Текст книги "Снова три мушкетера"

Глава тридцать девятая
Д’Артаньян вступает в войну

Утром д’Артаньян и Ван Вейде продолжили свой путь в сопровождении полковника и эскадрона его бравых подчиненных. Это оказалось кстати, потому что по мере приближения к театру военных действий возрастала вероятность встречи с летучим отрядом испанской кавалерии, несущим дозорную службу или мародерствующим в округе, а скорее, и то и другое вместе.

Военные действия того времени, как правило, сопровождались повальным дезертирством, так как армии наполовину состояли из наемников, а дезертирство сопровождалось повальными грабежами.

По мере продвижения вперед, д’Артаньяну и его спутникам открывалась картина разоренных окрестных селений, подтверждавшая сказанное выше.

В сумерках, на исходе дня впереди показался кавалерийский отряд.

– Это испанцы! – зычно объявил полковник. – Эскадрон, палаши вон!

Д’Артаньян, будучи человеком отважным, но практичным, рассудил, что ему нет смысла рваться в первые ряды рейтаров, вооруженных тяжелыми палашами и облаченных в кирасы и шлемы. Он и фламандец, также предпочитавший держаться в середине боевых порядков, были одеты в кожаные колеты, плащи и войлочные шляпы, а в качестве холодного оружия имели только шпаги.

Рейтары взяли с места в карьер.

«Ничего не поделаешь», – сказал себе д’Артаньян, горяча свою серую английскую кобылу, которая слыла самой резвой лошадью во всем полку мушкетеров Тревиля. Они с капитаном Ван Вейде вынуждены были не отставать.

Позади и сбоку испанцев виднелись ряды каких-то темных предметов.

– Хо! Та это ше обоз! Нет – артиллерийский парк! Захватим их пушки, молотцы! – проревел полковник, привставая на стременах.

Между тем серая кобыла д’Артаньяна, охваченная общим порывом, расскакалась и вынесла мушкетера вперед, как он ни старался осадить ее, туго натягивая поводья.

Фламандец отстал, а д’Артаньян уже несся рядом с полковником, который, казалось, составлял со своим исполинским конем одно целое, как легендарный кентавр.

Испанские кавалеристы, опешившие при виде такой лихой атаки, стояли неподвижно и, видимо, испытывали затаенное желание повернуть лошадей. Но воинская доблесть взяла верх. Всадники с красно-желтыми значками подпустили рейтаров на пистолетный выстрел, выпалили в них, отчего их ряды на время заволокло сизым пороховым дымом, а затем началась кавалерийская рубка. При ближайшем рассмотрении темные предметы оказались не пушками, а коновязями.

– Эге, полковник! – закричал д’Артаньян, не терявший юмора в любой ситуации. – Не стоит расстраиваться: и у великих полководцев бывают промахи. Говорят, что во время войн за веру Ларошфуко атаковал капустные грядки, приняв их за вражеские головы. С тех пор его звали Капустоненавистником!

Гасконец, волею судеб оказавшийся в самой свалке, еле успевал отбивать клинки. Однако молодой человек был натурой незаурядной и быстро приспособился к особенностям кавалерийской сшибки. Ему удалось выбраться из гущи размахивающих палашами и саблями всадников без единой царапины. Сам же он выбил из седла двоих или троих испанцев.

Однако стоило ему очутиться в стороне, как на него обратили внимание. Очевидно, испанцы приняли его за командира отряда или курьера с важным донесением, охранять которого отрядили целый эскадрон рейтаров. Д’Артаньян резко выделялся своей одеждой и экипировкой, и именно это ввело испанцев в заблуждение.

С нескольких сторон к нему разом устремились всадники, размахивающие саблями. Д’Артаньян дал шпоры лошади, и та, совершив прыжок в сторону, понеслась прочь, унося своего хозяина от погони.

Ветер свистел в ушах, позади горланили испанцы, а д’Артаньян молил небо, чтобы серая кобыла не угодила копытом в норку суслика или какую-нибудь другую незаметную для глаза ямку. Д’Артаньян еще сильнее пришпорил лошадь, заставив ее преодолеть насыпь, и устремился туда, где, по его понятию, могли находиться бивуаки французской армии. Обернувшись, он увидел, как шестеро всадников один за другим перемахнули через насыпь и поскакали за ним.

