Текст книги "Отец сказал (сборник)"

Пятнадцатилетний капитан

– Ну-с, пятнадцатилетний капитан, докладывай, как служишь, как воспитываешь солдат, бойцов русской армии? Судя по Чухову, ты ещё с десяток лет послужишь, и я тебя, может быть, за хорошее поведение майором на пенсию отправлю. Поощрение тебе такое будет, так сказать, за выслугу бездарных лет.

– Товарищ полковник, у меня в роте дедовщины нет. У меня все бойцы одного призыва.

– А синяк под глазом? С полки упал, об сосну мальчонка шарахнулся? Или о тополь? А может, о берёзу? И вместо того, чтобы его спрятать, чтобы его днём с огнём не нашли, ты его ещё на подиум отправил! Нате, люди добрые, смотрите, как полковник Лукин служит! Болваны!

– Товарищ полковник, взводный отправил, а я не знал. Чухов отменно белит и вообще парень мастеровой, на все руки, а тут плац, дело ответственное, вот взводный и отправил, а я, извините, недосмотрел.

– Ты, я вижу, каяться научился, осознавать, вот и дерзить перестал, надоело, стало быть, в капитанах ходить.

– Никак нет, товарищ полковник, я за звёздочки прогибаться и подличать не буду. А если виноват, то и виноват. Признаю.

– Что ты понимаешь, капитан, тебе только по плацу ходить, красоваться, больше ты ни на что не годен, а в роте бардак. Ты что, думаешь, я забыл, как ты сказал: «Сам попробуй». Я попробовал. Я помог? И что?! То-то, молчишь, кра-асава!

– Товарищ полковник, прекратите меня оскорблять или…

– Что или? Сопляк, пятнадцатилетний капитан! Чтобы ИЛИ говорить, надо мозги иметь и за пятнадцать лет хотя бы ротой научиться командовать. Или… ну, какое твоё или? Что ты можешь? Ничего! Тьфу на тебя. Пшёл на хрен! Чтоб глаза мои тебя больше не видели! Соколов! Да, какой ты Соколов, куропатка хренова!

– Это тьфу на вас, товарищ полковник, и сами вы идите туда же. А моё «или»… я вас на дуэль вызываю!

– Чего? Юноша, иди отсюда, а то я тебя вот здесь и пристрелю.

– Вы трус, товарищ полковник!

Капитан Соколов не понял, как и в какой момент оказался на полу. Полковник сидел сверху и пытался пробить защиту капитана, наносил удары, но всё время попадал в руки поверженного.

– Товарищ полковник, – зашипел заскочивший на шум прапорщик Чижов и неимоверным усилием оторвал полковника от капитана. – Товарищ полковник, что ж ты так-то, да возьми себя в руки!

Капитана выручила недюжинная сила старого прапорщика.

– Вон отсюда! Щенок! Ты у меня в лейтенантах дослуживать будешь! Засранец!

Капитан поднялся, поправил форму, нашёл измятую фуражку, распрямил, надел и спокойно произнёс:

– Стреляться будем на пистолетах.

– Ага! На пушках!

– Иди, иди, сынок, – прапорщик подтолкнул капитана к выходу, – не буди зверя, хватит, а то и до дуэли не доживёшь.

– А что он обзывается, он же первый начал.

– Иди, иди, хватит дурить. Как дети, честное слово. Не армия, а детский сад. Воспитатели подрались. Иди, и никому ни слова. Понял? Гляди, ответишь, – прапорщик пригрозил ему массивным кулаком из узловатых и натруженных пальцев.

Капитан ушёл, полковник снял китель, поправил рубашку, галстук, а Чижов тем временем утверждал на ножки разбросанные стулья и опрокинутую мебель.

– Товарищ полковник, вам лет-то сколько? – ворчал он. – Это же как же так можно, вы же старший товарищ, значит, это же дедовщина настоящая – младших бить.

– Заткнись, старик, без тебя тошно.

