Текст книги "По следу тигра"

Вышедшего ему навстречу человека Максим сначала услышал, увидел уже потом. Этот короткий, сухой щелчок невозможно было перепутать ни с каким другим звуком. После него обычно следует выстрел, и этот случай исключением не стал. Взметнулась в темное небо стая потревоженных ворон, завыли перепуганные псы. Но зато и «бычки» отстали, отвалили дружно влево и разворачивались где-то в стороне. Отлично, значит, в игру вступила охрана полигона. Ничего себе сторожа – это не гладкоствол, и даже не травмат. Что ж тут у них такое зарыто – нефть, золото, алмазы? Или спецкладбище? Максим мчался вперед в полной темноте, перебирая в голове все возможные версии происходящего. Вариантов было всего два. Первый: его выследили те, кто нашел трупы VIP-охотников в лесу. И второй: он случайно увидел то, что не предназначено для чужих глаз. Черные мешки, конечно, что ж еще. А что в них было, остается только гадать, но явно из-за их содержимого охрана полигона получила приказ стрелять на поражение. Охранник выстрелил еще дважды, потом все стихло, но ненадолго. Снова рев двигателей за спиной, яркие лучи света, разрывающие темноту, и выстрелы – на этот раз слева. И справа тоже грохнуло два раза. Максим рухнул ничком в смердящее месиво, вжался в него и пополз, извиваясь как уж. Преследователи отстали, они потеряли цель и бестолково орали что-то неразборчивое, кто-то снова выстрелил в темноту. Максим полз, не поднимая головы, старался дышать неглубоко и о том, где сейчас находится, не думать. Полосы препятствий бывают разные, их состояние зависит от погодных условий. Зачет по физо пришлось сдавать в зимнюю оттепель, вот и все. Правда, после того, как на полосе потерпел аварию мусоровоз. А вот и он: Максим остановился, приподнялся на локтях, выглянул из-за ближайшего завала. Да, все верно – огромная, неповоротливая махина опорожнялась неподалеку. Потом рыкнула дизелем и поползла по свежей куче навстречу. Максим едва успел откатиться, пропустил мусоровоз мимо, проследил за ним. И едва не угодил под колеса другого – место здесь оказалось бойкое. А вдалеке уже виднелся силуэт третьего, за ним подбирался четвертый… В очереди скопилась вереница машин, они подъезжали и отваливали быстро, одна за другой. Максим вскочил на ноги, отбежал подальше и быстро пошел вдоль мусоровозов. Все они въезжали на территорию полигона через ворота со шлагбаумом, мимо вагончика с охраной. Ну, этих-то сейчас можно не опасаться, они все в «поле», нарушителя ищут. Здесь если кто и остался, то в одиночестве, его можно не считать. А небо уже сереет, скоро рассвет. Надо сваливать отсюда, и пешком уже не успеть. Но можно попробовать доехать.

Максим бросился к проходной, к вагончику охраны, пробрался, пригнувшись, под освещенными окнами и оказался у торцевой стены. Она почти вплотную прилегала к основательному, из бетонных плит, забору. Максим замер в простенке, выглянул из-за угла. Никого, только три легковушки и кузов «запорожца» лежит на боку рядом с забором. Максим подпрыгнул два раза, на третий уцепился пальцами за отогнутый угол пластика, подтянулся и оказался на крыше вагончика. Лег на живот, подполз к ее противоположному краю. Мусоровозы сновали мимо, как гигантские муравьи, пустые стремительно вырывались за ворота, груженые вползали степенно. И все это в ярком свете двух прожекторов, укрепленных на заборе. Тут мышь не проскочит, не то, что человек. Блокпост какой-то, а не въезд на мусорный полигон. А «бычки» те, интересно, тоже здесь въезжали, или через служебный вход? И что ж там такое было, в черных мешках? Хоть возвращайся и вручную завалы перекапывай из любопытства. Максим вжался в холодный пластик крыши и чуть приподнял голову. Движение не замирало ни на минуту, в ворота то и дело въезжали и выезжали тяжелые машины. Эта контрольная точка выполняла все функции одновременно: регистрация транспорта на въезде, взвешивание до и после, и выезд. На предутренние часы приходился пик, максимальная загрузка, и взмыленный персонал по сторонам не смотрел и ни на что, кроме документов и показаний весов, внимания не обращал. Чем Максим и воспользовался – пропустил мимо два «камаза», примерился и одним прыжком оказался на крыше третьего. Здесь уже можно было не опасаться перевеса, машину на выезде взвесили, в документах отметку сделали.

