Текст книги "Путешествия на Новую Гвинею (Дневники путешествий 1872—1875). Том 1"

Проезжая мимо еще одной покинутой рума-пасон, около холма Иора, я хотел нарисовать вид этого и соседнего холмов, но оказалось, что плантация, хотя она только года три тому назад покинута, так заросла частым кустарником, что, несмотря на мой нож и желание, я должен был отказаться от намерения прорубить тропинку, достаточно длинную, чтобы можно было нарисовать вид, который закрывала непроходимая зелень. Отказавшись от этого, я приказал остановиться около Тампат Крамат на Тандьон-Туан, который считается таким святым, что даже из Сингапура приходят сюда малайцы молиться, когда хотят предпринять что-нибудь или когда их предприятие кончается успешно. На расчищенном месте около небольшого дерева было воткнуто в землю множество палок, на концах которых висели длинные тряпки, другие тряпки висели на дереве. На земле были видны следы частых посещений, и Дюбусу сказал мне, что приходящие едят здесь. На земле валялись кости козленка, кокосовые скорлупы. Я заметил также два камня. Дюбусу сказал мне, что это две могилы, но чьи – неизвестно; даже самые старые люди говорят, что они от самых старых людей не слыхали, кто здесь погребен, но что издавна это место «крамат». Дюбусу также сделал «табе» этому крамат, предпринимая эту прогулку в Иохор и прося себе счастливого возвращения. Он мне сказал, что здесь в реке водится много больших зверей (крокодилы?), но что они не причиняют вреда людям, что они как бы стерегут это место.

Около 3 часов показалась рума-пасон Квала-Сомброн, сегодня, по случаю моего приезда, с развевающимся красным флагом. Место выбрано очень удобное. Я решил остаться переночевать здесь, так как люди устали, надо было переменить яло, я хотел нарисовать вид окрестности и к тому же, не евши ничего с утра, исключая бананов, кокосов и чая, был голоден.

Здесь я встретил очень образованного оран-утана, который сопровождал вышеупомянутого англичанина, охотника на слонов, из Бату-Пахат сюда. Я его спросил о языке; он сперва сказал, что у них другой язык, но не умел сказать мне ни одного слова не малайского.

[17] января. Спал очень хорошо и утром к чаю был встречен Ахматом, который вчера вечером, когда я спал, испек мне довольно вкусный пирог из саго и натертых кокосовых орехов. Не знал его кулинарных способностей. Нарисовал Касием, оран-утан, о котором уже говорил, и виды обеих рек – Кахан и Индау.

По берегу растет пояс панданусов. Холм Тина-Хабан изобилует свинцом, который уже один раз начинали разрабатывать.

Странное здесь положение женщины, одной среди стольких мужчин. Я думаю, в Европе это было бы невозможно, но ислам или старинные обычаи малайцев ограждают мужа от конкуренции.

Мохамед-Али, Касием и еще другие желают сопровождать меня в Пахан. Вообще замечаю, что европейцы здесь пользуются большим уважением и о них более высокого мнения, чем в голландских колониях, может быть, – вследствие разницы голландского и английского характера, может быть, потому, что европейцев здесь меньше знают.

Вчера мои люди были чересчур веселы, хохотали, громко кричали, так что я сказал Дюбусу, малайцу, который меня сопровождает в качестве главы людей, что я подобного шума не желаю; вследствие чего, когда я сошел в яло, люди очень притихли.

Хотя было шесть гребцов, мы подвигались вдвое медленнее, чем когда спускались по реке, имея только троих. Я решил остаться ночевать в пустой хижине, которую заметил на пути из Лундана в Индау. Мы достигли ее только с наступлением темноты, но лунный свет был совершенно достаточен, чтобы поужинать и устроить ночлег. Я остался в яло, завесив обе стороны от ночного ветра и сырости. Люди отправились спать в пустой сарай, служивший прежде людям, которые резали и сушили ротанг.

