Текст книги "Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости"

Об этом свидетельствует и телеграфный разговор с маршалом Г.И. Куликом, который состоялся в ночь на 15 сентября 1941 года и который Г.К. Жуков тоже приводит в своих воспоминаниях:

«Жуков. Приветствую тебя, Григорий Иванович! Тебе известно о моем прибытии на смену Ворошилову? Я бы хотел, чтобы у нас с тобой побыстрее закипела работа по очистке территории, на которой мы могли бы пожать друг другу руки и организовать тыл Ленинградского фронта… Прошу коротко сообщить обстановку на твоем участке.

Кулик. Здравия желаю, Георгий Константинович! Очень рад с тобой вместе выполнять почетную задачу по освобождению Ленинграда. Также жду с нетерпением момента встречи. Обстановка у меня следующая:

Первое. В течение последних двух-трех дней я веду бой на своем левом фланге в районе Вороново, то есть на левом фланге группировки, которая идет на соединение с тобой. Противник сосредоточил против основной моей группировки за последние два-три дня следующие дивизии. Буду передавать по полкам, так как хочу знать, нет ли остальных полков против твоего фронта. Начну справа: в районе Рабочий поселок № 1 появился 424-й полк 126-й пехотной дивизии, ранее не присутствовавший на моем фронте. Остальных полков этой дивизии нет. Или они в Шлиссельбурге, или по Неве и действуют на западе против тебя, или в резерве в районе Шлиссельбурга.

Второе. В районе Синявино и южнее действует 20-я мотодивизия, вместе с ней отмечены танки 12-й танковой дивизии.

Третье. На фронте Сиголово – Турышкино развернулась 21-я пехотная дивизия. Совместно с ней в этом же районе действует 5-я танковая дивизия в направлении Славянка – Вороново.

В течение последних трех дней идет усиленная переброска из района Любань на Шапки – Турышкино – Сологубовка мотомехчастей и танков. Сегодня в 16.30 замечено выдвижение танков (более 50) из района Сологубовка на Сиголово, а также отмечается большое скопление войск в лесах восточнее Сиголово и северо-восточнее Турышкино. Кроме того, появилась в этом же районе тяжелая артиллерия. Сегодня у меня шел бой за овладение Вороновом. Это была частная операция для предстоящего наступления, но решить эту задачу не удалось. Правда, здесь действовали незначительные соединения. Я сделал это умышленно, так как не хотел втягивать крупные силы в эту операцию: сейчас у меня идет пополнение частей.

Линия фронта, занимаемая 54-й армией, следующая: Липка – Рабочий поселок № 8 – Рабочий поселок № 7 – поселок Эстонский – Тортолово – Мышкино – Поречье – Михалево.

Противник сосредоточивает на моем правом фланге довольно сильную группировку… Жду с завтрашнего дня перехода его в наступление. Меры для отражения наступления мною приняты, думаю отбить его атаки и немедленно перейти в контрнаступление. За последние три-четыре дня нами уничтожено минимум 70 танков… Во второй половине 13 сентября был сильный бой в районе Горное Хандрово, где было уничтожено 28 танков и батальон пехоты, но противник все время, в особенности сегодня, начал проявлять большую активность. Все».

«Из рассуждений Г.И. Кулика, таким образом, следовало, что в течение ближайшего времени его армия наступать не собирается, – писал Г.К. Жуков. – Это нас никак не устраивало, так как положение под Ленинградом становилось критическим. Помимо прямых действий со стороны 54-й армии я рассчитывал также на привлечение авиации этой армии для ударов по важным районам на подступах к Ленинграду.

Надо было разъяснить это моему собеседнику».

«Жуков. Григорий Иванович, спасибо за информацию. У меня к тебе настойчивая просьба – не ожидать наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в наступление в общем направлении на Мгу.

Кулик. Понятно. Я думаю, 16–17-го.

