Текст книги "По следу тигра"

Глава 3

Он позвонил уже на следующий день. Поинтересовался, как дела, как обстановка. По словам Вики, «гости» снова приходили, вернее, подъезжали к подъезду на тонированной иномарке. На этом, правда, все и закончилось – из машины никто не вышел.

– Они вас не тронут, – повторил Максим, потом задал девушке еще несколько вопросов и окончательно выяснил для себя все. Осталось только выбрать место действия, но предварительно прогуляться поблизости, осмотреться. Двухэтажный дом, типичный новодел под старину, Максим нашел сразу. «Башенка», крыша с покрытием под черепицу, окошки разных размеров – от шестиугольных до арочных. Между флигелем и основным зданием – переход со сплошным зеркальным остеклением. Кажется, архитекторы искренне старались исполнить пожелание заказчиков и сделать «богато». Нет, дом нового директора «Техноэкспорта» отпадал – место открытое, неудобное. К тому же на территории «поместья» несколько камер наблюдения, а за трехметровым забором слышен лай сразу двух крупных псов. В общем, сюда соваться не следует, здесь гостей ждут и к встрече готовы. Эффектное появление со стрельбой в планы Максима тоже не входило. Да, честно говоря, приехал он в этот коттеджный поселок не за этим. Вика сказала, что дом директора завода находится рядом с домом Стрелкова. Вот загородная резиденций мэра – действительно крепость. Помимо камер слежения еще и два поста охраны у обоих ворот, и псы на территории. Если хорошенько присмотреться, то наверняка еще сюрпризы отыщутся. Но присматриваться Максим не стал, обошел особняк, осмотрел его. Окна на всех этажах закрыты шторами и жалюзи, признаков жизни не наблюдается. Даже вороны этот двухэтажный дом из красного кирпича стороной облетают, словно боятся чего-то, или брезгуют. За высокими коваными воротами с вензелями тоже пусто, ни машин, ни людей. Господин мэр отсутствует. Похоже, уединился где-то в другом месте. В городскую квартиру он вряд ли сунется, значит… Значит, отбыл к жене, за рубежи нашей необъятной Родины и скорбит о потере вдали от дома. Ничего, он вернется, и вернется скоро. Без него заместители главы доведут город до ручки, вернее, уже довели. Третий день в одном из районов не было ни горячей воды, ни отопления. Это в конце-то февраля! Собрания и поход возмущенных жильцов ничего не дали. В здание городской администрации их не пустили, а ремонтные работы закончились тем, что воду просто перекрыли и на этом успокоились. То ли опасный участок боялись трогать, то ли просто ждали указания свыше. А в двух или трех квартирах уже разорвало батареи.

В город после разведки Максим вернулся к вечеру, уже смеркалось. И, чтобы не терять времени, двинул прямо к бывшей проходной завода. Там перепрыгнул через турникет, промчался мимо проснувшейся пенсионерки-сторожа и оказался на заводской территории. Здания цехов, склады, гаражи, конторы – как город в городе, только народу мало. И машин не видно, проехала через ворота пара грузовых «Газелей», и снова тишина и покой. Зато вывесок полно – «Мир штор», «Мир окон», «Мир дверей», «Мир сантехники», «Мир кухонь» и даже «Мир насосов». Не завод – параллельный мир, а проходная с турникетами – портал перехода. В сумерках мимо скользили люди, как серые тени, Максим уступал встречным дорогу, не забывая отворачиваться, делать вид, что его очень заинтересовали окрестные архитектурные сооружения. Странное чувство возникло у него, будто провалился на несколько десятков лет назад, в славное советское прошлое. Все строения мощные, добротные, построены на века. Под крышей торцевой стены выложена кирпичом дата возведения сооружения, и обязательный кирпичный же бордюр красного или белого цвета. Перед офисными или, как называли их тогда, конторскими зданиями еще сохранились голубые ели, правда, сильно траченные временем и людьми. Верхушку одной перекосило так, что колючие ветки бились о стекло кабинета на втором этаже. А дальше, на небольшой площади перед свежевыкрашенным двухэтажным сооружением, высилась совсем уж ископаемая редкость, даже раритет – доска почета. Пустая, правда. Но не совсем – Максим заметил издалека одинокий, бьющийся на ветру листок. И точно такой же на дверях соседнего строения. «Полюбопытствуем», – Максим подошел, прижал край трепещущего листка к ободранной доске. «Выплата заработной платы будет производиться еженедельно в зависимости от…» – дальше предложение обрывалось, кто-то отодрал край объявления. Так, Вика говорила что-то о листовках. Похоже, этот клочок бумаги – одна из них. А на дверях что? Максим поднялся на неширокое крыльцо. Да, то же самое, тот же текст. С предупреждением – о дне и часе выплаты заработной платы за октябрь будет сообщено дополнительно. Поэтому с вопросами не лезть и занятых людей по пустякам не беспокоить. А если же таковые вопросы возникнут, то оформление недопониманий будет производиться в соответствии с правилами внутреннего трудового распорядка. То есть понимай так: оформление производится сотрудниками, имеющими большой опыт решения неординарных ситуаций в свою пользу. И обладающими сакральными знаниями и наработками в области общения с недопонявшими.