– Я тебе вот щас заткнусь. Я вот тебе щас так врежу, что и удержу не будет, гадить по углам начнёшь! Как разговариваешь со стариком?! Вот, я тебе щас дедовщину-то устрою. Я тебе без дуэли дуэль устрою. Малец есшо, так со мною говорить, – прапорщик возмущённо засопел, поднял с пола скоросшиватель. – Вон, глянь лучше, вон здеся папка валялась, её Соколов принёс, да, и забыл, поди.

– Что там, – ещё не успокоившимся дыханием спросил полковник.

– Личное дело рядового Чухова.

– Хорошо. Положи на стол. А пятнадцатилетнего капитана Курочкина-Куропаткина-Рябчикова в академию готовить будем. Учиться ему надо. Тьфу ты, гад, рукав порвал. С резьбой парень, с правильной резьбой.

Военная тайна

Утром следующего дня настроение было просто замечательным. И что совсем необычно и чего никогда не случалось с полковником Лукиным, ему вдруг захотелось петь. И, может, впервые за последние недели Лукин не пошёл с обходом по военному городку, а приехал сразу в штаб.

– Валентин Иванович, зайди, – громоздкая фигура прапорщика протиснулась в кабинет, – Есть предложение, старик, а давай по чайку, а? Давай зелёненького, но чуть-чуть с сахаром. Подсластим жизнь!

– Ну, и ты на меня не обижайся, – примирился прапорщик, – сгорячился я вчера, бывает.

– Да, значит – мир? А хорошо мне сегодня, оттого, что есть у нас офицеры, и не всех судьба согнула. Вон, они ходят, как торпеды, хоть сейчас ими пушки заряжай. Понимаешь, отчего мне хорошо? Когда герои повторяются, как бы это сказать, воспроизводятся в народе, значит, народ жив, и такой народ непобедим! А! Платов-то прав! Мы непобедимы! Вот какая радость! Если капитан вызвал меня на дуэль, значит, честь имеет, а если честь имеет, значит, достоин Родину защищать! А? Ты думаешь, каждый имеет право защищать родину? Нет. Ты думаешь, каждый имеет право умереть за Родину? Опять нет! За Родину порадеть да пострадать – это честь великая да славная. Это честь! И эту честь надо иметь! Ты понял, старик, и этот щенок, который пятнадцать лет в капитанах просидел, а я теперь понимаю, почему он просидел, как в ссылке, он имеет право служить Родине! А Чухов парень мутный. Давай-ка этого Чухова ко мне. Ты, кстати, не узнал с кем у него ссора?

– Очень неточно, товарищ полковник, поговаривают, то бишь слухи ходят, что с Аникиным, есть там такой парень, перворазрядник по боксу, авторитетный солдат. Но всё так, неточно.

– Да, но ничего, правда скоро проявится, она всегда наружу лезет, где и не ждёшь. Давай сюда Чухова, колоть будем, порубаем до самой жопы. У меня к нему много вопросов, очень много.

– Может, пускай с солдатиком ротный занимается, это же его дело? Что же это ты, товарищ полковник, с каждым и будешь возиться? А ротный что? Непорядок это.

– Соколов пусть ждёт, я уже переговорил с генералом, новое назначение ему будет. Но ему пока ни слова, пусть поостынет, помучается, остепенится Куропаткин-Рябчиков. А к Чухову у меня свои вопросы. – Полковник сел за стол, отодвинул ящик стола и достал папку с личным делом Чухова. – Вот здесь вопрос на вопросе. Давай, гони его сюда часикам к двенадцати, в самый раз будет.

К назначенному времени Чижов установил рядового Чухова возле двери кабинета и постучался.

– Серей Иосифович, вот, птенца привёл, принимай, – и осторожно прикрыл дверь за Чуховым.

– Товарищ полковник, рядовой Чухов по вашему приказанию прибыл!

Полковник со всего маху ударил кулаком по столу, из-за чего прапорщик Чижов влетел в кабинет полковника, едва не сорвав с петель входную дверь.

