Текст книги "Тайные трибуналы КГБ. Ловля «кротов»"

– Никакого Владика Файбишенко я не знаю. Я утверждаю и прошу записать это в протокол, что все мои заметки означают расчеты с моими знакомыми женщинами.

– Ян Тимофеевич, вы ведете себя будто мелкий жулик. А ведь мы знаем, что вы делец другого полета.

– Что вы имеете в виду?

– Нетрудно догадаться. Вы занимались крупными делами. Свидетельством этому являются изъятые у вас золото и валюта. Неужели вы не понимаете, что ваши объяснения наивны, рассчитаны на простачков?

– Это какое-то совпадение трагических случайностей. Я честный советский человек, скромный служащий.

– О вашей честности и скромности, Рокотов, нам тоже известно. Вы говорили, что работаете юрисконсультом, но ведь это тоже ложь. Документ о вашей работе – поддельный.

Следствие шло своим чередом. Следователи были терпеливы и настойчивы в своей работе. Они проверяли жизнь, быт, работу и связи Рокотова и Файбишенко. Ни одного светлого пятна. Паразитизм, тунеядство, пьянство и распутство – вот какие характеристики были получены на Рокотова и Файбишенко.

Через некоторое время расследование привело чекистов и к Надежде Гудлис. Было установлено, что квартиру этой спекулянтки часто посещали студенты некоторых иностранных государств, обучающиеся в Москве, а также некоторые дельцы из Прибалтики, Грузии и Азербайджана.

В частности, квартиру Гудлис неоднократно посещал один студент иностранного государства по имени Хаким Ашоглу. Под различными предлогами он часто ездил на родину и возвращался в Москву, прихватывая с собой золото, скрывая его от таможенного досмотра… У этого любителя легкой наживы для перевозки золотых монет был сделан специальный пояс с отверстиями, в которых он и укрывал золотые монеты. Его трижды предупреждали, и каждый раз он давал подписки, что больше не будет заниматься валютными махинациями. Но бесполезно. Предупреждения не пошли впрок. В четвертый раз его задержали. Из кожаного пояса изъяли сорок пять золотых турецких лир.

Хаким был задержан на квартире Надежды Гудлис.

На следующий день после ареста в квартире Гудлис был произведен обыск.

Во время обыска на квартиру пришла женщина и спросила мать Гудлис:

– А где Надя? Она мне очень нужна. Покупатель сегодня улетает… – И только тут заметила в квартире посторонних людей.

– Что вас интересует? – спросил вышедший к ней следователь.

– Я просто так, по-соседски, зашла. В магазин ходила, вот и заглянула.

– А что за покупатель улетает?

– Ничего такого я не говорила, – растерянно ответила женщина.

– Предъявите, пожалуйста, документы…

Это была Незванова – соучастница валютных операций. Она пришла к Гудлис именно для того, чтобы совершить сделку. В ее авоське было обнаружено пять тысяч рублей. Незванову тут же задержали, а затем арестовали.

В тот же день на квартире Гудлис был задержан и другой крупный валютчик Цугнер. Он был связан валютными операциями с Рокотовым и Гудлис, часто с ними встречался. Но вот что-то долго не звонил Рокотов, и Цугнер забеспокоился: не случилось ли что? Для того чтобы выяснить, в чем дело, он и появился на квартире Гудлис во время обыска. Цугнера задержали и доставили в следственный отдел Комитета госбезопасности.

Цугнер был допрошен. Ему предъявили фотографии, среди которых он назвал Яна Рокотова и Владислава Файбишенко.

Когда Цугнеру задали вопрос: «Что из себя представляют эти люди?» – он ответил:

– Я к этим людям отношусь с уважением. Умные, ловкие, оборотистые! Я даже завидовал им.

Цугнер признал, что с этими людьми он имел несколько не очень крупных дел. Однако на первом допросе ничего конкретного не сказал. Учитывая восьмидесятидвухлетний возраст этого валютчика, мы отпустили его домой.

