Текст книги "Курьер-619 (Юпитер – Челябинск)"

Глава 5
Старая кинохроника

27 января 2252 года

Время для Джера полетело так быстро, что он его перестал замечать. Он завтракал, весело беседуя, вместе с профессором и Николеттой. Иногда к ним присоединялся и Витторио – к завтраку, но не к беседе. Не таковский это был человек. Потом Николетта и Джер отправлялись выполнять какое-нибудь поручение профессора или просто бродить по закоулкам заброшенной станции: вдвоем это делать было совсем нестрашно, а наоборот – очень весело.

Иногда они надевали скафандры и выходили наружу. Они гуляли по равнинам Европы под черным небом с маленьким ослепительным солнцем, заглядывали в глубокие трещины и рассматривали небольшие кратеры, которые еще не успели разгладиться в ледяной толще.

Николетта так хотела еще раз посидеть за штурвалом корабля, что Джер не смог ей отказать и впервые в жизни, нарушив строгие инструкции, отправился в полет без всякой цели и задания. Просто чтобы сделать приятное девушке, в которую влюбился без памяти, хоть и до сих пор боялся в этом признаться даже самому себе.

Николетта попросила:

– Покажи, с каким ускорением ты летел к нам.

– На четырех g, но их лучше переносить в ванне.

– Ну, минута такого ускорения меня не убьет? – поинтересовалась Николетта.

– Нет, – улыбнулся Джер. – Но рекомендую ограничиться двадцатью секундами.

– Соглашаюсь с мнением профессионала! – сказала Николетта и устроилась поудобнее в кресле.

– Энн, устрой нам такое ускорение! – попросил Джер.

Энн ответила:

– Рекомендую линейное нарастание ускорения за десять секунд и пребывание на максимуме в течение еще десяти секунд.

– Хорошо, – согласилась Николетта.

И на них начала наваливаться тяжесть. Ощущение было такое, что на грудь сыплется мокрый песок, вначале затрудняя работу легких, а потом заставляя ребра трещать от тяжести. И когда весь песок высыпался, оказалось, что жить под такой массой песка совершенно невозможно. Нельзя было даже закричать.

Николетта была на грани паники, когда тяжесть вдруг вернулась к обычному одному g, что показалось девушке невесомостью. Она с наслаждением втянула воздух в легкие, а на счастливом выдохе сказала:

– Вот я дура – минуту просила! Она меня убила бы… А ты летел к нам на таком ускорении четыре дня!

– Я все время лежал в противоперегрузочном резервуаре, иначе бы умер в первый же час полета.

– И кто тебя заставил выбрать такую вредную работу? – девушка встала и с трудом сделала несколько шагов.

– Нужда! – беззлобно засмеялся Джер.

– А если бы ты мог выбирать профессию, то чем бы стал заниматься? – поинтересовалась Николетта.

– Я бы стал биологом, который изучает жизнедеятельность клеток. Я много читал про них в популярных книжках по биологии и в учебниках для университетов. Там жизнедеятельность клеток описана очень детально, но эти описания мне не нравились.

– Почему? – спросила Николетта.

– Как бы это объяснить… Представь, что наши астронавты попадают на чужую планету с передовой цивилизацией, которая обогнала нас на тысячи лет. И вот они ходят по инопланетному городу без экскурсовода, и все, что видят вокруг, описывают в своих дневниках. Они рассказывают о том, какие объекты движутся, а какие неподвижны, о том, что что-то летает, а что-то плавает… При этом они совершенно не понимают происходящего: почему эти красные коробки выползают из одного здания и вползают в другое, почему синие шары то увеличиваются в размерах, то уменьшаются. Вот так и биологи описывают происходящее в клетке: всё видят, но ничего не понимают.

Николетта засмеялась и сказала:

– Лучше представить неандертальца, который попал в наш современный город и с изумлением глядит на самолеты, телевизоры, компьютеры и автомобили. Он будет на все смотреть с открытым ртом и с удивлением.

– Да, эта аналогия лучше! – улыбнулся Джер.

Николетта прищурилась, внимательно глядя на юношу.

