Текст книги "Предназначение. Фантастический роман"

Предназначение
фантастический роман
Николай Михайлович Лапшин

Светлому человеку и культовому актеру Александру Дедюшко посвящается этот роман

Николай Лапшин

© Николай Михайлович Лапшин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга 1

Авторское предисловие

Конец мая. Лесотундра, подобно роженице, отходит водами. Неприметные под снегом ручейки, ручьи и речки потихоньку двинули свои воды в большие реки и озёра и далее на Север, в Океан. Гусеничный тягач выскочил из колка на чистое место и тут же влетел в снежную кашу пропитанную талой водой. Он поюлил взад вперед, взревел, и выбрался на твёрдое место, поближе к чахлым деревцам. Заглох двигатель и тишина обрушилась на вылезших из тягача людей. Двое мужчин и две женщины, нетвердо ступая от длительной качки, вошли в лесок и повалились на снег, не обращая внимания на воду выступившую из снега. Лица, черные от усталости и недосыпа, замызганные, грязные от копоти, выражали одно: уснуть хоть на секунду, но нервное чувство погони гнало от них сон. Мужчина помладше подошел к тягачу, вытащил из кабины мешок и вернулся к своим. Одна из женщин взяла мешок, достала из него кусок брезента, расстелила его на снегу и принялась накрывать «стол». Провизия была отменная: консервы рыбные и мясные, консервированные фрукты импортного производства. Мужчина постарше цыкнул на своих. Они замерли, затаив дыхание. Где-то вдалеке послышался звук комариного писка. Все поняли – вертолёт. Их гнали уже более десяти суток. Они благополучно, как им казалось, оторвались от погони и вот вертолет настиг их. Это конец! От вертолета в тундре не спрячешься. Они надеялись уйти на юг. Их гнали, суживая загон на север, в тундру. Только чудо могло спасти беглецов. Ровная, как стол тундра и начавшееся полярное лето, не дают возможности укрыться

Как попали эти четверо людей в положение дичи, на которую охотятся буквально всё проживающие на огромной территории русского Севера население. Пришла пора автору познакомить читателя с беглецами. Кто они? Почему бегут и от кого? Об этом и будет наше повествование.

Глава 1. Напутствие отца

Васька Чернышёв родился в маленькой северной деревеньке. До призыва в армию дальше областного центра не ездил и не комплексовал по этому поводу. Он знал, что окончив школу, пойдет зверовать с отцом в лес, а нет, так есть места в леспромхозе. Зарплата хорошая. Отслужит армию, его женят, срубят дом – пятистенок, дадут на развод живность, благо полдеревни родичей и заживет он, как все деревенские. Ростом Василий хоть и не вышел, но Бог силой не обделил. На спор подымал центнеровой куль и проносил его версту. Лицом, как и все Чернышевы, был смугловат, волосом темен. Глаза у Василия были по-детски голубыми и чистыми, не затуманенными житейскими невзгодами и частым употреблением спиртного. Отец Васьки из староверов, правда строго веры не держался, но детей воспитал в строгости. Было у него их десять душ.

Из района позвонили под вечер, когда люди возвращаются с работы и обязали призывника Чернышева Василия Ивановича явиться в райвоенкомат с продуктами на трое суток и другими необходимыми вещами и документами для призыва в армию. Весть, о том, что Ваську забирают в армию, быстро разнеслась по деревне. Заголосила мать, ей вторили сестрёнки. Отец цыкнул на них, смолкли. Провожали Ваську всей деревней. В райцентре призывников поселили в доме колхозника. Там они прошли медицинскую и мандатную комиссии. Всем приказывали подстричься коротко.

Выйдя из душной комнаты на крыльцо, Василий понял, что он уже за чертой, которая отделяет его от прежней жизни, такой спокойной и укатанной, с привычными людьми и обычаями. Впереди новая жизнь, новые люди. Ваське до боли стало жаль себя, он чуть не расплакался. В ушах стоял голос отца. Последнюю ночь они сидели во дворе. Отец сказал:

«Расскажу тебе, как старший в роду Чернышевых, историю нашего рода, чтоб ты знал откуда произошел, ценил родство и не наделал глупостей в своей жизни, не опозорил пращуров и родителей погаными делами. Слушай и запоминай. Уходишь на службу ратную. Доведется ли еще встретиться, сынок?».