– Ну, мартышкин труд! – полковник дробно застучал по столу. – Кто сделал мою работу? – он указал на Чухова, – кто поставил второй синяк? Сосна? Берёза, осина или Аникин?

Чухов стоял, низко опустив голову.

– Настоящие бойцы после драки не морду лечат, а кулаки. – Полковник отошёл к окну, постоял немного, но вдруг примирительно обернулся к солдату. – Ладно, давай поговорим. Мне тебя ещё домой вернуть надо, понимаешь, живым и здоровым. Откуда родом?

– Местный я, – пожал плечами Чухов.

– Понятно, что местный, откуда в Сибирь предки приехали?

– Из Белоруссии. Брестская область, Пинский район. Деревня Чуховская.

– Там все Чуховы?

– Нет, ещё есть Чуховские.

– О! Какое разнообразие! Свинину выращивают, что ли?

– Не знаю.

– Что с Аникиным не поделили? Молчишь. А мне и не интересно, мне, молчун, и без тебя есть чем заняться. Но вот ответь мне на вопрос, – полковник открыл папку с личным делом и нашёл нужную бумагу. – Валентин Иванович, тоже слушай внимательно, поможешь мне разобраться, а то я сам не одолею этот ребус. Вот, смотри, Валентин Иванович, вот Коля Чухов учится в школе, заканчивает девять классов на одни пятёрки. Вот копия благодарственного письма. И вдруг переводится в вечернюю школу и устраивается на завод учеником слесаря. Вопрос: почему, зачем? Какая причина столь оригинальной трансформации? Я понял бы, если бы твои родители были инвалидами, но папа – конструктор на заводе, а мама заведующая библиотекой! Ты понял, почему у меня возник к тебе персональный вопрос? Что заставило тебя пойти на завод? Валентин Иванович, у тебя версии есть? – Лукин тыкнул пальцем в сторону солдата. – Вот, рядовой Коля Чухов, и у товарища прапорщика никаких вразумительных версий. Слушаю тебя, надеюсь, это не военная тайна? И сосна здесь ни при чём?

– Товарищ полковник, разрешите ответить? – Солдат привычно вытянул руки по швам.

– Разрешаю, просвети нас, герой.

– После девятого класса мне отец сказал, что настало время мне познакомиться с жизнью, с людьми, а это значит, надо идти на завод. И я пошёл на завод. Я сам выбрал профессию слесаря.

– И что, успешно? Поумнел?

– Я слесарь четвёртого разряда.

– О! Похвально. Ладно, пусть так. Но вот ещё вопрос. Ты, Коля, поумнел до слесаря четвёртого разряда, заканчиваешь многострадальную вечернюю школу с золотой медалью! Валентин Иванович, ты слышал когда-нибудь, от кого-нибудь, чтобы вечернюю школу кто-то закончил с золотой медалью?

– Вечернюю? – прапорщик комично сморщил лоб и улыбнулся, – не-а, не слыхивал, товарищ полковник.

– А что ты улыбаешься, Валентин Иванович, это же дурь полная! А я хочу понять. Вот, у меня есть сын и дочь, знаешь? Сын закончил школу, не с золотой, конечно, медалью, потом – университет и теперь работает руководителем среднего звена. Но ему и годков-то двадцать четыре. Дочь после школы собирается в медицинский. В поступках есть логика, а здесь нет логики. Школа, пусть вечерняя, законченная с золотой медалью, это стопроцентное попадание в высшее учебное заведение, все вузы страны твои. Боец Чухов, слушай сюда, золотомедалист хренов, ты просекаешь алогизм? Хорошо, совсем просто, вопрос для двоечника: Коля, сынок, ты что в армии делаешь?

– Товарищ полковник, разрешите доложить?

– Да уж, сделай милость, доложи.

– После школы мы поговорили с отцом, и он сказал, что пришло время служить Родине. И я пошёл в армию.

– Отец сказал?