[18] января. Разбудив людей около 5 часов, я сказал им, что отправлюсь в 6 часов.

Вследствие неосторожности, или это было сделано нарочно, огонь костра, который ночью горел под навесом, перекинулся на крышу; она вмиг запылала, и минут через 10 от нее не осталось и следа. Так как речка, по которой мы намеревались подняться, запружена во многих местах стволами, под которыми приходится проезжать, пришлось снять кадьян. Речка была значительно уже вчерашней. На стволах деревьев, которые свешиваются над нею во многих местах, я мог заметить следы высокой воды дождливого времени. На сучьях, которые отстоят от теперешнего (еще высокого) уровня речки на 5–6 м (смерил сам), висели прицепившиеся во время высокой воды сучья или даже большие стволы. В это время (в месяце Зулькада), продолжающееся недолго (около пяти дней), лес залит. Берег здесь довольно высокий и песчаный. Верхний слой (гумус), скрепленный корнями деревьев и других растений, висит лоскутами над обрывистым, подрытым водой берегом. На берегу находилось несколько пондо малайцев, которые режут ротанг, и оран-утан, временно живших здесь; теперь по случаю беспокойного времени нет никого.

Несколько раз мне указывали на места с вырубленными большими деревьями, покрытые мелким кустарником, – прежние селения оран-утан и малайцев. Одно такое место называется Кубурдато – большое древнее поселение малайцев, которых жило здесь большое число, даже древняя резиденция махарадьей иохорских. Мне сказали, что есть и гробницы, но, когда я их пожелал видеть, оказалось, что они совершенно заросли лесом и никто не знает дороги.

Речка Кахан разделяется на два рукава – Кахан и Маде, и хотя кампонг, куда мы направлялись, лежал на р. Маде, мы продолжали путь по р. Кахан, которая стала еще уже, но она все же предпочитается Маде, почти совершенно запруженной стволами. Из Кахана мы выехали в ручьеобразный рукав Кахан-Кудон, который был не шире 4 м и в некоторых местах еще уже, при ³/₄ м глубины. Наш довольно большой яло еле-еле мог пробраться через узкий пролив. Особенно были несносны колючие хвосты Calamus, который, однако, составляет значительное богатство этой страны, хотя он не может сравниться по значению с ее минеральными богатствами. Здесь в торговле различают три рода ротанга. Ротан-тавар – очень гибкий, у которого длина доходит до 40 дена; ротан-смамбу, из которого делаются палки, копья, крепкий и значительно толстый, и еще один, которого названия не помню.

Из Кахан-Кудон мы въехали, наконец, в р. Маде, которая так же широка, как и Кахан. Проехав оставленные три хижины оран-утан, которые были сравнительно довольно тщательно построены, мы встретили прау, нагруженное мужчинами и женщинами. Мне сказали мои люди, что хорошо было бы, если бы я им приказал вернуться в кампонг, а то мне долго придется ждать людей. Я это сделал, и пирога вернулась, следуя за нашею, в кампонг. Батен недавно, боясь Палимы, перешел на сторону Пахана. Я нашел три хижины, довольно хорошо построенные, и, спросив денана (нового начальника), приказал ему, чтобы в непродолжительном времени был яло и человек 5–6 для дальнейшего пути. В этом селении живет китаец, который женился на женщине оран-утан. Я приказал позвать всех жителей хижин, которых оказалось немного. Несколько человек имело очень кудрявые волосы, все были малы ростом; жена китайца была бела и довольно миловидна. Хотя ей было не более семнадцати-восемнадцати лет, у нее было много седых волос.

Отсюда, говорят, пешеходной дороги нет, надо отправиться опять вверх по речке в маленькой пироге.

Говорят (но только говорят), пути – два дня по речке и два пешком.

Вечером великолепный лунный свет.