Под мушкетером была отличная лошадь, но она была под седлом весь день, кони испанцев выглядели явно свежее. Перед ними расстилалась равнина, кое-где вздыбленная грядами холмов. Восточнее зоркий глаз гасконца разглядел какое-то селение. По-видимому, оно не слишком пострадало во время военных действий – во всяком случае, над многими домами поднимался дым. Это был дым мирной, оседлой жизни – дым из печных труб, а не дым пожарищ. Д’Артаньян решил скакать туда, ведь там могли квартировать соотечественники.

Испанцы растянулись гуськом – те, чьи кони оказались свежее или резвее, скакали впереди – ближе к нему. Д’Артаньян решил применить прием, который принес ему успех на дороге из Тура в Блуа. Однако он выжидал момент, чтобы расстояние между всадником, возглавляющим погоню, и следующим за ним, увеличилось еще больше. В противном случае маневр представлял смертельную опасность.

Передний кавалерист вырывался вперед с каждым посылом и наконец приблизился настолько, что мушкетер решил: настала пора действовать.

Д’Артаньян резко осадил кобылу, отчего она встала на дыбы, развернулся и, тщательно прицелившись, спустил курок. Он не испытывал ни малейшей ненависти к испанцу, приближавшемуся к нему бешеным аллюром. Просто этот человек представлял собой угрозу для его, д’Артаньяна, существования на этой земле, и наш мушкетер не намерен был это существование прекращать.

Выстрел прогремел, но испанец продолжал скакать навстречу, пуля пролетела мимо. Преследователи ответили нестройными криками, но они не могли стрелять, опасаясь попасть в своего товарища. Отшвырнув разряженный пистолет, д’Артаньян выхватил второй.

На этот раз он не промахнулся. Испанец взмахнул руками, выронил саблю и припал к шее своего коня. Шагов через полсотни он соскользнул с седла и упал на землю.

Мушкетер дал шпоры лошади, и смертельная гонка продолжилась. Через несколько мгновений д’Артаньян услышал, как испанцы за его спиной разразились проклятиями – они подскакали к упавшему товарищу. Однако никто не слез с седла, чтобы помочь тяжелораненому, – азарт преследования оказался сильнее.

К счастью, сумерки сгустились, окрестности постепенно скрылись от глаз под непроницаемым покрывалом ночи, и д’Артаньян, переменив тактику, круто свернул к северу, где, по его представлениям, должен был находиться небольшой лесок.

Проскакав без дороги по мягкой земле, приглушавшей топот копыт, минут десять, он действительно достиг первых деревьев, которые затем пошли все гуще.

Гасконец слез с лошади и, взяв ее под уздцы, в кромешной тьме принялся ощупью пробираться между ними. Издалека до его слуха долетали гортанные возгласы испанцев, потерявших след. Не рискуя разъезжаться в разные стороны в темноте, они еще погарцевали на опушке и отказались от дальнейших поисков.

Проблуждав несколько часов по лесу, д’Артаньян выбрался из него и увидел огни того самого селения, к которому направлялся, спасаясь от погони. Теперь они были значительно ближе.

«Ну что же, – сказал себе мушкетер. – Придется еще немного помучить бедную лошадку, хоть она и устала сегодня, вернее – уже вчера».

Сказав это, он вспрыгнул в седло и затрусил на огонек. Селение было все ближе и ближе, и д’Артаньяну оставалось только надеяться, что в нем нет испанцев.

Голос, окликнувший его на окраине, показался бы нашему герою в другое время грубым и хриплым: он и был таковым в действительности. Кто-то весьма малопочтительно орал в темноту:

– Эй, кто там еще шляется ночью?! Какого черта вы не отвечаете, буду стрелять!

Однако сейчас у молодого человека вырвался вздох облегчения, и он весело прокричал в ответ:

– Лейтенант мушкетеров д’Артаньян, роты де Тревиля!

Хриплый голос окликал его по-французски.

Глава сороковая
Дозор

Еще через несколько дней д’Артаньян присоединился к своим однополчанам и был с радостью встречен ими.

– Дорогой Атос, наконец-то я вижу вас, к счастью, здоровым и невредимым, – объявил д’Артаньян, обнимая мушкетера. – Как вы живете тут?

– Скверно, любезный д’Артаньян, – улыбаясь, отвечал Атос. – Все время дует сильный ветер и стоят морозы, а я не знаю ничего неприятнее соединения этих двух климатических явлений.

Рота мушкетеров, как и остальные части армии, поочередно занимала сторожевое охранение и несла все тяготы дозорной службы. Д’Артаньян втянулся в солдатские будни и вскоре чувствовал себя так, как будто попал в траншеи прямо из-под ларошельских стен.