«А эти-то где?» – обернуться и посмотреть назад Максим успел. И тут же присел, вцепился обеими руками в трясущийся металлический штырь на кузове. Преследователи возвращались с неудавшейся облавы, два «бычка» уже въехали на весы, и водитель одного из грузовиков засек момент прыжка. Но, видимо, не понял, какую именно из машин оседлал беглец, и орал теперь не своим голосом, тыча пальцем вперед и вверх.

– Давай, дядя, не стой, – пробормотал Максим. Погоня возобновлялась, и единственное его спасение сейчас было в скорости. Или в смене направления движения. Но по трясущейся крыше мусоровоза не больно-то побегаешь, это не выход. Максим снова почувствовал приступ тошноты, прикрыл глаза на мгновение. Два «бычка» немного отстали, зато вместо них из ворот вылетела одна из иномарок и рванула вперед по разбитой дороге. Грузовики быстро догнали ее, иномарка ловко подрезала первый же мусоровоз, заставила махину остановиться. Что было дальше, Максима не интересовало, он все осматривался по сторонам. Позади идут еще два пустых «камаза», их тоже остановят и обыщут, времени на это уйдет немного. Значит, прыгать надо немедленно, осталось только выбрать, куда именно. Можно вон в тот высокий сугроб на обочине, а можно и в другую сторону.

Максим поднялся на ноги, приноровился к тряске. Хорошо, что дорога тут разбита вдрызг, и машины идут не спеша. Хоть какой-то прок от ни разу за зиму не чищеной колеи. Максим подобрался, как готовящийся к прыжку кот, пропустил идущий навстречу груженый мусоровоз, перемахнул к нему в кузов поехал обратно, распластавшись на крыше и вцепившись пальцами в первый попавшийся под руку выступ. При этом шифровался старательно, голову не поднимал, поэтому увидел только часть представления. Промелькнул мимо синий верх кузова «бычка» донеслись обрывки матерной ругани. Похоже, разъяренный водитель мусоровоза объяснял охранникам, куда им пойти и чем там заняться, а не мешать занятым людям и не нарушать график вывоза отходов. Ему аргументировано и почти корректно отвечали, но окончания дискуссии Максим не дождался. Мусоровоз проплыл мимо, ныряя и взлетая на ухабах, как лодка в шторм, и остановился, занял очередь на въезд. Все прошло быстро, без задержек. «Камаз» зарегистрировали, взвесили, и машина неторопливо вползла на территорию мусорного полигона. Ну, вот, собственно, и все. Максиму осталось только спрыгнуть, отбежать подальше, вернуться в утренних сумерках к вагончику охраны на выезде и повторить маневр. И спокойно уехать в город.

По стенке кузова «камаза» Максим сполз на землю, вернее, на поверхность слоеного мусорного «пирога». И быстро, но не бегом, двинул к забору, в этом месте хилая рабица переходила в бетонные плиты. Дальше, за металлической сеткой, простирался пустырь, а за ним – то ли домики спящего зимой садового товарищества, то ли другие заброшенные строения. Что неудивительно – жить и заводить огород рядом с гигантской помойкой и ручьями тухлого фильтрата желающих мало. Максим добрался до забора без приключений. Было еще достаточно темно, и можно проскользнуть к бытовке охраны незамеченным. Дорога разведана, маршрут известен. Но идти придется снова по смердящим кучам мусора. Заметно, что здесь его пытались сгребать, освобождая место для новых поступлений, но бросили, а отвалы остались лежать там, где бульдозеру надоело перепахивать помойку И между забором и остальной территорией полигона образовалось что-то вроде тоннеля, правда, без крыши. Максим взбежал по откосу, затем снова спустился вниз. Вонять продолжало ужасно. Ничего, бегать ему тут осталось недолго, очередная «маршрутка» сейчас подойдет к остановке. Но надо поторопиться, чтобы не опоздать на ближайший рейс.