– Да, отец сказал.

– В армию?

– Так точно, я сам захотел в мотострелковый полк!

– Коля, иди в казарму, пока я тебя здесь не прибил. Я последнее время много и часто дерусь. А детей бить я не могу, не научился, Всё! Отец ему сказал! А если бы тебе отец сказал в колодец прыгнуть? И ты бы прыгнул?

Чухов отступил и смущённо ответил:

– Товарищ полковник, но он же этого не сказал.

– Так, началось. Иди отсюда, Коля Чухов, иди в казарму по пустырю, чтобы тебя ни одна зараза не видала. Вечером я тебя заберу на исправительные работы. Всё, свободен.

Отец сказал

– Ну что, товарищ прапорщик, не служба у нас с тобой, а чёрт знает что. Найди-ка мне легенду местного бокса рядового Аникина и доставь сюда, если потребуется транспорт, бери мою машину.

– Товарищ полковник…

– Валентин Иванович, обратись как положено, – прервал полковник.

– Сергей Иосифович, Аникин в санчасти.

– Я же говорю, у нас не гарнизон, а чёрт знает что! И что с ним?

– У рядового Аникина нос сломан.

– Ещё не лучше, у нас здесь членовредительство вовсю, а я про школу мальчика расспрашиваю, про оценки, а он носы уже навострился ломать! Где капитан Курочкин, Селезнев, Уткин?! Подать его сюда и этого, с носом, тоже сюда.

– Так Аникин же, говорю, в санчасти.

– Вместе с санчастью сюда!

Не прошло и минуты, «Волга» уже мчалась за рядовым Аникиным, а прапорщик Чижов жал заскорузлым пальцем непослушные кнопки сотового телефона и невнятно ворчал.

– Хрень демократная, для кого сделана, для лилипутов сделана.

– Валентин Иванович, закрой мою дверь и не ворчи без причины на блага цивилизации.

Лукин подошёл к столу, взял телефон и набрал знакомый номер.

– Алло, сынок, привет. Пара минут у тебя есть?

– Конечно. Что-нибудь случилось, пап?

– Нет, но вот вопрос у меня к тебе возник. Скажи… Даже мысль не знаю, как сформулировать. Скажи, я тебе что-нибудь такое говорил важное и нужное, что тебе действительно пригодилось в жизни?

– Пап, у тебя всё в порядке, ничего не случилось? Ты, извини, но ты какой-то странный. Вы не выпивали там случайно?

– Сынок, я трезв, не смейся над стариком. Понимаешь, тут у меня солдатик завёлся один, я ему одно, а он мне, мол, отец сказал и баста.

– Понял. Всё понял, бать, слушай, рассказываю. Когда мне было лет тринадцать, в День Победы, мы возвращались домой от Вечного огня. Ты весь в орденах, на тебе парадный мундир и ты мало отличался от ветеранов, только молодой, и я очень гордился тобой. К тебе подходили совсем старики, тоже все в орденах и медалях, и вы разговаривали на равных. А я просто млел. Вот я хочу, чтобы и мои дети так же гордились, и не только тобой, но и мной тоже. Ты тогда много рассказывал про деда, он успел повоевать, но на Восточном фронте, с японцами, и про прадеда, у которого было два Георгия, тоже, кстати, в Русско-японскую. Да, пап. Ты тогда сказал очень важные слова: «Береги, сынок, семью и Родину». Ты знаешь, я как-то сразу увидел своё место в жизни и даже больше, я понял, как надо жить. Нет, даже не понял, а встал на ноги, как мужик, как хозяин земли. Понимаешь меня? Так что были такие слова, отец, были.

– Вот как, а я забыл. Видишь, как оно бывает. А ты вот и запомнил. Ну и хорошо, что запомнил, сынок. Спасибо, ты меня успокоил, значит, я успел сделать главное.

– Что сделать? Пап, не понял?

– Я успел воспитать хорошего сына. – Лукин отключил телефон и, удовлетворённый, пробурчал: – Значит ещё важно, что отец сказал!