– Кажется, между вторым и третьим постами слишком большое расстояние, – сказал г-н де Тревиль однажды ночью. – Не сочтите за труд, д’Артаньян, поезжайте и посмотрите, так ли это, и, если понадобится, выставьте промежуточный пост.

Молодой человек тут же отправился выполнять приказ, но капитан мушкетеров остановил его.

– И еще одно. Нам очень нужен пленный, чтобы допросить его. Последнее время неприятель все время производит какие-то перемещения, а мы мало знаем о его намерениях.

Д’Артаньян направился к коновязям. К нему присоединились Атос и еще пятеро мушкетеров, на тот случай если возникнет нужда выставить дополнительный пост.

Густая темнота заставляла двигаться шагом. Внезапно из-за туч вышла луна, и перед ними обрисовалась фигура всадника.

– Кто идет? – крикнул д’Артаньян и дал шпоры лошади.

Всадник молча повернул коня и помчался прочь. Мушкетеры поскакали за ним, предвкушая удовольствие привести в лагерь пленного, о котором только что говорил их командир. Гнаться легче, чем убегать: им не приходилось задумываться о дороге, они скакали по следам.

– Не растягивайтесь и не отставайте! – крикнул д’Артаньян, так как отчетливо вспомнил свою недавнюю гонку.

Сейчас роли поменялись, и он сам оказался во главе преследователей.

Мушкетеры уже почти настигали беглеца, когда вдруг стало видно, что на нем мундир французского офицера.

– Ба! Да это граф де Вард собственной персоной! – воскликнул д’Артаньян, подъехав поближе.

– А, это вы, – неприязненно проговорил де Вард, ибо это действительно был он. – Вот уж нежданная встреча.

– Что же необычного вы нашли в том, что встретили меня на передовой? – заносчиво спросил гасконец. – Я солдат, и меня легко встретить там, где дерутся.

– Я поговорю с тобой в другой раз, гасконский бахвал, – пробормотал де Вард себе под нос.

– Надеюсь, вы разрешите мне следовать своей дорогой? – спросил он вслух.

– Вам никто и не препятствовал это делать. С какой стати вы пустились наутек, чуть завидев нас?

– А с какой стати вы вздумали преследовать меня? – злобно спросил де Вард. – Я принял вас за испанцев, черт побери!

– Мы тоже приняли вас за испанца и собирались добыть пленного.

– Ну, что ж, господа, – насмешливо проговорил де Вард. – В таком случае вам не повезло.

– Теперь мы это видим.

– Итак, господа, раз уж вы остались этой ночью без пленного, позвольте мне следовать своей дорогой.

Произнеся это, де Вард издевательски поднял шляпу, дал шпоры своему коню и растаял во мраке.

– Это тот самый де Вард, которого вы славно угостили в гавани Калэ? – полуутвердительно проговорил Атос.

– Тот самый.

– Может быть, вам не следовало узнавать его?

– Как так?

– Я имею в виду, что, возможно, следовало подстрелить этого де Варда, как зайца, – в темноте так легко ошибиться и принять француза за испанца.

– Атос, это было бы убийство, недостойное дворянина.

– Это правда, но мне очень не понравилась его физиономия.

– Признайтесь честно, Атос, сами вы никогда не поступили бы подобным образом.

Тень пробежала по лицу мушкетера, когда д’Артаньян произносил эти последние слова.

– Наверное, вы правы, д’Артаньян, – проговорил он мрачно. – Но ведь казнили же мы миледи.

– То был суд, – отвечал д’Артаньян, зябко передернув плечами.

Ему почудилось что-то зловещее в окружавшей их со всех сторон темноте.

– Да, то был суд. Божий суд, – глухо откликнулся Атос.

– И кроме того, Атос, тот дурной поступок, который я совершил в отношении графа…

– Скорее – миледи…

– Скорее – их обоих. Одним словом, мне неприятно теперь вспоминать об этом. Я чувствую свою вину перед этим человеком.

Атос посмотрел на товарища.

– Эти чувства делают вам честь, друг мой. Однако повторяю вам – мне очень не понравился этот господин. И у меня из головы не идет одна картина. Я иногда вижу ее во сне и тогда просыпаюсь…

– Атос! – воскликнул д’Артаньян, желая обратить все в шутку, потому что глухой голос мушкетера и мысли, вызванные встречей с де Бардом, начали тревожить его. – Атос! Вы же сами всегда убеждали нас, что не верите снам.

– Я стараюсь не верить им, но они часто мучают меня.

– Что же за сновидение способно напугать такого человека, как вы?

– Улица Скверных Мальчишек и вы, залитый кровью.

