Текст книги "Предназначение. Фантастический роман"

Шахта встретила людей холодом и затхлостью. Прошли метров двадцать, послышался шорох, свет фонаря вырвал из темноты спальник и в нем связанную, с кляпом во рту, Анну. Григорий освободил её. Женщина сквозь слезы и рыдания проговорила:

«Страху же я натерпелась мужики!».

Укладывались молча. Аннушка забилась в угол кабины и уснула, изредка постанывая во сне. Тягач выполз в дождь. Григорий увидел оленьи упряжки и подъехал к ним. Он выпрыгнул из кабины, подошел к пугливо всхрапывающим оленям, освободил их от упряжи. Хореем шугнул оленей, они отбежали метров на сорок и принялись щипать мох.

Вася, иди сюда, нужно нарты сжечь!» – позвал Гришка.

Они перетащили нарты в барак, бросили их на труппы бандитов, добавили деревянного хлама, обильно полили все керосином и подожгли.

«Хорошая будет метка» – сказал Григорий.

Олени бежали впереди тягача. Животные не боялись людей и техники. Из моросящей мглы показалось озеро, олени взяли влево. Григорий остановился, долго всматривался в карту, пытаясь представить путь в никуда.

«Что делать будем, братуха, куда двигаться?» – задал, скорее сам себе, вопрос Бурлаков.

Раздумья прапорщика прервал Василий:

«Ну что, командир, нашел путь-дорогу? Ты вспомни нашу последнюю командировку. Тогда гоняли полосатиков из Интинского лагеря. Их взяли в Адьзваоме оперативники другого ЧМО. Там сливаются две реки. Местные рассказывали, что в тех местах, есть бездонные озера, которые не замерзают и в лютые морозы. Там и потопим тягач!»

«Григорий, подумав, ответил:

«Решено сержант. Идем в сторону Адьзва – реки, а там, как бог на душу положит. Если погода не подведет и будет дождить еще хотя бы часиков двенадцать, то мы до бассейна реки Адьзвы доедем».

Проверили и отобрали снаряжение, нужное для похода пешим порядком. Поели, что подала Аннушка.

«Садись за рычаги, направление по компасу, юго-запад. Через пять километров проверяйся. Часа через четыре разбудишь меня» – отдал распоряжение Бурлаков. Он уступил Василию место водителя и устроившись поудобней, закрыл глаза. Ровный шум двигателя, мерное покачивание тягача, убаюкивали. Гришка провалился в сон, в далекое детство.

Глава 8. Пионер Гришка

Первое сентября. Гришка Бурлаков, в строю класса, стоит на торжественной линейке посвященной началу учебного года. Все школьники в новой форме. Друзья однокашники переговариваются шепотом, дергают девчонок за косы и бантики, те взвизгивают. Классная руководительница, по прозвищу Раскоряка, шипит на баловников брызгая слюной, грозит исподтишка кулачком, требуя соблюдения тишины. Директорская речь закончилась под дружные аплодисменты школы. Начались призывы, обещания любить Родину, учиться на отлично, быть достойными звания октябренка, пионера и комсомольца.

Десятиклассники поздравляли первоклашек с началом школьной жизни и дарили им цветы. Первоклассники одаривали цветами десятиклассников и желали им успешного окончания школы. Скукотища была ужасная. На импровизированную трибуну поднялась дородная тетка в очках, стриженная под мужика.

«Сейчас перед вами выступит представитель ГОРОНО, товарищ Митяева» – объявила завуч Вера Леонидовна.

Товарищ Митяева мужеподобным голосом пророкотала:

«К нам из соответствующих инстанций пришло сообщение о том, что среди учащихся вашей школы имеется герой, который не жалея своей жизни, спас, во время купания, своего товарища тонувшего в бурной реке. Это ученик шестого Б класса Григорий Бурлаков. От имени и по поручению Советского Правительства, разрешите мне вручить, товарищи, награду юному герою» – она еще долго говорила о том, что учительский коллектив, руководимый родной Коммунистической партией и ГОРОНО, следуя заветам великого Ленина, растит таких героев.

Горнисты подняли горны. Прозвучал сигнал «Равнение на флаг». Линейка замерла. Раскоряка прошипела:

«Бурлаков, иди быстрее к трибуне!»