– Значит, тебя не устраивает простое описание – тебе нужно знать все невидимые пружины происходящего, все причины и следствия.

– Да. Это не банальное любопытство. Например, мой приятель по интернату ребенком жил в Африке, в общине моно. Он говорил, что эта община, как и многие вокруг, страдала от малярии и других болезней. Внутри нас – целые полчища микроорганизмов! От одной лишь малярии в Африке и Азии каждый год умирает множество людей – и еще большее число болеет. От этой болезни все еще нет вакцины, и от нее сильно страдают и люди, и экономика бедных стран. Я хотел бы стать исследователем малярии. Эта болезнь вызывается крошечными паразитами, которые забираются в эритроцит – клетку крови – и начинают там размножаться, одновременно перестраивая клетку в удобное для паразитов жилье. В каждом эритроците созревают около дюжины микросуществ. Когда они решают покинуть клетку, то делают так, что в клетке появляется дыра, которая быстро растет, и в результате клетка выворачивается как чулок, выбрасывая выросших паразитов на дальнейший разбой. Как паразиты ухитряются вывернуть клетку наружу? Хорошо бы изучить детальный физический механизм этого феномена…

– Зачем изучать таких гадов? – поморщилась Николетта.

– Если понять механизм происходящего, можно придумать, как разрушить его и прекратить эту цепь размножения паразитов: грубо говоря, можно найти, в какое колесо этого механизма вставить палку. И это позволит создать новое лекарство от малярии. Если клетка не будет выворачиваться – а небольшой процент таких инфицированных эритроцитов встречается, – то паразиты окажутся запертыми в прочном мешке и не смогут выбраться наружу.

– Ты вечно меня удивляешь… – пробормотала Николетта, искоса глядя на Джера. – Ты настолько отличаешься от обычных монопарней… да и на фоуров ты не похож…

– Совсем беда! – улыбнулся Джер.

Николетта, не отводя от него заинтересованных глаз, попросила:

– Ты знаешь много историй. Расскажи мне самую интересную историю… о любви.

– Хм… О любви? Ну что ж… Однажды я сидел в ресторанчике, потягивая пинаколаду. За соседним столом ужинали женщина с девочкой моего возраста – лет четырнадцати-пятнадцати. У девочки был синдром Дауна из-за лишней хромосомы. Но он был выражен слабо, и, видимо, мама отлично занималась дочерью: девочка была хорошо развита, она сама ходила за добавкой и аккуратно ела, только держала вилку не тремя пальцами, а всеми пятью.

– Синдром Дауна? – удивилась Николетта. – Это такая редкость.

– Да, беременные женщины, узнав о таком диагнозе у неродившегося ребенка, обычно избавляются от него задолго до рождения. А если ребенок все же появляется на свет, то государство обычно забирает его в спецприют. Этой женщине пришлось немало побороться с системой, чтобы оставить ребенка себе. Было видно, что она любит свою дочь – и та отвечала ей любовью. И я позавидовал этой девочке. Да, она не будет такой умной, как другие дети, она будет чаще болеть и проживет в два раза меньше, чем обычный человек, но проведет свою жизнь в атмосфере любви и заботы. Я почувствовал себя одиноким инопланетянином, который смотрит с завистью на земную любовь.

– Какая грустная и светлая история… – вздохнула Николетта.

Когда Джер и Николетта вернулись на станцию и зашли в кают-компанию, то обнаружили там профессора, который смотрел кинохронику про космическую катастрофу две тысячи тринадцатого года. Диктор говорил:

– Пятнадцатого февраля две тысячи тринадцатого года полукилометровый астероид весом в триста миллионов тонн врезался в уральские горы северо-западнее Челябинска. Взрыв был мощнее всех водородных бомб Земли, вместе взятых. Миллионный город и всё Южноуралье были уничтожены чудовищной ударной волной, а леса сожжены интенсивным излучением. Разрушение крупнейших в мире хранилищ с ядерными отходами вызвало выброс радиоактивных веществ. Сотни тысяч тонн космической и радиоактивной пыли повисли в атмосфере Земли и привели к резкому похолоданию, глобальному неурожаю и массовой гибели людей. Правительства зашатались, и власть во многих странах захватили религиозные фанатики, которые развязали междоусобную войну с применением ядерного и бактериологического оружия. Климат восстановился только через несколько лет, но за это время голод, холод и болезни уничтожили значительную часть населения Земли. Последовавшие войны и так называемый «продовольственный эгоизм» середины двадцать первого века унесли больше жизней, чем сама космическая катастрофа. В истории человеческой цивилизации наступили «столетние сумерки». Лишь в начале двадцать второго века научно-технический прогресс возобновился.