Максим пробирался вдоль ячеистой сетки, стараясь не дышать. Отворачивался от груд мусора, делал глубокий вдох, словно собирался нырнуть. И нырял в смесь поднимающихся, словно со дна Гримпенской трясины, газов. Ноги провалились в залежи полусгнившей дряни почти по щиколотку, ботинки и штаны придется выкидывать. Как и куртку со свитером – в этой одежде теперь только бомжей пугать, они такого даже в самом страшном сне не видели. «Все равно гардеробчик менять хотел», – подбадривал себя Максим, пока брел к бытовке на выезде с полигона. Он остановился очередной раз, вдохнул поглубже, да так и остался стоять, набрав в грудь воздуха. Рядом, в двух шагах, по ту сторону забора, среди стеблей сухой травы что-то шевелилось. И пищало – тонко и обреченно. Звуки знакомые, но основательно подзабытые, Максим не слышал ничего подобного уже лет десять, или немного больше. Выдохнул, закашлялся, тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. И тут же едва не свалился, да только не в сугроб, а в затхлую мусорную кучу. Секунд через пятнадцать организм пришел в норму – голова не кружилась, тошнота отступила. Но писк, переходящий в плач, не прекращался. Максим не выдержал, перемахнул через сетчатый забор, кинулся к сухим зарослям. «Так не бывает», – снова сказала дежурная, ответственная за целостность рассудка часть сознания, и тут же умолкла, устыдившись своей неуместности. Бывает, еще как бывает. «Когда же ты родился? Сколько тебе – два дня, три?» – Максим вытащил из снега завернутое в разноцветные тряпки и обрывок ватного одеяла крохотное новорожденное существо – мальчика или девочку, непонятно. Детеныш зашевелился в руках, снова пискнул, но уже громко и требовательно, и разинул ротик, готовясь огласить мир криками протеста. Но силенок не хватило, концерт сорвался, слава Богу. Максим растерялся: что делать дальше? куда бежать? И стоял у забора полигона с младенцем на руках, осматриваясь по-идиотски по сторонам, словно ждал совета.

– А ведь тебя сюда умирать принесли. Кто, хотел бы я знать? Мать, отец? Ничего, это не люди, это мутанты, выродки, так что не переживай. Где бы ты ни оказался, там тебе будет лучше, чем с такими «родителями». Доживи только, очень тебя прошу, – Максим говорил первое, что приходило ему в голову, и все всматривался в сумерки. Вот цепочка следов в глубоком снегу, человек пришел (или пришла?) сюда, оставил ребенка, и той же дорогой вернулся назад. Куда, интересно. Сходить бы, поговорить, объяснить кое-что. И объяснить так, чтобы отбить желание и возможность продолжать род. Из носа снова пошла кровь, тяжелые темные капли упали на обрывок одеяла, и Максим очнулся. Он схватил горсть снега, прижал его к носу, постоял так с минуту. Потом стащил с себя куртку, отшвырнул заляпанное кровью одеяло, завернул малыша в свою одежку. Ветер немедленно прохватил насквозь, заставил двигаться, соображать, действовать. Детеныш орать больше не пытался, только слабо возился в своем свертке и смешно чмокал губами.

Все, что было дальше, походило на цепочку кадров из немого черно-белого кино. Вдоль забора, почти по колено в снегу, потом рывком через дорогу, чтобы не попасться на глаза охране и водителям мусоровоза и бегом, в противоположную от наезженной дороги сторону. Колея тут едва намечена, транспорт ходит редко. Это хорошо, это нам и нужно. Максим пытался бежать, но снова переходил на быстрый шаг, добрался, наконец, до вожделенной дороги, перебежал ее и рванул через пустырь к гаражам. Пронесся мимо недостроенных секций, выскочил на улицу. Отлично, уже почти рассвело, а топать еще далеко, почти через весь город. Да еще и в таком виде – дрянью тухлой, небось, разит за версту, в карманах документы убиенной «элиты», на руках младенец. Про нож за поясом, прикрытый свитером, тоже забывать не будем. В общем, полный набор, на любую статью Уголовного кодекса. Человек со вкусом и опытом подберет такой букет, что двадцать три года за расстрел «мирных» граждан цветочками покажутся.