Жуков. 16–17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить. Я уверен, что, если развернешь наступление, будешь иметь большие трофеи. Если не сможешь все же завтра наступать, прошу всю твою авиацию бросить на разгром противника в районе Поддолово – Корделево – Черная Речка – Аннолово. Все эти пункты находятся на реке Ижора, в 4–5 километрах юго-восточнее Слуцка. Сюда необходимо направлять удары в течение всего дня, хотя бы малыми партиями, чтобы не дать противнику поднять головы. Но это как крайняя мера. Очень прошу атаковать противника и скорее двигать конницу в тыл противника. У меня все.

Кулик. Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел в наступление в районе Шлиссельбург – Липка – Синявино – Гонтовая Липка. Наступление отбито. Если противник завтра не перейдет в общее наступление, то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобою, выполню»…

«Эти данные обстановки под Шлиссельбургом у меня тоже имелись, – пишет Г.К. Жуков. – Однако маршал Г.И. Кулик ошибался: действия противника были не более чем попыткой боем разведать нашу оборону. Г.И. Кулик явно не представлял себе или не хотел понять крайнего напряжения обстановки под Ленинградом.

Уже не скрывая раздражения, я сказал:

– Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку! Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают за наступление…

Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать людей навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего!»[215]215
  Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1985. С. 159–161.


[Закрыть]

Как Г.К. Жуков признается в своих воспоминаниях, во время доклада Ставке Верховного Главнокомандования, он не умолчал о разговоре с Г.И. Куликом.

И.В. Сталин обещал принять меры.

Вечером 16 сентября он связался с Куликом по телеграфу и потребовал, чтобы 54-я армия начинала наступление немедленно.

Тем самым операция по деблокаде Ленинграда окончательно превращалась в операцию по отвлечению сил противника с главного направления…

5

Казалось бы, правота Г.К. Жукова в данном вопросе безусловна.

Зачем прорывать блокаду, последствия которой скажутся только через несколько недель, если уже через несколько часов немцы смогут ворваться в город?!

Однако при более тщательном рассмотрении в принятом Г.К. Жуковым решении обнаруживаются и уязвимые стороны.

Известно, что еще 6 сентября 1941 года Гитлер отдал генерал-фельдмаршалу фон Леебу приказ передать на центральный участок фронта все танки Гепнера, чтобы «как можно быстрее» начать наступление на Москву Уже тогда немцами было принято принципиальное решение, во избежание значительных потерь в городских боях, брать Ленинград, удушая его блокадой, тем более, что после 8 сентября, когда был взят Шлиссельбург, блокадное кольцо стало реальностью.

Если бы Г.И. Кулику удалось прорвать «бутылочное горло» – а возможность этого была более чем реальна в первой половине сентября 1941 года![216]216
  26 сентября командующий немецкой группой армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Лееб выразил сомнение в способности 39-го моторизованного корпуса удержать Шлиссельбург. Чтобы не допустить прорыва блокады, Гитлер срочно перебросил на самолетах под Ленинград 7-ю парашютно-десантную дивизию, а также 250-ю испанскую дивизию и 72-ю пехотную дивизию из Франции.


[Закрыть] – Гитлеру пришлось бы, жертвуя предназначенными для штурма Москвы частями, все-таки брать Ленинград штурмом, выдержать который войскам Г.К. Жукова было бы, конечно, очень трудно.

Добиваясь перенацеливания армии Г.И. Кулика на Мгу, а затем и отвлекая их на решение вспомогательных задач и срывая тем самым, как несвоевременную, деблокаду Ленинграда, Георгий Константинович Жуков с присущей ему стратегической гениальностью решал поставленную перед ним Ставкой задачу – удержать город любой ценой.

Забегая вперед, скажем, что Г.К. Жукову вскоре удалось добиться полного переподчинения 54-й армии Ленинградскому фронту, и командующим ее станет – он не освобождался при этом от обязанностей начальника штаба фронта! – генерал-лейтенант М.С. Хозин.

