Текст книги "По следу тигра"

Глава 5

«Если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть». И этот кто-то здорово все придумал. Скрыть распространение болезни все равно не удастся, но можно обозвать ее по-другому, чтобы народ не волновался. Это все равно, что скрывать начало эпидемии гриппа – надо просто ставить всем заболевшим диагноз ОРВИ, чтобы не превысить эпидемический порог. Но грипп это вам не сибирская язва, ее возбудитель используется для снаряжения биологического оружия. Для его снаряжения используются некоторые виды бактерий, возбуждающие инфекционные заболевания, принимающие вид эпидемий. Оно является оружием массового поражения и запрещено согласно Женевскому протоколу 1925 года. Только местная власть, похоже, плевать хотела на этот протокол, и не только на него.

Что, собственно, происходит? В городе (или где-то недалеко от него) появляется очаг распространения сибирской язвы. Каков набор обязательных мероприятий в случае обнаружения признаков появления этой болезни? Вводится карантин, выявленные больные животные изолируются, а их трупы сжигаются без вскрытия, и захораниваются по всем санитарным правилам под бетонным саркофагом. А что мы видим здесь? Сибирская язва обзывается африканской чумой, находятся крайние – «распространители» заразы. Власть с блеском демонстрирует заботу о здоровье граждан: ей оперативно удается найти «виновных», показательно их покарать и тем самым ослабить внимание к этому вопросу. А настоящий очаг распространения болезни продолжает успешно функционировать. И это возможно только в двух случаях – или он недоступен, или… Или недоступен, но по другим причинам.

– Корова, говорите? – переспросил Максим. – Корова, корова… А овца? Или свинья? Они тоже могут заразиться этой дрянью?

– Крупный рогатый скот, лошади, ослы, овцы, козы, олени, верблюды, – перечислял, загибая пальцы, Олег потенциальных жертв биологического оружия массового поражения, – и человек тоже, не забывайте. Зато домашние животные – кошки, собаки – к этой заразе мало восприимчивы. Я помню, обстановка изменилась на глазах, новая вводная упала, как снег на голову. «Чтобы дояркой работать – очередь по триста человек на место, – подумал Максим. – По триста человек. Чтобы работать дояркой за две тысячи долларов в месяц. С коровами, которые больны сибирской язвой. Мать вашу, извините за мой французский».

– Олег, я слышал, что где-то здесь, недалеко, есть то ли ферма, то ли что-то похожее, где людям платят сказочные деньги. Вы что-нибудь знаете об этом? – после минутной паузы спросил Максим.

– А, это вы про «Ассортимент»? Это не ферма, там целое предприятие, огромное – с птичниками, коровниками, и еще много с чем. У них там все, как когда-то в колхозах. Девушка одна у нас работает, вернее, работала – туда устроиться пыталась. Поехала, пришла на проходную и говорит: к вам хочу. А ей отвечают – через пять лет приходи, не раньше, тут желающих девать некуда, отбор как в банк или в «нефтянку».

Так, значит, эта легенда жива и активно поддерживается среди местного населения. Зачем, с какой целью? Но опять же – пока не спросишь, не узнаешь. Кого спрашивать? Да самих сотрудников. А где их найти, если живых работников «Ассортимента» в городе в глаза никто не видел? И тот водила-ассенизатор признался, что на территории фермерского хозяйства пусто, как на кладбище. Отсюда вывод…

Дверь во второй тамбур вздрогнула от ударов, послышались раздраженные голоса, крики и ругань. Малышка заржала, встала на задние ноги и грохнула передними подкованными копытами по стене денника. Жеребенок ржал тонко и испуганно, жался к животу разъяренной мамки и еле держался на тонких журавлиных ножках. Лютик вел себя спокойнее, он лишь грыз передними зубами не обитую железом кормушку. Олег схватил винтовку, ринулся вместе с Гоблином к дверям, Максим бросился за ними следом. Замер у двери напротив Олега, сжав в руке рукоять «Макарова». Времени на принятие решения не оставалось, выход был только один.