[19] января. Маде. Голова болит, может быть вследствие дыма, которым пришлось наполнить хижину, чтобы избавиться от комаров вчера вечером. Люди явились аккуратно утром, часам к шести. Пока я рисовал, почти все население обступило меня. Семья денана отличалась красивыми лицами ее членов, особенно женщин и детей. Между ними находились две девушки, в которых заметна была китайская примесь, как, напр., у очень светлой жены китайца, о которой я уже говорил. Когда я отправлялся, все вышли провожать меня, прося, – кто лекарств, кто сказать махарадье об их бедствиях от Палимы Кичиль. Я был рад заменить говорливых и шумливых малайцев тихими, но деятельными оран-утан, которых ловкости я часто удивлялся.

Довольно узкий, очень плоский яло вместил 9 человек, багаж и провизию, хотя после этого его борта посредине отстояли всего сантиметров на десять от уровня воды. Так как воды в речке было немного, то приходилось толкать яло шестами, что делали с большим искусством двое оран-утан. При этом надо было не только соблюдать равновесие, но также часто обрубать нависшие ветви и колючие хвосты Calamus. Денан Нианта был особенно замечателен своею ловкостью. На груди, спине и лице у него виднелись шрамы от когтей тигра, с которым он встречался уже три раза. Последний раз тигр напал на него утром в нескольких шагах от хижины. Он шел, сопровождаемый своей маленькой дочерью, за дровами, когда тигр бросился на него и нанес ему много ран, хотя и неглубоких. Нианта убил его парангом, но раны заставили его долго пролежать. Тигра съели соплеменники Нианты. Я купил у него череп, который зарыт недалеко от хижины и который Дюбусу перешлет мне.

Речка была мелка и очень запружена заборами из повалившихся деревьев, которые приходилось прорубать, что очень замедляло плавание. Стволы, которые приходилось прорубать, были часто около одной четверти метра в диаметре. Для этой работы служил топор довольно странного для европейца образца, который, вероятно, сохранился от времен каменных топоров, которых существование еще помнят (Кратон), но которые теперь совершенно вывелись из употребления. Он имеет гибкую рукоятку, что, вероятно, увеличивает силу удара. Подобные топоры встречаются также на Яве, в лесных местностях.

По этому пути уже более года не проезжал ни один малаец, не говоря о европейцах, из которых здесь не был ни один. Поэтому нам приходилось расчищать дорогу. Я удивлялся работе двух оран-утан: весь день поочередно они работали то топором, то шестами.

Так как ночь надо было провести в лесу, то я остановился в 4 часа, чтобы построить пондо. Вечером шел дождь, но я поместился под своим пондо. Хотя было очень узко, но зато сухо. Я пообедал внизу. Ночью же на вещах, хотя немного труся тигров, уместился на ящиках Ахмат и, несмотря на дождь, проспал великолепно.

[20] января. Речка еще более была запружена заборами. Тот, кто знаком с первобытным лесом, поймет, если я скажу, что, для того чтобы проехать по речке, мне приходилось прорубать дорогу для пироги, как в чаще леса; потому, сделав 6 часов пути, нам пришлось употребить более двух с половиной на рубку. По берегам и в лесу здесь растет громадное количество… [пропуск в оригинале. – Ред.]. Туземцы отличают здесь до двадцати различных видов, некоторые из них достигают длины 40 сажен.

Я наблюдал сегодня моих спутников, оран-утан, сравнивая их с Ахматом; для меня примесь папуасской крови несомненна. Эти физиономии с толстыми оттопыренными губами и плоским широким носом очень похожи были, особенно в профиль, на Ахмата, даже цвет кожи был одинаков.

Устроил сегодня очень удобную хижину, даже в два этажа.

Воздушный дворец этот был построен часа в полтора, очень крепко и просто. Ночью шел проливной дождь. Думал о Л. и о музыке.