«Оформление недопониманий» – теперь это так называется. А подожженная входная дверь, разбитое стекло, труп кошки – аргументы для недопонявших. Максим прочел текст еще раз, вполголоса повторяя изысканные формулировки. От них веяло хрустом французской булки и переломанных костей одновременно. А еще возникало желание собственноручно, сию минуту откоординировать автора этих строк. Используя уже свой опыт, навыки и наработки.

– Эй, тебе чего? Чего надо? – Максим обернулся неспешно и сделал вид, что испуган. Мужик лет пятидесяти в ЧОПовской форме с многозначительным выражением отекшей физиономии нетерпеливо ждал ответа. И поигрывал так, невзначай, короткой резиновой дубинкой.

– На работу устроиться хочу, – робко ответил Максим, – я в газете объявление прочитал…

– Завтра приходи, сегодня уже нет никого. Рабочий день давно закончился. Ты на часы-то посмотри, – снисходительно пояснил дурачку-посетителю охранник и добавил угрожающе:

– А сейчас вали отсюда, и побыстрее.

– Хорошо, хорошо, – Максим закивал головой и заискивающе спросил:

– А во сколько лучше приходить?

Но охранник уже потерял к нему интерес.

– Да часов в десять, не раньше, – буркнул он и потопал дальше, скрылся за доской почета.

Максим двинулся следом за ним, но на полпути к проходной свернул с расчищенной от снега дороги, пробежал мимо металлических ангаров, обогнул замерзший пожарный пруд и помчался к забору. Все, что нужно, он увидел и запомнил. Входная дверь в здании одна, окна на первом этаже закрыты металлическими решетками. Неплохо бы внутреннюю планировку заранее посмотреть, но это завтра, в процессе координирования. В десять утра, не раньше. Начать придется со специалистов по недопониманиям в соответствии с правилами внутреннего трудового распорядка. Директора оставить напоследок и оформить в последнюю очередь.

Рабочий день начался у Максима задолго до десяти часов утра. Он еще раз прогулялся по окрестностям, прикинул кратчайший маршрут от «конторы» до отличной, удобно расположенной дыры в заборе. Ее закрывал собой контейнер, и если просочиться в щель между ним и покосившейся от времени бетонной плитой, можно оказаться на самом нехорошем участке объездной дороги. Оттуда секунд тридцать-сорок бегом через пустырь до железнодорожной насыпи, дальше лесополоса. А за ней один из главных очагов культуры города – рынок. Барахло, продукты, мебель – все вперемешку, все рядом. Главное – пустырь пересечь и под поезд не угодить. Они тут как из-под земли вырастают, особенно электрички. На пост – у оконного проема на первом этаже полуразрушенного здания – Максим заступил с рассветом. Место не очень удобное, при желании наблюдателя можно заметить. Но уж очень обзор хорош, отсюда контора как на ладони – и вход, и доска почета, и сам фасад здания. Внимание привлекли стерильной белизны пластиковые окна в правом углу на втором этаже, и наружный блок кондиционера рядом. Значит, идти придется сразу наверх, а вот как выходить…