Помолчав, отец начал свое повествование:

«Деревня Потатичи основана около двухсот лет тому назад служивым дворянином из южных славян, Потатичем, как родовое охотничье хозяйство. Занимались мужики в основном лесным промыслом, добычей пушнины, заготовкой грибов и ягод, валкой леса для нужд помещика. Не брезговали и другими отхожими промыслами. Зерновые почти не сеяли, не было пашни. В малости выращивали овес и горох. Скотины держали помногу. Сенокосы были богатыми, а пушнина давала возможность закупать зерновой фураж. Тихая лесная речка Потя летом мелела, но прибрежные луга и старицы вдоволь кормили утиные и гусиные стада. На первых порах у помещиков охотничья усадьба не ладилась. Привезенные крепостные, привыкшие к пашне, были плохими охотниками и лесовиками. Прадед последнего помещика Дармил в губернском городе присмотрелся к зверовидному мужику и познакомился с ним.

Сербский офицер служил русскому царю и получил от него за верную службу земли в Северной губернии. Так появился у него управляющий Черныш, наш предок. Человек вольный. На укладку и отъезд из губернского города понадобился месяц. По совету Черныша были куплены лошади, сельхозинвентарь, семена и много других необходимых в хозяйстве вещей. Самой главной неожиданностью для Черныша была девушка с выкупленной крепостью. Пожалуй, она и паспорт выправленный для него Дармилом Потатичем привязали к нему навечно Черныша. Первые годы были очень трудными. Крепостные косо смотрели на Черныша, веры он был старой, а они никонианской. Между крестьянами, их было семеро, и Чернышём шла молчаливая борьба. Черныш бесновался, кровенил рожи мужикам, но ничего не помогало. Дела в усадьбе шли все хуже. Черныш считал, что относится к людям хорошо, на трудной работе он вместе со всеми, на охоте тоже, но дела не шли. Как-то лежа ночью без сна, он услышал легкие шаги жены Аринушки. Она подошла к нему и присела. Осторожно и чуть слышно молвила:

«Умаялся родимый? Не кори мужиков. Вера у нас разная. Попа нужно нам, хоть часовенку поставить! -взяла тяжелую руку Черныша, пододвинулась к нему и положила ее к себе на живот – слышишь, дите у нас скоро будет. В грехе живем!» – Арина всхлипнула.

Всю ночь провел Черныш без сна. На утро, чуть свет, обратал кобылу, собрал торока, проверил лыжи и сказав жене:

«Вскорости буду» – ушел в урман.

Недели через две, под вечер, собаки дружным лаем известили о гостях. Мужики собрались возле избы Черныша. На кобыле, трусившей вслед за идущим на лыжах Чернышём, сидел закутанный в тулуп человек. Так в деревне появился монашек, затем первый поп Николай. Церквушку срубили в неделю. Монашек освятил ее и начались службы. Крестил Черныша, обвенчал его с Ариной. Освятил землю под кладбище и деревню. Общим согласием дали название деревне, Потатичи. Все приметные места, лесные озера и ручьи уже имели свои названия.

Как-то сбежала жеребная кобыла, долго ее искали, нашли уже с жеребёнком на большой лесной поляне, версты полторы от деревни. С тех пор стала зваться поляна «Кобыльей». Так становилась деревня. Принимали мужиков из леса, у которых кроме имени и тощей котомки за плечами, да креста на шее, ничего не было. Пришли Демьян, Иван и Петр. Из присланных помещиком трех мужиков, двое вскорости умерли, то ли от неприспособленности к лесной жизни, то ли от хвори. Черныш сходил к Потатичу за приказами и советами. Помещик разрешил ему принимать «шатунов» и пообещал ему:

«Проедусь по южным губерниям, прикуплю вам баб да девок»

Чернышу при крещении поп Николай дал имя Василий. С ним он вошел в историю деревни Потатичи. Был он вольным един из всех жителей. Черныш хотя и принял никонианскую веру, уклад своей жизни, своей семьи основывал по староверческим заповедям: не курил, не сквернословил, не бражничал, не блудил, почитал старших. Ни жена его Арина, ни дети, ни соседи некогда не слышали от Черныша, кем он был до поселения в деревне, какого роду и племени. Унес он в могилу тайну своей прошлой жизни. Правду о ней могли знать только двое, помещик Потатич и деревенский поп Николай. Деревенские из поколения в поколение чтят основателей деревни, простого русского мужика и служащего у русского царя, сербского офицера Дармила Потатича.