– Валите отсюда! – рявкнул Максим и выстрелил через дверь. Пуля прошила деревянную створку, крики мигом стихли, зато раздался дружный топот. Нападавшие такого отпора не ждали и коллективно ломанулись назад. Криков и воя не последовало, значит, все целы. Повезло. Гоблин заливался лаем и кидался передними лапами на дверь.

– Так, времени у нас нет. Вы куда остальных лошадей отвезли? И коневозка где?

После вчерашних событий, бессонной ночи и неожиданного финала мирной беседы Олег растерялся: смотрел то на дырку в двери, то на Максима, то на пистолет в его руке.

– Там, – родил он, наконец и ткнул пальцем в продырявленную дверь.

– А лошади? – поторопил его Максим.

– В Еремино, – Олег на всякий случай отступил назад, к деннику Лютика.

– Где это, сколько километров отсюда? Тридцать? В какую строну? Ладно, я понял. Пошли, они теперь не скоро сунутся.

Малышка успокоилась настолько, что позволила взнуздать себя и даже вывести из денника. Зато в проходе уперлась, опустила голову и снова заржала, но уже глухо и грозно. Олег держал ее под уздцы, тащил на себя, умолял и проклинал одновременно, но все зря. А из-за дверей снова доносились крики и вой сирен подъехавших на подмогу полицейских машин.

– Ничего не получится! – чуть не плача сказал Олег. – Она не пойдет!

– Пойдет, никуда не денется, – Максим пролез под брюхом Малышки, ворвался в денник. Жеребенок забился в угол под яслями и не ржал, а тоненько блеял. Рядом метался Гоблин, тявкал укоризненно и толкал жеребенка носом. Со второй попытки Максиму удалось накинуть на голову жеребенка огромный, не по размеру недоуздок и вывести дрожащего малыша из денника. Кобыла всхрапнула, рванула следом, и теперь уже Олег ехал по бетонному полу за лошадью как на буксире.

Максим бежал впереди, распахнул дверь и вместе с жеребенком выскочил на улицу, Олег с Малышкой вылетели следом.

– Назад! – крикнул Максим скакавшему рядом Гоблину, и пес послушался, побежал обратно в конюшню, к брошенному в одиночестве Лютику.

Жеребенок дрожал всем телом, все пытался повернуть голову и заржать, но Максим зажимал ему морду. Олег стащил с себя свитер и замотал Малышке голову так, что закрыл ей даже глаза. Тихо, как воры, они прокрались к разрушенной секции забора, проскочили через нее и оказались рядом с необитаемым, с заколоченными дверями и окнами деревянным домом.

– Туда! – не оборачиваясь, махнул рукой Максим и бросился в обход дома, к полуразвалившимся сараям с противоположной стороны двора. Хлипкая трухлявая дверь после двух хороших рывков за скобу ручки слетела с одной петли. Максим втащил жеребенка в полутемное, заваленное рухлядью и хламом помещение и едва успел выскочить наружу. Малышка с Олегом на поводу влетела в сарай и замотала головой, стараясь избавиться от свитера. Прижатый спиной к стоящей у стены стремянке, Олег вцепился обеими руками в затылочный ремень оголовья лошади и говорил ей что-то негромко и успокаивающе. Жеребенок прижался к боку матери с другой стороны, расставив все четыре тонкие ножки и затих.

– Документы где? Не забудь, понял? Выйдешь отсюда минут через десять, загрузишься в коневозку. Вон туда отъедешь, вниз, к реке, а минут через двадцать выруливай и в объезд езжай, в город не суйся. У переезда Деулинского встретимся. Да все нормально будет, они про тебя через полчаса забудут, – Максим хлопнул побледневшего Олега по плечу и побежал обратно в конюшню. Опрокинул попутно ящик с песком у входа, разбросал, сколько смог, по сторонам, заметая ведущие к забору следы подков на снегу. Потом распахнул настежь обе двери, закрепил надежно в гнездах верхние и нижние штыри, рванул к деннику Лютика. Оголовье здесь, вот оно, на амуничнике, а где седло? Максим вместе с высунувшим язык Гоблином промчался по проходу туда-обратно, заглянул в подсобки. Нашел, наконец, единственное старое спортивное седло, перебросил его через левую руку, рванул обратно. Взнуздать Лютика он успел, и даже положил ему на спину седло, когда снаружи заорали.