Народу на территории становилось все больше, сотрудники спешили в расположенные по соседству офисы крохотных фирм, жизнь в параллельном мире набирала обороты. Максим отошел от окна, чтобы не засветиться раньше времени, привалился спиной к противоположной стене и отстраненно наблюдал за людьми. Те по одиночке и небольшими группами пробегали мимо, в окнах зданий зажигался свет. Ожила и Букинская контора, Максим насчитал шесть человек, вошедших в здание, посмотрел на часы. Уже десятый час, похоже, это весь офисный персонал. Цех рядом, вон в том длинном строении без окон с гигантскими воротами вместо дверей. Здание вплотную примыкает к «конторе», и вход в него отсюда не виден. Но это неважно, другой дороги здесь все равно нет, и Букин мимо не пройдет. Вернее, не проедет.

Две иномарки въехали на площадку перед доской почета, остановились одновременно. Одна чуть высунула нос вперед, к крыльцу, вторая затормозила в почтительном отдалении. Максим ринулся обратно к оконному проему, вжался в стену рядом и не сводил с машин взгляд. Из первой, с переднего сиденья выскочил невысокий плотный молодой человек, открыл заднюю дверцу, отступил назад. Букин вылезал из машины постепенно, по частям: сначала на снег ступила слоноподобная конечность, обутая в черный лакированный ботинок и черную же штанину с блестящими полосками, нащупала опору, утвердилась на ней. Следом вывалилось туша в длинной белой попоне, над воротником ее нависали водопадом два подбородка, а еще выше, над черными усами – багровая лысина в венчике из остатков растительности. Человечище выпрямился, запахнул на себе разошедшиеся полы попоны, словно закутываясь в простыню, и потопал вразвалочку к офисному зданию. Мелкий, как болонка, охранник вприпрыжку бежал впереди хозяина, второй семенил следом. Букин потоптался на крыльце, вытащил из кармана пиджака орущий так, что звук сигнала слышал даже Максим, мобильник и шагнул в распахнутую дверь. Охранники вкатились следом. Из второй иномарки вышли еще трое, посмотрели дружно по сторонам и тоже скрылись в здании. Максим снова отступил к дальней стене развалин, осмысливая только что увиденную церемонию. Габариты «клиента» впечатляли, сопровождение тоже. Итого пять человек, самого Букина можно не считать. У него кроме массы и размеров никаких аргументов, он не в счет. А с остальными в процессе оформления придется немного повозиться.