[21] января. Нельзя было по случаю дождя отправиться дальше до 8 часов, почему я занялся расспросами оран-утан и вот что узнал. Здешние оран-утан, будучи в близких сношениях с малайцами, потеряли много своих старых обычаев, не употребляют сумпи-тана, совершенно забыли свой старый язык, строят хижины и живут почти совсем как малайцы; некоторые даже приняли ислам. Даже китайцы часто женятся на девушках оран-утан. Вследствие войны с Паханом много оран-утан выселилось в разные места. Вероятно, скоро это племя здесь отчасти сольется с малайцами, отчасти исчезнет.

Как только дождь перестал немного, я отправился далее. Хотя мне люди сказали, что место, откуда нам надо было идти пешком, очень недалеко, но мы употребили более трех часов, чтобы добраться, беспрестанно задерживаемые дождем и заборами. Это место, называемое Быбан, было очень удобно, образуя песчаный мыс, окруженный с трех сторон изгибом речки.

Выглянувшее солнце и ветер позволили высушить мокрую одежду и одеяла, хотя не надолго, потому что ночью опять пошел дождь.

[22] января. Переставший дождь позволил нам двинуться в путь. Трое оран-утан и малаец были очень обременены моими вещами, которые несли обыкновенно 6 человек. Лес был очень болотист; между невысокими холмами в некоторых местах приходилось идти по колено в болоте. Прибавим к этому удовольствию многочисленные шипы Calamus и других колючих растений и проливной дождь, который по временам делал лес еще мокрее. Особенно трудно было людям с тяжелыми ношами, так что пришлось к часу, приказав людям построить на ночь пондо и задержав двоих, послать других в деревню оран-утан, которая находится не слишком далеко, за людьми, самому же с вещами остаться до завтра здесь. Ноги очень распухли, и рана от шипа, которую я получил в лесу Кратона, болит. Хины нет, и вряд ли сегодняшняя прогулка пройдет даром.

[23] января. Лег вчера с заходом солнца, и хотя вообще спал хорошо, но ночью чувствовал несколько раз холод, несмотря на фланелевую одежду и шерстяное одеяло.

Утром вместо риса позавтракал саго с чаем. Рис по неосмотрительности Дюбусу очень нехорош, люди вчера и сегодня перебирали его. Удивляюсь такому терпению, но для них еда – важнейшее дело.

Людей ожидаю только к полудню, но решил отправиться в деревню: чувствую пароксизм и не желаю остаться больным здесь.

[24] января. Вчера люди не пришли. Я провел почти все послеполудня в ожидании их. Досадно было раскладывать уже совсем к походу готовые вещи, но, когда стало темнеть, а людей еще не было, – пришлось.

Так как днем шел несколько раз дождь, в лесу было очень сыро и я страдал от лихорадки, то я придумал себе очень удобный при этих обстоятельствах ночлег: зашнуровал по обеим сторонам каучуковые одеяла и проспал отлично в этом каучуковом футляре. У людей вышел весь рис, хотя уже два дня, как я уступил им свою порцию. Я им приготовил сам (так как никто, кроме меня, не умел этого делать) род полужидкого студня из саго с солью и сахаром. Затем, сделав довольно удачный портрет оран-утан Лосо с очень типичною физиономией и записав размеры его головы и лица, я приказал всем отправиться в соседнее (?) селение за провизией. Теперь сижу один и наслаждаюсь тишиной и уединением. Я сказал – тишиной, но в лесу не тихо, только нет этого назойливого, мне часто противного житейского шума и говора людей.

Пока я рисовал Лосо около получаса, он сидел замечательно неподвижно на корточках, с вывернутыми внутрь ступнями ног, и, чем дольше продолжался сеанс, тем более оттопыривались его губы и глаза становились уже. Цвет его кожи почти совсем сходен с цветом кожи Ахмата.

