поезде, в городке, как две капли воды похожем на этот, с нетерпением дожидается его и бумаг с Украины господин Уго Тоом.

Это ведь надо же? Какую-то сотню километров не доехал до условленного места встречи. Границу проскочил нормально, а тут…

Теперь седой, неторопливый и уверенный в собственной правоте эстонец представлялся ему не просто конкретным человеком из плоти и крови. И даже не старшим коллегой из зарубежной спецслужбы – нет! Он был для жаждущего свободы и жизни Дениса символом справедливости и последней надеждой.

Впрочем, юноше из хорошей семьи подобные иллюзии в какой-то степени простительны…

Нечаев проверил бумажник, документы во внутреннем кармане пиджака и дешевую записную книжку, которая служила одновременно хранилищем собранного на родине Лукашенко материала. Сделал движение, чтобы подняться, но очень неловко – и зашипел от боли:

– У-у, с-с-сука!

Прислушался.

Звуки просыпающегося городка вовсе не казались враждебными: монотонный шелест дождевых капель по крышам и лужам, гудки маневрового локомотива, далекая и потому совсем не страшная сирена «скорой помощи»…

Пару раз за кирпичной громадой соседнего здания проревели туда-сюда по улочке грузовики.

Нечаев поднялся, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу, надел плащ и критически осмотрел собственное отражение в грязной воде:

– Да, не Ален Делон.

Алкаш подзаборный: рожа бледная, весь измазан, одежда намокла… Впрочем, с точки зрения общественной нравственности это еще не совсем криминал.

Он медленно, на ходу приноравливаясь к своему убогому состоянию, добрался по стеночке до полуоткрытых скрипучих ворот – там, за ними, стояли, кажется, мусорные баки и штабель ящиков. Беглец уже совсем было приготовился шагнуть наружу, как что-то вдруг насторожило его.

Денис снова замер. Что? Откуда?

Вот! Гуляющие по ржавому металлу отражения каких-то ритмичных, ничего общего с естественной природой не имеющих сполохов: раз! и… раз! и…

Нечаев медленно высунулся из-за забора и тут же отпрянул обратно:

– Плохи дела.

На расстоянии пистолетного выстрела мокла под дождем милицейская машина с муниципальной эмблемой на борту и по меньшей мере двумя характерными силуэтами за стеклом. Сине-голубой «маячок» на крыше был почему-то не выключен и испускал во все стороны судорожное сияние, которое и заставило Дениса насторожиться.

Все логично. Они наскоро оцепили периметр, где скрывался опасный преступник, подручными силами, а теперь формируют оперативно-поисковые группы.

Что же – молодцы! Грамотная работа.

Нечаеву захотелось стонать – и не от боли, а от унизительного идиотизма ситуации. Он как мог торопливо проделал обратный путь во двор, перебрался через канаву и кучу какого-то шлака, упал…

А поднявшись, нос к носу столкнулся с невесть откуда появившимся мужчиной.

– Ты чего тут?

На вид мужику было лет шестьдесят: круглолицый, безусый, с солидным брюшком, обтянутым синей форменной курткой.

Судя по фуражке с зеленой тульей и мятой кокарде, он работав в военизированной охране вагонного депо или на товарной станции.

– Машка, падла… – ругнулся вместо ответа Нечаев и, похмельно оскалившись, развел руками: – Выгнала, мать ее!

– Жена? – нахмурился мужик.

– А кто еще? С-сука!

– Да, видок у тебя…

Нечаев заметил в руке собеседника связку ключей, среди которых угадывался и автомобильный:

– Слышь, ты работаешь туг?

– А что? – насторожился мужик, но страха ни в голосе его, ни в поведении не было.

– Слышь, выпить нету? Я куплю! – Денис старался стоять не шатаясь, но так, чтобы не задевать поврежденную пулей ногу.

– Не, выпить нету, – почти с сочувствием ухмыльнулся собеседник. – Может, тебе хватит?

– Может… Понимаешь, как вчера начали! Ни хрена не помню. – Нечаев достал из кармана мятую пригоршню купюр: – Деньги, вроде, целы…

Такой поворот разговора собеседника заинтересовал:

– Смотри-ка, повезло!

– Конечно, – согласился оперативник и неожиданно, будто что-то сообразив, уставился на мужика: – Слышь? Отвези меня к матери! Ты же на тачке, верно?

– Куда это?

Нечаев назвал городок, в котором должен был его дожидаться эстонский коллега Тоом со своими людьми. И сразу же, не давая собеседнику отказаться, затараторил:

– Не хочу к Машке возвращаться, ну ее! Пусть побесится. Мы тут дом тещин продали, а она, стерва… Сколько скажешь, столько и заплачу, а?

Интересно, слышен ли их разговор на улице? Если на шум забредет милицейский наряд…

– Нет, – с сожалением вздохнул мужик. – Далеко.

– Да чего – далеко. – Денис оглянулся по сторонам. Кроме них в каменном закутке двора стоял только потрепанный «запорожец». – Час туда, час обратно…

Если этот гад станет упираться, придется дать ему ладонью в кадык, завалить и связать, подумал Нечаев. Еще утром двадцатитрехлетний оперативник проделал бы это тихо и без труда, но сейчас, когда каждое движение… А куда деваться?

– Да нет, часа четыре понадобится, не меньше! Вообще-то, я уже с суток, с дежурства сменился. Домой хотел, то да се…

– Устроит? – Денис расправил перед собеседником самую крупную из российских купюр. Господи, только бы никто не появился!

– Да если один бензин, заправляться… И дорога там такая, что…

– А так?

– Ты что – псих?

– Едем? Или нет? Имею право!

Сумма удвоилась, и ясно стало, что мужик не устоит. Впрочем, он еще попытался соблюсти приличия:

– Электричка скоро… Может, ты на ней?

– Имею право! – изображая пьяное упрямство, повторил Денис. – Едем?

– Поехали, – собеседник махнул рукой и направился к «запорожцу». – Но протрезвеешь ведь, парень…

Нечаев понял опасения водителя:

– На, забери. Суй, суй себе, дядя!

Прогреваться долго не пришлось, и через пару минут владелец уже выводил свое непритязательное транспортное средство через лабиринт привокзальных ангаров, пакгаузов и дворов.