Из укрытия Максим выбрался не с пустыми руками, в каждой он нес по основательному обломку кирпича. В два прыжка оказался за доской почета, оттуда бросился к стволу кривой ели. И уже оттуда метнул первый снаряд – он ударил точно в центр стекла передней дверцы иномарки Букина. Второй обломок пролетел чуть дальше, врезался в блестящее крыло машины охраны. Сигнализации иномарок взвизгнули слаженным дуэтом, завыли синхронно, как волки в августе. Из дверей конторы одновременно ломанулись двое, столкнулись в узком проеме, третий топтался позади. Максим вышел из-за елки, подождал, пока охранники просочатся в двери, улыбнулся приветливо. И с двух рук, «по-македонски» продемонстрировал быковатым телохранителям известный со времен античности оскорбляющий и унижающий человеческое достоинство жест. И пока они не опомнились, рванул им навстречу, вильнул вправо, промчался мимо воющих иномарок. По знакомой, дважды пройденной сегодня утром тропе помчался к развалинам. Маневр удался, можно даже не оборачиваться, достаточно топота за спиной, тяжелого сопения и выкриков. Максим пронесся мимо знакомого окна, через которое недавно наблюдал церемонию въезда Букина в его владения, пробежал дальше. Свернул вправо, ворвался в дверной проем, метнулся к стене, вжался в нее и замер. Топот и ругань ненадолго стихли, и в дверь вломился один из преследователей. Остановился на пороге, покрутил головой вправо-влево и упал на грязный пол. Два ножевых ранения в поясницу – прогноз для жизни неблагоприятный. Максим, старясь не шуметь, оттащил убитого к дальней стене, бросил его за грудой строительного мусора. Межэтажные перекрытия обвалились здесь давно, и теперь через дыры в крыше снег падал прямо на пол первого этажа. Охранник упокоился в небольшом сугробе из льда и смерзшихся бетонных обломков. Обыскать убитого Максим не успел – к нему бежали сразу двое. Орали – звали дружка и одновременно угрожали мерзавцу, покусившемуся на святое – транспортное средство хозяина. Но самого негодяя не видели, зато сами были как на ладони. Проскакали через все развалины от одной торцевой стены до другой и вернулись назад. И совещались теперь, что делать дальше. Порешили для начала найти своего напарника, а то он что-то долго не отзывается. Разошлись в разные стороны, побрели в полумраке вдоль стен. Второго Максим «встретил» минуты через три, здесь тоже все получилось быстро и тихо. Тот успел только моргнуть несколько раз и сполз вниз по стеночке, прижимая руки к животу. Максим пнул его в плечо, и телохранитель Букина мешком свалился на пол. Обыск убитого ничего не дал, охранник был безоружен. Странно, а как же они недопонимания оформляют? Силой внушения, что ли? Или витиеватые, хорошо замаскированные угрозы в листовке – преувеличение, а проще говоря – дешевые понты? Похоже, что так и есть.

Третий букинский телохранитель уже волновался не на шутку. Он прекратил осмотр помещения, стоял теперь у пролома в стене и орал. По его голосу Максим слышал, что тот уже жалеет, что повелся на дешевый трюк и очень хочет выбраться отсюда. Но одному страшно, да еще и остальные почему-то не отзываются. Затем решился, наконец, рванул со всех ног назад, к свету, льющемуся из дверного проема. Но остановился на полдороги, вернее, его остановили. Максим пропустил охранника вперед, шагнул из-за полуразрушенной перегородки и рывком зажал ему ладонью рот и нос. Тот дернулся, замычал, попытался укусить душившую его ладонь, но два ножевых удара под лопатку прекратили истерику. Максим вытер нож об одежду убитого. Здесь все, пора возвращаться. Этих будут искать, если уже не начали. Где-то в глубине здания раздалась трель мобильного. Но на звонок не ответили. Тогда зазвонил второй телефон, за ним третий. Максим вышел из развалин, прислушался. Воя сигнализаций не слышно, поблизости никого. Народная тропа пролегала вдали от заброшенного цеха, но осторожность все же не помешает. Поэтому к зданию «конторы» Максим подошел с другой стороны. Иномарки на месте, рядом пусто. Тянуть нечего, надо идти внутрь, нанести уважаемому рейдеру Букину визит вежливости.

Максим взбежал на крыльцо, рванул на себя ручку двери, влетел в небольшой тамбур, распахнул вторую дверь. Длинный пустой коридор уходил в обе стороны. На полу коричневый истоптанный линолеум, стены выкрашены синей краской, двери кабинетов – грязно-белой, давно облезшей от старости. Так, Вика говорила что-то про охрану в кабинете Букина. Скорее всего, кабинет директора находится на втором этаже. Ждать нечего, надо проверить. Прыгая через ступеньки, он помчался по лестнице вверх. Здесь чувствовалась близость барских апартаментов – стены покрыты пластиком, на полу ламинат. На новые двери тоже не поскупились, и, похоже, ремонт здесь делали недавно. Одна дверь приоткрылась, из кабинета вышли две женщины. Максим отвернулся, сделал вид, что изучает стенд с ассортиментом продукции «Техноэкспорта». Тетки, шепотом переговариваясь, прошли мимо. Максим оторвался от созерцания фотографий, помчался по коридору дальше и остановился перед последней дверью. Прислушался к голосам, доносящимся из-за нее. Это, скорее всего, приемная, и один из находившихся внутри стоит (или сидит) недалеко от входа. Второй – чуть подальше, предположительно у окна. Вряд ли помещение большое, хотя черт его знает. Посмотрим.