Профессор повернулся к Николетте и Джеру:

– Сейчас будут видеозаписи с военных летающих дронов, которые были запущены в район Челябинска сразу после взрыва.

На экране поплыли пылающие леса и лежащий в руинах город, где большинство зданий было разрушено, а многие строения горели или дымились.

В кадре появилось большое озеро с названием Чебаркуль, как пояснил диктор. Озерный лед метровой толщины был разломан на куски и нагроможден в торосы, между которыми виднелась темная вода. По берегу озера брели двое подростков – юноша и девушка. Юноша хромал, а девушка, одетая в серую куртку и розовую шапку, шла, осторожно придерживая руку, видимо вывихнутую или сломанную. Оптика дрона увеличила фигуры подростков на весь экран. На симпатичных лицах молодых людей лежала серая печать усталости.

Николетта сказала, глядя на экран:

– Тысячу раз видела эту видеозапись и в тысячный раз жаль, что для этих ребят нельзя ничего сделать!

– Эти бедняги давно умерли, – сказал профессор. – Все жители этих мест, кто не погиб от ударной волны в первые минуты взрыва, умерли позже от радиоактивного облучения. На сотни километров вокруг Челябинска радиация была смертельной. Да и другим странам досталось немало этого ядерного яда.

На экране появились схемы разрезов земной коры. Диктор пояснял:

– Удар астероида вызвал не только атмосферные катаклизмы, но и инициировал разрушительные землетрясения по всему земному шару. Больше всего пострадала Япония, которая находится возле зоны субдукции[5]5
  Субдукция – зона, где движущаяся тектоническая плита сталкивается с другой тектонической плитой, опускается под нее на сотни километров вглубь и плавится в магме. Зона субдукции характерна активными вулканами и землетрясениями.


[Закрыть], или погружения тихоокеанской плиты под материковую евразийскую плиту. Землетрясения и подводные оползни вызвали мощные цунами, которые уничтожили Лиссабон и большую часть Лос-Анджелеса. После космической катастрофы активизировались многие вулканы, включая гигантский вулкан Йеллоустоуна. Выбросы вулканического пепла и диоксида серы убили леса и посевы на огромных пространствах и ухудшили состояние земной атмосферы…

Профессор вздохнул, выключил экран и сказал:

– Пойдемте ужинать.

Разговор за столом перебросился на этику.

– Продовольственный эгоизм? – спросила Николетта. – Что это такое?

Профессор сказал:

– Вся мораль человечества сводится к двум основным моделям: эгоизма и альтруизма, то есть своекорыстия и самопожертвования. Например, весь бизнес построен на эгоизме. Такой же принцип лежит и в основе поселковой цивилизации фоуров. Они не делились своим продовольствием со страдающим населением. А могли спасти многих… Этот эгоизм фоуров не нравился моему сыну… Думаю, что именно из-за этого он полюбил девушку из дихтонов и покинул поселение фоуров – ведь дихтонам нельзя там жить…

Профессор вздохнул и закрыл лицо ладонями. Когда он убрал их, то казался постаревшим на десять лет.

– Альтруизм внушают только солдатам, чтобы они могли отдать свою жизнь ради того общества, которое они защищают. Я полагаю, что наука тоже должна быть построена на принципах альтруизма. Это означает, что интересы науки должны ставиться учеными выше собственных интересов. Сейчас же в науке есть две этики: одна – научная, а другая – базарная, или коммерческая, этика, мораль торгашей. Причем последняя доминирует. Редко можно найти ученого, который будет искать истину вопреки собственным интересам. Обычно ее ищут в удобном и хорошо оплачиваемом направлении. И попробуй искать не там, где все!