В размытых снежных сумерках, в тот самый момент, когда ночь окончательно переходит в день, Максим ввалился в приемное отделение городской больницы. Пробежал по пустому гулкому коридору, рванул за ручку одну дверь, другую – закрыто. Зато за третьей слышен звон мобильника и чей-то усталый сонный голос. Максим вломился в просторное, жутко холодное помещение и, не говоря ни слова, положил спящего ребенка на кушетку и принялся разматывать куртку. Врач или медсестра, женщина лет сорока с небольшим, вытаращила глаза и умолкла. Из трубки ей что-то кричали, но ответа не последовало. Она бросила мобильник ринулась к Максиму, а тот уже «распеленал» ребенка, оставил только пестрое тряпье. И обнаружил, что куртка мокрая, ну, это нормально. Все равно выкидывать, черт с ней. Все вещдоки он деловито, на глазах у врача, распихал по карманам штанов и направился к выходу.

– Подождите, – обрела, наконец, дар речи врач, – стойте, подождите! У вас нос сломан! И где…

Вопросов у врача возникло много, но надрывалась она уже в спину «посетителя» – Максим пулей вылетел из кабинета, промчался по коридору, выскочил во двор и, не оглядываясь, рванул прочь, закинув попутно куртку мусорный контейнер. «Мальчик или девочка? Да какая разница», – Максим ухмыльнулся, ворвался в подъезд, нажал на клавишу звонка. Сейчас это единственное место в городе, где можно отсидеться до вечера. Квартирная хозяйка о своем имуществе заботилась, и дверь поставила такую, что замок в ней ножом не вскрыть, там специальные инструменты нужны. Хорошо, что догадался сразу «запаску» сделать, она и лежит теперь в «тайнике» на антресолях. А соседи дачницы люди пожилые, а, значит, бдительные, влезающего в окно человека увидят и незамедлительно сообщат «куда следует». Зато спать они ложатся рано, сразу после окончания последнего сериала. Тогда можно беспрепятственно попасть домой.

Вика открыла дверь, охнула испуганно. Максим принялся сдирать с себя пропитанную гарью, мусорной вонью и кровью одежду прямо в коридоре.

– У тебя вода горячая есть? – рыкнул он, не глядя на Вику.

– Да, – пискнула она, – есть, а что?

– Полотенце дай какое-нибудь, – потребовал Мак сим и бросился в ванную. За наличие горячей воды в кране он был сейчас готов простить Стрелкову половину его грехов. Уставился на свое отражение в зеркале: красавец, слов нет. Грязный, как чума, правая щека ободрана, нос распух, под глазами густые синие тени.

– Что случилось? – Вика просунулась в дверь и бросила полотенце на стиральную машину.

– В лес погулять ходил и заблудился, – не задумываясь, соврал Максим. Хотя почему – соврал? В лесу он действительно был, правда, не по своей воле. Да он много где побывать успел, насыщенный выдался денек и чертовски утомительный. После продолжительных водных процедур он снова посмотрел на себя в зеркало. Гораздо лучше, чем полчаса назад, но все равно плохо. С таким лицом надо сидеть дома неделю, не меньше, пока не сойдут кровоподтеки. А нос цел, тетенька в больнице с перепугу поставила неверный диагноз.

– Ты есть хочешь? – поинтересовалась из-за дверей Вика.

– Да, – ответил Максим, но когда выполз из ванной, понял, что погорячился: хочет он сейчас одного – спать, долго и крепко. Но и сон не шел, голова гудела, а пульсирующая боль не давала провалиться в целительное забытье.