Спустя несколько дней дежурный по изолятору сообщил следователю, что Рокотов настойчиво просится к нему на допрос.

Придя в кабинет следователя, Рокотов заявил:

– Я хочу помочь следствию и рассказать все, как было.

– Ну что ж, это похвально, Ян Тимофеевич. Слушаю вас.

– Ценности, обнаруженные в чемоданах, действительно принадлежат мне. Конечно, это надо понимать условно. Они мною найдены совершенно случайно во время поездки в Прибалтику.

– Расскажите, как это было.

– Три месяца тому назад я ездил в Вильнюс. В выходной день вильнюсские друзья повезли меня осматривать один старый замок. И вот в одном из закоулков, под щебнем и мусором, я увидел сверток из коричневого дерматина. Мне показалось, что сверток этот необычный. Вечером, когда мы приехали в Вильнюс, я расстался со своими приятелями, взял такси и вернулся к развалинам замка. Поднял сверток и развернул его. В нем оказались пачки денег, золото, драгоценности. Я долго мучился: как быть? Понимал, что такая находка должна быть сдана государству. Но я не сдал, не хватило мужества. А потом уже боялся, что меня могут обвинить в сокрытии и присвоении ценностей. Понимаю, что поступил нечестно, и готов нести за это ответственность. Но заявляю снова, что я не спекулянт и никакими валютными махинациями не занимался.

– Это все, что вы могли придумать за эти дни? – спросил, улыбаясь, следователь.

– Я не придумал, я рассказал сущую правду. Вы не верите?

– Не верю, Ян Тимофеевич. Это все выдумки, ложь. Подпишите протокол и идите подумайте еще. А для размышлений хочу вам сообщить некоторые данные следствия. Арестованы Гудлис и ее муж Плотников. Недавно были задержаны и допрошены Хаким Ашоглу и Борис Яковлевич Цугпер.

– Я этих людей не знаю.

– Если вы их не знаете, то они вас хорошо знают и утверждают, что имели с вами сделки. Подумайте, Рокотов. Пожалуй, настала пора прекратить рассказывать нам сказки. Да, забыл еще добавить, что Лагуткин тоже показывает о ваших валютных махинациях. До свидания.

Особенно упорствовала на следствии Гудлис. На первый допрос она пришла к следователю с высоко поднятой головой и угрозами.

– Я буду на вас жаловаться Генеральному прокурору, – повысив голос, заявила Гудлис. – За то, что меня произвели в спекулянтки, придется кому-то ответить.

На следующий день на мое имя поступило от Гудлис заявление о том, что к ней плохо относятся врачи. Затем последовало заявление на имя Генерального прокурора с требованием о расследовании причин ее ареста и наказании виновных за незаконные в отношении нее действия.

Я вызвал Гудлис к себе в кабинет.

– Кто вас обидел, Надежда Михайловна? – спросил я.

– Во-первых, меня незаконно арестовали. Я ни в чем не виновата. Никакими валютными операциями не занималась. По этому поводу я написала заявление Генеральному прокурору.

– Об этом мне известно. Прокуратура проверит ваше заявление. Что же еще?

– Ко мне плохо относятся врачи. Не лечат.

– А чем вы больны? Что конкретно сказали вам врачи?

– Они считают меня здоровой и говорят, что я симулирую. Но я действительно плохо себя чувствую. Я плохо сплю, сдают нервы.

– Пожалуй, на вашем месте любой чувствовал бы себя неважно.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду то, что вы не на курорте, а в камере следственного изолятора. К следствию вы претензии имеете?

– Нет, следователь – очень корректный человек.

– Я очень рад. А теперь пригласим следователя и поговорим с вами по существу вашего дела.

Мы долго, очень долго допрашивали Гудлис. Она все категорически отрицала. Даже то, что, казалось бы, совершенно бессмысленно отрицать, она все же отрицала. «Никакого Хакима Ашоглу я не знаю», «О Незвановой понятия не имею», «О Файбишенко слышу впервые», «Рокотов – знакомый мужа, и я его немного знаю», «Никаких валютных операций с ним не совершала», «Рокотов – порядочный человек, и я не думаю, чтобы он занимался какими-либо темными делами».