– Лучше сам выходи! Ты хоть знаешь, что тебе за это будет?

«Знаю, знаю. Двадцать три года строгого режима. Нашел, кого пугать», – Максим пристегнул первую подпругу, наложил на нее вторую, затянул несильно. Лютик стоял смирно, не артачился, только вздрагивал всем телом от криков, и все ловил губами волосы на голове Максима. Вроде все нормально, окончательно подпруги подтягивают в манеже, после того, как всадник окажется в седле. Но сейчас не тот случай, не до правил. Максим затянул оба толстых кожаных ремня до отказа, и Лютик недовольно стукнул задним копытом в пол.

– Извини, друг, – пробормотал Максим, взял коня под уздцы и вывел из денника. В дверь грохнули и заорали снова, но ничего, кроме яростного лая Гоблина, в ответ не услышали. Он метался между дверями и чужаком-конокрадом, нагло уводившего лошадь из конюшни. Но далеко уйти Максим не успел, добрался только до денника, где еще недавно стояла вместе со своим жеребенком Малышка. В дверь позади уже не стучали – в нее стреляли, и сразу из нескольких стволов. Гоблин молча ринулся к противоположному выходу, Лютик всхрапнул и прижал уши. Максим схватился за гриву лошади, одновременно натянув поводья, уперся коленом в крыло седла, оттолкнулся другой ногой и оказался в седле. Ездить без стремян ему не доводилось давно, а выезд из конюшни верхом вообще являлся «преступлением» и в приличных местах карался объявлением провинившегося персоной нон-грата. Но только не сейчас, не в тот момент, когда тебе стреляют в спину, а лошадь готова вырвать из рук поводья и скакать, куда глаза глядят. Максим пригнулся к шее лошади, ударил Лютика пятками в бока. Для коня подобный выход из конюшни тоже стал разрывом шаблона, но лошадка не подвела. Чуть присела на задние ноги и прогрохотала подковами по бетонному полу, вылетела за дверь. Здесь Максим контроль за лошадью немного потерял, следил только за тем, чтобы самому не врезаться головой в притолоку. Лютик слабину всадника почувствовал незамедлительно, взял резко вправо и понесся к выходу – к арке, ведущей в открытый манеж. И навстречу полицейскому кордону одновременно. Максим успел в последний момент – выбрал рывком внутренний повод, заставил лошадь повернуть голову, притормозить и сменить курс. Лютик от неожиданности остановился, встал на дыбки, повернулся на задних ногах, словно исполнял элемент из высшей школы верховой езды, сделал длинный прыжок и поскакал назад.

Здесь их уже ждали – «проплаченные» специалисты дверь в конюшню выломали, внутри никого не нашли. И обрадовались, увидев, что добыча возвращается, кинулись навстречу. Максим Лютика от «лобового» столкновения увел влево, в противоположную от реки и сосен сторону, заставил перепрыгнуть через ограду манежа и перемахнуть ограду с другой стороны, выводившей к дороге. Как только в седле усидел, непонятно: на втором приземлении Гоблину пришла в голову мысль обогнать Лютика. Лошадь шарахнулась от пса, едва только ее передние ноги коснулись земли. Максим вцепился в конскую гриву, позорно заболтался в седле, словно взявший первый в жизни барьер новичок. И прикрикнул на пса, для которого происходящее было игрой. Зато преследователи были настроены серьезно. Максим успел заметить, что от конюшни отъезжают сразу три полицейских машины. И рации там, понятное дело, тоже имеются, и приметы мерзавца уже переданы всем ответственным за его поимку. Но что они, собственно, кроме спины видели? Правильно, ничего. Только лошадь и собаку. Отличные приметы, лучше не бывает. Флаг вам в руки, друзья.