Остолбеневший Гришка, с недоверием уставился на классную руководительницу. Раскоряка взяла его за руку, вывела из строя, и как маленького, подвела к трибуне. Товарищ Митяева взяла со стола медаль и пристегнула её Гришке на рубашку. Она сказала, чтобы все пионеры подражали Григорию Бурлакову. Стоявшая рядом с товарищем Митяевой, старшая пионервожатая школы, Тонька – придура, прошептала ему:

«Отсалютуй пионерское приветствие!»

Гришка поднял руку, но у него получился не пионерский салют, а жест отдания воинской чести. В довершение к этому он бухнул:

«Служу Советскому Союзу!» – и нетвердым шагом пошел к своему классу. Прозвучал Гимн СССР.

Школа начала расходиться по учебным кабинетам, так стали теперь называться классы. Идя в строю, Григорий видел восхищенные и завистливые взгляды одноклассников. Усевшись за парту, он подпер голову рукой, как это делал всегда предвидя нудное течение урока. Вспомнил Вовчика, которому крупно не повезло, при купании в горной реке он повредил позвоночник и лежит в гипсе. Вспомнил свои переживания и страх. Гришка не понимал, что толкнуло его в бурные воды спасать товарища? Какая сила? Что вынесло его и вцепившегося в него мертвой хваткой Вовку, из бурлящей водоворотами реки, на спокойный плес? Впервые пришла мысль о высшем, о боге. Вспомнил Гришка и мужчину, помогшему вытащить Вовку на берег, Александром Ивановичем назвался, тренером по боксу. Приглашал к себе, в секцию.

«Бурлаков, спишь с открытыми глазами» – вывел его из воспоминаний, резкий голос классной руководительницы.

«Не, Мария Ивановна» – встрепенулся Гришка.

«Запишусь на бокс и Кольку с собой возьму. Научимся драться, никакой Хорек нас не возьмет» – решил про себя Гришка.

«Бурлаков, иди к доске и расскажи ребятам, о своем героическом поступке» – прервала ход его мыслей учительница.

В конце сентября Гришка с дружком Колькой, пришли в городской Дом пионеров. Постучав в дверь с табличкой «тренер», они вошли в кабинет. За столом сидел Александр Иванович, Гришкин знакомый по речке. Он приветливо поздоровался с ребятами и, предугадывая их желания сказал, что запишет в секцию бокса, но для этого должно быть разрешение родителей в письменной форме и медицинская справка, разрешающая им заниматься боксом. Тренер дал ребятам направления в поликлинику и сказал:

«Как только пройдете медкомиссию, сразу приходите и начнете тренироваться».

Занятия боксом стали для Гришки основными и скоро классная руководительница заметила, что Бурлаков с троек, перешел на двойки. Старая учительница быстро выяснила причину неуспеваемости Гришки и позвонила в Дом пионеров тренеру Александру Ивановичу Светлякову. Тренер завел Гришку к себе в кабинет и сказал:

«Бурлаков, я вынужден тебя отчислить из секции за неуспеваемость в школе. Жалко конечно. Из тебя может получиться хороший боец, но безграмотный человек. Гриша, все люди не могут быть боксерами. Кто-то должен лечить людей, учить детей, варить сталь и борщ. Да мало ли какие профессии нужны людям, чтобы жить хорошо. Кем работает твой отец?» поинтересовался Светляков.

«Бухгалтером» – ответил Бурлаков.

«Очень нужная, хотя и малозаметная на первый взгляд, профессия,. Представь, что твой отец не вышел на работу. Водители не получат зарплату, их семьи останутся без денег. ПАХ не оплатит за горючее. Автобусы не смогут вовремя выехать из гаража. Тысячи людей не попадут на работу. Все эти неприятности могут произойти из-за невыхода на работу одного бухгалтера. Чтоб стать бухгалтером нужно долго учиться, а без школьного образования в техникумы и институты не принимают. В СССР бокс не профессия, а спорт. Чтобы стать чемпионом требуется много и упорно тренироваться, а чтобы стать тренером, нужно окончить институт физкультуры и спорта. Иди, и пока не исправишь двойки в секции не появляйся!» – жестко сказал тренер.