Профессор даже рассердился:

– Когда человек уверен в своей правоте, он великодушно оставляет место сомнению. Если же он подсознательно чувствует, что живет на фальшивые деньги, то он становится агрессивным и нетерпимым. Он борется с противником с помощью не логических доводов, а закулисных интриг и подметных писем.

Профессор налил в стакан из какой-то пузатой бутылки, сделал большой глоток и пробормотал севшим голосом:

– Семьдесят процентов земного шара занято океанами, а тридцать – дураками… Придумать каждый сможет, а вот вовремя передумать способен только умный.

Профессор вдруг сменил тему:

– Джер, а ты знаешь, как возникли фоуры, дихтоны и триплеты?

– Нет, – удивился Джер. – А разве они были… не всегда?

– Да, эта информация скрывается, насколько это возможно, но ничего сверхсекретного тут нет. Возникновение каст – это результат той самой космической катастрофы две тысячи тринадцатого года. После того как на Земле настали годы холода и голодных бунтов, обычный уклад жизни сломался. Чтобы избежать нападений черни и обеспечить себе привычный комфорт, военные, политики и бизнесмены объединились и поселились в хорошо защищенных поселках…

– Райцентры… – вырвалось у Джера.

– Верно, – согласился профессор. – Так возникла каста фоуров, которые жили гораздо лучше других. Но они, конечно, не могли обойтись без продуктов, одежды и прочего. Поэтому они окружили свои поселки гораздо более обширной внешней зоной ферм и заводов, где работали…

– Дихтоны… – снова не удержался Джер, который слушал профессора с открытым ртом. Эта история никогда не встречалась в книгах, которые он прочитал.

– Да, – продолжал невозмутимо профессор. – Триплеты возникли как промежуточная каста посредников, которые управляли потоками продуктов и товаров из внешней зоны, держали рестораны в поселке фоуров, а также осуществляли охрану поселка и его внешней зоны.

– А как возникли моно? – не удержался Джер.

– Никак, – пожал плечами профессор. – Класс «моно» – это все, кто не попал в охраняемую зону поселков, то есть девяносто процентов населения Земли. Они выживали как могли, воевали друг с другом за кусок хлеба и глоток чистой воды. Именно они понесли самые тяжелые потери в Голодный Век. Когда климат улучшился, то человечество стало снова развиваться и расти. В это время только фоуры обладали армией, технологиями и ресурсами. Поэтому эта кастовая модель распространилась по всей Земле, а потом – и в космосе. Фоуры, которые составляют доли процента от всего населения Земли, стали правящей кастой, и каждый ее член был обеспечен с рождения. Кастовая система оказалась достаточно устойчивой – и породил ее этот проклятый астероид, ввергший человечество в тяжелое испытание…

Профессор мрачно замолчал и вдруг продолжил:

– Я считаю, что мы не выдержали это испытание космосом. Мы, фоуры, не стали счастливы сами и не сделали счастливыми других.

Профессор налил себе еще одну порцию и залпом выпил. Его лицо покраснело, он с трудом вздохнул и сказал сдавленным голосом.

– Все мы – хоть фоуры, хоть дихтоны – молимся о том, чтобы наши дети были живы и здоровы. И всех нас ожидания обманывают… Смерть отнимает у нас все.

По лицу Николетты пробежала тень. Она встала, подошла к профессору и сказала:

– Дедушка, пойдем, я отведу тебя отдохнуть.

Профессор поднял голову, по его щекам катились слезы.

– Пойдем, моя девочка, ты одна у меня осталась, мое солнышко…

Он положил руку на плечо Николетты, и дед с внучкой вышли не оглядываясь.

Джер ошеломленно смотрел на эту сцену. Он никогда не видел фоура плачущим и почему-то думал, что эти небожители не могут быть несчастными.

«Оказывается, им больно, как и нам…» – был потрясен юноша.