Попытки прорвать блокаду, превратившиеся в настоящий «солдатоповал», продолжались тут и в 1941, и в 1942 годах, пока Кировский район Ленинградской области не сделался гигантским кладбищем, на котором упокоилось более полумиллиона наших солдат.

И как тут не вспомнить об упреке Г.К. Жукова, адресованном Г.И. Кулику.

– На вашем месте Суворов поступил бы иначе! – говорит он.

То, что маршал Г.И. Кулик не являлся A.B. Суворовым, сомнению не подлежит.

Ну, а сам Г.К. Жуков?

С победами тут все благополучно, если только позабыть, какой ценой одерживались они.

Конечно, война – это война, но всегда ли у наших генералов хватало, как у A.B. Суворова, таланта, мастерства, а главное силы духа, чтобы запросить у противника за жизни своих солдат настоящую цену?

Увы…

Георгий Константинович Жуков, которого совершенно справедливо называют Маршалом Победы, столь щедро и расточительно усыпал телами солдат дорогу к Победе, что призадумавшись, не знаешь, какую назвать страну, которая бы потерпела поражение, унесшее столько же солдатских жизней, как эта наша Победа…

6

Определенные усилия для отвлечения сил противника с главного направления в сентябре 1941 года предпринимали и части уже знакомой нам 1-й стрелковой дивизии НКВД.

20 сентября 1941 года дивизия предприняла попытку взять Шлиссельбург.

Но форсировать под непрерывным огнем противника полноводную реку, а затем атаковать врага, действуя через болота и лес, задача, как справедливо отмечал в своих воспоминаниях Г.К. Жуков, «чрезвычайно тяжелая, можно сказать, непосильная».

Еще сложнее атаковать с воды сплошь укрепленный берег.

Из 7-го полка, форсировавшего Неву в районе гаража, до левого берега добралось около семи десятков бойцов, остальные были расстреляны на реке.

1-й стрелковый полк форсировал Неву на юго-западной окраине Шлиссельбурга, но удержаться не смог, назад на правый берег вернулись 12 человек.

2-й стрелковый полк пытался овладеть пассажирской пристанью Шлиссельбурга. Из двух взводов, которым удалось переправиться, вернулось 19 человек.

Успешнее была переправа в ту же ночь частей 115-й стрелковой дивизии (командир генерал-майор В.Ф. Коньков) и 4-й бригады морской пехоты (командир генерал-майор В.Н. Ненашев). Им удалось в районе Невской Дубровки форсировать Неву, захватив на левом берегу плацдарм, получивший название «Невского пятачка».

За сутки ожесточенных боев передовой отряд 115-й стрелковой дивизии очистил от противника Московскую Дубровку и захватил плацдарм шириной свыше двух километров и глубиной до полутора километров.

«Пятачок» этот по сути дела превратился в гигантскую братскую могилу. Количество погибших в боях на «Невском пятачке» советских солдат колеблется по разным подсчетам от 50 000 до 250 000. Немцы, в свою очередь, потеряли здесь от 10 000 до 40 000 солдат и офицеров убитыми.

Трагичной была и попытка высадить десант в Шлиссельбурге силами Ладожской военной флотилии.

21 сентября операции помешала погода. Из-за сильного волнения рвались буксировочные тросы лодок, и на их поиск и повторное взятие на буксир было потрачено все темное время. Ну, а 22 сентября из-за навигационной ошибки – «бутылочное горло» было чрезвычайно узко! – капитан-лейтенант Балтачи начал высаживать десант в тылу 54-й армии, потопив при этом двоих бойцов. После возвращения отряда в Осиновец капитан-лейтенант Балтачи был арестован и отдан под трибунал.

Днем 22 сентября командующий фронтом Г.К. Жуков потребовал в ультимативной форме: «Высадить десант во что бы то ни стало», и утром 25 сентября, после еще двух неудачных попыток, командующий ЛВФ контр-адмирал Б.В. Хорошхин, получивший очередной разнос от Г.К. Жукова, приказал высаживать десант днем прямо «в лоб» противнику.