Гришка вышел из кабинета. Из спортзала доносился шум тренировки. Бурлаков долго и бесцельно бродил по скверику. Злые слезы застилали глаза. Домой он вернулся в сумерках. Был тихий, теплый октябрьский вечер. Гришка хотел было проскользнуть мимо отца, сидевшего на ступенях крыльца, в летнюю кухню, но Петечка остановил его и спросил:

«Как дела в школе?»

Гришка ответил неожиданно для себя:

«Плохи дела в школе. Нахватался двоек, за это и из секции турнули!»

Он заплакал и уткнулся в грудь отца. Петечка молча гладил голову сына, когда слезы кончились, отец осторожно отстранил Гришку от себя и сказал:

«Я верю, сынок, что ты справишься с трудностями, ведь ты уже мужчина. Я помогу тебе по школьным предметам, а с Александром Ивановичем ты сам договоришься».

Школьные предметы давались нелегко, но Гришкино упрямство и помощь отца, осилили их. Он почувствовал влечение к учебе, желание познать больше. Вторую четверть Григорий Бурлаков окончил на твердые три и четыре. Лишь одна пятерка светилась в его табеле, по физкультуре. Светляков посмотрел табель и сказал:

«Слабовато конечно, но двоек нет, можешь приступить к тренировкам, боец».

Он улыбнулся Гришке, и шутя, нанес ему удар справа. Гришка поклялся себе:

«Гадом буду, если хоть одна тройка будет в табеле!»

Глава 9. Зарождение жизни

«Командир, нужно определиться» – вырвал Григория из сна воспоминаний возглас Василия.

Они вылезли из тягача. От качки и долгого сидения казалось, что земля под ногами покачивается. Григорий повалился на мох, раскрыл планшет. Дождевые капли потекли по целлулоиду планшета. Гришка попросил Василия прикрыть планшет от дождя. Определился по компасу. Вглядываясь в ориентиры водил карандашом по карте, шепча названия рек, редких поселков. Попытка определиться на местности оказалась тщетной. Василий сходил к ближайшему озеру, принес в брезентовом ведре воду, чтобы обмыть ветровое стекло тягача.

«Объедем озеро вокруг. Если в него втекает и вытекает ручей, то озеро проточное. Лед на озере почти сошел, его остатки сгрудились на противоположной к нам стороне, значит там вытекает ручей» – закончил свои рассуждения Васька.

Бурлаков уловил ход мысли товарища и развил её дальше:

«Если озеро проточное, то имеет глубину, достаточную для затопления тягача. По ручью мы спустимся к речке и так далее и тому подобное. В конечном итоге мы выйдем к большой, судоходной реке» – смеясь, подначивал Гришка Ваську. На его смех из кабины высунулась Аннушка и тоже рассмеялась, сама не зная чему.

Одно слово молодость! Морось прошла, тучи поднялись чуть выше. В любое время они могут исчезнуть.

«С тягачем нам хана. Любая вертушка нас засечет!» – сердито выговорил Василий.

«Сержант, будь проще! Улыбнись! Ты еще не генерал!» – подкузьмил друга Григорий.

Озеро оказалось проточным. К его южному берегу вплотную подступал невысокий холм, от подножия которого, брал начало ручей. Накачали резиновую лодку. Васька натянул бродни, прихватил моток веревки и поплыл промеривать глубину озера В одном месте, метрах в двадцати от берега, он нашел омут. Двадцатипятиметрового сетевого шнура не хватило, чтобы нащупать дно. Васька привязал еще один шнур, от которого, после остановки груза на дне, в руках у него остался конец не более пяти метров. Василий привязал к шнуру спасательную подушку от резиновой лодки и быстро погреб к берегу. У него, в душе, шевельнулся страх перед глубиной озера и живущими в нем чертями. О своем страхе он рассказал Гришке, который рассмеялся над ним и пояснил, что десятки тысяч лет тому назад, по нынешней тундре, сползал гигантский ледник. Своим весом он вспахивал равнину, оставляя на ней глубокие борозды и льдины. Впоследствии ледник отступил, растаял. Раны, нанесенные ледником земле, затянулись грунтом, мхами. Громадные осколки льда оказались подо мхами. Постепенно эти льдины таяли, на их месте образовывались пустоты, которые впоследствии, заполнялись водой. Так появились тундровые озера. Выслушав лекцию, Васька сказал:

«Я с тобой не спорю о происхождении озер, и не говорю, что их вырыли черти. Я говорю, что они живут там. Возле моей родной деревеньки Потатичи тоже есть лесное озеро без дна. В нем живет леший. Озеро так и называется, Лешачье. Когда Леший ворочается на дне, то из воды подымаются огромные ядовитые газовые пузыри от которых погибло немало мужиков рискнувших рыбачить на озере. Старики шутят, что леший пердит в отместку за нарушенный людьми покой».