Дверь открылась сама, и тот, мелкий, похожий на болонку, телохранитель попытался выйти из кабинета. В руках он бережно держал электрический чайник и две чашки. Но попить чайку охраннику не дали – Максим пнул его в живот и влетел следом за ним в приемную. Второй охранник уже приподнимался со стула, и даже задрал полу толстовки, но грохнулся вместе со стулом на пол и больше не дергался. Неудобно сопротивляться с проникающим ножевым ранением в живот. Последний букинский страж слабо шевелился у подоконника, тихо стонал и держался за ушибленный затылок. Его полет закончился у батареи, а радиаторы отопления в старом здании остались со времен его постройки – чугунные, основательные. Поэтому еще три удара об голову охранника они выдержали легко. Максим бросился к входной двери, повернул защелку замка. Все, вход сюда снаружи заблокирован. Да и выход, пожалуй, тоже, придется искать другой путь к отступлению. Со специалистами по оформлению недопониманий покончено. Пора переходить ко второй части мерлезонского балета, тем более что в дверь уже два раза постучали.

Максим осмотрелся – обычная приемная, только оба секретаря лежат на полу. Один почти под столом, скорчившись и прижимая к животу руки, второй – нежно прижавшись головой к батарее. И оба не двигаются, у одного пульс не прощупывается, у второго – слабый, нитевидный, того гляди оборвется. Максим отпихнул носком ботинка чайник, тот покатился по полу и ударился о вторую дверь. Деревянную, покрытую лаком, украшенную позолоченной табличкой с надписью «Генеральный директор». «Ты-то мне и нужен», – Максим ворвался в кабинет. Помещение поражало богатством внутренней отделки, в цветовой гамме преобладали красный и золотой цвета. Шторы, карнизы, светильники и мебель – декор интерьера и обстановка выдержаны в купеческом стиле. А через все помещение протянулся длинный темного дерева стол, и с его дальнего конца Букин пялился на гостя щелевидными глазенками с опухшими веками. Брови его шевелились, как гусеницы, выдавая интенсивную умственную деятельность.

– Кто? – рявкнул он во всю глотку, приподнимаясь в кресле, – кто пустил… – и заткнулся, уставившись на «Макаров» в руке посетителя.

– Конь в пальто. Сядь, скотина, поговорить надо. И не ори, – предохранитель негромко щелкнул под пальцем, и Букин подчинился, плюхнулся на задницу, кожано-металлическая конструкция под ним сдавленно пискнула.

– Что вы хотите? – растерянно поинтересовался Букин секунд через тридцать.

Надо отдать директору «Техноэкспорта» должное: ситуацию он просек сразу, орать и дергаться не пытался, руки держал на виду. Словом, гостя не провоцировал, видя его серьезный настрой и не менее внушительный аргумент в руке.

– Надо бы пару недопониманий урегулировать. И, желательно, сегодня.

Букин понимающе кивнул головой, и оба его подбородка мелко дрогнули. А лысина в редких зарослях медленно раскалялась, словно где-то внутри директорских извилин затеплился крохотный огонек.

– На тебя люди работали, помнишь? Долго работали, честно. И ни черта за это не получили, так? Почему, можешь мне объяснить? – Максим положил пистолет на стол, накрыл его ладонью. И не сводил с Букина взгляд. Тот косился вправо-влево, сжимал кулаки и неприятно хрустел пальцами. Пауза затягивалась. Букин ожил, он же все это время лихорадочно соображал, что означает визит неизвестного. Слова Максима помогли директору определиться. Это, слава Богу, не конкуренты и не коллеги-рейдеры. Все гораздо проще, чем он подумал сначала. Поэтому можно расслабиться – наврать что-нибудь, нагородить с три короба. Не будет же он стрелять, в самом деле. Да и пистолет наверняка не заряжен, так, прихватил для острастки.