В десантный отряд входили лучшие разведчики-водолазы и курсанты морского пограничного училища. Все они были высажены, поскольку ближе катера не могли подойти из-за валунов, в полутора километрах от берега, и расстреляны тут же в ледяной воде, налетевшими немецкими самолетами…

7

20 сентября 1941 года – это еще и день «огневого дебюта» Шлиссельбургской крепости. Пушки крепости в этот день начали бить по немецким позициям прямой наводкой.

Результативность обстрела возросла еще и потому, что артналет застал немцев врасплох. Как-то свыклись они с молчащей крепостью и уже не замечали ее, как не замечали ее и наши бойцы и офицеры, отступавшие через Шлиссельбург.

И вот крепость явилась вдруг в своем первозданном виде.

Обычно этот «дебют» Шлиссельбургской крепости никак не связывают с форсированием Невы, предпринятым в этот день в районе Невской Дубровки. Тем не менее, помешав немцам оперативно произвести перегруппировку сил, орудия крепости существенно поддержали 115-ю стрелковую дивизию и 4-ю бригаду морской пехоты, может быть, поэтому и сумевших закрепиться на знаменитом «Невском пятачке».

Немцы были в ярости.

Смертоносная мощь «огня возмездия» изумляла и самих немцев.

«Вот уже сутки стоит красная туча над крепостью, – читаем мы датированную 21 сентября 1941 года запись в дневнике немецкого офицера, найденного в Шлиссельбурге. – Десятки наших тяжелых орудий бьют по ней беспрерывно. Из-за этой тучи нам не видно стен. Сплошной гром. Мы оглохли от этого шквала. А как они? Во всяком случае, я не хотел бы быть на их месте. Мне жаль их… 13 часов. Наши орудия прекратили огонь. Рассеялась туча. Крепость стоит, как скала с обгрызенными утесами. Опять нам ничего не видно. Русские открыли огонь из крепости. Кажется, их еще больше стало. Не поднять головы, их пули поджидают нас на каждом шагу. Как им удалось уцелеть?»

Мемориальный комплекс в Шлиссельбургской крепости

Ответа на этот вопрос не знали и сами бойцы, оборонявшие крепость.

Да, они не теряли времени в крепости и за неделю сумели обустроить огневые точки в крепостной стене. Здесь были пробиты амбразуры для установки пулеметов. Орудия, минометы и пулеметы разместили с расчетом на круговую оборону крепости, а когда же на острове развернулась 409-я морская батарея (командир капитан П.Н. Кочаненков, военный комиссар А.Г. Морозов), пять 45-миллиметровых орудий разместили в бойницах Королевской башни. Оттуда, с восьмиметровой высоты хорошо просматривались и простреливались позиции врага.

Подземелье Светличной башни отвели под медицинский пункт. В нижнем помещении башни Головкина вплотную к стенам поставили нары, на которых спали бойцы. В двух нишах по бокам, которые в свое время служили амбразурами, стояли металлические кровати коменданта и комиссара гарнизона. Для отопления поставили печку, сделанную из железной бочки.

Но 21 сентября, когда немцы открыли по крепости огонь возмездия, рушились здания, крошились крепостные стены, повсюду вспыхивали пожары. От гари и дыма было так трудно дышать, что приходилось надевать противогазы.

8

Первых погибших защитников крепости похоронили в братской могиле русских солдат, штурмовавших Орешек в 1702 году. Похоронили там, потому что торопились, да и негде было хоронить в крепости.

Но как символична эта встреча павших героев 1941 года с героями 1702 года!

Комиссар Шлиссельбургской крепости Валентин Алексеевич Марулин вспоминал, что однажды к нему подошел командир пулеметного взвода старшина Кондратенко и задал вопрос, который поставил его в тупик.

– Товарищ комиссар! – сказал старшина. – Две с лишним недели я нахожусь в крепости, но когда и кем она была построена, не знаю. А этим интересуются и другие пулеметчики.