– Анальгин есть? Принеси, пожалуйста. И холодное что-нибудь, – попросил Максим Вику. Она вскочила, вылетела из комнаты, загремела на кухне дверцами шкафов, прибежала назад.

– Вот, – протянула Максиму белую бумажную упаковку и кружку с водой. Максим проглотил сразу две таблетки, залпом выпил почти половину кружки холодной воды, отдал Вике. Она снова вышла, вернулась с двумя пакетами в руках.

– Только это, больше ничего нет. Курица, – она продемонстрировала один пакет, – и овощи замороженные. Но можно снега на улице набрать…

– Этот давай, – показал Максим на пеструю зелено-красно-оранжевую упаковку.

Обезболивающее и шуршащий ледяной пакет на переносице сделали свое дело. Боль отступила, исчезли тяжесть в голове и тошнота, потом потихоньку начали пропадать звуки и образы. Максим успел только выговорить заплетающимся языком: «Вечером уйду», как все исчезло. Вика, кажется, что-то ответила, но глухо, словно из-под потолка. На этом все, наконец, закончилось.

Разбудили глухие голоса, доносившиеся с кухни. Максим сел рывком на диване, поправил сползшее одеяло. В комнате темно, шторы задернуты, из-под неплотно прикрытой двери в комнату пробивается полоска света. Пакет с замороженными овощами исчез, голова не болит, лишь ноет немного переносица. Надавил слегка пальцами на пазухи под глазами, чуть поморщился от боли и прислушался к голосам. Один – знакомый, это Вика говорит что-то строго, как учительница, а второй – тонкий, детский, сбивается постоянно, произнося незнакомые слова. Все понятно, из-за внезапного вторжения занятия английским языком пришлось перенести в кухню. Максиму стало неловко от собственного нахальства: мало того, что вломился с утра пораньше, грязный и злой, как скотина, так еще и все планы девушке поломал. Ну, не все, конечно, но как-то неудобно. Он поднялся с дивана и в темноте принялся шарить вокруг в поисках одежды. Наткнулся на кресло, но ничего в нем не обнаружил, кроме мягкой игрушки – похожего на подушку кота. Рядом с диваном тоже пусто, как и во втором кресле. Максим снова плюхнулся на диван, потом улегся и постепенно припомнил по порядку события сегодняшнего утра. Все верно, груда грязного провонявшего помойкой тряпья частично осталась коридоре, а частично в ванной, под раковиной. А там документы убитых чиновников и Пашкин нож. Максим с трудом поборол в себе желание вскочить и ринуться в ванную. Но удержался – толку-то сейчас метаться, сам виноват. Вся надежда на то, что Вика его барахло не тронула, оставила все, как есть.

– Еще раз повторишь неправильные глаголы, все три формы. И про страдательный залог не забудь. Все, до пятницы, – входная дверь захлопнулась, Максим вскочил с дивана навстречу вошедшей в комнату Вике. Отодвинул ее в сторону, влетел в ванную комнату. Под раковиной пусто и чисто, одежда исчезла.

– А я все постирала, – крикнула из комнаты Вика, – скоро высохнет. Только свитер толстый, он будет долго… – и осеклась, умолкла, полезла в верхний ящик старого полированного серванта. Максим молча следил за ее действиями. Взял из рук у девушки белый непрозрачный пластиковый пакет, заглянул внутрь. Все три красные «корочки» и нож в «скандинавских» ножнах на месте, можно выдохнуть. Или – рано? Черт его знает. Ситуация дурацкая и жутковатая одновременно, как после того выпуска новостей. И объясниться бы надо, но какими словами с Викой об этом говорить? Казнить нельзя помиловать, в общем.

– Извини, пожалуйста, но все это так пахло, – проговорила Вика, и добавила, уже выходя из комнаты:

– Так ты есть будешь?

– Да, сейчас.