Часть 2
Южный Урал

Глава 6
Челябинск

29 августа 2012 года

Потрепанное асфальтовое шоссе пересекало сосновый бор. На обочине, под желтым жестяным знаком остановки, несколько человек ждали автобуса. Высокомерные сосны протяжно кивали ветру золотыми головокружительными стволами. Веяло густым хвойным ароматом, но потом наплыл мерзкий сигаретный дым и перебил лесные запахи. Длинный лохматый юноша поднял голову, но его глаза не остановились ни на шумящих корабельных соснах, ни на соседе-курильщике: они пристально смотрели куда-то за горизонт, где глаз других людей не замечал ничего интересного. Но юноша видел что-то недоступное чужим взорам.

С другой стороны шоссе шла узкоколейка. Рельсы блестели в лучах августовского солнца, скользящего по вечерней глиссаде. Сначала донесся стук колес по стальным стыкам, а потом показался поезд. И тут же из-за поворота шоссе вынырнул автобус и, размашисто раскачиваясь, подкатил к остановке.

– Идет, идет! – зашевелились люди на обочине, окруженной мачтами уральских сосен. Юноша забрался в автобус и встал на задней площадке, глядя на подходящий к высокой платформе поезд: локомотив, тянущий несколько небольших вагонов. Локомотив был раза в два меньше обычного. На площадке машиниста стоял паренек лет пятнадцати – очень гордый, в форменной фуражке железнодорожника. Миниатюрный поезд медленно подкатил к станции и затормозил.

Паренек с достоинством спустился по крутой лесенке на перрон.

– Какой бравый машинист! – ироничный голос раздался совсем рядом.

Лохматый юноша машинально повернул голову и увидел рядом симпатичную девушку в голубом платье. Она тоже посмотрела на него. Парень никогда не осмеливался заговаривать с девчонками на улице, но тут было гораздо легче – нужно было всего лишь поддержать уже условно начавшийся разговор.

Юноша несмело улыбнулся и сказал:

– Когда мне было лет десять, я завидовал этим пацанам-железнодорожникам с невероятной силой. До сих пор жаль, что мне не пришлось поработать на детской железной дороге.

– Кто мешает тебе стать настоящим взрослым машинистом? – спросила девушка.

– Я уже вырос из своей железнодорожной мечты. Сейчас меня больше интересует астрономия.

– Мне давно советовали посмотреть на детскую железную дорогу – и я убедилась сегодня, что не зря.

– Кто советовал?

– Ну… знакомые железнодорожники.

– Неужели ты сегодня в первый раз ее увидела?

– Да. Я живу не в Челябинске, а в Златоусте. В поселке, на самой его окраине.

– А-а… ты сейчас поедешь домой?

– Ага, вечерним междугородним автобусом.

Они помолчали, покачиваясь в такт с автобусом, который вскоре подкатил к площади Революции. Конечная остановка.

Юноша и девушка вышли из складчатой автобусной двери. Парень сделал заметное усилие над собой и сказал, переводя беседу на другой уровень:

– Меня зовут Кирилл, а тебя?

– Юля.

– Куда ты сейчас?

– На Кировку.

– Юля, можно с тобой за компанию? Заодно расскажешь, чем ты интересуешься.

– Ты интересуешься моими интересами или мной? – усмехнулась девушка.

Кирилл покраснел, но нашелся:

– Я еще не решил!

Они спустились в подземный переход и вышли на другой стороне площади. Юноша поинтересовался:

– Ты приезжала специально посмотреть на бравого машиниста?

– Нет, я была в Южно-Уральском универе, на дне открытых дверей. Я собираюсь поступать туда в следующем году.

– Я тоже заканчиваю школу, – обрадовался Кирилл. – Но буду поступать в МГУ, там готовят астрономов.

– Я сразу поняла, что ты – не от мира сего, – улыбнулась девушка.

– Откуда это видно? – слегка обиделся Кирилл.

– Трудно сказать, но ощущение отчетливое. Например, у тебя глаза не бегают, ты смотришь куда-то вдаль.

– А у других людей глаза бегают?