Решили топить тягач в здешнем озере, и что нужно поторапливаться, потянул юго-восточный ветерок, который быстро разгонит дождевые облака. Они возьмут все необходимое, спустятся вниз по ручью, залягут в зарослях ивняка, а там видно будет, что делать, решили друзья.

«Как Анка перенесет дорогу?» – вспомнил о женщине Васька.

«Русская баба на себе войну вытянула, а тут всего лишь прогулка по весенней тундре!» – успокоил его Гришка.

Вспороли тюк с запасной одеждой. Армейские штаны и ватники пришлись кстати. Переоделись. Продукты, аптечки и прочие необходимые вещи упаковали в рюкзаки. Поверх на них привязали спальники. Аннушка сшила из армейского нижнего белья, три нательных пояса в которые вложили, поделенные на три равные доли, все имеющиеся у них ценности: самородное золото, валюту, царские золотые монеты «империалы», по несколько бриллиантов. Деньги, взятые из сейфа завхоза зимовки, Григорий раздал каждому.

«В дороге пригодятся!» – коротко сказал он.

Автоматы и боеприпасы к ним, решили взять с собой, а также пистолеты, взятые с трупов офицеров в сбитом вертолете. Пистолеты были знатными, системы Стечкина, из них можно вести огонь, как одиночными выстрелами, так и очередью. Пистолет Макарова, Григорий протянул Анне, со словами:

«Возьми, авось пригодится. Но лучше …..» – он не сказал, что лучше, но все поняли его без слов.

В последний раз осмотрели тягач, исследовали все закоулки, не забыли чего. Запустив двигатель, Григорий по привычке хотел его прогреть, но вспомнив об участи тягача, криво улыбнулся. Ему было жаль безотказного, железного трудягу, сколько раз он выручал их из беды и ни разу не подвел. Жаль! Осторожно въехав в воду, Гришка прибавил газу. Тягач медленно поплыл к качающейся на мелкой волне, резиновой лодке. Подплыв к ней, Григорий из кабины перебрался в грузовой отсек, открыл люк в днище. Через задний борт пересел в лодку и приказал Василию быстрее отгребать от тягача чтобы не попасть в водоворот и не пойти на дно вместе с тягачем. Не прошло и минуты, как тягач скрылся под водой.

«Вот и вся комедия тягаческой жизни!» – грустно подытожил Бурлаков.

Навьючившись, медленно двинулись вниз по ручью. Идти было трудно, ноги погружались в мох по щиколотку. Через час сделали привал. Прошли не более двух километров. Крепчал ветер, он гнал слоистые облака. Решили спуститься по ручью ниже подыскать место удобное для стоянки.

«Дней двадцать, как бегаем от Закона!» -сказал Гришка.

Василий взметнулся и прокричал: «Какого закона? Закона, который уничтожал и продолжает уничтожать русский народ? Закон, который загнал русский народ в зону? Закон который гонит меня по тундре? Суки, падлы рулят ……» – Василий упал, как сраженный наповал пулей и затих. Григорий, пораженный срывом Василия, опустился на колени. Аннушка сбросила с себя рюкзак, и припав к Василию, закричала:

«Гришенька, миленький спаси нас! Спаси нас!»

Василий поднялся, оттолкнул Анну и покачиваясь ушел в тундру.

Григорий уткнулся лицом в колени, боялся показать свои слезы, и содрогаясь от душивших его рыданий, пытался вымолвить:

«Молчи» – что переходило у него в длинное, тягучее:

«М….мо… л…л….чи!»