– Кто именно? – уже уверенно, даже вальяжно поинтересовался Букин.

– Королева Виктория, например. Сколько ты ей должен за полгода? Ты в курсе вообще, что люди, которых ты на улицу выкинул, кровь сдают, чтобы выжить? За деньги.

– Королева, Королева? – Букин сделал вид, что вспоминает, о ком идет речь, а сам думал только об одном: «Куда все подевались? Где эта свора телохранителей, все пятеро? Почему один вооруженный человек свободно прошел мимо них и теперь требует вернуть какой-то девке зарплату за полгода? С какой стати? Эта дура пусть скажет спасибо, что жива до сих пор. Жаловаться она решила, идиотка. Где они, мать их? Пусть выкинут этого придурка, и поскорее».

Букин приготовился заорать во все горло, но так и замер с разинутым ртом. Черное пистолетное дуло гипнотизировало, не давало отвести взгляд, завораживало. Голос посетителя прозвучал глухо, как через подушку:

– Я тебя сейчас как ту кошку к дверям прибью. Будешь висеть, пока не сгниешь, я об этом позабочусь. Как об охране твоей позаботился. Долг гони, и с процентами.

Максим прищурился, мотнул головой – в кабинете под потолком неожиданно загудела, замерцала лампа дневного света. Букин вздрогнул, зашарил по столу руками и все смотрел прямо перед собой, хоть «Макаров» уже снова вернулся на стол.

– Давай, бегом, – поторопил директора Максим.

Букин засуетился, выдвинул верхний ящик стола, вытащил из него связку ключей. Повернулся к Максиму спиной, принялся перебирать ключи дрожащими руками, потянулся к дверце стоявшего под столом сейфа. Огонек в директорском черепе погас, и несостоявшийся костер покрылся пеплом. Максим заметил, что у Букина побледнела даже кожа на кистях рук, а голова странно дергается и поворачивается ритмично влево-вправо. Лампа над головой снова загудела, как злая осенняя оса, моргнула несколько раз и снова успокоилась. А вот директор «Техноэкспорта» равномерно и методично несколько раз с силой врезался головой в стену, попытался вскочить из-за стола, но помешало огромное брюхо. Стол содрогнулся, телефон, лотки с бумагами, канцелярский набор со множеством ручек и карандашей подпрыгнули, слетели на пол. Букин повторил попытку еще раз, но тяжелый стол устоял. Зато сдалось кресло, оно не выдержало давления, в стойке что-то подломилось, один поручень отвалился, и Букин, вместе с сиденьем и спинкой грохнулся на пол, приложившись о стену затылком. И сидел, неестественно вытянувшись, с запрокинутой головой и закатившимися глазами. Максим вытянул шею, шагнул, было, вперед, но тут у директора начались конвульсии. Он извивался и корчился, словно марионетка, которую дергает за нитки безумный кукловод. По подбородкам на нежно-зеленую ткань рубашки стекали струйки слюны и крови из прокушенного языка, сжатые в кулаки руки плотно прижимались к груди. На эпилептический припадок похоже. Что его спровоцировало, хотелось бы знать? Инфекция, абсцесс головного мозга, застарелая, невылеченная травма головы? Передоз наркотиков или наоборот – отказ от алкоголя, снотворных или успокоительных средств? Любая из этих причин могла стать причиной приступа. Значит, этот Букин еще и на всю голову больной. Таких же на специальном учете держать полагается, как шизофреников и им подобных, склонных к совершению в невменяемом состоянии общественно опасных действий. Способов полно: медикаментозные, например, или методы физического усмирения – изоляция, но с возможностью прямого наблюдения за больным, надевания смирительной рубашки, и прочее. Жаль, что принудительная госпитализация сейчас возможна только по суду. «Психиатрический стационар по тебе плачет, скотина. Тебе в дурке место, а не в директорском кресле. Но я не „скорая“, я сюда не первую помощь тебе оказывать пришел», – Максим отвернулся к окну и ждал, когда все закончится.