– Но позвольте, Надежда Михайловна, Хаким был задержан в вашей квартире. Об этом он дал нам показания.

– Понятия не имею. В мою квартиру он зашел случайно.

– А Незванова? Тоже случайно?

– Я ее не знаю. И никогда раньше ее не видела.

Что же из себя представляет Надежда Гудлис?

Она окончила театральное училище. Работала в разных организациях, руководила самодеятельностью. Но везде не уживалась с сотрудниками. Отличалась лишь одним качеством – умела достать что угодно.

В спекуляцию была втянута приятелями отца – бывшего нэпмана. В их дом частенько заходили эти люди, спекулировавшие валютой. Надежда все время слышала разговоры о деньгах, о золоте, бриллиантах… О больших деньгах. Скоро она стала «своим» человеком. Ей стали доверять, а потом она сама стала совершать сделки.

Ее супруг, Сергей Плотников, тоже начал было подвизаться в искусстве. Но предприимчивая, волевая и жадная до денег жена оторвала его от служения музам – он стал помогать ей в ее черном бизнесе.

Но время шло. Следствие продолжалось, а Рокотов, Файбишенко и Гудлис – главные бизнесмены – продолжали упорно отрицать совершенные ими преступления. Следователи не стремились к тому, чтобы выкладывать перед ними все собранные доказательства. Они продолжали допрашивать одного за другим свидетелей, десятки свидетелей, в подавляющем большинстве валютчиков небольшого масштаба. Эти люди скоро поняли, что слишком далеко зашли, но образумились и, желая помочь следствию, охотно давали правдивые показания.

Наконец пришло время вести разговор начистоту и с основными дельцами. Впрочем, первым из них заговорил Рокотов. Он попросил следователя принять его.

– Я больше не хочу водить вас за нос. Намерен рассказать наконец всю правду.

– Ян Тимофеевич, а мы не считаем, что вы нас водите за нос, – сказал на это следователь. – Это вы сами себя водите за нос. И выдумываете разные небылицы. Нам все ясно. Мы можем обойтись и без ваших показаний. Ну а коль вы действительно намерены рассказать правду, то, пожалуйста, я готов внимательно выслушать вас.

До этого дня Рокотов пять раз менял показания, но теперь заговорил правдиво. Потребовалось несколько дней, чтобы записать все его показания в протокол, хотя для этого была вызвана стенографистка. Рокотов рассказал обо всех своих валютных махинациях – их десятки. Каждую такую операцию надо записать: когда, где, с кем, при каких обстоятельствах, на какую сумму. Память у него на эти операции оказалась завидной, он помнил всех своих клиентов, хотя их было много.

Когда признался атаман, то его подручным – Файбишенко и Гудлис – не было смысла запираться. Они тоже признали себя виновными и подробно рассказали о своих валютных операциях.

Судебный процесс по этому делу освещался в печати и приковал к себе внимание граждан нашей страны. Советские люди гневно осуждали преступников.

В адрес Московского городского суда, рассматривавшего дело Рокотова и его компаньонов, поступило множество писем, в которых высказывались требования о самом суровом приговоре валютчикам.

Вот что, например, писали Ю.С.Майорова, В.А.Князева, И.И.Макарова и другие:

«Уважаемый суд!

Мы, простые советские люди, сотрудники Московского завода приборов, убедительно просим вас быть беспощадными к этим отбросам, жалким подонкам и негодяям, гадкие души которых пусты, а они набрались наглости и перестали уважать советский строй.

Они хуже предателей, они давно уже трупы, и мы просим вас, чтобы таким же другим неповадно было, приговорить всю эту преступную шайку к высшей мере наказания – расстрелу, чтобы не поганили они впредь неподкупную репутацию честных советских людей, не дышали с нами одним воздухом и не смели называться гражданами СССР».