Д’Артаньян передернул плечами.

– Это просто воспоминание о прошедших событиях. Но все это в прошлом, Атос.

– Я бы тоже подумал так, если бы не одно отличие от того, что было в реальности. Я подбегаю к месту поединка и вижу вас, залитого кровью и распростертого на земле. А подле вас стоит человек с окровавленной шпагой, которой только что пронзил ваше сердце. Теперь я узнал его. Это тот, кто повстречался нам только что, – граф де Вард.

Несмотря на всю храбрость и самообладание, д’Артаньян вздрогнул.

Некоторое время друзья ехали молча.

Однако гасконец не мог долго пребывать в унынии. Горячая южная кровь его неизменно одерживала верх в единоборстве со страхами и печалями, стремящимися ее студить.

– Ах, Атос! Вы сделались ворчуном! Походная жизнь утомила вас, – рассмеявшись, ответил д’Артаньян, вдыхая полной грудью холодный воздух и чутко прислушиваясь к ночным звукам.

– Ничуть. Мне нравится не сходить с седла целый день, скакать и палить из мушкета. Это значительно приятнее, чем ларошельское сидение в траншеях, и я считаю, что этот зимний поход встряхнул меня, однако…

– Что же?

– Однако же – если раньше мы все-таки служили королю и частенько задавали трепку гвардейцам кардинала, то теперь, кажется, мы все служим кардиналу. Солдаты де Тревиля и господина де Кавуа оказались в одной компании.

– Но сейчас мы служим Франции, дорогой Атос.

– Не спорю. Но все же – Франции и кардиналу, а не королю Франции.

– Но ведь его величество идет во главе войск!

– Полно, вам это кажется, друг мой. Во главе войск идет Ришелье под королевскими знаменами.

– Атос, вы неисправимый скептик!

– Просто я вижу вещи в их истинном свете. Однако постойте, я сейчас мало что вижу, но слышу вполне достаточно!

– Что еще? Достаточно для чего?!

– Для того, чтобы предположить, что мы сейчас будем иметь дело с дозором испанцев. Прислушайтесь, разве вы не слышите?

– Вы правы, теперь слышу. Тихо, друзья!

Последние слова д’Артаньяна относились к остальным мушкетерам их маленького отряда, которые следовали несколько позади.

Атос не ошибся. Неподалеку всхрапнула лошадь, вслед за этим послышались приглушенные голоса.

В этот момент лошадь одного из мушкетеров призывно заржала.

Сдавленное проклятие мушкетера совпало с резким возгласом со стороны испанцев:

– Quien es? Alto! [26]26
  Кто здесь? Стоять! (исп.)


[Закрыть]

– Хотел бы я знать, сколько их там, – пробормотал д’Артаньян, всматриваясь в темноту.

– Не имеет значения, – отозвался Атос. – Не станем же мы прятаться в кустах, столкнувшись нос к носу с неприятелем. Да и не сотня же их, в самом деле! Командуй атаку, д’Артаньян!

Впереди забряцало оружие. Послышалась возня, потом все утихло.

– Они готовят нам ловушку, – сказал д’Артаньян.

– Они думают, что готовят нам ловушку, – ответил Атос, усмехнувшись.

– Ты прав, Атос. Они не могут передвигаться бесшумно – следовательно, они остались на прежнем месте. Мы примерно представляем, где это. Я думаю, у тех темнеющих на фоне неба кустов орешника, в двух сотнях шагов отсюда.

– Вы поражаете меня, д’Артаньян, – заметил Атос. – Как вы можете знать, что это орешник, в то время как я с трудом могу разглядеть вашу шляпу?

– Разумеется, я говорю наугад – просто тут кругом растет орешник. Ну-ка, друзья, приведем господину де Тревилю одного-двух испанцев. Он давно хочет узнать об их передвижениях из первых рук.

По приказу д’Артаньяна двое мушкетеров поскакали налево, огибая испанцев с их правого фланга по широкой дуге и производя как можно больше шума. Одновременно другая пара устремилась вправо, также с шумом пробираясь сквозь кустарники и хрустя сухими ветками. При этом мушкетеры перекликались на разные голоса, отчего создавалось впечатление, что их по меньшей мере втрое больше, чем это было в действительности.

Глава сорок первая,
из которой видно, что не все неожиданности бывают неприятною свойства

С того места, где притаились испанцы, грохнуло несколько выстрелов. Испанцы палили наугад в темноту. Излишне говорить, что такая стрельба не могла причинить никакого вреда и имела целью скорее достижение психологического эффекта. Немного спустя со стороны испанцев послышались крики. Атос прислушался.