Секунд через тридцать или сорок, на завершающей стадии припадка Букин дважды с силой приложился виском о приоткрытую дверцу сейфа. В дверь кабинета уже стучали, и Максим косился в обе стороны одновременно. Надо было уходить, и уходить немедленно, дверь хлипкая, ее выломать – раз плюнуть. Кто-то уже ударил в нее чем-то тяжелым, и на этом, похоже, успокаиваться не собирался.

И вдруг все стихло – в кабинете и за дверью. Максим подошел к скорчившемуся на полу директору, посмотрел на его лицо – глазные щели и рот полуоткрыты, взор безучастный, зрачки широкие, на свет не реагируют. Приложил к его шее пальцы. Вроде готов, что и неудивительно, голова разбита, виски в крови. Проверять некогда – за спиной еще два трупа и толпа за дверью. Там путь отрезан, надо искать другой. Максим убрал пистолет, ухватил Букина за ворот пиджака и кое-как оттащил тяжеленную тушу от стола. Открыл сейф, вытащил несколько перехваченных цветными резинками пачек купюр, запихнул деньги во внутренний карман куртки. Этого хватит в любом случае, даже еще останется. Максим вскочил на стол, с него на подоконник, повернул оконную ручку и распахнул окно и шагнул на узкий карниз. Хорошо, что окно угловое, дальше внизу крыша цеха, правда, проржавевшая, но это ничего, могло быть и хуже. Два шага спиной к стене, три, четыре и – полет вниз, сгруппировавшись в комок, как кошка. Всем известно, что чем выше этаж, с которого она падает, тем больше у нее шансов выжить. В полете она поворачивается так, что всегда приземляется на все четыре лапы одновременно.

Но это кошка, а не человек. Нога подвернулась в последний момент, вернее, соскользнула, и оттолкнуться не удалось. Максим грохнулся на полусогнутые руки, перекатился на бок и едва не заорал от боли в левом плече. Но вскочил, промчался по гнущемуся под ногами металлу к краю крыши, спрыгнул вниз. Рванул дальше, не останавливаясь, не обращая внимания на крики за спиной, петляя между необитаемыми пустыми постройками к спасительному забору. Издалека он увидел знакомый контейнер, бросился к нему, пробрался боком между его стенкой и забором. Плиты здесь разошлись, и щель между ними образовала свободный проход. Максим постоял немного, переводя дух и прислушиваясь, потом вышел на дорогу. Здесь тоже лучше не останавливаться, место глухое, нехорошее, а ненужные встречи, лишние телодвижения и шум сейчас ни к чему. Максим понесся к пустырю, пересек его, вылетел к железнодорожной насыпи и завертел головой во все стороны. Никого, да так и должно быть. Все сделано правильно и быстро, а те, кто его видел, уже никогда ничего не скажут.

По рельсам пролетели навстречу друг другу две электрички, потом прошел груженый товарняк. Пассажирский поезд Максим пропускать не стал, перебежал железнодорожные пути, скатился по насыпи с другой стороны. И уже не бегом, а быстрым шагом направился к рынку. Там, в круговерти людей и машин, в скопище палаток и магазинчиков затеряться легче всего. И только сейчас, уже в относительной безопасности, Максим прислушался к себе – плечо горело и ныло от боли. Но это не перелом, только вывих или сильный ушиб. Дома все будет понятно, но туда пока рано.

Вика ответила быстро, словно ждала звонка. Назвала номер квартиры, и дверь открыла сразу, отступила, приглашая войти. Максим шагнул в прихожую, посмотрел по сторонам, потом на Вику. Она была в двух свитерах – один до колен, в джинсах и толстых носках, на руках перчатки без пальцев. И смотрела выжидающе, но молчала. Потом спохватилась, мотнула растрепанной копной волос:

– Проходите вон туда, там теплее. – И сама пошла по коридору, свернула направо. Максим двинулся следом, вошел в небольшую кухню. На плите горят все четыре конфорки, плюс работает духовка с открытой дверцей.