Максим забросил пакет на полку в прихожей, вернулся в ванную, умылся, снова полюбовался на себя в зеркало. Обнаружил еще два синих пятна на правом боку над ребрами. Кровоподтеки успели слиться в один, и края его уже желтели. Максим завернулся в полотенце и двинулся на одуряюще вкусный запах из кухни. Замороженная курица давно превратилась в жареную, из овощей получился отличный гарнир. От горячей и сытной еды снова потянуло в сон, а может, таким образом проявлялись лечебные свойства коньяка. Максим побрел обратно в комнату и только тогда заметил в углу, рядом с телевизором свой свитер. Тот раскинулся на полотенце, и пах исключительно стиральным порошком. Похоже, отстирались даже пятна крови, или их просто не видно было на черной шерсти. Все равно – вещичка испытания выдержала с честью и заслужила право пожить еще немного. Остальное висело рядом на батарее.

– К утру высохнет, – Вика вошла в комнату, постояла рядом, присела на подлокотник кресла:

– Хочешь, я к тебе схожу и одежду принесу? Ключ давай.

– Я его потерял, – ответил Максим.

– А как же… – договорить ей Максим не дал, схватил за запястье и рывком притянул к себе. Дальше разговор грозил скатиться к ненужным подробностям, и развитие темы следовало пресечь на корню.

– Да какая разница, разберусь. Я хоть сейчас уйду, если хочешь, – Максим представил себе, как топает в мокрых штанах по морозу. Представила это, кажется, и Вика, она фыркнула, но ничего не сказала.

– Шантажистка, – буркнул Максим и плюхнулся вместе с девушкой на диван.

– Да, я такая, – злорадным шепотом ответила Вика и добавила:

– Я ничего не видела, не открывала. Сложила их в пакет, и все. А нож у отца похожий был, только поменьше. Он его сам сделал, из ножовочного полотна.

Все правильно, молодец. Что делает обычный человек, когда ему в руки по недоразумению попадает боевая граната? Если не дурак, то осторожно откладывает ее в сторонку и смывается за ближайшее укрытие. Ну, а если дурак или хочет посмотреть, как она устроена и что там внутри, то тут и говорить не о чем. Итак, передышка затягивается, она продлится немного дольше, чем он планировал. К тому же голова еще немного кружится и ноет переносица, но это ерунда, остаточные явления.

«Домой» Максим вернулся только к вечеру следующего дня. Побродил немного под окнами, выждал удобный момент и по газовой трубе влез на козырек подъезда. Присел, осмотрелся, подождал, пока из подъезда выйдет «собачник» с таксой с первого этажа и скроется за углом. Потом поднялся, подпрыгнул несколько раз и толкнул плотно прикрытую створку окна. Она распахнулась, Максим ухватился за выступ пластикового профиля, подтянулся, вполз на подоконник, свалился с него на пол. Наконец-то эта прогулка закончилась. В квартире холодно, как в вытрезвителе, темно, холодильник пуст. Зато тайник пополнился весьма ценными экземплярами. Завтра же надо поменять замок, квартирной хозяйке сказать честно, что ключ посеял.

Максим налил воду в чайник, поставил его на плиту, зажег газ. Нашел пульт, включил телевизор. И первым, кого увидел на экране, был Стрелков собственной персоной. Правда, внешне градоначальник больше походил на выпавшего из анабиоза зомби: вроде ходит, двигается, говорит, но как неживой. И смотрит куда-то в неведомую даль, думает о своем, отвечает невпопад. «Вернулся, скотина. Вот и славненько. Достал ты меня со своими дружками-ублюдками, да и не только меня», – притихшие, было, злоба и ярость вновь подняли голову. «Что же тебя из норки вылезти заставило – несчастный, больной на всю голову Букин или оборзевшие охотники? Вернее, то, что от них от всех осталось?» – Максим едва не запустил пультом в телевизор, но вместо этого нажал на первую попавшуюся кнопку Застывшее осунувшееся лицо Стрелкова исчезло, на экране шел сюжет одного из федеральных каналов. Сначала кто-то говорил за кадром, потом нарисовался диктор. Он взахлеб рассказывал что-то, показывал себе за спину, и Максим не сразу сообразил, о чем идет речь. Потом вгляделся в картинку повнимательнее, прислушался к потоку слов и тогда сделал звук погромче.