Но конкурировать в скорости с машиной лошади тяжело, да еще и на таком рыхлом снегу. Лютик постоянно оступался, наст под ним подламывался, и лошадь проваливалась в снег. И уйти-то некуда, вернее, пока некуда, это дальше хороший густой лесок из мрачных осин и ольхи, за ними «железка» и федеральная трасса. Но туда еще надо добраться, уйдя от погони. Машины преследования настигали, одна из них вылетела на встречку и мчалась, воя спецсигналами рядом с первой. Сзади их поджимал «уазик», тоже воющий на все лады. Расстояние сокращалось стремительно, сейчас одна машина вырвется вперед, и «подрежет» беглеца. И как тогда поведет себя перепуганная лошадь, можно только гадать. Вариантов масса – засвечит, понесет, шарахнется в сторону, споткнется и грохнется в придорожную канаву, вылетит под колеса встречного автомобиля.

Максим зажал поводья между пальцами одной руки, вцепился ими в рыжую конскую гриву, вторую сунул в карман, вытащил пистолет. И подтолкнул Лютика, дернул повод, заставив лошадь выскочить почти на середину проезжей части. Лютик послушно выполнил маневр и даже прибавил ход. Дальше – как получится, один Бог знает, чем это закончится, но делать нечего. Максим выпрямился, развернулся в седле, выбросил руку с «Макаровым» назад и выстрелил, не целясь, несколько раз в сторону машин преследования. Лютик словно и не слышал звуков выстрелов, не бросился в сторону, не остановился на полном скаку. Только бегущий рядом Гоблин мотнул башкой, глянул на Максима снизу вверх и помчался дальше. Зато полицейские «форды» повели себя предсказуемо – затормозили синхронно, дружно повернули навстречу друг другу, «поцеловались» передними бамперами, перекрыв дорогу «уазику».

– Жрите, суки, не обляпайтесь! – в восторге проорал Максим. Запихнул пистолет за пояс, взял поводья обеими руками и снова пригнулся в седле. Через несколько минут появилась уводящая в лес дорога, она обрывалась перед полотном «железки». Здесь Максим остановил лошадь, взял, наконец, стремена и сел в седле уже нормально, как положено, по-человечески. Заметил, что Лютик вздрагивает нервно, двигается боком и странно переступает задними ногами. «Спину ему сбил», – поморщился с досадой и похлопал раненого Лютика по шее.

– Прости, друг, прости, давно я так не ездил. Ничего, в Еремино тебе помогут, надо только туда добраться.

Гоблин лежал на снегу, внимательно слушал, что говорит Максим, и тяжко дышал. Но вскочил и побежал следом за всадником – вверх по насыпи, перепрыгнул через рельсы и покатился вниз.

Деулинский переезд когда-то был охраняемым, потом пост убрали, будку постепенно превратили в притон бомжи и наркоманы. От нее остались только стены и крыша, но сейчас этого было вполне достаточно. Ждать пришлось долго, Лютик уже начал замерзать, вздрагивал всем телом и на месте стоять отказывался. Гоблин сидел рядом с Максимом неподвижно, только крутил лохматой башкой. Наконец, из потока машин отделилась белая «Нива» с прицепом-коневозкой, съехала на обочину и остановилась. Из машины выскочил Олег, бледный, взъерошенный, и все никак не мог открыть дверь прицепа трясущимися руками. Лютик в теплую душную темноту рванул сам, Малышка зафыркала недовольно, но дверь и за ней быстро закрылась. Максим затолкал Гоблина на заднее сиденье, сам уселся рядом с водителем. Границу города пересекли без приключений, спокойно выехали на федеральную трассу и двигались в общем потоке машин. Десять километров, пятнадцать, двадцать – все шло благополучно, пока на очередном посту «Ниву» с прицепом не остановил жизнерадостный коротышка-дэпээсник.

– Что везем? – ткнул он полосатой палочкой в сторону прицепа. Олег обернулся, сунулся, было, на заднее сиденье, но там уже давно и крепко спал Гоблин. Уголок набитой документами папки виднелся из-под накрытых хвостом задних лап пса.