– Ага, – хихикнула Юля. – Может, что-то ценное или съедобное увидят. Или вдруг подкрадывается враг? Обычный человек всегда находится в состоянии рациональной охоты или иррациональной тревоги. А у тебя, когда ты стоял на остановке, взгляд был отсутствующий.

– Ну… я думал про одно место в учебнике, которое не очень хорошо понимаю. Про темные спектральные линии поглощения и физические условия, при которых они превращаются в яркие эмиссионные линии.

– Вот именно: стоял человек и думал. Не курил, не плевал, не лузгал семечки, не рыскал глазами, не протирал дыру в мобильном телефоне – а думал. Редкое зрелище!

Кирилл смутился:

– Я не знал, что ты за мной наблюдаешь.

– Я часто смотрю на птичек, на цветочки и на странных людей. Хобби у меня такое. Если бы ты не был странным, я бы не назвала тебе свое имя и не шла бы с тобой сейчас.

– Значит, ты изучаешь новый экспонат для своей коллекции странных людей?

– Можно и так сказать, – рассмеялась девушка. Смех у нее был очень красивый. Да и сама Юля нравилась Кириллу все больше и больше.

– Я ведь специально первая реплику подала, чтобы тебе было легче со мной заговорить.

Кирилл остолбенел.

– Специально? Где ты научилась так ловко обращаться с людьми?

– Это из книжки «Как знакомиться с астрономами и прочими странными людьми».

– Кто это написал такую книгу?

– Я ее напишу, когда наберу материала побольше.

– Зачем ты мне так… откровенно все рассказываешь?

– Мне интересна твоя реакция.

– Это своего рода тест?

– Вся жизнь – это тест. Вопрос только, насколько человек это осознает.

– Я уже чувствую себя как на экзамене.

– Это совершенно зря, ведь я не задавала тебе никаких вопросов. Просто ты мне интересен, вот я и разговариваю с тобой. Не напрягайся, оставайся самим собой.

В первый раз в жизни Кирилла девушка призналась, что он ей интересен. Да еще на улице после пятнадцати минут знакомства! Он перевел дух.

– И насколько я тебе интересен?

– Я еще не решила! – ответила она его словами и рассмеялась.

– А что бы ты сделала, если бы я не ответил на твою реплику?

– Ничего. Зачем знакомиться с парнем, инертным как ксенон?

Юля была откровенна и умна, чем поразила Кирилла. С девчонками из его класса поговорить о чем-то интеллектуальном, например об астрофизике, было совершенно невозможно. Они сразу начинали зевать и обзывать его занудой. Все, что их интересовало, – сделать удачную фоточку и запостить ее на своем аккаунте в социальной сети, заработав ободрительные улыбки-лайки. В последнее время в сетях воцарилась совсем странная мода, поэтому девушки на свидании, как только находили симпатичный вид, сразу начинали высоко прыгать, как горные козочки, требуя от Кирилла сфотографировать их в полете на фоне воды, леса или хотя бы импортного авто. Они уговаривали юношу стать их сетевым приятелем, а добившись своего – теряли к нему интерес. Ведь социальный статус у него был крайне низкий: у его аккаунта и десятка виртуальных друзей-фолловеров не набиралось. Фоточек он мало постил – вот что. Он даже не любил прыгать горным козлом, зануда.

Юля же внимательно слушала его сбивчивые объяснения о спектральных линиях и о том, как много информации содержится внутри звездного света.

– Ты романтик!

– Астроном обязан быть романтиком. Это непременное условие профпригодности. А ты, наверное, собираешься стать психологом?

– Вовсе нет. Кому на Урале нужны психологи? Суровые челябинцы привыкли лечить психологические травмы самостоятельно, с помощью водочных компрессов. Я собираюсь поступать на архитектурный факультет. Проектировщики зданий всегда будут нужны. Стану в старости ходить по городу и смотреть на здания, которые спроектировала. Если здания будут красивые и удобные, то буду гордиться собой и хвастаться своими творениями перед детьми и внуками. Хочу создавать такие здания, глядя на которые, люди будут восхищенно улыбаться.