Люди здесь (оран-утан и малайцы) совершенно соглашаются со мною, когда я им говорю, что прежде у всех оран-утан волосы были такие же, как у Ахмата, но что, смешиваясь с малайцами, они получили понемногу другие волосы. При этом прибавляют, что там-то и там-то (всегда почти указывая на более дикие, обособленные племена) в Пахане (около р. Текам), по левому берегу р. Индау и в горах есть люди с такими волосами.

Мое одиночество – сегодня еще недостает съестных припасов – напоминает мне берег Маклая, и я нахожу, что положительно чувствую себя отлично во всех отношениях при этом образе жизни. Чем долее я живу в тропических странах, тем больше они мне нравятся. Лес, который меня окружает теперь, так хорош, что не только описать его не могу, но даже не могу подыскать для него подходящего прилагательного, поэтому употребляю самое обыкновенное. Несколько раз, несмотря на безветрие, я слышал сегодня падение больших деревьев в лесу, что я уже замечал на Новой Гвинее. Деревья падают от старости, без особенных, как кажется, причин для такой катастрофы.

Сегодня в первый раз видел в лесу очень большую змею, футов двенадцати или даже более длины, в нескольких шагах от меня, но она так неожиданно выползла и потом, грациозно изгибаясь, переплыла речку и скрылась в чаще, что я не успел разглядеть ее; знаю только, что она была значительной длины и что ее движения были изящны.

Люди не вернулись к вечеру; шел проливной дождь, огонь погас. Я был голоден, но нечего было есть. Должен был, как только начало темнеть, ухитриться устроить себе помещение на ночь, чтобы не промокнуть. Было очень темно, когда я был разбужен шумом в кустах, затем всплесками воды в речке у самого пондо. Какое-то животное пришло пить. Вспомнив виденную утром большую змею и вчера виденные свежие следы тигра, я машинально вынул револьвер из чехла и ощупью удостоверился, что он заряжен. Однако же ночью никаких приключений не было, кроме порывов свежего сырого ветра и нескольких капель дождя. Досадно было, что не мог развести огня; спичек не было, хотя каю-лара было немало. Я еще не приобрел искусства добывать огонь a la orang-outan, хотя оно очень простое на первый взгляд. Каю-лара – лиана, которой тонкий ствол употребляют оран-утан для добывания огня. Высушенную, немного заостренную палочку из каю-лара держат вертикально, быстро катая ее между ладонями, как бы желая пробуравить лежащую внизу подобную же палку.

В образованной верчением ямке мелкие опилки начинают тлеть и загораются. Их собирают и, положив на сухую шелуху кокосового ореха, раздувают огонь. Я видел эту лиану несколько раз на р. Маде. Она достигает значительной толщины. Цветов ее не видал. Я видел оран-утан, который в несколько минут добыл таким образом огонь; другие добывают его при помощи бамбука и огнива.

[25] января. 10 часов. Очень голоден. Нет ничего съедобного, кроме сырого саго, сахара и чая, но нет огня, чтобы испечь или сварить что-нибудь.

К 11 часам вернулись трое из восьми моих людей оран-утан еще с одним, который, однако, едва тащился по случаю болезни, с новостью, что из трех людей из соседнего селения Теба двое вернулись с дороги вследствие лихорадки, а третий – с больными ногами – едва мог следовать за ними. Я был доволен их приходом, но еще более обрадовался принесенному ими рису, которого холодного и очень круто сваренного с небольшим количеством соли и перца съел большую тарелку. Нианта отправился по речке за пирогой, Дюбусу – в Иохор-Лама в рума-пасон. Мои люди Сайнан и Ахмат остались в селении.

Нинчи, услужливый малаец, который всегда скоро и хорошо сооружал для меня пондо, уверял меня, что не мог спать, зная, что я один в лесу, и когда я ему рассказал о слышанном животном, он и другие объявили, что это был, конечно, тигр.