– Уйди, – толкнул Гоблина Олег, но пес сделал вид, что ничего не слышит. Дэпээсник начал проявлять нетерпение, тогда вмешался Максим:

– Лошадок больных на мясокомбинат везем, на колбасу. Боюсь, не успеем, по дороге сдохнут. Болезнь какая-то странная – то ли лишай, то ли экзема, то ли язва сибирская, черт его знает. – Дэпээсника от «Нивы» как ветром сдуло, он даже не обернулся посмотреть, как отъезжает машина.

– Не надо так шутить, пожалуйста, – Олег, казалось, вот-вот заплачет.

– Да какие тут шутки. Слушай, мы так и до вечера не доедем. – Максим поменялся с Олегом местами и сам сел за руль. Владелец «Подковы», переживший за сутки столько, сколько обычно человеку хватает на полжизни, немедленно заснул. Еремино оказалось поселком городского типа, сплошь состоящим из длинных двухэтажных панельных домов. На коневозку внимания никто не обращал, Гоблин на чужой территории вел себя спокойно и даже не отвечал на «приветствия» местных дворняжек. Остановились на самом краю поселка, рядом со старым одноэтажным зданием из красного кирпича. Навстречу коневозке выбежали из конюшни две девушки, и Максиму показалось, что они готовы расцеловать лошадей и Гоблина. Максим прошелся по новой, построенной из старого кирпича конюшне, проинспектировал все денники. Малышке с жеребенком отвели большую «комнату», Лютику достался дом поменьше. Все восемь лошадей сытые, чистые, спокойные и любопытные, с новым человеком знакомились охотно. Гоблин промчался по новым владениям, сунул нос в решетчатую дверь каждого денника, а потом улегся на сене. Максим вернулся к деннику Лютика.

– Ты извини, я ему тут холку немного повредил, но так уж получилось, – сказал он Олегу, но тот только махнул рукой.

– Ничего, заживет. Даша завтра приедет, я ей звонил, сказал, что все хорошо, что мы переехали.

– А что еще сказал? – спросил на всякий случай Максим.

Олег оторвался от созерцания поврежденной спины Лютика, посмотрел на Максима слегка безумным взглядом и ответил негромко:

– Ничего, только это. Боюсь только, что они нас все равно найдут.

– Если болтать лишнего не будешь, не найдут. Ты им не нужен, как и лошади, как и больные дети.

«Не тронут они тебя, не успеют», – эту свою мысль озвучивать Максим не стал. Он пошел следом за Олегом в его новое жилье – небольшой, на одну семью дом рядом с конюшней.

– Здесь вам лучше будет, – сказал, прощаясь, на следующее утро Максим, – и вам, и лошадям, и детям.

– Надеюсь, – Олег никак не мог привыкнуть к тому, что все закончилось, и все тряс Максиму руку, благодарил, приглашал в гости и предлагал денег.

– Главное – не болтай, – еще раз повторил Максим и щелкнул по носу Гоблина. Пес не обиделся, лишь мотнул головой и чихнул.

Максим дошел до Ереминского поворота, поймал попутку – длинную дальнобойную фуру, уселся в кабину рядом с водителем. Неразговорчивый мужик с худым небритым лицом процедил сквозь зубы, что едет на ремонт, что начальники – сволочи, а погода дрянь. Максим кивал и поддакивал, а сам не мог отделаться от мысли: то, что он узнал вчера – это война? А как по-другому можно назвать применение оружия массового поражения – сибирскую язву – против мирного, ничего не подозревающего населения? Но были и еще варианты: диверсия, вредительство, а также обычная, но кем-то щедро оплаченная и надежно прикрытая глупость, а также надежда на «авось». На то, что пронесет, не рванет. Еще как рванет, ведь сибиреязвенная бактерия обладает большой устойчивостью к высокой температуре, высушиванию и дезинфицирующим веществам, а сами споры могут сохраняться годами. Откуда же вылезла эта зараза, кто ее раскопал? Раскопал, раскопал… А прежде, чем раскопать, это добро надо закопать, причем не просто так, а в соответствии с ветеринарно-санитарными правилами сбора, утилизации и уничтожения биологических отходов. Похоронить, накрыть крышкой, желательно, из бетона, подступы обнести колючкой и повесить на нее предупреждающие знаки.