Анна подползла к Григорию, припала к нему, бессвязно шепча:

«Родной мой, соколик мой, я любушка твоя, тень твоя!» – она целовала Гришкины глаза, почерневшие губы, все в трещинах и болячках руки.

Её руки скользнули под его ватник, теребя и лаская грудь. Гришка бездумно отбросил от себя Анну, рванул с себя куртку. Женщина трясущимися руками освободилась от одежды и впустила Григория в себя. Он взял её яростно-грубо, будто мстя ей за все беды свалившиеся на них и излил в нее свое «Я». Она приняла в себя, семя будущей жизни. Приняла и благодарила Бога и Судьбу за это. Женщина сохранит жизнь свою и Григория

Глава 10. Смерть подполковника ГБ

Москва. Офис. Натужно гудят вентиляторы. Небо затянуто мглой. Николай, промокая лоб носовым платком, отфыркиваясь, тягуче выговорил:

«Ну и жа… ра!»

Сидевшая рядом женщина, лет тридцати, промолвила:

«Николай Иванович, нужно прохладиться!»

Начальник отдела министерства, каковых в столице несчитано и намеренно, громко и вызывающе хлопнул огромным фолиантом по столу и торжественно объявил:

«Перерыв, переходящий в окончание рабочего дня!» – за что получил «чмок» в щеку и игривое «мой кумир».

Николай Иванович Чернышев, в прошлом выпускник престижного московского вуза, происходил из старого крестьянского рода, по нынешним временам, древнего рода. Отец его, Иван Сазонович, имел десять детей и благоволил своей жене Ольге, что в переводе на современный язык означало, «любил свою жену». Жара заставила вспомнить родные места, родительский дом и лесную, текущую близ деревни, речку. Он и его пассия сидели на диванчике, в комнате отдыха, и обсуждали программу на предстоящий вечер.

Чернышев, кряжистый, холеный мужчина лет под сорок, лениво отзывался на ласки женщины. Жара подавляла в нем все желания. Загорелась лампочка. Секретарша оповещала своего шефа о важном посетителе.

«Повеселился! Жениться пора» – раздраженно пронеслось в голове Николая.

Лицо его при этом не отображало никаких чувств. Он встал, подошел к зеркалу, поправил расческой волнистые черные волосы, пышные усы. Оправил рубашку, галстук и обращаясь к своему отражению в зеркале, произнес:

«Фр..ру..кт!»

Женщина понимающе кивнула головой и вышла в соседнюю комнату чере дверь, замаскированную под стеновую панель. Николай Иванович еще раз придирчиво осмотрев себя в зеркало, вышел в кабинет.

Пожилая секретарша, Екатерина Ивановна, напоминавшая вышколенную домоправительницу – англичанку, доложила о посетителе, инспекторе особого отдела министерства геологии РСФСР, Сергееве Владимире Петровиче. Чернышев открыл папку, вынул из нее несколько документов, завизировал их и отдал секретарю. Рабочая обстановка была создана.

«Пригласите товарища» – сказал он.

В кабинет вошел высокий, подтянутый, мужчина лет пятидесяти. Николай Иванович поднялся из-за стола и пошел навстречу посетителю. Лицо его источало лучезарную улыбку радости. Он полуфамильярно обратился к посетителю:

«Какие люди в наших краях!? Давненько я вас не видел уважаемый Владимир Петрович».

Сергеев пожал руку Николая Ивановича, но легкого тона не принял.

«Служба гоняет, уважаемый Николай Иванович!» – сухо ответил он.

Чернышев внутренне подтянулся, но от улыбчивой доброжелательности не отказался.

«Да работа ваша трудна и опасна!» – процитировал, немного искажая, он слова известной песни. Николай Иванович усадил посетителя в кресло, сел сам. Улыбка сошла с его лица, он уставился на Сергеева и сказал:

«Слушаю вас».

Долго вилась тропа беседы Сергеева и Чернышева, инспектор все чаще выходил на младшего брата Чернышева, Василия. Первым сошел с дистанции Сергеев, который спросил:

«Николай Иванович, ваш брат Василий не навещал вас?»

У Николая, от предчувствия беды, сжалось сердце.

«Вот оно что! – подумал он и ответил – Нет Владимир Петрович, не посещал. Последний раз я его видел года три назад. Даже на его проводах в армию не был, по причине моей служебной командировки. В это время находился в Афганистане. В последнем письме брат писал, что после командировки ему обещали дать отпуск за хорошую службу».