Шло время. Прибилось еще двое мужиков, Сидор и Евстигней. Сидор, недели через две как пришел, свел кобылу и ушел в лес. Гнались за ним два дня. Загнали в болото. Кобылу с неимоверными усилиями вытащили березой, а конокраду помогать не стали. Так и засосала его трясина. Собаке, собачья смерть. Узнав о судьбе Сидора, отец Николай наложил на мужиков епитимью. Ему по чину положено беречь людские души от грехов и соблазнов.

Собрав мужиков, Черныш сказал им, что нужно строить казарму. Мужики недоуменно поводили головами:

«Зачем казарму?»

В ответ Василий только усмехнулся. С недовольствием мужики принялись валить лес и свозить его в указанное место. Через полгода сруб казармы был готов. Всего в казарме было восемь больших комнат. Накрыли временную крышу из корья. В трудах и заботах прошла зима. Пушнины добыли знатно. Особенно отличился Василий и Демьян. Взяли дюжины четыре соболя, дюжин двадцать различной лисы, заячьих и беличьих шкурок не счесть.

Питались лосятиной, мясом дикой и домашней птицы. В амбаре висели окорока копченные, стояли кадки с солониной, рыбной и мясной. Арина пахтала масло от двух коров. Появились телята, жеребята и прочая живность. Рубили новые клети для скота. Лес брали поблизости, дабы отвоевать у него землю под огород и постройки. Арина летом заготовила травы и поила отварами, чуть ли не силком, мужиков, боялась цинги и прочих хворостей. Весна в тот становой год выпала дружной. Сошли снега, ушла талая вода. На Север потянулись стаи гусей, уток и другой перелетной птицы. Вошла в свои берега разлившаяся речка Потя. Черныш поднял мужиков на корчевку пней, нужно успеть посеять ячмень, овес, горох, а потом и овощи. За две недели каторжного труда спали с тела люди и лошади, но по десятине овса и ячменя засеяли. Будет корм лошадям и скотине. Забросали горохом полдесятины, то же корм и людям еда. Полдесятины оставили под огород. Сын Василия Дармил, Черныш упросил отца Николая дать ребенку такое имя, держась за материнскую юбку, ковылял рядом. Шли сажать овощи. В помощь Арине, Василий послал Ивана, имевшего склонность к огородничеству. Иван, щуплый мужик лет тридцати, обожал Дарьку. Жены у него не было, как и у других мужиков. Он был очень привязан к ребенку и не скрывал этого. Другие мужики посмеивались над ним, пряча глаза в которых светилась тоска по женской ласке и та же самая любовь к детям. Не каждому дано вот так простодушно и искренне раскрывать перед людьми свою любовь к детям. Иван говорил Арине:

«Давай понесу Дарьку, устал поди он»

На что женщина в который раз отвечала:

«Пущай идет, мужик ведь»

Наконец срочные работы завершены. У людей появилось свободное время обычное между посевной и сенокосом. Собрав утром мужиков, Черныш сказал им:

«Вот что, мужики, на завтра собираем вьючный обоз. В деревне останется Арина и Иван. Берите с собой топоры и пилы. Просеку рубить будем. Нужно продолжить тропу для будущей дороги».

Мужики загудели, общее недовольство сводилось к одному «На кой ляд нам дорога. Живем и так неплохо. Это сколько сил нужно потратить, чтоб пробить дорогу. Лучше лишних несколько десятин раскорчевать».

Ответ Василия был краток:

«Задумка не моя, а барина. Начнем пробивать дорогу, он обещал помочь людьми и тяглом. Лес ему здесь очень понравился. Его воля!».

«Эх ма, кончилась вольная жизнь!» – произнес Демьян.

Остальные мужики подумали тоже, но промолчали.

Вьючный обоз из пяти лошадей вышел из деревни до зари. Василий вел обоз по одному ему ведомой тропе. Порой останавливались, расчищали тропу от мелколесья, делали засечки на деревьях. Срубили несколько стволов, которые нельзя было обойти. Мужики шли по кондовому лесу. Пройдя версты четыре, вышли большую луговину, покрытую разнотравьем.

«Здесь стоянка. Поедим. Отдохнем. Нужно срубить хороший шалаш. Вон в том месте есть родник» – отдал распоряжение мужикам Василий.

Вид луговины наводил на мысль о ее рукотворном происхождении.

«Пожалуй, десятин полтораста будет» – подумал Демьян.