«В землю закопал, надпись написал» – крутилась в голове старая песенка, пока Максим брел к дому. Поднялся по лестнице на второй этаж, открыл новым ключом дверь, вошел в квартиру. Холодно-то как, на улице теплее. Не раздеваясь, прошел в комнату, захлопнул неплотно прикрытую створку окна, повернул ручку. И до самого вечера, вернее, ночи прокручивал в голове то, что увидел, услышал и пережил за последние сутки. Но не складывалась картинка, рассыпалась, как в детском калейдоскопе. Не хватало небольшого фрагмента, малюсенького осколка, который не даст узору развалиться. Да еще и подстегивала ехидная, даже издевательская мысль, что этот фрагмент он уже видел, и не так давно. Но либо забыл о нем, либо не принимает давний случай в расчет. Или не считает его важным, или не сосредоточился тогда на происходившем, действовал на автопилоте, или отвлекся на что-то другое.

«Так не пойдет», – пришлось подниматься с дивана, одеваться и брести в кухню. Максим обшарил все шкафы, ящики и тумбочки, пока не обнаружил то, что искал – школьную тетрадку с таблицей умножения на последнем листе и древнюю, с высохшим содержимым стержня, авторучку. Нашелся, правда, огрызок зеленого карандаша. Кухонным ножом его удалось привести в рабочее состояние, авторучка полетела в мусорное ведро. Максим раскрыл тетрадь, пролистал страницы с подробным перечнем благоприятных (и не очень) для посева огородных культур дней за прошлый год. Чистых страниц осталось немного, поэтому особо не размахнешься.

– Так, а теперь давай, по пунктам, в столбик, в строчку – как угодно. Все, что слышал, видел, держал в руках, нюхал и пробовал на зуб. – Максим занес острие карандаша над листом в клеточку и… положил карандаш на стол. С чего начать: со вчерашних событий, с прошлой недели или с первого дня своего пребывания в этом городе? А прошло-то уже больше месяца, и ничего не сделано: Стрелков жив и здоров, продолжает безнаказанно грабить город и делиться с главарем хунты черных полковников. Остановить чиновника сможет только пуля. Доброе слово и кулаки можно рассматривать как вспомогательные средства. Мысли приняли неверное направление, их, как норовистую лошадь, надо держать в узде.

– С начала, – приказал себе Максим, и аккуратно, медленно и обстоятельно составил перечень своих подвигов за последний месяц. В реестре отразил все, вплоть до бесполезного, как показало время, изготовления запасного ключа к несуществующему ныне замку. Круг замкнулся – первым пунктом в списке значился договор с хозяйкой квартиры.

– Не то, – Максим перечеркнул список и начал новый. В нем были только фамилии, должности и семейное положение фигурантов. «Щенок очкастый», Вохменцев, Вован-сутенер, Анжела Стрелкова, припадочный Букин, VIP-охотники. На этом пока все. Не ставить же с ними в один ряд ворюгу Гостева или господина Упырева? Эти ребята – шестерки, третий сорт, что-то вроде сусликов в цепи питания, едят травку и листики, нагуливая жир для вышестоящих хищников. Эти точно к появлению убойной заразы не причастны, не их уровень. А кто тогда причастен, чья вина?

Листки в клеточку покрывались прилежно заштрихованными квадратами, ромбами и параллелепипедами жизнерадостного зеленого цвета. Максим машинально вычерчивал геометрическую фигуру, раскрашивал ее и переходил к следующей. Он снова оказался в тупике, но пока не был готов признаться себе в этом. Перевернул очередную страницу и обнаружил, что тетрадь закончилась.