Притащившийся больной, конечно, не мог нести вещей. Поэтому ноши, которые должны были нести трое, были очень тяжелы. Тропинка была очень приличная, болотистые места попадались редко, и через ручьи были положены (старанием Ахмата, как мне сказали) стволы для переправы. Было видно, что здесь люди часто ходят: много тропинок перекрещивалось. Мы направлялись все время на юг или юго-юго-восток.

Было около 3 часов, когда, придя к ручейку, на берегу которого стояло пондо, Нинчи предложил мне переночевать здесь, говоря, что до Теба еще очень далеко и что ноша тяжела. Другие были того же мнения; мне очень не хотелось оставаться здесь, пройдя сегодня только три с половиной часа, но я не нес, кроме ружья, никакой ноши, люди же, маленькие, мизерного телосложения, прошли утром такое же расстояние от р. Мыметь, а теперь несли ношу, которую я не думал, чтобы мог нести три часа, уверяли, что им тяжело, и с очень несчастным видом говорили, что еще очень далеко. Я, жалея их, согласился. Построили мне пондо, и я проспал (пролежал и передумал о многом, многих, прошедшем и будущем) от 6 вечера до почти 6 утра.

[26] января. Я выпил немного чаю, так как сахар опять на исходе; мои люди поели рису и закусили испеченною пухлою лягушкой, и мы отправились все на юг. Перешли через многое множество ручьев и несколько раз через р. Теба. К 11 часам пришли в селение Теба, откуда по реке того же имени отправлюсь завтра к рума-пасон Иохор. Здесь я мог высушить мокшее уже столько дней одеяло и белье. Рана от шипа сильно болит, увеличилась и не имеет хороший вид.

Оран-утан здесь немного, все с вьющимися длинными волосами и, как вообще все, малы ростом. Одна женщина особенно поразила меня своею миниатюрностью, она имела на первый взгляд вид 13-летней девочки (рост ее не превышал 1.31 м), с очень жидкими членами. Она имела уже трех детей, и, раскрыв ее саронг, я поверил этому при виде ее длинных дряблых грудей. Другая женщина, которую я нарисовал, также не отличалась ни красотой, ни приятною физиономией, но имела красивые вьющиеся черные волосы, которые падали на плечи спиральными локонами. Она была женою жирного, мясистого оран-утан. Сайнан говорит, что и на Яве часто встречаются такие волосы, что, кажется, справедливо.

Один из здешних жителей напомнил мне своею физиономией капитана Мавары. Я уже много раз в разных частях света встречал физиономии, которые при первом взгляде напоминали мне друг друга. В Батавии, например, племянница Фиц-Фер-Плуг напомнила мне младшую Бётлинг. Один мальчик в Пан-гуте напомнил мне девочку в Амбоине, которая мне нравилась. Этот странный факт я не совсем понимаю.

[27] января. Разбудил людей. Еще не было 4 часов, но все было готово только в 5 часов 30 минут. Отправились. Опять встретилось много преград, но гораздо менее, чем на р. Маде. Мелководье, однако же, затрудняло немного. Встретили на дороге яло с людьми, которые были посланы за мною из рума-пасон. Сперва речка называется Ленью, потом Иохор. По мере того как она становилась шире, стали попадаться признаки цивилизации: огромные стволы, разрубленные на части в 3 и 4 сажени и приготовленные для сплава. Они назначаются для пильной паровой фабрики махарадьи. Через десять часов плавания вниз по реке достиг я, наконец, рума-пасон и был очень вежливо и любезно встречен малайцами.

[28] января. Отправился далее, переменив людей. Цивилизация все заметнее. Лес местами очень порублен, постоянно встречаются прау, там плантации гамбира, там разрабатывают олово. Но везде это китайцы, которые почти исключительно населяют здесь берега, и малайцев сравнительно очень немного. Узнав, что помулу Кота-Тинги находится в отсутствии и желая завтра отправиться на гору Панте, я заехал в деревню этого же имени, чтобы сказать тамошнему начальнику, что мне надо будет завтра утром трех человек нести вещи и что я думаю вернуться из Кота-Тинги ночевать у него, чтобы рано поутру отправиться на гору.