– Кажется, они обсуждают, как бы убраться подобру-поздорову. Наши обходные маневры их напугали.

– Вы знаете испанский, Атос?

– Мне немного знаком этот язык, – сдержанно ответил мушкетер.

– Положительно вы созданы из одних достоинств, Атос – вы великий человек!

– Д’Артаньян, вам нужно переселиться ко мне и повторять эти слова всем, кто вздумает заглянуть в мое жилище, покуда я пью.

Прогремел еще один выстрел, после чего кусты затрещали.

– Пора! – сказал д’Артаньян, выхватывая шпагу. Он, Атос и оставшийся с ними мушкетер бросились вперед. Их товарищи продолжали поднимать шум на флангах.

Послышалась команда испанского офицера к отступлению.

– Они бегут! – закричал д’Артаньян. – Не дайте им всем уйти, молодцы! Нам нужен пленный.

Прямо в лицо ему полыхнула вспышка выстрела. Пуля пролетела мимо.

– Эта оплошность будет стоить вам жизни, сеньор, – проговорил д’Артаньян, прокалывая шпагой темный силуэт.

– Господин лейтенант, они отступили. – С этими словами к нему подбежал мушкетер, принимавший участие во фланговом обходе.

– Тысяча чертей! Неужели все?

– Нет, вот один лежит, – флегматично отозвался Атос, подходя ближе. – Однако у меня создалось впечатление, что он уже не поднимется, а следовательно, не представляет для нас интереса.

– Какая жалость, – сказал д’Артаньян. – Я ведь ткнул его наудачу. Он выстрелил в меня в упор.

– Узнаю вас, друг мой, – заметил Атос. – Этот д’Артаньян никогда ничего не делает наполовину.

– Неужели мы так и не добудем пленного?!

– Здесь еще двое, – послышались веселые голоса мушкетеров, обходивших испанский пост слева и теперь возвращавшихся назад. – Лейтенант, мы ведем двоих.

Мушкетеры подталкивали перед собой двоих безоружных людей. Один пошатывался – видно, его помяли в стычке. Судя по форме, оба принадлежали к одному из испанских пикинерных полков.

– Они замешкались на той прогалине. Там мы и навалились на них, – лихо подкручивая ус, объявил один из мушкетеров. Он был явно доволен собой.

– Атос, спросите, пожалуйста, говорит ли кто-нибудь из них по-французски, – попросил д’Артаньян.

Мушкетер подошел к тому из испанцев, кто, казалось, меньше пострадал во время пленения, и задал вопрос:

– Habla usted frances? [27]27
  Вы понимаете по-французски? (исп.)


[Закрыть]

Испанец помотал головой и как-то неловко взмахнул руками. Очевидно, французский ему не был знаком.

– Me entiende? Que idiomas habla? Ingles? [28]28
  Вы понимаете меня? Какие языки вы знаете? Английский? (исп.)


[Закрыть] – продолжал Атос.

В этот момент второй испанец сделал шаг навстречу мушкетеру и срывающимся голосом произнес:

– Si, senor [29]29
  Да, сеньор (исп.)


[Закрыть]. Я хочу сказать… Боже милостивый! Неужели это и вправду господин Атос?!

Тут уже настала очередь д’Артаньяна:

– Одно из двух: или я сошел с ума, или… Черт меня побери, с каких пор испанские солдаты разговаривают по-французски с пикардийским произношением?

– Ох… ура! И господин д’Артаньян тут, ура! Я так и знал, что нам наконец-то повезет… Ура! – дико закричал пленный, причем его французский действительно выдавал в нем уроженца той самой славной провинции, которую упомянул только что д’Артаньян. – Теперь я ничего больше не боюсь! Ты слышишь, Гримо, – нам повезло! Я говорил… О Господи! Какая удача!.. – с этими словами «испанец» осел на землю, видимо, потеряв последние силы.

– Да это же и в самом деле Планше! – вскричал д’Артаньян, бросаясь к упавшему. – Настоящий Планше – целый и невредимый. Черт побери, скорее в лагерь! Я не могу снова потерять Планше, едва он нашелся.

Пока продолжалась эта сцена, Атос медленно приблизился ко второму пленному, которому он задавал вопросы по-испански.

– Почему вы не отвечали мне, Гримо? – спросил он ровным голосом.

– Не мог, сударь, – взволнованно отвечал Гримо, так как это действительно был он.

– Отчего?

– Без вашего разрешения, сударь, – почтительно кланяясь, сказал Гримо.