Валентин Алексеевич признался тогда, что тоже не имеет никакого представления об истории крепости.

– Попробую разузнать у сведущих людей, – пообещал он старшине Кондратенко, и вечером связался с комиссаром полка старшим политруком В.А. Милединым. Тот слыл образованным и отзывчивым политработником, и Марулин надеялся получить у него необходимые сведения.

– Нет, я тоже ничего не знаю о прошлом Шлиссельбургской цитадели! – признался комиссар полка. – Но я обещаю тебе навести справки.

Скоро он сообщил Марулину, что крепость Орешек основана в 1323 году для защиты северо-западных рубежей России. Во время многолетней Северной войны крепость захватили шведские войска. Петр I, прорубивший окно в Европу, отбил крепость у иноземцев, назвал ее Шлиссельбургом (Ключ-городом). Позднее это название получил и левобережный посад.

– Священна земля, которую мы теперь защищаем, – рассказывал Валентин Алексеевич защитникам крепости. – Будем же достойны своих героических предков, не позволим гитлеровцам топтать Ореховый остров!

И слова его не пропадали даром. Они впитывались бойцами, как впитывает в себя долгожданную дождевую воду иссохшая земля.

Об истории вспоминал и писатель-фронтовик Виссарион Саянов, побывавший тогда в крепости Орешек.

«Интересна судьба Шлиссельбургской крепости, или, по-старинному, Орешка, – писал он. – История ее когда-нибудь будет написана. Много любопытного прочтем мы на страницах этой объемистой книги! Далеко вглубь веков уйдет повествование… Кто только не дрался за твердыни крепости! Брал ее и Петр Первый. Навсегда остались памятны его твердые слова: „Зело жесток сей орех был, однако ж, слава богу, счастливо разгрызен…“

Разгрызли Орешек и сделали в его стенах государеву тюрьму… Могучие, непробиваемые стены хранят память и о несчастном Мировиче, и о не менее несчастном царе Иоанне Антоновиче, и о многих других заключенных давних времен. Потом в этой крепости стали заточать русских революционеров, плененных жестоким самодержавием.

Много героических имен вспоминалось нам прежде, когда мы думали о славном былом. Не раз я ездил в Шлиссельбург с большими экскурсиями, осматривая камеры, где проводили долгие годы заключенные, бывал и в помещении, где раньше находились квартиры злых и корыстных тюремщиков…

Росли тогда еще за толстыми стенами деревца, посаженные народовольцами. На местах, где с трудом разводили они свои крохотные огороды, теперь растут огромные лопухи…

Все это ушло далеко-далеко, а новые страницы истории Орешка снова пишутся огнем и кровью»…

9

Все пятьсот дней обороны крепости немцы не прекращали массированных артобстрелов. Круглосуточно методично обрабатывали они Орешек из дальнобойных орудий и минометов. Каждый день противник выпускал по крепости несколько сотен мин и снарядов. Кроме того, около полудня ежедневно к Шлиссельбургу подходил бронепоезд, который выпускал по крепости больше полусотни снарядов крупного калибра, а затем поспешно уходил на безопасные позиции.

Поначалу, пока бомбы не падали на головы самих немцев на берегу, пробовала работать по крепости и фашистская авиация.

Над островом все время висело бурое облако.

С наблюдательного пункта на колокольне в Шлиссельбурге немцы следили за всем, что делалось в крепости, и открывали огонь, как только замечали движение людей. По сути, гарнизон крепости день за днем, неделя за неделей не выходил из боя.

А ведь нужно было еще пополнять боеприпасы, вывозить раненых, доставлять продовольствие. И все это подвозилось с правого берега Невы. Место переправы находилось под постоянным наблюдением и обстрелом противника. Как только немцы засекали лодку, они немедленно открывали огонь из пулеметов, автоматов и минометов!