К полудню достигли Кота-Тинги. Уже на берегу виднелись повешенные на ветвях небольшого дерева белые тряпки. Это были панди-панди, обозначающие крамат. Малаец по имени Касим заступал место помулу и сторожа старых гробниц, куда я отправился, позавтракав.

Четырнадцать гробниц находились на небольшой возвышенности, обнесенной низкою оградой из камней, террасе, имеющей форму прямоугольника. Гробницы состоят из продолговатого, обнесенного камнями места с двумя резными колонками. Одна большая – в головах, другая – в ногах, как нисан на гробницах оран-утан. Около одной из гробниц, которая также лучше сохранилась, было воткнуто много панди-панди, стояли три чашки и поднос с угольями и лежали две старые пули. Касим сказал мне, что это гробница султана Махмуда. Орнаменты на гробницах не отличались ни оригинальностью, ни красотой. Почти на всех имелся орнамент, которого значение я узнаю, может быть, у махарадьи.

Последний умерший махарадья похоронен в Сингапуре, куда, как мне сказали, нынешний махарадья приказал перенести несколько старых, найденных в окрестностях гробниц. Вдали виднелись горы, но ближайшая окрестность не была особенно живописной. Часа в 3 я вернулся в дер. Панте.

[29] января. Поднялся часа в 3: не мог спать. Из пяти обещанных людей пришло только трое. Мы были готовы только в 7 часов 30 минут. Через полчаса ходьбы мы пришли к участку леса, который разрабатывали китайцы, срубая большие деревья и пиля на доски. На большом пространстве на тропинке были положены подмостки – доски и немного на верхней стороне стесанные бревна. Около речки Панте, которую мы перешли, был магазин напиленных досок, которые сплавлялись по речке, затем по р. Иохор в Сингапур. Немного далее мы прошли мимо нескольких больших хижин, жилищ работающих, и когда остановились, нас обступила дюжина любопытных китайцев, которым хотелось узнать, откуда я и куда направляюсь. Далее, все идя по подмосткам, мы прошли мимо многих китайцев, которые распиливали громадные стволы, разрубленные на куски, сажени в две или три длиною. Стоя на высоких подмостках, они серьезно и прилежно работали, и даже (характерная черта, отличающая их от малайцев) мое появление редко отвлекало их. Я положительно удивлялся их работе. Вряд ли сорок самых лучших белых работников в два года могут сделать то, что сделали здесь желтые. Их отношение к белым совершенно иное, чем малайцев, и не совсем без основания, хотя оно меня вчера и сегодня очень раздосадовало. Вчера, желая отправить письмо, я думал послать его с одним из больших китайских прау, отправлявшихся в Сингапур, и когда одно из них проходило мимо, я сказал помулу позвать его. Несмотря на его крики, даже на мой зов, китайцы не подумали не только остановиться, но и ответить. Сегодня, чтобы узнать дорогу, я и мои спутники остановились около китайца, который шагах в десяти пилил доски. Нас разделяла полоса редкого леса. Я позвал его, чтобы спросить дорогу; он, не обращая внимания, продолжал пилить. Я еще раз спросил его – нет ответа. Это рассердило меня. Я сказал тогда, подняв ружье, что намерен подстрелить его, если он не придет сюда сейчас же. Это, наконец, подействовало.

Зашли к помулу Драсаб за людьми, знающими дорогу. Это замедлило наше странствие на полтора часа. Опять пришлось упражняться в гимнастике, шагать, карабкаться, балансировать на пнях. Китайцы срубили множество деревьев для плантации. В лесу тропинка была очень приличная, и даже самые крутые места были довольно удобно достижимы. Шел дождь почти все время. У Ахмата был пароксизм лихорадки, но он не падал духом.