Суд приговорил Рокотова и Файбишенко к расстрелу, а Гудлис, Папиташвили Якова, Шалву и Илью, Незванову и Лагуткина к длительным срокам лишения свободы.

После отклонения Президиумом Верховного Совета РСФСР ходатайства о помиловании Рокотова и Файбишенко приговор суда был приведен в исполнение.

Черный бизнес

Под таким названием в 1963 году на экраны нашей страны была выпущена кинокартина. Сюжетом к киносценарию послужило конкретное уголовное дело, раскрытое следователями – чекистами.

Дело, о котором пойдет речь, поистине уникальное. По размерам похищенного государственного имущества и нажитых преступным путем денег и ценностей следственная практика подобного дела, пожалуй, не знала.

В 1962 году работниками Комитета государственной безопасности была раскрыта крепко сколоченная преступная группа, которая на протяжении длительного времени занималась хищением государственного имущества в особо крупных размерах в лечебно-трудовых мастерских психоневрологического диспансера Краснопресненского района города Москвы.

Входе расследования у преступников было изъято несколько десятков килограммов золота в слитках, монетах и ломе, значительная сумма денег и других ценностей.

Каким же путем удалось напасть на след таких матерых преступников? В определенной мере произошло это случайно.

У одного дельца по фамилии Шакерман, являющегося одной из центральных фигур шайки хищников, умерла жена. Он похоронил ее со всеми почестями на Востряковском кладбище и установил мраморный памятник со столбами и цепями, уплатив за это сооружение крупную сумму денег. Молодой сорокачетырехлетний вдовец недолго предавался унынию. Вскоре после смерти жены он привел в свой дом на правах любовницы свояченицу – сестру покойной жены, которая в это время была замужем и являлась матерью. Муж этой дамы, узнав об измене жены, предъявил Шакерману претензии и угрожал местью. Прожив месяца три у Шакермана, любовница вернулась к своему мужу, который потребовал от Шакермана возмещения ему убытков за причинение «морального ущерба». Шакерман начал торговаться, и вопрос был перенесен на рассмотрение «третейского суда», состоящего из друзей и сообщников Шакермана. По решению этого суда Шакерман уплатил за «моральный ущерб» «потерпевшему» пять тысяч рублей и считал инцидент исчерпанным. Но не так думали супруги. Зная о том, что Шакерман занимается хищением государственного имущества и имеет большие средства, они решили посадить его на скамью подсудимых, а самим завладеть его богатством. Супруги сочинили заявление в Комитет государственной безопасности и, кроме сообщения о том, что Шакерман – жулик, указали место, где он хранит ценности. На основании этого заявления после соответствующей проверки было возбуждено уголовное дело. На квартире у Шакермана произвели обыск. Обнаружили изделия из платины, золота, несколько драгоценных камней и семь тысяч рублей денег. Шакерман был арестован, и следователь приступил к расследованию дела.

На первых допросах, как и следовало ожидать, Шакерман категорически отрицал свою вину, возмущался арестом, считая его незаконным, грозил подать жалобу прокурору, выдавал себя за интеллигентного и порядочного человека. Однако первые же шаги расследования показали, что мы имеем дело с крупным хищником. Догадываясь, что супруги неспроста донесли на своего родственника, мы произвели тщательный обыск на даче, расположенной под Москвой, в поселке Раменское. Ценностей и денег там мы не нашли. Но знакомство с дачей, с обстановкой и условиями жизни Шакермана нам многое дало. Ранее эта дача, имеющая два этажа, полуподвальное помещение с кухней, ванной и другими удобствами, принадлежала одному из московских заводов. На ней в летнее время отдыхали дети рабочих. Но по каким-то причинам завод решил продать эту дачу, которую и купил Шакерман, уплатив за нее большую сумму денег. На территории дачи, расположенной на площади в полгектара, был устроен гараж, разбит фруктовый сад. Все комнаты обоих этажей были прекрасно меблированы, в шкафах – много различных книг и журналов. Мы знали, что Шакерман учился в медицинском институте, ушел с третьего курса, но медицинской литературы мы на его даче не нашли. Однако увидели много юридической литературы, различных книг и журналов. Помимо учебников по уголовному праву и уголовному процессу были тут журналы «Социалистическая законность», «Советская юстиция», «Бюллетень Верховного суда СССР», «Следственная практика». Для чего медику юридическая литература? Притом в таком количестве, которому мог бы позавидовать юрист-профессионал? Вскоре мы получили ответ на этот вопрос. Шакерман регулярно читал юридическую литературу не для того, чтобы обогатить свои знания советскими законами и не нарушать их, а для того, чтобы научиться обходить их. Его особенно интересовала следственная практика и пути раскрытия хищений.