В дверь вошёл прапорщик Чижов, но не успел он рта открыть, за ним в кабинет ступил капитан и доложил:

– Товарищ полковник, капитан Соколов по вашему приказанию прибыл!

– Соколов, ты работать собираешься или нет? У тебя что в роте происходит? Почему продолжаются драки? Одному – синяки, другому – нос! Это что?! Если сейчас об этом узнает поганая свора журналистов, ты понимаешь, что будет? Здесь не только штаб округа, здесь весь женсовет будет. А они страшнее прокуратуры, они любую армию мира своими копытьями на каблуках затопчут!

– Товарищ полковник, инцидент исчерпан.

– Да что вы говорите, а всё, что я сегодня видел – мне это померещилось?

– Видите ли, таких стычек не избежать, это мальчишки. Аникин, он боксёр. Авторитет. А тут Чухов со своей смешной фамилией, а чуханы в армии, сами знаете. Но парень с характером оказался. Отбился.

– Отбился, как бы нам теперь отбиться. Я второй прокуратуры не потяну. Так, бойца Аникина со сломанным носом сейчас Юрка сюда привезёт, капитан, прячь его куда хочешь, и чтобы через неделю был как новенький, и чтобы его уже сегодня в городке не было. Хоть домой забирай. А я Чухова спрячу на недельку. Оформи им отпуска. И не дай Бог, если у тебя в роте ещё что-нибудь случится, и дуэль тебя не спасёт.

– А куда вы Чухова? Товарищ полковник, я же должен знать.

– К себе на дачу, там у меня жена и дочь, кстати, дочь будущий медик. Вот и пусть примочки ставит. И забор надо покрасить, а маляр он отменный, сам видел. И слесарь он ещё, найдём, чем заняться. Вот как оно, всё продумано должно быть.

– А девку-то не обидит? – засомневался Чижов.

– Чухов не обидит никого и ни за что. Разве ты парня не понял? Я ему скажу, как отец, мол, береги и стереги, будет до смерти беречь.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Что ещё, капитан?

– Я знаю о своём новом назначении. Хотел сказать спасибо.

Полковник глянул на прапорщика.

– Так ты исполняешь мои приказания молчать?

– Товарищ полковник, – вмешался капитан Соколов, – из штаба звонили, из канцелярии, документы требуют, справки там и прочее.

В кабинет заглянул водитель Юрка.

– Товарищ…

– Привёз?

– Так точно!

– Давай его сюда.

В кабинет вошёл молодой человек, небольшого роста, но крепкого телосложения. Корректирующая повязка сделала его похожим на опереточного мистера Икс.

– Товарищ полковник, рядовой Аникин по вашему приказанию прибыл, – прогундосил солдат.

– Чухов нос тебе сломал?

– Упал я, товарищ полковник.

– Я сейчас попрошу товарища прапорщика, чтобы он тебе нос поправил.

Аникин посмотрел на огромные и узловатые пальцы Чижова и не стал спорить.

– Так точно, Чухов, товарищ полковник.

– Ну вот, видишь, как всё просто, легко откручивать, когда резьба не глубокая. А теперь слушай сюда, мистер: если я о тебе услышу ещё хотя бы раз, если в роте случится хоть один инцидент, мне даже не важно с кем, но казнить буду тебя. Понял? Твоих дружков-то не нашли, а знаешь почему, потому что я с крематорием договорился, сожгли трупики-то. Ты понял меня? Я тебя могу повысить, могу понизить, могу по ветру пустить. Уразумел?

– Так точно, товарищ полковник.

– Это хорошо, что уразумел. Армия – это, конечно, серьёзное испытание, товарищ Аникин, и пройти его с честью и остаться человеком – это уже большой приз. Но запомни, сынок, по мелкой резьбе крупная резьба завсегда ляжет, так что у тебя ещё не всё потеряно. Понял? Иди, дерзай. Забирай пациента, капитан, и увози из городка. Юрка, не прячься за дверью, всё вижу, поступаешь в распоряжение товарища капитана.