– Вчера в результате несчастного случая трагически погибли сразу два члена областного правительства. Это полковник в отставке, ныне заместитель министра финансов Пантелеев, и его коллега и сослуживец, министр по осуществлению контрольной деятельности Барков.

Ух, ты, какой сюрприз. Высоко взлетели господа старшие офицеры, нам, простым смертным, отсюда не видать. Об обстоятельствах смерти, конечно, ни слова, как и об успехах в расследовании громкого дела. Правильно, какие уж тут успехи, кого искать, кого опрашивать – бомжей? По городским помойкам и подвалам лазить с криками: «А не выезжал ли кто из вас, уважаемые, недавно в лес на небольшой пикничок? И не пришлось ли вам потом по этому лесу бегать? С чисто оздоровительными целями, конечно. А вы что подумали?» Следствие сразу уперлось в тупик, это видно невооруженным глазом. Вот Стрелкова и выдернули из теплого логова, для усиления, на поиски убийцы бывших подчиненных губернатора, с которыми тот прошел огонь, воду и медные трубы. Толку-то, на что расчет? Что Стрелков одним своим присутствием что-то изменить сможет, или сам землю рыть начнет? А, может, и начнет – обстоятельства смерти черных полковников вынуждают. Стрелков не дурак, он быстро свяжет воедино все события последнего месяца и сделает верный вывод. Но что предпримет, вернее, что противопоставит, об этом пока можно только гадать. А на антресолях лежат уже не три «Тополя», а по суммарному поражающему эффекту эквивалент целой дивизии РВСН. На эти корочки можно сейчас выменять все, что душа пожелает, вплоть до вечной молодости и живой воды. Их Стрелков по приказу генерал-губернатора из-под земли достанет и в зубах заказчику принесет. Или переслать их за границу – в качестве доказательства к рассказу о развлечениях руководителей областного правительства. Тут уж губернатор отставкой не отделается, хотя в последней милости – пистолете с одним патроном для отправки пули в башку – ему, может быть, и не откажут.

Сюжет завершился выражением глубокого соболезнования членам семей погибших от губернатора области и сообщением о том, что похороны состоятся через два дня. О безвременной смерти председателя правления крупного банка обмолвились вскользь, в самом конце выпуска новостей. Максим выключил телевизор, налил в чашку чай, уселся на подоконник. И пока пил чай, ни о чем не думал, но когда чашка опустела, план был готов. Если действовать, то сейчас, немедленно. Добавить в общий бардак и неразбериху изрядную долю паники и неизвестности. И уматывать отсюда, сначала в Москву, потом в Осло. Там ни один губернаторский шакал «исполнителя» не найдет. Нехорошо, конечно, что все пройдет второпях, в спешке, но выбирать не приходится. Завтра надо сходить в этот гадюшник в центре города, еще раз посмотреть, что там да как, входы-выходы, двери, окна и все такое. И за «объектом» неплохо бы последить разок-другой, по маршруту его пройти да на тех, кто рядом ошивается, посмотреть. Пока со стороны. Но стоило Максиму включить свет и пройти мимо зеркальной двери шкафа в коридоре, как план пришлось менять на ходу.

– И куда ты в таком виде собрался? – Максим швырнул чашку в мойку и с досадой грохнул кулаком по краю раковины. Разведку придется отложить.

Ровно неделю Максим ежедневно гипнотизировал в зеркале свои синяки. Из дома выходил вечером, возвращался под утро. Прошел пару раз мимо коттеджей, постоял недолго напротив обгорелых руин. Но внутри пусто, похоже, теперь это место пользовалось у городских бомжей дурной славой. Или все квартиранты остались в лесу. Зато в здании администрации, уже на первом этаже, при входе наблюдалась нездоровая движуха. Чиновники и посетители летали по этажам как укушенные, двери хлопали, телефоны надрывались. По всему видно – барин приехал и приступил к исполнению своих должностных обязанностей, надо, чтобы и подчиненные свою деятельность продемонстрировали. Вернее, прикрыли ее отсутствие имитацией, а это непросто – на имитацию зачастую уходит больше времени и сил, чем на саму деятельность. Но мелкая офисная шушера – это выносливые и изобретательные существа, в демонстрации важности, нужности, а главное – гигантского объема своей работы они достигли сказочных высот. Или глубин, но опять же необычайных, размером с Марианскую впадину и Большой каньон одновременно. По пути на третий этаж Максим встретил штук семь или восемь великолепных экземпляров, прекрасно обученных и применяющих на практике стратегию изображения великого трудового усердия. Охапка документов в руках, перекошенное в бешенстве лицо, прижатый плечом к уху мобильник – чиновники-симулянты различались только по половому признаку, да и то не с первого взгляда.