Что же представлял собой этот человек?

Шакерман родился в 1919 году. Как мы уже сказали, он имел незаконченное высшее медицинское образование. Воровать начал с 1946 года. В 1953 году попался и был осужден по закону от 7 августа 1932 года за хищение государственной собственности к десяти годам лишения свободы. Однако в тюрьме он находился всего лишь один год. Освободился по амнистии в 1954 году. И вновь принялся за свои занятия. Будучи в местах лишения свободы, он думал не о том, как начать честную трудовую жизнь, а о том, как действовать умнее, чтобы не попасть снова на скамью подсудимых. Сначала Шакерман был посредником взяток – дело не пыльное, а прибыльное. Следов не оставлял, свидетелей не имел – действовал с глазу на глаз с заинтересованными людьми. Однако аппетит приходит во время еды. Постепенно сползал на валютные операции. Денег тут было больше, размах – шире. Затем устроился на работу в производственный комбинат «Рыболов-спортсмен», но по приглашению такого же дельца Ройфмана перешел на работу в психоневрологический диспансер Краснопресненского райздравотдела города Москвы, заняв там скромную должность начальника картонажного цеха. Вот здесь-то Шакерман и Ройфман раскрыли свои воровские способности. Это было очень хорошее место для всякого рода махинаций. Кто мог подумать, что в мастерских, где работают больные люди в порядке трудовой терапии, свила гнездо шайка жуликов?

Что же касается Ройфмана, то он оказался под стать Шакерману. Родился в 1925 году, имел начальное образование.

С 1948 года по день ареста занимался хищением путем изготовления на различных предприятиях неучтенной продукции. В 1957 году он организовал производство неучтенной продукции в трикотажном цехе производственного комбината общества глухонемых в Калинине, а потом перебрался в Москву и здесь купил, да, именно купил, за две тысячи рублей у своего предшественника должность заведующего мастерскими психоневрологического диспансера Краснопресненского райздравотдела.

Для того чтобы организовать выработку «левой» продукции, Ройфман и Шакерман подобрали наиболее «подходящих» людей и сколотили шайку, в которую вошли кладовщица, учетчица, бухгалтер и некоторые другие. Главврача диспансера Ройфман незаконно оформил еще и врачом мастерских. И он, получая двойной оклад, молчал.

В мастерских диспансера не было трикотажного цеха, и для того чтобы его организовать, был подкуплен ряд должностных лиц, давших разрешение на открытие такого цеха. На ленинградском заводе «Станкоинструмент», на Загорской фабрике и некоторых других Ройфман и Шакерман за взятки приобрели 58 трикотажных машин и другое производственное оборудование. Таким же путем достали сырье и шерсть. Они вовлекли в орбиту своей воровской деятельности людей из других предприятий, где выработанный ими товар красился и окончательно отделывался.

Трикотажный цех дельцы разместили в арендуемых у домоуправлений подвальных помещениях, не отвечающих элементарным техническим и санитарным условиям. Больные работали в этом цехе в три смены при электрическом освещении.