Полковник остался один, выглянул из окна. «Волга» мчалась, поднимая красноватую кирпичную пыль, к КПП, ветер причесал тополиную серебристую листву, а со стороны плаца слышались команды: «Равняйсь! Смир-р-на! Равнение на средину! Отставить! Вы чё, как чуханы, нам на площади, в День Победы!..

– Всё хорошо, – вздохнул полковник, – служба идёт, – поднял стакан с зелёным чаем, пригубил. – Да, присластил Валентин Иванович. Значит, всё-таки держит сахарок-то про запас, хитрый лис. – Лукин потянул чай, вдыхая. – Да, хорош зелёный чай, когда не горячий и немного сладкий.

Резьба

– Впервые! Впервые мой старый друг и товарищ решил посоветоваться со мной, прежде чем кого-то в расход пустить! Я прав? Сегодня точно если не снег пойдёт, то град случится! Ну-с, по чайку?

– По чайку, – весело согласился Лукин.

Платов поговорил по селектору, и тут же, будто нарочно за дверью стоял дежурный с подносом, в кабинет внесли чай.

– У нас нынче суетно, – продолжил разговор Платов, когда дежурный прикрыл за собою дверь. – Сам понимаешь, что значит для штабистов новый командующий.

– Да и не только для штабистов, для всех Вооружённых сил – это событие, и, как говорят, новая метла метёт проницательно, а потому гарнизон пока останется на месте и земельку из-под гарнизона не подрежут нехорошие люди? Я правильно понимаю, товарищ генерал?

– В общем, да, – не захотел продолжать тему генерал. – Так в чём совет-то у тебя, нужда или действительно посоветоваться пришёл?

– Я, Матвей, об отставке задумался, вот и хотел с тобой на эту тему поговорить. Твоего места мне не видать, как своих ушей, тебе и самому здесь хорошо, а я что-то устал, не забывай, служил я не при штабе. Нет, я без укора…

– Понимаю, не оговаривайся, всё понимаю. И у нас здесь служба – не сахар, но это всё равно не на передовой. Я понимаю, и усталость понимаю. Но вот скажи мне, друг ситный, ты вложился в гарнизон, наладил службу, побывал под прокуратурой и вышел сухим из воды! Я до сих пор поверить в это не могу. Как? Из-под Чапая?!

– Подожди, Матвей, а что значит ситный?

– О! До полковника дослужился, а простых вещей не знаешь. Ситный – просеянный, то есть отборный. Понял? Но это ладно, не отвлекай. И вот, когда самое трудное позади, ты вдруг – в отставку? Логики нет. Ты навёл порядок, а на войсковых учениях вы – лучшие! Я такое даже в кошмарном сне представить не мог! Офицеры пошли в гору! Смотри! Соколов на повышении, и каком, и впереди у него академия! Шунько – этот вообще орёл! Уже в штабе округа, и тоже при хорошей должности! И впереди у него та же академия! Вот она – наша смена! Молодая, здоровая, деловая! И это всё мы с тобой сделали! Понимаешь? Мы, старые служаки!

– Шунько в штабе округа?

– Да, а что, опять что-то не по тебе? Ты разве не знал? Кто документы подписал? Разве не ты?

– Понял, но спешу доложить «разве не я». Очень хорошо, что к тебе зашёл, узнал много нового, интересного. Отбой, Матвей, никакой отставки, здесь ещё дел оказывается невпроворот. Вот не дадут, черти шустрые, на пенсию уйти!