Кириллу было так интересно и легко разговаривать с Юлей, что он решился на дальнейший шаг:

– Давай пообедаем в «Цыплятах табака» – это недалеко, возле оперного театра. У меня есть деньги, так что я плачу́.

– Хм… и откуда у школьника деньги?

Кирилл покраснел, но ответил без вранья:

– Мне родители подарили на день рождения новый музыкальный центр, а старый я удачно продал – вот и завелись деньжата.

– Достаточно честно заработаны, – согласилась Юля. – А на что ты будешь рассчитывать после ужина? На номер телефона, на поцелуй или на что-то еще?

Юноша еще больше покраснел и сказал нарочито спокойным голосом:

– Просто поужинать в хорошей компании – уже неплохо. Это тоже тест?

– Конечно. Ладно, пошли к цыпляткам.

Кирилл облегченно перевел дух.

Они неспешно шагали по пешеходной Кировке с многочисленными бронзовыми статуями – нищего, поэта, верблюда, которые не высились на постаментах, а сидели и стояли среди людей, создавая ощущение какого-то нового смыслового – или временнóго? – измерения улицы. Юля сказала:

– Сюрреалистичная Кировка: каждый десятый встречный оказывается не живым, а металлическим существом.

Вдруг девушка взяла Кирилла под руку, отчего его локоть сразу вспотел. Кирилл шел рядом с красивой Юлей и наслаждался завистливыми взглядами проходящих парней и ревниво-внимательными взглядами местных девиц.

– Ты не похожа на обычных девушек, – сказал он.

– Конечно, я ведь не городская, а поселковая девчонка. Во мне бездна деревенского очарования!

Кирилл не выдержал и рассмеялся. Он понял, что не может потерять такую девушку, и спросил:

– Тебя можно поймать в социальных сетях?

– Угу. Человека, который сидит в социальной сети, ловить не надо – он уже на крючке.

Впереди показалась набережная реки Миасс, а из-за угла здания, в котором располагался ресторан, стал выплывать величественный оперный театр с колоннами.

К счастью, очереди к цыплятам не было. Им достался лучший столик возле окна – и Кирилл понял, что сегодня судьба решительно улыбается ему.

Парень-официант принес им по половинке жареного цыпленка, хлеб, минералку и по вазочке фирменной приправы из острой аджики, размешанной в сметане. Уходя, он с любопытством покосился на Юлю, которая своим простым голубым платьем и веселым симпатичным лицом с минимальным количеством косметики резко отличалась от манерных и обильно раскрашенных городских девиц.

Они сидели возле окна, грызли вкусного цыпленка с золотистой корочкой и наблюдали за проходящими за стеклом парами. Юля комментировала:

– Посмотри на парня с девушкой. Они все время разговаривают, улыбаются друг другу и часто смеются. Их руки ничем не заняты. Сразу видно, что они находятся в состоянии начального знакомства. А вот парень и девушка постарше: он несет в руках небольшую этажерку, они идут молча, не разговаривая, лица озабочены. Это уже пара, и у них совместное хозяйство. Они уже добились друг друга – теперь можно и помолчать.

– Оценить, чего же они добились… – вставил реплику Кирилл.

Рядом со стеклом пробрел молодой мужчина с детской коляской и смертельно усталым лицом. Он одной рукой толкал коляску, другой держал возле уха телефон, откуда сыпались какие-то инструкции.

– Следующая фаза семейной жизни! – кивнула на него Юля.

На другой стороне улицы прошествовала пара стариков с выражением безмятежности на лицах. Он опирался на палочку, она держала его под руку.

– А это финальная стадия! – указал на них Кирилл. – Причем эти старики выглядят совершенно счастливыми.

– Они оплатили все долги, им осталась только золотая осень, – задумчиво сказала Юля.

Мимо окна прошли две девушки в боевой раскраске синих тонов, в черных шортах и на красных шпильках, которые были длиннее шорт.

– Ваши городские девицы – такие оторвы, что просто зависть берет! – сказала Юля им вслед и вдруг продекламировала:

 
Купите лук, зеленый лук,
Петрушку и морковку!
Купите нашу девочку,
Шалунью и плутовку!
Не нужен нам зеленый лук,
Петрушка и морковка.
Нужна нам только девочка,
Шалунья и плутовка!
 