В подпольном трикотажном цехе дельцы переработали 460 тонн шерсти. Из нее изготовляли дамские кофточки, платки, джемпера и другие изделия, которые затем отправляли в торговые палатки, расположенные на рынках и при вокзалах. Подкупленные ими продавцы сбывали левую продукцию.

Дельцы не только обворовывали государство. Они обманывали и обворовывали покупателей, продавая им полушерстяные изделия как изделия из чистой шерсти.

Деньги текли в руки хищников рекой.

Когда в стране была объявлена денежная реформа, они были миллионерами. На следствии Шакерман и Ройфман показали, что для обмена денег потребовалось подкупить несколько человек, которые в различных сберегательных кассах производили обмен старых денег на новые.

На даче Шакермана в Раменском мы произвели еще один обыск, но занимались уже исключительно земляными работами. Был перерыт весь участок, и наконец наш труд увенчался успехом. Под землей Шакерман спрятал главные свои ценности – золото в монетах царской чеканки. Оно хранилось в стеклянных банках, тщательно засургученных и упакованных. Банки были зарыты под забором. Яма уходила под тротуар, за пределы дачного участка. Но и эти ценности оказались не последними. На квартирах «друзей» Шакермана была изъята значительная сумма денег в банковской упаковке, а также различные изделия из золота, платины и бриллиантов.

После того как у обвиняемого Шакермана были изъяты ценности и деньги, он понял, что в расследуемом деле является главным действующим лицом и на фоне других выглядит особенно яркой преступной личностью. Шакерман понимал, что санкция статьи Уголовного кодекса, которая ему предъявлена, предусматривает смертную казнь. Учитывая все это, спасая свою шкуру, он на одном из допросов спросил у следователя:

– Выходит, что в этом деле я являюсь паровозом?

– Да, – ответил следователь.

– Нет, так не пойдет. Я не хочу быть первой скрипкой в этом разваливающемся оркестре. В нем есть люди посолиднее меня.

– Что значит посолиднее? – спросил следователь.

– Я имею в виду людей, которые имеют больше ценностей, чем я.

– Кто именно?

– Ройфман.

К этому времени мы имели данные о преступных делах Ройфмана, но для ареста данных еще было недостаточно. Показания Шакермана были чрезвычайно важны.

– Расскажите все, что вы знаете о преступлениях Ройфмана, – предложил следователь.

И Шакерман показал, что Ройфман, являясь организатором преступной группы, больше чем кто-либо другой наворовал денег, превратив их в золото и другие ценности.

– Ройфман имеет четыре пуда золота и много денег, – сказал Шакерман.

Вскоре Ройфман был арестован. На допросах он категорически отрицал свое участие в хищениях, но, когда мы сказали ему, что есть показания Шакермана и что следствию многое известно, Ройфман начал «спускаться на тормозах». Он признал, что вместе с Шакерманом и другими соучастниками занимался хищениями, но денег и ценностей он имеет мало. Он назвал сумму и место хранения. Деньги и ценности были изъяты.

На одном из допросов Шакерман спросил у следователя:

– Что дал Ройфман?

– Пятнадцать тысяч.

– Чего он валяет дурака?! Давайте я его разложу.

Шакерману и Ройфману была устроена очная ставка, в ходе которой Шакерман изобличил своего «шефа» во лжи. После этого Ройфман выдал еще незначительную часть денег, но, поняв, что следователь ему не верит, заявил о имеющихся у него еще двух тайниках с ценностями, местонахождение которых он, однако, показать не может, поскольку золото и деньги прятали его родственники – двоюродные братья. Один из них был задержан и на допросе, после нескольких дней раздумий, повез следователей в Кратово, где Ройфман снимал у своего знакомого дачу и хранил в тайнике ценности и деньги. Но следователей постигла неудача. Из тайника ценности исчезли. Начали выяснять и установили, что содержимое тайника забрал второй брат, скрывающийся от ареста за совершенное преступление. В результате активной следственной и оперативной работы деньги и ценности, изъятые из тайника в поселке Кратово, были обнаружены.