«Письмецо можно мне посмотреть?» – в полуприказном тоне спросил Сергеев.

Чернышев согласился показать письмо брата, уверяя инспектора, что ничего особенного в нем нет. Волга, которая ждала Сергеева, доставила их к дому Чернышева. Они поднялись на этаж и вошли в квартиру.

«Кооператив?» – завистливо спросил Сергеев.

«Да. Три года загранкомандировки». – коротко ответил Чернышев. В кухне-столовой Николай усадил гостя в мягкое кресло и спросил, что Сергеев будет пить. Гость пожелал виски и минералки.

«Я холостякую, прошу извинить за плохой сервис!» – расшаркался перед инспектором Николай Иванович, включая кондиционер на полную мощность

«Живут же люди! – завистливо подумал Сергеев – А за какие шиши?» – но тут же отбросил эту мысль. Он знал, что Чернышев, работавший в Афганистане представителем министерства геологии РСФСР, приложил немало усилий для того, чтобы заинтересованные советские предприятия, получили заказы от афганской стороны на поставку бурового и иного оборудования. С этих контрактов, Чернышев имел упомрачительные комиссионные в твердой валюте. Он приобрел огромный авторитет в министерствах геологии СССР и РСФСР. О работе Чернышева в Сирии, вообще ходят легенды и только очередная заваруха на Ближнем Востоке, приостановила его бурную деятельность. Поговаривают, что он и «конторе» при делах, вспомнил Сергеев. Он сокрушенно вздохнул, сделал глоток виски, ожегся крепостью напитка и закашлялся. Николай Иванович вошел в холл, положил тонкую стопочку писем на столик, мягко проговорил:

«Ну я балда, льда вам не преложил!»

«Не беспокойтесь пожалуйста, это я с непривычки. Нашу русскую пьем не разбавляя, а эти американосы, вечно что-нибудь придумают!» – успокоил хозяина гость.

Инспектор водрузил на нос старомодные очки, взял письма и погрузился в чтение. Минут через пятнадцать, он снял очки, уложил их в очешник, и задумчиво произнес:

«Да вы правы, Николай Иванович, обыкновенные солдатские письма».

Чернышев в лоб спросил:

«Владимир Петрович, что случилось с моим братом?»

Сергеев ответил, что из Комитета пришла бумага с просьбой опросить Чернышева Николая Ивановича, о времени его последней встречи с младшим братом Василием, и о планах брата на будущее.

«Владимир Петрович! Со всей ответственностью заявляю, что не видел брата Василия давно. Все письма, полученные мною от него, я вам дружески предоставил. Начинаю волноваться за судьбу брата и прошу вас рассказать, что случилось с ним».

Сергеев попросил Чернышева успокоиться и сказал, что он знает немного и может сообщить лишь то, что прочел в письме-запросе.

«Ваш брат Василий, находясь в служебной командировке на побережье Ледовитого Океана, пропал без вести. Командование части, в которой служит ваш брат, ведет служебное расследование по этому факту» – кратко изложил суть дела инспектор и попросил Чернышева отдать ему письма брата, сославшись на необходимость составления отчета о проделанной работе.

«Владимир Петрович, ничего я вам передавать не буду. История с братом очень обеспокоила меня и если дело ведется официально, то я передам письма представителю органа власти, который ведет расследование. Вы поймите меня правильно и не примите мой отказ, как нежелание сотрудничать. Думаю, что мне нужно позвонить родителям, может они что-нибудь знают о Василии, хотя навряд ли» – закончил свой монолог Николай Иванович.

В комнате повисла тишина. Слышны были удары кварцевых часов. Чтобы разрядить обстановку, Чернышев включил японский телевизор и предложил выпить по маленькой, чтобы залить горечь недоразумения. Николай Иванович говорил, что не верит, что Василий мог совершить какой-нибудь предосудительный поступок или безвестно пропасть в тундре или тайге.

Сергеев нехотя поднял бокал, и пробормотав:

«Быть добру!» – выпил. Поморщился, закусил крохотным бутербротиком.