– Зараза, – тетрадь отлетела к плите, карандаш упал на пол и откатился к плинтусу. Вот именно, что зараза, да еще какая. Но откуда может лезть эта дрянь? Лабораторий закрытых в городе нет, значит, случайный выброс в атмосферу облака спор сибирской язвы, как в 1979 году в Свердловске, исключается. Да и там тоже не все понятно: по одной версии причиной эпидемии стало именно попадание в атмосферу спор сибирской язвы из военно-биологической лаборатории военного городка, расположенной в одном из районов города. Причиной стала халатность персонала лаборатории: прежде, чем приступить к работе, люди не включили защитные механизмы, а именно не установили в вентиляции фильтр. Руководство лаборатории до последнего скрывало факт халатности своих сотрудников. И созналось, лишь будучи припертым к стенке людьми из «органов». Другая версия гласила, что в Свердловске имела место не больше, не меньше, как успешно проведенная диверсия, даже диверсионно-террористический акт со стороны иностранных государств против тогдашнего СССР. В пользу этого варианта говорило множество фактов: и наличие нескольких очагов выброса, расположенных вдоль искусственной ровной линии, имитирующей направление ветра, и западное, «штатовское» происхождение штаммов возбудителей заразы, и еще много чего.

Тогда, после первого смертельного случая, изначально объявленного результатом пневмонии, до начала всеобщей вакцинации населения, прошел почти месяц. И умерло от болезни по одним данным – шестьдесят пять человек, по другим – более ста. Причем последний заразившийся умер через два месяца после того, как о начале эпидемии было объявлено официально.

Но с тех пор прошло больше тридцати лет, а сейчас-то что происходит? Да все, что угодно, вплоть до привоза в город зараженного мяса. Кстати, именно эта версия тогда, в Свердловске, была признана официальной. В местной прессе появились публикации с предостережением жителей против заражения кожной формой сибирской язвы в связи с потреблением мяса зараженных животных. Это же сообщение каждые два часа транслировали по телевидению. На стенах домов были расклеены плакаты с изображением коровы и надписью «сибирская язва». А что сегодня? «За каждым торгашом бегать будешь?» – Максим вскочил и зашагал по кухне. Пересек тесное помещение раз, второй, третий. Вонь с горящего мусорного полигона просачивалась даже сквозь микроскопические щели пластиковых окон. И спасение от нее было только одно – бежать отсюда куда подальше. Или провести большую часть оставшейся жизни в респираторе. Горящий мусорный полигон… жуткий запах гниющих отбросов… люди в респираторах рядом с машинами… черные пластиковые мешки…

Максим подобрал с пола тетрадь, разорвал ее в клочки, вышвырнул их в ведро. Все, она свое дело сделала и больше не нужна. Как и отправившийся следом за изрисованными обрывками карандаш. Все стало понятно и просто. Люди, выносившие из машин мешки из черного пластика, боялись не запаха, а инфекции. Возможно, и сами не знали, какой именно. Правильно боялись, между прочим: бациллы сибирской язвы могут попасть в организм человека и через слизистые оболочки дыхательных путей, а не только через поврежденную кожу. Значит, в одном из тех мешков и была туша коровы, чьи симптомы болезни описал Олегу представитель ветнадзора. А поскольку прием трупов павших животных на полигоны твердых бытовых отходов не допускается, то и делалось все, как и положено в таких случаях, в темноте и без свидетелей. И при внезапном появлении Максима «исполнители» получили приказ стрелять по цели, желательно – на поражение. Вот, собственно, и все: зараженные туши скрыты под многометровыми залежами мусора, пожар на свалке устраивается регулярно, истинный очаг распространения заразы неизвестен, зато «виновные» показательно выпороты. «И если кто-то скажет, что Стрелков не причастен ко всему этому беспределу, я за себя не отвечаю. Интересно, сколько рейсов после меня они успели сделать? А до?» – Максим выключил на кухне свет, подошел к окну. Темень, как в космосе, не работает ни один фонарь, отдельные огоньки видны далеко, за лесополосой и «железкой».

«Крупный рогатый скот, лошади, ослы, овцы, козы, олени, верблюды» – ну, оленей и верблюдов с ослами можно оставить в покое, они тут явно ни при чем. А вот словосочетание «крупный рогатый скот» наводит на определенные размышления. «Там хозяйство фермерское, то ли матери мэра нашего принадлежит, то ли жене – черт их всех разберет. Но там у них все как надо, как раньше в колхозе. Чтобы дояркой работать – очередь по триста человек на место». Как раньше в колхозе. Принадлежит матери или жене Стрелкова. Вот вам и ответ: все, до чего дотрагиваются особо приближенные к мэру люди, а уж тем более его родственники, по определению превращается в то, чем почти месяц назад залили барак гастарбайтеров. Свиное, коровье, куриное и прочее.