Оставалась более сложная задача – найти тайник, в котором находились основные богатства Ройфмана. На следствии он продолжал утверждать, что не знает, где находится этот тайник, ссылаясь на то, что золото зарывали братья. В течение трех дней один из братьев возил следователей по различным дорогам Подмосковья. Он утверждал, что забыл, где находится тайник. Наконец он привез следователей на 37-й километр по Дмитровскому шоссе. Здесь, в лесном массиве, под деревом, был обнаружен тайник, из которого и было изъято золото, спрятанное в металлические трубы.

Много труда и энергии вложили следователи и оперативные работники Комитета государственной безопасности в распутывание этого весьма сложного дела и поиски денег и ценностей, нажитых преступным путем.

Было допрошено более ста свидетелей, проведена тщательная ревизия в лечебно-трудовых мастерских, много обысков, очных ставок и других следственных действий.

Умны, коварны, хитры были преступники, но и этот узелок развязали чекисты: хватило у них мастерства, умения, настойчивости и терпения, чтобы все хитросплетения преступников разобрать по ниточкам, все их ходы и маневры разложить по полочкам и в итоге собрать неопровержимые доказательства хищений и вернуть государству ценности и деньги, нажитые преступным путем.

Расследуя дело, мы часто задавали себе вопрос: откуда такая неуемная жадность к деньгам? Зачем им столько денег? Почему эти люди не знают предела своим аппетитам?

На одном из допросов мы спросили Шакермана:

– Вы наворовали много денег, скупили на них огромное количество ценностей, думали ли вы над тем, чтобы остановиться?

Шакерман, подумав, ответил:

– Нет, пожалуй, не остановился бы. Вам трудно это понять. Это вопрос чисто психологический. Чем больше имеешь, тем больше хочется иметь. Тем более что так легко деньги плывут в руки. Наше положение можно было бы, пожалуй, сравнить с поведением обезьян. В странах Индокитая обезьян ловят следующим образом. В дереве делают дупло, в которое кладут орехи. Обезьяна, найдя эти орехи, запускает лапу в дупло и захватывает большую горсть, но лапа с орехами обратно не пролезает. Разжать же лапу обезьяна не может. В таком положении ловцы обезьян находят ее висящей на дереве, с засунутой лапой в дупло. Так получается и с нами. Нас засосала болотная трясина, и выбраться из нее мы не могли. Чем больше воруешь, тем становишься одержимее. Воруешь до тех пор, пока не ударят по лапе.

Да, у этих гобсеков не было ничего святого. Только деньги, только золото, больше, еще больше…

– Ну а для чего такие накопления? – спросили мы у Шакермана.

– На всякий случай. Разумеется, чтобы жить хорошо и ни в чем не нуждаться. Это главное. Во-вторых, может быть, удалось бы уехать за границу и там пустить эти ценности в оборот. Например, заняться торговлей. Словом – делать бизнес.

– Но ведь бизнес-то грязный, Шакерман? Не правда ли?

– Бизнес редко бывает чистый.

Радужный мираж легкой наживы соблазнял. Забыв долг, утратив совесть, поправ мораль и закон, эти люди встали на путь тягчайших преступлений, разворовывая то, что мы называем священным и неприкосновенным, экономической основой нашего социалистического общества.

Такие, как Шакерман, мечтали уехать за границу и заняться бизнесом, они готовы были изменить Родине.

Растленные и развращенные до мозга костей, эти мерзавцы развратили и многих других, подкупили и соблазнили деньгами неустойчивых, не брезговали ничем и не щадили никого.

Организатора подпольного трикотажного цеха Ройфмана, так же как и Шакермана, совершенно ничто не интересовало, кроме денег и ценностей. Газет он не читал, книг тоже, в театр и кино не ходил по нескольку лет. На следствии он все это объяснял отсутствием времени.