На экране телевизора, вперемешку с телеведущими, горланили митинги. Они требовали свободы, колбасы, гласности, теплых женских сапожек. Партийные товарищи всех окрасов и мастей, звали народ перестроиться, не поддаваться, ответить на вызов. Панорама событий мелькала, неслась, сливалась в голове у Владимира Петровича в одну жуткую картину. Он закрыл глаза, перед ним встало Чудовище, имя которому Русский бунт, Российская смута. Сергеев почти физически слышал треск костей, вопли пережевываемых, растерзанных, растоптанных и брошенных подыхать на обочину дороги российской жизни людей, по которой вели народ зазывалы, прорабы перестройки. В старину в овечьих отарах были козлы, которые водили по пастбищам овец, помогая тем самым пастухам управлять стадами. Приходила пора и эти же козлы, помогали мясникам, они заводили овечье стадо в загон, откуда они выходили живыми, а овцы попадали под ножи мясников. Козлы посчитали, что сами могут управлять овцами и превратились в одночасье, из травоядных, в плотоядных зверей. Они уже не блеяли, а ревели, гоня впереди себя баранье стадо. Звери вырвались и теперь их уже ничем не сдержать. Что им не дай, им все будет мало. Они найдут другую причину для бунта и будут реветь тысячеглотной пастью:

«С …ВО …БО… ДУ!»

Владимир Петрович тряхнул головой, отгоняя от себя наваждение и произнес, казалось бы не к месту, кивнув головой в сторону телевизора:

«Эх, Николай Иванович, я что, а вот они ….» – фразу он не докончил и, отдав честь кивком головы, ушел.

глава 10 Смерть подполковника кгб сергеева

Спускаясь в бесшумном лифте, Сергеев вспомнил свою старую двухкомнатную квартиру в хрущевке на третьем этаже. Узкую, полутемную лестницу в подъезде. Как быстро летит время! Лет пятнадцать тому назад, он молодой капитан госбезопасности, получил ключи от квартиры в новострое. Он не верил своему счастью и втайне гордился тем, что именно он, капитан Сергеев, один из первых в управлении, получил квартиру за разоблачение трех студенческих антисоветских организаций.

Сергеев горько улыбнулся. Студентики почитывали самиздат, пописывали в самиздат, поругивали родную партию и её маразматических вождей. В то же время исправно ходили на субботники, платили членские взносы ВЛКСМ, а иные и КПСС, осуждали на собраниях фарцовщиков, пьяниц и прогульщиков, требовали свободу заграничным коммунистам, жертвовали денежки в различные фонды. В общем обычные кухонные революционеры, еще не обозленные, не поднятые на щит международными врагами СССР. Мальчишки и девченки с обостренным возрастным чувством справедливости. Вы, товарищ Сергеев, тогдашний преуспевающий капитан, толкнули их в лагерь врагов и сделали их стойкими борцами против советской власти и Российского государства. Вы способствовали превращению козлят в плотоядных козлищ. Прошлого не вернуть. Что несет стране и ее народу будущее? Почему подполковнику КГБ Сергееву не нравится начальник отдела министерства геологии РСФСР Чернышев Николай Иванович? Задавал себе вопрос Сергеев и не мог на него ответить. Инстинктивно он чувствовал в Чернышеве врага в интерпритации коммунистической морали. Основная же причина была в том, что Чернышев смог пристроиться к новым требованиям, а Сергеев уже не может, слишком глубоко сидит в нем коммунистическая мораль. По другому он жить и думать не может.

«Старею!» – подумал Сергеев, входя в квартиру.

«Пусто в квартире, пусто в душе. Все высосали суки! – последней мыслью промелькнувшей в угасающем сознании подполковника Сергеева была – И будут живые завидовать мертвым!»

Подполковник Сергеев умер, как показало вскрытие, от обширного инфаркта. Через два дня после посещения им Чернышева заподозрившие неладное соседи вызвали милиция, труп Сергеева лежал на полу, возле двери.

Не написал и не подшил в личное дело Чернышева Николая Ивановича, бывший подполковник КГБ свою последнюю оперативку. Впрочем бывших в КГБ не бывает. Чернышев узнав от своих сотрудников о смерти Сергеева, уничтожил письма брата.

«Береженого и Бог бережет!» – гласит старая крестьянская пословица.