И на третьем – царском – этаже присутствие хозяина сразу чувствуется. Тишина и благолепие во всем, даже листья фикусов и гигантских китайских роз не шевелятся. Редко-редко потревожит их бегущий мимо рысцой чиновник, заденет ветку уголком папочки. И прошмыгнет за заветную дверь, назвав волшебное слово. Кодового слова Максим не знал, поэтому за церемонией входа-выхода подчиненных Стрелкова на особо охраняемую территорию наблюдал издалека. Сделал вид, что внимательно и с интересом изучает макет перспективного развития города, бродил неспешно вдоль огромного стола, а сам косился по сторонам. Рядом с заветной дверью за столом сидит надутый охранник и прилежно записывает в тетрадочку всех – входящих и выходящих, интересуется целью визита, и даже спрашивает удостоверение. Потом по мобильнику уточняет у кого-то за стеной, ждет ли он гостя. После положительного ответа посетитель расписывается в тетрадочке (напротив своей фамилии, надо полагать) и получает доступ на следующий уровень. Второй охранник пропускает избранного в дверь и закрывает ее. А сама дверь непрозрачная, когда открывается, виден только край ковровой дорожки и угол светлой деревянной двери ближайшего кабинета. Сектор для обзора неудобный, ни черта не разглядишь, и что происходит с посетителем потом – непонятно. Может, его ведут на личный досмотр, а может – на детектор лжи. Но беглого взгляда достаточно, чтобы понять – здесь проходит один из рубежей обороны Стрелкова. Хорошо, очень хорошо, даже замечательно. Занервничал господин черный полковник, меры безопасности усилил, от мира пытается отгородиться. Флаг в руки, как говорится. Эти два мешка с картошкой у дверей – не охрана, а сторожа. Один спит стоя, второй со своего мобильника глаз не сводит, на кнопки жмет. Да еще и наушники в ушах, и музыка в них так орет, что на другом конце фойе слышно. Нет, может быть, настоящие спецы ждут «гостя» там, за дверью, а в приемной Стрелкова сидит целый взвод специально обученных секретарей. Пока не войдешь – не узнаешь.

Максим успел перехватить несколько настороженных взглядов, обошел стол с картонными макетами домов и зданий еще раз и не спеша направился к выходу. Толкнул тяжелую деревянную створку с толстым стеклом, вышел на лестничную площадку. Пошел медленно вниз по лестнице, обдумывая увиденное. Навстречу поднималась невысокая, хрупкая женщина на вид лет тридцати пяти. Синяя куртка с меховым воротником расстегнута, высокий воротник белого, заправленного в джинсы, свитера закрывает горло, каблуки сапог стучат по ступеням, через плечо перекинута черная мешковатая сумка. Женщина смотрела прямо перед собой, тонкие, ненакрашеные губы сжаты и, кажется, прикушены, брови чуть сведены к переносице. Шагает не торопясь, но уверенно, движения короткие и резкие, спина прямая, голова поднята. Максим посторонился, пропустил женщину, обернулся. И двинулся следом за ней, обратно, к чертогам главы города. С таким выражением лица идут убивать либо совершать самоубийство – одно из двух. Второе, как и первое, надо предотвратить – самоубийство тяжкий грех, а в очереди за головой Стрелкова Максим первый, место он занял давно и вперед не пропустит никого. Ни женщину, ни ребенка, ни ветерана Куликовской битвы.