– Надо было держать в голове десятки операций по сбыту продукции, приобретению сырья, помнить все расчеты с соучастниками. Меня часто беспокоила мысль, что у меня мало денег, что мои компаньоны грабят и обманывают меня и гребут больше, чем я. В то же время надо было думать, чтобы не попасться. До газет и книг ли тут?

Как же убог и беден их духовный мир! Деньги и деньги – ими заполнена вся жизнь…

Кстати, у одного участника воровской шайки при обыске был обнаружен так называемый кодекс морали и этики дельца. «Философия» дельца была сформулирована в нескольких параграфах, каждый из которых – образец цинизма, бесстыдства и чудовищной наглости. Вот что говорится в этом «кодексе»: «Идеалы – чушь. Помни, что главное в жизни – деньги. Все остальное приложится. Честность – донкихотство. Она смешна. Совесть должна быть гибкой и всегда служить тебе, а не другому. Никогда не говори об этом вслух, но всегда помни об этом. Вместо „наворовал" говори „заработал" или в крайнем случае „имел". „Взятка" – нехорошое слово. Бери и давай, но называй это взаимной помощью».

Нетрудно заметить, что этот циничный «кодекс» целиком и полностью совпадает с правами и идеологией буржуазных дельцов и бизнесменов, является проповедью буржуазной морали.

Связанные накрепко круговой порукой, дрожащие за свои шкуры и награбленные ценности, опытные, хитрые, осторожные и трусливые, эти хищники длительное время плели надежную, по их мнению, сеть вокруг каждого, кто так или иначе был связан с ними. «Попадешься – поможем, выдашь – утопим» – таков воровской закон, насаждавшийся в шайке. Кстати, этот закон также выражен в упомянутом мною «кодексе» дельца. В одном из пунктов этого кодекса говорится: «Если ты все же попался, пеняй на самого себя. Никогда не выдавай своих соучастников и сообщников, особенно начальство. Помни всегда и везде: круговая порука и выручка – основной закон жизни и процветания торгашей и деловых людей».

При расследовании этого дела, как и по каждому другому, перед нами, естественно, вставал вопрос: почему преступникам столь длительное время удавалось безнаказанно воровать государственное добро? Почему они не были схвачены за грязные лапы значительно раньше?

К сожалению, многие честные люди видели, что в мастерских диспансера творятся нечистые дела. Видели, знали, но до удивления равнодушно относились к ним. Даже те, кто по своему служебному долгу обязан был вскрывать хищения и нарушения законности в деятельности хозяйственных организаций, проходили мимо. Но если бы только проходили! Своим равнодушием и бездеятельностью они способствовали, попустительствовали хищениям. Краснопресненскому райфинотделу, например, было известно, что в мастерские в большом количестве завозится шерсть из Узбекистана. Однако финансисты вместо передачи материалов прокурору спокойно оформляли сделку.

Даже некоторые больные, работавшие в трикотажном цехе, понимали, что в нем творятся преступления. Некоторые из них писали об этом, но никто на их сигналы должным образом не реагировал. А тем, кто все же реагировал, Шакерман и Ройфман объясняли:

– Что вы хотите? Это же психически неполноценные люди. Мало ли что взбредет им в голову.

И такое объяснение удовлетворяло.

Вместе с равнодушием и беспечностью некоторых граждан нам пришлось столкнуться с более серьезными фактами, проливающими свет на причины столь длительных воровских махинаций Ройфмана, Шакермана и других. Речь идет о том, что материальные ценности и контроль за материально ответственными лицами оказались во власти подлецов, которые в погоне за наживой предали интересы государства. Некоторые ревизоры и контролеры, инспекторы, эксперты и бухгалтеры брали взятки и стали сообщниками шайки расхитителей. Организаторы хищений давали взятки за назначение своих людей на нужные им должности. Они давали взятки отдельным работникам за то, что те подписывали письма, по которым жулики незаконно получали сырье. Они платили деньги за то, чтобы мастерским не предъявляли претензий по поводу низкого качества изделий, платили ревизорам за то, чтобы они составляли угодные им акты ревизий.