– Как у тебя настроение быстро меняется! А? – Генерал поднялся, прошёлся по кабинету, остановился посредине и, будто размышляя вслух, сказал: – Не так давно, Сергей, помнишь, ты мне про смирение рассказывал, мол, враг напал – нет моего смирения. Видишь, как я внимательно тебя слушал, запомнил дословно. Но то на войне, а здесь в мирное время, глубоко в тылу, если человек ведёт себя как на войне, это уже не героизм, это значит, человек дурь свою оседлать не может. Война, Серёжа, давно закончилась, здесь твоё несмирение – это дурь, которую в узде держать надо. Или как? Ты мне чем-то нашего прокурора напоминаешь, это у него: посадить! отстранить! привлечь! И всё нахрапом, и всё орёт, как оглашенный. Но он из танка, у него привычка, ему простительно. А ты? Ты боевой офицер! Ты отличный командир! Или прокуратура ничему не научила? Или всех под свой каток, а неугодных к стенке? Теперь что, Шунько на очереди?

– Прав ты, Платоша, чертовски прав! Голова у тебя хорошая, совести, правда, мало, но мозги отменные. Правильно ты говоришь, дурь свою смирять надо, особенно там, где твои близкие и родные, где солдатики-мальчишки – дети, они Родине служат. Смирять себя надо там, где любовь твоя обитает. Вот так, товарищ генерал-майор, как ты говоришь, друг ты мой ситный, отборный. Выходит, что любовь и смирение – сёстры родные и неразлучные. Так что даже наказывать с любовью надо. Понимаешь? Вот, что хотел сказать мне отец, когда говорил, что человеку всегда надо давать возможность опять стать человеком. Это он о любви говорил. А врагу и одной смерти мало! Понял?

– А Шунько-то здесь при чём? Серёжа! А Шунько-то когда тебе дорогу перешёл?

– Шунько? Да, это же самое главное, ему надо дать возможность честным человеком стать, а если парень не справится, то актировать. Вот, поэтому и получается, что в отставку мне ещё рано, тем более, мы теперь с прокуратурой за одно – за порядок. И теперь у меня остался один-единственный вопрос: ты когда мне своё обещанное место освободишь?

– Вот, однако, как всё получается, ты пришёл в отставку проситься, а в конце разговора решил, что это мне пора на покой! О, друг! А?! Это надо же так вывернуть! Теперь я понимаю, почему прокуратуре заплохело и они тебя сами за борт выбросили. – Генерал решительно сел напротив Лукина. – А теперь ты мне посоветуй, что мне делать, как дальше жить, если ты меня в отставку отправляешь?

– Федерацией самбо займёшься. Молодых бойцов воспитывать будешь, бойцов с хорошей памятью и чистым сердцем. Я не оговорился, именно, с памятью, память даёт силу и бойцовские качества. То, чего сейчас так не хватает. Ты обязательно пойми, Матвей, пока жива наша память, мы непобедимы, даже если там, наверху, предатели, даже если у нас нет оружия, даже если поля пусты и заводы разграблены! Но если мы помним, что отец сказал, мы – непобедимы! Вот где наша сила! Помни прошлое и смело делай будущее. А ты спрашиваешь, что делать? Жить! И знаешь, кто меня этому научил? Нет?

– Серёжа, поверь, даже представить сложно, чтобы тебя кто-то и чему-то мог научить! Это что за кудесник такой?

– Вот, в этом наша сила, в непредсказуемости. А научил меня простой паренёк, рядовой из мотострелковой роты Коля Чухов.

– Кто?

– Коля Чухов, не слыхал о нём? Скоро услышишь, их пусть не много пока, но они есть, и они скоро придут нам на смену. И это, товарищ Платов, очень хорошо!

Думаем вместе

Качество жизни в большей мере зависит от способности мужчин обеспечить такой порядок, такую систему, которая гарантировала бы не только комфортное проживание всему населению, но и перспективное развитие общества. Современные проблемы нашего государства в нежелании и неспособности мужчин проявить волю, смелость, твёрдость, характер, настойчивость и силу, в неспособности осмыслить и взять на себя ответственность за негативное развитие событий в нашей стране и совершить умное, выверенное действие. Проблема в инфантильности, трусости, ленности и нежелании мужчин к объединению ради общей цели.