– Что это? – удивленно спросил Кирилл.

– Стишок из детской книжки, которую мне подарили к началу школы. Это из средневекового шотландского фольклора.

– Это же шуточный стишок? – неуверенно спросил Кирилл.

– Я очень надеюсь на это, – сказала Юля. – Но в детстве он меня пугал.

– Почему ты его сейчас вспомнила? – спросил Кирилл.

– Ума не приложу! – усмехнулась девушка. – Возможно, это окно чем-то напомнило витрину супермаркета.

Внезапно на город наползла синяя туча. Солнце не успело зайти, и хлынувший дождь подсвечивался вечерними лучами.

– Слепой дождь! – воскликнула Юля.

В дождь особенно приятно сидеть за надежным стеклом, вкусно есть и хорошо беседовать. На улице прохожие бежали под зонтиками и прятались по подъездам. Туча заволокла закат, стемнело. Молния сверкнула белым всполохом, и спустя несколько секунд небеса громыхнули.

Кирилл прожевал кусок цыпленка, отхлебнул минералки и спросил:

– Ты веришь в эльфов и духов?

– Уже нет, я не до такой степени оптимистка.

– А зря, потому что сейчас они резвятся совсем недалеко.

– Где же это?

– В грозу мы обычно видим сине-белые молнии, которые бьют вниз, а вот космонавты с орбитальной станции могут видеть, как из грозовой тучи бьют вверх, в космос, красно-фиолетовые молнии – их зовут «красными спрайтами», то есть «красными духами». Там же сверкают «электрические эльфы», а пониже – в стратосфере – «голубые джеты».

– Молнии бьют в космос?

– Да, эти красные молнии сверкают над грозовыми тучами и пробивают всю атмосферу до высоты сто тридцать километров – это уже ионосфера, или космос.

– Здорово! Значит, гроза связана не только с землей, но и с космосом. Теперь я буду смотреть на нее совсем другими глазами.

Юля внимательно смотрела на Кирилла.

– А мальчики из нашего класса очень приземленные, смотрят не на небо, а целятся на завод или депо.

– Значит, тебе с ними скучно?

– Ну что ты! Ничуть. Например, недавно один из наших парней побил другого живым ежом.

– Живым ежом? – ошарашенно рассмеялся Кирилл. – Как же он сумел?

– А он его в авоську положил.

Юноша захохотал и не сразу смог остановиться.

– Признайся, ты это выдумала?

Юля помотала головой и сказала с завистью:

– Такое невозможно выдумать, это порождение реальных социоглубин. Побитого ежом мальчика зовут Владиком. Его отвезли в больницу, но дырки от иголок зажили на нем благополучно. Самочувствие ежа мне внушает больше опасений.

– Да, надеюсь, еж не страдал морской болезнью.

– То есть?

– Ну… крутят его в авоське, крутят… и тут ежа начинает тошнить…

Юля долго не могла отойти от этой впечатляющей картины, и на ее заразительный смех стали оглядываться. Юноша спросил:

– А о чем мечтают ваши девочки?

– Самые смышленые надеются поступить в Новосибирский госуниверситет на математический факультет.

– Из Златоуста – на матфак НГУ? – удивился Кирилл.

– Да, у нас очень сильный учитель математики, Николай Федорович Онищенко. Его ученицы в Новосибирске легко поступают. Мне нравится математика, но я не очень хочу быть математиком…

– Почему?

– Потому что среди великих математиков женщин почти нет. Может, у них слишком практичный мозг или их затирают мужчины? Так или иначе, это обескураживает. А среди великих астрономов женщины есть? С ними там обходятся справедливо?

– Ну, я интересуюсь историей астрономии. Первой женщиной-астрономом была Гипатия из Александрии, жившая четыреста лет спустя начала нашей эры. Она прославилась своими научными трудами, но была растерзана толпой религиозных фанатиков. В те времена астрономы приравнивались к колдунам.