Отдохнув, принялись за шалаш, который срубили к закату. Поужинали и завалились спать в шалаше на лапнике. Уставших людей не беспокоило даже комарьё. Пробиваясь через урман, проходили в день по несколько верст и вышли к большому селу Погорелища, от которого шел наезженный большак. В Погорелищах, на постоялом дворе, их ждал помещик Дармил Потатич с обозом. Он встретил мужиков приветливо, каждому пожал руку. Василия обнял, потрепал по плечу. Мужики застеснялись, как дети, но искренность и доброжелательность Дармила покорила их. Послышались смех и шутки. Подошли мужики пришедшие с обозом Дармила, поручкались, познакомились. И вот уже невесть из чего сооружен стол, который накрыл скатертью хозяин постоялого двора. На столе появилась добротная деревенская еда, копченный окорок, жбанчик соленых грибов, копченная птица. Потатич показал рукой на одну из укрытых пологом телег. Возчик быстро принес из нее две четверти водки, потом вернулся и вытащил из под полога туес и разложил из него снедь. Все увидели пучки лука, соленные огурцы, квашенную капусту, лакомства недоступные в лесной деревне. Дармил поднял рюмку и сказал:

«Я еще не видел деревни, которую вы назвали моим именем, не видел содеянного вашими руками, но верю, что русские все вынесут и Россия станет еще могущественней и краше, имея таких людей, как Василий, как вы! Пью за вас, мои новые друзья! У меня для вас есть подарок – он замолчал, кивнул головой служке постоялого двора и приказал: «Веди!»

Служка подошел к двери открыл ее. Из подклети одна за другой вышли шесть женщин, примерно двадцати-двадцати пяти лет. Они подошли к столу и поклонились. Среди женщин одна выделялась ростом и статью. Могутная баба. На ее простодушном, округлом лице светились васильковые, бездонные глаза. Назвать ее красавицей нельзя, но всех она притягивала чем-то мимолетным, как игра теней в яркий солнечный день. Вроде схватил, ощутил мгновение, и опять ничего нет. Эта женщина пращурка твоей матери – уточнил отец и продолжил – изумленные мужики разом стихли и уставились на баб. Установилось неловкое молчание. Бабы зарделись, потянули платки, укрывая лица Дармил кивнул Василию:

«Староста – именно так он рекомендовал Черныша своим крестьянам – налей ка бабонькам водочки и поднеси им!»

Василий наполнил рюмки стоящие на подносе. Они были разного формата и цвета. Он подошел к женщинам с подносом и преложил им выпить за здоровье барина. Дармил стоял в стороне и смотрел, какую рюмку возьмет каждая баба. Тоже самое Василий проделал и с мужиками. Дармил заметил кто из мужиков пил из какой рюмки, он подошел к ним и сказал, что Божий суд свершился, и что пары пившие из одной рюмки объявляются мужем и женой. Он расставил мужиков и баб попарно, согласно жребия. Одинокой осталась могутная баба по имени Аленка. Она поняла, что осталась без пары, по ее щекам покатились слезы. Василий успокоил ее словами, чтоб она не печалилась и, что ждет ее суженный Иван, не дождется. Он остался на хозяйстве в деревне.

Молодоженов повенчали в Погорелищской церкви. Потатич подарил молодым по пять рублей серебром. Огромные по тем временам деньги.

Сдали помещику меха и другую мелочь. Все пришедшие с помещичьим обозом люди, лошади и телеги поступали в распоряжение Василия, для прокладки дороги и рубки леса, до холодов. Черныш получил от помещика изрядную сумму денег, три дробовика и один винчестер. Лично Василию Дармил, наедине, вручил револьвер и пачку патронов к нему, оружие по тем временам редкое и дорогое. Помимо этого он дал ему гербовую бумагу разрешающую вольному крестьянину Чернышеву Василию ношение и хранение огнестрельного оружия для охранения имущества и казны помещика Потатича.

Согласно договора со старостой Погорелищ, Чернышев нанял деревенских мужиков на рубку леса. Наконец все необходимое для прокладки дороги было закуплено и уложено в возы. Рано утром обоз тронулся по направлению деревни Потатичи. Дармил верхом проводил его до околицы села Погорелища, перекрестил обоз и уехал. Через версту разделились, наемные работники остались рубить просеку от поскотины села Погорелищ, а потатичи должны были начать рубку от своей деревни. Расстояние между деревнями было не менее тридцати шести верст. Работа спорилась, деревне нужна дорога, теперь это поняли все. Мужики и бабы прорубали в вековом лесу дорогу к лучшей жизни. Люди, несмотря на усталость, были веселы, ибо они обрели семьи и уверенность в будущем. Одна Алена, которая без всякого на то указания стала кашеварить, хлопотать о жилье-былье всего табора, вечерами тоскливо сидела за длинным столом и украдкой смахивала набегающие слезы.