Через четыре часа ходьбы от деревни Лепа поднялся я наверх, где анероид показал 1400, но затем надо было еще пройти по хребту на запад-юго-запад к вырубленному месту. Но шел дождь, и нас окружало белое море тумана. Было холодно и сыро.

Месяца четыре тому назад здесь провели ночь четыре англичанина; после них остались полуразрушенные пондо. Одно было снабжено крышей, и я кое-как поместился под ними, очень стесняемый дождем, холодом и болью ноги. Я не взял с собою тарелок и принужден был пить суп из стакана. Иногда ветер прогонял на момент туман; тогда кое-где проглядывал далекий и интересный вид, но это были только моменты.

[30] января. Ночь была холодна и сыра, напомнила мне Петербург осенью. Утром тот же туман. Отправился по хребту к другому вырубленному окну на северо-северо-запад и увидал на минуту гору Мынтах, потом опять все скрылось. С вершины можно видеть от северо-северо-запад – юго-восток. Прождав до 12 часов лучшей погоды, которая, однако же, не наступила, отправился вниз. В 1 час 30 минут был я уже внизу, у речки, а в 2 часа 45 минут у китайцев, где узнал несколько интересных подробностей и выпил горячего чаю. Отсюда один с Ахматом вернулся в дер. Панте, где был встречен Чи-Касимом, который объявил мне, что махарадья прислал за мною сампан. В доме помулу я нашел сержанта, присланного с сампаном. Он сказал, что махарадья вечером третьего дня, узнав, что я достиг р. Иохор, сейчас же послал его и что он ожидает приказаний от меня. Хотя было только 4 часа (я сошел с горы в 3 часа 30 минут), я предпочел остаться ночевать в дер. Панте и завтра отправиться в Иохор.

Чи-Касим очень просил завтра заехать в Кота-Тинги, желая, чтобы я позавтракал у него, прибавляя, что есть гробницы, которых я не видал.

[31] января. Приехав часов в 8 в Кота-Тинги, отправились сейчас же к гробницам.

Проходя мимо хижин, которых было немало, но которые стояли далеко друг от друга, Касим, шедший впереди, выкликал живущих в хижинах, говоря что-то так скоро, что я разобрал только «туан пути» и «кубур». Следствием этого было то, что образовалась целая свита, с копьями, крисами, мечами, которая в известном порядке, по чинам, следовала за мною. Тропинка почти потерялась в лесу, пришлось одному малайцу идти впереди и прорубать путь.

В глухом, заросшем месте я увидал, наконец, террасообразное возвышение – Кубур-Саид. Взойдя наверх, я начал рассматривать гробницы, причем мне сказали, что нельзя шагать через них.

Кубур-Саид состоит из террасы в 1¹/₂ м высоты, 20 м длины и 8 м ширины; на ней три женских и две мужских гробницы. Терраса имеет форму прямоугольника; с одной стороны видны развалины портика. Орнаменты не лишены вкуса. По внешнему виду можно сейчас же отличить женские, мужские и детские гробницы. Кубур-Саид находится совершенно в лесу, но жители предполагают, что здесь было большое селение.

Осмотрев эти гробницы, я нарисовал один из памятников, и мы отправились к третьей группе гробниц, среди которых была гробница бандахары.

На пути к ней мы прошли мимо нескольких холмиков, окруженных рвом, – это также были гробницы. Наш путь лежал по болотистому мелкому лесу, в котором приходилось прорубать тропинку. Гробница хорошо сохранилась. Орнаменты сходны с теми, которые мы прежде осмотрели. На некоторых гробницах я нашел надписи, которые на других были заменены простыми чертами.

Около гробниц малайцы усердно искали прозрачные зерна кварца. Сопровождавший меня малаец жаловался, что около гробниц древних султанов теперь китайцы (нечистый народ) хоронят своих покойников.

Осмотрел плантации перца и вернулся под проливным дождем в дом Чи-Касима, где готов был завтрак.