– Шиншиллы и крокодилы, – ворчал Максим, в очередной раз укладываясь спать. – Давненько я не брал в руки шашек. Вернее, не был в зоопарке.

Информационная подготовка к вылазке заняла меньше времени, чем он рассчитывал. Полумертвый сайт предприятия сообщал, что у «Ассортимента» в собственности почти двенадцать тысяч гектаров земли. На ней четырнадцать свинарников, двадцать один коровник, собственная бойня, летние откормочные площади и еще много всего полезного, нужного и важного. На территории предприятия находится гараж, кузница, мехмастерские со станочным парком, стройцех со строительной техникой, столярный цех, склад стройматериалов. Вкладка «О нас» лаконично сообщала, что «Ассортимент» занимается производством мяса и полуфабрикатов из него, а также недавно приобрел земли заброшенного совхоза, чтобы вдохнуть в них новую жизнь. Этой строке из раздела «Наши новости» от роду было полтора года. В разделе «Контакты», кроме схемы проезда, Максим обнаружил единственный номер телефона. По нему отозвался автоответчик и заявил, что набранный номер не может быть вызван. На этом серфинг по сети закончился. Как и говорил Олег, предприятие располагалось далеко от мусорного полигона, а буфером между ним и райским уголком, где простым работягам платят по две тысячи долларов ежемесячно, являлся город. Схему проезда к сказочному предприятию Максим «сфотографировал» и тут же прикинул, откуда завтра лучше стартовать.

Получалось, что от городского рынка, там конечная остановка многих маршруток, рядом граница города. До совхоза, на землях которого и раскинулся «Ассортимент» можно добраться пешком. Сначала вдоль «железки» до дачной, почти необитаемой в это время года станции, а дальше через лес. Ну, что ж, так тому и быть, завтра, с утра пораньше в поход. Вернее, в рейд по тылам противника.

Вика на звонок ответила сонным и простуженным голосом. Сказала, что заболела и лежит с температурой.

– Тебе что-нибудь надо? А то меня завтра в городе не будет, – Максим вспомнил подзабытую легенду о несуществующей фирме, приславшей его сюда проводить маркетинговое исследование рынка.

– Нет, пока все есть, спасибо. А ты к вечеру вернешься? – поинтересовалась Вика и расчихалась. И, кажется, не расслышала ответ: «Не знаю».

– Ты позвонишь? – полуутвердительно спросила она.

– Да, когда вернусь. – Максим нажал клавишу отбоя, убрал телефон, расплатился с официантом и направился к своему «дому». Надо подготовиться, собраться с мыслями и еще раз мысленно повторить маршрут, вернее, его схему. Завтра придется действовать «с листа», во многом импровизировать, во многом полагаться на собственное чутье, интуицию, опыт и везение. Без везения никуда, в заварившейся каше оно почти основной ингредиент. И из вороха полученной информации Максим выудил только одну нестыковку: если верить устаревшей информации, то всего у предприятия в собственности было почти полторы тысячи голов разной скотины. Это не считая спецтехники, транспорта и прочих нюансов. С этим не вязались всплывшие только вчера вечером в памяти слова, сказанные водителем «бочки»: на территории – никого, зато чисто. А где та прорва народу, которая должна обслуживать все это хозяйство? К трактору, например, можно не подходить несколько дней, и с ним ничего не случится. А попробуй не накормить животных, что тогда? Передохнут они в кратчайшие сроки, вот что. «Так не бывает» – пискнул автоответчик в подсознании, и Максим привычно ухмыльнулся. В этом городе очень многое из того, чего не должно быть, происходит регулярно и как нечто само собой разумеющееся. Как снег за окном, например, или дождь. Или удушливый смрад с мусорного полигона.