В конце августа Василий отрядил в деревню Потатичи двух мужиков с женами и Алену, пора убирать ячмень и овес, ухаживать за огородом. Иван с Ариной вряд ли управятся с такой прорвой работы.

Пришла пора сенокоса, Василий отрядил на сенокос Демьяна и лучшего деревенского косаря Петра с женами. Остался Чернышев с двумя мужиками и наемными лесорубами. Усталые погорельчане, давно не видевшие родных, дальше рубить просеку не хотели, требовали расчет. Десятник лесорубов, худой и жилистый Панкрат, помалкивал, а когда его мужики наседали на Василия, он отворачивался и хрипло говорил, что хлопотное дело затеял Василий, трудней оказалось дело, чем думалось и, что нужно увеличить плату за работу. Работы и впрямь оказалось больше, чем загадывалось. После долгой перебранки порешили на том, что дойдут до большой поляны, именуемой с легкой руки Демьяна, Шалашихой, Василий даст погорельчанам расчет. Остальные пять верст потатичи добьют сами. Подошел конец работы, вышли к поляне Шалашиха.

Перед взором Василия раскинулась ровно скошенная луговина с одинокими кустами и ровными рядами стожков сена. Василий подумал, что успели мужики управиться. Вглядевшись он увидел, что от дальней кромки леса идет человек. Подошел Демьян загорелый до черноты. Они по братски обнялись, да и были они теперь даже больше, чем братья, они стали единодушны.

На вопрос Василия, как он успел в такое короткое время скосить такую уйму, Демьян ответил, что расскажет потом и добавил, что Петра с бабой отправил в деревню.

Проводы погорельщан удались на славу. Утром Панкрат отозвал Василия в сторону и сказал, что он поговорил с мужиками и они решили им помочь, а деньги за эту работу потатичи отдадут следующим летом, и что они согласны подождать. Взволнованный прекраснодушием погорельчан Василий ответил, что сколько братья положат за свой труд, то они и отдадут.

Оставшиеся пять верст взяли нахрапом, упрямой мужицкой злостью. В осенний мглистый день, обоз вполз в деревню Потатичи. Приятно-знакомо дохнуло жильем, скотиной и еще чем-то неуловимым, присущим только русской деревне, русским духом. Враз все смешалось. Арина повисла на шее у Василия, упершись тугим животом.

Дарька, обхватив ногу отца, повторял:

«Тятя приехал, тятя приехал!»

Василий осторожно оторвал жену от себя и проговорил:

«Любая ты моя, опять ты мне сына принесешь!» – поцеловал жену в уста, поднял Дарьку, подбросил его ввысь, отчего ребенок радостно визжал и повторял, что он боится. Поняли мужики, для чего рубили казарму. Арина с Иваном развели семьи по комнатам.

Василий в суете забыл об Алене. К вечеру, помывшись в бане, что срубил Иван на берегу речки, все собрались в самой большой комнате казармы. Василий увидел за столом сидящих вместе Ивана и Алену. Достаточно мимолетного взгляда чтобы понять, что эти люди счастливы. Гулянка кончилась. Все разошлись по своим комнатам. Так появилась деревня Потатичи и её жители.

Прошли многие десятилетия, ушли на погост первые деревенские жители и еще многие поколения, народились новые. Пронеслось над их головами много страшных и радостных событий, но дух вложенный в людей, в землю, первыми поселенцами, остается с нами. Наши деревенские люди работящи, напористы, сострадательны к немощным и слабым, не приемлют зла, насилия и подлости. Истинно русские люди. Вот и вся история нашего рода, которая переплелась с историей нашей деревни».

Отец смолк, пристально всмотрелся в лицо Василия, сурово проговорил:

«Хорошо запомни мою сказку сынок! Не опозорь среди людей ни себя, ни нас! Молод ты еще Василий, неразумен. Устал я очень. Пора спать, скоро светать начнет».

Он тяжело поднялся и ушел в дом. Васька прикорнул на сеновале. Потом была дорога в райцентр.