– Отопления нет, – пояснила Вика, – уже несколько дней. Мы тут скоро вымрем, как мамонты.

– Как динозавры, – поправил ее Максим, вытащил из-под стола табурет, уселся на него. Все чисто, просто и скромно. Мебель старая, родительское наследство, на стенах – вышитые крестиком картины в рамочках. Фикус с подоконника переехал на кухонный стол и обреченно повесил пестрые листья. Максим тронул один кончиком пальца, чуть скривился от болевого толчка в плечо и полез в карман. Две пачки купюр легли одна на другую, он сдвинул их на край стола, в сторону Вики.

– Все в порядке, ничего не бойтесь. Я с ними поговорил, они больше так не будут. А это просили вам передать. Сказали, что здесь зарплата за полгода. Я не пересчитывал, проверьте.

Вика послушно пересчитала деньги, потом взглянула на Максима из-под очков, потом уставилась на две перетянутые резинками пачки и произнесла еле слышно.

– Это не моя зарплата. Здесь очень много.

– Это вместе с премией. И компенсацией морального вреда, – заверил девушку Максим и замолчал.

Все, дело сделано, надо уходить. Да и холодно здесь, как на льдине, даже занавески на окне от ветра шевелятся.

– Спасибо, – тихо произнесла Вика, – спасибо, вы меня спасли. Сколько я вам должна?

– Нисколько. Я сам… – договаривать или объясняться Максим не стал. Поднялся, подошел к окну. Пейзаж знакомый, отсюда она его и увидела, обзор отличный. И рядом с домами, и потом, на тропинке. Случайный фактор в чистом, дистиллированном виде. Ничего не поделаешь.

– Почему так происходит?

Максим обернулся, услышав вопрос.

– Что именно? – но Вика его не слушала, она говорила, обращаясь к фикусу на столе, и смотрела куда-то сквозь стену.

– Почему не работают древние законы – не убивай, не укради, не лжесвидетельствуй? Люди сегодня безнаказанно нарушают их. И мир не переворачивается, планеты не сходят с орбит, огонь и сера не падают на человеческие жилища. Почему справедливости приходится добиваться вот так – силой, шантажом и угрозами? Почему? – Вика опустила голову, и ее плечи вздрогнули. Но от слез или от холода – непонятно.

– Законы работают, их никто не отменял. Это воля природы, воля Создателя. За нарушение всегда придет расплата. Но у меня нет времени, чтобы ждать, когда разгневанный творец начнет восстанавливать справедливость в ручном режиме.

– Почему «в ручном»? – чуть хрипловатым голосом спросила Вика.

– Как – почему? Он законодательная власть, а исполнители законов – люди, те, кто создан по образу и подобию Творца. Да только скурвились исполнители, простите мой французский. В конце концов, чаша переполнится, и тогда достанется всем, и правым и виноватым, агнцам и козлищам.

– Ну, виноватым-то понятно, за что. А правым? Агнцам? Они и так пострадавшие… Многие и не доживут, наверное, до высшего суда…

Максим не ответил. Уже темнело, плечо болело все сильнее. Надо сворачивать визит и топать домой, а этот разговор грозил затянуться. Что толку говорить о высоких материях, недоступных пониманию брошенных на произвол судьбы людей? Как объяснить ей то, что только недавно понял сам: к списку семи смертных грехов добавлен восьмой – моя хата с краю, он же – безразличие и равнодушие. Предыдущие-то грехи были, в основном, телесные. Как сказать о тех, кто отказались следовать своему предназначению – быть подобием высших существ, свели свою жизнь к пережевыванию корма и воспроизведению себе подобных? Да и зачем говорить об этом? Сейчас у всех одна задача – выжить, выкрутиться, а как, каким способом – каждый выбирает для себя сам.