Памятник защитникам крепости

«В ненастный осенний вечер я оказался на переправе, откуда уходят к Орешку лодки, – вспоминал Виссарион Саянов. – Отсюда до крепости каких-нибудь метров триста, но проплыть это расстояние нелегко: ведь вся трасса простреливается врагом.

Сегодня нам повезло… В непогодь фашистские стрелки укрылись в своих убежищах, и мы садимся в лодки, уверенные, что доберемся до крепости без особых затруднений.

В. Саянов и А. Твардовский (справа)

Гребцы устраиваются на своих местах, скидывают с себя шинели, один, особенно сильный парень, с лицом, иссеченным шрамами, снимает и гимнастерку:

– Как попрем, так жарко станет, словно в адову печь попадем, где черт без перерыва горючее подкладывает…

Когда мы пристаем, и гребец выходит на берег, он не сразу одевается: ему еще жарко, а мы ежимся от холода и быстро уходим, почти бежим в крепость».

Уже в двадцатых числах ноября по Неве пошла шуга, а в конце месяца река окончательно встала. Морозы доходили до сорока градусов. Пришла и в Шлиссельбургскую крепость зима, которой не видели здесь с екатерининских времен.

Сообщение с дивизией упростилось, но теперь и немцам стало проще подобраться к крепости.

И дули, дули с Ладожского озера ледяные ветры.

Особенно тяжело приходилось бойцам, которые несли службу на огневых точках и наблюдательных пунктах. Постоянное недоедание – продовольственный паек порою выдавался в крепости по той же норме, что и в блокадном Ленинграде – ослабило бойцов. Распространялась цинга, кровоточили десны, распухали ноги.

Усложняло оборону крепости постоянное сокращение боеприпасов.

Артиллеристы, уже расстрелявшие прежний боезапас, вынуждены были стрелять теперь лишь по наиболее важным целям.

И, тем не менее, как вспоминает генерал-майор Емельян Васильевич Козик, «Артиллерийский огонь из крепости по вражеским батареям, обстреливавшим Дорогу жизни, срывал намерения противника нарушить единственную коммуникацию, связывавшую Ленинград с Большой землей. Гитлеровцам не удалось перебросить на Ладогу боевые катера, доставленные из Франции в Шлиссельбург и на Новоладожский канал. Трудно переоценить массовый героизм и самоотверженность защитников Орешка».

И, тем не менее, даже в стуже и голоде первой блокадной зимы защитники крепости сумели по ночам вывезти с острова запасы взрывчатки, из которых потом было изготовлено около трехсот тысяч ручных гранат для Ленинградского фронта…

Но все-таки еще больше, чем героизм и мужество защитников крепости, сумевших выстоять в таких невероятно трудных условиях, поражает другое.

Когда начинаешь читать воспоминания и документы о событиях, происходивших в крепости Орешек за пятьсот дней ее обороны, отступает жуть захлестнувшей нашу страну смерти, возникает ощущение, что ты попал совершенно на другую войну.

Нет-нет, потери были…

Вот только несколько записей из боевого дневника крепости.

«15 октября 1941 г. Противник выпустил по крепости 30 снарядов и 50 мин. Выведен из строя расчет 45-мм пушки – ранено 5 человек: В.П. Волков, Звязенко, Бондаренко, А.П. Макаров, Тищенко.

25 октября 1941 г. Противник выпустил по крепости 20 снарядов и 80 мин. Ранены П.П. Ершов и М.А. Ганин».

В списке раненых и убитых защитников крепости, хранящемся в Государственном музее истории Ленинграда, числится 115 человек. Более половины из этого числа защитников Орешка получили тяжелые ранения и были эвакуированы. Несколько десятков бойцов умерли – некоторые в крепости, другие в госпиталях после эвакуации из крепости.

Разумеется, это большие потери.

Но разве могут они идти в сравнение с «солдатоповалом», например на том же Невском пятачке, потери в котором за то же время колеблются от 50 000 до 250 000 человек?